Могущество тех, кого очень нескоро назовут "атлантами" не знало пределов в те времена. Мир послушной собакой вился у их ног, силы света и тьмы, доступные воображению, повиновались им.
Их огромные города, окруженные циклопическими стенами, спорившими с облаками, были раскиданы по всей земле, словно опорные столбы их империи. Мир существовал лишь потому, что так хотели атланты. Потому, что так решили атланты. И потому, что ему позволяли делать это атланты. Пралюди, ныне презрительно называемые "змееногими", населявшие Землю до прихода атлантов с неба, еще не ушли в легенду, остатки этого народа, вырезанного в битвах с пришельцами со звезд, прятались в своих катакомбах под землей, а тех, что не успели уйти, атланты просто выжали досуха, ища знаний, ища могучей магии, которая помогала змеелюдям держаться на Земле в числе господствующих, до того момента, как Красная Луна не встала над горизонтом, и небо не лопнуло, градом высыпав на земную твердь стальные воздушные корабли. Против них она помогла куда хуже.
Власть атлантов была абсолютной, они обошли всю планету тяжелой поступью победителей, уничтожая тех, кто, как и змеелюди, старался сопротивляться. Но это отнимало много того, над чем были не властны даже они, атланты - время. Оно одинаково беспощадно и к низшим, и к высшим. Потому змеелюди и были уничтожены не полностью - в своих катакомбах они были почти что неуязвимы, так как слишком долгим был бы срок, требовавшийся для того, чтобы переловить и добить их там, у их тайных алтарей и неведомых на Земле городов. А остальных, двуногих и двуруких, какими были и сами пришельцы с неба, ждала незавидная участь - рабов, даже если им позволяли сохранять некую власть там, где они, как казалось им, ею обладали. Впрочем, в этом для них между атлантами и змеелюдьми разницы большой не было. И те, и другие просто позволяли людям быть, как позволяли они сами быкам или баранам безраздельно властвовать в принадлежащих им стадах.
Что более раздражает, чем колючка, попавшая в сапог при длительном переходе, крошки в шелковых простынях или камешек, попавший в жернова величайшей мельницы, которую когда-либо видели на этой планете?
Верно. Только человек. Знания атлантов, помноженные на знания и магию змееногих, дали ответ на вопрос - отчего власть атлантов, накрывшая почти всю землю, как огромное, роскошное одеяло, порой словно горбится, протирается, а то и начинает рваться - что-то небольшое, но несгибаемое, словно бы мешало этому всесильному одеялу ровно, властно, а главное, вечно, лечь на Землю и застыть в покое и самодостаточности.
Ответ был прост и потому сейчас, возле горных хребтов на диком Севере, хребтов, где высота пиков соперничала с глубиной пропастей, холод состязался с ветром, а изобилие диких и хищных зверей соперничало с теми, кто и оказался тем самым камешком в жерновах.
- Они не захватывают соседских земель, никогда не убивают больше, чем нужно, не ищут покорности от окружающего мира, они живут кланами, поклоняясь не вечным богам, а воздуху, огню, воде и земле. На своих жутких горах они умудряются сеять хлеб - самый грубый хлеб, который только можно придумать, не копят сокровищ, не держат рабов, трудясь сами - на отнятых ли у горных распадков или тысячелетних лесов, пашнях, в своих кузнях, в своих мастерских, на рыбных ловах или охотясь. Они не признают денег и не понимают того, что в мире может быть лишь одна власть - ваша! - Захлебываясь от ощущения тени возможности быть хоть чем-то полезным присланному в эти заоблачные края наместнику атлантов с его огромной армией, местный царь. Его царство давно уже было присоединено к империи атлантов, его знамя носило их знак, с которым жалко соседствовал его герб, его жизнь и смерть принадлежали им, но это его вполне устраивало. Среди своего народа он по-прежнему был велик и всесилен, а власть атлантов позволяла ему увеличивать подати, ссылаясь на выросшие требования повелителей. Желающих восставать не было - всем были памятны еще и наводнения, которые насылали до атлантов змееногие, ныне скитающиеся под землей, а затем и огненные дожди с каменными смерчами, на которые не скупились уже новые владыки. Города, села, целые царства, которые не сразу поняли, что время человека ушло уже окончательно, как и время змееногих, были стерты с лица земли. Только зеркальной гладью блистала земля там, где ярились вызванные атлантами силы природы, направленные на уничтожение.
- Варвары, - презрительно бросил переводчик, царь соседней страны. Наместник, атлант, чей удел был огромен и на котором, к его стыду, и оказался камешек, сбивавший с ровной работы мельницу атлантов, промолчал, поглядев в сторону своего советника, наглухо закутанного в плащ с капюшоном, обшитом бубенчиками, который сидел на коне слева от него. Казалось, он о чем-то спросил, не разжимая губ, а советник, коротко поклонившись, ответил, не издав ни звука. Цари - и докладывавший, и переводивший, смиренно и почтительно потупили взоры, пока высшие изволили общаться. Свое место они знали хорошо. И это, в общем -то, верно - в мире, где не каждая тварь твердо знает свое место, ничего постоянного быть не может.
- Что еще ты можешь сказать мне, царь на земле атлантов? - Спокойно спросил наместник.
- Все, что ты захочешь спросить, владыка, и все, что я знаю. Но, - тут царь нежно и лукаво улыбнулся, - я привел с собой одного из тех, кого вы решили уничтожить. Добыть варвара очень непросто, в войнах между кланами, если такие случаются, они не захватывают рабов, чтобы потом продать, а потому добыть такую тварь можно только силой. Это очень непросто, владыка, а точнее, почти невозможно - варвары редко спускаются в наши долины, а если и попадаются нашим патрулям, то или уничтожают их, или погибают сами, все, до единого. Кажется, в их языке нет слова "плен" и "раб", вот до чего беден их язык. Израненные варвары убивают себя - всеми возможными способами, одно описание которых может заставить содрогнуться человека из мира знаний, света и культуры, что принесли с собой вы, атланты, - царь снова поклонился.
- Так как же удалось его пленить? - На лице атланта, спокойном, величественном, чистом и гордом не отразилось ни удивления, ни интереса. Просто он спросил - то, что могло пригодиться. А может, и нет.
- Яд, владыка. Самый смертоносный яд, известный людям, не убивает этих горных варваров, но погружает в сон. Они погибают от оружия, от камней, от стихийного бедствия, но любой яд, ведомый человеку, а до того - даже змееногим, будет забыто их имя, лишь усыпляет их. Да и то ненадолго, мой повелитель. Стрела в спину, вот единственный способ добыть варвара, повелитель. Ядовитая стрела в неопасное для жизни место.
- Любой яд? - Медленно спросил атлант и повернулся к советнику. Снова последовал неслышимый людям короткий разговор, во время которого брови наместника начали хмуриться, а в глазах, споря с бровями, пробуждалась злая, уставшая ждать своего часа, радость.
- Приведите варвара, - бросил он царям и их слугам, впрочем, для него они стояли на одном уровне.
2
Приведенный варвар был скован по рукам и ногам, руки были скованы за спиной, а от них тянулись цепи к кандалам на ногах, в свою очередь, соединенных очень короткой цепью, позволявшей делать пленнику очень маленькие шаги. Ошейник, густо усаженный по внутренней стороне шипами, соединялся цепью с кандалами на руках и ногах, цепь эта шла по спине, вынуждая варвара держать голову нарочито гордо. Хотя, судя по всему, он и так не привык ходить по земле, опустив очи долу. Кровь тонкими струйками бежала из-под ошейника, давая понять, что он упрямо хотел наклонить голову так, как привык.
Ростом он был почти на голову выше сопровождавших его воинов, в плечах шире любого из них чуть ли не вдвое, что делало его равным по росту и сложению с самими атлантами, как известно, значительно превосходивших людей размерами своих тел. Одет он был лишь в набедренную повязку, но ледяной горный ветер, пронизывающих до костей царей и их слуг, не смог заставить его не то, что дрожать, а даже покрыться, что было бы более, чем уместно, "гусиной кожей". Его черные в смоль волосы отливали не как обычно в таких случаях, в синеву, а почему-то в ослепительную нефритовую зелень. Руки, ноги и грудь его были покрыты старыми шрамами и свежими ранами, а заодно и густой татуировкой сложнейшего рисунка. Его лицо, худое, с жесткими, вырезанными обсидиановым резцом жестокого бога, чертами, скуластое, с широкими челюстями и твердым, упрямым подбородком, с высоким лбом и переразвитыми, на взгляд человека, надбровными дугами, под которыми серым мертвым ледником поблескивали глаза, вызвало у наместника такое оживление, которое только доводилось видеть людям у своих крайне скупых на эмоции, повелителей. Казалось, злая, уставшая ждать своего часа радость, что была в его глазах, прорывает плотину и вот-вот разольется по неподвижному обычно лицу. Но он взял себя в руки, словно боясь ошибиться.
- "В языке их нет слова "пленный" и слова "раб", и слово, и яд не властны над ними, зеленый свет догоревших звезд навек поселился в их волосах, мертвое черное делая вечно живым", - нараспев протянул советник, скидывая капюшон, прозвеневший бубенчиками, пропел на языке атлантов, неведомому никому из людей, - неужели ты не помнишь, наместник?
- Я помню, Цанц-Ци, прекрасно помню, - не оборачиваясь, медленно отвечал наместник советнику и вдруг негромко приказал людям, царям, воинам, свите и рабам: "Прочь. Оставьте нас с ним наедине".
Приказание было исполнено молниеносно, не оборачиваясь, кинулись люди, волоча паланкины с торопливо попадавшими туда, как попало, царями, и на площадке в предгорьях остались двое атлантов и варвар, чьи твердые губы сейчас комкала ироничная улыбка.
3
- Вот мы и снова встретились, раб силы, - наместник усмехнулся, усмехнулся совершенно искренне, а советник вторил ему.
- Я не помню тебя, атлант. Не помню и тебя, - варвар перевел взгляд на советника, чьи глаза горели сейчас каким-то исступленным пламенем.
- А это ты, конечно, носишь с рождения и с этим появился на свет? - Участливо спросил наместник, пальцем дотронувшись до сложнейшей вязи татуировки на груди пленного.
- На свет я появился без этого, - спокойно отвечал варвар, - это появилось позже.
- Как и знаки на твоем лице, разумеется, сами образовались в ночь на переломе пятнадцатого года твоей жизни на шестнадцатый, верно? - Сочувственно проговорил и советник, вмешавшись в разговор. И снова пропел: "Они не знают ни лжи, ни предательства, их не волнуют богатство и власть, война, воздух, вода, огонь и земля - вот все, во что они верят и ищут в жизни".
- Откуда бы атланту знать наши тайные песни? - Пленник нахмурился.
- Ваши? Это написано на твоем лице, - тонкий палец советника указал на странные значки, от уха до уха пролегавшие по лицу варвара, словно бы врезанные в плоть тончайшим лезвием.
- И ты, конечно, не знаешь, что значит рисунок на твоей груди? - Спросил, уже откровенно веселясь, наместник.
- Я знаю, что это говорит о том, что я носитель чистой крови и перешел на шестнадцатый год, - спокойно отвечал черноволосый варвар, мужчина лет тридцати, стоя скованным перед двумя конными атлантами.
- Верно. Чистая кровь. Наш повелитель и Совет были правы, - уже не обращая внимания на варвара, обратился наместник к советнику, - на том прорыве они потеряли все уже в следующем поколении. Теперь это просто... Люди, - последнее слово он просто выплюнул на каменистую площадку.
- Мы не люди. Мы населяем горы и живем своей жизнью, закрытой от других, не вмешиваясь в чужие и не допуская в свою никого, - спокойно, как и раньше, отвечал варвар.
- Дурак. На твоей груди - карта звездной схемы, Мегацер-Циуса. Эти слова тоже ничего не значат для тебя? А то, что ты понимаешь наш язык, тебя не удивляет?
- Нет. Мы понимаем язык любой твари или существа, что встречаем, так как сами говорим только то, что знаем, во что верим и о чем думаем, - варвар равнодушно пожал могучими плечами.
- Тогда я счастлив буду сообщить тебе, варвар, что вы потомки вечных странников, скитальцев среди звезд, некогда умевшие открывать даже соседние пространства и двигавшиеся между мирами с одной лишь целью - воевать. Вы не захватывали побежденных миров, вам это было скучно и ненужно, вы воевали ради войны. До тех пор, пока ваш, уже поредевший от тысячелетий такой жизни, небесный отряд не был взят в окружение нашей армадой. И произошло это именно тут, - тут меч советника покинул ножны и ткнулся в грудь варвара, - у Мегацер-Циуса, созвездия Скупых Звезд. Там ваши жалкие остатки умудрились прорвать наше кольцо и уйти, кто уцелел в той резне, в соседнее пространство. Мы не успели за вами. Мы полагали, что больше никогда не встретимся. Более того, мы полагали и теперь я вижу, что это правда, что вся ваша сила, сопутствовавшая вам в вашем безумном скитании, оставит вас, проложив вам дорогу к бегству. Хорошо. Это было не бегство. Это был отчаянный прорыв, - атлант внезапно сменил тон, он ликовал, - это был прорыв, я утешу тебя, бегать и отступать вы не умели, вы прорвали наши ряды там, у Скупых Звезд и, судя по Хроникам, готовились развернуться и вернуться в битву, чтобы исчезнуть уже навсегда. Но - ваша Сила сыграла с вами дурную шутку. Она открыла вам дорогу сюда, в этот мир, в это небо, в эту плоскость, а там оставила вас и не дала вернуться за той смертью, что вы искали в глубинах Вселенной, перелистывая пространства, как листы книг. Вы сели здесь, а потом... Потом деградировали, что мы тоже предвидели. Мы жалели, что вы не вернулись тогда, но нас, в отличии от вас, устраивал и такой исход. А затем... В общем, ваш уход на прошел даром для той части Вселенной и нам... Нам пришлось искать себе... Новое небо.
- Тогда что вы делаете на земле, атланты? - Варвар рассмеялся.
- Мы поклоняемся разуму, а не силе. Мы искали себе новый дом, мы нашли его, а еще в любой момент мы можем уйти в небо, даже сейчас, - прошипел советник, словно бы варвар ткнул его углем в свежую рану.
- Что вам там делать, атланты? Вы уже больше люди, чем мы. И потом - небо интересно только тогда, когда трудно. Вот и все.
- И тебе не жаль потерянного? Знаний, умений, силы, пусть хоть этой вашей безумной мечты - сражаться ради того, чтобы сражаться? - Пораженно спросил наместник.
- Я не знал об этом. А сожалеть о том, чего не знаешь, не может никто, - варвар говорил спокойно, но его низкий, громкий голос эхом отдавался от скал предгорий.
- Ты прав, варвар. Ты совершенно прав, - как-то устало отвечал наместник, спешиваясь и подходя к пленному, - нельзя сожалеть о том, чего не знаешь, особенно, если не умеешь даже хотеть знать неведомое или вспомнить забытое. Но Сила - будь то наша, ищущая знаний и власти, или ваша, ищущая лишь боя, не уходит бесследно. Я удивлен, почему вы не вырезали тут всех под корень, ведь первое поколение было вполне способно на это. Пусть даже вы и не смогли бы вернуться туда, откуда были сброшены нами.
Варвар молчал. Что можно было сказать, он сказал, чего не знал, сказать не мог, а чего знал и о чем не спрашивали, говорить не собирался. Как и о том, что знал, и о чем спрашивали, но что было запретно для чужекровных. Предки их, о чем говорили древние предания, отказались убивать ради убийства, воевать ради войны, сражаться ради сражений и хотели попробовать, нет ли иного пути к былому величию. Разумеется, в конце концов, они надеялись снова стать теми, кем когда-то были, но через многовековую, непривычную аскезу, потерю знаний, потерю Силы, потерю всего. Их символ, змея, кусающая свой хвост, говорил сам за себя - они могли забыть, кем были, забыть цель, которая стояла перед ними, но не могли свернуть с пути, который вел их к ней. Остальное - понимание, знание и принятие уже ставшего бы для них новым, пути, пути Войны, прибавилось бы по дороге. Но это точно не дело атлантов, что поглощали этот мир, как змея поглощает особенно огромную жабу - медленно, верно, но умудряясь не подавиться.
- Мы больше родня друг другу, чем тем, кто живет на этой планете, - вдруг сказал советник, - но вы попались нам не в том месте и не в то время. Вы, ваша сила - помеха нашей. Мы не можем взять из этого мира все, что в нем есть, даже с магией змееногих, которые почему-то не вырезали вас, когда вы обрушились с небес, мы смогли лишь раскинуть сеть над этим миром. Все почти готово - мир этот будет высосан, как муха пауком, а мы вернемся домой. Или вернемся в то небо, которое привыкли звать небом. Наши города - это места наивысшего скопления сил этого мира, который, если бы не мы, однажды смог бы спорить даже с нашим в дни нашего расцвета. Это десятки огромных жал, воткнутых в мясо этой планеты, по которым, соединяемым сетью, силы его войдут в Красный Осколочек, что лежит в Белой Башне на главном материке. Вы, сами того не понимая, единственное препятствие.
- Интересно, советник, - задумчиво сказал наместник, - для чего ты поведал самое сокровенное этому существу? Я не понимаю твоего поступка.
- Я хотел отвезти этого варвара нашему Владыке после того, как мы вычистим эти горы. Думаю, что смерть этого убого потомка сумасшедших скитальцев, который знает все, больше порадует Владыку, чем простая резня в горах.
- Соглашусь с тобой, - наместник кивнул головой, а затем, нимало не заботясь, видит ли его кто, призывно махнул рукой. Он не ошибся - все, кто был обязан его видеть, его видели и кинулись на его зов - оба царя и вся их свита.
4
А дальше все было буднично и бодро. Скованного варвара поместили в клеть, ее водрузили на телегу и несколько лет он смотрел на то, как атланты планомерно, обстоятельно, шаг за шагом, уничтожают его народ. И его клан, и соседские кланы, и кланы друзей, и кланы врагов, и, на всякий случай, все живое, что попадалось им на том месте карты, что было обозначено на Высшем Совете, как препятствующее своим существованием, осуществлению их плана - выжать мир, как спелое, крепкое яблоко, в свой бокал и, обретя новые силы, уйти в свой мир - или попытаться вернуть его, если он исчез.
Он молчал.
Нередко, безо всякого злорадства, или ненависти, или презрения, то наместник, то советник, то оба сразу подходили к его клети и повторяли, словно вдалбливая невыносимо тупому ученику необычной простую вещь: "Разум могущественнее Силы".
Он молчал.
Разум? Это, то, что он видел - разумно? Да, конечная цель атлантов была велика, покинуть мертвый мир и вернуться в свой, захватывая попутно и потом все, до чего дотянуться, с целью властвовать, но ему она была чужда. А потому он не слушал их и не слышал. Он слушал себя. Старейшины клана запрещали людям давать волю своей второй памяти, которая порой била молотом в их головы, являясь словно бы ниоткуда, показывая картины неведомых краев, невиданного оружия, небывалых пространств, для которых не было уже слова в их языке, небывалой свободы, которую не знали даже они. Это было запретно. И варвары учились сдерживать вторую память, направляя ее в иное русло.
Теперь он понял, что старейшины были правы. Знай он все, что рассказали ему наместник с советником в первую же встречу, знай их народ все это - разве не кинулись бы они по земле, ища неведомо, чего? Способа вернуть потерянное, способа, которого еще не было на этой планете, то есть, обрекая себя на муки голодного, прикованного у пиршественного стола, что не способен чувствовать ничего внутри себя, кроме голода, не способен видеть ничего вокруг себя, кроме краюхи хлеба и бесконечных блюд с яствами, до которых ему не дотянуться?
Но то, что он наблюдал сквозь прутья клетки эти годы, дали ему еще кое-что. И тут ему не смогли помешать бы даже все старейшины всех горных кланов - он понял истинность пути, по которому рвались в бескрайнем черном просторе их предки - путь войны во имя войны.
Атланты обстоятельно вычистили горы, проверили и перепроверили результаты, пользуясь как способами своими, так и земными, как магией змееногих, так и данными разведки, убедились, что цель достигнута и тронулись в обратный путь.
Пока атланты уничтожали остатки его народа, его не морили голодом, не пытали, не мучали, более того, на уже опустошенных землях ему была предоставлена даже некоторая свобода - недалеко от клети. Но он не пытался ни бежать, ни умереть, ни убить ни советника, ни наместника. Он молчал и смотрел по сторонам.
Думая. Понимая. Принимая.
- Обычаи и условности - будущие оковы рода людского, останься бы он цел, уже наложили свои щупальца и на нас, - как-то обмолвился советник, - только мы, в отличии от людей, уже перенимающих наши, понимаем их источник - это досадная случайность. Законы этого мира на волосок отличны от нашего. А потому тут мы не всесильны. Даже не так сильны, как были прежде, иначе мы давно бы решили наш вопрос, а ваши горы просто стерли бы с лица земли с наших небесных кораблей. Но тут и вмешался этот волосок, который мы собираемся порвать, выжав этот мир в бокал - волосок, не дающий нам ни использовать все наши умения, ни все наше оружие, ни все наши былые возможности. Мы могли бы еще подняться в небо - но были бы привязаны к этой планете. В самом лучшем случае - к этой звезде. Это неразумно.
Варвар и на этот раз промолчал. Пламя, то самое пламя, доставшееся ему в наследство от звездных воителей, пламя, столь старательно заглушаемое старейшинами поколение за поколением, не могло погаснуть совсем. А глядя вокруг, он понимал, что даже люди, презираемые атлантами, носят в себе нечто, если не схожее полностью с тем, что нес в себе он, но что-то отдаленно созвучное, вполне способны были бы стать хворостом для этого огня.
После долгого плавания на тот материк, что облюбовали себе атланты, и где находилась и резиденция их верховного Владыки, и Высший Совет, и Белая Башня с Красным Осколочком, варвар просто сбежал.
Головы наместника и советника слетели, как пух с одуванчика, Владыка был суров и справедлив, он оценил их труд по достоинству, но даже последний варвар, не будучи пойманным и умерщвленным, оставался столь же вредоносным для осуществления их плана, как и весь его народ. Куда он бежал? Куда исчез? Материк принадлежал атлантам целиком и полностью, но на нем варвара не могли найти. Уйти за океан он не мог. Он был жив - это было все, что могли узнать члены Высшего Совета. И он был помехой.
Год за годом искали атланты его следы, расширяя поиски по всему миру, но он как в воду канул. Устав ждать, Владыка решил провести заключительную часть обряда, просто игнорируя тот факт, что варвара так и не поймали. Логика его была проста и Высший Совет, после долгого обсуждения, согласился с тем, что Владыка прав - законов соотношения величин никто не отменял ни в одном из миров и, если варвар и мог быть некоторой помехой, то, во всяком случае, не катастрофической.
Белая Башня не охранялась внутри. Обычаи и условности. Да, разумеется, она стояла в самом центра огромного города атлантов, чьи стены соперничали с облаками, в самом сердце материка, населенного лишь атлантами, но сама Белая Башня не охранялась.
Величайший паук был готов высосать мир, на котором жил. Чтобы обрести крылья и уйти с него. Так говорили атланты. Те, что верили в разум.
На обряде присутствовали лишь несколько членов Высшего Совета и Владыка. Красный Осколочек, небольшой, багряный камень, надменно переливаясь в свете факелов, готовился принимать в себя все, чем жил и двигался этот мир. В неимоверном усилии напряглись десятки его жал-городов, раскинутых по всей планете, ожидая последнего слова.
И оно прозвучало.
Звучало оно так.
В коридоре, что вел из центрального зала в боковые галереи Белой Башни, а затем и на улицы города, раздались дикие крики и вопли, звон стали и стоны умирающих, что-то неумолимо прокладывало себе путь в сердце Белой Башни. Белая Башня не охранялась, верно. Но снаружи, просто по обычаю, курсировали патрули. Вот они-то, немногочисленные и слабовооруженные, так как роль их была, по большей части, ритуальной, и старались преградить сейчас путь тому, кто рвался в центральный зал Белой Башни. Владыка, готовый уже начать произносить последнюю часть слов обряда, замолк, выходя из дичайшего транса, содрогаясь всем телом, словно простой человек, выкинутый внезапно из теплой постели на мороз.
- Ложь! - Вот что услышали члены Высшего Совета, допущенные к обряду и Владыка, уже пришедший в себя. - Ложь! - Вновь прозвучал низкий, громкий голос.
Варвар, которого столько лет искали атланты, нашелся сам, проложив себе дорогу сквозь патрули и невесть как попав в сам город.
Он постарел. Слегка сутулился, левое плечо он держал заметно ниже правого, кособочась, левый глаз его был выбит только что, в коридоре и жуткий рубец перепахал его лицо. Но оставшийся глаз горел издевкой. Одним звериным прыжком он оказался над алтарем с Красным Осколочком и занес над ним тяжелый меч, меч варваров северных гор, так старательно вычищенных атлантами годы назад.
- Вы лгали. Вы не в состоянии высосать Силы этого мироздания - оно не ваше. Оно не было и нашим.
- Опусти меч, безумец, ты не представляешь, что случится с этой планетой, если ты разобьешь Красный Осколочек! - Голос Владыки слегка дрогнул, а сам Владыка поразился такому факту чуть ли не больше, чем явлению варвара, окровавленного, дикого, безумного и одноглазого, с тяжелым мечом в левой руке и оборванной веревкой на шее - видимо, петлю ему накинули, пока он прорывался с боем в центральный зал.
- Планетой? Ничего такого, что могло бы быть, доведи вы обряд до конца, - усмехнулся варвар. Он был полным хозяином ситуации.
- Что тебе до этого мира, варвар? Оставь его, останься с нами, мы уйдем вместе! - Заговорил кто-то из членов Высшего Совета.
- Уйдем? Верно. Но я не зря начал речь со слова "ложь", атлант. Вы лжете. Вы не можете высосать Силы этого мира. Так мы решили, годами обдумывая ваши слова - о цели, пути, волоске, обычаях и условностях там, в бездне Земли, у тайных алтарей змееногих!
- Так вот где ты был, - задумчиво проговорил Владыка, - смешно. Мы искали и там.
- Вы искали не то. Вы искали варвара, а я был своим среди змееногих те годы, что скрывался среди них. Да и город, в котором я жил, известен даже не каждому змееногому, во всяком случае, никому из тех, кого вы тут выпотрошили, добиваясь сведений о моем возможном месте спасения. Так вот. Все, что вы способны сделать, довершив обряд - это навечно закрепить власть атлантов над этим миром. Вот и все. Убогая, жалкая цель. Вы можете вернуться в небо, как говаривал ваш казненный сородич? Да, верно. Но вам там нечего делать. Вы презирали меня, как потомка народа безумцев, ищущих войны ради войны, но сами вы оказались куда более омерзительными - слуги силы Разума, так вы себя называли. Змееногие говорят, что Разум - это нечто совсем иное, чем то, чему поклоняетесь вы. И я верю им больше, чем вам. Я разобью этот камешек, и на этом история Атлантиды будет окончена.
- Ты сам погибнешь, варвар, - спокойно сказал один из Высшего Совета.
- Плевать, - отвечал варвар.
- Даже мы не можем сказать, что случится с планетой после того, как утонет наш материк и Красный Осколочек выкинет в мир то, носителем чего является - наших знаний, умений, сил, магии змееногих и еще много, чего!
- Плевать.
- В этом мире больше не осталось ни капли твоей крови, кроме той, что течет в твоих жилах. Куда ты пойдешь, если уцелеешь? Тебе некуда идти. Змееногим ты не нужен, а люди разве нужны тебе?
- Плевать, - отвечал варвар.
- Ты мог бы стать одним из нас, не по крови, но по праву власти, - молвил Владыка, - я обещаю тебе это. Да, наша кровь - не ваша, но она ближе к вашей, чем кровь человека, например.
- Я предпочту сгореть тут заживо, чем стану одним из вас, лжецы, трусы, торгаши. Я не дам вам вечной власти. Не хочу. И потом - это то, что нам не удалось у созвездия Скупых Звезд, уйти навсегда. Счастливыми. Вы сами помогли нам в этом. И я не упущу такой шанс.
- Да! Мы не сможем вернуться. Но ты сможешь стать кем угодно здесь, на этой планете, хоть носи этот Красный Осколочек с собой, хоть просто уйди, сказав, чего это будет нам стоить! Золото?
- Золото? - Рассмеялся варвар, вытащил из-за пояса золотое кольцо и смял его меж пальцев, - кому нужен металл, не способный противостоять даже силе рук?
- Власть? Не будет никого в мире, кто не пал бы ниц перед тобой, готовый умереть, исполняя твою случайную прихоть!
- Кому нужны те, кто не в силах умереть, сражаясь?
- Вы одичали в горах, вы никогда не умели думать, но умели убивать, потому вы проиграли! - Не вынес кто-то из Совета, - сейчас ты можешь победить, у тебя будет все, все, что можно выдумать в этом мире - роскошная одежда, изысканная еда, которой ты сможешь со скуки кормить собак, сонмы женщин, лижущих тебе ноги!
- Кому нужна одежда, не защищающая ни от легкого дождя, ни от слабого холода? Кому нужно еды больше, чем необходимо для насыщения? Кому нужны женщины, лижущие ноги и мечтающие перерезать тебе горло? Вам нечего предложить мне!
- Тогда требуй сам! - Взвыл Владыка, понимая, что опаздывает.
- А мне нечего требовать. Красный Осколочек уничтожит вашу расу вместе с вашими городами, змееногие отсидятся в своих катакомбах, а на людей мне наплевать, как и на себя - вы сами вернули меня в мою память, а потому я выбираю просто и навсегда. Война ради войны. А Знание - Знание я уже получил.
И тяжелый меч варвара рухнул на Красный Осколочек.
И тяжелый многолетний мрак упал на планету, тонули страны и города, волны великого Океана навсегда скрыли материк атлантов вместе с их Белой Башней, города их рассыпались прахом, люди, уже начинавшие было понемногу становиться теми, кто теперь притворяется людьми, снова были отброшены на века назад, Силы, вырвавшиеся из Красного Осколочка, как и обещали атланты, сотворили немало перемен, прежде, чем нашли себе место в новом мире, а Змееногие отсиделись в своих катакомбах.
А варвар?
А что - варвар? Он исчез вместе с Белой Башней, в том невиданном ни до, ни после, взрыве и ярости обезумевшей энергии, сил и материи, получив Память, Путь, Знание и Счастье, а его имя...
А что - имя?
Оно столько раз передавалось из уст в уста, от одного народа к другому, от одной уходящей цивилизации к другой, от одного мира к другому, что просто рассыпалось на сотни тех имен, что способны были понять и принять те, кому они были предназначены.