Для мужиков на рыбалке, службе или в отдыхе самое милое дело обсудить три главные темы. Причем, в отличие от работы и семьи, абсолютно от говорунов не зависящие. А именно: спорт, женщин и политику. Вот и в последнее, как для себя Сергей решил, дежурство без этого не обошлось.
- Какие они на хрен европейцы? - Петрович оскалил прокуренные до желтизны зубы. Коричневыми бульдожьими глазами вцепился в напарника. - Были бы настоящими "толерантами", давно бы тихо-мирно разошлись да разделились с теми, кто их на хрен посылает. Примерно как чехи со словаками в свое время. А остатком дружно бы вступили в еэс, нату и вообще куда хотят. А эти воюют, бузят. "Чужой земли не отдадим не пяди... железной дорогой", тьфу, "рукой загоним куда надо всех кого хотим". Вот именно потому для Европы оне и чужие. И никуда их не возьмут и не пустят. Потому как тест на евровменяемость не прошли.
- Ты сам-то когда где за Уралом-то хоть раз бывал? Не говоря уже о Донецке или Киеве... - подначил напарника Семенов, - судишь, о чем толком, может не знаешь...
Подначил не потому, что было интересно, какие родившийся в Чите и проживший всю сознательную жизнь на Сахалине старый чалдон будет приводить аргументы. А потому, что, когда человек горячится, да доказывает свою позицию, то энергия из него словно ключом бьет. Причем целенаправленно на того, кого требуется перетянуть на свою сторону. Заразить личной правотой обсуждаемого дела. А как можно заразить иначе, чем передать, а то и навязать собеседнику часть себя?
- Ты мне тут туда-сюда не пестри! Сам глянь, они и воюют-то по-русски! - охотно повелся на незамысловатую провокацию Петрович. Подпер морщинистую, словно в шрамах, щеку ладонью с короткими толстыми пальцами. Набычился обритым до синевы черепом.
- Вот, смотри, к примеру, французы в войны несколько раз Париж открытым городом объявляли. То есть без боя сдавали, чтобы без разрушений да всяких даже чисто бытовых неприятностей обошлось. Без сопротивлений прогибались под чужую власть да язык. Только бы чего неприятного не вышло. Вот это настоящие европейцы. А мы? Москву тому же ихнему Наполеону сожгли. В Отечественную заводы на колеса ставили и вывозили. Все, что можно, рушили, лишь бы врагу не оставить. Правильно Симонов написал: "По русским обычаям только пожарища по русской земле раскидав позади...". И эти то, даром, что родней нам себя не признают, так ить точно так же воюют. Не ради прибыли, а по принципу "свой коровник сожгу, лишь бы у другого курица сдохла". И потому их никогда в Европы и не примут. Чужие они там. Ну, вот всем подряд показывают, что чужие.
Петрович нахмурился и со вкусом выдал выловленное из телевизора непривычное для себя слово:
- Ментально!
Пояснил на всякий случай:
- По сути, значить своей. По душе.
- Ну, ладно, - согласился Семенов.
Глянул на монитор. На всех четырех секторах был полный порядок. И на той видеокамере, что смотрела на запертую в этот поздний час входную дверь. И на внешней, направленной на стоянку. И на двух, контролировавших с разных ракурсов бронированные двери кассы и склада. Где, помимо всего прочего, хранились и наркотические препараты.
- А что теперь-то делать? Дальше-то как нам с ними жить? Территорию ведь не им, ни нам не забрать, никуда с ней не переехать.
- А хрен его знает, - опять упомянув любимое растение, уклонился от ответа спорщик. Нахмурился. Тускло, как-то дребезжаще добавил, - там наверху, люди умнее моего. На то им посты, и деньги, и армия. Вот пускай и решают. А я устал че-то... Вздремну, пожалуй, скока получится. Ежли сам не проснусь, подымай, как всегда, в три. А эти ... братушки наши отшатнувшиеся... по-мне, самое главное, что в жизни может быть, так это оставаться самим собой. А дальше судьба сама по-справедливости все куда надо разведет.
Уперся в стул, с напрягом выдохнул, поднялся. Прихватил с вешалки синий потрепанный бушлат. Словно в люк самолета провалился спиной в темный коридор. Шаркая подошвами по местами протертому до прорех линолеуму, поплелся в кабинет главного врача. Именно там, на диванчике, частенько используемом для сексуальных утех не только хозяином, но и в его отсутствие многими другими сотрудниками, в очередь отсыпались охранники ночной смены. Что, конечно, было "не положено". Но кто поймает и докажет? Если приезжала проверка, то за две-три минуты, пока открывалась входная дверь, спящий просыпался, успевал дошагать до караулки и привести себя в более-менее благопристойный вид.
"Черпанул-то я тебя, старик, от души...". Мимолетное чувство вины елочной иглой кольнуло Сергея. "Да в общем, ты сам виноват - так открыться. Сыпануть от всего сердца - бери - не хочу. Вот я и взял, что дают. Кому же такое брать, как не мне". Видимо, крепко, до самого сердца взяла пенсионера за живое вражда меж родными народами. Так глубоко резанула, что далее некуда.
В дальнем кабинете грузное тело завозилось, устраиваясь поудобнее на диванчике. Умолкло. Через несколько минут послышался негромкий, похожий на ворчание обиженного сенбернара, храп.
"Мужичок ты, слава Богу, внушаемый, потому спать тебе не до трех, а часов до шести", - решил Семенов. "Пока уборщицы не придут. Как раз сил накопишь на разборки. Как увидишь, что я сбежал. Медики обнаружат пропажу контейнеров еще часа через два, не раньше. Однако я уже буду в самолете над проливом. Даже если заявление в милицию оформлять, пока суд да дело, уже из аэропорта Хабаровска выйду. А там - материк от Амура до Атлантики. Не остров, там меня уже в угол не загнать. Ты уж прости, друг. Другого выбора мне твои сородичи не оставляют. И то, что решено - лучший вариант. Для всех...".
**
Тревога вошла в жизнь дней пять назад. Началось все с мелочей, вроде бы прямых угроз не несущих. Мертвые птицы, которые стали слишком часто попадаться на глаза. Причем не только раздавленные автомобилями или растерзанные собаками и кошками глупые голуби. Но и выпавший из гнезда и разбившийся полуголый, еще неоперившийся воробышек. Залетевшая в город и запутавшаяся в высоковольтных проводах обгорелая чайка, свалившаяся чуть не под ноги. И даже погибшая, неизвестно по какой причине, ворона, черным комом распластавшаяся на балконе арендуемой квартиры. Птицы, мертвые птицы вокруг и на самом пороге дома. Верный знак приближающейся беды.
Потом в пору дневной дремы стали приходить убитые люди. Их было немного, с полдюжины. В остальных случаях удавалось обойтись без этой крайней меры. Двери мертвяки игнорировали, в зашторенной от полуденного солнца спальне они появлялись из стен. Словно продавливались из них. Сначала руки и ноги. Потом полуразложившиеся лица с черными кровоподтеками от горла и ниже. Неспешно подходили к дивану. Располагались полукругом, как голодные дачники у мангала.
- Ну что опять заявились? - спрашивал их Сергей. Гости не отвечали. Смотрели черными пятнами, что были вместо глаз. И такая скорбь шла от них, что хотелось умереть. Чтобы все сразу же прямо здесь и закончилось. Навсегда. Той вечной тишиной, с притяжением которой иногда очень трудно совладать.
Мертвых Семенов не боялся. В немалой степени по той причине, что своей вины перед ними не чувствовал. Всякий раз это была самозащита. И в том случае, когда пришлось разбираться с четверкой бандитов, отловивших его со спутницей на заброшенной ночной дороге. Пытавшихся изнасиловать девушку, а потом, нет сомнения, ограбить и убить обоих. И в ситуации с двумя наследственными охотниками-"волкодавами", таки выследившими уже считавшийся мифическим "объект". И решившими с ним расправиться по заветам предков. Если убиенных бандитов Сергей игнорировал, то этой паре все же пытался объяснить, что никогда ничего плохого он людям по своей воле не делал. Только защищался. Не было даже случая, чтобы кого-то "инициировал". И не собирается этого делать впредь. Единственное, чего он хотел и хочет, так это нормального спокойного сосуществования. Без лишних проблем для себя и окружающих.
Волкодавы молчали. Но взглядами темных ликов вдавливали в казавшийся во сне бетонным диван так, что после этих визитов Семенов приходил в себя с трудом. Просыпался с тяжелой головой и раздавленным, словно гнилое яблоко под каблуком, телом. И крепнувшей уверенностью, что надо бежать отсюда. Как можно быстрее и как можно дальше. Потому почти сразу и прикупил авиабилет до Хабаровска на ближайшую дату, выпавшую на завтрашний рассвет.
Вот к пяти утра к жилой девятиэтажке, для конспирации выбранной в паре кварталов от станции, подъедет заказное такси. И - прощай, Сахалин. Если не навсегда, то очень надолго.
Оставалось подкрепиться так, чтобы сил хватило и на дорогу, и на прорывы через возможные заслоны, и на "претерпение" нескольких часов под солнцем, и на адаптацию на новом месте. То есть по максимуму. Но для этого надо не просто усыпить напарника, а отключить его до бессознательного состояния. По времени - до рассвета, когда придет мыть полы смешливая толстушка Галя, приходившаяся Петровичу племянницей.
Сергей невесомой тенью, почти не касаясь пола, проплыл к кабинету главврача. Замер у двери. Тысячью невидимых, нематериальных нитей потянулся ... нет, не к человеку. К огромному бурдюку мяса, дремавшему на диване. Словно паутиной, опутал голову. Через уши, нос, поры кожи проник внутрь. Оглушил ментальным ударом, резко затормозив все физиологические процессы. Пульс, движение крови в артериях и венах, мозговую активность.
Петрович чуть слышно простонал под погружающим в кому прессом. Затих.
Хищный угловатый силуэт проскользнул к телу. Наклонился над ним. Втянул в себя запах беззащитной плоти. Плохая кровь. Не свежая, отравленная никотином и алкоголем, старческими болячками и недомоганиями. Но живая. Гораздо лучше, правильнее, вкуснее тех консервированных компонентов, которыми пришлось питаться последний десяток лет. Напиться вволю - и почувствуешь себя здоровым, сильным, всемогущим. Способным парить над землей, управлять стихиями, быть властелином над миром живой ... по большому счету, пищи.
Сами собой, помимо воли выщелкнулись из челюсти алчные игловидные клинья клыков-кровососов. Словно обладающие собственной, превозмогающей разум силой стали клонить голову к беззащитной шее с пульсирующей, обладающей непреодолимой притягательностью веной. Припасть и высушить до дна целебный источник. В любом случае, как и все недолговечные людишки, обреченный на скорую смерть. Взять от него безмерную, не имеющую пределов силу, восторг существования, блаженство, выше которого ничего нет и быть не может. Как два десятка долгих зим назад...
**
В том, уже прошлом тысячелетии у Олега Саева, так его тогда звали, был вполне налаженный и устраивающий хозяина быт в курортном городке на берегу моря. Небольшой бизнес, при разумном применении "особых" способностей приносящий их владельцу достаточный доход даже в самые тяжелые времена. Днями на фирме отдувался коллектив во главе с шустрым и в меру жуликоватым управляющим. Олег появлялся ближе к ночи либо решал вопросы по телефону. Все время от рассвета до заката он проводил в выстроенном на заре перестройки кирпичном коттедже в пригородном дачном поселке. Дом был достаточно неброским с виду, но зато с двухэтажным подвалом, хранящим мрак и прохладу даже в самые жаркие дни.
А во дворе располагался огромный крольчатник. На крови этих безобидных зверьков Саев вполне успешно и держался. Удивляя соседей нелюдимостью и склонностью к ночному образу жизни. А конкурентов - умением заключать выгодные сделки, при этом во всех смыслах "находясь в тени" и не имея проблем с многочисленными рэкетирами. Общей уверенностью и тех, и других было мнение, что Саева крышует какая-то неведомая, но очень авторитетная сила. Олег эту выгодную для себя характеристику не опровергал. Иногда ее подтверждая внезапными ночными налетами на тех, кто переступал незримую черту границ его владений. От кровопийства удерживался, ограничиваясь только разрушением бандитских баз и обезвреживанием боевиков. Которых к утру пеленали заранее предупрежденные об очередном улове бойцы ОБОП и других силовых структур, где очень ценили анонимный, но чрезвычайно полезный источник информации...
В первые годы жизни в поселке незамужние дамы и мамаши дочек "на выданье" открыто интересовались явно небедным привлекательным холостяком, таинственный образ жизни которого лишь добавлял ему шарма.
- Олег Петрович, - случалось, стучалась в двери или как бы случайно заставала его во дворе соседка, - заходите к нам завтра на шашлыки. У Маши день рождения, посидим немного узким кругом...
Саев не отказывался, после заката появлялся. Вручал в меру приличный, но не чрезмерно дорогой подарок. Присаживался за стол. Пил только минералку, объясняя отказ от прочего серьезными проблемами с желудком. И быстро исчезал, отговариваясь необходимостью работать либо пораньше лечь спать. Со временем матримониальные поползновения незаметно прекратились. Единственным исключением стала именно эта Маша, сероглазая студентка, безнадежно влюбившаяся в невысокого загадочного соседа.
В теплые ночи, когда огромное небо опрокидывало на истомленную жарой землю звездное покрывало, она стала подгадывать Олега, таясь в шезлонге у невысокой изгороди меж участками. Случалось, они говорили о модных романах и Мандельштаме, эпохе Ренессанса и кинематографе, любви и ужасах современной жизни и на прочие небезразличные темы. И все больше эту пару захватывали не темы разговоров, а пугающая обоих тяга к собеседнику. Страшившая, потому что он знал, а она чувствовала ту причину, которая неминуемо разлучит во многом другом, и очень важном, предназначенных друг другу людей. Ту двойную обреченность, которая зачастую делает страсть непреодолимой.
- Больной и несчастный, - думала девушка. - Что же он всех и все так избегает? Что у него? Рак? А может, не дай Бог, СПИД? Сказал бы мне. Легче бы стало. Обоим. Всегда легче, когда знаешь.
- И все равно, - плакала в подушку под пристальным взором обкусанной темнотой луны. - Ну и ладно. Пусть будет, что будет, пока оно есть. Даже если ничего не будет. Кроме этих редких встреч и разговоров. И ничего другого мне не надо...
- А что дальше-то? - решал Олег. - Нет, надо прекращать эти встречи. Хорошего из них все равно не выйдет. Ничего страшного, обычное дело. Просто расстанемся и все. Время лечит. Попереживает и успокоится. Встретит хорошего парня. Да любого. Родит ему ребенка. И пусть дальше живет своей человеческой жизнью. А я буду за ней незаметно приглядывать. Чтобы все у нее было нормально.
В последний свой вечер они говорили о любви и свободе.
- Привязанность - это всегда ответственность, - Олег поймал взглядом робкую улыбку собеседницы. Добавил неохотно, - Всегда боль. За того, кого приручил. Потому свобода - лучше. Не навязываешься, не навязываешь. Нет тех крючков боли, которые рвут твою душу. Потому лучше не привязываться. Лишнее это.
Девушка вздохнула. Нежно, как мать у заболевшего ребенка, взяла холодную руку мужчины в свою теплую ладонь. Очень тихо попыталась возразить.
- Но ведь это одиночество. Один, всегда один. Никому не нужен. И тогда зачем ты есть на этом свете? Это ... бессмысленно.
- В вас, Маша, говорит чисто женское. Любовь. Но в жизни мужчин это не главное. Ее можно наполнить очень многим. Путешествиями. Книгами. Познанием. Дружбой. Творчеством. Бизнесом или войной, наконец. Знаете, по-своему опыту я вам честно скажу - не стоит привязываться к кому-то. Всегда от этого в итоге больно. И плохо.
Тут же поправился.
- Мне лично, я имею в виду. А вам сам бог предназначил любить. Семья, дети. Это тоже прекрасно. Но не для меня, конечно.
Помолчали. И мир вокруг тоже утих, словно умер. Замолкли вездесущие ночные сверчки. И даже ветер прекратил играть кронами белых в весенней фате яблонь.
- Я вам настолько не нравлюсь? - еле слышно спросила девушка.
- Нет, почему? Вы очень славная. Только все это не для меня.
- Знаете, - легонько тронул дрогнувшее плечо, - я другой. Вам не понять.
- Почему? - отстранено ответила Маша. - Вы любите мужчин? Понимаю. Но, может...
Замолчала.
"Ну вот, за гея приняла", - удивился неожиданному повороту разговора Олег. "Ну и ладно. И пусть. Главное, чтобы сейчас это закончилось. А то потом больнее будет".
- Ну, может, когда-нибудь, - выдавил улыбку, - всяко в жизни бывает. Вам домой не пора? Поздно уже...
- Мне в город бы надо... - девушка словно бы потухла изнутри. То тепло, которое шло от нее, перестало согревать и Олега. Это произошло так явственно, что он передернул плечами и съежился, словно осенний лист под ударом ледяной замяти. - Подвезти можете? А то родители уже спят. Не хочу папу будить.
- Да у меня машина подразобрана. Карбюратор, - смутился Саев. - Ну, можно по поселку пройтись, поспрашивать. Вон вроде на соседней улице не спят. Я заплачу, договоримся.
- Нет, я лучше пешком дойду. Здесь идти-то совсем рядом. А может, кто на попутной подбросит.
- Давайте провожу, - забеспокоился Олег, - ведь второй час ночи. Мало ли что. Пьяные, шпана не дай бог какая. Не возражаете?
На банду они наткнулись через полчаса, на полдороге к городской окраине.
**
Такси опаздывало к означенному времени, и Сергей стал волноваться. Тем более, что звонки по сотовому телефону диспетчер игнорировал. Раз за разом заставляя прослушивать популярный который уж десяток лет хит "зеленоглазое такси, притормози, притормози...". Конечно, оставался шанс поймать случайное авто, соблазнить водителя хорошей платой либо подавить волю и заставить довезти до аэропорта за "бесплатно". Но, во-первых, в этот ранний час движение по улицам практически отсутствовало. Во-вторых, был риск нарваться на человека, устойчивого к гипнотическим способностям Семенова. А к таковым принадлежал каждый пятый взрослый мужчина и каждая десятая женщина. В-третьих, и самое главное, рассвет уже начал с востока давить небо губительным ультрафиолетом. Темные очки почти в половину лица, толстый слой защитного крема телесного цвета, придавший коже сероватый тефлоновый оттенок, и очень обильный завтрак в несколько литров пусть консервированной, но настоящей, "человеческой", крови обеспечивали неплохую защиту. Но ее необходимо было растянуть до вечера. До той поры, когда в Хабаровске либо близ города будет найдено временное убежище. В квартире одиночки, неспособного сопротивляться внушению вампира. Или, что гораздо лучше, на животноводческой ферме, что позволило бы одновременно решить проблему с питанием.
Однако пока же машин на улице не было. Ни такси, ни кого бы то еще. Наконец, издалека послышался шум мотора, затем в дальнем конце улицы показался автомобиль. Сергей шагнул к краю тротуара, выставив ладонь с развернутой пятитысячной купюрой. Ее красный цвет был способен затормозить почти кого угодно даже в столицах или городе-миллионнике, не говоря уже об Южно-Сахалинске. Впрочем, разглядев легковушку, Семенов руку убрал. Номер у машины был знакомый, и подобным способом останавливать ее было лишним. "Тойота" стала притормаживать, прижимаясь к краю улицы.
"Кремовая. Точно такая же, как та", - вспомнились события двадцатилетней давности...
**
И сладко, и горько идти, взявшись за руки, по залитому лунным светом асфальту. Он отсвечивает бледным, и кажется уходящей вдоль сонной рекой, струящейся в вечность под навесом отсвечивающих серебром древесных крон. Сладко, потому что человек рядом дорог до щемящей беспричинной радости в груди. Горько, потому как понимаешь, что расставание неизбежно. И хочется, чтобы этот путь никогда не закончился. Длился, длился и длился...
Затемненный джип стоял на обочине за поворотом, и сначала Олег решил, что там милуется лишенная крова парочка. Но через мгновение понял, что ошибся. Волной накрыли запахи опасности: алкоголя и злого мужского пота, адреналина вышедшей на охоту стаи и крепкого никотина. Олег секундно порадовался, что не отпустил в этот путь Машу одну. А еще, что эта встреча досталась ему, а не кому-либо из неспособных за себя постоять и, по сути, очень слабых людей.
Как всегда в таких случаях, кратно убыстрился ток крови в артериях и венах, бритвенной остротой взорвались нервы. Ярче и резче стали краски, запахи и звуки - вплоть до явственно выступивших мертвенных прожилок пожухлой от недельного зноя листвы, вони выброшенных в траву окурков, ускорившегося стука сердец сидящих в засаде.
"Дай Бог вам удачи и рассудка пропустить нас", - мысленно пожелал Саев поджидающей в машине шпане.
Что чувствует тигр, увидев стаю недорослей-шакалят, по недостатку разума считающих его легкой травоядной добычей? Азарт и еще что-то, включая оттенок легкой скуки, как у преподавателя, принимающего экзамен у студентов-прогульщиков.
Бледные и размытые, словно лики утопленников под слоем грязной воды, блины лиц за подтонированными стеклами синхронно повернулись вслед проходящим. Видимо, скучающие в поисках приключений мерзавцы посчитали невысокого парня и еще более хрупкую девушку легкой добычей.
Хлопнули двери автомобиля. В спину донеслось сначала ленивое:
- Эй, подождите! Дело есть!
И уже с угрозой.
- Стой, млять, тебе сказали!
Олег легко сжал ладонь Маши, шепнул: "не волнуйся, все будет нормально".
Повернулся, шагнул вперед, заслоняя.
- Что хочешь-то, земеля? Машину, что ль, подтолкнуть надо?
Их было четверо. Коротко стриженные, накачанные бугристыми мышцами, алкоголем, похотью и агрессией. Каждый раза в полтора тяжелее Саева. Безмерно опасные на безлюдной дороге и в такой поздний час. Любому человеку. Но Олег не был человеком.
Они уже надвигались. Двое слева, по дальней от леса стороне, обошли, окружили.
- Отпустишь козу с нами покататься? Вижу, студент, не против!
Разрешительно кивнул.
- Давай с нами, киска. Не пожалеешь.
Хохотнул довольно. Вечер явно удавался. И развлечение, и тренировка бойцов, и возможность еще раз повязать их серьезной статьей.
Стоящий за спиной Маши качок по-хозяйски положил кисть на плечи вздрогнувшей девушке. Прижал мускулистой рукой шею, подавляя сопротивление. Стал нагибать, прижимая вниз и к себе.
"Ситуация уже "не разруливается", - решил Олег. - "Пора действовать. Сначала бережно... а там посмотрим".
Смазанным, еле уловимым для человеческого взгляда движением скользнул к качку. Схватил за ладонь. Вывернул, болевым приемом освободил от захвата попутчицу. Тут же уклонился от летящего в лицо кулака. Дернул противника на себя. Увернулся от летящего тела, освободил пространство и отправил его кубарем в заросли. Тело, матерясь, пролетело метра три, обрушилось в огромный куст и на время в нем запуталось.
Тут же испуганно пискнула девушка. Второй из отрезавших путь схватил ее за волосы, а к шее прижал блеснувшее хищным лезвие.
- Ты что, студент, совсем охренел? Щас ее кончу! И тебя тоже!
Прочие пока хранили молчание и не вмешивались, тем самым оставляя себе шанс уйти невредимыми.
Короткий миг между тем как веки упали, моргая. И снова поднялись. Рука Саева уже выламывала нож. Порезался. Крови в ставших сухими и жесткими, как деревянные бруски, ладонях не было. Но острие успело задеть шею Маши. Близко к артерии или капилляру. Потому что царапина очень быстро набухла багровым.
И тут же сзади зашевелились.
- Олег! - крик и расширившиеся зрачки Маши.
Грохот выстрела в спину. Запах крови, опасности, смерти в тысячу раз обострил реакцию.
Олег обернулся, как сова, вывернув голову на сто восемьдесят градусов. Увидел медленно, словно бумажный ком, летящую пулю. И еще одну, покидавшую брызжущий красными искрами ствол.
Можно увернуться. Но тогда попадут в девушку. Надо ловить на себя. Игры кончились. Саев развернулся к все еще борющемуся за нож качку. Схватил за волосы, ломая резким движением шею, дернул голову к себе. Впился выщелкнувшими из-за клыков иглами кровососов в сонную артерию и яремную вену. Куски свинца один за одним входили в спину, ломая ребра и круша внутренние органы. Но это уже было все равно. Потому что в вампира лилась жизнь, позволяющая выдержать сотню таких расстрелов.
Хищник, переставший и быть, и казаться человеком, мгновенно высосал, опустошил обмякшее тело. Заострившимися змеиными зрачками глянул в лицо теряющей сознание девушки. Подхватил за талию, бережно положил на асфальт.
Развернулся в палящих в него из двух стволов бандитов. Между пулями и мгновениями скользнул к ним. Оторвал вместе с пальцами ТТ у одного, наган у другого. За секунды опустошил обоих. А тому, кто выбрался из кустов, просто вырвал сердце, потому как кровь его была больна и несъедобна.
**
Номер у легковушки совпадал с тем, что был в присланной диспетчером таксопарка смс. Но вот водитель, плешивый толстячок лет сорока... Он не гармонировал со своим транспортным средством. И даже пах иначе, чем автомобиль. Чем сиденье, на котором располагался. Чем баранка перед ним, тряпки сзади и все прочее. В этой машине он явно был столь же чужим, как и впервые попавший в нее Семенов.
- Подменили приятеля? - спросил Сергей, перепроверяя себя, шофера, ситуацию.
- С чего вы взяли? - водитель, почти в таких же, как у пассажира, очках на треть лица, повернул голову. Тут же всмотрелся в дорогу. Улыбнулся. Неохотно согласился.
- Ну да. Там проблемка одна нарисовалась. В общем, пришлось. А вы далеко и надолго?
- Время покажет... - уклонился Семенов. Откинулся на спинку, показывая, что не настроен продолжать беседу.
- Я вот тут книжку недавно добил, - не обратил на это внимание шофер. - "Салимов удел". Стивена Кинга. Про вампиров. Сильная вещь. Не читали?
- Нет... - сквозь зубы процедил Сергей. Книги про вурдалаков его не интересовали. Во всяком случае, художественные.
Подождал полминуты, ожидая ответа. Молчание его не смутило. Продолжил.
- Там ведь суть в чем? Вампир ... высшего уровня, такой, что круче не бывает, захватывает городишко. Это по мнению автора. А по сути, налаживает симбиоз с населением.
Бросил взгляд на Семенова. Снова сосредоточился на дороге, не прекращая настойчиво, как лектор неразумному студенту, объяснять:
- Так-то, если хорошо подумать, такое сотрудничество для обоих взаимовыгодно. ЕМУ - кровь, грамм по двести в месяц любому сдать не трудно. А народу - полная безопасность. От ночных грабителей да пришлых лихих. Которые, если что, сами на корм пойдут. Ну и помощь разная. В бизнесе или еще где. ЭТОТ-то с его сверхвозможностями куда угодно может пролезть и что хочешь узнать. А может, и повлиять. На конкурентов там и так далее. По-разному. И потом, кто там умирает или заболел без шансов, так вампир его раз - и бессмертным делает. По взаимному согласию, понятно. Кто ж от вечности-то откажется.
На секунду задумался. Словно нехотя, добавил:
- Вот у меня, к примеру, язва в очень нехорошей стадии. Врачи говорят, операцию надо. Но всяко может вылезти. А так - раз, и в дамках. Никакие болезни не страшны. А?
Снова бросил резкий, как апперкот в боксе, взгляд на попутчика.
Помолчали. Дорога бросалась под колеса серой и тусклой, как послевоенная жизнь Семенова, лентой. А на востоке уже багровела болезненная гангрена восхода.
- Командир, - лениво сказал Сергей, - я тебе вообще не за разговоры плачу, а за доставку. Хочешь поговорить - сходи вечером в пивбар. А сейчас, ради Бога, следи за дорогой и рули...
До аэропорта добрались в молчании. Рассчитался Семенов точно по счетчику. В самолет вошел одним из первых. Место взял у аварийного выхода, там, где не было окна. Соседей у него тоже не оказалось. Прикрыл веки. Сосредоточился, пытаясь отключиться не только от неприятного света, но и навязчивого запаха десятков тел, звуков, вибрации и прочего. Обостренности, бесценной для охотника в ночном лесу, но столь утомительной в человеческом общежитии.
Вздрогнул, уловив в какофонии чувствований знакомые тона. Не поверил. Открыл один глаз. Сразу же, и зло - второй. По салону шел Игнат. И натянуто улыбался Сергею. Потоптался в проходе. С виноватым видом втиснулся на сиденье рядом.
Натужно хохотнул.
- Надо же... И я этим рейсом. И место это мое. Билет могу показать, если не верите.
- Мне бы с вами поговорить. Убедительно прошу вас, просто выслушайте. А потом что захотите, то и сделаете. Только не убивайте меня. И не убегайте.
**
- Беги! Беги, сынок, не оглядывайся!
Отбомбившиеся по колонне с беженцами самолеты с черными крестами делали большой круг, собираясь пройтись смертью по второму разу. Истошно ржала павшая лошадь, взбивала копытами пыльную дорогу, словно пытаясь отползти от вываливающихся красными змеями из вспоротого живота внутренностей.
Отброшенная взрывом телега опрокинулась, зажала ногу женщине. А может, и раздробила, сломала ступню. И теперь мать гнала сына прочь, потому что рядом с ней его ждала гибель.