Всё в моей жизни было почти как у каждого, и если не у меня самого, то в своём окружении я мог обнаружить нечто, дополнявшее мною самим недополученное. Школьный мой друг, имевший в классе добродушное прозвище "пончик" (обойдёмся без фамилий, заменив и его имя), обладал притягательной для девушек внешностью, в конце концов, приводившей к тому, что в определении криминалистов и докторов сексопатологов именуется беспорядочными половыми связями, с чем Саша был полностью не согласен. У каждого, объяснял он, есть свой порядок, определяемый его потребностями. В этом отношении, я и сам не был ханжой, и на его связи смотрел более чем благодушно, отмечая, правда, всегдашнее его умение окружать себя весьма интересными особами, что в результате привело к тому, чем природа вознаграждает себя за постоянный обман: жена его в красавицах не ходила, и была той классической местью, суть которой - равновесие во всём. Поэтическими образами, женщины его окружавшие, обогатить его всеядную натуру не могли, но, впрочем, он к этому и не стремился, развлекая себя сентенцией, что в постели, чтение стихов только мешает, и потому, мол, он и мне предлагает избегать дам, склонных к альковной лирике. Впрочем, в описываемую мною пору, этому его совету мне было вовсе нетрудно следовать, тем более что именно в эти годы я был армейским служивым, и в городе появлялся, большей частью, только в летние периоды времени, да, и то, не всегда регулярно: спортивные сборы, проводимые в Кавголово, не предполагали излишней для меня свободы. Всё это происходило в 1960 году, относимому кем-то из наших политиков к тем годам, когда секса, как такового, в нашем государстве не существовало вовсе. В этом плане, - всё правильно; в верхах нашей власти процветать могла только партийная любовь, которая подразумевать могла только сексуальные домогательства наших лидеров к собственному народу, чем они, собственно, и занимались. Саша, однако, имел на этот счёт иное мнение, утверждая которое, развлекал себя тем, что должно было отсутствовать во всём остальном государстве. В одно из своих посещений города, я заглянул к нему в дом, в котором встретил очень интересную девушку, лета которой для определения её возраста, по моему мнению, не были чётко обозначены на её весьма неординарной физиономии, телесные же данные, вполне могли соответствовать озвученными ею восемнадцатью годам. В летнюю пору, вся Сашина семья была в отпускных разъездах, и дома он остался за хозяина, чем, по мере своих сил и возможностей, пользовался, что называется, "на полную катушку". Окна Сашиной квартиры, находившейся на первом этаже, выходили на Дворцовую набережную, и смотрели прямо на Петропавловскую крепость, и на гранитный спуск набережной, однажды, именно в эти дни, ставшей подмостками сцены импровизированного театра. В жаркую погоду, Саша нередко открывал окно настежь, и, если в доме оставался кто-либо из родителей, мог через него же выйти на набережную, благо, подоконник находился всего в метре от тротуара. Эта особенность его квартиры имеет первостепенное значение для моего повествования. Встретив в Сашиной квартире незнакомую мне девушку, я не удивился её присутствию в ней, так как сразу понял, что она одна из очередных его временных пассий, в чём ничего для меня необычного не было; он был свободным человеком. Саша познакомил нас. Девушка назвалась Ниной, и, слегка подумав, добавила, - Красавина. Это её добавление, почему-то вызвало у меня ощущение обмана, кроющегося за ним, о чём я и сказал, чуть позднее, Саше.
- Какая разница! - отмахнулся он от моих сомнений, - Красавина она, или Уродцева, - не жениться же я на ней собираюсь!
- А кто она такая - эта штучка, и откуда её извлёк, - ты знаешь? - снова задал я ему вопрос.
- Не знаю, и знать не желаю! Говорит, что она студентка какого-то института; не помню точно, - какого, но мне дела до этого нет, но, по сексуальной части, она, как минимум, относится к профессорско-преподавательскому составу! - Саша засмеялся, удовлетворённый своей шуткой. - Она у меня живёт уже неделю, и проблем пока не создаёт. Ещё через неделю, домой возвращаются из отпуска родители, и мне придётся расстаться с нею.
Этот наш разговор происходил в гостиной его квартиры, а Нина была в это время в спальне, где чем-то была занята, непродолжительное, впрочем, время. Дело происходило близко к июльскому вечеру, не грозившему переходом в ночную тьму. Лёгкие сумерки - это всё, чем могла угрожать даже ночь. Время моего визита к Саше, даже сумерками пока не грозило, а набережная была в этот час излюбленным местом отдыха горожан, утомлённых дневной духотой. То и дело, мимо окна квартиры Саши проходили пары, или одинокие фигуры людей, неторопливость походки которых демонстрировала, разве что, желание созерцательного отдыха. За своей спиной я услышал звук открываемой двери в комнату, и в следующее мгновение заметил появление на лице своего друга нечто вроде растерянности, обычно, не свойственной ему. Я обернулся, после чего, выражение моего лица, приобрело, наверное, выражение схожее с Сашиным. На пороге комнаты стояла полностью обнаженная Нина, невинность выражения лица которой, явно диссонировала с уверенностью, с которой она себя демонстрировала. В том, что это была демонстративная выходка, - сомневаться не приходилось, и демонстрация эта, безусловно, предназначалась мне, так как Саше, Нина, к этому моменту, ничего нового продемонстрировать уже не смогла бы.
- И что следует дальше? - нашелся, наконец, Саша, обретший дар речи.
- Дай мне, Саша, полотенце, - ответило это - отменно сложенное творение природы, - я хочу сходить на спуск, и искупаться в Неве.
- В таком виде?
- А, почему бы, и нет? - вопросом на вопрос, ответила она. - Не ослепнут, надеюсь!
Сашка ухмыльнулся, и вышел из комнаты, вернувшись в неё с полотенцем в руке.
- Держи! - подал он Нине полотенце, а мы посмотрим, чем твоё купание закончится!
- Ты тоже пройдись со мною; подашь мне руку, когда мне нужно будет вылезти из воды! Самой, я боюсь, мне будет из воды на спуск не забраться, - высоковато до него с неё.
Пожав плечами, Саша прошел в спальню, и через окно спрыгнул на тротуар, тут же протянув Нине руку, - Спускайся!
Невозмутимость Сашки, продемонстрированная им в этот момент, меня, пожалуй, потрясла не меньше, чем эпатирующее неглиже Нины, похоже, уже не раз демонстрируемое ею, и, как видно, не только в нашей компании. Сказать, что движение на набережной было приостановлено - не сказать ничего; оно было парализовано, по крайней мере, в пешеходной своей части. Из окна мне были видны только спины зевак, зависших над гранитным парапетом, и столпившихся на самом спуске к воде. Какого-то мужчину, пытавшегося протиснуться к самому парапету, женщина, по всей вероятности, его жена, буквально выдернула из образовавшейся толпы, и насильно потащила за собой, свою, всё ещё упирающуюся "движимость". Несколько минут спустя, толпа на спуске подалась и раздвинулась, выпустив из себя Нину, и сопровождавшего её Сашку, который за своею подружкой шел, ухмыляясь во весь рот. В руке он нёс полотенце, которым, судя по всему, Нина и не пыталась воспользоваться для вытирания, и уж тем более, в качестве накидки. Она тоже демонстрировала полноту удовольствия, полученного ею, - от купания ли. Подав поочерёдно им обоим руку, я втащил их на подоконник, после чего задёрнул штору. Голоса же, любопытных, продолжавших стоять перед открытым окном, слышались ещё довольно продолжительное время. Все они, по всей вероятности, ожидали какого-то продолжения столь необычного театрального представления. Эта эпатирующая выходка Нины и Сашки, ясней ясного продемонстрировала тягу общества к тому, в чём отказывал им старческий состав ЦК КПСС. Кое-что, кроме Марксизма-Ленинизма, у нас, оказывается, ещё вызывало неподдельный интерес, и, скорее всего, не только созерцательного свойства. Я, со свойственным мне скептицизмом, ожидал скорого появления милицейского наряда, в пределах обозреваемых из Сашкиных окон пространств набережной, но: либо народ был полностью удовлетворён увиденным шоу, и среди зрителей не оказалось ни одного фарисействующего импотента, либо, сикофантов среди зрителей в этот час на месте тоже не оказалось. Всё обошлось полным спокойствием.
Через неделю, я снова выбрался со сборов в город, и первый свой телефонный звонок сделал Саше, интересуясь положением дел на личном фронте, изменения в которые могло внести появление его родителей в доме.
- Я к тебе сейчас зайду! - коротко сказал он, и тут же повесил трубку.
Из этого, я сделал вывод, что дома для Саши, спокойная жизнь, по какой-то причине, закончилась, и остался у себя дома, ожидая его появления. Вскоре, Саша появился у меня, и от него я услышал полную горести историю, о расставании с Ниной, и чем это расставание для него обернулось. Послушать, - было о чём!
Нина, предупреждённая Сашей, о скором их расставании, не стала лить горьких слёз, сопутствующих этой вынужденной драме, и сама, покинула его дом, не забыв прихватить с собою, как видно, "на память", новые вещи его старшей сестры, и вещи друзей его родителей, проездом через Ленинград, как обычно, проследовавших на юг из города Апатиты, где они жили более десяти лет. О наличии этих вещей в их доме, и сам Саша узнал только после возвращения родителей и их друзей из совместной поездки в Крым. Вещей в доме не оказалось, и ему был устроен домашний допрос, на котором он вынужден был сознаться в печально закончившейся любовной интрижке. Финансовые потери были столь велики, что вынудили обратиться к знакомому специалисту, занимавшемуся подобного рода расследованиям. Нину разыскали, но уже без вещей и денег, - что вовсе не могло стать удивительным. За этой девочкой тащился такой криминальный шлейф, что дело Сашиной семьи, не стали даже выделять в отдельное производство. Оно оказалось слишком мелким, на фоне остальных её деяний. Богемной "Штучкой", назвал её следователь, добавив Саше, что он оказался случайным экспонатом в её богатой коллекции, словно редкий мотылёк в обширной коллекции семнадцатилетнего энтомолога - профессионала. И никакая она была не Красавина, но в ней действительно было что-то весьма неординарное, что выделяло её из ряда всех других его подруг. Она оказалась той ещё "штучкой", да, с начинкой, о которой: ни Саша, ни, тем более, - я, предположить даже не могли, но это уже для другого повествования, и в другом исполнении. Саше же, я думаю, есть о чём вспомнить!