Лебединский Дмитрий Юрьевич : другие произведения.

Яблоко Эдема

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  -- ЯБ­ЛО­КО ЭДЕ­МА
   Пер­вый в на­ви­га­цию 1987 го­да те­п­ло­ход дол­жен был от­пра­вить­ся от при­ста­ни го­ро­да Якут­ска че­рез пол­то­ра ча­са. Плыть пред­стоя­ло вверх по Ле­не, до при­ста­ни Осет­ро­во. Пред­стоя­щее пу­те­ше­ст­вие со­блаз­ня­ло ме­ня воз­мож­но­стью ещё раз уви­деть мес­та, зна­ко­мые мне, где ко­гда-то я жил и ра­бо­тал, и о ко­то­рых, в па­мя­ти мо­ей со­хра­ни­лись са­мые луч­шие вос­по­ми­на­ния. Я ожи­дал от этой по­езд­ки впе­чат­ле­ний, рав­ных нос­таль­ги­че­ским, са­мым пер­вым мо­им впе­чат­ле­ни­ям от по­ра­зив­шей ме­ня поч­ти два­дцать лет на­зад ве­ли­че­ст­вен­ной, и по­тря­саю­ще кра­си­вой ре­ки Ле­ны. В по­лу­пус­том ещё за­ле реч­но­го во­кза­ла сло­ня­лись в без­де­лье бу­ду­щие пас­са­жи­ры те­п­ло­хо­да. Боль­шая же часть их, ли­бо ещё не прие­ха­ла из го­ро­да, ли­бо, раз­гу­ли­ва­ла у при­ча­ла, ос­мат­ри­вая те­п­ло­ход сна­ру­жи, да смот­ре­ла на во­ду, по ко­то­рой всё ещё плы­ли ред­кие льди­ны, и смы­тые с бе­ре­гов кус­ты с еди­нич­ны­ми ство­ла­ми де­ревь­ев. Впол­го­ло­са пе­ре­да­ва­ли тре­во­жа­щие бу­ду­щих пас­са­жи­ров со­об­ще­ния, о яко­бы пе­ре­кры­той ле­дя­ным за­то­ром ка­кой-то про­то­ке, и о воз­мож­ной, в свя­зи с этим, от­ме­не се­го­дняш­не­го рей­са. Зал жуж­жал ти­хи­ми го­ло­са­ми раз­го­ва­ри­ваю­щих ме­ж­ду со­бой лю­дей. Толь­ко один го­лос рвал этот лёг­кий, поч­ти не­за­мет­ный гул, яв­но дис­со­ни­руя с на­строе­ни­ем лю­дей, го­то­вых к спо­кой­но­му и при­ят­но­му пу­те­ше­ст­вию, боль­шин­ст­вом при­сут­ст­вую­щих, на­вер­ное, за­ду­ман­но­му как не­кий по­да­рок се­бе. Этот го­лос был на­ро­чи­то гро­мок, и яв­но пред­на­зна­чал­ся не то­му, с кем об­щал­ся го­во­рив­ший. В уг­лу за­ла, об­ло­ко­тясь о сте­ну пле­чом, и по­лу­обер­нув­шись к при­вле­чен­ным его гром­ким го­ло­сом пас­са­жи­рам, при­жав пле­чом к уху труб­ку те­ле­фо­на-ав­то­ма­та, сто­ял мо­ло­дой, не бо­лее три­дца­ти лет, круг­ло­ли­цый муж­чи­на. Ма­ло­вы­ра­зи­тель­ное ли­цо его бы­ло ли­ше­но вся­кой при­вле­ка­тель­но­сти. Низ­кий лоб, под на­ви­саю­щи­ми на не­го скуд­ны­ми пе­ги­ми во­ло­са­ми, нос кар­то­фе­ли­ной, с про­гну­той пе­ре­но­си­цей, жир­ные тол­стые гу­бы, ма­лень­кие се­рые глаз­ки под при­пух­ши­ми ве­ка­ми, и яр­кие пры­щи по пух­лым ще­кам и под­бо­род­ку. Не очень оп­рят­ная оде­ж­да, вы­да­ва­ла в нём че­ло­ве­ка не­со­б­ран­но­го, и, пре­да­тель­ски под­чер­ки­ва­ла ка­кую-то его внут­рен­нюю не­чис­то­плот­ность, что вы­зва­ло у ме­ня, поч­ти ин­туи­тив­но, не­при­яз­нен­ное к не­му от­но­ше­ние. Бы­ва­ет ведь та­кое: уви­дишь че­ло­ве­ка, и от­шат­нёт те­бя от не­го пер­вым, ещё не осоз­нан­ным впе­чат­ле­ни­ем, ко­то­рое, при слу­чае бо­лее близ­ко­го зна­ком­ст­ва, спо­соб­но, раз­ве что, уси­лить­ся, по­то­му что ищет обыч­но че­ло­век под­твер­жде­ния сво­их пер­вых впе­чат­ле­ний, но не их оп­ро­вер­же­ний. Впро­чем, здесь яв­но гла­вен­ст­ву­ет субъ­ек­ти­визм, и, иной раз, я, слу­ча­ет­ся, бы­ваю не прав.
   Вы­зы­ваю­щая гром­кость го­ло­са это­го че­ло­ве­ка по­не­во­ле при­вле­ка­ла к не­му вни­ма­ние.
   - Ты, Ва­ся, не бес­по­кой­ся, - кри­чал он в труб­ку, - ста­тью о те­бе я на­пи­шу, и при­шлю с эк­зем­п­ля­ром жур­на­ла, в ко­то­ром она бу­дет на­пе­ча­та­на. Бу­дешь всем по­ка­зы­вать, - хо­хот­нул он по­кро­ви­тель­ст­вен­но, - баб те­шить, и му­жи­кам на за­висть... По­ря­док, по­ря­док, ста­ри­на, ты же ме­ня зна­ешь: моё сло­во - за­кон! Ска­за­но, - сде­ла­но!
   По­ве­сив труб­ку, он, всё так же гром­ко, что­бы все слы­ша­ли, бро­сил в про­стран­ст­во за­ла: "Бол­ван!"
   Оп­ре­де­лён­но­го эф­фек­та он дос­тиг. В ше­по­те со­се­дей я уло­вил об­ро­нен­ное сло­во "пи­са­тель", и пой­мал за­ин­те­ре­со­ван­ный взгляд дев­чон­ки лет 16-17. Мне он стал ещё бо­лее не­при­ятен, и я вы­шел по­ку­рить на ули­цу, и, за­од­но, по­гла­зеть на по­груз­ку те­п­ло­хо­да, стоя­ще­го у при­ста­ни. Гру­зи­лись; ни шат­ко, ни вал­ко, как и всё у нас де­ла­ет­ся: под ма­тер­ки и пус­то­по­рож­ние раз­го­во­ры ле­ни­вых груз­чи­ков, ко­то­рых яв­но не мог­ла по­то­ро­пить су­ет­ли­вость ка­пи­та­на и его по­мощ­ни­ка. На­ко­нец, груз был по­гру­жен, и став­ший у тра­па мат­рос на­чал про­ве­рять у пас­са­жи­ров би­ле­ты. По­шел вме­сте со все­ми и я. Свою каю­ту оты­скал в но­со­вой час­ти суд­на, не­да­ле­ко от са­ло­на, при­спо­соб­лен­но­го для от­ды­ха пас­са­жи­ров. В двух­ме­ст­ной каю­те уже рас­по­ла­гал­ся мой по­пут­чик - муж­чи­на лет три­дца­ти, со шки­пер­ской бо­род­кой, и в оч­ках с тон­кой оп­ра­вой, де­лав­ших его ли­цо не со­всем со­от­вет­ст­вую­щим об­ли­ку при­да­вае­мой ими ин­тел­ли­гент­но­сти, че­му бы боль­ше со­от­вет­ст­во­ва­ла не­сколь­ко ина­че по­стри­жен­ная рас­ти­тель­ность на ли­це. При мо­ём по­яв­ле­нии в каю­те, он как-то не­ук­лю­же и су­ет­ли­во под­ви­нул­ся в глу­би­ну её, и вдруг, с из­ви­няю­щей­ся ин­то­на­ци­ей в го­ло­се про­тя­нул мне ру­ку, ска­зав при этом: "Из­ви­ни­те, ме­ня звать Во­ло­дя". Я опус­тил на пол при­не­сён­ные с со­бой ве­щи, и про­тя­нул ему свою ру­ку, на­звав в свою оче­редь се­бя. Он сту­ше­вал­ся, за­ме­тив не­лов­кость соз­дав­шей­ся си­туа­ции, и, кри­во улыб­нув­шись, ска­зал: "Про­сти­те, Бо­га ра­ди, - я не за­ме­тил". Что он не за­ме­тил, он не до­го­во­рил, но, яв­но, имел в ви­ду мои за­ня­тые кла­дью ру­ки, в мо­мент, ко­гда он про­тя­нул мне свою ру­ку для зна­ком­ст­ва.
   - Всё в по­ряд­ке! - за­ве­рил я его, и по­ки­нул каю­ту, да­вая ему вре­мя на окон­ча­тель­ное обу­ст­рой­ст­во. Я вы­шел на па­лу­бу по­смот­реть на от­ход те­п­ло­хо­да от при­ста­ни. С про­щаль­ным рё­вом гуд­ка те­п­ло­ход, мер­но шлё­пая пли­ца­ми ко­лёс по во­де, стал раз­во­ра­чи­вать­ся но­сом к се­ре­ди­не вод­но­го по­то­ка. Кор­пус его скреб­ли ред­кие, до­воль­но мел­кие льди­ны, и сту­ча­ли о но­со­вую часть ко­раб­ля плы­ву­щие про­то­кой пал­ки, и про­чий дре­вес­ный му­сор. Те­п­ло­ход стал мед­лен­но под­ни­мать­ся про­тив те­че­ния. Скуч­ные низ­кие бе­ре­га под Якут­ском не обе­ща­ли ни­че­го ин­те­рес­но­го, и я вер­нул­ся в свою каю­ту, в на­де­ж­де, на­ко­нец-то, уло­жить свои ве­щи. При мо­ём по­яв­ле­нии, мой по­пут­чик встал со сво­его мес­та, и, из­ви­нив­шись, вы­шел из каю­ты в ко­ри­дор. Рас­кла­ды­вая свои ве­щи, я из­влек из сум­ки фо­то­ап­па­рат, ко­то­рым на­ме­ре­вал­ся сде­лать сним­ки наи­бо­лее ин­те­рес­ных уча­ст­ков Лен­ских бе­ре­гов. Осо­бен­но, в этом от­но­ше­нии, ме­ня ин­те­ре­со­ва­ли так на­зы­вае­мые Лен­ские стол­бы: рас­по­ло­жен­ные на реч­ном пра­во­бе­ре­жье утё­сы, со­стоя­щие из при­чуд­ли­во вы­вет­рен­ных, под­ре­зан­ных рус­лом ре­ки вер­ти­каль­ных ка­мен­ных стен. Их си­лу­эты на фо­не не­ба смот­рят­ся за­час­тую как баш­ни ска­зоч­ных зам­ков. Пред­стоя­ло плыть око­ло трёх су­ток. Мест, с ин­те­ре­сую­щи­ми ме­ня объ­ек­та­ми на Ле­не - дос­та­точ­но, и я за­ра­нее пред­вку­шал, ка­кой эф­фект про­из­ве­дут мои сним­ки на при­яте­лей. Од­на­ко же, по мо­ему лич­но­му рас­по­ряд­ку, вре­мя уже при­бли­жа­лось к обе­ду, а ко­гда бу­дет от­крыт рес­то­ран на ко­раб­ле, мне по­ка яс­но не бы­ло. По­это­му, я дос­тал за­ра­нее при­па­сён­ный хлеб, кон­сер­вы и бу­тыл­ку конь­я­ка, за ко­то­рым пу­те­вые зна­ком­ст­ва про­хо­дят лег­че, сни­мая на­пря­же­ние дли­тель­ных уз­на­ва­ний ха­рак­те­ров не­ча­ян­ных по­пут­чи­ков, что по­зво­ля­ет поль­зо­вать­ся до­ве­ри­ем друг дру­га, без осо­бой бо­яз­ни быть не­пра­виль­но кем-то по­ня­тым. Од­ним сло­вом, - бу­тыл­ка, - как ключ к до­ве­рию. Вскрыв кон­сер­вы, и на­ре­зав хлеб, я сколь воз­мож­но удач­но сер­ви­ро­вал стол, по­сле че­го, вы­шел на па­лу­бу в по­ис­ках сво­его по­пут­чи­ка, и на­шел его, но, в об­ще­ст­ве то­го са­мо­го "пи­са­те­ля", ос­та­вив­ше­го у ме­ня не­при­ят­ный оса­док.
   - По­обе­дать бы не ме­ша­ло, Во­ло­дя, - пред­ло­жил я, - и по­бли­же по­зна­ко­мить­ся за обе­дом.
   Во­ло­дя кон­фуз­ли­во по­крас­нел, кив­нув со­глас­но го­ло­вой.
   - И я, ес­ли не воз­ра­жае­те, к вам по­жа­лую с бу­ты­лоч­кой, - вдруг пред­ло­жил его со­бе­сед­ник.
   По­втор­ный ки­вок Во­ло­ди­ной го­ло­вы мог оз­на­чать всё что угод­но: и со­гла­сие с по­да­ным его на­вяз­чи­вым со­бе­сед­ни­ком пред­ло­же­ни­ем, и при­ня­тие к све­де­нию это­го пред­ло­же­ния, - не бо­лее то­го. На­зой­ли­вая на­стыр­ность не­сим­па­тич­но­го мне Во­ло­ди­но­го со­бе­сед­ни­ка, бы­ла мне не­при­ят­на, но от­толк­нуть че­ло­ве­ка толь­ко по­то­му, что он мне не нра­вит­ся ап­рио­ри, - я не мог, тем бо­лее, что сам стра­даю всю жизнь ком­плек­сом не­воз­мож­но­го для се­бя вос­пре­пят­ст­во­ва­ния чу­жой на­глой на­по­ри­сто­сти, по­дав­ляю­щей ме­ня сво­ей бес­це­ре­мон­но­стью.
   - Что ж, - по­жал я пле­ча­ми, - ес­ли Во­ло­дя не воз­ра­жа­ет...
   - Нет- нет, - что вы, - Во­ло­дя бы­ст­ро кив­нул го­ло­вой, - за­хо­ди­те, ко­неч­но!
   Та­ким об­ра­зом, нас ока­за­лось в каю­те трое. Сер­ви­ро­ван­ный мною стол до­пол­нил­ся бу­тыл­кой вод­ки и ог­ром­ным кус­ком ва­ре­ной го­вя­ди­ны, из­вле­чен­ным Во­ло­дей из недр рюк­за­ка.
   Раз­го­вор за сто­лом как-то не скла­ды­вал­ся. Тре­тий наш со­бе­сед­ник (ка­жет­ся, Юрий), по­сто­ян­но пе­ре­би­вая нас, за­став­лял вы­слу­ши­вать длин­ней­шие мо­но­ло­ги о се­бе, к сло­ву, и не к сло­ву сво­ра­чи­вая с лю­бой на­ми пред­при­ня­той по­пыт­ки го­во­рить о чём - ни­будь дру­гом, кро­ме ав­то­био­гра­фи­че­ских под­роб­но­стей, раз­ви­вае­мых на­шим гос­тем, на, опять же, из­ряд­но на­до­ев­шее его хва­стов­ст­во по час­ти его соб­ст­вен­ной карь­е­ры ли­те­ра­то­ра (так он и ска­зал). На­ко­нец, уто­мив­шись бол­тов­нёй не­ча­ян­но­го по­пут­чи­ка, я не очень ос­то­рож­но по­ин­те­ре­со­вал­ся его фа­ми­ли­ей, пы­та­ясь в сво­ей па­мя­ти оты­скать ли­те­ра­тур­ное под­твер­жде­ние его пре­тен­зий. Увы! Его фа­ми­лия мне ни о чем не го­во­ри­ла, и по на­шим ли­цам он это по­нял. Лад­но бы, фа­ми­лия не зву­чит, но, вдруг ка­кое-ни­будь дос­той­ное вни­ма­ния про­из­ве­де­ние, вы­шед­шее из-под его пе­ра, за­дер­жа­ло ко­гда-то на се­бе наш взгляд. За­дан­ный Во­ло­дей во­прос для ко­го угод­но мог бы по­ка­зать­ся бес­такт­ным, од­на­ко, Юрий, ут­ра­тив (ес­ли оно у не­го ко­гда-ли­бо и бы­ло) чув­ст­во кри­ти­ки, вдруг, в ка­че­ст­ве под­твер­жде­ния сво­ей при­ча­ст­но­сти к пи­шу­щей бра­тии, сам пред­ло­жил при­нес­ти жур­нал, с на­пе­ча­тан­ным в нём его ма­те­риа­лом. Мы со­гла­си­лись, и он вы­шел из каю­ты. Пе­ре­гля­нув­шись с Во­ло­дей, мы друж­но ус­мех­ну­лись, впро­чем, не об­ме­ни­ва­ясь свои­ми впе­чат­ле­ния­ми. Че­рез па­ру ми­нут Юрий вер­нул­ся в каю­ту, не­ся в ру­ке, ка­жет­ся, жур­нал "Во­круг све­та" где-то, за 1984-1986 го­ды. Тор­ча­щая из по­трё­пан­но­го жур­на­ла за­клад­ка, под­ска­за­ла мне не­об­хо­ди­мость от­крыть его имен­но на ней. Не­боль­шая по объ­е­му за­мет­ка, оза­глав­лен­ная как "Солн­це на ро­гах" (ду­маю, что не оши­ба­юсь с на­зва­ни­ем), пред­ва­ря­лась фо­то­сним­ком, на ко­то­ром сквозь оле­ньи ро­га про­смат­ри­вал­ся сол­неч­ный крас­ный шар на жел­том фо­не. За­мет­ка бы­ла так се­бе, не пред­став­ляю­щей со­бой ни ху­до­же­ст­вен­ной, ни ин­фор­ма­тив­ной цен­но­сти. Обыч­ная кон­ста­та­ция фак­та на­ли­чия в со­вет­ской арк­ти­че­ской зо­не боль­ших стад до­маш­них оле­ней. Де­ся­ти­строч­ный трю­изм яв­но не до­тя­ги­вал до ли­те­ра­тур­но­го опу­са. На­ша ре­ак­ция на про­чте­ние его за­мет­ки, Юрия слег­ка охо­ло­ну­ла, и он на­чал что-то ма­ло­связ­ное тол­ко­вать о том, что, мол, этот ма­те­ри­ал у не­го са­мый не­удач­ный, в дру­гих жур­на­лах его ста­тьи по­да­ны луч­ше, да жаль, не пом­нит; в ка­ких жур­на­лах что на­пи­са­но. Ко­ро­че, - аф­ронт. На не­ко­то­рое вре­мя он сту­ше­вал­ся, и стух, но вне­зап­но под­ня­тый на­ми во­прос о воз­ро­ж­даю­щим­ся в стра­не на­цио­на­лиз­ме, вновь вер­нул ему ап­ломб, и он стал ве­щать не­что, что ма­ло чем от­ли­ча­лось от чер­но­со­тен­ных про­грамм нео­на­ци­стов. Вы­пи­тое спирт­ное ста­ло дей­ст­во­вать на ме­ня рас­ко­вы­ваю­ще, и уже че­рез 3-5 ми­нут ве­ща­ния ви­тий­ст­вую­ще­го "про­ро­ка" о чис­то­те и ве­ли­чии рус­ской на­ции, у ме­ня воз­ник­ло же­ла­ние про­ве­рить вы­со­ту его лба дву­мя при­ло­жен­ны­ми к не­му паль­ца­ми. По­на­ча­лу спо­кой­ный раз­го­вор, вдруг пе­ре­шел гра­ни­цы до­пус­ти­мых в та­ких слу­ча­ях ар­гу­мен­та­ций.
   - Что вы спо­ри­те со мной? Вы что, - оба жи­ды?
   Во­ло­дя уро­нил оч­ки на стол и сра­зу по­те­рял вме­сте с ни­ми вся­кую ин­тел­ли­гент­скую за­стен­чи­вость. Схва­тив од­ной ру­кой за брюч­ный ре­мень рос­сий­ско­го на­цис­та, дру­гой, за­кру­чи­вая во­рот­ник на его шее, он орал: "Док, от­крой ок­но, я эту б...дь в него вы­ки­ну - дверь для не­го слиш­ком хо­ро­ша"!
   - Брось му­да­ка, - по­со­ве­то­вал я Во­ло­де, вы­пу­ты­вая его паль­цы из скру­чен­но­го во­рот­ни­ка ру­баш­ки по­блед­нев­ше­го от стра­ха "пи­са­те­ля". - А ты иди от­сю­да, су­чок! Иди, "па­мят­ник"! Иди, му­ди­ла!
   Ко­ле­но до­пол­ни­ло, воз­ник­шее бы­ло у апо­сто­ла "чёр­ной сот­ни" же­ла­ние про­стить­ся с на­ми. По­сле это­го, мы его у се­бя не ви­де­ли, а в Олёк­мин­ске, он и во­все по­ки­нул те­п­ло­ход. Мол­ча, мы уб­ра­ли со сто­ла ос­тат­ки еды, и оба улег­лись на свои мес­та, слег­ка под­рё­мы­вая под стук ра­бо­таю­щей ма­ши­ны, и шлё­паю­щий плеск во­ды в пли­цах ко­лёс те­п­ло­хо­да. Соб­ст­вен­но го­во­ря, зна­ком­ст­ва, как та­ко­во­го, у нас так и не со­стоя­лось. Его пре­рвал на по­лу­сло­ве этот но­во­де­лан­ный на­цист. Кто он, - мой со­сед, и что он со­бой пред­став­ля­ет, - я по­ка не знал. По­хо­же, он из ин­же­не­ров. Обо мне он то­же знал не слиш­ком мно­го, раз­ве что, фа­ми­лию и имя, да, ме­сто мо­ей ра­бо­ты и спе­ци­аль­ность. При этом, так на­зы­вае­мом "пи­са­те­ле", рас­про­стра­нять­ся о се­бе не бы­ло осо­бо­го же­ла­ния, да и воз­мож­но­сти та­кой он нам не пре­дос­та­вил. Мо­но­тон­ный гул ма­ши­ны и шо­рох льдин, скре­бу­щих по кор­пу­су суд­на, на­ко­нец, убаю­ка­ли ме­ня, и я сра­зу ус­нул, ед­ва ли, не рань­ше сво­его по­пут­чи­ка.
   Про­пус­тив обед, мы про­сну­лись толь­ко не­за­дол­го до ужи­на. Со­сед встал чуть рань­ше ме­ня, и, пе­ре­би­рая ве­щи в от­кры­том че­мо­да­не, вы­ло­жил на стол туа­лет­ные при­над­леж­но­сти, ка­кую-то фо­то­гра­фию и не­сколь­ко дет­ских иг­ру­шек. Под­няв­шись с по­сте­ли, я вы­гля­нул в ок­но каю­ты, и, не уви­дев ни­че­го ин­те­рес­но­го на про­плы­ваю­щих ми­мо бе­ре­гах, от­вер­нул­ся от ок­на, скольз­нув взгля­дом по фо­то­гра­фии ле­жа­щей на сто­ле. На ней бы­ла изо­бра­же­на мо­ло­дая, до­воль­но при­вле­ка­тель­ной внеш­но­сти жен­щи­на, с де­воч­кой лет трёх, ко­то­рая дер­жа­ла в ру­ке кук­лу. Гля­нув че­рез пле­чо на ме­ня, Во­ло­дя слиш­ком то­ро­п­ли­во взял со сто­ла фо­то­гра­фию, и по­ло­жил её в че­мо­дан, по­верх уже уло­жен­ных иг­ру­шек. Вый­дя в ко­ри­дор, он че­рез ми­ну­ту вер­нул­ся, и пред­ло­жил мне пой­ти с ним на ужин. Я не воз­ра­жал. Ни пред­ла­гае­мое ме­ню, ни ин­терь­ер это­го, с по­зво­ле­ния ска­зать, рес­то­ра­на, та­ко­во­му на­зва­нию не со­от­вет­ст­во­ва­ли. Скуд­ное ме­ню, и при­го­тов­ле­ние пи­щи, бы­ли на уров­не третье­раз­ряд­ной сто­лов­ки, и нас на­дол­го за сто­лом не за­дер­жа­ли. Ес­ли бы не из­веч­ная сла­вян­ская на­ша мед­ли­тель­ность в об­слу­жи­ва­нии, упра­вить­ся с ужи­ном, мы мог­ли бы за де­сять ми­нут. По­сле ужи­на, мы по­хо­ди­ли по те­п­ло­хо­ду, ос­мат­ри­вая его, и очень ско­ро очу­ти­лись вновь в сво­ей каю­те, где, не на­хо­дя по­ка ни в чем раз­вле­че­ния, усе­лись оба по сво­им мес­там, дос­тав из че­мо­да­нов книж­ки. Днев­ной кон­фликт, как я чув­ст­во­вал, мо­ему со­се­ду был не­при­ятен, и оба мы чув­ст­во­ва­ли не­ко­то­рое не­удоб­ст­во от это­го. Ве­че­ром, мы вме­сте, не сго­ва­ри­ва­ясь, вы­шли на па­лу­бу.
   Се­рые су­мер­ки раз­мы­ли очер­та­ния бе­ре­гов, при­да­вая им уг­рю­мый вид ни­ко­гда не по­се­щае­мых людь­ми ог­ром­ных про­странств. Над во­дой за­ку­рил­ся ту­ман, из ко­то­ро­го, уз­кой по­ло­сой вдоль пра­во­го бе­ре­га вы­ны­ри­ва­ли тя­ну­щие­ся це­поч­кой раз­роз­нен­ные льди­ны. Солн­це уже за­шло, и ве­тер, по­све­жев, про­би­рал те­ла влаж­ной про­хла­дой че­рез лёг­кую на­шу оде­ж­ду. От мат­ро­са мы уз­на­ли, что к Лен­ским ска­лам по­дой­дем толь­ко но­чью. Я рас­стро­ил­ся этим об­стоя­тель­ст­вом, на что мат­рос, ус­по­каи­ваю­ще ска­зал: "Не вол­нуй­тесь! Не про­пус­ти­те! Вас раз­бу­дят!" Я ушел в каю­ту. Тя­же­лый пе­ре­гре­тый воз­дух ма­лень­ко­го по­ме­ще­ния каю­ты, за­ста­вил ме­ня ос­та­вить ок­но от­кры­тым, но жа­лю­зи, - я опус­тил, и стал ос­но­ва­тель­но ук­ла­ды­вать­ся спать, на­ме­ре­ва­ясь пе­ред сном ещё по­чи­тать.
   По­ки­дая па­лу­бу, я ос­та­вил Во­ло­дю си­дя­щим на ска­мей­ке, рас­по­ло­жен­ной под на­шим ок­ном. Око­ло 20-30 ми­нут бы­ло ти­хо. Раз­ме­рен­ный стук ма­ши­ны и шлеп­ки ко­лёс­ных плиц по во­де - дей­ст­во­ва­ли убаю­ки­ваю­ще, и уже вско­ре, я пре­бы­вал в со­стоя­нии близ­ком к дре­мо­те, и, по­это­му, от­ло­жив кни­гу, вы­клю­чил в каю­те свет. По па­лу­бе про­сту­ча­ли жен­ские каб­луч­ки, стук ко­то­рых вне­зап­но пре­кра­тил­ся, и раз­да­лось ра­до­ст­ное: "Во­лодь­ка, - ты?!"
   - Зой­ка! Ты-то, как здесь ока­за­лась!?
   Соч­ный по­це­луй, шур­ша­ние кур­ток и скрип ска­мьи под ок­ном.
   - Ка­ки­ми, Во­ло­дя, судь­ба­ми? От­ку­да ты здесь взял­ся? Где Люсь­ка? Ку­да вы во­об­ще про­ва­ли­лись? - Жен­щи­на за­бра­сы­ва­ла Во­ло­дю во­про­са­ми, не до­жи­да­ясь от не­го от­ве­та, кро­ме ка­ких-то ни­че­го не зна­ча­щих меж­до­ме­тий.
   - Ме­ня спра­ши­ва­ешь, а о се­бе ни сло­ва, - на­ко­нец, по­дал го­лос Во­ло­дя.
   - Да что там я? В от­пуск со свои­ми му­жи­ка­ми от­пра­ви­лась; за три го­да взя­ли. Сво­их маль­чи­шек ве­зу ста­ри­кам по­ка­зать, да, что­бы ово­щей с фрук­та­ми на­ло­па­лись. Сам зна­ешь, - что тут на се­ве­ре ре­бен­ку мож­но ку­пить!?
   Я вспом­нил, что пе­ред са­мым окон­ча­ни­ем по­сад­ки, на те­п­ло­ход под­ня­лось се­мей­ст­во, впе­ре­ди ко­то­ро­го с дву­мя че­мо­да­на­ми в ру­ках шел до­воль­но пол­ный, уже лы­сею­щий муж­чи­на, а по­за­ди не­го, ве­дя за ру­ки двух по­год­ков, трёх - че­ты­рёх­лет­них маль­чи­шек шкод­ли­во­го ви­да, шла ры­же­во­ло­сая жен­щи­на в эн­це­фа­лит­ке. Че­рез её пле­чо ви­се­ла, всё вре­мя но­ро­вя­щая с не­го со­скольз­нуть, до­рож­ная сум­ка. Де­ти дер­га­ли мать за ру­ки, и она, не ре­ша­ясь от­пус­тить на тра­пе ру­ку хо­тя бы од­но­го из них, не­лов­ко изо­гнув­шись всем те­лом, пы­та­лась удер­жать уже со­скольз­нув­шую рем­нем на ло­коть сум­ку. На­ко­нец, не вы­дер­жав, она под­хва­ти­ла обо­их маль­чи­шек под­мыш­ки, от­че­го сум­ка, со­скольз­нув­шая рем­нем уже до за­пя­стья, за­пры­га­ла по сход­ням, вле­ко­мая по ним во­ло­ком. Уже на па­лу­бе, она об­ра­ти­лась к сво­ему му­жу: "Вась, ты бы, чёрт возь­ми, хоть что-ни­будь у ме­ня за­брал!" В это вре­мя, её муж, стоя ме­ж­ду че­мо­да­на­ми, вы­ти­рал плат­ком вспо­тев­ший лоб. Он, мол­ча, тис­нул пла­ток в кар­ман пид­жа­ка, вы­тя­нул од­но­го из де­тей из-под же­ни­ной ру­ки, и по­ста­вил маль­чиш­ку око­ло се­бя, при­жав его пле­чо ла­до­нью. Вто­рой ма­лыш за­ве­ре­щал, и за­дры­гал но­га­ми, пы­та­ясь ос­во­бо­дить­ся от ма­мы, ко­то­рая, на­ко­нец, смог­ла по­ста­вить сум­ку на па­лу­бу. По­ста­вив но­га­ми на па­лу­бу своё вто­рое ча­до, она на­ве­си­ла ему по зад­не­му мес­ту плот­ный шле­пок, и по­тя­ну­ла за со­бой ис­кать каю­ту. Че­рез па­ру ми­нут она вер­ну­лась, но уже од­на, и, взяв за ру­ку вто­ро­го ре­бен­ка, в со­про­во­ж­де­нии му­жа, сно­ва уш­ла, та­ща за ру­ку упи­раю­ще­го­ся маль­чиш­ку. Дру­гих се­мей в пол­ном со­ста­ве, я на ко­раб­ле не ви­дел, и, по­это­му, пред­по­ло­жил, что уви­ден­ная при по­сад­ке жен­щи­на с деть­ми, и бы­ла зна­ко­мой Во­ло­ди.
   - О се­бе-то, ты что по­мал­ки­ва­ешь? - сно­ва спро­сил жен­ский го­лос. - Где Люсь­ка?
   - В Куш­ке, - вя­ло про­го­во­рил со­сед, - с му­жем.
   - С ка­ким му­жем? А ты кто?
   - Я уже не муж, - уны­ло рас­тя­ги­вая сло­ва, от­ве­тил Во­ло­дя.
   - Что слу­чи­лось у вас, чёрт вас по­де­ри? В чём де­ло? Ведь вы с ней с пер­во­го клас­са вме­сте бы­ли. Да ка­кой чёрт, с пер­во­го клас­са? - Вме­сте горш­ки од­ни на­си­жи­ва­ли, - ещё в дет­ском са­ду. Ка­кая му­ха вас уку­си­ла?!
   - Ис­то­рия длин­ная, но ма­ло­ин­те­рес­ная... Дон­цо­ва Жень­ку пом­нишь, ко­то­ро­го Дже­ком зва­ли?
   - То­ва­ри­ща, что ль, твое­го? Ко­неч­но, пом­ню. Ну и что?
   - Два го­да на­зад мы с Лю­сей в Нов­го­ро­де жи­ли - у се­бя до­ма. Кать­ка у нас уже рос­ла - сей­час ей че­ты­ре го­да. Да! Ну, так вот. По­лу­чаю раз пись­мо от Дже­ка, и пи­шет он, что хо­чет прие­хать до­мой в от­пуск к ро­ди­те­лям и, вро­де в шут­ку, спра­ши­ва­ет, не най­дёт ли Лю­ся ему не­вес­ту? Ему, мол, на гра­ни­це - са­мо­му не­вес­ты не най­ти, а от­пуск ко­ро­ток для ос­но­ва­тель­но­го зна­ком­ст­ва, и, по­это­му, он до­ве­ря­ет ре­ше­ние это­го ин­тим­но­го во­про­са Лю­се, ра­бо­таю­щей в су­гу­бо жен­ском кол­лек­ти­ве. Люсь­ка за­го­ре­лась иде­ей же­нить Дже­ка, и на­пи­са­ла ему пись­мо с со­от­вет­ст­вую­щи­ми обе­ща­ния­ми. Я из её боль­ни­цы мно­гих де­ву­шек знал - бы­ло из ко­го вы­брать. И, вот, по ве­че­рам, она мне ста­ла пе­ре­чис­лять по­тен­ци­аль­ных не­вест Дже­ка, то, рас­пи­сы­вая их дос­то­ин­ст­ва, то, от­вер­гая их по ка­кой-ни­будь при­чи­не, ско­рей все­го, по бабь­ей. По­скан­да­ли­ли, - вот и не хо­ро­ша ста­ла. Ме­ся­цем поз­же, поя­вил­ся и он у нас. По­си­де­ли с ним плот­но па­ру ве­че­ров, - за жизнь по­го­во­ри­ли. Люд­ми­ла ему пред­ло­жи­ла вро­де не­на­ро­ком за­хо­дить к ней в боль­ни­цу, чу­ток ог­ля­деть­ся в жен­ской сре­де. Джек в сво­ей ка­пи­тан­ской фор­ме смот­рел­ся здо­ро­во: мор­да ко­рич­не­вая, усы ще­голь­ские, вы­со­кий, строй­ный - ба­бья смерть, да и толь­ко. Кать­ка, дочь моя, от не­го все ве­че­ра - ни на шаг. Он ей иг­ру­шек на­вёз, Люсь­ке - цве­ты, а нам с ним - хо­ро­ший конь­як. При встре­че, все втро­ём на ра­до­стях пе­ре­це­ло­ва­лись, а Люд­ми­ла, по­сле объ­я­тий и по­це­лу­ев ото­шла от не­го на па­ру ша­гов, и, ос­мот­рев с ног до го­ло­вы, в рас­тяж­ку так, го­во­рит: "Кра­са­вец! Ни­че­го не ска­жешь, - хо­рош!" Он да­же сму­тил­ся под её взгля­дом, и за­сме­ял­ся, как-то, не­ес­те­ст­вен­но.
   - Что ты, Люд­ми­ла, его как вы­ста­воч­но­го же­реб­ца ос­мат­ри­ва­ешь, и на­хва­ли­ва­ешь? - го­во­рю я. - Не сму­щай че­ло­ве­ка!
   А она, не от­ры­вая взгля­да от не­го, этак, с рас­тяж­кой в го­ло­се:
   - От­че­го, мол, на кра­си­вое не по­смот­реть, и не по­хва­лить, коль это мо­жет мне быть при­ят­ным, да и ему, на­де­юсь, то­же.
   Вве­ла она Дже­ка в сму­ще­нье, и тот мах­нул ру­кой: "Да лад­но те­бе, Люд­ка, - на­шла те­му для раз­го­во­ра, не­удоб­но да­же!" - И по­крас­нел...
   Па­ру ве­че­ров я от­дал на­шей ком­па­нии, а по­том ско­ман­до­вал: "Да­вай­те, ре­бя­та, де­лай­те - что хо­ти­те, а мне, - не­ко­гда - за­щи­та на но­су". Люд­ми­ла Дже­ка тас­ка­ла на ка­кие-то боль­нич­ные де­вич­ни­ки, с кем-то зна­ко­ми­ла, и, од­на­ж­ды, зая­ви­лись они втро­ём, с очень кра­си­вой де­вуш­кой, Та­ней, ка­жет­ся, ко­то­рую Джек пред­ста­вил как свою не­вес­ту. Та­ня сму­щён­но мя­лась, крас­не­ла, бы­ла не­раз­го­вор­чи­ва, и еже­ми­нут­но те­ря­лась по лю­бо­му по­во­ду. Ожив­лён­ная вна­ча­ле Люд­ми­ла, по­сле ухо­да Дже­ка с Тать­я­ной от­че­го-то раз­нерв­ни­ча­лась, ввя­за­лась со мной в бес­при­чин­ный спор, а за­тем, на кух­не сер­ди­то гре­ме­ла по­су­дой. Мне бы­ло не до них, и я аб­со­лют­но не хо­тел вни­кать в об­су­ж­де­ние кан­ди­да­ту­ры бу­ду­щей Дже­ко­вой же­ны. Люд­ми­ла же, из се­бя вы­хо­ди­ла - на­шла, мол, под­ру­гу жиз­ни Дже­ку, не­че­го ска­зать! Что ей в Тать­я­не не по­нра­ви­лось, я так и не по­нял, и по­нять не стре­мил­ся. Вре­мя под­жи­ма­ло, и бли­зил­ся срок за­щи­ты, а про­блем не убы­ва­ло. Од­на­ж­ды, го­во­рю Люд­ми­ле: "Бе­ри от­пуск, и дуй­те с Кать­кой ку­да-ни­будь на да­чу! Не ме­шай­те мне боль­ше!" За ок­ном чирк­ну­ла спич­ка, и по­слы­ша­лась шум­ная за­тяж­ка. Глу­хой жен­ский го­лос, про­из­нёс од­но сло­во: "Ду­рак!"
   - От­че­го ж так?
   - Лад­но, про­дол­жай, - и но­вая шум­ная за­тяж­ка, в со­про­во­ж­де­нии тя­же­ло­го вздо­ха.
   - Эх ты, ох­ла­мон! Да про­дол­жай же, - не тя­ни за ду­шу! - до­ба­вил тот же глу­хой жен­ский го­лос.
   - Че­рез па­ру дней, - про­дол­жал Во­ло­дя, - они Кать­ку увез­ли к его ро­ди­те­лям на да­чу. Люд­ми­ла, со­слав­шись на то, что её с ра­бо­ты вне гра­фи­ка в от­пуск не от­пус­ка­ют, про­дол­жа­ла опе­кать Дже­ка, ко­то­рый, ка­за­лось бы, мог быть ос­во­бо­ж­ден от её опе­ки - ему бы­ло с кем про­во­дить вре­мя. Нет, го­во­рит Люд­ми­ла, что-то с Тать­я­ной у Дже­ка не сла­ди­лось, и он сно­ва за­нят по­ис­ка­ми не­вес­ты. По вы­ход­ным, она на день-два уез­жа­ла с ним к Кать­ке на да­чу, ос­таль­ное вре­мя про­во­дя с Дже­ком, ко­то­ро­го про­дол­жа­ла тас­кать на по вся­ко­му по­во­ду ор­га­ни­зуе­мые боль­нич­ные по­си­дел­ки. Так и про­шел этот ме­сяц. Дже­ка я боль­ше не ви­дел. Уе­ха­ла в оче­ред­ной раз Люд­ми­ла к Ка­те на да­чу, а на сле­дую­щий день, по­лу­чаю я, уже из Мо­ск­вы, те­ле­грам­му от неё с прось­бой, дать ей раз­вод. О Ка­те, мол, не вол­нуй­ся, она с на­ми ле­тит в Куш­ку. Вот и всё. Раз­вод я дал, тем бо­лее что в су­де её за­яв­ле­ние ле­жа­ло уже не­де­лю.
   - А сам?..
   - Что, сам? Кое-как за­щи­тил­ся, по­кру­тил­ся на мес­те, но до­ма жить ста­ло в тя­гость, и я пе­ре­брал­ся в Яку­тию.
   - Ку­да сей­час?
   - Да вот, - смот­ри!
   Слы­шен ше­лест бу­ма­ги, и скеп­ти­че­ское хмы­ка­нье жен­щи­ны: "От Люд­ки, что ли"?
   - От неё!
   Опять ше­лест бу­ма­ги.
   - Ни чер­та не вид­но!
   - Что тут ви­деть? Про­сит про­стить ошиб­ку. Ка­те, мол, отец ну­жен, - на­стоя­щий. Ну, и всё та­кое про­чее, про лю­бовь с кар­тин­ка­ми...
   - Что ж ты?
   - Ви­дишь, - еду!
   Сно­ва за ок­ном чир­ка­ет спич­ка, и вновь шум­ная за­тяж­ка жен­щи­ны. По­сле ми­нут­но­го мол­ча­ния, её глу­хо­ва­тый го­лос за­зву­чал вновь.
   - Ты, Во­ло­дя, де­лай, как зна­ешь. На­вер­ное, ты прав, что едешь за ней. Це­ну друж­бы Дже­ка твое­го, ты, на­до по­ла­гать, уже оп­ре­де­лил. Не о нём и речь. Люд­кин по­бег от те­бя, - азарт ув­ле­чён­но­го че­ло­ве­ка, - не бо­лее то­го. Он ей по­нра­вил­ся дей­ст­ви­тель­но, как тот са­мый вы­ста­воч­ный же­ре­бец, о ко­то­ром ты сам при встре­че с Дже­ком, го­во­рил ей. Вот и ки­ну­лась она, се­бе оп­ре­де­лять це­ну. Как же, кра­си­во­му му­жи­ку кра­си­вая дев­чон­ка дос­та­нет­ся! А чем она-то са­ма ху­же той дев­чон­ки?! Не­у­же­ли, раз­ме­рен­ная се­мей­ная жизнь су­ме­ла унич­то­жить в ней жен­скую при­вле­ка­тель­ность, от ко­то­рой му­жи­ки мле­ют? Вот и по­гна­лась за до­ка­за­тель­ст­ва­ми об­рат­но­го, из­лиш­не ув­лек­лась, и не рас­счи­та­ла сво­их сил. А Джек твой,.. - что ж? Пе­рья фа­за­ньи рас­пус­тил пе­ред раз­за­до­рен­ной ду­роч­кой, с Кать­кой за­иг­ры­вал, к ма­те­ри под­би­рал­ся, да­же сам в свою лю­бовь к Люд­ми­ле, на­вер­ное, по­ве­рил - ар­тист, мать его!.. А даль­ше; се­мей­ные буд­ни, на де­ле ока­зав­шие­ся со­всем не та­ки­ми, ка­ки­ми он пред­по­ла­гал. Тут-то всё и ло­ма­ет­ся, что не­проч­но сле­п­ле­но. Люд­ка-то, ещё дол­го про­дер­жа­лась. С ха­рак­те­ром, ду­ри­ща! Стыд­но ведь ей! Не нуж­но толь­ко, Во­лодь­ка, по­ми­нать ей её ошиб­ку. Ли­бо, - при­ми без на­по­ми­на­ний, ли­бо, - во­об­ще не при­ни­май. Но пе­нять ей ста­рым - не смей!
   - Да бу­дет те­бе, Зой­ка, учить ме­ня. Не ма­лень­кий! И как это ты, не про­чи­тав пись­ма Люд­ми­лы, всё объ­яс­ни­ла так, буд­то вме­сте с ней его пи­са­ла?
   - Ду­рак ты, Во­лодь­ка, всё же. Ну, кто я, по-твое­му, ес­ли не жен­щи­на?! Ви­дел мо­их дво­их оголь­цов? Не ви­дел? Зав­тра уви­дишь - это два мо­их яко­ря! Ина­че, где бы ме­ня чёрт сей­час но­сил, - один Бог зна­ет?!
   Соч­ный мяг­кий смех жен­щи­ны стал не­ожи­дан­но при­вле­ка­тель­ным и тё­п­лым.
   - Все мы од­ной пра­ма­мы доч­ки. Ведь Еве, а не Ада­му яб­ло­ко с дре­ва по­зна­ния бы­ло пред­ло­же­но, - не так ли? Му­жик, он что: ко­вы­рял­ся бы в том яб­ло­ке, на чер­вяч­ках да ко­зяв­ках его ис­пы­ты­вал бы, дис­сер­та­цию по­ка б не на­пи­сал, сам бы его не по­про­бо­вал, и же­не сво­ей не дал. А Ева, как ты пом­нишь, пер­вой его по­про­бо­ва­ла, а уж за­тем, - му­жи­ку сво­ему да­ла. Со­блаз­ни­лась, - и да­ла! - по­вто­ри­ла она за­дум­чи­во, и ус­мех­ну­лась ска­зан­ной дву­смыс­лен­но­сти.
   Гус­той, три­ж­ды про­зву­чав­ший ба­си­стый гу­док те­п­ло­хо­да, по­вто­рен­ный мощ­ным эхом, от­ра­жен­ным от скал, раз­ре­зал ноч­ную ти­ши­ну. Вско­ре, за­хло­па­ли две­ри ка­ют. По­слы­ша­лись ша­ги про­снув­ших­ся пас­са­жи­ров, иду­щих по ко­ри­до­ру, и их го­ло­са. Встав с по­сте­ли, вы­шел на па­лу­бу и я. Те­п­ло­ход, под­ни­ма­ясь по Ле­не, шел не­вда­ле­ке от пра­во­го её бе­ре­га. Сле­ва по бор­ту воз­вы­ша­лись тём­ны­ми на­ви­саю­щи­ми гро­ма­да­ми из­ре­зан­ные глу­бо­ки­ми уз­ки­ми рас­пад­ка­ми ще­ля­стые ска­лы, ме­ж­ду ко­то­ры­ми ви­се­ли клоч­ко­ва­тые ват­ные по­душ­ки се­ро­го ту­ма­на. Стук ма­ши­ны те­п­ло­хо­да гул­ким эхом от­тал­ки­вал­ся от скал, и воз­вра­щал­ся от них тре­вож­ным гро­хо­том ша­ман­ско­го буб­на. При­жи­ма­ясь к под­но­жью скал, ко­лы­ши­мая те­че­ни­ем, сте­ка­ла на­встре­чу те­п­ло­хо­ду ка­ра­ван­ная че­ре­да си­нею­щих в су­мер­ках се­рой но­чи льдин.. Во­ло­дя, с той са­мой ры­же­во­ло­сой жен­щи­ной сто­ял уже на но­су те­п­ло­хо­да. Об­ло­ко­тясь о по­ру­чень, ог­ра­ж­даю­щий па­лу­бу, чуть скло­нив друг к дру­гу го­ло­вы, они ти­хо про­дол­жа­ли бе­се­ду.
   В по­след­них, слы­шан­ных мною че­рез ок­но сло­вах жен­щи­ны, я уло­вил и за­пом­нил ин­то­на­ции со­жа­ле­ния о том, что без­воз­врат­но бы­ло упу­ще­но ею са­мой, о чем она, поч­ти не скры­вая это­го, - со­жа­ле­ла.
   Яб­ло­ко са­дов Эде­ма, ви­ди­мо, име­ет горь­ко­ва­тый прив­кус оши­бок, со­жа­ле­ния и гру­сти. Что ж до рас­кая­ния... Все­му свое вре­мя!
   Сейм­чан 1987 год
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"