Аннотация: Думали, раз Баба-яга в академии последний день, значит можно вздохнуть спокойно? Шиш! Вот и ждите теперь подвоха!
-Дорогие выпускники! - директор магической академии создавал впечатление, только что избежавшего нежных объятий виселицы, человека. На лбу старичка выступила заметная испарина, щеки зарумянились и даже вечно сердитые и обреченные болотные глаза загорелись огоньком праведного счастья. Мне даже обидно стало за наших выпускников. Где это видано, чтобы директор радовался прощанию со своими адептами. Пусть эти ребята немного неадекватны, пусть иногда переходят все допустимые и недопустимые границы, нарушая все возможные государственные законы, пусть иногда разрушают в пух и прах академию и до икоты запугивает всех живущих в ее стенах, но ведь это же не повод так открыто радоваться! Что-то мне начинает казаться, что, если бы он был палачом, то открыто бы улыбался приговоренным на казнь. И не хотелось бы мне оказаться на их месте. Конечно, как же ему окаянному не радоваться, коли сердобольная группа выпускников во главе с моей скромной персоной, незаконно прозванной дитятком дьявола и предвестником апокалипсиса, наконец-то покидает стены, едва уцелевшей после пяти лет нашего в ней присутствия, академии. И вообще я не понимаю, за какие-такие заслуги я получила столь лицеприятные прозвища. Ну подумаешь пару раз подговорила Володьку натравить на директора умертвий, так он сам был виноват! Нечего было меня в комнате запирать в принудительно-обучающих целях, когда я случайно, повторяю - случайно устроила пожар в его кабинете. Ну и еще парочку раз превращала его любовницу в лягушку...Ну это так, мелочи жизни! Вон, ирод, даже платочек накрахмаленный из кармана камзола вынул, да и лоб свой поспешил утереть. Вот только он не учел, что мы пока еще в академии, а значит рано он начал радоваться. Не видел он, как я заговор на платочек вчера опосля ужина прочла, да и в карман ему подсунула. И вот только не надо меня осуждать, я же не со зла! Просто у меня эти...как их там? А, вспомнила! Гены, вот! В моем роду каждая третья девушка - Баба-Яга. А посему и характер у меня не ахти. Я честно пытаюсь с ними бороться, даже по воскресеньям молюсь за прошение грехов. Да кто ж виноват-то, что после некоторых моих невинных выходок мне приходится молится за упокой души? Труда подменять платочек не составило, учитывая, что весь наш курс знает, что вместо травяной настойки, директор вечером изволит пить медка хмельного. А как выпьет, так беспамятство и веселье кикиморенно его и хватает. В его роду сам Горыныч числился, а потому и в алкоголе он себе отказать не может. А я что против? Как по мне, так пусть хоть в запой уходит! Может тогда мне не придется каждый день просить Володьку в случае чего меня воскресить? Устала я уже место искать себе на местном кладбище! Как разбрелись все ученики по своим комнатушкам, я помахала ручкой своим знакомым, да подмигнула Марфуше (она подругой мне приходится, да соседкой по комнате) и принялась к исполнению задуманного плана. Прежде всего требовалось подобраться к директору, что честно говоря было крайне сложно, ведь возле него вечно крутится эта противная Марья (кажется я уже упоминала любовницу директора?). Вот надует губки свои мерзкие, да как блеснет очами своими плутовскими, так и вертится возле директора. Все на роль его третьей женушки претендует, старая мымра. Ходит в народе слух, что в ее роду сама Марья Моревна числилась, от того и имя ей такое досталось. Того-то же и наша Марья такая злющая, да хитрющая. Глазками своими стреляет направо, да налево, все девок от излюбленного своего отпугивает. Э-эх, как же мне иногда хотелось из ее глаз себе сережки сделать. Ой, провались я, окаянная! До чего гены-то доводят! Вы не подумайте, я ничем таким не увлекаюсь, а тот случай с браслетом из зубов умертвия, так не верьте, ложь это! От того же Марья учениц академии недолюбливает, а что до меня, так там и речи об уважении быть не может. Черная ненависть, да лютая злость из глаз ее синих блещут, того и гляди в лягушку перекинусь. С первого года у нас с ней дела не сложились. Все время она меня до крайностей доводила. То на комнату мою защитное заклинание наложит, да такое, что ни войти, ни выйти, окаянная! То живую воду в моем флакончике на мертвую поменяет. Помнится в первый раз, после такого вот подмена, я и сама на умертвие походить стала. Волосы мои черные до поясницы отросли, волнами лохматыми по плечами спустились, а лицо побледнело, нечисти на зависть! Вот тогда-то я и не выдержала - превратила ее в лягушку. А то, что директор обозлился, так она сама виновата, кто ее просил к директору в чашу с медком прыгать? Пьяная лягушка, что-то истерично квакающая - зрелище не для слабонервных. Вот и стала передо мной Марья дубом столетнем, да как спровадить ее из столовой не ведаю. Заприметила Марья, что в столовой заместо нее, да благоверного ее еще одна ведьмочка имеется и мигом в сторону мою направилась. На губах мерзких улыбка фальшивая, глазки блестят опасно, а вот кулачки сердито поджаты. Идет, спинку ровно держит, да косой своей светлой машет. А вот волос у Марьи, что сено в конюшне - грубый, да сальный, мало, что ведьма. Подошла ко мне Марья, поравнялась со мной, да голоском своим писклявым вопросила:
-Адептка Довойно, вы почему еще не ушли в свою комнату?
У-ух, мымра болотная, вон как бровь соколом вверх взвилась, когда она мою фамилию произносила. Ну и что, что у моих предков было хорошее чувство юмора и уж очень больное воображение, так почем надо мной измываться? Довойно! Что ж, я что ли виной своей говорящей фамилии? Попался бы мне тот родственник, который стал первым обладателем этой фамилии - придушила бы, аки таракана и сказала бы, что так и было! Вот превратить бы ее в кикимору, да по свету пустить, людям на смех, нечисти на потеху!
-А я с директором попрощаться хочу, - объявила я. Есть во мне подлая особенность - сочиняю на ходу, ляпаю и не краснею. Вот и улыбнулась я хищно, - да с вами, дорогая Марьюшка.
Скептический взгляд оповестил меня о неверии своей хозяйки. Ее лицо застыло в немом вопросе "Ты сама-то в это веришь?". С губ ведьмы сорвался истеричный смешок. А я, как брошусь к ней в объятья, едва-едва Марья на ногах устояла. Как она всплеснула руками я не увидела, да ребрами почувствовала. Вот ведь гадюка, я к ней полюбовно, а она мне от ворот поворот!
-Ох, вы моя сердобольная! - запричитала я, да слезинку скупую проронила, - Сердце мое слезами изливается, стонами надрывается. Почем судьба к нам столь не благосклонна, Марьюшка!
-Довойно, ты в своем уме? - возмутилась Марья, пытаясь из объятий моих вырваться. Да не там-то было! - Отпусти сейчас же!
-Ох, Марьюшка, - с новой силой, да голоском жалостливым запричитала я, - руки то отпустят, да разве ж душонке коварной прикажешь? Привыкла я к вам, Марьюшка, прям мочи нет стерпеть разлуку! Как же я без вас карг...тьфу! дорогой, буду?
Эх, какой талант пропадает. Меня бы, да в королевскую театральную трупу...Я же по всем правилам актерского мастерства накладываю ведьме на уши лапшу - и слезинку проронила, и пригорюнилась и даже обнять решилась эту антикварную швабру!
-Адептка Довойно? - ну наконец-то! Я готова была от счастья прыгать, когда этот пустоголовый директор изволил заприметить мой спектакль и таки решил подойти, да лично во всем разобраться. Мысленно дав себе команду "Новая дичь", я от Марьи отстала, к директору в ноги кинулась, на пол осела, да лицо ручками прикрыла, что бы они ненароком улыбки моей не заприметили. - Что с вами?
Что, что? Да вот, пытаюсь вновь вам насолить, а вы, окаянный, не поддаетесь. Так и до комплекса неполноценности недалеко.
-Ох, горемычный вы мой! - завопила я, не поскупившись на слезинку. - Да как же я без вас-то буду?
-О чем вы, адептка? - недоумевал директор. Ох, провались он, окаянный! Я тут, понимаешь ли, горе слезами горькими заливаю, да разлуку оплакиваю, а он в дурака играть изволит. Так бы и притопнула ножкой, если б на полу не сидела, да спектакль не разыгрывала.
-Кажется, девочка имеет ввиду завтрашнюю церемонию. - сообразила Марья. Браво! Бинго! Цветы в студию! И до Моревны недоделанной дошло. Я то думала ее мозгов, если они конечно не сгнили, хватит лишь на глупое молчание и подстраивание под мебель.
-Ох, она об этом! - спохватился директор, да на корточки опустился подле меня. - Что же ты, Велимира? Почем слезы всуе льешь?
-Да разве же всуе, сердобольный вы мой! - вопросила я, глянув на директора глазами заплаканными. Ишь, как хорошо играю, даже Марья не заприметила! - Ох и не хочется мне с вами прощаться! Так бы и осталась здесь на годик-другой!
Директор от моих слов в миг побледнел, стоило ему понять их смысл, только за сердце не взялся. Я бы на его месте вообще в обморок упала. Марья ахнула, да ладонь ко лбу приложила. Уж кому-кому, а ей-то точно от этой мысли не по себе стало.
-Мирочка, - взяв себя в руки, снизошел до ответа старик, - одумайся, девонька ты моя! Да как же ты можешь остаться...- "Меня же на катафалке отсюда вывезут" мысленно предположила я заместо директора, - коли в тебе так лесной народ нуждается!
Ох и нашел он о чем вспомнить. Как я уже говорила, я Баба-Яга. Так, а где овации? А, ну и провалитесь! Так вот, каждой Яге дар достается. А дар тот велик - знахарство, да целительство и в придачу владение языком нечисти! Велик дар! По наследству прилагается избушка на курьих ножках в глубинке лесной, да кот ученый с домовым. Кому дар достанется, тот и лесом управлять будет, нечисть себе подчинять. Судьба меня и не обделила и знаете что? В гробу я видала это захухренный дар! Ну про что мне избушка в лесу, да на окорочках, когда все мои друзья в замках, да имениях жить будут? Про что мне с нечистью водиться, коли все будут водиться с лучшими магами, да целителями?
-Не тянется моя душонка к лесному народу, батюшка! - запричитала я. Может мне в церковь сходить? На моемй памяти, я впервые ему правду сказала! Точно злой дух вселился. - Вот бы мне здесь с вами остаться!
-Побойся Бога, душегубка! - в этот раз директор-таки взялся за сердце. По его напряженному выражению лица было ясно, что он ищет способ спасти свою дальнейшую жизнь от моего в ней присутствия. - Да где же это видано, что бы Баба-яга жила в академии?
-Вот и вы меня старой считается! - залилась я горькими слезами, лицо в ладошах спрятала, да как зареву! - Никому я не нужна!
-По моему вся нечисть тебя дожидается с распростертыми лапами! - съязвила Марья, глаза к потолку закатив. Я заревела пуще прежнего, а директор цокнул на нее языком, да меня сердобольную утешать принялся.
-Мирочка, краса ты наша лесная, вот возьми платочек, слезки-то свои девичьи сотри.
Бинго! Я готова была захлопать в ладоши своим актерским талантам, но вслух лишь жалобно пискнула и приняла платочек из рук директора. Директор сам по себе человек странный, вот и носит с собой всегда один единственный платочек и кажется другими не обладает. Про это вся академия знает! Вчера опосля занятий, я взяла у Марфуши своей такой же платочек, да заговорила его и сейчас он у меня в кармане лежит. Осталось дело за малым!
-Вот, - я указала пальцем на дверь, - даже он красивее меня, а между прочим леший!
-Какой-такой леший?! - и все разом обернулись к дверному проему. Мне кажется или у них совершенно нет против меня иммунитета? Пять лет под одной крышей живем, а они никак не отучатся мне доверять. А мне только этого и нужно. Они и повернуться не успели, а я уже платочки местами поменяла и сейчас в кармане у меня покоился платочек директорский, а в руках заговоренный. - Нет там никого.
-Ой! - я приложила ладонь ко лбу, - наверное мне уже мерещиться от таких слез! Ладно, сердобольные вы мои, пойду я пожалуй!
-Иди-иди, Мирочка! - согласился директор и Марья в такт ему активно закивала. Что б у нее окаянной от такого кивания голова открутилась! Я платочек заговоренный вернула, попрощалась, носом шмыгнула и убежала.