Аннотация: И такое бывает. Или бывало. Или будет. d.R.t.S.L.
...Мия бежала по чернеющей аллее почти так быстро, как только могла. Она опаздывала к условленному с Таллером сроку. "Ну, да - опоздала! Но кто мог подумать, что сначала сломается телефон, потом окажется, что в "Регге" распродажа, а еще потом не будет никакой возможности поймать такси и придется ехать на "Общем транспорте", который тянется, как на собственные похороны?!"
В общем, кому угодно понятно, что Мия нисколечко не виновата, да и опаздывает она всего-то (быстрый, вороватый взгляд на часы, ожидание вопроса: "У тебя разве нет часов?") на пятнадцать минут!
Вообще-то, если уж говорить, местечко для свидания Таллер выбрал не самое идеальное для темного осеннего вечера. Какой-то огромный, бетонный центр с супермаркетами, кинозалами и прочей ерундой, "пылесос для денег", как называл Таллер такие места. К тому же, столь идиотски отстроенный, что "Общий транспорт" прямо к нему не подходит и приходится еще поломать ноги на длиннющей лестнице, ведущей от остановки к "Глории", кстати, вспомнилось название.
Глупо было бы представить и уж совсем плохо знать Таллера, чтобы подумать, будто он решил вместе с ней посетить "Глорию".
Дело в том, что задней своей стороной "Глория" выходила к Реке. Про себя Мия давно называла это реку "Рекой Таллера", так много он знал о ней, так хорошо он знал ее, так был к ней привязан. Он знал, как она разольется весной, знал, встанет ли она на каждую зиму или нет, когда начнет ворочаться и скинет покрывало льда.
"Сама увидишь" - кратко ответил Таллер на вопросы Мии, что они будут делать у "Глории" этим темным осенним вечером. Мия отстала, так как знала - большего ей из Таллера не вытащить. С ним можно часами общаться практически на любую тему, но разговоры о Реке он вел сам, очень редко и пообещал Мие, что когда-нибудь она сможет так же, как и он, понять, как ей повезло жить с Рекой - и дело не только в ее красоте и в уютных шезлонгах с зонтами на пляже летом. "Это все - не Река - отмахивался Таллер - однажды ты забудешь ее название и станешь звать Рекой". "Рекой Таллера" - пробормотала Мия, но Таллер расслышал. Он был, конечно, польщен, но, подумав немного сказал, что, конечно, название более, чем лестное, но совершенно неверное. Он сказал, что у Реки нет названия. "Река Таллера" - упрямо повторила Мия. "Ну, пусть пока побудет рекой Таллера" - усмехнулся Таллер. Но предупредил, что времени это займет немало. "А, ерунда - отмахнулась Мия и шутя закончила - если я чего-то не пойму, пойду в "Тайм-банк и вернусь в любой день, чтобы ты смог повторить то, чего я не поняла".
Таллер тогда просто взорвался. Он вообще недоверчиво относился к благам сверхсовременной цивилизации, словно попал сюда по ошибке. Недоверчиво и с ненавистью, он говорил, что пришла пора пожинать то, что правители когда-то разобщенных государств, в свое время посеяли. Рознь, жадность, лень, инертность, злобу, выхолощенную до холодной жестокости и прочее.
Но у него была его река. И, с недавних пор, она - Мия. Она ревновала поначалу Таллера к его Реке, но потом поняла, что это равносильно ревности ко сну или к самой жизни.
"Тайм-банк" же, который она упомянула, был апофеозом современных достижений. Он собирал вклады и взамен мог отправить вас в любой момент вашей прошлой жизни. Только тарифы банка были жестковаты. Минимальная ставка была равна году вашей жизни. Подписав Договор, вы оставляли в "Тайм-банке" год вашей жизни и жили на год меньше.
Все же опасения, которые поначалу взволновали общественность, в конце концов, со временем не шутят, решились сами собой. Пара особенно горластых получили несколько акций "Тайм-банка", что продлевало жизнь на несколько лет и замолчали, а остальных успокоили привычным: "Время идет к своему концу, так что бояться, в общем, не приходится". Ибо время неумолимо шло к закату, что было объявлено официально. В людях проснулись забубенность и жадность одновременно. Если под забубенность потратить все, что можно, а конец времен оттянется, то что тогда? А если не потратить все, что можно, а конец, все же, придет? А? То-то. Истеричность в людях достигла пика и Таллер еще дальше отошел от них, уйдя в Реку и повстречав свою Мию.
Таллер, Таллер. Человек, способный обыденно говорить о самом страшном, а о мелочах - со взрывом эмоций. Куда больше его вспышек Мия боялась обыденного, скороговорчкой, тона. Что-то вроде: "Мия, меня завтра расстреляют" (это быстро и обыденно) и тут же бешено: "Какого черта эта вещь не работает?!" и становилось ясно, что расстрел - ерунда. А вот закапризничавшая точилка для карандашей - вот истинное несчастье.
Точилка и в самом деле была не ахти, но Таллеру она перешла по наследству, даже не от деда, а от пра-пра- - и дальше Мия путалась. Таллер рисовал иногда, всегда простым, темно-серым карандашом, но никогда не рисовал Мию, как она ни просила и никогда - Реку. "Однажды я нарисовал так своего друга и он умер" - признался как-то Таллер-художник. С тех пор я не рисую живого, во всяком случае, конкретного". Иногда он писал короткие рассказы, но никогда не старался пристроить их, или даже что-то поправить.
Мия побежала еще быстрее. Она уже соскучилась, сами можете понять - они не виделись с Таллером с самого утра! Порой Мия сама себе удивлялась - встретив Таллера, в ее жизни так много изменилось, что начала меняться и она сама. Излишне острые грани ее характера, причинившие немало неприятностей ее бывшим мужчинам, как бы сгладились под руками Таллера-скульптора. Неумолимый, мягкий, корректный напор Мии, с помощью которого она всегда добивалась всего, чего хотела от кого угодно, тоже немного ослаб.
Самое же странное, что ее саму это нимало не беспокоило.
"Глория" уже пробегала мимо нее, обещая конец пробежке и Таллера, который ждал ее у задней стены, как тут это и случилось.
Впереди раздалось два выстрела. Подряд, один за одним, почти без перерыва. "Дум!" "Дум!". И, меньше, чем через секунду еще два, также подряд: "Дум!" "Дум!". Выстрелы донеслись с того места, где ее должен был ждать Таллера и Мия бросилась бежать - уже не семенящей пробежкой женщины на каблуках, а настоящим, сжигающим бегом, на подламывающихся ногах. Осталось завернуть за угол... И она завернула.
Этот Таллер запомнился ей навсегда. На все ее оставшуюся жизнь. Точнее, Таллер и река Таллера, дремавшая на заднем плане. Таллер, откос, река Таллера, разноцветные квадраты окон на черной земле - это поодаль, куда не доставал фонарь и где пятна окон "Глории" роскошествовали на земле и яркий свет фонаря. Это уже здесь. Где Таллер, она, Мия, и два трупа.
Вспоминая потом эту картину, Мия всегда болезненно помнила, что она почти ни секунды не сомневалась, что это два трупа, а не двое пьяных или, скажем, раненых. И еще ощущение полной пустоты и безнадежности. И Таллер, с пистолетом в руке. Но это потом.
А пока в голове Мии вихрем неслось: "Пьяные? Стреляли друг в друга? Таллер просто подобрал пистолет? Что случилось?" Но сердце ее, как судья в суде инквизиции, монотонно и страшно отстукало: "Это стрелял твой Таллер".
- Откуда у тебя пистолет, Таллер? - это был первый вопрос, заданный Мией. Лишь бы прозвучало хоть что-то. - У тебя же никогда не было пистолета. И быть не могло.
Мия знала, что говорила. Несмотря на объявленный Конец времен и забубенность, правительство не стремилось устроить напоследок среди подданных кровавую вакханалию отчаяния и куда строже, чем раньше, проверяло тех, кто обращался в отделение "Охраны покоя" за разрешением на оружие.
Таллер тоже обращался. И тестер моложавого доктора, смахивающего на педераста, просто зашкалило на "Ш.А." "Шкала атавизма". Недавно введенная шкала.
- Ну, голубчик - забормотал доктор, с опаской глядя на Таллера, сидевшего перед ним в шапке-тестере с десятками маленьких антенн-усиков. - Вы прошли все тесты, кроме последнего. Я не могу выдать вам положительного заключения!
- Противный. - Сказал Таллер, снял шапку с антеннами и вышел, оставив доктора в ступоре и разочаровании.
Все это вихрем пронеслось в памяти Мии, а Таллер ответил.
- Пистолет? - И повернув пистолет, посмотрел на него так, словно только что понял, что у него в руках пистолет, очутившийся там, видимо, самостоятельно. - Пистолет, говоришь... Пистолет сотрудников "Охраны порядка", "Ворон-6", запрещен к продаже гражданским, тринадцать патронов в обойме, калибр 9 мм., два режима стрельбы, возможность установки глушителя, прицела и приклада. Да пистолет, Мия, не самое важное. Присядем лучше на лавочку.
И сел на лавочку. Мия примостилось рядом. Они смотрели на реку Таллера. Мия никак не могла выйти из состояния оглушенности и искала руку Таллера, но нащупав в ней пистолет, отдернула пальцы. Таллера вздрогнул. Мия чувствовала, что Таллер готов взорваться, но заговорил он, как и всегда, обыденной скороговоркой.
- Знаешь, Мия... Я хотел показать тебе реку в пятнах света "Глории". Я ждал и ждал тебя, здесь, под фонарем. А эти двое - Таллер даже головы не повернул - стояли рядом, под фонарем, говорили о всякой мерзости, о том, что нынче терять уже нечего, о скуке рабочих дней и тупости выходных. Я не хотел слушать, но слушал. Тут из-за угла вышла ты, в своей шубке и хотел окликнуть тебя, когда один из них шагнул вперед, тебе за спину, а второй шагнул к тебя и оба одновременно взмахнули руками и бросились бежать, а ты... Ты сломалась в коленях, Мия. Я бросился не за ними, а к тебе - я понял, что они уже далеко не самое важное под фонарем и пятнами окон "Глории". Я сидел на земле, прижав тебя к себе, и видел, как убегает твоя кровь и мне казалось, что также, одновременно с кровью, из мира утекает моя река. И ничего больше в мире не остается. Он пустеет и умирает до срока, понимаешь? Я пытался позвонить медикам и "Охране порядка", но твой телефон молчал, а своего у меня нет.
- А я говорила тебе: "Давай купим" - пробормотала Мия совершенно автоматически и испуганно осеклась. Таллер не обратил на это никакого внимания, что еще сильнее укореняло в ее сознании, что произошло страшное и непоправимое.
- А потом я очнулся и просто запустил камнем в окно "Глории" и тут же выбежала охрана, и меня, кажется, били, но зато сразу вызвали медиков-реаниматоров и "Охрану порядка", черт бы ее побрал. Тебя погрузили в этот фургон, такой квадратный, острый, мертвый и молчаливый, а меня старались удержать и охрана, которой я разбил стекло и "Охрана порядка", но я достал свой нож и пообещал, что перережу себе глотку, если мне не позволят ехать с тобой.
Мия слушала самый ужасный рассказ в ее жизни, поражаясь, как Таллер обыденно выдает ей свой новый замысел своей новой вещи. А пистолет... Ну, предположим, игра воображения, или модель. А на пятне фонаря лежит двое пьяных и надо бы вызвать медиков, замерзнут же люди...
- И мне позволили ехать с тобой. Но в операционную меня, конечно, не пустили. И я сидел, молился и ждал, ждал, ждал, ждал одного из этих медиков, который выйдет и скажет, что из-за того, что их вызвали с опозданием, они и опоздали. Мне никогда в жизни не было так страшно, Мия. И я понял, что я не могу дождаться доктора. И я... - Таллер примолк, достал сигарету, прикурил и вдруг рассмеялся, холодно, как он смеялся издеваясь над кем-нибудь или чем-нибудь общепризнанным, но никчемным или мерзким, вроде повсеместного разрешения на однополые браки и браки педофилов, добившихся, наконец, своих прав и сразу заскучавших.
Но в этот раз, Мия понимала это, Таллер смеется над собой.
- Смотри, Мия - Таллер поднял руку, как всегда, этот несносный Таллер не надел перчаток, - смотри. Вон, возле головы того, что в шапке, валяется окурок, который я курил в своей прошлой жизни. - И замолчал, курил и качал по временам головой. Потом резко встал и убрал пистолет в карман.
- Откуда у тебя пистолет, Таллер? Зачем тебе пистолет? Что ты рассказываешь мне, Таллер?
- Как всегда - правду - своим тоном "ни о чем" отрезал ее муж. - Я убежал, Мия. Я не дождался скучающего медика, по самую шапку наполненного кошмаром, которого он давно не боится.
- Таллер, ты спал здесь? Ты видел сон? - А мысли ее летели и кусались острыми буквами: "Приговор!" "Пустивший же кровь, да будет обескровлен"...
- Нет, Мия. Нет. Это я, Таллер, Таллер Напугавшийся, Таллер, не дождавшийся медика и убежавший прямо в "Тайм-банк". - Таллер потер горло. Жест показался Мие знакомым, уже не один раз она замечала, что Таллер трет горло, а на ее вопросы отвечает, что, дескать, шарф накусал. Которых он не носил, как и перчаток.
Пошел снег. Он пошел, наплевав на все, на Мию и ее страх, на два трупа, на пятна человеческих окон, не наплевав на реку, которой был обязан своим рождением и странно обходя Таллера. Да-да, того самого "Таллера, сбегавшего в "Тайм-банк".
Таллер? Ее Таллер? С его "Ш.А"? "Тайм-банк", который он ненавидел так же, как любил их с рекой?
- Таллер, что ты наделал? - измученно спросила она, уже не думая о том, что надо бы вызвать медиков к двум пьяницам, потому, что они мертвы. Потому, что здесь поработал ее Таллер, который, если находил в себе сил на работу, делал ее более, чем просто "хорошо".
- Я? Я понял, что я не дождусь доктора и побежал в "Тайм-банк". Что я не могу дождаться доктора. Что я не могу потерять тебя. Что я, Таллер-атавизм, счастлив тому, что есть "Тайм-банк". Там все решилось в один миг. Я отдал им год, обусловленный контрактом и плюс два месяца в процент, о чем они не распинаются в своей рекламе, кстати.
Нам врут, Мия, даже воруя нашу жизнь, которую мы предлагаем сами - Таллер затянулся и продолжал: "Я очень много сегодня боялся, Мия. Очень. Сначала тогда, когда эти двое - кивок головой - взмахнули руками и оттеняли тебя. Потом, когда ты вытекала на землю, а небо молчало и молча умирала река. Потом, когда тебя положили в фургон. Еще сильнее я боялся, что выйдет медик. И уж совсем страшно мне было, когда я метался по городу - я заказал в банке всего 2 часа назад - в поисках мусора.
- Зачем? - Мия не сразу сообразила, что это "арго", жаргон глухих переулков и улиц без фонарей, жаргон, на который легко переходил Таллер, безо всякого перехода, с высокого стиля, которым иногда изъяснялся. "Мусор" - работник "Охраны порядка".
- Так вот, Мия - продолжал Таллер, закуривая вторую подряд сигарету - мусоров был полон город, но вокруг было или слишком людно, или мусора шли парами, патрулями... И я отчаялся и побежал сюда, решив, что я сразу пущу в ход нож, а там уж пусть будет, что будет. И мне повезло. Как только я добежал до этого угла, оставалось только повернуть, я увидел, что в ту же сторону движется и мусор. Один. Со своим табельным "Вороном-6", который и был мне нужен. Однако заметив, что я свернул перед ним за угол, он развернулся (те двое, которых я видел краем глаза, зашли в темноту за "Глорией") и пошел в обратную сторону, в аллею. Где я его и догнал.
- Таллер, ты убил еще и Охранника? - ужаснулась Мия. Таллер рассмеялся.
- Нет, что ты, Мия, "Охранника порядка", боящегося свернуть за угол, убивать нельзя. Он должен дожить до старости и передать молоденьким мусорам истинную суть работы "Охранников". Он валяется там, в кустах аллеи, без "Ворона-6" и без сознания, но зато с расстегнутой ширинкой, так как искал место, где может помочиться бравый охранник покоя. Дальше ты знаешь. Время поджимало, я дошел до угла, так как бегать уже не было сил и сразу начал стрелять. Теперь все в порядке.
- В порядке?! Таллер, что ты наделал? - закричала маленькая Мия, жена Таллера, - Почему ты не дождался врача?! А если бы он вышел и сказал, что все порядке?
- А если нет, Мия? - спросил негромко Таллер. - В таких случаях даже "Тайм-банк" не дает обратных билетов. Не удивляйся, я много, чего не люблю, но в чем немного разбираюсь. Так что я прекрасно знаю, что они могут, а что нет.
- Таллер, но ведь теперь тебя казнят! - крикнула Мия. В этом мире уже не было возможности что-то скрыть надежно. Вдали завыла сирена "Охранников порядка". Те, кто выбежал на звон разбитого стекла часом раньше, не рискнули выбежать на звук четырех выстрелов и вызвали тех, кому положено этим заниматься. Таллер пожал плечами: "Возможно". И кинул пистолет к трупам.
- Таллера, а если тебя не найдут, а ты потратил...
- Последний год своей жизни, да, моя хорошая? Ничего. Оно того стоило.
И Мия смолкла. Эта фраза Таллера значила, что вопрос решен раз и навсегда. Но тут же очнулась и крикнула: "Надо убегать, Таллер!" Таллер потер горло и вдруг разразился жутким, сухим, рвущимся из горла, кашлем. Кровь пошла у него изо рта и он упал.
...Доблестная охрана порядка поспела быстро. Три машины "Охраны" и один фургон медиков-реаниматоров - квадратный, острый, мертвый и молчаливый. К Мие подбежали "Охранники", подняли ее с колен и возле Таллера опустился на колени медик.
"Носилки, быстро" - рявкнул он. Таллера, под прицелом автоматов "Охранников", пожили на носилки и понесли к фургону. Мия, не моргая и не плача, шла рядом и тут Таллер поманил ее рукой, она нагнулось, но Таллера в этот момент ловко загрузили, с мягким железным лязгом, в фургон. Мия смирно сказал врачу: "Я его жена" и ей позволили сесть в машину медиков. Доктор, деловито, быстро и умело унял кровотечение тому, кого ждала смертная казнь. Таллеру. Ее Таллеру. Таллер снова поманил ее и она, наконец, смогла к нему наклониться.
- Пообещай мне, Мия, что ты никогда не пойдешь в "Тайм-банк". Здесь уже ничего не поделать, верно, доктор?
- Верно - равнодушно кивнул доктор, глядя на монитор, расположенный на стене машины медиков. - Разрыв сосудов, забитых шлаком и атавистическая восприимчивость к новой дряни, к новой болезни нашего времени, последняя стадия, я поражаюсь, как он протянул столько с этим. Даже учитывая, что "Тайм-банк" - доктор вдруг громко и грязно выругался, не стесняясь Мии - взял у него всего год. Дело в том, что все такие займы обязательно передаются в нашу базу данных. Во избежание.
- Мия - сказал Таллер - обещай. Дай слово.
- Слово - сказала Мия, изо всех сил стараясь не завыть.
- День прошел не зря - сказал Таллер и закончил: "Я оставляю тебе Реку".
- Это твоя река, Таллер.
- Нет уже. А ничьей она быть не может. Можешь звать ее, как хочешь, но не оставляй ее одну.
Таллер криво улыбнулся и умер. Просто. Закрыл глаза и монитор обиженно пискнул, прерванный на самом интересном.
- Да, Таллер. Я буду звать ее "рекой Таллера". И так же ее будет звать тот, кто толкается под сердцем и о ком ты должен был сегодня узнать на берегу твоей реки.
Потому, что для этого издыхающего мира недостаточно одного Таллера.