- Не пойдем мы дальше. Не пойдем, - заросший рыжей бородой почти по самые брови великан отвел в сторону глаза, - абсолютное зло оно абсолютное и есть. С ним только чистый помыслами да делами справиться может, а у нас за спиной у каждого столько всего... не злодеи, мы, да и не ангелы. Иди уж сам, сколько можно было, мы подмогли. А дальше, не неволь.
Ланселот окинул печальным взглядом настороженную ватагу. Смелые бойцы, и смерти не боятся, и грозных властителей. Да и нечисти до того не трусили. А тут приуныли. Видимо, то неосязаемое давление, что неотвратимо наваливалось последнее время, не прямой угрозой, но вечерними видениями да ночными кошмарами сломило бесстрашных воинов. И, как в древних легендах да сказаниях трубадуров, на битву с самым главным врагом придется идти в одиночку.
- Ладно, Марк, - улыбнулся рыцарь гиганту, - возвращайтесь в селение на столбовой дороге. Если кто хочет меня ждать, через две недели обернусь. Коли нет, значит, не судьба. Ну что, прощайте, друзья?
Ланселот обнялся с каждым из семерки отважных воинов, что добрались с ним до пределов, куда много лет не ступала нога человека. Ободряюще помахал им рукой. И через несколько минут скрылся на пригорке за стволами огромных сосен
- Не вернется, - хрипло хлюпнул в нос простывший гном, - никто оттуда не возвращался.
- Значит, такова его судьба, - пресек неуместную для мужчин лирику рыжебородатый, - Ладно, идем отсюда по быстрому, пока светло. А то ... неуютно здесь как-то.
Бойцы развернулись и споро побежали цепочкой вниз по склону, спеша до ночи укрыться в примеченной заранее пещере.
... Искры от кресала брызнули на заботливо уложенный башенкой хрупкий до шелеста мох. Тот послушно схватился язычком пламени. Желтая веточка давно опавшего лапника, еще одна. Веселый огонь радостно пожирал хрусткие смоляные иглы, расщеперенные шишки, сухие сучки, вырос до костерка. На перекинутой через рогатину палке заскворчала и пошла пузырями вода в медном котелке. Путник бросил в бурлящую поверхность листы брусники и лесной смородины, пожухлые стручки прошлогоднего шиповника, щепоть подаренного кудесником взвара. Над поляной потянуло сладким травяным ароматом целебного напитка. В далеком темном небе рассыпались до упомрачения яркие и бесчисленные в горах звезды. Еще один перевал, и он будет на место. В тайном городе, близ провала, из которого в наш мир проникает древнее Зло. Победить его, и кончатся в мире нищета и болезни, насилие и предательство. Многие возлагали на себя эту миссию. Никто из них не вернулся. А значит, зло по-прежнему живет.
- Чайком ... не угостишь? - басовито прогудело из-за голубичного куста на дальнем от язычков пламени углу.
- Выходи, гостем будешь, - негромко пригласил Ланселот, доставая из котомки вторую чашу.
- А не испугаешься? - насмешливо спросил куст.
- Чего же бояться, если ты с добром, да и за стол? - усмехнулся человек.
Из-за тени выбрался небольшой, в два вершка, старичок. Колобком докатился до костра, присел, подвернув под себя левую ногу. Словно из воздуха достал сразу затеплившуюся, в половину своего роста, трубку, пыхнул дурмяным, отдающим воском да горячим степным полднем дымком. Глянул светящимися из под кустистых бровей голубым глазами словно в сердце Ланселота. Нацепил на переносицу огромные, со стеклами в дно пивной кружки очки, снова наклонился к человеку, пристально оглядывая его с ног до макушки.
- Благодарствую, не любитель, - ответствовал тот, непонятно продолжил, - Вижу, пока ты еще добрый человек, потому в потайный город я тебя пропустить должен. Но идти туда не советую...
- Что так? - приподнял левую бровь Ланселот.
- Дак скучно тебе будет, - пояснил старичок, - разборки там наводить не с кем, и женщин нет. Значит, либо помрешь бобылем, либо выпьешь отвар забвенья, чтобы уснуть на долгие годы, а то и навсегда. Оно тебе надо? Возвращался бы домой, женился, ведь вижу, есть зазноба, что ждет тебя. Отца-мать внуками бы лучше порадовал. Тревожатся они о тебе, ночей не спят. Да и житейское зло вы еще все в мире не избыли, чтобы на вселенское в поход идти.
- Вот уничтожу абсолютное зло и вернусь,- хищно улыбнулся рыцарь.
- Нельзя его победить по той причине, что оно неосязаемо и проявляется только через мысли и деяния людей, - назидательно подняв заросший волосами палец, произнес лесной всезнайка, - а выйти ты из города не сможешь, потому что мы так все тропки и стежки запутали, что теперь и сами не знаем, какая оттуда ведет. И у тебя, такой, какой ты есть, с этой поляны только две дороги, вперед и без возвращения, или назад, к матушке да подружке, что по тебе уже все глаза выплакали. Можешь и здесь на время остаться, все мне веселее будет.
- Я никогда не отступал, - спокойно ответил человек, - и здесь пойду до конца.
Через секунду пропал, оставив после себя только пахнущий пасечным духом трубочный дымок. Да и тот скоро унесло налетевшим из-за сосен ветерком.
... Ланселот рассматривал лежащий внизу городок. Было в селении с полторы сотни строений, но деревней считаться оно не могло. Все здания кирпичные, высокие каменные стены и широкий ров отделяли их от стоящей поодаль полуразваленной крепостцы.
Проверив, насколько легко ходит в ножнах клинок, путник скорым шагом стал спускаться к домам, где его встретило полдесятка вооруженных людей.
- Здравствуй, воин, - обратился к нему седовласый рыцарь в годах, - ответь нам как на духу, с добром или злом ты пришел сюда?
- По зову сердца я здесь, чтобы уничтожить абсолютную тьму, - положив руку на эфес меча, безмятежно ответил Ланселот.
Лицо седого исказилось недовольной гримасой. Да и прочие его спутники, как показалось, были не очень рады такому ответу. Ну что же, - тем не менее благожелательно ответил рыцарь, - тогда присоединяйся к нашему братству избывающих зло.
- Скорее исправительному учреждению, - фыркнул чернявый верзила с кривой саблей на перевязи поверх истрепанного, уже больше похожего на халат кафтана.
- Если тебе поговорить хочется, Семен, - бесстрастным тоном отреагировал предводитель, - может, ты и введешь новичка в курс дела?
... Обманули нас всех, - объяснял чернявый, сидя, как на скамейке, на крепостной стене, - вокруг пальца обвели. Нет никакого абсолютного зла. Есть неустроенность мира, в которой кто-то всегда больше прав, кто-то больше виноват. Если у людей не получается договориться, возникают конфликты. Ну, а мы мастера отучать народ действовать кулаками, потому что у нас они - самые большие. Только со временем все войны да свары затихают, наступает время и нам жить мирной жизнью. Утирать сопли детям. Копать колодца, пахать землю. А мы не умеем, продолжаем врагов искать. Но, понимаешь, любой, кто вместо того, чтобы помогать своим ближним, начинает бороться с каким-либо абстрактным злом, сам со временем становится его служителем. Вот потому и придумано это место. Для тех, кому поиски противника важнее, чем переживания родных да одиночество близких. Ведь это и есть первый шаг навстречу тьме в своем сердце.
- И что, отсюда не выбраться? - осторожно спросил Ланселот.
- Почему нет? - улыбнулся Семен, - несколько месяцев размышлений и трудотерапии. Стену достроить нужно, ров удлинить, огород увеличить. Раньше выбраться не получится, можешь и не пробовать. А так выучишься полезному ремеслу, без этого никак, даже если на понимающего хранителя попадешь. Который выведет. Есть еще вариант, напиток забвенья. Глотнешь кружечку и будешь себе спать, пока труба старейшины на последний бой не призовет. Если он когда будет. Я здесь уже больше года. Со счету сбился, сколько в лес уходил дорогу к людям искать. Завтра еще попробую. Есть у меня надежда.
Внизу два могучих война споро орудовали лопатами, вычищая ров. Еще трое носили огромными деревянными бадьями воду из протекающей в сотне метров горной речки. Седовласый рыцарь, неслышно мурлыкая под нос, выстругивал боевым кинжалом деревянные ложки.
- А колодец Вам выкопать было бы не лучше? Еще я всегда мечтал научиться камины класть и баллады петь, - обреченно спросил Ланселот.
...Полянка была похожей на прежнюю. Но поуже, значит, не та. Путник с лютней за спиной грустно улыбнулся. И в этот раз не повезло, нужно возвращаться, пока не накрыло приближающейся от заката грозой. Но несколько минут до первых капель у него еще было. Ланселот примостился на пригорке под толстой, в обхват человека, березкой, тронул струны:
Милая, мы ссориться не будем, Чтобы не было сердцам больней, Мы друг друга просто позабудем, Потерявшись в суматохе дней В сновиденьях и мечтах, Случайно, вспомнив взгляд, Споткнувшись на бегу, Я пойму - тебя я не забуду Только быть с тобой я не могу...
- Почему это не можешь? Вон тропка от сломанной сосны налево, через несколько часов на дорожку к своей зазнобе и выскочишь, - ворчливо сказал голубичный куст, - и давай быстро, а то простынешь, если гроза догонит.