Крупные тёмно-багровые буквы на матово-белом фоне - над серым пультом, во всю ширину стены. Считается, что такое сочетание цветов способствует наиболее эффективному влиянию на психику. Надпись мерцает, то увеличивая яркость, то затухая. От неё трудно оторвать взгляд.
Настойчивый баритон, насыщенный хрипловатыми повелительными обертонами, гремит в рубке, требует, чтобы я снял предохранитель и отжал рычаг. После этого активизируется интрагенератор. Излучатели обрушат на территорию противника интраволны, от которых нет защиты. Последует ответный удар, и цивилизация закончится. Возможно, вместе с человечеством - в привычном для нас облике.
Я не собираюсь поддаваться настойчивым призывам. Пока я сопротивляюсь внушению, не подчиняюсь приказам - сохраняется пусть непрочное, но равновесие. Пока у меня есть свобода выбора, возможность поступать так, как считаю нужным - я остаюсь человеком. И никому не позволю уничтожить мою семью, страну, вселенную. Лишь когда перестану быть личностью, только тогда мне не будет дела до того, что происходит в мире.
На пульте управления серебрится застрявший в пазе маленький, размером чуть больше спички, ароматизатор. Перекатываю его через пальцы, он скользит в них миниатюрной рыбкой, то исчезает, то выныривает на поверхность. Нажимаю кнопку, над ладонью (под средним пальцем уже белеющий с краев шрамик, вчера на кухне порезался, когда чистил морковку - Бобику ножи доверять не стоит, если поранится, не оберешься хлопот с родственниками и надзором) на секунды повисает белесое облачко. Закрываю глаза, вдыхаю запах таежного утра, павшей мокрой хвои и скользких грибов, багульника, вспоминаю капельные жемчужины на длинных пихтовых иглах, лучи солнца между смолисто-желтых сосновых стволов, а на губах мнится кисловатый вкус брусники.
Это меня успокаивает. Да и баритон на время затыкается.
Из-под сводов чуть слышно стонут тоской об ушедшем лете скрипки. Психологи считают, что абсолютная тишина нежелательна, а классическая музыка наиболее благоприятный фон. "Времена года" Вивальди и Моцарта, "Венгерские танцы" Брамса, полонез Огинского. Готов слушать это бесконечно.
Дежурство только началось. Восемь очень хорошо оплачиваемых часов изоляции в защищенном от внешних воздействий помещении, закатанном в тысячи тонн железобетона, прикрытом почти сотней метров земли. От интраизлучения это не спасет. Зато убежище выдержит даже попадание ядерной боеголовки в здание Генерального штаба, расположенное на поверхности, над моей головой. Тысячи людей снуют по его этажам, изощряются в попытках стать еще богаче или не скатиться в нищету, добиваются любви или жаждут одиночества, интригуют или стремятся обеспечить себе спокойную жизнь.
А здесь, внизу, накаленное, пропитанное напряжением безделье - мне даже нельзя проносить журналы и читать газеты, слушать музыку или аудиокниги. Не возбраняется ходить, заниматься на спортивном тренажере, который стоит в углу. Можно размышлять о чем угодно. О спорте и политике, литературе и родных. Сегодня с утра думаю о жене.
Ночью она меня удивила. Примостившись щекой на моем плече, тихо спросила:
- Олежа, а я у тебя которая?
Странный вопрос. Как правило, подобные вещи интересуют мужчин, а не дам. Причем я такой вопрос своей любимой не задавал. И не буду этого делать. Принципиально. Не хватало еще, чтобы она лишний раз вспомнила, как Бобик, он же Вадим Саадзе, её насиловал. Да и вообще, я считаю, что в выигрыше не тот, кто с женщиной когда-то делил ложе или даже первым соблазнил, а тот, кому она сейчас свою любовь дарит. А победителю должно себя вести достойно. Не говоря уже о том, что мужчина обязан беречь нервы возлюбленной.
Потому отреагировал я сразу и правильно. Вдохнул жасминовый аромат шелковистых волос, щекочущих шею и подбородок. Провел пальцем по позвоночнику отозвавшейся податливой лаской, сладко охнувшей, прильнувшей к моему телу Инны:
- Единственная и неповторимая!
- Да нет, я не про то! - еле слышно, но с удовольствием засмеялась, шлепнула ладошкой по моему животу. - Ты же понимаешь, о чем я спрашиваю?! Сколько подружек до меня у тебя было? Давай, колись, не тяни!
Ну вот. Чего женщинам не хватает? Почему после любовных ласк их тянет говорить? Да еще и на такие скользкие темы?
Любопытная щербатая луна подсматривала за нашими обнаженными телами сквозь ажурную тюль. Высвечивала серебристыми бликами беззащитное плечико, овал бедра прижавшейся ко мне сладкой моей половинки.
В коридоре завозился, горестно вздохнул Бобик. Вот кого ненавижу! Соглядатай, бесполезное домашнее животное, не сумевшее быть человеком. Избавилась бы Инна от него поскорее. Но, видимо, еще не пришло для этого время. Не все раны зажили.
- Ну что? - легким поцелуем в сосок, отчего напрягся не только он, но и, как говорят в нашей сибирской деревне, окаянный отросток в пахе, напомнила о себе жена. - Все считаешь? Так много бедных неопытных девочек соблазнил, Казанова ненасытный?
- Шестая! - решился я.
- Всего лишь? - а почему в голосе, помимо недоверия, еще и легкое разочарование? Я-то думал, что она обрадуется. Ладно, тогда введем корректировку:
- Шестая из Инн, я имею в виду! А всех посчитать невозможно.
- Ах ты! - обжигающий щипок за бедро, я даже вскрикиваю. Отворачивается к стенке, обиженно сопит в такт своим мыслям. Теперь будет отмалчиваться, пока не уснет. Ну вот, пойми этих женщин. Ладно, зато хоть высплюсь. С утра на службу. А там дремать нельзя. Опаздывать - тем более.
***
Инна проснулась от неуютной пустоты рядом. Понятно, Олег уже умёлся на свою страшноватую работу.
За стенкой чуть слышно поскуливал Бобик. Из коридора вылезти, понятное дело, не решался. Стоял на пороге и повизгивал.
- А ну, прекрати! - властно крикнула Инна. Повернулась к стенке, спасаясь от наглого солнечного лучика, щекочущего нос. Прикрыла глаза, пытаясь провалиться назад, в бездумную сладкую негу.
Не получилось. Детская беззаботность сна была разрушена присутствием в квартире пусть неполноценного, но всё же чужого мужчины. Почти человека. Ну что ты будешь делать! Может, и в самом деле пора избавиться от Саадзе? Раньше власть над ним развлекала. Успокаивала, лечила душевную рану. Что не говори, а возможность мести пусть осуждаемая религией, но зачастую очень сладкая вещь. Особенно для оскорбленной женщины. Но теперь, после появления Олега, подопечный "бэпэ", то есть "бывший преступник", чем дальше, тем более становился обузой. Ладно, об этом еще будет время подумать.
Инна соскочила с кровати, как была, нагая, прошлепала в коридор. Встала, уперла руки в бока:
- Ну, что еще случилось?
Вадим испуганно потупил глаза. На хозяйку он и в обыденной ситуации смотреть боялся, а вид обнаженного тела вообще приводил его в ступор.
- В туалет хочу... - выдавил он.
- Ну, так иди! - зло сказала женщина. - Мы же определились, по нужде ходишь без разрешения ...
- Если дома никого нет, - вспомнила, пробормотала вполголоса. Успокоилась. (Сама виновата - Бобик, как положено, прилежно исполнял приказы). Уточнила:
- Ладно, давай, только потом всё там вымоешь. Чтобы унитаз блестел.
Если оценивать с точки зрения домработницы и слуги, "бэпэ" был полезной вещью. Опять же, на его содержание государством выделялась сумма в четверть зарплаты Инны. Совсем не лишние деньги. И если бы не Олег, стоило бы задержать такое приобретение на максимально отпущенное законом время ...
К полудню погода разыгралась, солнце щедро палило с синего, без тени облачка, неба, потому Боб, чтобы не мешался под ногами, был отправлен на балкон. Инна поглядывала через окно кухни на покорно стоящего столбиком, словно суслик, мужчину.
Вот вроде так себе вполне нормальный с виду парень. Невысокий, правда, зато кучерявый, с горячими (когда-то, еще до интраобработки) черными глазами. Многим такой типаж нравится. Но почему некоторых мужиков на насилие тянет? Ну, поухаживай, пригласи даму в ресторан или в кино. Постарайся вызвать к себе желание. Не первая, так третья или десятая все равно ведь отдастся. Хотя бы из любопытства или жалости. Да так, что потом не будешь знать, куда от неё деваться.
Какое удовольствие можно искать в изнасиловании? Причем у Саадзе уже обычный тюремный срок за подобное был. Потому в этот раз и получил по полной.
В итоге превратился из гражданина и Вадима в Бобика и "бэпэ".
Размышления о мужской глупости и грубости, наложившиеся на воспоминании о давней тяжелой ночи - той, когда незнакомый водитель БМВ, пшикнув в нос девушке нейролептиком, затащил её в свою машину, так взвинтили Инну, что она пересолила бульон. Ладно, что рис еще не успела добавить. Если сейчас насыпать, он-то часть соли на себя вытянет. А потом лишнее можно будет достать и отложить на вечернюю кашу для Бобика. Не деликатесами же его кормить.
***
Интраизлучение было открыто случайно. После сбоя в работе коллайдера поток модулированных частиц с принципиально новыми характеристиками пронзил планету и накрыл участок в тысячу квадратных километров в дальней Азии. На изменения в поведении и без того исповедующих меланхоличный буддизм местных жителей, возможно, никто бы не обратил особого внимания, но под удар попала иностранная военная база. Сотни профессиональных вояк лишились воли, навсегда превратились в марионеток, неспособных к агрессии и подчиняющихся любым - кроме связанных с насилием над собой или способными сопротивляться живыми существами - приказам.
Изощренные умы сопоставили события и поняли, что открыто абсолютное оружие. Не только сохраняющее материальные ценности, но превращающее в безвольных рабов население и армию врага. Страны, первые создавшие интраоружие, тут же добились запрещения его разработки другими государствами.
Стирающее личность излучение почти сразу стало использоваться в качестве наказания для преступников. Вместо социально опасных субъектов получались послушные, очень ценные слуги, практически идеальные рабы для любого человека, возжелавшего стать их хозяином.
Монополию на подобные "исправительные" технологии закрепил за собой узкий круг стран - владельцев интрагенераторов. Появился рынок услуг с необременительными ценами - понятно, под строгим государственным контролем.
Несомненным плюсом новшества было значительное снижение опасных для жизни преступлений, наказанием за которые назначалась пугавшая даже закоренелых маньяков "коррекция" личности.
Но был и минус - риск несанкционированного (или взаимного, в ходе конфликта) облучения всей планеты. Последствием чего стало бы полное разрушение цивилизации, а возможно, и гибель лишенного воли к жизни человечества.
***
В этот раз Инне не повезло. Нино Бадриевна снова ждала хозяйку своего сына у входа в дом. Как вдова, одетая во всё черное и похожая на огромную клювастую ворону. Тонкие поджатые губы, скорбные морщины на лбу, седая прядка, выбивающаяся из-под темного платка рядом с маленьким, костистым, словно высохшим ухом.
Нино Саадзе неспешно, с достоинством встала, отрываясь от разговора с явно сочувствующими ей и тут же недобро уставившимися на Инну старушками, сделала пару шагов навстречу споткнувшейся девушке.
- Свидание у вас по вторникам и субботам, - напомнила та, отводя взгляд от впившихся в лицо глаз дворовых кумушек, - а сегодня четверг.
Краем уха услышала недовольный разноголосый шепоток от скамейки:
- Надо же ... мужа её видно мало ... сама небось виновата ... а то понравилось ... раба нашла ... чувства матери уважить...
Теперь они шли по тротуару мимо дома. С балкона на них смотрел забытый там Бобик.
Вцепился побелевшими кистями рук в перила, словно собираясь перемахнуть через них и прыгнуть вниз. С пятого этажа.
- Отпустила бы ты моего сына, - гортанно сказала Саадзе. - Кому он теперь что сделает? А если ты деньги какие на этом теряешь, так наша семья возместит. Хоть десятикратно.
- Вы мне всё это уже предлагали. Когда я заявление подавала. И даже угрожали. До суда и во время его. Не помните? - от просительницы вдобавок неприятно пахло. Будто уксусом или чем-то похожим.
- Помню. - Кивнула собеседница. - Все помню. Но теперь-то ты своего добилась? Сделала Вадима ... овощем. Так что еще тебе от него надо? Те полгода, что по закону еще можешь его удерживать, над ним поизгаляться?
- Ой, да ничего плохого я ему не делаю, - устало ответила Инна, - поверьте, никаких издевательств. В отличие от привычек вашего сына по отношению к незнакомым девушкам. Которые спешат домой и не хотят с ним общаться. Тем более, подвергаться насилию.
- Ну, так он уже наказан, - напомнила Нино Бадриевна, - а у тебя теперь вдобавок еще и муж есть. А если без него решить не может, давайте втроем поговорим?
Скупо добавила:
- Я, конечно, виновата, что не так его воспитала. Но теперь-то что делать?
Призналась:
- Не представляешь, как сердце болит. А так, вернулись бы в нашу деревню под Гори, и дожили бы свой век, за ним, блаженным, приглядывая, пока силы есть. А что еще мне в жизни остается? Единственный он у нас с мужем. У Резо уже второй инфаркт, в реанимации лежит. Может, умрет скоро.
- Так, - Инна побледнела, резко остановилась. Нервно посмотрела в лицо потупившейся Саадзе, - знаете что? Забирайте вашего ... отпрыска прямо сейчас. Если нужны какие бумаги, я подпишу. И чтобы больше я ни вас, ни его в своей жизни не видела!
Быстро добавила, пресекая осторожное движение руки с пачкой купюр:
- И денег ваших мне тоже не надо!
***
Семь шагов от одной стены до другой. Пять - от пульта до двери. А если к спортуголку, то два. Через равные промежутки времени (сто двадцать отжиманий от пола, или километр пути на средней скорости велотренажера, или полсотни подтягиваний с полуминутной паузой посередине) хрипловатый баритон требует от меня снять предохранитель и нажать рычаг. Над головой мерцает надпись "Активировать системы! Произвести атаку!".
Если боевая установка, оператором которой я служу, подвергнется вражескому интраизлучению, то я перестану быть личностью, лишусь воли. И тогда, повинуясь механически повторяющимся приказам, нанесу ответный удар.
Это называется правило "мертвой руки".
Где-то далеко, за тысячи километров, примерно в таком же бункере сидит такой же оператор. Только он говорит и думает на другом языке. И держит на прицеле мою страну. Дай Бог ему крепкие нервы. И чтобы у него было за что держаться в этой жизни, ценить её.
За себя я не беспокоюсь. Я знаю, за что люблю и почему обязан беречь мир.
Сплавы по бурлистым рекам, когда бешенный пенный поток несет катамаран на пороги, и надо увернуться, слаженным движением нескольких пар рук вывернуть суденышко, проскользнуть по всколоченному водяной пылью гребню и встретить дружным восторженным воплем победу, покорение опасного маршрута.
Ранее утро в городе - люди еще спят, но солнце уже греет иззябшие за ночь улицы, и птицы радостно чирикают, встречая каждодневное чудо - рассвет: "Мы жи-вы, мы жи-вы!".
Прильнувшая в нежной истоме любящая - и любимая - женщина.
Тысячи радостей подарили бог и природа человеку. Нельзя их предавать. Жизнь, если разобраться, прекрасна. Если к ней относиться разумно...
Вот только надо что-то решать с Бобиком. Его присутствие, чем дальше, тем больше напрягает.
Ладно, вечером с Инной еще раз осторожно об этом поговорю.