Аннотация: Лара возвращается в деревню, чтобы выяснить, что случилось с сестрой. Она отчаянно пытается вспомнить нечто важное, но давно забытое.
Дарья Леднева
Бражник
Двери электрички долго не открывались. В тамбуре Лара нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и думала, что придётся проехать ещё остановку и выйти на следующей, как вдруг электричка, скрипнув, отворила двери. Лара выскочила на платформу.
Яркое солнце било в глаза, назойливая мошкара, гонимая ветром, тут как тут.
"Да что же такое!" - Лара резко раскрыла сумку и достала солнцезащитные очки.
Когда пыльный ветер стих, Лара приподняла очки на лоб и осмотрелась. Да, всё по-старому. Только бурьян, который рос вокруг платформы, не так могуч, как в детстве, когда он аркой накрывал тебя с головой и ты проходила под ним как в сказке. И репейник тогда ядовито сверкал и вырывался из трещины посередине платформы, как чёрный колдун с посохом, а теперь будто растекается в полуденном зное паутиной. Из переполненного мусорного ведра вываливались окурки, яблочные огрызки и что-то похожее на куриную лапку. Лара отвернулась. Куриная лапка?
- Ой!
Соринка попала в глаз. Проморгавшись, Лара вновь посмотрела на мусорку.
Нет, никаких куриных лапок. Но Лара привыкла проверять всё дотошно, поэтому, убедившись, что никого, кроме неё нет, склонилась над урной. Нет, только блестящая банка от напитка, бледно-рыжие окурки и тонкие огрызки. Никаких куриных лапок.
Держась за перила, Лара вытащила из сумки кеды с посеревшими белыми шнурками, переобулась, босоножки на невысокой танкетке убрала в ту же безропотную сумочку и спустилась по разбитым ступеням в заросли сухой ломкой травы.
Деревня скрывалась за лесом, тонувшим в жарком мареве. Лара зашагала бодро, но с каждым шагом - тяжелее. Пот струился по спине, клетчатая рубашка покрылась пятнами. Шея под русыми волосами взмокла. Лара собрала влажные кудри в хвост. И сразу же показалось, проворная букашка перепрыгнула с цветов и прилипла к шее.
"Ну, Ленка, я тебя прибью. Устроила ты мне весёлые выходные", - думала Лара.
А вина сестры была в том, что она уже третью неделю не отвечала ни на звонки, ни на сообщения в соцсетях. Приходится проверять. Всё-таки Ленка - очень наивная, с открытым ртом слушает всех подряд (кроме сестры и отца, разумеется). Прежде чем переехать в деревню, несла бред о единении с природой и очищении организма. Бросила хороший институт, поссорилась с отцом. Словом, с катушек слетела.
"Зря отпустила. Надо было к батарее приковать".
Но Лара прекрасно знала, почему молча отпустила Ленку. Сама такой же была. Ну, не совсем такой. В том возрасте Лара тоже дома не куковала, а моталась по экспедициям с Клавдией Артёмовной. Спали в лесу под звон комаров или у реки под перекличку жаб. Иногда набредали на заброшенные северные деревни, и тогда ночевали у какой-нибудь старухи в сенях. И всё искали просветления и тайн. Но Клавдия Артёмовна была старой знакомой, можно сказать, другом семьи. А вот кто навешал Ленке лапши на уши - это ещё хороший вопрос.
- Не местная? - Лару догнал мужчина.
От него пахло пережаренным кофе, и на его майке-безрукавке ещё оставалась коричневая пыль. Ещё Ларе почудился сладковато-гнилостный запах, но его тут же заглушил аромат цветов, резкий, точно кто-то потряс ими перед самым лицом.
- Не местная, - Лару бросило в холодный пот. На горячую спину точно выплеснули ведро льда. Лара нервно оглянулась по сторонам. Нет, показалось. Ничего.
- Жарко, поди, в кедах-то?
Кивнула.
- У нас нынче аномальное лето. Давно такого не было. Вот боимся, как бы торфяники не загорелись.
У Лары вспотели ноги. Кеды стали тесными и неудобными. Идти быстро она уже не могла. Незнакомец явно не был настроен тащиться по пеклу как черепаха и вскоре ушёл далеко вперёд, скрылся в прохладном пролеске.
Лара хмурилась ему вслед. Она присела на тропе и некоторое время вслушивалась в голоса природы, вдыхала запахи, пальцами щупала землю, ища колебания, отзвуки, отголоски. Но всё было тихо. Где-то в лесу в дупле спал филин, ночью съевший трёх мышей, кузнечики ползали по кустам малины, ещё не зная, что завтра их поймают дети, шмели летали вдоль железной дороги, вдоль шоссе распускались чахлые белые ромашки. Всё обычно. Но неприятное чувство, будто померещилась куриная лапка - это чувство не покидало Лару. И чем больше она размышляла об этом, тем тяжелее становилась её поступь.
В детстве Лара думала, что раз бабушкин дом находится примерно посередине деревни, то это наверняка царский терем. Ведь у него такая высокая острая крыша! А красный виноград обвивал дом со всех сторон, нависал над окнами, цепляясь за ручки, и точно занавес струился по крыльцу.
Высокую крышу Лара увидела ещё издалека. Виноградных лоз уже не было, только пятнами чернел шифер. От времени он протёрся, одна полоса и вовсе оторвалась и спустилась на край к желобу. В дождь, наверное, заливает.
"Надо будет узнать, кто тут может подлатать".
Забор - невысокий, больше для вида, чем для защиты от незваных гостей. Калитка держалась только на кольце из проволоки.
Лара зашла на участок. Мальва и вербена склонились к дорожке, задевали по ногам, оставляя поцелуи пыльцы. Красный виноград совсем иссох, из земли торчало лишь несколько сухих палок.
Ленки дома не было. Лара ожидала, что сестра сидит где-нибудь под яблоней или ковыряется в огороде. Но - никого.
И сарай, и кухонная пристройка, и дом - всё нараспашку. Приходи кто хочет - бери что хочешь. Лара бросила сумку на облупившуюся скамейку под навесом, обвитым девичьим виноградом. В зелёных листьях уже тяжелели гроздья бледно-салатовых ягод.
Солнце щадило, пекло уже не так сильно. Девушка сняла тёмные очки. Вытерла испарину. Увидев в тени дождевую бочку, хотела окунуть в неё руки, но в последний момент отпрянула: по ржавой воде плавала водомерка. Водных насекомых нельзя трогать, иначе они могут обидеться и заманить на ту сторону реки.
Из уличного крана текла тёплая вода, которая не освежала. Но Лара всё-таки умыла лицо. Протерев шею рукой, увидела, что к ладони прилипло несколько дохлых чёрных мошек.
- Гадость.
По тонкой влажной трубе полз слизняк. Он явно хотел добраться до крана.
- Фу. А разве они не ночью выползают? - Лара передёрнула плечами. Она поймала себя на том, что хочет убежать к электричке и поехать назад в город. Только бы избавиться от этого липкого ощущения, будто что-то влажными мохнатыми лапками перебирает по спине. Лара села на скамейку, обхватила себя руками.
Раньше ни мошки, ни слизняки её не смущали.
"Что же это такое? Я слишком долго была в городе? Может, Ленка в чём-то и права?"
Когда они путешествовали с Клавдией Артёмовной, Лара и лягушек голыми руками ловила, и слизняков собирала, копались в земле, выуживала червей и мокриц, затем сушила и растирала всё это в порошок, смешивала с настойками... Она точно не помнила, как закончилась густая земляная жизнь и началась жидкая городская, когда один день похож на другой, а время утекает сквозь пальцы.
Лара смотрела на старый дом, на срубленный виноград, на сухие тонкие палки, которые всё же настолько прочно ушли корнями в землю, что никто не смог их выкорчевать.
Внутри себя она ощущала нечто, что образуется, когда из тебя незаметно вырывают важную часть тебя, часть составляющую твою суть - часть, которая и есть ты.
Ларе не хватало самой себя. Той себя, которая была частью времени.
Ленка появилась чуть позже, таща магазинные пакеты, и при виде сестры нахмурилась. Но Лара накинулась первая.
- Ты чего трубку не берёшь?
- Я сюда отдыхать приехала, а не на телефоне сидеть, - огрызнулась сестра. К жаре она подготовилась: отрезала волосы короче некуда. Высокая, костлявая, с узкими бёдрами, в дешевой майке, она была похожа на мальчишку-подростка.
Лара вздохнула. "И как с нею говорить?"
Ленке едва исполнилось двадцать, в голове ветер, ишь чего выдумала: вместо института в деревне жить. Мол, тут природа, голова не болит. Найти бы того, кто её надоумил, и башкой в отхожее место запихнуть. Посмотрим, как запоёт.
Пока Ленка разбирала пакет, Лара сидела за кухонным столом и молча наблюдала за ловкими движениями сестры.
Она её почти не знала. Да были ли они сёстрами? Десять лет разницы, Лару воспитывала Клавдия Артёмовна, Ленка как балласт висела на отце. А ему каково было? Он так снова и не женился, даже, кажется, ни с кем не встречался.
Когда Ленка стала достаточно взрослой, чтобы отпирать и запирать квартиру, она стала пропадать во дворах с какими-то компаниями. И пока Лара с Клавдией Артёмовной мерили шагами северные земли, Ленка прыгала с крыш гаражей. Пока Лара получала красный диплом, Ленка курила за гаражами и играла с мальчишками в бутылочку. Потом Лара устроилась на работу в офис продаж... Она смутно помнила - зачем. Однажды попав в этот круговорот, Лара оторвалась от наставницы, да и Ленку совсем потеряла из виду.
"Зачем же меня так долго не было?" - думала она, наблюдая за сестрой.
Когда позвонил отец, Лара отмахнулась, возможно, даже до конца не дослушала. Ну кто в здравом уме будет вместо работы разбираться с подростковыми закидонами? А сейчас, в июле, самое время во всю готовиться к осеннему буму. Все вернутся из отпусков, и закрутится! Так что Лара изо всех барабанила по клавиатуре, сочиняя план проекта, который собиралась вскоре презентовать боссу, когда раздался звонок от наставницы, от Клавдии Артёмовны.
Лара сначала думала пропустить, перезвонить позже, может, в августе или в воскресенье. К тому моменту она уже давно не общалась с Клавдией Артёмовной... Может, с того дня, как устроилась на офисную работу. Какая-то размолвка, уже и не вспомнить из-за чего.
Но наставница звонила и звонила, пока Лара не взяла трубку. Конечно, Лара хотела выключить звук, но тот, зараза, не выключался.
Клавдия Артёмовна заговорила как бы свысока, напоминая о том, что она многому научила Лару, но учила не для того, чтобы та насиживала целлюлит в офисном кресле. Лара в ответ только промычала. С тех пор, как они ездили в экспедиции, пешком исходили весь горный хребет, танцевали под звёздным небом, сливаясь с духами ветра и растворяясь в круговороте воздуха, с тех пор прошло много времени. Хоть убей, Лара не помнила, почему ушла от наставницы и как успела разлюбить прошлое.
Клавдия Артёмовна её отчитывала, а Лара тонула в её голосе, вспоминая и то, что забыла, и то, чего никогда не было, но могло бы быть, и то, что будет, смутные вспышки прекрасного.
"...Ты должна проверить сестру", - услышала Лара голос Клавдии Артёмовны.
"Нет, Лара, не в этом дело, - настаивала Клавдия Артёмовна. - Ты забываешь, кто вы такие. Кроме того, я видела очень странный сон".
Лара молча слушала. Смутно помнила, что раньше тоже видела сны, когда лежала в спальном мешке под звёздным небом, когда кожа её дышала ночной прохладой, когда убаюкивал шум реки... Лара знала, что забыла что-то важное. Вот только что?
А сон такой: у мотылька ломаются крылья, падают перламутровые пластинки, оставляя обнажённое тело, и на белой нежной спине проступают чёрные шрамы.
"А затем я увидела лицо. Долго не могла узнать. А вот теперь вдруг поняла: да это же твоя сестра! Нечисто тут дело", - говорила Клавдия Артёмовна.
"Так, может, вместе съездим? Или я дам вам адрес..."
"Лара! Совсем стыд потеряла! Это же твоя сестра!"
"Ладно, съезжу", - буркнула Лара и, не прощаясь, нажала "отбой".
"А вот возьму и не поеду! Я что, обязана? Да с какой стати! Я эту Ленку уже сто лет не видела! А Клавдия Артёмовна? Я, что, ей всю жизнь должна как собачка на верёвочке прыгать? Подумаешь - учила! Очень мне её учение помогло!"
Лара попробовала вернуться к работе. Но проклятая батарейка в клавиатуре села, а новая пачка батареек оказалась вдруг распакованной и пустой. Тогда Лара включила сумасшедшую, как водоворот, музыку и закружилась.
"Как же всё это надоело! А что если и в самом деле махнуть на недельку в деревню?" - Лара всё кружилась, и незнакомая музыка заполняла её разум, вытесняя мысли, только смутные образы вспыхивали и потухали.
"К чему снился сон про мотылька?"
Сумрак опускался на дачи. Солнце уже скрылось, почти исчезло его розовое послевкусие. Лара и Ленка сели чаевничать. В чашках плавали сухие травинки и потемневшие синие листочки. Пахло мятой. Лара пила маленькими глотками. От удовольствия прикрыла глаза.
Теперь она слышала, как через три участка к курятнику крадётся кот, большой дымчатый кот, мягкими лапами ступает, куры его не замечают, но он не собирается на них охотиться, он собирается спать в курятнике, там мягко и тепло. Он всегда так делает. А утром он поймает мышь, оставив филина без добычи. А филин уже проснулся, но ему ещё рано вылетать. В малиновых кустах стрекочут ночные певцы. По канаве прыгает лягушка, маленькая такая, тёмненькая. Лара как будто возвышается над миром, присутствует в каждом времени и пространстве. Через неделю дымчатый кот подерётся с собакой и выйдет победителем, но хозяйка всё же увезёт его в город, где он будет грустно сидеть у окна, упершись мордой в стекло. Дети продержат кузнечиков в банке только два дня, у детей есть тетрадка, в которую они синим карандашом записывают наблюдения, кузнечиков она тоже зарисуют, только синими, потом тетрадка будет лежать в столе, потеряется, попадёт на чердак, потом найдётся и вместе с другим старьём станет растопкой для камина.
Лару переполняет время. Её куда-то тянет. Если ещё чуть-чуть... если ещё отпустить разум, расслабиться, отдаться потоку, то ей откро...
- Ты до воскресенья останешься? - перебила Ленка.
Лара с сожалением открыла глаза. Всё стало обычным.
- У меня отпуск. На две недели задержусь.
- А чё никуда не поедешь? - сестра с шумом выдула блюдце чая, после чего налила ещё.
Лара пожала плечами, потом, прищурившись, посмотрела на сестру. Когда они в последний раз общались? Полгода назад, наверное? А, впрочем, и раньше не особо. Кажется, у не было ничего общего, кроме одинаковой фамилии и отчества в паспорте.
- Да ну. Неохота.
- С парнем поругалась?
- Разбежались.
Ленка кивнула, но не сочувственно, а просто поддержать скучный разговор.
Лара же нахмурилась.
Накануне звонка Клавдии Артёмовны она разошлась с парнем. Да и как-то по-глупому, что осталось чувство неудовлетворенности. Хотелось побежать за ним следом и что-то объяснить и доказать, унизить, что ли.
Женя, в общем-то, не так уж чтобы сильно нравился Ларе. Но был вполне ничего, открытый, болтливый, без прошлого, которое надо скрывать. Но он был так прост, что Лару это выводило из себя. Она жалела о тех временах, когда могла уличить кого-то во лжи, бросить обвинение в лицо и вдоволь насладиться скандалом.
"Ну ты и ведьма!", - бросали бывшие, а Лара смеялась им в лицо. Она бесновалась и заливалась таким хохотом, что иногда отлетала штукатурка с потолка.
А Женя бесил своим спокойствием, его невозможно было раскрутить на скандал, и Лару это злило, а злость выплеснуть не получалось. С Женей Лара потеряла внутренне равновесие.
Иногда Лара втыкала иголки в углу комнаты, в том месте, где отошёл кусочек обоев, и зло шептала нехорошие слова. Ей хотелось причинить Жене страдания, как-то расшевелить его, найти под его показным спокойствием живого, бурлящего человека. Но потом Лара успокаивалась, вынимала и ломала иголки. Другим Лара не втыкала иголок, но с Женей! С Женей у неё внутри всё бурлило и бесновалось, но не находило выхода.
Сейчас, сидя за столом, накрытом старой, из детства, скатертью, Лара понимала, что с Женей она переставала быть собой. Просыпалась другая, чужая сущность.
Лара вспомнила их расставание. Короткий роман. Женя прознал о шалости с иголками. Женя пришёл утром, неожиданно. "Так вот почему на меня шеф бочку гнал? Вот почему кто-то шину проколол? Вот почему кружка разбилась?" - начал Женя говорить чуть громче, чем обычно, но под конец сорвался на крик и кричал так, что Лара и не всё поняла.
Затем он замахнулся на Лару подушкой, но она увернулась и заперлась в ванной. Там её накрыл приступ истеричного смеха. А Женя в гневе разбил горшок с цветком и исчез.
Лара сидела, прислонившись к двери в ванной, и смеялась. Смех - странный, будто иголки щекочут тело, дрожишь, трясёшься, и звуки, изливающиеся из тебя, - это будто не твои звуки.
Затем Лара пришла в себя, села за работу, забыла, затем позвонила Клавдия Артёмовна. А теперь вот Ленка душу бередит.
"И зачем я так с ним? Могла бы просто отпустить?" - Лара вдруг вспомнила старые дни, когда она была доброй... Доброй? Какое странное слово. Лара помнила, что когда-то не бесновалась, а была спокойной как равнинная река, как лёгкое дуновение ветра в ясный день, как распускающийся цветок.
"Так что во мне изменилось?"
Ленка тем временем закончила пить чай и уже мыла чашку. Лара вышла на улицу. Вновь села на скамейку под навесом.
Уже стемнело. Новая свежесть расстилалась вокруг. Из темноты доносились звуки: капала вода, шуршал ёжик, кот урчал, устроившись в курином насесте. Запах мяты перебивался запахом стоячей воды в канавеы. Витал лёгкий аромат дымка.
Через тонкие лозы девичьего винограда Лара смотрела на звёздное небо.
"Когда я в последний раз вот так вот сидела? Лет пять или семь назад? Когда ещё мы с Клавдией Артёмовной... Семь? Восемь? А какой запах..."
Лара закрыла глаза.
"Почему же мы разошлись?"
Ведь небо было такое безграничное, безначальное, бесконечное, пропитанное звёздным светом.
- Пойдём спать, - перебила Ленка.
Крыльцо, терраса, коридор, четыре комнаты - большой дом тяжело протапливался после зимы, и часто, даже в августе, в некоторых углах можно было почувствовать сырость. Ленка исправно топила печь вечером, но дом к утру остывал. А днём несмотря на уличную жару он всегда оставался холодным. Лара помнила, каким уютным был дом в детстве, но лёгкий оттенок сырости был всегда. В других домах такого не было, у кого-то пало свежим сеном, у кого-то запах сушёных грибов пронизывал весь дом, у кого-то - запах смородины, березовых поленьев, свежего борща.
Для сестры Ленка постелила в маленькой комнате, подальше от тёплой гостиной.
- Ты же всё ещё любишь в прохладе спать?
- Всё ещё люблю, - кивнула Лара.
Ночью ей часто бывало жарко. Клавдия Артёмовна говорила, что это ведьминская сущность рвётся. И журила Лару: "Зря ты наши выезды на природу пропускаешь. Не хватает тебе свободы". Но Лара только хмурилась.
Сейчас она с нетерпением ждала, когда скинет пропитанную дневным потом одежду и упадёт на свежую постель.
- Ну и ладно, - Ленка казалась скованной.
Каждое движение и слово она будто тщательно обдумывала и выдавливала через силу.
Легли спать. Лара в маленькой дальней комнате, Ленка - в комнате, примыкавшей к печи.
Постель Лары была чуть отсыревшей и пахла плесенью. Ветер ударялся в москитную сетку приоткрытого окна. В черноте звенели комары, и резко, точно вздрагивая, пели кузнечики. Лара лежала на боку, обняв тяжёлую сыроватую подушку.
Ей чего-то не хватало.
Скрипнули половицы. В коридоре мелькнула тень.
"Куда это Ленка собралась?"
Тихо, будто шелест крыльев мотылька, закрылась входная дверь. Лара быстро скинула одеяло, отодвинула старую штору и прижалась к стеклу, но из-за москитной сетки мир снаружи казался размытым. Лара дёрнула окно, оно открылось, осыпая отлупившейся краской.
В ядовито-жёлтом свете ночного фонаря Ленка вышла за калитку.
"Ага, так и знала!"
Лара натянула джинсы, поверх ночной сорочки накинула рубашку и поспешила на улицу.
Пахло чёрной смородиной, жимолостью. Ноги в шлёпанцах сразу же замёрзли. Большим пальцем ударилась обо что-то сырое. Нужно было бы надеть калоши, но где их искать в темноте?
Ленка неторопливо брела к лесу. Лара кралась за ней, стараясь либо обойти, либо пробежать поскорее пятна света, в темноте замирала, выжидала.
"Только бы не обернулась".
Но Ленка, казалось, была в каком-то наваждении, будто издалека её что-то звало, и она следовала на голос.
По старым доскам, перекинутым через канаву, Ленка перешла ров, обозначавший границы деревни, нырнула под арку калины и исчезла в лесу.
Лара побежала. Лунный свет рассеивался в темноте, и гвозди, криво вбитые по краям досок, ловили, притягивали свет, впитывали в себя и отпускали обратно внезапным блеском в ночной глади. Ветви калины костлявыми пальцами попробовали схватить Лару за волосы. Иголка или щепка воткнулась в стопу. Лара скорчилась от боли, остановилась, оперлась о сухое мшистое дерево, очистила ногу.
По спине пробежал холодок. И неприятный гнилой запах резко ударил в голову, но так же внезапно исчез. И тишина. Ни дуновения ветра. Ни хруста иголок. Ни урчания спящего в курятнике кота. Ни ночной песни. Даже филин забился в дупло. Тишина.
Лес, высокий и мрачный, деревья склонялись над тропинкой, вздымали из земли тонкие корни-петли, оступишься, зацепишься - полетишь в бездну. Ухнула сова. И её глухой ночной голос разрубил каменную тишину. И вновь всё наполнилось звуками, и звуки были как головокружение, как водоворот, как застывшее дыхание.
Иголки засыпались в шлёпанцы. Мелкие шишки, обломанные веточки. Лара потеряла сестру из виду. Странные ощущения, предчувствия то появлялись, то исчезали. Ларе бы остановиться, прислушаться, но она боялась, что иначе упустит Ленку, и скорее рвалась вперёд.
Ленки нигде не было.
"Что б тебя!!!"
И вдруг - запах.
Невозможно забыть или перепутать запах родной сестры. Сладкий, как сахарная вата, как молотая пудра, как расплавленная карамель. Но к этому с детства знакомому аромату примешивался какой-то иной запах... Вонь. Вонь протухшей курицы.
Лара на мгновение остановилась.
Нет, показалось. Только запах Ленки.
Впереди мелькнул огонёк. Лара облегчённо вздохнула и осторожно подобралась к манящему мерцанию пламени.
По телу разливалось приятное тепло. Жар от жирника в консервной банке будто распространялся по всему лесу. Ларе давно не было так хорошо и так спокойно, тепло, тепло, тепло... Лара улыбалась. Мысли растекались, плавились, выливались, вместе с потом выходили из неё. Лара опустилась на траву. А что если прилечь? Да, будет хорошо, прилечь, трава такая тёплая, влажная, так приятно касается кожи, лечь, остаться...
И вдруг её точно током пронзило. Вновь куриная вонь. Или опять кажется?
Лара со всей силой прикусила губу. Наваждение отступило. В лесу было холодно, колко и пахло чем-то мерзким и трупным.
Ленка, обнажённая, сидела на поляне заячьей капусты. Лунный свет серебрился, отражался от перламутровых крыльев ночных мотыльков, которые опускались на её спину, легонько щекотали и вновь взмывали вверх. Ярко-оранжевым пламенем горел жирник, кроваво отражаясь в рваных краях жестянки.
Лара не видела лица сестры, только изгиб её чуть загорелой спины, на которой мотыльки оставляли пыльные следы.
Ветер шелестел. Ленка вздрогнула и едва слышно застонала. Изогнулась, и мотыльки быстрее закружили вокруг неё. Откинулась на спину, и мотыльки приземлились на неё, сложили крылья и забегали по ней, как личинки по гнили. Они бегали, копошились, точно рой, а на их спинах отражались человеческие лица, тени, изогнутые в криках.
Лара попятилась. Дрожь пробежала по спине. Всё липкое, слизистое, всё прилипает, приклеивается, холодное теплеет, липкое, из ушей вытекает вязкое, как кашица. Влажное, как чрево болота.
Тьма раскрыла крылья, прозрачные, свет жирника проходил сквозь них, как через вуаль. Крылья и череп. Тень бражника.
От стонов сестры пробирала дрожь. Призрачный хищник опустился и накрыл Ленку собой.
Лара знала, что нужно вмешаться, но не могла, что-то отталкивало. Пугало её... Запахи - запах перегнивающей помойки у отхожего места, плотный, густой, заполняющий всё пространство, вытесняющий воздух из лёгких. И вязкое, и липкое - разлагающийся мусор, что-то переваренное, пережёванное, покрытое желудочным соком - оно стекало по телу. И Лара чувствовала, что капля за каплей и из неё выходит сама суть.
Лара не могла сопротивляться, только пятилась на четвереньках, пока вдруг воздух не наполнился запахом калины, пока вдруг земля не стала сухой и твёрдой, пока вновь колючая иголка не впилась в ногу. Тогда Лара, пошатываясь, встала.
И побежала к дому. Не оглядываясь.
Лара знала: тень забирает девичью силу. Знакомый обряд. Но было в нём что-то уже, какая-то древняя сила, первобытная, стихийная, хтоническая, от которой Лару пробирало до костей.
"Нет-нет, это не какая-то любовная игра..."
Лара тоже умела делать нечто подобное. Тоже потихоньку высасывала из любовников силу, но только чуть-чуть, незаметно. Но могучая тень запросто может опустошить, испить Ленку до дна и оставить лишь иссохшую оболочку. Но Ленка пришла к нему сама... Может, у них какой-то уговор?
"Да кто в здравом уме с подобной тварью свяжется? Нет, Ленка просто не понимает".
Лара разделась и легла в постель.
"Может, вернуться? Но я ведь никогда с таким не сталкивалась. Я не знаю, как с ним бороться. Это не иголки под обои загонять... - она перевернулась на другой бок. - А ведь Клавдия Артёмовна когда-то рассказывала мне..."
Но мысль она не додумала. Всё расплывалось в тумане. И сквозь белую дымку Лара видела себя в лесу. Она была такой же обнажённой и покорной, как сестра, и маленькие мотыльки касались её тела.
Утро выдалось томным. Лара проснулась немного уставшей, точно всю ночь где-то бегала. Ей показалось, что спину щекочут мошки.
"Вот, значит, как. Ну, ладно. Мы ещё потягаемся кто кого. Позвонить Клавдии Артёмовне? - бросила взгляд на мобильный телефон. - Нет, опять какую-нибудь нравоучительную песню заведёт. Сама справлюсь".
Последние несколько лет Лара мало общалась с ведьмами, почти ничему новому не научилась, а старые знания как-то притупились, и в итоге всё колдовство Лары сводилось к мелкому бытовому хулиганству да офисным интригам.
"И как так получилось?"
Лара наблюдала за сестрой. Та чуть пританцовывала и тихо напевала под нос. На голых плечах виднелись ссадины, маленькие штрихи, точно от грифельного карандаша.
- Так, покажешь, чем ты тут занимаешься?
Ленка долго не отвечала. Лара не повторяла вопрос. С деланным интересом нарезала яичницу на маленькие квадратики, насаживала на вилку и отправляла в рот.
- Ладно, покажу, - неуверенно ответила Ленка и впилась взглядом в сестру.
Но та только улыбнулась и плюхнула в яичницу кетчупа.
Они отправились на другой конец деревни.
Лара старалась мило болтать о всяких пустяках: о столичной жизни, о тряпках в магазинах, о любовниках, но Ленка, кажется, слушала её вполуха. Наконец, Лара замолчала. Идти в тишине ей было неуютно. Чудилось, что кто-то подслушает мысли.
Жара вновь набирала силу. Воздух пах скошенной травой. Ларе казалось, что мошки прилипли к шее. Лара всё пыталась понять, что её тревожит, ухватить за хвост ускользающую мысль, но стоило ей эту мысль догнать, как та исчезала.
На краю деревни в старом плесневелом доме жила старуха. Красивая, высокая, с правильными чертами лица и ясными глазами. Только кожа её была в морщинах, а правое веко не до конца поднималось. От неё пахло кислым молоком.
Лара быстро огляделась, принюхалась. Нет, вроде ничего страшного... Хотя противник умён и умеет скрываться...
Василиса Романовна предложила чай со смородиновым вареньем. Сели на веранде. Пахло смолой, вытекающей из свежих срубов. Светлое дерево ещё не успело потускнеть и запылиться. В уголках оконных рам ещё не скопилась неотмываемая грязь.
Лара сделала глоток чая. Варенья было много, очень много, так, что чай скорее был не чаем, а жидким вареньем. Ветер колыхал занавески на открытых окнах и нежно касался щеки. Лара закрыла глаза.
"Здесь хорошо, может, Ленка и верно сделала, что уехала... Что в городе сидеть?"
Василиса Романовна рассказывала. Мелодичный голос старухи обволакивал и туманил.
Поначалу Лара не очень улавливала суть. Не вслушивалась. Слова, которые произносила старая ведьма, значения не имели. Только её красивый голос...
Ленка что-то ответила, разорвала прекрасную паутину.
Лара проснулась.
Голос не важен. Слова не важны. Не слушай голоса. Не слушай. Важно - запахи, шорохи, вспышки. Случайно за что-то ухватиться, резким движением разрезать ткань.
И - щелчок в голове.
"Вот то, что я искала, всё это время", - Лара открыла глаза.
Чай больше не казался вкусной смородиной. Это была жидкая синеватая водица, вода из бочки, подкрашенная марганцовкой. Смолой не пахло. Пахло чем-то гнилостным, как в лесу, как у застоявшейся воды, и скисшим молоком.
Василиса Романовна сидела рядом с Ленкой и шептала ей на ухо. А сестрёнка слушала с раскрытым ртом.
"Кругом обман".
Значит, эта красивая сморщенная старуха - тайный учитель Ленки. Лара усмехнулась уголком губ. Из комка паутины памяти вырывалось воспоминание. Мерзкое, противное, тоже пахнущее гниющей курицей.
"О, я вас помню, Василиса Романовна".
Улучив момент, Лара ушла в туалет. Она оставила дверь кабинки чуть приоткрытой, чтобы следить за двором, набрала номер, который не был забит в память мобильного. Но это был один из тех номеров, которые помнят наизусть.
- Алло? Клавдия Артёмовна? - зашептала девушка.
- Да, пшш, ффр, пш... Лара? - с помехами отозвался телефон.
- Вам меня слышно? Послушайте, я нашла...
- Ларочка... пшшш...
И тишина.
Лара глянула на экран мобильного телефона. Потеряна сеть. И на индикаторе батарейки осталась лишь малюсенькая полоска.
"На ночь забыла поставить, дура".
Ленка уже прощалась с Василисой Романовной. Та напоследок сунула ей в руку кулёчек с травами и горячо поцеловала в обе щёки.
- Пойдёшь со мной дальше? - спросила Ленка сестру, когда они уже плелись по дороге.
- Пойду.
Лара сейчас бы отдала что угодно за возможность позвонить Клавдии Артёмовне и попросить о помощи, но оставлять Ленку одну - опасно. Младшая сестричка совершенно не понимала, во что ввязалась, и кто расставил на неё сети. То существо в лесу было очень сильным колдуном, возможно, даже оборотнем.
У Лары мелькнула идея схватить Ленку в охапку и увезти куда подальше. Но - не поможет. Её выследят. Нужно разорвать связи между Ленкой и тем существом.
По другую сторону железной дороги у реки находился санаторий, который в народе называли "Домом отдыха". Несколько пятиэтажных зданий разместились в тенистом парке у реки. Нельзя сказать, что постояльцев ждало много развлечений, -только пляж да прогулки на моторной лодке. Но и гостей сюда приезжало немного. Большинство квартир уже давно были выкуплены или иными путями приобретены желающими насовсем поселиться у речки с каменистыми берегами.
В санаторий наведывались жители ближайших огородов, которые продавали городским и отдыхающим овощи и фрукты.
- Я одно время тоже пробовала торговать, но потом бросила. Лень по утрам урожай собирать. Вот, пришли, - сказала Ленка.
Они зашли в прохладный подъезд и поднялись на третий этаж. Позвонили в квартиру. Дверь открыла беременная женщина. Лицо у неё - бледное, вытянутое, с тёмными пятнами под глазами. Живот торчал из-под короткой майки, задравшейся к груди.
- Ой, Лена, как хорошо, что вы пришли, а то мне совсем нехорошо.
- Ничего, поправим. Я принесла снадобья.
- Почему бы не позвонить врачу? - предложила Лара. Ей не понравилось, как уверенно Ленка выставляет на стол склянки с порошками трав и настойками, цветом похожими на кровь. Сама Лара училась несколько лет у Клавдии Артёмовны прежде, чем та разрешила ей практиковать медицину. Ленка же провела в деревне всего три месяца, и вот пожалуйста - уже сама врачует.
"Ох, нельзя, нельзя так... Ты же ничего не понимаешь".
- Да не верю я в этих шарлатанов, врачей-то, - ответила беременная.
Лара мрачно наблюдала за Ленкой. Конечно, ей приходила в голову идея: остановить сестру, отобрать все эти сомнительные препараты. Но она понимала, что двоих не переубедить. А начнёшь спорить - настроишь против себя сестру. Вон как она уверена в своей правоте.
"Нужно действовать тоньше. Она ведь не под мороком, а кажется, искренне во всё верит".
Ленка закончила поить беременную травяными отварами, и сёстры отправились домой. Ленка весело напевала под нос.
Дома Лара хотела поставить телефон на зарядку и ещё раз позвонить Клавдии Артёмовне. Но входная дверь оставалась открытой весь день, и, видимо, случайно забежавший соседский кот перегрыз провода от зарядки. Случайно? Ну конечно! А сестра пользовалась доисторическим телефоном, и зарядное устройство от него не подходило по разъёму.
"Ну и ладно! Сама совсем разберусь", - Лара швырнула бесполезный мобильник в сумку и вздохнула. Раньше она откалывала только мелкие шалости, бытовые и карьерные шуточки. От других ведьм, конечно, слышала, что приходится сражаться с некромантами, взбесившимися духами-призраками, но думала, что это просто хвастливые россказни. А теперь вдруг ощутила гнилостное дыхание настоящего зла. Одно дело тихоню Женьку иголками пугать, другое дело - с опытным колдуном силами на смерть мериться.
"А ведь Клавдия Артёмовна меня нарочно одну сюда заманила".
Пока Ленка мылась в душе, Лара обшарила кухню. Странно, но здесь всё осталось таким же, как и в детстве. Только пахло сыростью, а раньше пахло сушеной травой и чесноком. Она вспоминала, как выносила из маленькой кухни блюда с едой, расставляла на столе под виноградным навесом, и вся семья садилась обедать на воздухе. Ленка тогда ещё не родилась, мать была только беременна ею. От неё пахло парным молоком, хотелось прижаться к ней и вдыхать тёплый аромат.
Пронзило холодом.
Лара чуть не выронила баночку с толчёными травами, которую только что нашла.
В воспоминаниях что-то царапнуло, чужое, тёмное, плывшее, как туман, стелившееся по земле, огибавшее низкие цветы.
Баночку с порошком Лара опустила на стол. Руки дрожали, пальцы скрючились. И вспышка - образ. Чёрный. Холодный. Пробирающие до дрожи прикосновения. И кислый запах молока.
Дрожь прошла. Сбившееся дыхание выровнялось.
Лара подсыпала порошок в вечерний чай сестры. Ленка вернулась из душа и, увидев чашку, сразу же схватила и стала пить большими глотками, пока на дне не осталась лишь гуща чаинок. Нахмурилась.
- Лара, что это?
- Извини, Ленка, ты не оставила мне выбора. Я должна быть уверена, что ты никуда не уйдёшь сегодня.
Лицо Ленки перекосилось от гнева. Она вскинула руку, но вяло, лениво. Ослабла и осела на пол. Искажённые черты лица разгладились. Лара подхватила сестру под мышками и поволокла на кровать. Стянула с неё шлёпанцы, прикрыла одеялом, подоткнула по краям.
- Ничего-ничего. Я вспомнила. Я поняла, почему та ведьма выбрала тебя. Ничего-ничего. Я с ней разберусь, - Лара нагнулась и поцеловала сестру в лоб, как делала всегда в детстве, пока не выросла и не уехала.
Накинула куртку - холодало к ночи - и отправилась к Василисе Романовне.
Та не спала, сидела на крыльце в свете фонаря, вокруг которого роились мошки и маленькие белые мотыльки, похожие на крупные капли молока. Лара без спросу толкнула калитку и по дорожке, цепляясь за склонившиеся на ночь цветы и травы, подошла к ведьме. В ночи лицо старухи, с буграми-морщинами и глубокими ущельями-трещинами, напоминало древнюю пустыню.
- Я вас помню, - сказала Лара.
Василиса Романовна криво усмехнулась. Она откинулась на спину, чуть задрала голову. На темнеющем небе звёзды раскрывались точно бутоны. Когда совсем стемнело до черноты, чернее угольной, и остался только тёплый свет фонаря да звёзды, тогда Василиса Романовна улыбнулась. Улыбка странно изменила её лицо.
Лара помнила. Помнила, что, когда мать была беременна Ленкой, к ней приходила знахарка. Поила травами, водила куда-то ночью, шептала на ухо. Василиса Романовна тогда была моложе, красивее, и Лара её не сразу узнала. Маленькой Ларе она казалась спящей красавицей, которая на рассвете выходила из леса. Всегда босая, с распущенными длинными волосами, озарённая солнцем. А сейчас... И всё же это была она, деревенская знахарка, которая тихонько подобралась к приехавшей на лето женщине, как-то втёрлась в доверие, понарассказывала всякого... Образумить мать было некому. Ларе было только десять лет, она ничего не понимала и всё бегала с сачком за бабочками.
Мать умерла при родах. Лара сидела на скамье в больнице, ждала, когда о ней вспомнят. Врачи были заняты работой, отец - горем. Тогда к маленькой Ларе подошла другая красивая женщина, Клавдия Артёмовна, и сказала:
"Хочешь, я научу тебя быть ведьмой?"
"Хочу".
Вскоре Лара забыла и Василису Романовну, и маму. Когда не помнишь совсем ничего, то прошлое не может сделать тебе больно.
Лара смотрела на Василису Романовну, не понимая, почему не узнала её сразу.
"Как же она так неузнаваемо состарилась? Будто все дела на лице отразились".
Василиса Романовна молча смотрела, как звёзды, точно льдинки, плывут в небесном море.
"А ведь меня-то Клавдия Артёмовна просто пожалела! - усмехнулась Лара. - Она просто заглаживала вину другой ведьмы. Подчищала за старой знакомой... Что-то вроде ведьминского кодекса чести. Всё должно находиться в гармонии".
Гармония... Лара смутно помнила, что когда-то, когда они с Клавдией Артёмовной дружили, та очень любила это слово. И было ещё одно тайное, непонятное воспоминание, которое Лара не могла вспомнить. Она раскрывала разум, точно мешок пшена, опускала в него руки, перебирала зерно, искала, искала, иногда почти чувствовала, но тотчас же зерно просеивалось...
Лара тоже посмотрела на звёзды. В городе она никогда не смотрела в небо. А ведь оно такое... всепоглощающее, вмещающее и радость, и грусть, и все воспоминания, всё прошедшее и грядущее.
И теперь Лара вдруг вспомнила другую звёздную ночь, и гладь озера, и белый смех, и отблески костра. На горизонте, по безграничному небу летал филин, крылом задевая лесную дымку. Водомерки тихо бежали на середину озера, едва касаясь воды. И мир был огромен, просторен. И, стоя в центре мира, вбирая мир в себя, время и пространство - воспоминание вновь куда-то провалилось. Ларе показалось, что у неё болит голова, но она не была в этом уверена.