Аннотация: Трагическая история-гротеск, призванная навсегда развенчать сильных мира сего и возвеличить то, что стоит хоть чего-то на самом деле.
Дарю от всего сердца Ольге Фост.)
- Чего изволите, сэр? - Подскочил угодливый бармен к вновь вошедшему джентльмену.
- А что у вас есть? - Громким, с легкой хрипотцой, хорошо поставленным, слышимым по всему залу абсолютно, голосом, осведомился вошедший.
- Сэр! - Высокопарно, торжественно и даже с легким, на уровне допустимого, лукавством, отвечал тому бармен, - у нас есть решительно, все!
- Да-а?! - Приятно поразился вошедший, и все тем же, слышимым всем и каждому, голосом, потребовал: "Большой бокал "Acqua Tofana"*, мой друг!" и прибавил, с тем выражением на лице, что читается лишь как: "А, черт! Один раз живем!", лихо подмигнув бармену: "И себе того же, милейший!" - и весь подался к стойке черного, мореного до неприличия, дуба, всем телом своим и горящими глазами выразив восторг от ассортимента и снедавшее его нетерпение.
Бармен слегка оторопел. Вышколен он был отменно, видал всякое, удивить его было непросто, а точнее, не удалось в свое время даже члену Британского парламента, что лихо исполнил "джигу", внезапно скинув брюки, но оставив, тем не менее, фрак.
Происходило дело в самом дорогом и фешенебельном ресторане этой великой планеты. Сказать, что среди присутствующих были лишь сливки общества, значило грубо оклеветать гостей. Там были не только те, кто является сливками, но даже и те, кто их сбивает до такого состояния. Да, да. Помимо правителей и властителей душ, были и те, кто этот карнавал абсурда и оплачивал. Сидели они, как правило, всегда порознь, очень скромно, незаметно, что было нетрудно в этом месте за счет гениального, не постесняюсь сказать, оформления помещения.
- Милейший! - Все тем же голосом, в котором, однако, слышались уже нотки нетерпения, которым позавидовал бы и тот незадачливый король со своим: "Мне чуть было не пришлось дожидаться!", обратился к бармену новый гость, - вы, кажется, заставляете себя ждать!
- Сэр, я просто боюсь, что ослышался, возможно, вы изволили сказать нечто другое? - С надеждой в голосе и с материнской тревогой на своем досиза выбритом лице, молвил бармен.
- Что я изволю сказать, мой друг, вы узнаете чуть погодя, - посулил гость своим прекрасно слышимым голосом и трубно высморкался двумя пальцами в лайковых перчатках прямо на пол. Выудил другой рукой носовой платочек из кармана,( "Шелк, никак не менее пятисот долларов" - автоматически сработал в голове швейцара, стоявшего к действу спиной, кассовый аппарат) с вензелями, вытер нос, пальцы и сунул платочек в задний карман брюк, весьма лихо задрав для этого ногу, так высоко, что его подошва стала видна всем присутствующим, а брюки его, идеально сидящие и умопомрачительно пошитые, грозно затрещали, но не порвались.
- Так что с моим заказом, милейший? Мы с вами, наконец, сегодня утолим жажду, или так и будем стоять тут, как два розовых фламинго, разлученных забором бессердечного фермера в штате Айова?
- Сэр, я боюсь, что "Acqua Tofana" у нас, к сожалению, нет, - сокрушенно признал бармен, покраснев до корней своих подкрашенных (чтобы не беспокоить гостей призраком грядущей однажды старости) волос, бармен. На лице его виднелось одно желание, а если уж придираться, то два - умереть и провалиться под землю.
- Не щадите меня, милый мой, скажите правду, как тому священнику, у которого вы никогда не были - нет сегодня или... Или нет вообще? - Спросил гость, выразив на своем лице настоящий шок.
- Вообще, сэр, - бармен явственно давал понять, что ждет лишь приказа метрдотеля, чтобы тут же, наконец, и претворить оба своих желания в жизнь. Гм, пардон. Неважный оборот вышел, памятуя, что желал он умереть и провалиться под землю.
На лице гостя отразились поочередно следующие чувства: удивление, недоверие из серии: "Да ну, быть такого не может, вы что-то спутали!", горечь, разочарование и, наконец, сильнейшее отвращение пополам с брезгливостью. Это, кстати, разные вещи.
- М-де-еа... - Протянул посетитель, - ну и омерзительная же забегаловка, - голос он понижать и не думал, а затем вдруг жутко рявкнул на отшатнувшегося бармена: "Фу! Дурак!" - и рукавом утер усы, а салфеткой с ближайшего столика - свою острую "эспаньолку".
Бармен чуть было не овладел собой. Простите за двусмысленность предложения. Это все от того, что старался он изо всех сил, но вышло плохо. Черт, у меня тоже вышло, признаю, так себе. Я про формулировку.
Посетитель посмотрел на того уничижительно и бармен совсем померк.
- В таком случае - чашку теплой "Coca-Cola" и головку худо очищенного чеснока, горе-трактирщик! - Смилостивился посетитель над барменом. Тот кинулся куда-то в сторону то ли холодильника, то ли в сторону двери, ведущей в заднюю комнату, во всяком случае, посетителя он больше не интересовал. Тот, как впервые заметив, что он тут, собственно, не один, широко раскинул руки, словно готовясь принять в объятия решительно всех гостей, расплылся в широкой, словно бы не веря до конца внезапному счастью своему, улыбке, усилив свой голос до пределов возможного, что казалось уже даже и невозможным, восхищенно провозгласил: "Здравствуйте, здравствуйте же, черт побери, мои любезные содомиты!"
В зале, к слову сказать, не было ни одного джентльмена, кто рискнул бы показаться здесь без дамы. И не просто показаться, а остаться за столиком.
Теперь, полагаю, настало время описать толком нашего гостя. Росту он был чуть повыше среднего, в плечах широк, в поясе, увы, тоже, волосы носил, зачесанными назад, а там они были стянуты кокетливым бардовым бантиком с заколкой в виде бриллиантового черепа, носил усы и бородку разного цвета (да, вот так), глаза имел пронзительные, лихие, выдававшие в нем с головой человека, которого нет-нет, да и потянет порой на какой-нибудь необузданный поступок - захват авиалайнера или же попытка прорваться в дверь перед дамой. Бровей он почти не имел.
Одет он был в роскошный фрак, черного атласа жилет, белоснежную сорочку и сногсшибательный галстук, подходивший буквально к каждому предмету его туалета - от серого фрака с брюками в тон и бардового бантика, до белой сорочки и ослепительно-лиловых носок, которые стали видны, покуда гость разбирался со своим носовым платком. К слову, тот упал мимо кармана и на нем явственно были видны вензеля королевы Испании пятнадцатого века. Так что, да, покажем (мысленно!) швейцару язык - со стоимостью платка он явно дал маху, а точнее, недооценил вещицы.
Итак, мы на миг отвлеклись. Но, чу! Переливы и перекаты голоса посетителя только что стихли, так что мы, можно сказать, почти успели.
Гости, как я уже обмолвился, тут собирались самые разные - от тех, кому докучает человечество, ожидая решения всех своих проблем, чудом вырвавшихся из кабинетов и до тех, кто никому не докучает, но человечество, в результате их тихой жизни, докучает со своими глупостями само себе. Были тут и те, кто мог бы уверенно сказать, что является отцом почти всех своих детей, а это, поверьте мне, не так уж и мало. Скажу больше - среди остальных нашлись бы и те, кто стал это слушать! (А вот это уже, доверюсь вам, вообще неслыханное дело!)
- Гм, - гость задумался, заложив большие пальцы рук за проймы жилета, - видимо, я зря плачу такие деньги своему преподавателю по ораторскому искусству! Или, что еще более печально, не в коня корм! Иго-го! - Вдруг пронзительно заржал он, так, что, тоненько охнув, прыгнули венского стекла, бокалы, да и рюмки STRASS, тот, что от Swarovski, от них решили не отставать.
- Нет, в коня! В коня! - Восхищенно удостоверился гость и кинулся, сметя по дороге два стула и стол, к паре, сидевшей слева от него. Там он мигом уселся на стол, обратив к мужчине зад, а даму же он ловко схватил за обе руки, поднеся их куда-то к области своего желудка, после чего шепотом, ударами томного прибоя на берегу Рио-де-Жанейро, отдавшимся в ушах собравшихся, стал заклинать объект своей страсти, глядя на нее уже откровенно горячечным взором.
- Madame, бросьте к дьяволу своего старого хрыча, - тут он умудрился задом, как-то хитро им повернув, выразить полнейшее презрение к сидевшему там в некотором оцепенении, кавалеру, который, так уж и быть, был лет на пятнадцать моложе, или старше на пять, нашего героя, - заклинаю вас, бросьте! На что он вам?! Разве сможет этот старый, алчный, желчный, страдающий колитом и, заклинаю, pardonne moi, запорами, ветхий сундук спившегося бухгалтера, доставить такой пышущей здоровой страстью и женской извечной тайной, повторю, сможет ли он, спросите меня, подарить вам незабываемую ночь, полную безумия и воплей соловья? Нет, не сможет, уверяю вас, не сможет, ни пса он не сможет! Да и я не смогу! - С этими словами он лихо подмигнул даме, анорексичке с ярко выраженным малокровием, а затем залихватски развернулся на заду, скомкав хрустящую скатерть и ловко закинул ноги на плечи все еще моргавшему в недоумении, кавалеру, прижав того к стулу. Чуть откинулся назад, слегка, признаю, наигранным жестом художника, созерцающему свой почти законченный шедевр и наложил последний мазок, звонко расцеловав того в обе щеки, а затем перепрыгнув через его голову, успевши шлепнуть перепрыгнутого звонко по макушке.
Приземлившись же, посетитель с немыслимой скоростью и изяществом, воскрешающими в памяти испанских танцоров бессмертного "Pasa Doble", поворотился вокруг себя, еще раз осмотрев гостей.
- Что сказать, - заключил он горько, - мало того, что ассортимент и сервис на уровне харчевни "У абортированной селедки", так еще и посетители - невежи. Все, как один. Я, кажется, ясно и громко поздоровался, не находите, что воспитанные люди обычно делают то же самое, ну, на самый худой конец, что-то невразумительно мычат себе под нос? Ну, вот хоть пусть уж, даже вы, - тут он величаво простер руку в сторону министра иностранных дел какой-то чопорной страны, - даже вы, вы, много бы вы потеряли, помычав мне в ответ? Нет, скажу я вам, и даже повторю - нет! Хорошо, я не могу заставить себя поверить в происходящий гротеск, а потому пробую снова. Здравствуйте, здравствуйте же, черт побери, любезные мои содомиты! - И выжидающе посмотрел на гостей.
- Дьявольщина! Сто тысяч извинений! - Вдруг спохватился он, - я, кажется, не представился, а ваш, дамы и господа, метрдотель, скажу вам - лодырь, напрасно жующий свой горький кусок хлеба! Рио де Сильвия де лас Лос Пальмас Хуанди-младший, к вашим услугам! - Тут он так горделиво откинул голову назад, что отлетела пуговица на воротнике сорочки, обнажив бычью шею и густо поросший черной шерстью, кадык.
В зале, как я уже устал вам повторять, сидели люди, которые действительно много весили. Да, и в обществе тоже. Поведение новоявленного ревнителя нравов, наконец, не то, чтобы кого-то сильно возмутило, но стало слегка более приметным, чем это допускается в приличном собрании. Гость же, утвердившись на середине зала, величественно воздел руки к хрустальной люстре и громовым раскатом вышиб из себя: "Ну?!"
Тут заметил он, что несутся к нему, ловко огибая столы и стулья, при этом умудряясь словно бы даже и не присутствовать здесь, двое мужчин в одинаковых костюмах, которые, тут не стоило бы собирать совет Сионских мудрецов, чтобы догадаться, содержались при этой "обжорке" в качестве охраны, а теперь, натурально, собирались вывести его вон.
Нимало не смутившись, Рио де Сильвия опрокинул незанятый столик и присел за ним, выхватив из-под фрака пистолет, инкрустированный перламутром, неприлично большими бриллиантами и белым золотом, а затем произвел в сторону набегавших мужчин, ровно два выстрела, никуда особенно-то и не попав, что вызывало легкое сомнение в его меткости. Да, уверяю вас, именно, что два, что бы ни писали там эти ваши чертовы утренние газеты.
Так вот, стрелял Рио де Сильвия де лас Лос Пальмас Хуанди-младший не ахти, горький долг правдивого повествователя вынуждает меня это признать. Первая пуля угодила в шпалер на противоположной стене, потревожив высокую прическу некой дамы, скромно вкушавшей седло барашка, а вторая же угодила в пол, рикошетировала от мраморной плитки и врезалась в потолок, расписанный великим Рафаэлем-младшим, что наводит на мысль о каком-то сходстве, а то и, чем черт не шутит, руке судьбы, выразившейся столь явственно в сходстве имен гостя и художника.
Дамы, сообразуясь с возрастом, статусом в обществе и силой желания продемонстрировать свой темперамент, ахнули, взвизгнули и частично лишись чувств. Я имею сказать, простите, - я хочу сказать, что кто-то взвизгнул, кто-то ахнул, а часть лишись чувств.
Не меняя выражения лиц и не замедляясь, мужчины в одинаковых костюмах ловко развернулись на сто восемьдесят градусов и ретировались, то ли с целью позорно спастись от Рио де Сильвия, который, скорее всего, рано или поздно, а пристрелялся бы, то ли за подмогой.
Рио де Сильвия, ничуть не возгордившись победой, моментально спрятал пистолет, а затем, откинув фалды фрака, буквально впрыгнул в свободный стул, стоявший у столика, за которым сидела пожилая пара.
Тут-то и стало видно тем, кто сидел за спиной Рио де Сильвия, что сзади, под фраком, нет на госте никакого жилета и сорочки, а простираются там, резинкой упираясь почти что в его могучие лопатки, простите, трусы, в крупный розовый и синий горох. Весть эта, моментально, при общем молчании, разнеслась по всему залу и посетители как-то скромно потупились.
- Что скажете насчет видов на озимые в Бурунди, сударь вы мой? - Обратился Рио де Сильвия к пожилому джентльмену, волей разошедшегося не на шутку, случая, случившимся с ним (да что такое, нет, сегодня не мой день!) за одним столом. При этом он взял со стола салфетку и томно ею обмахнулся.
- Боюсь, что ничего, сэр, - величественно ответил пожилой джентльмен с такой сложной фамилией, что коридорные вынуждены были носить с собой шпаргалки, дабы не обмишулиться.
- Да, - как-то метко, иначе не скажешь, прищурился Рио де Сильвия де лос Лас Пальмас Хуанди-младший, - с вами нелегко сговориться! А как много мой батюшка рассказывал мне о вас!
- Боюсь, сэр, что я не имел чести знать вашего батюшки, - отвечал на то ему духа не сронивший пожилой джентльмен.
- А кто сказал, что вы могли иметь честь его знать? - Искренне поразился Рио де Сильвия, - но это не помешало старику прожужжать мне о вас все уши. Остальное - не при дамах. Нет, нет. Не при дамах.
Он сокрушенно уронил голову, затем поднял руку и щелкнул пальцами. Стало еще тише, хотя и так слышался невнятный перестук часов в карманах джентльменов, стоимостью равных, пожалуй что, тем самым таинственным озимым и тому самому Бурунди, о которых допытывался Рио де Сильвия у почтенного старикана с немыслимой фамилией.
- Мне начать стрелять, или все же со мной поздороваются? - Если со стрельбой Рио де Сильвия перегнул, то с памятью, как оказалось, у него было все в порядке. Нет, он не забыл, как пытались оконфузить его здесь присутствующие.
Но джентльмены держались. Кто за чувство долга, кто за долг, кто за долги, кто за скатерть, кто за что. Один даже подержался было... Но получил пощечину.
- Вы в состояние себе представить что-нибудь более ужасное, чем ситуация, когда человек, не стану скрывать, благородный, оказывается в обществе невоспитанного сброда? - Ломая руки, обратился он к сидевшей от него столика ровно за четыре даме лет ровно сорока одного. Как вы уже заметили, Рио де Сильвия де лос Лас Пальмас Хуанди-младший был неравнодушен, дьявол раздери эту шальную страсть, к дамам.
- Несчастный маленький афроафриканец, пьющий воду из лужи в Африке! - Твердо отвечала дама сорока одного года. И нашла, к чести собравшихся, полное понимание, и даже - поддержку.
- Вы, посмею заметить, как-то однобоко рассмотрели ситуация, Madame! - Воскликнул наш герой, - видимо, недавно пришли (он покосился на остатки десерта перед дамой сорока одного года, понял, что та пришла давно, но не признал этого, более того, слегка пожал левым плечом, словно бы сказав: "Ну, вы и жрать, однако!"), и не услышали начало вопроса! Нет, сложившаяся ситуация куда ужаснее любого вашего ночного кошмара, вроде того, что вы оказались на большом приеме у лорда-пэра в платье от прошлого сезона! А, не так?! - Крикнул он, уставив на даму указательный палец, обтянутый лайкой. Нервозно зачерпнул он этим пальцем черной зернистой икры из вазы со льдом, облизал жадно и все выплюнул на пол, фыркая и тряся головой.
- Прошлого сезона? - Оторопела дама.
- Да!
- Нет!
- Нет?
- Да!
- Да?
- Нет!
- Нет?
- Да!
- Вот! - Удовлетворенно откинулся на спинку стула Рио де Сильвия де лос Лас Пальмас Хуанди-младший. И вызывающе обвел взором, в котором сквозило что-то, если даже и не орлиное, то, как минимум, что-то от крупной пустельги, гостей. Те потупились. Крыть было нечем. Да и некого. (Да что ты будешь делать! Я просто скабрезен!)
- Здравствуйте, господин Рио де Сильвия де лос... Лас... Пальмас Хуанди-младший, - джентльмены тут, как мне уже осточертело вам втолковывать, были тертые, видали виды и вершили судьбы.
- Ага! - Победоносно вскричал беспокойный Рио де Сильвия, - вот вы и попались! То есть вы только что, публично, можно сказать, во всеуслышание ("Я слышал!" - Пискнул бармен, желая хоть как-то реабилитироваться) покаялись в том, что вы все сплошь суть содомиты. Какая мерзость. Да еще и чистой воды дурной вкус, даже не эклектика, а просто-таки, не побоюсь сказать, mаuvais tone, да, именно, что он, дурной тон, зачем содомитам таскать с собой дам, когда сами они предрасположены к этой губительной страсти?!
Тут Рио де Сильвия вскочил со стула и простер руки в сторону двери.
- Прочь, прочь отсюда, сладострастные, похотливые, распущенные, растленные и необузданные рабы порока! - Неистово заорал он и гости волной кинулись наутек. Как ни парадоксально, дамы их кинулись им вослед. Рио де Сильвия же, войдя в некоторый непонятный раж, истошно вопиял: "Развратники! Циники!" и добавил, ни к селу, ни к городу: "Рукоблуды!"
Волна джентльменов, ошарашенных новым обвинением, замерла в дверях*.
- Но позвольте же, сэр! - В возмущении, опасном даже несколько, начали они было, но Рио де Сильвия де лос Лас Пальмас Хуанди-младший тут же крикнул: "Здравствуйте, здравствуйте же, черт побери, любезные мои рукоблуды!" - и джентльмены, поняв, что страстный человек этот готов и на второй заход, не впутываясь в щекотливую полемику, в которой он, как они уже убедились, с легкостью брал над ними верх, оставили зал победителю. Последнего беглеца наш герой умело пнул в зад, выбив из кармана брюк того золотой портсигар, который тут же и открыл, выудил оттуда двухсотпятидесятидолларовую сигару и, чиркнув спичкой, возникшей словно из ниоткуда, о туго натянутую ткань своих чудных брюк, прикурил, с удовольствием пустив отменное кольцо дорогущего дыма. Видно было, что человек этот не снедаем страстью к деньгам, а при случае может и пустить их на ветер.
- Смелость города берет, - удовлетворенно молвил Рио де Сильвия де лос Лас Пальмас, глядя на пустой зал и упоенно покуривая, - люблю, знаете ли, так вот, по-простецки, пообедать в одиночестве. А всего-то и надо - немного честности, немного напора, немного искренности и знания людей.
Он осмотрелся, глядя на кинувшихся к нему со всех сторон официантов и величаво приказал: "Фрикасе, голубиный паштет, суп из черепахи, не очень пожилой, салат из одуванчиков, черт, ни разу не пробовал, две чашки какао с корицею и изрядную долю вишневого пирога!"
Обслуга, сбивая друг друга с ног, кинулась исполнять заказ.
- Ну, а вы, миленький вы мой, что скажете? - Спросил он, обнаружив за стойкой невозмутимого бармена.
- Скажу, сэр, что вы - галлюцинация, так как такого попросту не может быть, - скромно, но с достоинством и с огромной верой в сказанное, отвечал тому бармен. Достал из-под прилавка запыленную бутылку "Naga Chilli Vodka"*, умело и с неторопким достоинством, откупорил сосуд и, не спеша, перелил ее содержимое себе в горло, до последней капли. Убрал пустую бутылку и меланхолично начистил на столе перед собой серебряную пепельницу.
- Что же, это было единственное, что стоило тут внимания, - признал Рио де Сильвия де лос Лас Пальмас Хуанди-младший.
- Благодарю вас, сэр, - скромно, но с глубоким внутренним чувством, отвечал ему бармен.
Рио де Сильвия де лос Лас Пальмас Хуанди-младший отобедал, в окружении толпы официантов, выстроившихся вокруг него, как и хотел, в полном одиночестве и приятной тишине.
----
*Сильнейший яд, гарантированная смерть. был крайне популярен в Неаполе и в Италии вообще. Авторство шедевра, необычайно популярного среди дам, принадлежит некоей г-же Тофане, которая помогла массе неудачно вышедших замуж дам. В честь нее и назван сей эликсир.
*Дамы продолжили бегство.
*Действительно существующий напиток, приготовляемый в соотношении литра водки с восемнадцатью килограммами самого жгучего в мире перца сорта "Hara Jolokia". Сам изготовитель адской смеси честно предупреждает, что никакой ответственности за этот кошмар и последствия его применения внутрь, не несет.