Гениальный поэт, не стремившийся быть поэтом,
Обогнавший сородичей если б на век - на эпоху.
Чтобы тебя ненавидели, хватило б и только этого,
Вышло хуже -  кто слушал тебя, попросту глохли.

Взывал к человеку, себя ничуть не щадя при этом,
Пылая факелом над снулым, медузьим его умом,
Да, поверх шкуры намотана нервная система поэта,
Каково, если зря, раз ото всех отделен колпаком?

Колпак все пускает извне, давая эффект рикошета -
Попало в тебя, или что-то твое не выйдет наружу.
Я не случайно напомнил о нервной системе поэта - 
Двойной рикошет. Представьте что-нибудь хуже.

Опасное дело - предлагать, по сути, новую веру.
Предложив человеку дерзко встать с четверенек,
Ты, пожалуй, опаснейшим стал бы умом нашей эры,
Но звал рискнуть, не суля ни мяса, ни баб, ни денег -

А это значит, что глухие стали оглохшими дважды.
А кто-то, для верности, разжился еще и слепотой.
Неужели  ты верил, поэт, что найдется однажды,
Кто все верно поймет и, понявши, пойдет за тобой?

Слишком умен. А верно, хотелось отчаянно верить,
Раз так смело поставил на кон отношения с веком -
Предлагая товар, что нельзя укусить, иль обмерить,
Тем, кто намертво глох, услышав про сверхчеловека.

***
Не достучался. Не понят. Не нужен. Но и не забыт - 
Все, что ты подарил, разодрали на нужные строки
Те, кто хочет хоть так твоим сверхчеловеком побыть,
Блистая цитатами в бестолковой кухонной склоке.