"Нет братьев по разуму, бывают только братья по морали"
(писатель Ю. Тупицын)
Иногда случается так, что преследователь предпочтет погибнуть, чем отказаться от погони.
Потому как умереть, - это означает исчезновение, вместе и одновременно со скорбящим, терзающей его боли. Смерть - как не только возможное, но желанное избавление от страданий.
Что охотника устраивало.
Но сначала, и пока есть возможность её совершить, - месть!
Неделю они шли по узенькой каменистой полоске суши между ледником и океаном.
А потом часть преследуемых устроила, как выразился шаман, "турнир по прыжкам в ширину".
Повернула прочь от водной глади, и уже третий переход их следы вели в безжизненные пустоши ледяной страны. Ушли вправо, вместо того, как сделала основная часть, убегать по-прямой. Как скачок в сторону догоняемого лисой зайца.
Свои следы на месте сворота тщательно замаскировали. Но все же, недостаточно хорошо. Потому от погони отцепиться им не удалось.
Сначала охотник предположил, что это - просто попытка срезать путь через выпирающий в океан мыс или полуостров, для того, чтобы быстрее добраться до расположенного на побережии неизвестного ему убежища. Куда, видимо, и стремились беглецы.
Но теперь стало очевидно, что впереди - только заснеженные горные пики, вздымающиеся все выше и выше. Искрящиеся непереносимыми бликами от скользящего над горизонтом и уже сотню снов не заходящего за край земли летнего солнышка. К вытянутому овалом бледно-желтому диску, затянутому молочной пеленой, порой присоединилась троица временных помощников. Плывущие по сторонам и сверху от главного, и объединенные кольцом света, переливающегося всеми цветами радуги. Но даже в четыре огня небесному сиянию не удавалось отогреть промороженную землю, за исключением узкой полоски, зажатой между стылым морем и сползающими с гор ледниками.
Затем подвернул ногу Хага. Комэ остался с ним, потому как хромому в голодном крае не выжить. А личных мотивов ненавидеть менгов у братьев, в отличие от Унука, не было.
Потому охотник продолжил погоню в одиночку.
За полудюжиной беглецов.
Трое мелких, дети. Двое - ростом со взрослого мужчину, но скоее всего, женщины. Последний - огромный. Много крупнее Унука. Шестеро - против единственного преследователя.
Но схватки человек не боялся. Враги были неспособны на честный, лицом к лицу, бой. При любом своем численном преимуществе. Если не могли сбежать, то падали на колени, пытались откупиться, вымаливая пощаду.
Эти существа захватывали тела людей исключительно исподволь, незаметно вытесняя души хозяев ...
Куда?
Об этом даже думать не хотелось.
Они отняли у охотника обоих дочерей. Ланту и Экку. Не успевших даже повзрослеть.
Подобное невозможно забыть и простить...
Однако настойчивостью преследователя двигала не только ярость и месть.
Потерявший семью мужчина был уверен - тварей, способных на такое, надо изводить с лица земли просто для того, чтобы мир стал чище и лучше. Чтобы никто из-за них - вообще - больше не страдал. Не только его соплеменники. Кроме "настоящих людей", туитов, ему иногда приходилось слышать о многих и разных других, живущих к юго-востоку от самого северного народа. Они так же, как некогда Унук, по незнанию или наивности могли поддастся на соблазн ввести в свой дом женой или мужем кого-либо из менгов. Чтобы с красивой и умелой женщиной, или опытным и сильным добытчиком продолжить свой род. Не понимая, что на самом деле с потомством от человекоподобных демонов теряют его. Потому как эти притворяющиеся людьми существа со временем всегда занимают оболочки, в которых присутствует хотя бы капля их крови. При этом вытесняя, выгоняя из тел души собственных детей и внуков. Для того, чтобы бесконечно продолжаться самим, перетекая из предыдущих поколений в следующие.
Бессмертие ценой жизни своих потомков.
Такое в этом мире права на существование не имеет.
:::
Народ Унука пришел сюда с закатной стороны, куда уходило умирать солнце.
Семнадцать раз по семь поколений прошло с той поры, когда предки двинулись с родных некогда мест вдоль побережья ледовитого океана, с надеждой, что когда-нибудь далеким потомкам удастся дойти до предпоследнего моря. Туда, где из огромной расщелины появляется дарящий тепло и свет небесный огонь. И это будет место, где земля так горяча, что даже камни плавятся и текут, словно реки, в гранитных руслах. Там туиты встретят всех, кто их любил. И там они наконец-то отогреют свои души и тела от вечной арктической стужи, терзающей их с незапамятных времен. Вымораживающей до того, что порой при неосторожном вдохе зубная эмаль трескается и остается меловой крошкой на заиндевелых губах, а пряди волосы отламываются хрупкими сосульками.
Но поколение за поколением, один скудный растительностью каменистый берег сменялся следующим, столь же пустынным. И хорошо, если не сплошняком покрытым многометровыми торосами. А путь туитов стал дорогой в никуда, которую, может быть, и не стоило начинать.
Пока они не пришли в эту землю.
Встретив здесь менгов. Высокий, красивый и очень благополучный народ, не имеющий соседей. На благодатной - по сравнению с тем, что пришлось видеть арктическим странникам - территории.
Впрочем, где-то далеко на юге соседи у аборигенов были. Единственные.
Позже стало понятно, сохранившие себя только потому, что не смешивали свою кровь с демонами. Всех остальных, менее осторожных пришельцев, местные, скорее всего, переварили. Как белый медведь в своем желудке усваивает еще живую рыбу, превращая её в свою плоть.
То же ждало туитов. Если бы они вовремя не опомнились.
Но Унуку это стоило детей. Рожденных от него менгиткой Краге, которую он когда-то предпочел своей соплеменнице.
И теперь у него не было семьи.
Жены, которая, может, и неискренне, но заботилась о нем лучше, чем это смогла бы сделать любая иная женщина. Дочерей. Ланту, что начала отдаляться от него. Но мужчина помнил, как она бросалась к нему навстречу, какими сияющими глазами смотрела, как обожала, пока была еще сама собой. Совсем недавно, год назад. А трехлетняя Экке до сих пор оставалась восторженным искренним ребенком. В ней еще не проявилась, не стала овладевать тщедушным тельцем иная сущность, привнесенная кровью менгов и прожившая на этой земле уже неизвестно сколько жизней. Сжирающая хрупкие, не успевшие оформиться, не умеющие сопротивляться души полукровок.
:::
Род охотника продвинулся дальше всех соплеменников по осваиваемой новоселами территории, появившись в этих местах несколько лет назад.
Потеряв по пути от неизвестной болезни всех собак.
Но познакомившись с менгами.
Более того, самым первым встретившимся с ними человеком стал именно Унук.
Они тогда гнались за уходящим летом, стремясь уйти как можно дальше на полдень по, вот чудо, незаселенной никем территории.
Очень поздно стали строить зимний дом - из камней, пластов дерна, выброшенного на берег плавника и огромных костей сдохшего на мелководье кита. Потому не успели запасти на зиму достаточно еды на неизведанных охотничьих угодьях. А затем, пусть чуть позже обычного, пришла длинная полярная ночь. Привычно суровая и безжалостная. Никто об этом не говорил, но все знали - если зимние, традиционно скудные, охоты не будут удачными, то нужно будет решать, кому умирать.
Чтобы остальным хватило еды до весны.
При её недостатке в подобную голодную пору стариков выгоняли на припай, и они уходили по торосам к бескрайней водяной глади, чтобы утонуть или быть съеденными медведями. Для детей строили ледяные иглу. Где их замуровывали, и там они погибали от истощения и холода.
И не было другой возможности спасти род. Иной, нежели умереть части, чтобы спасти ядро - способных рожать женщин и взрослых мужчин.
Так будет.
Если охотники не сумеют хотя бы через раз между длинными снами приносить хотя бы одного тюленя или нерпу. На всех. Иначе придется убивать чьего-то ребенка. Или родителя. Раз за разом, пока не станет понятно, что пищи до весны хватит на всех.
В тот выход Унуку пришлось очень далеко уйти в океан, прежде чем обнаружилась полынья, к которой мог вынырнуть за глотком воздуха морской зверь.
Охотник сидел в засаде час за часом, чувствуя, что начинает замерзать, и может остаться здесь застывшей тушкой до весны. Если ранее её не разорвет медведь или не обглодают песцы.
Но вернуться без добычи он не мог.
Снова десятки глаз, которые вскинутся на него в нетерпеливом ожидании... и погаснут, когда поймут, что и этот выход бесплоден. И все ближе момент, когда кому-то из них умирать. Может быть, судьба и жребий выберут его отца. Или мать. Племянницу или племянников.
- Хорошо еще, что своих детей пока не успел завести. - выдохнул охотник. Свободных женщин в роду было так мало, что самой вероятной невесте сейчас пошла только десятая зима. И было неочевидно, что девочка её переживет, сможет встретить весну.
Унук плюнул "на удачу" в прорубь. Показалось, что слюна на лету превратилась в ледышку, что смешалась с шугой на поверхности воды.
А потом ...
Неожиданно, как грохот образования торосной гряды, когда ледяные глыбы в стыке разных полей напирают друг на друга, с громовым треском и режущим слух скрежетом вздымаются и сплошной стенкой вытягиваются вдаль быстрее, чем бегущая во весь опор собачья упряжка.
Голос.
Мягкий и глубокий, невозможный здесь и сейчас.
- Ты что тут делаешь?
Женщина в полудюжине шагов...
Как сумела настолько незаметно подойти, по скрипящему-то снегу?
Скорее девушка, в кухлянке с капюшоном, из под края которого на него смотрели ... показалось, две искры на бледном личике. Подобные сияющим в безмерно-черной, с редкими небесными облаками-торосами, выси.
А потом над головами взорвалось и стало раскатываться полотнищами северное сияние. Сполохи голубого, багрово-фиолетового, ярко-зеленого колера взорвали ответным цветным сиянием огромные кристаллы льдин вокруг, бликом отозвались в радужке глаз ...
Человека?
Духа, инуа?
Самой выбравшейся из глубин океана Седны, повелительницы моря?
- У меня нет еды, которую я мог бы тебе дать, - выбрал осторожный тон Унук. - Моя семья голодает, и если я не добуду пищу, скоро мой народ станет умирать.
Сразу предупредил, что нечем делиться либо приносить жертву, и вроде бы обозначил, что от помощи, будь она оказана, не откажется.
- Ты хочешь поймать тюленя? - звонкий голосок отразился эхом костяного колокольчика от ледяных глыб вокруг.
- Я бы и от нерпы не отказался, - скривил губы Унук. - И даже от рыбы. Только большой. Ну, или если их будет много.
- Ладно.. - незнакомка разглядывала охотника. По-прежнему было непонятно, кто она такая, и что собирается делать. Если человек, то единственное, что мог ей сказать туит, это, - еды у него нет. И до весны, скорее всего, и не будет. А если дух - то попросить содействия. В обмен ... ну, в такой ситуации можно соглашаться буквально на что угодно. Даже на то, чтобы, в обмен на жизнь родных, позволить себя увести к последнему морю, за которым уже ничего нет. В вечный мрак и холод, потому как над теми пустынными водами никогда не встает солнце...
Девушка подошла к полынье. Заговорила речитативом. Запела...
Это была странная песня. С щелкающими звуками, будто разыгравшиеся вороны. Подвыванием, как ветер над осенними полянами. Шипением, будто снег на раскаленном камне.
А потом по воде разошлись круги.
Показалась мохнатая голова с усами под пипеткой мокрого дыхала и круглыми черными зрачками.
И охотник не оплошал. С одного удара убил нерпу, в секунды вытащил трепыхающееся в агонии тело на снег.
Он предложил незнакомке взять любую часть добычи.
Та отказалась. И в свою очередь посоветовала ему придти сюда же, как только понадобится еще кого-нибудь поймать.
- Ну... - улыбнулась острыми мелкими зубками, сверкнувшими кристалликами льда, - или если еще раз захочешь меня встретить. Да, меня зовут Крата. Надеюсь, ещё увидимся.
И ушла.
Её следы были хорошо видны по снегу, тянулись в другую сторону от стойбища туитов.
Но разведывать, куда они ведут, Унук не стал.
Сломать хорошее, тем более по незнанию, легко. Но вот потом исправить порушенное зачастую невозможно.
:::
За зиму Крата подвела под его острогу больше сотни тюленей и нерп, каждый раз тратя на это время не более, чем несколько вдохов мужчины. В ту зиму никто в стойбище не умер. Хотя, будь иначе, они могли бы потерять пятую, а то и четвертую часть рода. Понятно, проживших своё, мало на что годных стариков и неспособных ни к чему детей.
Но нежданная, правда, как потом выяснилось, только для Унука встреча спасла всех.
Крата познакомила охотника со своей семьей, родителями и тремя сестрами.
Их племя жило далеко на юге, а сюда они пришли, узнав от птиц об идущих с севера чужаках.
- У нас мало мужчин, - объяснила девушка, улыбаясь парню так, что у него пересохло в горле и замлело в груди. - На всех не хватает. Ну, и мы решили, может, среди ваших мужья нам найдутся?
Нашлись. Первым стал, понятно, Унук. За ним еще трое. Правда, в одном случае девушку брали второй женой, но это её не испугало.
То, что они не соплеменницы, стало понятно, когда чужачки стали общаться между собой на другом языке. Знание же туитских слов Крата объяснила тем, что они понимают любой говор. Людей, зверей, птиц и даже рыб.
Правда, много позже шаман "настоящих людей" предложил иную версию. Его толкование и привело соплеменников охотника к решению уничтожить менгов. Всех, до кого удастся дотянуться.
:::
Охотник помнил самый лучший день в своей жизни.
Если оценивать по добыче, то это была неудачная поездка. Он тогда решил, что остров, чьи скалы видны с побережья, следует осмотреть. И там можно собрать много птичьих яиц.
Крата, кормившая грудью только что появившуюся на свет Экке, скептически повела головой. Но отговаривать не стала. Она была хорошей женой. Такой, что лучше быть не может. Никогда не спорила с мужем. Иногда втихую делала по-своему. Но всякий раз получалось, что именно так оно и правильнее. Готовила, рукодельничала, рассказывала разные истории лучше любой женщины "настоящего народа".
Не говоря уже о помощи на охоте.
И о том, какой была в близости. Отдавалась вся, растворяясь в мужчине и погружая его в себя полностью. В отличие от туиток, которые, раздвинув ноги и принимая мужа, могли при этом одновременно болтать с подружками или ругать детей.
И сестры её были точно такими же. Потому-то сразу заарканили всех немногочисленных свободных мужчин стойбища. И даже одного несвободного, решившегося взять вторую жену...
Помощницей в тот Унук взял с собой старшую дочь.
Для неё это было огромным приключением!
Девочка легла на нос лодки, лицом к гребцу, вцепилась обеими руками в борта. И весь путь через пролив глядела на отца. Её было страшно, потому как утлый, сшитый из шкур на хлипком деревянном каркасе каяк качался из стороны в сторону. Лицо ребёнка иногда захлестывали соленые волны, скрывающие берега, которые, возможно, уже исчезли навсегда, а в глубине мелькали огромные тела, может быть, опасных обитателей моря, сопровождающие тень лодки.
Но Ланта смотрела на охотника с таким обожанием! Безграничной верой, что папа не может быть причиной какого-либо вреда, не может ошибаться, он самый сильный, самый умный и всегда будет рядом. И эта связь - самое дорогое и важное, что может существовать между людьми, меж ними - навсегда.
Они вернулись практически без добычи.
Что было совсем незначимым.
Те минуты, когда они плыли, вдвоем по безбрежному океану. Тот её пристальный, зачарованный, безумно любящий взгляд.... Не было ничего в жизни Унука дороже, лучше, ценнее этого.
Слезы наворачивались на глаза, когда охотник вновь и вновь вспоминал эти мгновения...
А потом...
Дочка стала отдаляться. Потихоньку, но все заметнее и заметнее.
- Ланта вспоминает свои прежние жизни, - объяснила Крата. - Чем быстрее это произойдет, тем лучше. Девочку ничему не надо учить. Она и так скоро будет знать больше, чем весь твой народ.
Показалось или нет, но последнее жена сказала с неким пренебрежением. Правда, заметив недоумение почувствовавшего это мужа, тут же постаралась исправить впечатление от обидной фразы.
- Это ведь здорово, Унук, что теперь твои дочери никогда не умрут, и будут жить дальше, продолжая себя во многих поколениях?
Охотник кивнул. Но подумал - а его ли это дети будут? И чем дольше и дальше смотрел на становящуюся все более чужой Ланту, тем больше сомнений терзали сердце.
Как выяснилось, не только его.
- За шесть лет у нас родилось пять девочек. Все - от менгу. И столько же мальчиков. От туиток. - заметил Бесен, шаман племени, собравший мужчин на дальнюю охоту, где высказал эти мысли. - Наши женщины рожали только наследников. Это, вроде бы, хорошо. Но это значит, все следующие семьи будут смешанными. И все дети в них будут с кровью чужаков. А ты слышал, что менгитки говорят о себе. Вопрос - а останутся ли вообще на этой земле туиты хотя бы через два поколения?
А потом они нашли заброшенную стоянку своих одноплеменников. Некогда, несомненно, живших тут. Но - исчезнувших.
- Теперь понятно, откуда менги знают наш язык. - сделал вывод Бесен. И оспорить его выводы было трудно.
Унук решил уплыть на дальний остров, чтобы там в одиночку обдумать все это.
А когда он вернулся, всё решили без него.
Туиты истребили всех менгиток и детей от них. Тела увезли далеко в океан и выкинули там. И ушли на полдень, искать похищающих тела чужаков, чтобы убить всех.
Унук не увидел Ланту, Экку и Крату мертвыми. Потому - навсегда - запомнил их живыми.
- Ты должен выбрать, - предложил шаман. - Или ты с родом, догоняешь воинов и помогаешь им. Или ты отступник, и нет тебе места у нашего огня.
После потери семьи у охотника осталось только племя.
Потому он отправился убивать демонов.
Спустя часы соседствующего с безумием полубеспамятства выросла уверенность - надо уничтожить их всех. Чтобы никто никогда больше не переживал такой боли - видеть, как душу твоего ребенка пожирает, вытесняет чужая сущность. Чтобы никто из-за НИХ больше не терял детей. Семью. Понимая, что на самом деле для порождений зла ты - только вещь, инструмент. Который после использования выкинут и забудут, как старую, износившуюся шкуру.
Убить.
Всех.
Включая эту полудюжину, темные силуэты которых уже видны на снежном склоне.
Причем одна - явно отстает. Вообще перестала двигаться. Ждет преследователя? Заслон?
Значит, будем бить врага по очереди.
:::
Менг был выше человека наголову. Шире в плечах, массивнее.
Однако оружия - гарпуна, дубинки или хотя костяного ножа у него не было.
Родичи, истребившие ближайшее стойбище колдунов, говорили - те даже не пытались сопротивляться. Даже когда их добивали, разнося черепа палицами, не отвечали, только закрывались руками, выплевывая вместе с кровью вопрос,
- За что?
А разве непонятно?
С другой стороны, а что им такая смерть, если они тут же переселяются в тушки обитателей моря. Чтобы при первой возможности вернуться на землю, вытеснив из детских тел души малолетних хозяев. Проделав такое уже много раз и не сомневаясь, что подобное им по силам повторять вновь и вновь.
Вот потому-то эти существа и надо уничтожить. Потому как ... Ланта и Экке имели право на собственную жизнь. Познать мир, радоваться новому, сделать свои ошибки. Умереть, пусть, если на то будет судьба, и подростками. Но - прожив, пусть даже и горькое, но свое.
А их - обокрали и убили.
Так получается, с согласия самого Унука. Которое он, по сути, дал, когда вместо соотечественницы выбрал женой Крату.
Но ведь охотник не понимал, не знал, на что соглашается! Его никто не предупредил. Обманули.
Плохо.
Эту боль, ну или хотя бы какую-то часть, надо вернуть. Тому, кто в ней виновен.
Менг уже в двух шагах. Протягивает вперед открытые вверх ладони.
- Зачем ...
Прыжок.
Удар дубинкой из бивня нарвала. Сбоку и сверху в голову, над левым ухом.
Давится вопросом, оседает на колени.
И второй раз, на этот раз в висок, выбивая красные брызги крови и белые сколы костей черепа.
Багровый выплеск из разверстого рта, валится на снег.
Готов.
Теперь остальные.
Отсюда видно - две женщины, три подростка.
И, похоже, в западне. Белые склоны ущелья сходятся, формируя в стыке почти отвесную, в три роста человека, стенку.
Теперь не уйдут.
Если Ланта и Экке мертвы, этим тоже жить не зачем.
:::
... Серо-лиловая гладь океана вздымалась ленивыми, никуда не спешащими и, похоже, даже стоящими на одном месте буграми волн. В другой стороне, далеко на закате, была прародина туитов, откуда они ушли встречь солнца, с надеждой достичь благословленную землю у предпоследнего моря. Где всегда тепло, сытно, и нет врагов.
Но водные просторы сменялись пустынными островами, и не было ни конца пути, ни радости в нем.
А та, что доставалась ... Оказывалась либо недолгой, как мимолетное детство дочерей.. Или обманкой, как любовь Краты...
Берег был каменистым и пологим. Ледяная вода обжимала ноги в сшитых с сапогами штанах, подымаясь выше и выше. Охотник шагал все дальше, ожидая, что сейчас дно резко уйдет вниз, и он провалится с головой. И не будет сопротивляться.
Унук не смог убить менгиток.
И потому не имел права возвращаться в род.
А семью потерял еще раньше. И теперь стал изгоем.
Женщина с двумя прижавшимися к ней детьми. Она смотрела прямо в глаза. И она была человеком! Не ведьмой... Как и Крате. И вторая, за её спиной, что быстро шептала что-то непонятное дочке - ровеснице Ланты. Успокаивая, заговаривая её перед неминуемой смертью...
Рука не смогла ударить. А может, это подвела дубинка из нарвала, неожиданно проявив свою волю, отличную от хозяйской...
Не важно.
В этом мире уже ничего не было важным.
А вот на его грани, на острове между последним и предпоследним морями, были два дыхания, что нуждались в Унуке.
Ланта и Экке. Те, кто его любили. Верили. Часть его души,без которой терялись всё иные смыслы.
И Унук шел к ним.
Потому как иного пути у него не было