Ледовской Дмитрий Александрович : другие произведения.

Роман с подмигиванием

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Два несчастья - падение с дерева и удар молнии меняют жизнь молодого человека необыкновенно странным образом...

   Дмитрий Ледовской
  Все персонажи романа, их имена, выдуманы и не имеют прототипов в реальном мире.
  
  РОМАН С ПОДМИГИВАНИЕМ
  
  Глава 1.
  МИГ-МИГ и ТЕМЕЧКО
  Есть много лекарств против болезней. Против больной жизни лекарства нет.
  ("МиМ")
  Дурачок упал с дерева и разбился. Сломал правую ногу, треснули два ребра, сучок пропорол веко на левом глазу, где навсегда остался шрам зигзагом, а веко стало как будто подмигивать чаще, чем моргать. Этим дурачком был я...
  -Ты учишься неплохо, - говорила мне мама, после очередной двойки или тройки с минусом. - Только зачем ты дразнил учительницу русского языка? Евфалия Павловна к тебе хорошо относится...
  Я не мог объяснить вечно занятой маме, что у меня при ответе мучительно дергалось раненое веко, и я, чтобы не пугать и так нервную Евфалию Павловну, просто закрыл левый глаз и придавил его указательным пальцем. И ответ на "четверку" сменился на "тройку". А веко мигало чаще, когда я нервничал. Если я знал урок, оно вообще вело себя смирно.
  Учился я неважно. Умные мама и папа решили отдать сына в школу как только мне исполнилось шесть лет. Они подсчитали, что при окончании десятилетки у меня будет год до призыва в армию, то есть я смогу дважды попытаться поступить в институт. При этом они не учли, что в новом, изменяющимся как бредовый сон, мире, само поступление в армию станет почти виртуальным. Не предвосхитили они и того, что после окончания первого класса я влезу на даче на дерево и рухну вместе с обломившейся веткой. И помимо дергающегося века приобрету и легкую хромоту. Так что армия отвалила от меня еще перед вторым классом. Не учли и того, что все мои однокашники были старше меня и... умнее. Может, просто взрослели раньше, но я как-то подслушал вечерний разговор родителей.
  -Дурачок он у нас, - громко вздыхал на кухне грузный папа. - Ни черта в уроках не разбирается... Глупости ляпает, вчера сказал мне: "Отец, ты неправдоподобно тучен!" Это мне-то!
  Вечно занятая и раболепствующая перед мощным и ленивым мужем, худенькая мама лепетала:
  -Это временно, временно! Он рванет! Вот- вот рванет!
  -Скорей бы рванул, - вместе со скрипом стула густо скрипел папа. - А то не дождемся...
  Не дождался папа. Помер от тромба неожиданно в конце мая, когда я заканчивал уже девятый класс. На похоронах его сестра, значит, моя тетя, толстая и обширная, обняла меня за плечи и скрипло сказала:
  - Ты поплачь, поплачь - легче будет.
  Я мигнул левым веком.
  - Нехорошо шутить, когда отца хоронишь! - шепотом взъярилась тетя.
  Я резко закрыл глаз пальцем. Тетка отшатнулась и побледнела.
  -Брат говорил мне, что его не любят в семье! Он был прав! А тебя Господь накажет, накажет за шутки над могилой отца...
  Господь наказал меня через полчаса. Навалилась гроза, мощные струи стали наискосок бить по крестам и памятникам, молодой листве старых деревьев этого небогатого кладбища, беспорядочно забили молнии. Слава Богу, гроб уже был засыпан землей, все побежали от могилы к выходу из кладбища, а я встал под развесистым вязом, хихикая в душе, что лучше всех спрятался от грозы. Но одна взбесившаяся молния ударила как раз в этот вяз. И какая то искра клюнула меня точно в темечко. Как говорили потом врачи, кора головного мозга не была повреждена, но на темечке у меня образовалась небольшая красная плешь, круглая и по своему красивая. В общем, школу я закончил на круглые тройки, слегка плешивый, имеющий кличку Миг-миг, чуть-чуть прихрамывающий, но... Вот это "но" превратило меня в монстра настоящего. Молния пробудила в моих мозгах удивительный и странный дар. Я стал смутно понимать его не сразу, словно вспоминая неясный сон, но, получая из рук директора школы Василия Васильевича Приплюснутого свой Аттестат зрелости, я вдруг отчетливо понял, что у директора болит желудок, и он молит Бога о том, чтобы скорее закончилась церемония вручения путевок в жизнь.
  -Спасибо, - сказал я, забирая драгоценный "троечный" аттестат, - а вы немедленно идите к врачу, у вас язва!
  И дважды мигнул левым веком. Приплюснутый замер, машинально протянул руку за следующим аттестатом, который ему протянула завуч, но не взял его, а лунатически двинулся вглубь сцены актового зала, прибавил шаг и почти бегом выбежал вон.
  -Что ты сказал ему? Хулиган! - взвизгнула завуч и тоже рванула за директором.
  Зал загудел и засмеялся. Я же прижал глаз пальцем и прошел к ребятам.
  
  
  
  
  Глава 2.
  МИГ-МИГ и ЛЮБОВЬ
  Чем больше женщина нас любит, тем меньше тратим на неё.
  ("МиМ")
   Первый раз я влюбился в четвертом классе в нашу лифтершу. У неё был китель с ясными блестящими пуговицами и белозубая улыбка под кудряшками, выбивающимися из-под лихо заломленного берета. Я, когда она дежурила в нашем громадном холле дома "сталинской" постройки, мучительно замирал перед ней, яростно прижимал дергающееся веко и слышал всегда одно:
  -Привет, Серая шейка! Хочешь конфетку?
  И я принимал любимую "Раковую шейку", краснея от напоминания о моей легкой, почти незаметной хромоте, но прощая всё и вся, потому что лифтерша наклонялась ко мне, и я видел через не застегнутые верхние пуговицы волнующие холмы груди, ложбинку межу ними, а её ладонь, отдав конфету , чуть касалась моих волос, и тогда все мое тело пронзала сладостная дрожь. Она улыбалась, доставала вторую конфетку и смеялась:
  -А эту конфетку я принесу дочурке. И когда-нибудь вас познакомлю. Вдруг - зятем мне станешь!
  Лифтерша стала мне сниться. Я уже всерьез думал жениться на ней и объявить об этом маме и папе. Но вот однажды она, вдруг, притянула меня за плечи, и я оказался между округлых колен, слегка стиснувших меня.
  -Слушай, - зашептала она прямо в ухо столь сладостно, что все волосы зашевелились как от нежной щекотки. - Сейчас я... поднимусь наверх, побуду там немного, а если меня кто спросит - скажи, что пошла в аптеку, вот ту, через дорогу, за бульваром. Понял, Серая шейка?
  Я мигнул.
  -Вот! - воскликнула любимая. - Ты умница! Все понимаешь без слов!
  И исчезла в лифте. Не было лифтерши минут сорок. Потом она появилась какая то взъерошенная, красная, суетливая, с большой и, видимо, туго набитой сумкой.
  -Посиди ещё чуть-чуть, - попросила она и поцеловала прямо в губы. - Мне же все таки в аптеку надо. Понял? Приду - еще поцелуемся. До встречи!
  Она подмигнула мне, а я в ответ ей. У меня жарко горели губы, полным дыханием наполнялась грудь, и я ещё часа два не отрывал немигающего взгляда от входных дверей, лунатически твердя всем, кто подходил к лифту, два слова:
  -Она в аптеке...
  Те же слова я говорил на другой день в милиции, а рыдающая мама твердила следователю:
  -Он дурачок у меня! Как вот упал с дерева, так и все... Мучаемся, мучаемся!
  Отец же, узнав обо всем, спросил своим скрипучим голосом:
  -Ну, что с тобой делать прикажешь? Квартирку то лифтерша обчистила с твоей помощью.
  -Неправда!- громко ответил я. - А я женюсь на ней! Когда она вернется из аптеки!
  И взахлеб зарыдал. Лифтерша так и не вернулась никогда. Но этот вкус сладостного поцелуя я пронес сквозь... в общем, сквозь всё!
  В десятом классе, когда мое сознание начало наполняться странностями, что стал приносить тот удар молнии по темечку, я влюбился в одноклассницу, Марину Свиблову. К этому времени я почти перестал хромать, отпустил длинные волосы, прикрывающие красную плешинку, но чувство уверенности я все-таки наигрывал, притворялся перед всеми, что уверен в себе, хотя ни черта этой уверенности не было. И вот довелось мне провожать Марину июньским вечером, перед выпускными экзаменами, домой. Она нравилась мне, конечно, не так яростно и беззаветно как лифтерша, но все-таки нравилась. Она была уже крупная девушка, с высокой грудью, короткой стрижкой каре, а, главное, в ней чувствовались те раскованность и распущенность, легкий цинизм, что влекут к себе пацанов всегда. Я шел не хромая (это было всегда немного больно) и вдруг уловил какую ту смутную мысль, вторгшуюся в меня от неё, Марины. Она будто думала: " А что если Миг-миг целоваться полезет? Дать или не дать?" И я сказал громко:
  -Можешь и не давать!
  -Что? - поразилась девушка.
  Мы остановились в темном прохладном дворе, рядом с мусорными баками, возле которых были собраны дворниками черные мешки. Колодец из четырех двенадцатиэтажных башен был мрачен и безмолвен, светящиеся разными палитрами из люстр и занавесок, мигающие окна казались уютными, открывающими входы в теплые, чудесные миры. Марина уставилась на меня, чуть покусывая нижнюю губу.
  -Так что ты сказал? - спросила Марина, и я почувствовал, что она словно испугалась.
  И снова пришла смутная мысль: "Поцелует или нет?" Я подошел вплотную, почувствовал прикосновение её напрягшихся сосков, несильно обнял. Марина положила мне руки на плечи, острый запах вспотевших подмышек словно дернул мою голову назад, потом я опустил голову, пряди волос сползли вокруг лица, и здесь я уловил другую мысль. "Плешь открылась у Миг-мига. Ой, умру сейчас от смеха"
  Хромая и мигая я яростно выбрался из двора и пошел не глядя куда, бессвязно бормоча: "Учиться! Экзамен! Это главное! А ты потом воняешь! А я дурак плешивый! К черту всех баб! Ненавижу!" Но в память упорно вторгался облик девушки в кителе с блестящими пуговицами, и я, уже по семилетней привычке, невольно оглядывался, надеясь и боясь этого - увидеть её. Но в глаза ударила яркая светящаяся надпись "Парикмахерская", я, ни секунды не колеблясь, вошел в салон, уверенно, ничего не спрашивая, сел в свободное кресло и коротко приказал пожилой женщине:
  -Побрить голову!
  Подумал и добавил:
  -Начисто! Парикмахерша всплеснула пухлыми ручками: -Господи, какая милая плешка!
  
  Глава 3.
  МИГ-МИГ и МУЖЧИНА
  Деньги - зло! Но как, не зная зла, узнать, что такое добро?
  ("МиМ")
   Мама подарила мне пятнадцать тысяч рублей - награда за окончание школы. Она работала режиссером на телевидении, немного оправилась после смерти мужа, стала хорошо зарабатывать, обрела уверенность в жестах и словах, купила маленькую японскую машину, слегка пополнена и несколько раз приносила букеты цветов и не ночевала дома. Так вот - пятнадцать зеленых, упоительно шелестящих бумажек, мама вручила мне днем, когда я только-только собрался вылезать из-под одеяла. Заодно на диван плюхнулась коробка с новеньким мобильником.
  -Поздравляю, дурачок мой любимый, - сказала мама, поцеловала меня, всхлипнула сладостно, я ощутил запах тонких духов, а в голове обрисовался облик мужчины явно "кавказской внешности", о котором думала сейчас мама. - Вставай, завтрак, вернее, обед на кухне. У меня вечерний эфир, приеду поздно или...
  "Вообще не приедет" - понял я. До вечера возился с дорогим телефоном, менял "симку" обзванивал одноклассников, упорно избегая Марину, заодно бессчетно разбрасывал, собирал, разворачивал веером, 15 тысяч рублей. К вечеру накопилась взрывная энергия, и желание выплеснуть её стало захватывающим. У меня хватило здравого смысла оставить дома десять тысяч, с собой я взял пять и с чувством невероятной, небывалой для меня уверенности, выскочил на темнеющую улицу.
  Восторг богача шваркнул меня в легкое кресло уютного, ранее недостижимого, полуподвального кафе неподалеку от нашего двора, в районе бывшей немецкой слободы. Мы поменяли квартиру ещё два года назад и поселились здесь, заработав на обмене немного денег, в коих нуждались после смерти папы. Я барственно заказал двести грамм коньяка, мясо, лимон и кофе. Все было доставлено довольно быстро, и после двух рюмок мое состояние стало близким к эйфории. Забыты были обритая, тупая башка, красный кружок на темечке, хромота, мир стало послушным, теплым, цветным и что-то напевающим, а тут мой восторженно-рассеянный взгляд столкнулся со взором очень, ну, очень красивой девушки, скромно сидящей за чашкой кофе. Я уставился на неё и мигнул два раза. Она тут же встала, блеснула рядом блестящих пуговиц на кофточке, взяла свою чашечку и через несколько секунд присела за мой столик.
  -Привет! - сказала она. - Что празднуем?
  Моя голова мгновенно стала все улавливающим локатором. Далеко не часто я понимал мысли окружающих, этот бесовский дар просыпался всегда неожиданно, а сегодня, подпитанный подарками, коньяком, мой мозг стал принимать все, что вертелось в голове этой глазастой, белокурой девушки с яркими губами. "Он при деньгах" - это я понял сразу и тут же заказал шампанское. "А он ничего, хотя пацан еще" - было принято мною уже с восторгом. Я тут же соврал, что работаю менеджером в мощной фирме по поставке чего-то и куда-то, узнал, что зовут её Матильда, что она тоже где-то престижно вертится, хотя было ясно, что она всё врет. Я болтал легко, не мигая, потом зазвучала музыка. "Куда его вести?" - пришло мне от неё во время первого медленного танца, когда она прижалась ко мне грудью, животом, да ещё и толкала коленями.
  -Все в ажуре! - сообщил я Матильде. - У меня свободная хата рядом!
  "А он умный, все понимает, как собака", - примчалось от улыбнувшейся девушки. - "Пару тыщ я с него сдеру"
  -Да хоть три! - бесшабашно заявил я.
  Взор Матильды стал удивленным, она прижалась ещё плотнее и поцеловала меня в губы. Это был второй в моей жизни, после лифтерши, поцелуй. К этому мигу я был ещё девственник, хотя многое знал из фильмов, телепорнушных программ, рассказов одноклассников, уже вкусивших запретные плоды. Проклятая хромота, отставание от сверстников по возрасту и физическому развитию, чертова огненная плешь, всё убеждало меня - женщинам я нравиться не могу! Но вот с Матильдой случилось чудо. И дело не в том, что она пошла со мной за деньги. Когда мы оказались на диване раздетые, первые обрывки её мыслей были ужасны: "Скорей бы... Деньги то даст? На ночь не останусь ни за что..." Но потом стало получаться другое. Я стал улавливать её желания и мгновенно, почти опережая, исполнять их. Вот эти импульсы: "Сожми мне ягодицы... Укуси... Полижи... Ляг сзади сверху.... Укуси за ухо... Щипни посильней... Погладь живот... И, даже (!) - ударь меня!" Все перечислять нет смысла, да я и не запомнил всего. Я исполнял её желания со всем пылом молодости, накопленной страсти, фантазии, окунался в волшебные, острые и невероятно возбуждающие запахи молодого тела, входил в него, ласкал, терзал... Взбудораженная Матильда иногда перехватывала инициативу, сама откровенно ласкала меня, потом снова посылала бесстыдный импульс, который я незамедлительно исполнял. Уже к утру, отуманенная первым отдыхающим сном, она спросила:
  -Где ты всему научился? Ты же... ты же... такой...развратный! Опытный! Ласковый зверь... Ты так чувствуешь женщину! Я и представить не могла.
  -Это ты, - вяло ответил я. - Я не виноват.
  И мигнул. Она, уходя в полдень, сквозь пелену моего забытья, взяла предложенные три тысячи и начисто отказалась ещё от двух.
  -Это я тебе должна, - тихо шепнула она мне в ухо на прощание.
  Матильда, как и моя лифтерша, ушла словно в сон. Но я навсегда полюбил и стал принимать как божественный дар женское тело и понял - что женское тело, его ласки, не только наслаждение, но и творчество.
  
  
  Глава 4.
  МИГ-МИГ и УБИЙСТВО
  Какую бы дорогу ни выбрал человек, она все равно приведет к смерти.
  ("МиМ")
  Я осмелел немного. Решив отдохнуть от учебы вообще, я не стал поступать ни в какой институт, да я и не знал, куда поступать, съездил на юг, позагорал на галечном пляже Голубой бухты возле Геленджика, там же, на этих камнях, меня уговорила "поразвлечься" сумасшедшая девчонка в рваных шортах, что, хотя и не принесло мне тех ощущений, что были с Матильдой (все произошло быстро, нескладно и тревожно, с оглядкой на ночной пляж), но утвердило меня в мысли, что женщины у меня есть и будут ещё. Было бы желание.. И не мешает этому и красный пятак на темечке. Я был уверен, что загорелая, бритая моя башка сравняется по цвету с плешью, но загар дал неожиданный эффект. Рассматривая уже в Москве затылок с помощью двух зеркал, я обнаружил, что кружок на темечке стал каким то фиолетовым , в то время как вся голова забронзовела от черноморского солнца. Но теперь я не расставался с бейсболкой и именно в ней сидел на кухне перед расстроенной мамой и каким то Рифатом - кучерявым и горбоносым кавказцем, на среднем пальце которого, на левой руке, вызывающе переливался золото-алмазный большой перстень.
  -Ну, что будем делать? - спрашивала мама. - Институт уплыл, ты ничем не занят...
  -Я работать пойду, - неуверенно пообещал я.
  -Кем? - горестно всплеснула руками мама. - Дворником? Так там азиаты все перехватили. Киллером?
  Я мигнул.
  -Дурачок, ты дурачок, - мама пододвинула к себе чашку с кофе. - Вот, Рифат, как упал он с дуба - таким вот и остался.
  Судя по поведению, мама уже впала в рабство к Рифату, по крайней мере смотрела она на него жертвенно и беспрерывно. Рифат гортанно всхлипнул и встал. Взгляд мамы обеспокоенно метнулся за ним, мужчина, все движения которого было смесью рывков и плавных жестов, резко двинулся к окну, потом мягко обернулся.
  -Ты знаешь, что такое Дума? - вдруг спросил он.
  -Ну, знаю... Там бездельники сидят, - глупо ответил я.
  -Дурачок! - подытожила мама.
  Рифат белозубо улыбнулся и наставительно поднял поросший смоляным волосом указательный палец.
  -Там работают слуги народа, - внушительно сказал мужчина, - лучшие люди страны. Там и мой брат - он депутат!
  Последняя фраза прозвучала столь гордо, что я чуть ни встал. Рифат продолжил:
  -Ему нужны помощники. И не только адвокаты или охранники. У него они есть. Они получают деньги. Зарплату. Нужны и молодые. Поехать там куда-нибудь. Документы передать. По мелочам. Общественный помощник. Проявишь себя - будешь деньги получать.
  -А сейчас не будет получать? - расстроенно спросила мама.
  -Будет. Но не зарплату, а так, будет брат ему помощь оказывать. Удостоверение у него будет, красное, в Думу будет ходить, знакомства заведет нужные. Это хорошая работа. Согласен, джигит?
  Он подмигнул мне, на что я ответил двойным миганием.
  -Молодец! - воскликнул Рифат.
  
  * * *
  -Настоящий мужчина, - поучал первый в моей жизни шеф, депутат Измаил Измайлович, - всегда должен быть джигитом в битве, заботливым отцом в семье, джентльменом для женщин, верным другом! И должен красиво выглядеть. Сегодня я приглашаю тебя на большой банкет, это подарок за твою работу, и ты одень какой-нибудь костюм, там будут важные гости, богатые... известные! Хорошо?
  Приличного современного костюмы у меня не было, но я мигнул. Случайно.
  -Понял! - сказал шеф. - Возьми вот...
  Он не спеша, с большим достоинством, вытащил из толстого портфеля пачку денег в банковской упаковке и небрежно, но не пренебрежительно, положил на стол. В упаковке, как выяснилось, было 50 тысяч рублей.
  -В двадцать часов подходи - поедешь со мной.
  Эти деньги были первыми за время моего месячного служения депутату. Поручений я выполнил не много. Несколько раз отвозил запечатанную в глухие конверты почту в аэропорты, дважды встречал смуглых земляков или родственников своего начальника, прибывающих на поездах южного направления, раза три бегал за букетами цветов. Моя красная книжечка обладала почти магическими свойствами открывать двери в любые учреждения Москвы и, особенно, подмосковья, куда я тоже отвозил пакеты и конверты. Когда мой начальник был не в Москве, в Думу я вообще не ездил, валялся на диване перед бесконечным телевизором, рассматривал плешь, надеясь, что она начинает уменьшатся, иногда просто гулял, иногда - готовил обеды. Мне нравилось возиться с мясом, насыщать его различными ингредиентами, создавать особый вкус. Научился варить харчо и борщ (рецепты взял в Интернете), мечтал о женщинах, поэтому, проходя мимо кафе, где встретил Матильду, всегда заглядывал в окошки. На посиделки в самом кафе денег не было. И вот первая солидная денежная припарка! В магазине "Мода" я быстро нашел себе очень прилично и престижно выглядевший темный костюм с мелкой полоской, изящные туфли, галстук бабочкой был у меня в доме, и когда я предстал в новом обличье перед мамой, собирающейся на работу, то она открыла рот и медленно опустилась на стул.
  -Откуда все это? - спросила мама и повела руками, словно облачая меня в невидимую мантию.
  -Шеф дал деньги, зарплату! - я таким же, как у Измаила Измайловича, жестом приплюснул на стол оставшиеся деньги. - Возьми мам, здесь ещё двадцать пять тысяч !
  -Оставь себе, сынок, - всхлипнула нежно мама. - Ах, Рифат! Спасибо тебе! Ты поблагодари его обязательно!
  Я мигнул.
  -А куда ты собрался?- явно любуясь мной и уже уходя поинтересовалась мама.
  -Еду с Измаилом Измайловичем на банкет!
  И соврал неизвестно зачем:
  -В Кремль!
  И даже не мигнул. Но это была многолюдная кавказская свадьба в неизвестном мне ресторане на окраине столицы. Она уже гудела на уровне второго или третьего тоста, но депутата явно ждали. Мы сели за центральный почетный стол во главе пиршества, где юркий, с тонкими усиками жених, словно пчелка витал вокруг пышноволосой, высокой и красивой невестой, величаво и спокойно озирающей мир. Охранник моего шефа, здоровяк по кличке Мамо, недовольно расположился за дальним столом, а меня Измаил Измайлович представил юной паре и тамаде очень лестно:
  -Мой помощник! Корифей во всех науках! Все знает и понимает!
  "Как собака" - чуть ни добавил я, но только мигнул. Меня и посадили рядом с шефом.
  -Жених - мой племянник, - шепнул мне на ухо депутат. - Так джигит, неизвестно что ещё получится из него. А вот невеста - дочка директора торгового центра. О!
  Он поднял указательный палец, посмотрел на него. Толстяк тамада подскочил и возгласил в микрофон:
  -Наш знаменитый земляк, лучший депутат Государственной думы России, великий политик Измаил и, просто дядя нашего жениха, хочет сказать свой тост!
  Шеф встал с бокалом, охваченным обеими руками. Наступила тишина. Я заметил, как Мамо, пригнувшись, выбрался из-за дальнего стола с пышным букетом и ноутбуком и встал рядом с нашим столом.
  -Друзья! - голос депутата наполнился силой. - В нашем мире, где поднимают свои головы всякие однополые твари, где попираются святость брака, верность и любовь, мы видим, как славные дети нашего Кавказа, нашей Родины, показывают нам пример любви, верности и чистоты! Они верны нашим традициям, они верны своим семьям, они - будущее и нашего Кавказа и нашей России! Пьем за молодых!
  Зал взревел. Все поднялись с бокалами в руках. И оркестр грянул... Государственный гимн СССР! И многие, следуя за депутатом, запели его. И здесь я заметил Рифата. Он, оказывается, сидел за нашим столом с другого конца и, увидев меня, чуть приметно кивнул. Пока звучал гимн, Измаил Измайлович выбрался из-за стола, встал напротив молодых и как только музыка смолкла вручил им букет и ноутбук. И тут же зазвучала мелодия вроде лезгинки, и четыре пары профессиональных танцоров заструились в центре зала.
  Я выпил свой бокал шампанского, пару других тостов снабдил рюмками коньяка, и вот тут в голове моей снова смутно зашевелилось что-то непрошенное. Пришла странные мысли, обрывками бьющими в мозг: "Пора... лишь бы не было осечки... еще один тост... Пистолет... Можно без глушителя..."
  Я помотал башкой, и в глаза мне вонзился напряженный и немигающий взгляд мужчины, сидящего за боковым столом справа от нас. Взгляд маленьких глаз под шапкой длинных волос был осязаем как черный лазерный луч, и именно оттуда продолжали приплывать торопящиеся, словно сбивающие друг друга, слова: "Пора... Нет, еще немного... Надо прямо в лоб... Кто так на меня смотрит? Что он знает? Ему - вторая пуля" Я понял, что последние мысли мужика относится ко мне, похолодел от страха и судорожно дернул за рукав Измаила Измайловича. Он вежливо склонил ко мне свою крупную голову.
  -Там, там, - торопливо зашептал я, - мужик с пистолетом. Он хочет стрелять!
  -В кого? - не меняя позы и внешне спокойно спросил шеф.
  -В вас и меня...
  -Надеюсь, это не шутка? Как ты узнал?
  Я прижал пальцем дергающийся глаз. Что я мог объяснить? Но я попытался:
  - Я его мысли понимаю. Меня когда то молния ударила! Это бывает... Не часто, но вот сейчас чувствую.
  -Не часто? - также спокойно спросил депутат. - А где он?
  -Да вот он! - взвизгнул я. - Встал и к нам идет!
  Измаил Имайлович тоже встал и обеспокоенно стал всматриваться в зал, где уже мельтешилась в быстром танце толпа гостей. Он не видел, не смог сразу найти, а я завороженно смотрел в неумолимо приближающегося убийцу, взгляд в взгляд, и когда в голове грянуло чужое и злобное "Пора!" , а ладонь мужика скользнула внутрь за борт пиджака, я два раза яростно мигнул киллеру. Тот удивленно замер, остановился, а я заорал что-то нечленораздельное, вскочил на стол, а оттуда упал на киллера, все таки доставшего свой пистолет. Как и куда он стрелял, я, конечно, не видел. Я вцепился в его ладонь, сжимающую оружие, чувствовал, как она дергается от выстрелов, катался с убийцей по полу, при этом успев откинуть свалившийся с него парик, и смог заметить испуганно округленные глаза Мамо, недвижно стоящего над нами. Потом нас растащили, убийца был скручен и связан гостями, кто то ударил его ножом в грудь и лицо, потом меня, всхлипывающего и дергающегося, подряд обнимали и тискали десятки людей, а я не мог отвести взгляда от лежащих на полу официанта и корчившуюся от боли девушку. Две бесцельные пули нашли случайных жертв. И, дурацкий случай, в плечо был ранен и Рифат.
  
  Глава 5.
  ВХОЖДЕНИЕ В МИГАЮЩИЙ МИР
  Властная вертикаль подобна шесту стриптизерши - на ней надо тоже скользить и извиваться.
  ("МиМ").
  Они напряженно ждали. Измаил Измайлович, психиатр по фамилии Глезарин и Рифат, еще пользующийся поддерживающей повязкой для раненного правого плеча. Я отчаянно потряс пустой головой:
  -Ничего нет, ни-че-го !
  В окна кабинета депутата донеся дальний колокольный звон. Психиатр уперся руками в свои колени и вздохнул:
  -Ну, теперь попробуем ещё раз. Я буду напряженно думать об очень известном человеке. А вы соберитесь и принимайте мои импульсы.
  Он уставился не мигая в мои глаза. Я тоже напрягся, хотя мне мешал вышагивающий вдоль дальней стенки Рифат. Шеф же недвижно сидел в своем кресле.
  -Ни черта, - тихо сказал я и мигнул.
  - А я ведь думал о президенте страны! Могли и просто догадаться. Ну, а что сопутствовало вашему видению? Там в ресторане? - долбил психиатр. - Усталость, возбуждение, бессонная ночь?
  -Он, Валерий Семенович, выпил там хорошо, - проронил важно, как и всегда, Измаил Измайлович. - Шампанское, коньяк...
  -Так дайте ему, - совсем устало попросил Глезарин и прикрыл, и так спрятанные за выпуклыми очками, светлые глаза.
  Я выпил солидную порцию коньяка из серебряной чарки, преподнесенной мне Рифатом и откинулся в кресле. Все трое снова уставились на меня, Рифат даже вышагивать перестал. Понятно, что именно о президенте я, после заявления психиатра, и думал. И тут в голове снова что то стало происходить необычное, путанное, проявились мутные фразы: "Отставка... Все решено... Как раз перед новым годом..." И горькое, тяжкое - "устал..."
  -Он хочет уйти в отставку, - ясно, уверенно, сказал я, и трое мужчин враз спросили:
  -Кто?
  -Ельцин.
  Они переглянулись.
  -Бред, - устало произнес Валерий Семенович, - хотя... Когда он уйдет?
  -Перед Новым годом. Завтра.
  -Э, - огорченно махнул левой рукой Рифат, а Измаил Измайлович мягко произнес:
  - В Новый год не уходят! Ладно, хватит с него, а то он уже фантазировать начал.
  Моя уверенность мгновенно поблекла. Но в голове возник могучий облик нашего первого президента и абсолютно ясно, с придыханием прозвучало: "Да катись все к... матери!" Эту фразу я мгновенно произнес вслух.
  -Не надо, не надо так нервничать! - Измаил Измайлович развел руками. -Все бывает. Ты спас мою жизнь, ты герой, а это... ну, это, придет ещё. А не придет - не страшно. Держись, джигит, все будет хорошо. Давай, идите домой, я поздравляю всех с наступающим новым годом! Какое время наступает - новый век! Моя машина всех отвезет. Только все, что здесь было - тайна!
  На другой день, в новогоднем обращении, Ельцин заявил всему миру о своей отставке.
  * * *
  Все завертелось уже через три дня после Нового года. Почти каждый день мы встречались то в кабинете Глезарина на Никитском бульваре, то в Госдуме, и везде эта троица требовала от меня самых разных новостей. Требовала уважительно, с некой даже раболепностью. Чертов врач давал мне пить психотропные таблетки, Рифат угощал коньяком, и что то действительно иногда вваливалось в мозг, но чаще всего это было то, что вертелось в черепах этих мужиков, то есть рядом со мной.
  -Нам нужно имя преемника Ельцина, - просто умолял шеф, - что тебе ещё подарить? Не смущайся...
  А мне уже были подарены новенький "Мерседес", кинжал, перстень и деньги, в сумме за все время, тысяч на пятьсот.
  -Напрягайся! - приказывал Валерий Семенович.
  Я напрягался отчаянно. "Везет мальчишке" -плыло от врача, "хватит с него" - думал Рифат.
  -Надо его приближать к объекту, - считал Глезарин. - Мы его только путаем...
  -Как я его к президенту приближу? - недоумевал депутат.
  От этих сеансов у меня то кружилась, то болела голова. Пропал интерес к женщинам, хотя в Думе была масса симпатичных, раскованных девочек и молодых женщин. Сеансы шли чередой, превращая меня в комок нервов. И все-таки они добились своего. Шеф стал выписывать мне пропуск на балкон зала заседания Думы, где бывали гости, я принимал таблетки или пил коньяк, шел туда, и однажды, в сумбуре поступающих чужих мыслей, в мозг все чаще стала вплывать странная фамилия, то ли Путов, то ли Путилин, иногда четко - Путин.
  -Есть такой Путин, - раздумчиво сказал Измаил Измайлович. - Но он не политик. Кажется - силовик. Проверим... У тебя что, голова болит?
  Я кивнул. Голова болела отчаянно.
  -Давай, езжай домой, Валерий Семенович, проводишь его? Возьмите машину.
  -Конечно! Но без машины. Прямая же ветка метро - ему до Бауманской мне до Арбатской. Быстрее будет в два раза.
  -Я тоже поеду, - поднялся Рифат, улыбнулся, обернувшись ко мне, и я, похолодев, увидел вместо лица кавказца черно-серый силуэт черепа. Рифат вышел первым, я подошел к Измаилу Измайловичу и перепугано ляпнул:
  -Рифат завтра умрет. Возможно...
  Депутат побледнел и медленно приподнялся из кресла. Психиатр открыл рот и спросил:
  -Ты что видел?
  -Череп Рифата. Четко-четко!
  Измаил Измайлович положил руку на грудь:
  -Бог мой! Ему завтра лететь на Кавказ. Бог мой! Ты уверен, джигит?
  -Нет, череп то видел и больше ничего. Но вот ощущение такое было, такое - гробовое. Страшно стало.
  -Это могло быть и от моих лекарств, - утешил психиатр. - Средство сильное!
  -Так! - Измаил Измайлович встал. - Брату ни слова. Завтра едем в аэропорт и на месте решим, что делать. И если что-то тебе в башку стукнет - он не полетит.
  В метро на станции "Площадь Революции" я, ещё по детской привычке, погладил бронзовую собаку по истертой морде.
  -Это ты зря, это глупость, - снисходительно-иронично заметил Валерий Семенович. - Что теперь ты загадал? Если сбудется - ты уверуешь в дурацкое чудо, перестанешь на свои силы надеяться, а не сбудется - разочаруешься. И то и это - плохо! И все это - удар по психике.
  -У меня перестала сразу болеть голова, - скромно соврал я. - Вот прямо сейчас! Как только погладил собачку.
  Я мигнул. Громыхнул, подъезжая электропоезд. Валерий Семенович растерянно оглянулся и вошел в вагон первым. Там почти прижался ко мне и сквозь громыханья поездки сказал:
  - Собачка, конечно, ерунда, а вот видение черепа - скорее всего галлюцинация. Кажется, я переборщил с этими препаратами. Ты отдохни, хорошо выспись.
  -В аэропорт то ехать?
  -Прокатись, но я уверен, все обойдется. Я то не поеду, у меня график приема больных очень плотный. Отдохни хорошо!
  В аэропорту я чувствовал себя великолепно. Лицо Рифата никакой тревоги не вызвало, о чем я облегченно и смущенно сказал тихонько Измаилу Измайловичу. Мы провожали его на вечерний рейс втроем - с нами был ещё новый охранник вместо уволенного за трусость Мамо. Этого усатого крепыша звали Мимино.
  -Все у меня нормально, никакой тревоги, - радостно поделился я ещё раз с шефом. - В голове полный ажур.
  -Это хорошо, - кивнул депутат и махнул приветственно открытой ладонью брату, идущему на регистрацию. Тот весело оглянулся, потом его колени почему-то подогнулись, Рифат завалился, хватаясь за стойку, вправо, потом упал на спину, и его пальцы, это я видел четко, заскребли по полу... Подбежавшие медики аэропорта констатировали смерть.
  На похоронах, на кладбище, Измаил Измайлович, отвел меня немного в сторону и сказал:
  -Ты и Путина угадал точно. А брата не спас. Нет, все ты сказал верно, молодец, а не спас! Наверное, не все тебе дано. Только вот, недельки три не приходи на работу, отдохни. Вот тебе деньги, жди звонка... И на поминки не иди.
  В его голосе явственно чувствовался испуг, а в моей голове мелькнуло от него же: "Вдруг ещё и мой череп увидит"...
  
   Глава 6.
  ЧЕРЕПА
  Не всякий череп есть голова!
  ("МиМ")
   -Я изучил труды Берна, Фрейда, Карла Юнга, который был соратником Фрейда и учеником Блейера, Валентина Домиля... Черте ещё кого! Вот! - Глезарин повел рукой, показывая на ряды книг, многие из которых были на немецком языке. - И прояснилось одно - темнее моей науки нет ничего!
  Он засмеялся и придвинул мне чашечку кофе. Я еще раз огляделся. В его квартире-кабинете, помимо сотен книг, на громадном письменном столе стояли и лежали стеклянные шары, прозрачная пирамидка, какие- то аппараты с торчащими проводами, метроном...
  -Понимаешь, - продолжал, прихлебывая крепчайший напиток, психиатр, - твой случай поразил меня. Потому и вытащил к себе. Что то стало ясно, например, случай с Рифатом. Здесь было чистое совпадение, какие то тени легли на лицо Рифата в кабинете Измаила, тебе это показалось черепом, а Рифат был давно болен, его сосуды были в полном беспорядке и вот - тромб в головной мозг. Простое совпадение! Но вот не дают мне покоя твоё прочтение мыслей Ельцина и случай на свадьбе. То, что в тебе сидит какая-то чертовщина - понятно. Ты прости, я увлекся твоим случаем и применял такие препараты, силу которых сам ещё не знал. Ты как себя чувствуешь? Голова не болит?
  Я чувствовал себя неплохо. От трехнедельного ничегонеделанья прошли головные боли, последние ночи я спал без сновидений, по 8-10 часов. Иногда гулял, я очень люблю Лефортовский парк, и шатался там, благо неподалеку от моего дома, бесцельно наблюдая, как он начинает словно распрямляться после зимнего сна, набухать и дышать. Вернулся к книгам, ведь в школе я много читал. Пришла в себя после смерти Рифата и мама, уже несколько дней накрашиваясь старательно и тщательно. И, главное, вчера впервые пришла с букетом цветов. Утром... И я в эту поездку к врачу уже с удовольствием посматривал на молодых женщин, отмечая всякие нежные выпуклости и спереди, и сзади, свежие, с улыбкой, лица.
  -Садись-ка вот на стул, я ещё раз твое темечко поизучаю. Не возражаешь?
  Чего было возражать? Валерий Семенович вооружился лупой и стал рассматривать мое темечко, прощупывая весь череп, что было очень приятно.
  -Ничего аномального, - бурчал Глезарин, - кожа сухая, теплая, вот цвет на темечке странный. Психика человека неразрывно связана с мозгом, а что там? Что движет маньяками? Ревнивцами? Почему человек использует только пять-семь процентов своего мозгового потенциала? Кто придумал такую странную и абсолютно неизученную штуку, как мозг? Природа, а, может, Бог? Как человек может вмещать в свою крохотную черепную коробку целую вселенную! А ведь, когда мы представляем космос, звезды - мы это делаем! Вмещаем! Не болит, когда нажимаю? Кстати, ты пополнел, цвет глаз улучшился, Отлично, отлично, а тебе звонил Измаил?
  -Звонил, - отвечал я, почти засыпая, - и, (тут я хмыкнул) спрашивал, не вижу ли я его череп.
  -Боится депутат! - хмыкнул и психиатр. - Я его успокою, смогу убедить, что это - просто случай. Ну, этот чертов череп. А как у тебя с деньгами? Ты ж без работы сейчас.
  И с деньгами был полный порядок. В тот раз, на кладбище, Измаил Измайлович вручил мне конверт, где лежало двести тысяч. А я ни копейки из них не истратил. Продукты на дом заказывала мама, да я почти и не ел ничего. Так - йогурты, кефир, лаваши, фрукты. Самое важное - за это время я не выпил ни капли спиртного.
  -Ничего особенного, - подытожил свое исследование врач, - а ты садись-ка вот в это кресло и расслабься. Небольшой сеанс гипноза тебе не помешает. Буду смягчать вред, нанесенный моих рвением. Возвращать тебя в нормальную жизнь...
  Он сел на кушетку напротив и вперил в меня взгляд своих выпуклых глаз. Гипноз начался...
  Матильду я увидел через пару дней в окно того самого полуподвального кафе, где мы и встретились когда-то. Она сидела в том же кресле, за тем же столиком перед чашечкой кофе. Я штормом ворвался в кафе, плюхнулся в кресло напротив и яростно мигнул:
  -Привет!
  -Привет! Все подмигиваешь? А я вот... - она как-то беспомощно повела вокруг себя руками.
  -Есть хочешь? - безошибочно угадал я, хотя в голове ничего не билось. - Официант, девушка, сюда!
  Через несколько минут мы объедались мясом ( я после очередного гипноза ярко хотел есть) и жареными овощами, пили коньяк, и меня все ярче охватывало желание снова припасть к этому телу, впитать всю его сладость и подарить свои страсть и силу. О чем говорили - не помню, что-то бессвязное, наверное смешное, потому что она постоянно хихикала сквозь слегка размазанный рот. И вот она наелась, мягко откинулась в креслице и сказала смущенно и кокетливо:
  -А я целый час ждала тебя у подъезда, ну, где живешь..
  - Тебе нужны деньги? - снова безошибочно угадал я, и её лицо вспыхнуло и стало виноватым.
  -У меня брат, ну очень болен. Он не ходит... Нужно лекарство, обследование...
  -Возьми! - я отдал ей десять тысяч рублей. - Возьми и идем ко... (тут я вспомнил, что мама сегодня дома).
  -Не сегодня, - радостно улыбаясь и торопливо пряча деньги, сказала девушка. - Давай, завтра приеду? На всю ночь? Будет ещё лучше! Спасибо, спасибо тебе! Я бегу!
  Она встала, наклонилась, благодарно поцеловала меня, сорвала с палки-вешалки свой жакетик и почти бегом побежала к выходу. У дверей обернулась и звонко крикнула:
  -Завтра! Часиков в десять! Обязательно! Здесь и встретимся!
  И сквозь кожу её веселого лица, вдруг, явственно проступил черепной оскал. Я оцепенел лишь на миг, потом попытался кинуться за Матильдой, но опрокинул стул, а за рукав меня схватила узкоглазая официантка:
  -Рассчитайтесь, господин! С вас две тысячи! - и сунула мне под нос чек.
  Матильду я успел увидеть, когда она уже вдалеке пересекала улицу, поскальзываясь на брусчатке трамвайных линий. В этот момент сзади неё резко сорвалась с места битком набитая пассажирами маршрутная "Газель", стала разворачиваться, толкнула Матильду в спину, и девушка, всплеснув руками, упала под ударом наезжающего трамвая. "Газель" с гулом промчалась мимо меня, я даже успел разглядеть перепуганное и оскаленное лицо водителя-южанина, а вот пробиться к телу Матильды сквозь кричащую и жадно рвущуюся к трупу толпу, не смог. А, может, и не хотел...
  Я все-таки приехал на третьи за последние четыре года похороны на маленькое, далекое, кладбище в деревне. Хмуро постоял в сторонке, увидел небольшую группку провожающих, уже пьяненьких, плохо одетых, разнообразно скучных. Но увидел и мальчика лет семи, пускающего слюнные пузыри в инвалидной коляске. Матильда не солгала, это был её брат, неуловимо похожий на погибшую. Я бросил в сумку для пожертвований ком денег, тысяч двадцать, и торопливо ушел, как только гроб опустили в яму. Мой грязный "мерс" натужно, но уверенно выбрался с проселочной дороги на шоссе, я вздохнул поспокойнее, а тут зазвонил мобильник, и важный голос шефа произнес:
  -Ну, как, джигит? Черепа моего не видел? Э, шучу! Приезжай завтра на работу. К трем часам.
  
  Глава 7.
  МИГ-МИГ и НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА
  Мусор легко плавает по волнам истории.
  ("МиМ")
   -Привет! Дорогой! Привет, джигит! - шумно и немного искусственно обрадовался мне депутат, но легкий испуг все-таки проскальзывал в его поведении, я понял, что он всё ещё боится, что я увижу его череп. - Ну, ты как - больше не видел черепов?
  Я не стал рассказывать про Матильду. Эту тяжкую тайну я поведал лишь через год Глезарину, а сейчас отрицательно качнул головой и даже изобразил улыбку.
  -О, как хорошо! О, как отлично! - намного искреннее снова обрадовался шеф. - А теперь - слушай!
  Он показал царственным жестом на кресло напротив него и на несколько секунд задумался. Я послушно подождал.
  -Вот, ты уже немного разобрался в нашей Думе. Это - сборище врагов. У каждого свои интересы, каждый хочет урвать свой шашлык для себя и для своих друзей, семьи, даже - для своей родины. Той, Малой родины. И большую родину - Россию все тоже любят. Особенно тогда, когда она им готовит бесплатные шашлыки. Это любят все - и русские, и чечены, и татары, и дагестанцы... все! Все мы люди. Но есть ещё и власть. Её называют исполнительной. Президент, его Администрация, милиция, прокуратура и... и... всех и не перечислишь сразу. Она очень хочет, что бы мы, народные избранники, делали так, чтобы не мешали ей делать свои шашлыки. Поэтому она очень хочет знать, что мы думаем, хотим, к чему готовимся. Понял?
  -Нет, - честно ответил я.
  -Сейчас поймешь! Мы знаем, что в Думе обязательно есть люди, которые... которые, ну, в общем, это сотрудники. Тайные! ФээСБэ, милиции, президента, они , конечно, очень умные, их не раскусить, но нам надо просто знать, кто они. Э, нет, - он, словно протестуя, махнул ладонью, - ничего мы против них делать не будем. Но мы сможем меньше болтать при них, быть умнее и осторожнее. Всего лишь! Так вот - сегодня внизу в столовой будет банкет. Скромный, но там будет много депутатов, помощников, обслуги. Я тебе покажу, на кого надо обратить внимание. Попытайся проникнуть в его мысли, а?
  -Постараюсь, - вздохнул я.
  -Постарайся, постарайся, пожалуйста, - попросил Измаил Измайлович. - Банкет будет скромный, сразу двух депутатов назначили начальниками двух Комитетов. А Комитет - это власть, это деньги. Они и решили скромно отметить эти назначения.
  На столах скромного банкета стояли различные бутылки и графины с водкой, виски, коньяком, винами и шампанским. Скромно краснела и чернела икра в серебряных мисочках, были впечатляюще скромны две эффектные ладьи с толстыми осетрами, как и два блюда с жареными поросятами, две громадные вазы с букетами цветов бросали скромные тени на салаты, мясные закуски, свежие овощи, сыр, фрукты и сладости. Мы сели в конце столов, сдвинутых "покоем", Измаил Измайлович, похоже, избрал эти не самые почетные места потому, что отсюда было видно все пиршество, всю скромность которого сломали первые же тосты депутатов. В речах, направленных в адрес двух мужчин, сидящих рядом возле букетов цветов в центре застолья, звучали и блистали слова о родине, о России, о чести, о чистоте и преданности делу новоиспеченных глав комитетов, их бескорыстии, душевной щедрости, верности идеалам! С каждым тостом зал ревел все беспорядочнее, все чаще к виновникам торжества лезли с поцелуями, я пил коньяк, бестолково пьянел, а Измаил Измайлович шептал:
  -Вон, рядом со свиньей, вон то блюдо (он брезгливо поморщился, так как чтил Ислам и не ел свинины), из него берет себе кусок мужчина. Полный такой. Русский. Вот ты его послушай, повникай в его мысли! Ты же джигит, ты сможешь!.
  Я вникал, но ничего путного не ощущал. Мужчина спокойно ел поросенка, наливал себе водку, почти не смотрел вокруг. Потом он встал, вытащил из бокового кармана пиджака пачку сигарет и двинулся к выходу:
  -Иди за ним, в курилку! - обрадовался шеф. - Поближе встань!
  -Я не курю, - напомнил я шефу.
  -Закуришь! - взъярился депутат. -Ради дела! На!
  Он всучил мне здоровенную белую трубочку, какой то футляр, которую достал словно в фокусе, ниоткуда. Я обреченно двинулся за мужиком и неожиданно оказался рядом с ним. Он стоял, расстегнув пиджак, курил. Чего-то испугавшись, я торопливо достал футляр, и стал недоуменно вертеть его в подрагивающих пальцах.
  -О! - неожиданно обратился ко мне мужик. - У вас такая дорогая сигара. Позвольте посмотреть?
  -Извольте, - чуть смелее сказал я и отдал ему футляр.
  Мужчина умело отвернул головку футляра (а я и не заметил эту крышечку), извлек красивую, как ракета, сигару, понюхал её.
  -Замечательная и дорогая вещь, - молвил он, заправляя её снова в футляр.
  -Возьмите её себе! - воскликнул я и мигнул.
  Мужик, уловив мой миг, замер. Взгляд его вдруг как то замаслился, он воровато оглянулся и торопливо достал из нагрудного пиджака визитную карточку.
  -Вот,- сказал он, подавая и футляр и визитную карточку, - сами мне принесете. Мой кабинет (он назвал номер) неподалеку. Я буду один. И... без страха и упрека! Жду тебя ("тебя" он интимно выделил) с нетерпением! Через пол-часика.
  Он затушил сигарету и, тоже подмигнув, вышел, я автоматически двинулся за ним и столкнулся грудь в грудь с высокой и веселой женщиной в легком кителе с прямым рядом блестящих пуговиц. Как когда то у лифтерши. Я её знал, это была Наталья Владимировна, один из бесчисленных администраторов думского заведения, иногда заходившая в наши с шефом апартаменты.
  -С каких это пор вы общаетесь с "голубыми"? - весело спросила рыжеволосая женщина. - Такой молодой и туда же!
  -С кем, с кем? - обалдел я.
  -А-а...,- протянула она и стала тушить свою сигарету, - ты и не знал. А ну-ка пошли со мной, поможешь мне одну вещь донести.
  Она решительно, не оглядываясь, пошла вперед, лавируя среди собравшихся, кому-то кивая, кого-то приветствуя, а грива рыжих волос словно плотное облако билось на её плечах. Потерять её было невозможно. Вскоре мы очутились в её кабинете, который она сразу же закрыла на ключ. Наталья Владимировна села на стол и постучала ножкой об ножку:
  -Бедные мои ножки, наконец-то вы вместе! - пропела она, не спуская с меня внимательного взгляда.
  Я уже все понял, только, как говорится, не знал с чего начать. Ни диванчика, ни удобного кресла здесь не было. Я оглянулся, а когда снова посмотрел на женщину, то увидел распахнутый китель , за которым не было ни бюстгальтера, ни рубашки, ни нитки, но была тяжелая, бесстыдно открытая белая грудь.
  -Так иди же ко мне, дурачок! - почти крикнула Наталья Владимировна.
  Я ринулся к этому чуду, припал к прохладным соскам, а руки стали шарить по юбке, пытаясь найти что-то, позволяющее быстро снять её. Но ничего не понадобилось. Юбка вздернулась выше живота, и там, внизу, тоже ничего, как и под кителем, не оказалось. Только мягкое, жадно ждущее меня лоно...
  -Ты где был? - Измаил Измайлович был рассержен серьезно. - Мне уже ехать пора! Что ты узнал? Ну?
  -Измаил Измайлович! - я ещё чуть шатался после Натальи Владимировны. - Не из ФээСБэ он, не шпик! Но он...
  -Что он? Что?
  -Он голубой!
  -Как? - не понял шеф.
  -Как-как! - осмелел я. - Голубой! Ну...
  -Педераст? - осенился депутат. - Ёлы - палы - и он! Да сколько их развелось! А как (тут он подозрительно сощурился) ты узнал?
  -Он хотел меня!
  -Да? А ты?
  -Послал его!
  -Молодец! Джигит! Хотя, ради дела, мог бы...
  -Измаил Измайлович! Ну, что вы!
  -Ладно, ты же джигит. А точно, он не оттуда? - шеф куда-то неопределенно кивнул.
  -Точно! - убежденно ответил я . - Но я буду ещё искать! Я найду врагов народа!
  -О! Да ты шутник! - рассмеялся Измаил Измайлович. - Что ж, нет так нет, это тоже ответ. Я уезжаю, а ты ещё погуляй. Не забудь сдать кабинет охране.
  Я погулял. Нашел, словно магнит в магнит, взгляд Натальи Владимировны, и мы почти мгновенно столкнулись у дверей её кабинетика. Теперь она просто рухнула грудью на стол с уже вздёрнутой юбкой.
  Вечером, когда я только выбрался из ванны и стал благодушно, вспоминая случившееся, пить чай, звякнул городской телефон. В трубочке прозвенел почти забытый голос:
  -Привет, Миг-миг! Узнаешь?
  Это была Марина Свиблова.
  
  Глава 8.
  ДВЕ ЛЮБОВНИЦЫ и МИМИНО
  Все происходит потому, потому что не может не происходить.
  ("МиМ")
   Наталья Владимировна обожала все рискованное и необычное. Её не привлекали покой, уверенность в безопасности. Именно тогда, когда в Думе было много народа, когда снаружи кто-то пытался войти в закрытый кабинет, когда ей звонили по серьезным делам, она отдавалась мне с особенным наслаждением, и, схватив телефон, начинала отвечать серьезным голосом, иногда зажимая микрофон, чтобы дать волю страстному стону. Я был потрясен по-настоящему, когда мы впервые приехали к ней, и она втащила меня в комнату, где сидел пожилой мужчина с книгой на коленях, которому она крикнула:
  -Витек! Иди отдыхай! Иди-иди, муженёк.
  И скинув свой дежурный кителёк, обнажив грудь, стала торопливо снимать с меня брюки. Витек действительно оказался её мужем. Он не спеша встал, глянул на нас поверх очков и медленно вышел.
  По наступившей летней поре она начинала добиваться близости то в кустах парков, то во дворах, иногда - в подъездах. При этом её ничуть не трогало, что иногда мои мужские функции из-за идиотской обстановки вокруг падали до нуля. Её заводили чувство риска, возможность попасться кому-то на глаза. Она сетовала, что у меня нет жены, которой бы я тайно изменял, однажды Наталья Владимировна привела меня на квартиру к своей знакомой, усадила её, хихикающую и подергивающуюся, в кресло, и заставила смотреть на все, что мы творили по сценарию любовницы на пушистом ковре. Я еле справился... К моему спасению, ибо я иногда пугался её порывов почти до обморока, мы встречались не часто, особенно, когда в мою жизнь мягко вторглась Марина. После того звонка мы встретились в субботу, съездили на открытый концерт в Сокольнический парк, попили в летнем кафе вина, повспоминали школу и, как само собой разумеющееся, легли в одну постель в моей квартире. Она оказалась послушной и спокойной, чистоплотной, того запаха, который оттолкнул меня когда-то в черном дворе, не было и в помине. Все, что я уже знал из науки плотской любви, Марина принимала с удовольствием, не чуралась никаких моих ласк и просьб, но сама инициативу не проявляла. После безумств Натальи Владимировны меня это устраивало "на все сто"! Устраивало и потому, что моя жизнь в Думе, особенно после летних каникул, стала слишком суматошной и нелепой.
  Измаил Измайлович немного успокоился в своих стремлениях знать все про своих коллег, но продолжал таскать меня на всякие встречи, оформлять пропуски на балкон во время заседаний депутатов, поил меня коньяком, так как Глезарин, перестав давать мне психотропные таблетки, как-то ушел в тень, стал реже появляться в кабинете моего шефа. Так вот - я стал сомневаться в своем бесовском даре, потому что, вертясь среди думского людского месива, похоже, перестал различать чужие мысли и свои. Тем более после коньяка, который начал спаивать меня. Когда шеф выспрашивал о депутатских мыслях, то я чтобы не признаваться в своем бессилии, просто врал. Иногда очень удачно, так как понемногу стал разбираться в умонастроениях некоторых депутатов, особенно тех, кто мыслил радикально или прямолинейно. В основном, это были коммунисты или жириновцы. Помогало в этом и общение с Натальей Владимировной. Она давала оценку некоторым депутатам, и они были по-женски остры и точны. Эта точность была, скорее всего, определена её сексуальными контактами, о чем она намекала и сама, да и не всегда я мог попасть в её кабинетик, хотя знал, что она там. И, наверняка, на своем рабочем ложе - столе. Странно, но чувства ревности Наталья Владимировна не вызывала, особенно после того, как у меня появилась Марина. Мало того - я при возможности избегал встреч, хотя иногда бывало и наоборот - чувство мучительной страсти бросало меня к ней, и мы или созванивались или запирались в её кабинетике. В Думе меня уже знали многие, привыкли к моему подмигиванию. Но однажды случился казус. Я столкнулся в коридоре Думы, внизу, возле столовой, с группой яростно спорящих депутатов. Один из лидеров оппозиционной партии, слегка бесноватый, но очень убедительный и немного смешной мужик, яростно обвинял в чем-то тощего оппонента, похоже, из коммунистов, так как лидер несколько раз сказал "ты и твой Ленин". Я беззаботно стоял сзади этого коммуниста, но не вовремя высунулся из-за его плеча и мигнул два раза.
  -Вот! - заорал лидер. - Вот и твои сподвижники согласны со мной! Молодой человек, ты иди ко мне, бросай свою партию, которая купалась в крови русского народа! Там, однозначно, одни подонки!
  Я среагировал мгновенно и, растолкав толпу, кинулся к себе. Вслед мне донеслось:
  - Беги, комсомолец, беги от них!
   Круг моих обязанностей вырос, я стал готовить некоторые официальные письма по просьбе шефа или его помощника, веселого и разговорчивого адвоката по имении Саша, совсем молодого и настырного. Но я никак не мог вычислить ни одного "тайного агента", что страшно разочаровывало Измаила Измайловича. Наверное, он уже подумывал о расставании со мной, и денег он стал вручать поменьше, почти перестал называть меня джигитом. Я тоже подумывал о новой работе или учебе той самой темной науке, что следовал Глезарин или же юриспруденции по советам Саши, как случилась история с Мимино.
  Более молчаливого субъекта чем Мимино я не встречал ещё. На любой вопрос, обращение, он немигаючи смотрел в глаза, касался мизинцем усиков и, отведя взгляд, снова молчал. Торс его, с невероятно широкими плечами, не раскачивался и при движении, хотя ходил Мимино быстро, мощно, его кривые ноги словно скользили по поверхности, а вот глаза все время двигались в прорезях век, отмечая любое движение, любой предмет, что встречались на пути.
  -Ничего, так надо! - самодовольно сказал располневший за последнее время шеф в ответ на мою жалобу, что я не могу получить от охранника ответа на важный вопрос. - Его дело - защищать меня! И... тебя! А каждый разговор - отвлекает! Пускай молчит - зато он стреляет без промаха, одним ударом может убить быка или барана и (здесь шеф поднял палец) никогда не предаст! Мимино не Мамо! А Мамо не Мимино!
  Так доковыляла наша думская жизнь до новой весны, шеф накануне вернулся из бесполезной командировки в Канаду, где он изучал опыт работы местных парламентариев, и я вместе с Сашей ждал шефа в его кабинете, играя в нарды. Две недели без шефа я провел дома, запоем читая любимого Булгакова, перескакивая на Гоголя и Горького, встречая и провожая послушную Марину. Мама моя почти не жила уже в этой квартире. Она перебралась к новому другу, оператору, какому-то Жоржу, из того же НТВ, жившего близко от студии. Где-то раз в неделю она приезжала сюда, устраивала генеральную уборку, проверяла наличие продуктов, иногда оставляла немного денег. Я уже не отказывался от них, так как пособие от депутата стало совсем мизерным. Вот и в этот первый апрельский день, придя в Думу, я решил попросить у шефа, когда он появится, денег, мучительно соображая, сколько же попросить. А день был хмур, за окнами болтался небрежный туман, а мы просто играли в нарды...
  Мы испугались по - настоящему. Измаил Измайлович ворвался в кабинет не снимая своего дорогого пальто и рухнул передо мной на колени. Вскочил я, взлетел из креслица Саша, на пол посыпались кубики и кругляшки игры. Шеф не вставая с колен, при этом его живот почти касался пола, обхватил мои ноги и поднял мокрое, какое-то скомканное лицо:
  - Найди его! - застонал депутат. -Найди! Я знаю - ты сможешь! Ты джигит!
  В кабинет вошел Мимино, и я впервые увидел, что его десницы могут не скользить в веках. Он четко, округлив глаза, смотрел только на меня. Я попытался освободить ноги, но Измаил Измайлович ещё плотнее обхватил их. В кабинет вошел племянник шефа, тот самый, на свадьбе которого случилась стрельба. Он полгода числился в помощниках на общественных началах, и в Думе появлялся всего раза два-три. На банкетах. Альберт, так звали племянника, поймал мой беспомощный взгляд и сказал:
  -У него сына украли!
  Сына депутата, носатого, грузного и скучного молодого человека лет 25-и, я видел. Сам сын не вызывал у меня большого любопытства, вызывало удивление лишь большущее количество дорогих изделий на нем. Три перстня, золотая цепь на шее, золотой браслет, сверкающие золотом часы, несколько золотых зубов. Фраза Альберта все прояснила, да и сам Измаил Измайлович сумел как-то оправиться, тяжело поднялся с колен, я, конечно, помог ему, поддержал за живот, Саша подвинул шефу его тяжелое, удобное кресло, куда он и грузно сел. Достал платок, высморкался и, всхлипнув, кивнул Альберту:
  -Говори!
  Альберт зачастил:
  -Дядя приехал из Канады, позвонил сыну - тот не отвечал. Мне позвонил - я ничего не знаю. Утром дядя велел приехать к нему. Я приехал. Звонили ему на работу - никто ничего не знает. Поехали в Думу - кто-то позвонил и сказал, что Джафар у них в плену, и если дядя не даст пять миллионов долларов - его зарежут. Срок - сутки. А таких денег у дяди нет. Вот и все.
  Племянник замолчал, подумал и добавил:
  -У меня тоже таких денег нет.
  Наступила тишина. И вот я почувствовал, нет, именно почувствовал, без чужих мыслей, что в кабинете от кого-то идут волны страха. Я глянул в глаза Мимино и понял, что страх плывет именно от него.
  -Та-а-а-к, - протянул Саша. - А если в милицию позвонить?
  -Нет, - сразу же сказал папа похищенного. - Нельзя! Джафар мой не совсем правильными делами занимался... Связался, дурак, с кем не надо! - заорал депутат и ударил кулаком по столу. Потом обратился ко мне:
  -Это твой час, джигит! Найдешь- озолочу, все исполню. Но без милиции. Коньяку выпьешь?
  Моя грудь как паруса фрегата стала наполняться вдохновенной уверенностью. Я уже знал, что Мимино причастен к похищению, мало того, разгадка была где-то рядом. Это понимание вошло в меня ознобом столь сильным, что ляскнули зубы, Конечно, показать сразу , не имея ни одной улики, на Мимино, было нелепо и рискованно. Но я сказал:
  -Я найду вашего сына.
  Снова навалилась удивленная тишина. Все стали переглядываться, а Мимино, впервые на моих газах, как-то дрогнул. Измаил Измайлович приподнялся из кресла:
  -Говори, дорогой, что надо! Всё, всё исполню!
  Уверенность переполняла меня так мощно, что и в тоне, и в движениях появились сила и точность.
  -Так! Мне сейчас надо смотаться в одно место. Вы оставайтесь здесь. Телефон особенно не используйте, на звонки отвечайте, что собираете деньги...
  -Да нет таких денег! - вскричал депутат. - Пять миллионов! Баксов! За сутки! Бедный мой мальчик!
  -Вы просто отвечайте так! - я уже накидывал курточку и яростно мигал.
  -Возьми с собой Мимино, - всполошился депутат, и тот послушно двинулся за мной.
  -Ни за что! - приказал я. - Он все испортит. А я найду Джафара! Ждите!
  Я действовал со стопроцентной уверенностью, представляя, что и как будет дальше происходить. Я знал, что Измаил Измайлович обязательно пошлет за мной охранника. И для защиты, и для проверки. Мне же надо было поменять ситуацию полностью. Самому стать сыщиком и охранником. Так и случилось. Выскочив из дверей Думы, тех рабочих дверей, что выходили в переулок-двор, я спрятался за кузовом изящного автобуса напротив входа. Мимино вышел быстро, но не заметно было, что он слишком уж спешил. Огляделся наш охранник и двинулся к Тверской. А там прямиком отправился в метро. Я следил за ним как опытный филер, но совершенно не прячась, так как Мимино шел ровно вперед, не покачивая корпусом, не поворачивая головы. Так он ходил всегда. Войдя в метро он, также не оборачиваясь, не оглядываясь, спустился на станцию "Площадь Революции". Я, ни на секунду не упуская охранника из вида, проследовал за ним и успел ещё мазнуть ладонью по морде бронзовой собаки. И как же мне понравилось следить! Вагон был плотно набит, в основном, студентами, которые всей массой и вывалились на моей родной Бауманской. Вместе с Мимино. Его голову в черной облегающей шапочке было видно хорошо. Наверху он, опять же не тормозя, не суетясь, подошел к дверям аптеки, расположенной слева от выхода из метро, постоял недвижимо секунд десять, и к нему подошел высокий, грузный и носатый парень. Джафара я узнал сразу, несмотря на низко надвинутое кепи и темные очки. И снова я был уверен, что так и должно было происходить. А так как я всегда носил с собой плоский японский фотоаппарат, то за несколько минут их беседы нащелкал с добрый десяток снимков. Потом они подали друг другу руки, и я, уже виляя в толпе, двинулся за сыном депутата. Там, на стыке улиц Энгельса и Ладожской, Джафар сел в черный "Ауди", закурил сигаретку и уехал. И здесь я сделал пяток снимков, в том числе и номера машины. После, скинув словно тяжелый рюкзак, груз сыска и волнения, я зашел в "Му-му", выдул там кружку пива и поехал в Думу.
  В кабинете был полный беспорядок, словно там прошел обыск. На рабочем столе депутата стояли бутылка коньяка, фужеры и чарки, валялось печенье, конфеты, папки, бумаги. Саша, красный и вспотевший, куда-то звонил, а Альберт поглаживал по сгорбленным плечам дядю и что-то шептал.
  -Что?! - крикнул депутат. - Нашел?
  -Нашел, - скромно сказал я. - А где Мимино?
  -Скоро будет, он потерял тебя! - выдал себя Измаил Измайлович. - Где Джафар?
  -Здесь! - сказал я и положил на стол фотоаппарат.
  ...Я впервые слышал голос охранника. Он оказался негромким и слабым, я впервые видел, как его могучие плечи съежились и он, стоя на коленях перед Измаил Измайловичем, превратился в трясущееся желе, и я понял, что жизнь охранника повисла на волоске. Это было видно по жесткому взгляду депутата, по сожалеющему чмоканью Альберта... Потом Измаил Измайлович, взяв с собой Сашу, Альберта и Мимино, отправился на встречу с сыном, а я, наполненный взрывной радостью, проскочил к Наталье Владимировне. После бурной близости, как обычно, на столе, женщина, уже оправляя одежду, спросила:
  -Ну, нашел твой шеф сына?
  -А ты откуда знаешь? - искренне удивился я.
  -А вот этого тебе знать не положено, - засмеялась Наталья Владимировна. -Я знаю всё!
  В голове моей, словно от удара молнии, все осветилось и прояснилось. Я даже мигать не мог, а в памяти выстроился четкий ряд пытливых вопросов, задаваемых Натальей Владимировной мне в разное время, иногда и в моменты близости. "Вот и тайный агент высветился", - грустно подумал я и мигнул. Женщина подмигнула в ответ и, открыв дверь кабинетика, громко, для возможных слушателей, и звонко сказала:
  -Пакет этих документов я пришлю вам завтра!
  Вечером пришла Марина, привычно задумчивая. Мы сразу же упали на диван и после первой близости, где она, как всегда, была послушна и покорна, я рассказал ей о происшедшем. Конечно, я приукрасил свои деяния, хотя, особенно приукрашивать не было смысла. И так все происшедшее было ярким и значительным. Марина, направляясь в ванную, похвалила:
  -Молодец! А ты стал интереснее. А деньги тебе твой депутат дал?
  Миллион рублей Измаил Измайлович подарил мне на следующий день.
  
  Глава 9.
  УХОДЫ и СОБАКА
  Злобная правда похожа на радостную ложь.
  ("МиМ")
  -Дурачок ты, дурачок! К тому же - подмигивающий дурачок! А кому ты подмигиваешь? А? Задумался? Самой настоящей мафии!
  Все это высказывал мне Валерий Семенович Глезарин в своем кабинете, где, словно на лекции, сидели рядышком Саша и я.
  -Но ты же тоже был там...- защищался я.
  -Я ушел! Ушел, хотя сам Измаил Измайлович мне нравился. Он всегда держал данное слово, был щедр, но его все глубже втягивает в свои дела носатенький сыночек! И уже втянул. Имею некие сведения. Так что бегите оттуда оба. Кстати, ты где так классно загорел?
  -На Кипре.
  -Да? Хорошо загорел. Дай-ка я твою макушку порассматриваю.
  Саша удивленно, ведь адвокат не был посвящен в тайны моего дара от удара молнии, смотрел, как психиатр мнет мой обритый череп крепкими пальцами и рассматривает в лупу.
  -Так! - как всегда говорил Валерий Семёнович во время осмотра. -Изменения все-таки есть и очень странные...
  -Какие? - встревожился я.
  -Странные, именно, странные. Сама плешь стала меньше! Очень редко плешь уменьшается, в девяносто случаев из ста она может только увеличиваться. И цвет у неё стал более нормальным, хотя все ещё фиолетовый. Голова не болит? Ты чем мажешь голову?
  -Ничем не мажу. А вот собачку в метро - глажу по-прежнему. И сегодня гладил, - весело ответил я.
  -На здоровье, гладь своего кобеля, коль ума не прибавил. Или это сучка?- сказал психиатр.
  Саша весело рассмеялся. Глезарин тоже хмыкнул, положил на стол лупу, взял молоточек, простукал мои колени, посвятил лампочкой в глаза.
  -Ладно, осмотр-допрос закончился. Сообщаю - рецепторы стали хуже, реакция - медленней, а сам ты выглядишь уже не пацаном, а почти мужиком. Как говорится - похужал, но возмудел. И, наверное, продолжаешь коньяк глушить?
  -Выпиваю, когда шеф просит. Зато голова не болит, как было после твоих таблеток. И ещё многое могу!
  -Знаю о твоих успехах. Черт в тебе сидит! Ты хотя бы раз в церковь сходил?
  Я смутился и даже растерялся.
  - Вот! А это было бы важней твоей собачки. Ладно, поехали. Мне, кстати, с вами по пути. В Метрополе меня ждет немецкий психиатр.
  -А у нас совещалка с шефом. Какая тема? Ума не приложу! - Саша задумался, разминая сигарету . - Скрытным стал Измаил Измайлович.
  -Спроси у нашего Мессинга, - пробурчал Глезарин. - Он в мозги то шефа и влезет.
  Когда я встал и потянулся, Валерий Семенович добавил:
  -Ты, кажется, и подрос немного. И потолстел.
  Мы не спеша прогулялись вдоль Никитского бульвара, я показал на желтый десятиэтажный дом, где жил когда-то в детстве, и где испытал и запомнил навсегда свой первый настоящий поцелуй с красавицей лифтершей. Про поцелуй я ничего не сказал, но намекнул, что здесь встретил свою первую любовь.
  -Так ты в Доме полярников жил? Сколько же тебе было лет? - поинтересовался Саша, подбрасывая носком узкого ботинка желтые листья.
  Я промолчал, но прохладная грусть словно нежно омыла меня, просветлила глаза и вызвала легкий озноб.
  -Да, - подтвердил Глезарин. - Скоро первые снега...
  В метро, как всегда забитым хмурыми пассажирами, мы молчали. А когда вышли из вагона, то психиатр стал рассказывать на ходу какой- то несмешной, путанный, анекдот, и лишь когда мы поднялись на эскалаторе наверх, торжествующе рассмеялся.
  -Вот - сказал он. -Я вас отвлек от вашей дурацкой привычки - гладить эту собаку неизвестно какого пола.
  -Собачьего, - рассмеялся Саша.
  -Если день будет плохим - ты, эскулап, будешь виноват, - хмуро и обиженно сказал я.
  -Буду, буду, вали все на меня! - крикнул, отрываясь от нас, Валерий Семенович.
  Шеф был уже на месте, и был Измаил Измайлович напряжен и как- то странно угодлив. Он посадил нас в креслица, налил коньяк в серебряные чарки, открыл коробку конфет.
  -Пейте, джигиты, - грустно сказал депутат. - Сегодня прохладно, пришла настоящая осень.
  Мы выпили. Измаил Измайлович посидел молча, потом начал:
  -Скоро выборы в Госдуму. Но меня там не будет, то есть я не стану баллотироваться в неё. Э! - он поднял ладонь, предупреждая наши вопросы. - Я скажу всё. Так решили там, на Кавказе, так решила моя семья, и... мой сын!
  Здесь его голос дрогнул, а лицо ожесточилось. Шеф сделал паузу и снова налил в чарки.
  -Ты, Саша, не пропадешь, тебя я порекомендую тому, кто придет в Думу от нашего региона, ты получишь деньги за год, отпускные, я и премию выдам. Ты ещё не уволен, у тебя есть время и самому что-то выбрать. Кем я буду работать здесь, в Москве - еще неизвестно...
  -А я? - вырвалось у меня.
  -Подожди, - депутат вздохнул. - С тобой особый разговор. Так вот, возможно я буду работать в представительстве от нашей республики. Тогда я смогу тебе (он кивнул Саше) что-то предложить официально. Ты же, джигит (он остановил на мне свой взгляд), будешь ждать моего звонка всегда, начиная с сегодняшнего дня и.. и... всегда. В Думу больше не ходи, я дела сворачиваю и поеду домой на три месяца. Но ты дважды спас меня, моего сына, тебе я даю вот что .
  Он, кряхтя, наклонился, вытащил из-под стола новенький желтый портфель-папку.
  -Э! Откроешь дома, - Измаил Измайлович снова поднял ладонь, когда я завозился с портфелем. Потом он встал и поднял чарку. - Мы славно поработали, наша команда была заметна! Вы - настоящие джигиты, верные друзья! Выпьем за то, чтобы мы встретились, снова вместе поработали, были здоровы и сидели на своих конях.
  Он выбрался из-за стола, потряс мне руку , а Саше сказал:
  -Ты останься еще на пол-часика. Кое-что обговорим. Прощай, джигит, и спасибо тебе великое за всё.
  Он обнял меня за плечи и повел к дверям. Я автоматически одел куртку, а Саша мне крикнул вслед:
  -Созвонимся! А ты был прав - не погладили мы собаку!
  У самой двери Измаил Измайлович шепнул:
  -Опасайся моего сына. Джафар узнал, кто его раскрыл. Мимино перед смертью рассказал.
  -Э! - добавил он, встретив мой взгляд. - Мимино получил то, что заслужил. А ты - живи! Ты молодой, всё впереди.
  Постояв с минуту в чистейшем и пустом коридоре, я пошел к заветному кабинетику. Наталья Владимировна, которую я так и не "сдал" шефу, была сухо официальна со мной, хотя было заметно, что недавно она проводила очередной секс-сеанс на своем ложе-столе. Была растрепана, а кофточка неправильно застегнута.
  -Нам надо пока прервать наши отношения, - сердито заявила она. - Слухи пошли ненужные. Не заходи и не звони, понял? И не спорь, понял? Пока-пока, понял?
  Под грузом свалившихся на меня неприятностей я опять не погладил собаку, и когда дома меня встретил звонок городского телефона, я знал, что опять пришла неприятная весть. И голос Марины был сегодня тороплив и смущен:
  -Миг-миг, - сказала Марина, - ты только не обижайся, но нам надо расстаться.
  -Надолго?
  -Да! Ты только не обижайся, но я выхожу замуж. За голландца. И уезжаю..
  -В Голландию?
  -Ну, конечно! Миг-миг, мне было хорошо с тобой, но я уже беременна от Адама. Ты только не обижайся!
  -Ты уверена, что не от меня? - всполошился и очнулся я.
  -Уверена, я считала дни. Уже три месяца! Мы были в Африке в конце августа, а ты на Кипре. Вот!
  -Так мы же еще встречались недавно, после отпуска, - ошеломился я. - А ты уже знала?
  -Ну, да! - голосок Марины окреп. - Я не хотела тебя расстраивать. Хотела одарить тебя своим телом на прощание.
  -Спасибо, одарила! Эх ты, Ева.
  -Почему - Ева?
  -Так друг твой - Адам!
  -Какой ты милый! И я тебя люблю! Помни меня. Ты только не обижайся! И ещё - не пей много! Пока-пока!
  Я только поздно вечером, уже накачавшись коньяком, вспомнил о портфеле и открыл его. Там было четыреста с лишним тысяч рублей и диплом, повествующий о том, что я закончил один из московских университетов и стал специалистом - менеджером с высшим образованием.
  -Все-таки Измаил Измайлович молодец, - пробормотал я, рассматривая документ. - Хоть и липа это, но спасибо! Может и пригодится...
  
  
  
  
  Глава 10.
  МИГ-МИГ и СУДЬБА
  Лучше медленно успеть, чем быстро опоздать.
  ("МиМ")
  В Госдуму меня не пустили.
  -Ваш пропуск аннулирован, - заявил мне пожилой охранник,
  -Кем? - спросил я, хотя все было ясно.
  Охранник пожал плечами. Я же хотел зайти туда, чтобы забрать забытый набор фломастеров. Но, пережив момент, мысленно плюнул. Звонить, просить о временном пропуске, не хотел. Главное, что в душе сложилось абсолютное ощущение, что Дума позади навсегда и делать там мне нечего. Да и не хочется. Бездумно и очень легко я прошелся по Манежной, заглянул на Красную площадь, где, как всегда, с немеркнущим восторгом, полюбовался Кремлем, потом, также не спеша, заглядывая под навесы киосков, прошелся вдоль вновь возводимой гостиницы "Москва". Вошел в метро и спустился на станцию "Площадь Революции", предвкушая душевное наслаждение подошел к бронзовой собаке, гордо сидящей у ног пограничника, и поднял руку, чтобы погладить её по морде, но мою медленную ладонь оттолкнула ледяная ладошка, вынырнувшая неизвестно откуда. Невысокая девушка без куртки, в легкой майке на голых плечах, потискала морду статуи и пошла к перрону. Я тоже погладил собаку и сразу же вошел в вагон, где увидел эту девушку, усевшуюся в уголок сиденья. "Ну и холодрыга" - пришло мне откуда то. Я нашел - откуда. Девушка совсем съежилась на своем месте и смотрела вокруг затравленно и в то же время с вызовом. Она уловила мой взгляд, а я мигнул . Её лицо с отвращением сморщилось, и она покачала головой. Я давно не принимал чужих мыслей, думская круговерть, таблетки Глезарина, коньяк, словно разбомбили, превратили в руины мой извилистый город под черепной коробкой. Но сейчас мне стало ясно, что девушке невыносимо холодно, и она не знает, куда ей ехать. Мы проехали несколько станций, в том числе и мою, девушка также сжавшись сидела в углу, я посматривал на неё, стараясь не мигать, но я знал, что мой взгляд она чувствует. На Партизанской она встала и вышла из вагона. Я за ней. Так, гуськом, мы поднялись наверх и вышли на холод. Она резко обернулась, сложила руки на животе и спросила:
  -Чего ты привязался ко мне? Кадришь? Так вот - у меня СПИД. сифилис, триппер, гонорея и рак матки. Доволен?
  Говорила она решительно, смело, но я чувствовал какую-то обиду и отчаяние. Похоже, она могла заплакать в любой момент. А хорошенькая она была до изумления! Все было хорошо - большие, серые глаза с несколько восточным продолговатым разрезом, открытый и ясный лоб, нежный овал лица, шапочка непослушных волос, изящно очерченные губы, ровная шейка над красивыми плечами, небольшая, но видимо, крепкая грудь почти видимая до сосков под цветной майкой, стройные ножки под короткой юбкой. Лет ей казалось семнадцать-восемнадцать. Не более. На лице не было макияжа и косметики. И что -то было ещё, неуловимое мною, непонятое, но что-то было...
  - Вам очень холодно! - мигнул я. - Вам некуда ехать! И вам хочется есть...
  Последнее я придумал от себя и угадал.
  -Ишь ты, - удивилась девушка. - Прямо провидец. То-то ты мигаешь мне. Все правильно, и даже жить мне не хочется. Ну и что из этого следует?
  И голос был хорош. Ровный, глубокий, без визгливо-крикливых оттенков, хотя слезы в нем уже слегка звякнули, а глаза потемнели.
  -Следует поехать ко мне в гости, - как можно убедительнее сказал я и даже руки прижал к груди. - Согреетесь, покушаете (меня передернуло от ненавидимого слово "кушать" , но Дума, её лексикон, сидела ещё во мне), отдохнете...
  -Потрахаетесь со мной! А как же - за халяву надо платить! А потом под зад коленом - прощай, Танечка, не плач!
   Я понял, что она сейчас заплачет всерьез. У неё уже дернулись, кривясь губы.
  -Нет! Приставать не буду ни за что! Не поддамся я. Клянусь! ( у меня получилось как у Бунша в фильме "Иван Васильевич меняет профессию")
  -Это почему же? - через силу улыбнулась Таня. - Нет сил?
  -Нет, силы есть. Но у меня СПИД, сифилис, триппер и рак... (я запнулся) да, рак мозга. Я не маньяк, не псих... я очень надежный парень.
  -Где живешь? - отрывисто спросила Таня.
  -На Бауманской. Десятый этаж. Лифт. Дверь налево. Мамы дома нет... чай и кофе - сколько хотите! Есть колбаса! Два сорта! Сыр! Масло! И горячая вода!
  Мы уже шли снова в метро, я скинул свою замшевую куртку и накинул на плечи девушки. Она вскинула на меня взор, и он явно смягчился...
  Первый раз Таня заснула ещё в ванной. Пришлось войти, растолкать её за голые плечи, она была такой устало-сонной, что абсолютно не реагировала на то, что лежит обнаженной перед постороннем парнем. Я повесил на крючок мамину пижаму, извлеченную из оставленного гардероба, и сказал, что ужин ждет. Она окончательно очнулась, прикрыла грудь и низ живота руками, но не завизжала, не протестовала, просто так глянула, что я даже смутился и сказал:
  -Извини, пожалуйста.
  И поскорее вышел. Вскоре она сидела с ногами на диванчике в пижаме, с закрученным вокруг головы полотенцем перед накрытым легким столиком и ела. Хорошо ела. А на столике были всё, что я обещал, плюс графинчик с коньяком, яичница, кусочек лососины, маслины, шматки сала, свежие огурцы... Ели, в общем, молча, я, конечно, суетился, подвигая ей лучшие кусочки, и радостно замечал, что несмотря на голод, ела она опрятно, неторопливо, посматривая на меня спокойно и выжидающе. Нравилась она мне ошеломляюще. И всё больше и больше.
  -Ну, подкидыш, - пошутил я, и Таня слегка улыбнулась, - сейчас сварю кофе. Ты пока доедай, я мигом! Ты какой кофе любишь?
  -То есть? - спросила Таня.
  -У меня три сорта... Ладно, выберу сам.
  -Это правильно, - отметила она, - сам выбирай...
  Когда я вернулся с турку, полной горячим кофе, она снова спала в неудобной позе, правая рука была под головой, левая держала маленькую вилочку с ломтиком сыра. Улыбаясь, я попытался вытащить вилочку, но девушка во сне сжала её сильнее и отдавать явно не хотела. Тогда я поддернул её под колени и подмышки, и понес в комнату мамы. Вилочка по пути упала. Она на миг открыла затуманенные глаза и возмущенно, но как бы сквозь бред, сказала:
  -Ты же обещал не приставать! У меня же... сифилис, а у тебя СПИД, но ты же не маньяк, я знаю!
  -Не маньяк, не маньяк, - успокоил я Таню, укладывая в мамину кровать. - Спи спокойно.
  Она снова засыпала, и я все-таки не удержался - прижался губами к её щеке, а потом поцеловал в губы. Она чмокнула уже в воздух, сказала - "спасибо" - и отключилась окончательно. Я в немом восторге постоял над ней, вернулся в свою комнату и, уже не тормозя, стал пить коньяк и жадно есть. И я уже точно знал- это девушка появилась в моей жизни не просто так.
  
   * * *
  Утром, уже в десять часов, я осторожно заглянул в мамину комнату. Таня сидела на кровати, охватив руками колени. И удивленно-осторожно оглядывала все вокруг.
  -Привет! - пропел я . - Выспалась?
  -Как будто... А что, ночью... мы не... А?
  -Спали, спали в отдельных комнатах. Я ж не маньяк! А это комната мамы. Слушай, Танечка, ты пока отдыхай, а мне надо съездить по делам ну, на пару часиков. Можешь валяться, смотреть телик, читать книги...
  -Да уж, - качнула растрепанной головой девушка, - книг у вас до черта! Это ж надо всю жизнь читать. А стихи есть?
  -Есть, - удивился я и мигнул. - Я поехал.
  -Ты меня одну оставляешь? - сообразила девушка. - Ты ж меня не знаешь! Вдруг, - я воровка? Какой ты смелый. И чего ты все мигаешь?
  -Радуюсь тебе! Вот и мигаю. В общем - жди и... Мобильник есть?
  -Нет! И документов нет! А если я убегу? У меня такие проблемы! Ты ж не знаешь!
  -Вот и узнаю! Все расскажешь, кстати, твои вещи стираются в машинке. Сбежать тебе не в чем, а мамины вещи тебе велики. На кухне все есть! А мне, правда, надо съездить в одно место. К шефу одной фирмы. Это с поиском работы связано (это было правдой). Единственное, что плохо, это ...
  Она тут же насторожилась.
  -Нет туалетной бумаги! - засмеялся я,- но есть салфетки. Море салфеток. Я бегу!
  Я, действительно, почти побежал и не сразу понял, что попавшее в мозг "дурачок какой-то" было от Тани...
  
  Глава 11.
  СМЫКАНИЕ СУДЕБ
  Прошлое - память, будущее - неизвестно, настоящее - миг. Значит, мигать надо как можно чаще.
  ("МиМ")
  Вернулся я через четыре часа. Ни черта с этой работой не вышло, Мой "мерс" с трудом пробирался к Бауманской, я злился, но больше всего нервировало, что с девушкой не было связи, и я до дрожи боялся, что она все-таки сбежит. Ворвавшись в квартиру, звеня ключами, я первым делом кинулся к комнате мамы и замер перед закрытой дверью: там явственно слышались голоса. На рывком распахнутую дверь обернулись две женские головы: мамы и Тани. Мама плакала, а Таня держала её руки в своих ладонях.
  -Как это? - бестолково спросил я. -Мам, ты откуда?
  -Какая судьба, какой кошмар, - завсхлипывала мама. - И какая девушка. Это подарок, это сокровище! Не бросай! Я вот приехала за пижамой, смотрю - девушка, в моей пижаме, стала расспрашивать и... вот!
  "Вот это обработка" - подумалось мне. - Что ж такого она рассказала маме?"
  Через полчаса мы втроем сидели на кухне, пили кофе и ели бутерброды. Таня уже была в просторной маминой кофте, которая как платье спускалась до середины бедер. Мама трещала без умолку:
  -Ты должен ей помочь, помочь! Мы вместе поможем, таких девушек надо беречь. И ты ей поможешь.
  -В чем?
  -Вернуть её сумочку, отнять её у негодяев! Дать ей шанс начать все сначала.
  -Какую сумочку?
  -Мою. Там документы, телефон, - сказала Таня и зябко повела плечами.
  -Тебя знобит? - заботливо склонилась к ней, как к дочери, мама. - Попей чай с медом.
   Из какого-то тайника на балконе она извлекла пыльную баночку, протерла её и наскребла в блюдечко мед.
  -Мне пора! - заявила мама. - Проводи меня.
  -А как же пижама? - всполошилась Таня.
  -Носи на здоровье! - воскликнула мама и поцеловала девушку в лоб. - Ох, да ты же горишь вся! Лечи, лечи её, сынок.
  В прихожей она положила мне руки на плечи и проникновенно произнесла:
  -Эта девушка твоя судьба! Я влюбилась в неё сразу, а то, что она рассказала,.... - здесь она возвела очи вверх. - Ведь она сирота, отца нет, маму недавно зарезали в Балашихе! Ты знал это?
  -Откуда? Я её не расспрашивал, не успел...
  -А ты расспроси! А душа её чиста, она так интересно говорит, оригинально мыслит! Она - Золушка! А ты заметил, что квартира прибрана? Это она! Она любит стихи! Да, тебе, вернее - вам, деньги нужны?
  Денег пока хватало. По моим расчетам при скромной жизни, хватило бы на год с лишним. Об этом я сказал и Тане, когда вернулся и предложил остаться у меня на неопределенное время.
  -Будем вести бедную, но достойную жизнь - с пафосом заявил я. -А бедности , как известно, стыдиться не надо...
  -Но и гордиться ею нельзя, - закончила мой пафос мудро и вдумчиво юная Таня и чихнула два раза.
  Нос её покраснел, а глаза заслезились.
  -Похоже, я расклеилась. Можно, я прилягу? Мне твоя мама позволила жить в её комнате... Заболела я, но ты не бойся - это всего лишь простуда. Это не...
  -Не сифилис и не рак! Конечно, ложись - возликовал я в душе, - болей сколько влезет.
  -Это не надолго, - девушка оперлась о мою руку своей горячей ладошкой.
  Я отвел её в комнату, уложил в постель и снова не удержался - поцеловал её в щеку возле сухих губ. Она не ответила. Через несколько минут я поставил ей градусник под безвольно приподнятую руку и приволок кучу лекарств из домашней аптечки мамы. Градусник показал точно 39! Решив, что надо вызвать врача, я вовремя вспомнил, что никаких документов у гостьи нет. Но был же Глезарин...
  Психиатр примчался с чемоданчиком, где был весь набор дежурного врача, в том числе и клизма. Послушал, помял, простучал её по бесстыдно открытой груди, посчитал пульс, посмотрел мои лекарства.
  -Ничего страшного, простыла девочка, плюс горлышко воспалено. Постельный режим! Одиночный, подчеркиваю, постельный режим.
  Потом Валерий Семенович перечислил, какие и как давать лекарства, затем вперил в меня свой гипнотический взгляд :
  -А теперь ты! Садись и показывай макушку.
  -Да зачем это тебе? Диссертацию пишешь?
  -Пишу, пишу, - он увлек меня в другую комнату и усадил на стул. - Так, нога за ногу - раз!
  Я так и сделал. Сначала он проделал обычный ритуал с моими рецепторами, по коленям бил яростно, в зрачки влезал глубоко, потом стал изучать череп, как всегда, бормоча:
  - Цвет макушки стал почти нормальный, и... черт возьми, она стала ещё меньше. У меня такое ощущение, что твой спокойный образ жизни, вне Думы, приводит тебя в нормальный человеческий вид. Вернее, в состояние. А как насчет чужих мыслей? Черепа?
  -Черепов не видел, твоего тоже, а мысли чужие тоже не приходили, или нет, все таки приходят - вон Таня меня дурачком окрестила. Про себя. Я уловил.
  -Дурачок - это твое постоянное состояние, и его тебе угадать не сложно. А откуда эта волшебная, простуженная девушка?
  -Волшебная, - согласился я, - потому что появилась как Золушка...
  -На балу?
  -Почему на балу? Ах, да, нет, скорее как девочка со спичками у Андерсена. Помнишь?
  -О! Девочка - нищенка?
  -Именно.
  -Но очень красивая нищенка. Давно таких не видел. Как она насчет психики?
  -Здоровее нас обоих.
  -Ты уверен? Но потом, когда выздоровеет, покажешь мне...
  -Ты и так всю осмотрел.
  -Ты не ревнуй, не ревнуй, красивых и голых я видел достаточно. Лучше - налей! У тебя ж коньяк всегда есть?
  Мы выпили по полстакана. Глезарин все поглядывал в сторону маминой комнаты. Потом задумчиво произнес:
  -Надо бы ещё раз её послушать. Я не уверен в её легких. А?
  -Б-э-э, - ответил я, - иди ка домой, господин псих. Все будет в порядке.
  С явной неохотой Валерий Семенович все-таки ушел. Я же начал во-всю лечить девушку. Поил её чаем с медом и молоком, давал лекарства, бесконечно ставил градусник. Уснул я сам только в три часа ночи, не раздеваясь, на маленькой кушетке в кухне...
  Жар спал к утру. Я принес Тане чай с молоком и подмигнул.
  -Спасибо, - слабо поблагодарила девушка. - А чего ты все время подмигиваешь?
  -Привычка после падения с дуба. Повредил веко. Меня и в школе Миг-мигом звали.
  Таня села, я ей подложил под спину подушку, и девушка стала прихлебывать чай. Потом приняла лекарства, облегченно вздохнула и откинулась на спину.
  -Ох, хорошо! Ещё раз спасибо... А можно, я тебя тоже буду Миг-мигом звать? Это прикольно.
  -Зови, если тебе это поможет выздороветь. Что ты ещё хочешь?
  -Ничего, Миг-миг. Хотя... конфеты есть?
  -Сколько хочешь! Какие тебе?
  -"Раковые шейки" есть?
  -Есть, есть! - заорал я. - Любимые мои!
  -И мои...
  Я принес горсть конфет и высыпал прямо на одеяло. Таня развернула обертку и сунула в рот полосатую тушку.
  -Я их люблю с детства, - посасывая конфету сказала девушка. - Мне мама всегда с работы приносила по одной -две конфетки.
  -А где она работала? - ни о чем не подозревая спросил я.
  -В Доме полярников, лифтершей...
  Я, похоже, взвизгнул. Таня удивилась:
  -Ты что, Миг-миг, тоже простыл?
  Теперь, сквозь осветившуюся память, я и осознал то непонятное и волнующее, что шло от облика моего найденыша.
  -Лифтерша... - прошептал я.
  -Да, лифтерша! - с вызовом сказала Таня. - Тебя это коробит? Скажу больше - она проворовалась, попала в тюрьму, потом вышла на свободу, мы неплохо прожили лет пять, а потом её нашел один хахаль, из уголовников и... зарезал! Вот такая мама! Что, теперь, точно, выгонишь?
  -Теперь - никогда!
   Я сел на кровать, уверенно привлек к себе любимую и поцеловал в ещё горячие губы. И это был тот самый поцелуй...
  
  Глава 12.
  МИГ-МИГ и КРИМИНАЛ
  Подонок не может быть счастлив, ведь он - подонок!
  "МиМ")
  Я сидел на маминой постели, держал Таню за руки и осмысливал все, сказанное моей любимой. Мы ещё не были близки, я не хотел нарушать то ощущение сказки, что пришло в момент осознания, чья она дочь и первого настоящего поцелуя. И она, я убежден, понимала меня, ведь взгляд девушки стал совсем другим, мягким, смеющимся и добрым. Исчезла колючесть в репликах, фразах, движения стали плавные и покойные.
  -Так что будем делать? - спросил я на третий день, когда её вечерний рассказ угнездился в моей голове, вызвав там хаос и удивление.
  -Найдем машину, съездим туда завтра, в тот дом, где живет этот гад, и заберем мои вещи!
  -Машина у меня есть. А он отдаст твои вещи?
  Таня удивилась:
  -Ты что, Миг-миг! Конечно нет! Он подонок, мразь... Мы все сделаем тайком! Я этот дом наизусть знаю. Три недели там была. В понедельник он уезжает в город к двенадцати. Спускает собак. Рей и Джина. Они меня отлично знают! Сзади участка есть слабое звено - металлический штакетник, он отодвигается. Там же дверь со сломанный замком. Я ведь оттуда сбежала. Как раз в тот день, когда он хотел передать меня арабским перекупщикам, чтобы сплавить в какой-то бордель... Успел, гаденыш, ещё раз трахнуть! Шутил: "Чтобы крепче помнила!" Вот и все. Возьмем мою сумку, куртку, а, главное, документы. Я знаю, где это все лежит. Сегодня воскресенье?
  -Как будто.
  -Вот и поедем завтра! Миг-миг, а ты не боишься?
  -Боюсь! Охрана там есть?
  -Охранник ездит с ним в Москву, а возвращаются они поздно. Я все продумала: приедем днем, позвоним, постучим, убедимся, что никого нет, войдем, возьмем и уедем! Все очень просто!
  -Слишком просто...Так не бывает. Что-нибудь да вмешается в эту простоту. Ещё и пристрелят...
  -А мы будем осторожны! Осторожность - это тоже смелость, только мягче. А смерть - это всего лишь остановка между прошлым и будущим. Миг-миг... милый Миг-миг...
  Голос её стал глубоким и волнующим. Она обняла меня, прижалась губами к губам и стала тянуть на себя. Сопротивляться было невозможно, хотя я понимал, что это была плата за мое согласие! Но какая же эта была плата! Восторг и нежность, полное растворение в любимом существе, ласки и возврат ласок, наслаждение и сладкая боль! И неожиданный мой вскрик:
  -Роди мне ребенка!
  Таня замерла на мгновение, дрогнула и снова окунула меня в водоворот и сплетение ласк.
  Утром Таня впервые за все эти дни сама будила меня. Она была уже одета в мамины старомодные брюки, кофту почти до колен, голос её был суров и сосредоточен:
  -Вставай, Миг-миг! Ехать далеко! Завтрак на кухне.
  В тарелке дымилась гречневая каша, лежали бутерброды. Таня налила мне кофе и стала складывать в небольшой холщёвый мешочек колбасу и хлеб.
  -Это собакам, - пояснила она, - а это - нам!
  В мешочек нырнул и мощный столовый нож...
  -Ничего, - заметила она, уловив мой тревожный взгляд, - на всякий случай...
  Я специально проехал через центр, вдоль осыпавшегося Никитского бульвара, и Таня вскрикнула:
  -Вот дом, где работала мама!
  Желтая махина проплыла мимо, и я снова представил, как вхожу в этот громадный подъезд и слышу веселый голос:
  -Привет, Серая шейка!
  Но тот же голос прозвучал и в машине:
  -Миг-миг! А ты классно водишь. Давно у тебя этот лимузин?
  -Почти два года.
  -А где бабки взял? Это же "Мерседес"?
  -За работу подарили.
  -Ого! А что за работа?
  - Помог кое-кому, политику одному...
  Здесь у меня возникла мысль, что не плохо бы было заручиться помощью Измаила Измайловича, но было уже поздно. Притихла и Таня, лишь когда мы выбрались за пределы Москвы и углубились в аккуратные улочки хорошо обустроенного посёлка, она стала указывать:
  -Направо.. вон туда! Теперь за поворот. Снова направо. Вон, видишь, дом двухэтажный, вот объезжай его... Стоп!
  Все происходило так, как расписала Таня. На звонки и стук никто не отвечал, собаки, азиатские овчарки, слопали колбасу и хлеб, дружелюбно пропустили нас на участок и не препятствовали входу в дом. Правда, замок на двери черного хода, пришлось отжимать тем самым столовым ножом. Таня отжала...
  В большом холле, где мерцал не выключенный громадный телевизор, Таня уверенно огляделась и громко, как-то злобно, распорядилась:
  - Опять телик не выключил... Стой здесь! Я сейчас в кабинет Джафара заскочу. Там все лежало. Если не увез, нет, не должен был - все заберу и ходу! Жди! - Таня побежала вверх по лесенке с резными перилами и исчезла с ножом в руках.
  -Джафара? - пробормотал я и оглянувшись увидел в простенке окон громадное цветное фото того самого носатого сына моего депутата. - Это просто кошмар какой-то... Не может быть!
  Я смотрел и смотрел на это фото, потом уловил какое-то движение сзади, обернулся и увидел живое воплощение фотографии - Джафара в пальто и с пистолетом в руках.
  -Ну, и что тебе, парень надо здесь?
  Я молча мигнул.
  - Ты не подмигивай, дурачок, легче не будет. Кто тебя послал, зачем?
  В окно я заметил, как шофер-охранник, высокий, худой парень, закрыл ворота и двинулся в дом. Как же я не заметил приезда машины! Джафар проследил мой взгляд и покивал мне:
  -Да-да! Сейчас Ники придет, чтобы твое тело вытащить, но сначала признайся - кто ты и зачем!?
  -Миг-миг! - раздался звонкий голос. - Нашла!
  Таня сбежала с лестницы с небольшой сумкой и курткой в руках и, словно споткнувшись, замерла как раз перед вошедшим Ники, который тоже вытащил пистолет. Джафар открыл рот:
  -Вон в чем дело! - протянул он. - Птичка прилетела в свою клетку с молодым орлом! Чтобы поклевать мои денежки?
  -Я взяла только свои вещи, - голос девушки дрожал. -Только свои!
  -Ага! -Джафар начал явно наслаждаться ситуацией. -Ну-ка, встаньте рядышком!
  Я омылся горячим потом и шагнул к Тане. Джафар восторженно и гортанно вскрикнул:
  -Ах, какая пара! На обложку журнала! Порнографического! Ники - ты сейчас прихлопнешь орла, а бедную куропаточку мы отправим туда, куда она и должна было отправиться недельку назад! Папа! Иди сюда!
  Открылась входная дверь, и в холл вошел собственной персоной Измаил Измайлович, причесывая на ходу свою курчавившуюся голову. Он замер, не опуская руки с расческой, и машинально сказал:
  -Привет, джигит! Ты зачем здесь? А ты вернулась? Ничего не понимаю.
  -Здравствуйте, Измаил Измайлович! - судорожно-весело воскликнул я, а теперь и Джафар, и Ники изобразили высшую степень изумления. - Мы вот с Таней решили её вещи забрать.
  -Папа! - Джафар опустил дуло пистолета вниз, тоже сделал и Ники. - Ты его знаешь?
  -Ещё бы не знать своего помощника. Великого провидца!
  -Так это он? - воскликнул Джафар. - Тот самый?
  -Он-он, - кивнул отец. - Тот самый.
  -Папа! - Джафар снова приподнял пистолет. - его надо убрать. Они все знают! Заложат!
  -Заложишь? - спросил меня депутат.
  -Нет, - ответил я с дрожью, потому что вдруг увидел под холеной кожей бывшего шефа силуэт черепа.
  -Папа! Он врет! - взвизгнул Джафар и четко прояснился под прилизанной шапкой волос хищный черепной оскал.
  -Мотайте отсюда! - кивнул на дверь Измаил Измайлович. - И забудьте все, что видели и слышали. Это ваш шанс на жизнь.
  Мы летели, обгоняя все автомобили. Танечка молчала, прижав к груди свою сумку. Дома она лунатически разделась, затем, без передышки, яростно, истерично расплакалась.
  -Джафар найдет нас, найдет! - кричала она, всхлипывая. -Охранник запомнил машину, номер, его папа знает тебя лично. Они не упустят нас. Что ты молчишь? О т страха онемел?
  -Они не достанут нас, - я уже все понял и был философски спокоен. - Завтра они умрут. А может быть сегодня... Будь уверена!
  -Дурачок ты, - проплескивая слезы и уходя в мамину комнату отозвалась любимая. - Умрут! С чего вдруг? Отдохнем - и начнем собираться, надо мотать отсюда... Я иду спать, не мешай мне.
  В полдень, когда мы проснулись, я не мешал Тане собираться в дорогу, что выразилось в том, что она скинула в свою сумку несколько своих вещей и, поколебавшись, мамину пижаму. Потом девушка подсела ко мне, взяла чашку с кофе. В маленьком экране кухонного телевизора мелькали события прошедшего и текущего дня. Затем прозвучало:
  -Криминальные новости! Сегодня, приблизительно в 10 часов утра, возле своего частного дома были застрелены... и его сын, коммерсант Джафар Измайлович.
  Чашка наклонилась в руках Тани, и кофе пролился ей на живот.
  -Это ты? - с ужасом спросила девушка. - Когда ты успел? Это ты?
  -Почти! - не стал разубеждать любимую я. - Когда-нибудь все объясню. А вещи теперь можешь вынуть из сумки.
  
  * * *
  Молодость - это болезнь, которая проходит сама собой. Значит, болеть ею надо как можно дольше!!!!!
  ("МиМ")
  Ровно через месяц я позвонил Глезарину.
  -Все! - сказал я ему на обычное "алло". - Голова пуста - ни черепов ни чужих мыслей.
  -Я так и знал, - хмыкнул психиатр. - Так и знал. Я - гений.
  - Что ты знал? - насторожился я.
  -А то, что любые странности в психике может излечить только большое потрясение.
  -Ну, и какое же у меня потрясение?
  -Твоя большая любовь, дружище. Потом встретимся, я осмотрю тебя. А пока - поздравляю! Лучше быть обычным, но необычно влюбленным, чем быть необычным и никого не любить. До встречи!
  Звякнул входной звоночек. Я открыл дверь, в которую влетела мама, припорошенная свежим снегом. Мы поцеловались, и пока я отряхивал шубку, вешал её, мама прошла с сумкой на кухню, высыпала на стол домашние пирожки, воздвигла на стол бутылку шампанского, чмокнула в щечку сонную Таню. При этом она, скрывая то ли смущение, то ли ещё что, тараторила, не глядя в глаза, без умолку:
  - Как у вас хорошо. И у нас все хорошо. Погода прекрасная, снежок такой милый! Мы решили расписаться, Жорж снимает новый фильм, а мне дали готовить новую передачу, я прибавила в весе, а Жорж похудел, ты, Танечка, отлично выглядишь, а кошка ничего не ест, погода чудесная, об этом я уже говорила, а....
  -Да говори, мама, что там главное у тебя! - не выдержал я. - Я же чую.
  Мама плюхнулась на кушетку. Глубоко вздохнула. И выпалила:
  -У тебя будет братик. Или сестра. Я беременна. Вот уже три недели. Жорж очень рад!
  Рядом с мамой тихо прикушетилась Таня и добавила:
  -И у нас будет кто- то! Дочка или сын. Я тоже беременна. И тоже уже три недели.
  Я неудержимо замигал...
  
  К О Н Е Ц
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Дмитрий Ледовской
  Все персонажи романа, их имена, выдуманы и не имеют прототипов в реальном мире.
  
  РОМАН С ПОДМИГИВАНИЕМ
  
  Глава 1.
  МИГ-МИГ и ТЕМЕЧКО
  Есть много лекарств против болезней. Против больной жизни лекарства нет.
  ("МиМ")
  Дурачок упал с дерева и разбился. Сломал правую ногу, треснули два ребра, сучок пропорол веко на левом глазу, где навсегда остался шрам зигзагом, а веко стало как будто подмигивать чаще, чем моргать. Этим дурачком был я...
  -Ты учишься неплохо, - говорила мне мама, после очередной двойки или тройки с минусом. - Только зачем ты дразнил учительницу русского языка? Евфалия Павловна к тебе хорошо относится...
  Я не мог объяснить вечно занятой маме, что у меня при ответе мучительно дергалось раненое веко, и я, чтобы не пугать и так нервную Евфалию Павловну, просто закрыл левый глаз и придавил его указательным пальцем. И ответ на "четверку" сменился на "тройку". А веко мигало чаще, когда я нервничал. Если я знал урок, оно вообще вело себя смирно.
  Учился я неважно. Умные мама и папа решили отдать сына в школу как только мне исполнилось шесть лет. Они подсчитали, что при окончании десятилетки у меня будет год до призыва в армию, то есть я смогу дважды попытаться поступить в институт. При этом они не учли, что в новом, изменяющимся как бредовый сон, мире, само поступление в армию станет почти виртуальным. Не предвосхитили они и того, что после окончания первого класса я влезу на даче на дерево и рухну вместе с обломившейся веткой. И помимо дергающегося века приобрету и легкую хромоту. Так что армия отвалила от меня еще перед вторым классом. Не учли и того, что все мои однокашники были старше меня и... умнее. Может, просто взрослели раньше, но я как-то подслушал вечерний разговор родителей.
  -Дурачок он у нас, - громко вздыхал на кухне грузный папа. - Ни черта в уроках не разбирается... Глупости ляпает, вчера сказал мне: "Отец, ты неправдоподобно тучен!" Это мне-то!
  Вечно занятая и раболепствующая перед мощным и ленивым мужем, худенькая мама лепетала:
  -Это временно, временно! Он рванет! Вот- вот рванет!
  -Скорей бы рванул, - вместе со скрипом стула густо скрипел папа. - А то не дождемся...
  Не дождался папа. Помер от тромба неожиданно в конце мая, когда я заканчивал уже девятый класс. На похоронах его сестра, значит, моя тетя, толстая и обширная, обняла меня за плечи и скрипло сказала:
  - Ты поплачь, поплачь - легче будет.
  Я мигнул левым веком.
  - Нехорошо шутить, когда отца хоронишь! - шепотом взъярилась тетя.
  Я резко закрыл глаз пальцем. Тетка отшатнулась и побледнела.
  -Брат говорил мне, что его не любят в семье! Он был прав! А тебя Господь накажет, накажет за шутки над могилой отца...
  Господь наказал меня через полчаса. Навалилась гроза, мощные струи стали наискосок бить по крестам и памятникам, молодой листве старых деревьев этого небогатого кладбища, беспорядочно забили молнии. Слава Богу, гроб уже был засыпан землей, все побежали от могилы к выходу из кладбища, а я встал под развесистым вязом, хихикая в душе, что лучше всех спрятался от грозы. Но одна взбесившаяся молния ударила как раз в этот вяз. И какая то искра клюнула меня точно в темечко. Как говорили потом врачи, кора головного мозга не была повреждена, но на темечке у меня образовалась небольшая красная плешь, круглая и по своему красивая. В общем, школу я закончил на круглые тройки, слегка плешивый, имеющий кличку Миг-миг, чуть-чуть прихрамывающий, но... Вот это "но" превратило меня в монстра настоящего. Молния пробудила в моих мозгах удивительный и странный дар. Я стал смутно понимать его не сразу, словно вспоминая неясный сон, но, получая из рук директора школы Василия Васильевича Приплюснутого свой Аттестат зрелости, я вдруг отчетливо понял, что у директора болит желудок, и он молит Бога о том, чтобы скорее закончилась церемония вручения путевок в жизнь.
  -Спасибо, - сказал я, забирая драгоценный "троечный" аттестат, - а вы немедленно идите к врачу, у вас язва!
  И дважды мигнул левым веком. Приплюснутый замер, машинально протянул руку за следующим аттестатом, который ему протянула завуч, но не взял его, а лунатически двинулся вглубь сцены актового зала, прибавил шаг и почти бегом выбежал вон.
  -Что ты сказал ему? Хулиган! - взвизгнула завуч и тоже рванула за директором.
  Зал загудел и засмеялся. Я же прижал глаз пальцем и прошел к ребятам.
  
  
  
  
  Глава 2.
  МИГ-МИГ и ЛЮБОВЬ
  Чем больше женщина нас любит, тем меньше тратим на неё.
  ("МиМ")
   Первый раз я влюбился в четвертом классе в нашу лифтершу. У неё был китель с ясными блестящими пуговицами и белозубая улыбка под кудряшками, выбивающимися из-под лихо заломленного берета. Я, когда она дежурила в нашем громадном холле дома "сталинской" постройки, мучительно замирал перед ней, яростно прижимал дергающееся веко и слышал всегда одно:
  -Привет, Серая шейка! Хочешь конфетку?
  И я принимал любимую "Раковую шейку", краснея от напоминания о моей легкой, почти незаметной хромоте, но прощая всё и вся, потому что лифтерша наклонялась ко мне, и я видел через не застегнутые верхние пуговицы волнующие холмы груди, ложбинку межу ними, а её ладонь, отдав конфету , чуть касалась моих волос, и тогда все мое тело пронзала сладостная дрожь. Она улыбалась, доставала вторую конфетку и смеялась:
  -А эту конфетку я принесу дочурке. И когда-нибудь вас познакомлю. Вдруг - зятем мне станешь!
  Лифтерша стала мне сниться. Я уже всерьез думал жениться на ней и объявить об этом маме и папе. Но вот однажды она, вдруг, притянула меня за плечи, и я оказался между округлых колен, слегка стиснувших меня.
  -Слушай, - зашептала она прямо в ухо столь сладостно, что все волосы зашевелились как от нежной щекотки. - Сейчас я... поднимусь наверх, побуду там немного, а если меня кто спросит - скажи, что пошла в аптеку, вот ту, через дорогу, за бульваром. Понял, Серая шейка?
  Я мигнул.
  -Вот! - воскликнула любимая. - Ты умница! Все понимаешь без слов!
  И исчезла в лифте. Не было лифтерши минут сорок. Потом она появилась какая то взъерошенная, красная, суетливая, с большой и, видимо, туго набитой сумкой.
  -Посиди ещё чуть-чуть, - попросила она и поцеловала прямо в губы. - Мне же все таки в аптеку надо. Понял? Приду - еще поцелуемся. До встречи!
  Она подмигнула мне, а я в ответ ей. У меня жарко горели губы, полным дыханием наполнялась грудь, и я ещё часа два не отрывал немигающего взгляда от входных дверей, лунатически твердя всем, кто подходил к лифту, два слова:
  -Она в аптеке...
  Те же слова я говорил на другой день в милиции, а рыдающая мама твердила следователю:
  -Он дурачок у меня! Как вот упал с дерева, так и все... Мучаемся, мучаемся!
  Отец же, узнав обо всем, спросил своим скрипучим голосом:
  -Ну, что с тобой делать прикажешь? Квартирку то лифтерша обчистила с твоей помощью.
  -Неправда!- громко ответил я. - А я женюсь на ней! Когда она вернется из аптеки!
  И взахлеб зарыдал. Лифтерша так и не вернулась никогда. Но этот вкус сладостного поцелуя я пронес сквозь... в общем, сквозь всё!
  В десятом классе, когда мое сознание начало наполняться странностями, что стал приносить тот удар молнии по темечку, я влюбился в одноклассницу, Марину Свиблову. К этому времени я почти перестал хромать, отпустил длинные волосы, прикрывающие красную плешинку, но чувство уверенности я все-таки наигрывал, притворялся перед всеми, что уверен в себе, хотя ни черта этой уверенности не было. И вот довелось мне провожать Марину июньским вечером, перед выпускными экзаменами, домой. Она нравилась мне, конечно, не так яростно и беззаветно как лифтерша, но все-таки нравилась. Она была уже крупная девушка, с высокой грудью, короткой стрижкой каре, а, главное, в ней чувствовались те раскованность и распущенность, легкий цинизм, что влекут к себе пацанов всегда. Я шел не хромая (это было всегда немного больно) и вдруг уловил какую ту смутную мысль, вторгшуюся в меня от неё, Марины. Она будто думала: " А что если Миг-миг целоваться полезет? Дать или не дать?" И я сказал громко:
  -Можешь и не давать!
  -Что? - поразилась девушка.
  Мы остановились в темном прохладном дворе, рядом с мусорными баками, возле которых были собраны дворниками черные мешки. Колодец из четырех двенадцатиэтажных башен был мрачен и безмолвен, светящиеся разными палитрами из люстр и занавесок, мигающие окна казались уютными, открывающими входы в теплые, чудесные миры. Марина уставилась на меня, чуть покусывая нижнюю губу.
  -Так что ты сказал? - спросила Марина, и я почувствовал, что она словно испугалась.
  И снова пришла смутная мысль: "Поцелует или нет?" Я подошел вплотную, почувствовал прикосновение её напрягшихся сосков, несильно обнял. Марина положила мне руки на плечи, острый запах вспотевших подмышек словно дернул мою голову назад, потом я опустил голову, пряди волос сползли вокруг лица, и здесь я уловил другую мысль. "Плешь открылась у Миг-мига. Ой, умру сейчас от смеха"
  Хромая и мигая я яростно выбрался из двора и пошел не глядя куда, бессвязно бормоча: "Учиться! Экзамен! Это главное! А ты потом воняешь! А я дурак плешивый! К черту всех баб! Ненавижу!" Но в память упорно вторгался облик девушки в кителе с блестящими пуговицами, и я, уже по семилетней привычке, невольно оглядывался, надеясь и боясь этого - увидеть её. Но в глаза ударила яркая светящаяся надпись "Парикмахерская", я, ни секунды не колеблясь, вошел в салон, уверенно, ничего не спрашивая, сел в свободное кресло и коротко приказал пожилой женщине:
  -Побрить голову!
  Подумал и добавил:
  -Начисто!
  
  Глава 3.
  МИГ-МИГ и МУЖЧИНА
  Деньги - зло! Но как, не зная зла, узнать, что такое добро?
  ("МиМ")
   Мама подарила мне пятнадцать тысяч рублей - награда за окончание школы. Она работала режиссером на телевидении, немного оправилась после смерти мужа, стала хорошо зарабатывать, обрела уверенность в жестах и словах, купила маленькую японскую машину, слегка пополнена и несколько раз приносила букеты цветов и не ночевала дома. Так вот - пятнадцать зеленых, упоительно шелестящих бумажек, мама вручила мне днем, когда я только-только собрался вылезать из-под одеяла. Заодно на диван плюхнулась коробка с новеньким мобильником.
  -Поздравляю, дурачок мой любимый, - сказала мама, поцеловала меня, всхлипнула сладостно, я ощутил запах тонких духов, а в голове обрисовался облик мужчины явно "кавказской внешности", о котором думала сейчас мама. - Вставай, завтрак, вернее, обед на кухне. У меня вечерний эфир, приеду поздно или...
  "Вообще не приедет" - понял я. До вечера возился с дорогим телефоном, менял "симку" обзванивал одноклассников, упорно избегая Марину, заодно бессчетно разбрасывал, собирал, разворачивал веером, 15 тысяч рублей. К вечеру накопилась взрывная энергия, и желание выплеснуть её стало захватывающим. У меня хватило здравого смысла оставить дома десять тысяч, с собой я взял пять и с чувством невероятной, небывалой для меня уверенности, выскочил на темнеющую улицу.
  Восторг богача шваркнул меня в легкое кресло уютного, ранее недостижимого, полуподвального кафе неподалеку от нашего двора, в районе бывшей немецкой слободы. Мы поменяли квартиру ещё два года назад и поселились здесь, заработав на обмене немного денег, в коих нуждались после смерти папы. Я барственно заказал двести грамм коньяка, мясо, лимон и кофе. Все было доставлено довольно быстро, и после двух рюмок мое состояние стало близким к эйфории. Забыты были обритая, тупая башка, красный кружок на темечке, хромота, мир стало послушным, теплым, цветным и что-то напевающим, а тут мой восторженно-рассеянный взгляд столкнулся со взором очень, ну, очень красивой девушки, скромно сидящей за чашкой кофе. Я уставился на неё и мигнул два раза. Она тут же встала, блеснула рядом блестящих пуговиц на кофточке, взяла свою чашечку и через несколько секунд присела за мой столик.
  -Привет! - сказала она. - Что празднуем?
  Моя голова мгновенно стала все улавливающим локатором. Далеко не часто я понимал мысли окружающих, этот бесовский дар просыпался всегда неожиданно, а сегодня, подпитанный подарками, коньяком, мой мозг стал принимать все, что вертелось в голове этой глазастой, белокурой девушки с яркими губами. "Он при деньгах" - это я понял сразу и тут же заказал шампанское. "А он ничего, хотя пацан еще" - было принято мною уже с восторгом. Я тут же соврал, что работаю менеджером в мощной фирме по поставке чего-то и куда-то, узнал, что зовут её Матильда, что она тоже где-то престижно вертится, хотя было ясно, что она всё врет. Я болтал легко, не мигая, потом зазвучала музыка. "Куда его вести?" - пришло мне от неё во время первого медленного танца, когда она прижалась ко мне грудью, животом, да ещё и толкала коленями.
  -Все в ажуре! - сообщил я Матильде. - У меня свободная хата рядом!
  "А он умный, все понимает, как собака", - примчалось от улыбнувшейся девушки. - "Пару тыщ я с него сдеру"
  -Да хоть три! - бесшабашно заявил я.
  Взор Матильды стал удивленным, она прижалась ещё плотнее и поцеловала меня в губы. Это был второй в моей жизни, после лифтерши, поцелуй. К этому мигу я был ещё девственник, хотя многое знал из фильмов, телепорнушных программ, рассказов одноклассников, уже вкусивших запретные плоды. Проклятая хромота, отставание от сверстников по возрасту и физическому развитию, чертова огненная плешь, всё убеждало меня - женщинам я нравиться не могу! Но вот с Матильдой случилось чудо. И дело не в том, что она пошла со мной за деньги. Когда мы оказались на диване раздетые, первые обрывки её мыслей были ужасны: "Скорей бы... Деньги то даст? На ночь не останусь ни за что..." Но потом стало получаться другое. Я стал улавливать её желания и мгновенно, почти опережая, исполнять их. Вот эти импульсы: "Сожми мне ягодицы... Укуси... Полижи... Ляг сзади сверху.... Укуси за ухо... Щипни посильней... Погладь живот... И, даже (!) - ударь меня!" Все перечислять нет смысла, да я и не запомнил всего. Я исполнял её желания со всем пылом молодости, накопленной страсти, фантазии, окунался в волшебные, острые и невероятно возбуждающие запахи молодого тела, входил в него, ласкал, терзал... Взбудораженная Матильда иногда перехватывала инициативу, сама откровенно ласкала меня, потом снова посылала бесстыдный импульс, который я незамедлительно исполнял. Уже к утру, отуманенная первым отдыхающим сном, она спросила:
  -Где ты всему научился? Ты же... ты же... такой...развратный! Опытный! Ласковый зверь... Ты так чувствуешь женщину! Я и представить не могла.
  -Это ты, - вяло ответил я. - Я не виноват.
  И мигнул. Она, уходя в полдень, сквозь пелену моего забытья, взяла предложенные три тысячи и начисто отказалась ещё от двух.
  -Это я тебе должна, - тихо шепнула она мне в ухо на прощание.
  Матильда, как и моя лифтерша, ушла словно в сон. Но я навсегда полюбил и стал принимать как божественный дар женское тело и понял - что женское тело, его ласки, не только наслаждение, но и творчество.
  
  
  Глава 4.
  МИГ-МИГ и УБИЙСТВО
  Какую бы дорогу ни выбрал человек, она все равно приведет к смерти.
  ("МиМ")
  Я осмелел немного. Решив отдохнуть от учебы вообще, я не стал поступать ни в какой институт, да я и не знал, куда поступать, съездил на юг, позагорал на галечном пляже Голубой бухты возле Геленджика, там же, на этих камнях, меня уговорила "поразвлечься" сумасшедшая девчонка в рваных шортах, что, хотя и не принесло мне тех ощущений, что были с Матильдой (все произошло быстро, нескладно и тревожно, с оглядкой на ночной пляж), но утвердило меня в мысли, что женщины у меня есть и будут ещё. Было бы желание.. И не мешает этому и красный пятак на темечке. Я был уверен, что загорелая, бритая моя башка сравняется по цвету с плешью, но загар дал неожиданный эффект. Рассматривая уже в Москве затылок с помощью двух зеркал, я обнаружил, что кружок на темечке стал каким то фиолетовым , в то время как вся голова забронзовела от черноморского солнца. Но теперь я не расставался с бейсболкой и именно в ней сидел на кухне перед расстроенной мамой и каким то Рифатом - кучерявым и горбоносым кавказцем, на среднем пальце которого, на левой руке, вызывающе переливался золото-алмазный большой перстень.
  -Ну, что будем делать? - спрашивала мама. - Институт уплыл, ты ничем не занят...
  -Я работать пойду, - неуверенно пообещал я.
  -Кем? - горестно всплеснула руками мама. - Дворником? Так там азиаты все перехватили. Киллером?
  Я мигнул.
  -Дурачок, ты дурачок, - мама пододвинула к себе чашку с кофе. - Вот, Рифат, как упал он с дуба - таким вот и остался.
  Судя по поведению, мама уже впала в рабство к Рифату, по крайней мере смотрела она на него жертвенно и беспрерывно. Рифат гортанно всхлипнул и встал. Взгляд мамы обеспокоенно метнулся за ним, мужчина, все движения которого было смесью рывков и плавных жестов, резко двинулся к окну, потом мягко обернулся.
  -Ты знаешь, что такое Дума? - вдруг спросил он.
  -Ну, знаю... Там бездельники сидят, - глупо ответил я.
  -Дурачок! - подытожила мама.
  Рифат белозубо улыбнулся и наставительно поднял поросший смоляным волосом указательный палец.
  -Там работают слуги народа, - внушительно сказал мужчина, - лучшие люди страны. Там и мой брат - он депутат!
  Последняя фраза прозвучала столь гордо, что я чуть ни встал. Рифат продолжил:
  -Ему нужны помощники. И не только адвокаты или охранники. У него они есть. Они получают деньги. Зарплату. Нужны и молодые. Поехать там куда-нибудь. Документы передать. По мелочам. Общественный помощник. Проявишь себя - будешь деньги получать.
  -А сейчас не будет получать? - расстроенно спросила мама.
  -Будет. Но не зарплату, а так, будет брат ему помощь оказывать. Удостоверение у него будет, красное, в Думу будет ходить, знакомства заведет нужные. Это хорошая работа. Согласен, джигит?
  Он подмигнул мне, на что я ответил двойным миганием.
  -Молодец! - воскликнул Рифат.
  
  * * *
  -Настоящий мужчина, - поучал первый в моей жизни шеф, депутат Измаил Измайлович, - всегда должен быть джигитом в битве, заботливым отцом в семье, джентльменом для женщин, верным другом! И должен красиво выглядеть. Сегодня я приглашаю тебя на большой банкет, это подарок за твою работу, и ты одень какой-нибудь костюм, там будут важные гости, богатые... известные! Хорошо?
  Приличного современного костюмы у меня не было, но я мигнул. Случайно.
  -Понял! - сказал шеф. - Возьми вот...
  Он не спеша, с большим достоинством, вытащил из толстого портфеля пачку денег в банковской упаковке и небрежно, но не пренебрежительно, положил на стол. В упаковке, как выяснилось, было 50 тысяч рублей.
  -В двадцать часов подходи - поедешь со мной.
  Эти деньги были первыми за время моего месячного служения депутату. Поручений я выполнил не много. Несколько раз отвозил запечатанную в глухие конверты почту в аэропорты, дважды встречал смуглых земляков или родственников своего начальника, прибывающих на поездах южного направления, раза три бегал за букетами цветов. Моя красная книжечка обладала почти магическими свойствами открывать двери в любые учреждения Москвы и, особенно, подмосковья, куда я тоже отвозил пакеты и конверты. Когда мой начальник был не в Москве, в Думу я вообще не ездил, валялся на диване перед бесконечным телевизором, рассматривал плешь, надеясь, что она начинает уменьшатся, иногда просто гулял, иногда - готовил обеды. Мне нравилось возиться с мясом, насыщать его различными ингредиентами, создавать особый вкус. Научился варить харчо и борщ (рецепты взял в Интернете), мечтал о женщинах, поэтому, проходя мимо кафе, где встретил Матильду, всегда заглядывал в окошки. На посиделки в самом кафе денег не было. И вот первая солидная денежная припарка! В магазине "Мода" я быстро нашел себе очень прилично и престижно выглядевший темный костюм с мелкой полоской, изящные туфли, галстук бабочкой был у меня в доме, и когда я предстал в новом обличье перед мамой, собирающейся на работу, то она открыла рот и медленно опустилась на стул.
  -Откуда все это? - спросила мама и повела руками, словно облачая меня в невидимую мантию.
  -Шеф дал деньги, зарплату! - я таким же, как у Измаила Измайловича, жестом приплюснул на стол оставшиеся деньги. - Возьми мам, здесь ещё двадцать пять тысяч !
  -Оставь себе, сынок, - всхлипнула нежно мама. - Ах, Рифат! Спасибо тебе! Ты поблагодари его обязательно!
  Я мигнул.
  -А куда ты собрался?- явно любуясь мной и уже уходя поинтересовалась мама.
  -Еду с Измаилом Измайловичем на банкет!
  И соврал неизвестно зачем:
  -В Кремль!
  И даже не мигнул. Но это была многолюдная кавказская свадьба в неизвестном мне ресторане на окраине столицы. Она уже гудела на уровне второго или третьего тоста, но депутата явно ждали. Мы сели за центральный почетный стол во главе пиршества, где юркий, с тонкими усиками жених, словно пчелка витал вокруг пышноволосой, высокой и красивой невестой, величаво и спокойно озирающей мир. Охранник моего шефа, здоровяк по кличке Мамо, недовольно расположился за дальним столом, а меня Измаил Измайлович представил юной паре и тамаде очень лестно:
  -Мой помощник! Корифей во всех науках! Все знает и понимает!
  "Как собака" - чуть ни добавил я, но только мигнул. Меня и посадили рядом с шефом.
  -Жених - мой племянник, - шепнул мне на ухо депутат. - Так джигит, неизвестно что ещё получится из него. А вот невеста - дочка директора торгового центра. О!
  Он поднял указательный палец, посмотрел на него. Толстяк тамада подскочил и возгласил в микрофон:
  -Наш знаменитый земляк, лучший депутат Государственной думы России, великий политик Измаил и, просто дядя нашего жениха, хочет сказать свой тост!
  Шеф встал с бокалом, охваченным обеими руками. Наступила тишина. Я заметил, как Мамо, пригнувшись, выбрался из-за дальнего стола с пышным букетом и ноутбуком и встал рядом с нашим столом.
  -Друзья! - голос депутата наполнился силой. - В нашем мире, где поднимают свои головы всякие однополые твари, где попираются святость брака, верность и любовь, мы видим, как славные дети нашего Кавказа, нашей Родины, показывают нам пример любви, верности и чистоты! Они верны нашим традициям, они верны своим семьям, они - будущее и нашего Кавказа и нашей России! Пьем за молодых!
  Зал взревел. Все поднялись с бокалами в руках. И оркестр грянул... Государственный гимн СССР! И многие, следуя за депутатом, запели его. И здесь я заметил Рифата. Он, оказывается, сидел за нашим столом с другого конца и, увидев меня, чуть приметно кивнул. Пока звучал гимн, Измаил Измайлович выбрался из-за стола, встал напротив молодых и как только музыка смолкла вручил им букет и ноутбук. И тут же зазвучала мелодия вроде лезгинки, и четыре пары профессиональных танцоров заструились в центре зала.
  Я выпил свой бокал шампанского, пару других тостов снабдил рюмками коньяка, и вот тут в голове моей снова смутно зашевелилось что-то непрошенное. Пришла странные мысли, обрывками бьющими в мозг: "Пора... лишь бы не было осечки... еще один тост... Пистолет... Можно без глушителя..."
  Я помотал башкой, и в глаза мне вонзился напряженный и немигающий взгляд мужчины, сидящего за боковым столом справа от нас. Взгляд маленьких глаз под шапкой длинных волос был осязаем как черный лазерный луч, и именно оттуда продолжали приплывать торопящиеся, словно сбивающие друг друга, слова: "Пора... Нет, еще немного... Надо прямо в лоб... Кто так на меня смотрит? Что он знает? Ему - вторая пуля" Я понял, что последние мысли мужика относится ко мне, похолодел от страха и судорожно дернул за рукав Измаила Измайловича. Он вежливо склонил ко мне свою крупную голову.
  -Там, там, - торопливо зашептал я, - мужик с пистолетом. Он хочет стрелять!
  -В кого? - не меняя позы и внешне спокойно спросил шеф.
  -В вас и меня...
  -Надеюсь, это не шутка? Как ты узнал?
  Я прижал пальцем дергающийся глаз. Что я мог объяснить? Но я попытался:
  - Я его мысли понимаю. Меня когда то молния ударила! Это бывает... Не часто, но вот сейчас чувствую.
  -Не часто? - также спокойно спросил депутат. - А где он?
  -Да вот он! - взвизгнул я. - Встал и к нам идет!
  Измаил Имайлович тоже встал и обеспокоенно стал всматриваться в зал, где уже мельтешилась в быстром танце толпа гостей. Он не видел, не смог сразу найти, а я завороженно смотрел в неумолимо приближающегося убийцу, взгляд в взгляд, и когда в голове грянуло чужое и злобное "Пора!" , а ладонь мужика скользнула внутрь за борт пиджака, я два раза яростно мигнул киллеру. Тот удивленно замер, остановился, а я заорал что-то нечленораздельное, вскочил на стол, а оттуда упал на киллера, все таки доставшего свой пистолет. Как и куда он стрелял, я, конечно, не видел. Я вцепился в его ладонь, сжимающую оружие, чувствовал, как она дергается от выстрелов, катался с убийцей по полу, при этом успев откинуть свалившийся с него парик, и смог заметить испуганно округленные глаза Мамо, недвижно стоящего над нами. Потом нас растащили, убийца был скручен и связан гостями, кто то ударил его ножом в грудь и лицо, потом меня, всхлипывающего и дергающегося, подряд обнимали и тискали десятки людей, а я не мог отвести взгляда от лежащих на полу официанта и корчившуюся от боли девушку. Две бесцельные пули нашли случайных жертв. И, дурацкий случай, в плечо был ранен и Рифат.
  
  Глава 5.
  ВХОЖДЕНИЕ В МИГАЮЩИЙ МИР
  Властная вертикаль подобна шесту стриптизерши - на ней надо тоже скользить и извиваться.
  ("МиМ").
  Они напряженно ждали. Измаил Измайлович, психиатр по фамилии Глезарин и Рифат, еще пользующийся поддерживающей повязкой для раненного правого плеча. Я отчаянно потряс пустой головой:
  -Ничего нет, ни-че-го !
  В окна кабинета депутата донеся дальний колокольный звон. Психиатр уперся руками в свои колени и вздохнул:
  -Ну, теперь попробуем ещё раз. Я буду напряженно думать об очень известном человеке. А вы соберитесь и принимайте мои импульсы.
  Он уставился не мигая в мои глаза. Я тоже напрягся, хотя мне мешал вышагивающий вдоль дальней стенки Рифат. Шеф же недвижно сидел в своем кресле.
  -Ни черта, - тихо сказал я и мигнул.
  - А я ведь думал о президенте страны! Могли и просто догадаться. Ну, а что сопутствовало вашему видению? Там в ресторане? - долбил психиатр. - Усталость, возбуждение, бессонная ночь?
  -Он, Валерий Семенович, выпил там хорошо, - проронил важно, как и всегда, Измаил Измайлович. - Шампанское, коньяк...
  -Так дайте ему, - совсем устало попросил Глезарин и прикрыл, и так спрятанные за выпуклыми очками, светлые глаза.
  Я выпил солидную порцию коньяка из серебряной чарки, преподнесенной мне Рифатом и откинулся в кресле. Все трое снова уставились на меня, Рифат даже вышагивать перестал. Понятно, что именно о президенте я, после заявления психиатра, и думал. И тут в голове снова что то стало происходить необычное, путанное, проявились мутные фразы: "Отставка... Все решено... Как раз перед новым годом..." И горькое, тяжкое - "устал..."
  -Он хочет уйти в отставку, - ясно, уверенно, сказал я, и трое мужчин враз спросили:
  -Кто?
  -Ельцин.
  Они переглянулись.
  -Бред, - устало произнес Валерий Семенович, - хотя... Когда он уйдет?
  -Перед Новым годом. Завтра.
  -Э, - огорченно махнул левой рукой Рифат, а Измаил Измайлович мягко произнес:
  - В Новый год не уходят! Ладно, хватит с него, а то он уже фантазировать начал.
  Моя уверенность мгновенно поблекла. Но в голове возник могучий облик нашего первого президента и абсолютно ясно, с придыханием прозвучало: "Да катись все к... матери!" Эту фразу я мгновенно произнес вслух.
  -Не надо, не надо так нервничать! - Измаил Измайлович развел руками. -Все бывает. Ты спас мою жизнь, ты герой, а это... ну, это, придет ещё. А не придет - не страшно. Держись, джигит, все будет хорошо. Давай, идите домой, я поздравляю всех с наступающим новым годом! Какое время наступает - новый век! Моя машина всех отвезет. Только все, что здесь было - тайна!
  На другой день, в новогоднем обращении, Ельцин заявил всему миру о своей отставке.
  * * *
  Все завертелось уже через три дня после Нового года. Почти каждый день мы встречались то в кабинете Глезарина на Никитском бульваре, то в Госдуме, и везде эта троица требовала от меня самых разных новостей. Требовала уважительно, с некой даже раболепностью. Чертов врач давал мне пить психотропные таблетки, Рифат угощал коньяком, и что то действительно иногда вваливалось в мозг, но чаще всего это было то, что вертелось в черепах этих мужиков, то есть рядом со мной.
  -Нам нужно имя преемника Ельцина, - просто умолял шеф, - что тебе ещё подарить? Не смущайся...
  А мне уже были подарены новенький "Мерседес", кинжал, перстень и деньги, в сумме за все время, тысяч на пятьсот.
  -Напрягайся! - приказывал Валерий Семенович.
  Я напрягался отчаянно. "Везет мальчишке" -плыло от врача, "хватит с него" - думал Рифат.
  -Надо его приближать к объекту, - считал Глезарин. - Мы его только путаем...
  -Как я его к президенту приближу? - недоумевал депутат.
  От этих сеансов у меня то кружилась, то болела голова. Пропал интерес к женщинам, хотя в Думе была масса симпатичных, раскованных девочек и молодых женщин. Сеансы шли чередой, превращая меня в комок нервов. И все-таки они добились своего. Шеф стал выписывать мне пропуск на балкон зала заседания Думы, где бывали гости, я принимал таблетки или пил коньяк, шел туда, и однажды, в сумбуре поступающих чужих мыслей, в мозг все чаще стала вплывать странная фамилия, то ли Путов, то ли Путилин, иногда четко - Путин.
  -Есть такой Путин, - раздумчиво сказал Измаил Измайлович. - Но он не политик. Кажется - силовик. Проверим... У тебя что, голова болит?
  Я кивнул. Голова болела отчаянно.
  -Давай, езжай домой, Валерий Семенович, проводишь его? Возьмите машину.
  -Конечно! Но без машины. Прямая же ветка метро - ему до Бауманской мне до Арбатской. Быстрее будет в два раза.
  -Я тоже поеду, - поднялся Рифат, улыбнулся, обернувшись ко мне, и я, похолодев, увидел вместо лица кавказца черно-серый силуэт черепа. Рифат вышел первым, я подошел к Измаилу Измайловичу и перепугано ляпнул:
  -Рифат завтра умрет. Возможно...
  Депутат побледнел и медленно приподнялся из кресла. Психиатр открыл рот и спросил:
  -Ты что видел?
  -Череп Рифата. Четко-четко!
  Измаил Измайлович положил руку на грудь:
  -Бог мой! Ему завтра лететь на Кавказ. Бог мой! Ты уверен, джигит?
  -Нет, череп то видел и больше ничего. Но вот ощущение такое было, такое - гробовое. Страшно стало.
  -Это могло быть и от моих лекарств, - утешил психиатр. - Средство сильное!
  -Так! - Измаил Измайлович встал. - Брату ни слова. Завтра едем в аэропорт и на месте решим, что делать. И если что-то тебе в башку стукнет - он не полетит.
  В метро на станции "Площадь Революции" я, ещё по детской привычке, погладил бронзовую собаку по истертой морде.
  -Это ты зря, это глупость, - снисходительно-иронично заметил Валерий Семенович. - Что теперь ты загадал? Если сбудется - ты уверуешь в дурацкое чудо, перестанешь на свои силы надеяться, а не сбудется - разочаруешься. И то и это - плохо! И все это - удар по психике.
  -У меня перестала сразу болеть голова, - скромно соврал я. - Вот прямо сейчас! Как только погладил собачку.
  Я мигнул. Громыхнул, подъезжая электропоезд. Валерий Семенович растерянно оглянулся и вошел в вагон первым. Там почти прижался ко мне и сквозь громыханья поездки сказал:
  - Собачка, конечно, ерунда, а вот видение черепа - скорее всего галлюцинация. Кажется, я переборщил с этими препаратами. Ты отдохни, хорошо выспись.
  -В аэропорт то ехать?
  -Прокатись, но я уверен, все обойдется. Я то не поеду, у меня график приема больных очень плотный. Отдохни хорошо!
  В аэропорту я чувствовал себя великолепно. Лицо Рифата никакой тревоги не вызвало, о чем я облегченно и смущенно сказал тихонько Измаилу Измайловичу. Мы провожали его на вечерний рейс втроем - с нами был ещё новый охранник вместо уволенного за трусость Мамо. Этого усатого крепыша звали Мимино.
  -Все у меня нормально, никакой тревоги, - радостно поделился я ещё раз с шефом. - В голове полный ажур.
  -Это хорошо, - кивнул депутат и махнул приветственно открытой ладонью брату, идущему на регистрацию. Тот весело оглянулся, потом его колени почему-то подогнулись, Рифат завалился, хватаясь за стойку, вправо, потом упал на спину, и его пальцы, это я видел четко, заскребли по полу... Подбежавшие медики аэропорта констатировали смерть.
  На похоронах, на кладбище, Измаил Измайлович, отвел меня немного в сторону и сказал:
  -Ты и Путина угадал точно. А брата не спас. Нет, все ты сказал верно, молодец, а не спас! Наверное, не все тебе дано. Только вот, недельки три не приходи на работу, отдохни. Вот тебе деньги, жди звонка... И на поминки не иди.
  В его голосе явственно чувствовался испуг, а в моей голове мелькнуло от него же: "Вдруг ещё и мой череп увидит"...
  
   Глава 6.
  ЧЕРЕПА
  Не всякий череп есть голова!
  ("МиМ")
   -Я изучил труды Берна, Фрейда, Карла Юнга, который был соратником Фрейда и учеником Блейера, Валентина Домиля... Черте ещё кого! Вот! - Глезарин повел рукой, показывая на ряды книг, многие из которых были на немецком языке. - И прояснилось одно - темнее моей науки нет ничего!
  Он засмеялся и придвинул мне чашечку кофе. Я еще раз огляделся. В его квартире-кабинете, помимо сотен книг, на громадном письменном столе стояли и лежали стеклянные шары, прозрачная пирамидка, какие- то аппараты с торчащими проводами, метроном...
  -Понимаешь, - продолжал, прихлебывая крепчайший напиток, психиатр, - твой случай поразил меня. Потому и вытащил к себе. Что то стало ясно, например, случай с Рифатом. Здесь было чистое совпадение, какие то тени легли на лицо Рифата в кабинете Измаила, тебе это показалось черепом, а Рифат был давно болен, его сосуды были в полном беспорядке и вот - тромб в головной мозг. Простое совпадение! Но вот не дают мне покоя твоё прочтение мыслей Ельцина и случай на свадьбе. То, что в тебе сидит какая-то чертовщина - понятно. Ты прости, я увлекся твоим случаем и применял такие препараты, силу которых сам ещё не знал. Ты как себя чувствуешь? Голова не болит?
  Я чувствовал себя неплохо. От трехнедельного ничегонеделанья прошли головные боли, последние ночи я спал без сновидений, по 8-10 часов. Иногда гулял, я очень люблю Лефортовский парк, и шатался там, благо неподалеку от моего дома, бесцельно наблюдая, как он начинает словно распрямляться после зимнего сна, набухать и дышать. Вернулся к книгам, ведь в школе я много читал. Пришла в себя после смерти Рифата и мама, уже несколько дней накрашиваясь старательно и тщательно. И, главное, вчера впервые пришла с букетом цветов. Утром... И я в эту поездку к врачу уже с удовольствием посматривал на молодых женщин, отмечая всякие нежные выпуклости и спереди, и сзади, свежие, с улыбкой, лица.
  -Садись-ка вот на стул, я ещё раз твое темечко поизучаю. Не возражаешь?
  Чего было возражать? Валерий Семенович вооружился лупой и стал рассматривать мое темечко, прощупывая весь череп, что было очень приятно.
  -Ничего аномального, - бурчал Глезарин, - кожа сухая, теплая, вот цвет на темечке странный. Психика человека неразрывно связана с мозгом, а что там? Что движет маньяками? Ревнивцами? Почему человек использует только пять-семь процентов своего мозгового потенциала? Кто придумал такую странную и абсолютно неизученную штуку, как мозг? Природа, а, может, Бог? Как человек может вмещать в свою крохотную черепную коробку целую вселенную! А ведь, когда мы представляем космос, звезды - мы это делаем! Вмещаем! Не болит, когда нажимаю? Кстати, ты пополнел, цвет глаз улучшился, Отлично, отлично, а тебе звонил Измаил?
  -Звонил, - отвечал я, почти засыпая, - и, (тут я хмыкнул) спрашивал, не вижу ли я его череп.
  -Боится депутат! - хмыкнул и психиатр. - Я его успокою, смогу убедить, что это - просто случай. Ну, этот чертов череп. А как у тебя с деньгами? Ты ж без работы сейчас.
  И с деньгами был полный порядок. В тот раз, на кладбище, Измаил Измайлович вручил мне конверт, где лежало двести тысяч. А я ни копейки из них не истратил. Продукты на дом заказывала мама, да я почти и не ел ничего. Так - йогурты, кефир, лаваши, фрукты. Самое важное - за это время я не выпил ни капли спиртного.
  -Ничего особенного, - подытожил свое исследование врач, - а ты садись-ка вот в это кресло и расслабься. Небольшой сеанс гипноза тебе не помешает. Буду смягчать вред, нанесенный моих рвением. Возвращать тебя в нормальную жизнь...
  Он сел на кушетку напротив и вперил в меня взгляд своих выпуклых глаз. Гипноз начался...
  Матильду я увидел через пару дней в окно того самого полуподвального кафе, где мы и встретились когда-то. Она сидела в том же кресле, за тем же столиком перед чашечкой кофе. Я штормом ворвался в кафе, плюхнулся в кресло напротив и яростно мигнул:
  -Привет!
  -Привет! Все подмигиваешь? А я вот... - она как-то беспомощно повела вокруг себя руками.
  -Есть хочешь? - безошибочно угадал я, хотя в голове ничего не билось. - Официант, девушка, сюда!
  Через несколько минут мы объедались мясом ( я после очередного гипноза ярко хотел есть) и жареными овощами, пили коньяк, и меня все ярче охватывало желание снова припасть к этому телу, впитать всю его сладость и подарить свои страсть и силу. О чем говорили - не помню, что-то бессвязное, наверное смешное, потому что она постоянно хихикала сквозь слегка размазанный рот. И вот она наелась, мягко откинулась в креслице и сказала смущенно и кокетливо:
  -А я целый час ждала тебя у подъезда, ну, где живешь..
  - Тебе нужны деньги? - снова безошибочно угадал я, и её лицо вспыхнуло и стало виноватым.
  -У меня брат, ну очень болен. Он не ходит... Нужно лекарство, обследование...
  -Возьми! - я отдал ей десять тысяч рублей. - Возьми и идем ко... (тут я вспомнил, что мама сегодня дома).
  -Не сегодня, - радостно улыбаясь и торопливо пряча деньги, сказала девушка. - Давай, завтра приеду? На всю ночь? Будет ещё лучше! Спасибо, спасибо тебе! Я бегу!
  Она встала, наклонилась, благодарно поцеловала меня, сорвала с палки-вешалки свой жакетик и почти бегом побежала к выходу. У дверей обернулась и звонко крикнула:
  -Завтра! Часиков в десять! Обязательно! Здесь и встретимся!
  И сквозь кожу её веселого лица, вдруг, явственно проступил черепной оскал. Я оцепенел лишь на миг, потом попытался кинуться за Матильдой, но опрокинул стул, а за рукав меня схватила узкоглазая официантка:
  -Рассчитайтесь, господин! С вас две тысячи! - и сунула мне под нос чек.
  Матильду я успел увидеть, когда она уже вдалеке пересекала улицу, поскальзываясь на брусчатке трамвайных линий. В этот момент сзади неё резко сорвалась с места битком набитая пассажирами маршрутная "Газель", стала разворачиваться, толкнула Матильду в спину, и девушка, всплеснув руками, упала под ударом наезжающего трамвая. "Газель" с гулом промчалась мимо меня, я даже успел разглядеть перепуганное и оскаленное лицо водителя-южанина, а вот пробиться к телу Матильды сквозь кричащую и жадно рвущуюся к трупу толпу, не смог. А, может, и не хотел...
  Я все-таки приехал на третьи за последние четыре года похороны на маленькое, далекое, кладбище в деревне. Хмуро постоял в сторонке, увидел небольшую группку провожающих, уже пьяненьких, плохо одетых, разнообразно скучных. Но увидел и мальчика лет семи, пускающего слюнные пузыри в инвалидной коляске. Матильда не солгала, это был её брат, неуловимо похожий на погибшую. Я бросил в сумку для пожертвований ком денег, тысяч двадцать, и торопливо ушел, как только гроб опустили в яму. Мой грязный "мерс" натужно, но уверенно выбрался с проселочной дороги на шоссе, я вздохнул поспокойнее, а тут зазвонил мобильник, и важный голос шефа произнес:
  -Ну, как, джигит? Черепа моего не видел? Э, шучу! Приезжай завтра на работу. К трем часам.
  
  Глава 7.
  МИГ-МИГ и НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА
  Мусор легко плавает по волнам истории.
  ("МиМ")
   -Привет! Дорогой! Привет, джигит! - шумно и немного искусственно обрадовался мне депутат, но легкий испуг все-таки проскальзывал в его поведении, я понял, что он всё ещё боится, что я увижу его череп. - Ну, ты как - больше не видел черепов?
  Я не стал рассказывать про Матильду. Эту тяжкую тайну я поведал лишь через год Глезарину, а сейчас отрицательно качнул головой и даже изобразил улыбку.
  -О, как хорошо! О, как отлично! - намного искреннее снова обрадовался шеф. - А теперь - слушай!
  Он показал царственным жестом на кресло напротив него и на несколько секунд задумался. Я послушно подождал.
  -Вот, ты уже немного разобрался в нашей Думе. Это - сборище врагов. У каждого свои интересы, каждый хочет урвать свой шашлык для себя и для своих друзей, семьи, даже - для своей родины. Той, Малой родины. И большую родину - Россию все тоже любят. Особенно тогда, когда она им готовит бесплатные шашлыки. Это любят все - и русские, и чечены, и татары, и дагестанцы... все! Все мы люди. Но есть ещё и власть. Её называют исполнительной. Президент, его Администрация, милиция, прокуратура и... и... всех и не перечислишь сразу. Она очень хочет, что бы мы, народные избранники, делали так, чтобы не мешали ей делать свои шашлыки. Поэтому она очень хочет знать, что мы думаем, хотим, к чему готовимся. Понял?
  -Нет, - честно ответил я.
  -Сейчас поймешь! Мы знаем, что в Думе обязательно есть люди, которые... которые, ну, в общем, это сотрудники. Тайные! ФээСБэ, милиции, президента, они , конечно, очень умные, их не раскусить, но нам надо просто знать, кто они. Э, нет, - он, словно протестуя, махнул ладонью, - ничего мы против них делать не будем. Но мы сможем меньше болтать при них, быть умнее и осторожнее. Всего лишь! Так вот - сегодня внизу в столовой будет банкет. Скромный, но там будет много депутатов, помощников, обслуги. Я тебе покажу, на кого надо обратить внимание. Попытайся проникнуть в его мысли, а?
  -Постараюсь, - вздохнул я.
  -Постарайся, постарайся, пожалуйста, - попросил Измаил Измайлович. - Банкет будет скромный, сразу двух депутатов назначили начальниками двух Комитетов. А Комитет - это власть, это деньги. Они и решили скромно отметить эти назначения.
  На столах скромного банкета стояли различные бутылки и графины с водкой, виски, коньяком, винами и шампанским. Скромно краснела и чернела икра в серебряных мисочках, были впечатляюще скромны две эффектные ладьи с толстыми осетрами, как и два блюда с жареными поросятами, две громадные вазы с букетами цветов бросали скромные тени на салаты, мясные закуски, свежие овощи, сыр, фрукты и сладости. Мы сели в конце столов, сдвинутых "покоем", Измаил Измайлович, похоже, избрал эти не самые почетные места потому, что отсюда было видно все пиршество, всю скромность которого сломали первые же тосты депутатов. В речах, направленных в адрес двух мужчин, сидящих рядом возле букетов цветов в центре застолья, звучали и блистали слова о родине, о России, о чести, о чистоте и преданности делу новоиспеченных глав комитетов, их бескорыстии, душевной щедрости, верности идеалам! С каждым тостом зал ревел все беспорядочнее, все чаще к виновникам торжества лезли с поцелуями, я пил коньяк, бестолково пьянел, а Измаил Измайлович шептал:
  -Вон, рядом со свиньей, вон то блюдо (он брезгливо поморщился, так как чтил Ислам и не ел свинины), из него берет себе кусок мужчина. Полный такой. Русский. Вот ты его послушай, повникай в его мысли! Ты же джигит, ты сможешь!.
  Я вникал, но ничего путного не ощущал. Мужчина спокойно ел поросенка, наливал себе водку, почти не смотрел вокруг. Потом он встал, вытащил из бокового кармана пиджака пачку сигарет и двинулся к выходу:
  -Иди за ним, в курилку! - обрадовался шеф. - Поближе встань!
  -Я не курю, - напомнил я шефу.
  -Закуришь! - взъярился депутат. -Ради дела! На!
  Он всучил мне здоровенную белую трубочку, какой то футляр, которую достал словно в фокусе, ниоткуда. Я обреченно двинулся за мужиком и неожиданно оказался рядом с ним. Он стоял, расстегнув пиджак, курил. Чего-то испугавшись, я торопливо достал футляр, и стал недоуменно вертеть его в подрагивающих пальцах.
  -О! - неожиданно обратился ко мне мужик. - У вас такая дорогая сигара. Позвольте посмотреть?
  -Извольте, - чуть смелее сказал я и отдал ему футляр.
  Мужчина умело отвернул головку футляра (а я и не заметил эту крышечку), извлек красивую, как ракета, сигару, понюхал её.
  -Замечательная и дорогая вещь, - молвил он, заправляя её снова в футляр.
  -Возьмите её себе! - воскликнул я и мигнул.
  Мужик, уловив мой миг, замер. Взгляд его вдруг как то замаслился, он воровато оглянулся и торопливо достал из нагрудного пиджака визитную карточку.
  -Вот,- сказал он, подавая и футляр и визитную карточку, - сами мне принесете. Мой кабинет (он назвал номер) неподалеку. Я буду один. И... без страха и упрека! Жду тебя ("тебя" он интимно выделил) с нетерпением! Через пол-часика.
  Он затушил сигарету и, тоже подмигнув, вышел, я автоматически двинулся за ним и столкнулся грудь в грудь с высокой и веселой женщиной в легком кителе с прямым рядом блестящих пуговиц. Как когда то у лифтерши. Я её знал, это была Наталья Владимировна, один из бесчисленных администраторов думского заведения, иногда заходившая в наши с шефом апартаменты.
  -С каких это пор вы общаетесь с "голубыми"? - весело спросила рыжеволосая женщина. - Такой молодой и туда же!
  -С кем, с кем? - обалдел я.
  -А-а...,- протянула она и стала тушить свою сигарету, - ты и не знал. А ну-ка пошли со мной, поможешь мне одну вещь донести.
  Она решительно, не оглядываясь, пошла вперед, лавируя среди собравшихся, кому-то кивая, кого-то приветствуя, а грива рыжих волос словно плотное облако билось на её плечах. Потерять её было невозможно. Вскоре мы очутились в её кабинете, который она сразу же закрыла на ключ. Наталья Владимировна села на стол и постучала ножкой об ножку:
  -Бедные мои ножки, наконец-то вы вместе! - пропела она, не спуская с меня внимательного взгляда.
  Я уже все понял, только, как говорится, не знал с чего начать. Ни диванчика, ни удобного кресла здесь не было. Я оглянулся, а когда снова посмотрел на женщину, то увидел распахнутый китель , за которым не было ни бюстгальтера, ни рубашки, ни нитки, но была тяжелая, бесстыдно открытая белая грудь.
  -Так иди же ко мне, дурачок! - почти крикнула Наталья Владимировна.
  Я ринулся к этому чуду, припал к прохладным соскам, а руки стали шарить по юбке, пытаясь найти что-то, позволяющее быстро снять её. Но ничего не понадобилось. Юбка вздернулась выше живота, и там, внизу, тоже ничего, как и под кителем, не оказалось. Только мягкое, жадно ждущее меня лоно...
  -Ты где был? - Измаил Измайлович был рассержен серьезно. - Мне уже ехать пора! Что ты узнал? Ну?
  -Измаил Измайлович! - я ещё чуть шатался после Натальи Владимировны. - Не из ФээСБэ он, не шпик! Но он...
  -Что он? Что?
  -Он голубой!
  -Как? - не понял шеф.
  -Как-как! - осмелел я. - Голубой! Ну...
  -Педераст? - осенился депутат. - Ёлы - палы - и он! Да сколько их развелось! А как (тут он подозрительно сощурился) ты узнал?
  -Он хотел меня!
  -Да? А ты?
  -Послал его!
  -Молодец! Джигит! Хотя, ради дела, мог бы...
  -Измаил Измайлович! Ну, что вы!
  -Ладно, ты же джигит. А точно, он не оттуда? - шеф куда-то неопределенно кивнул.
  -Точно! - убежденно ответил я . - Но я буду ещё искать! Я найду врагов народа!
  -О! Да ты шутник! - рассмеялся Измаил Измайлович. - Что ж, нет так нет, это тоже ответ. Я уезжаю, а ты ещё погуляй. Не забудь сдать кабинет охране.
  Я погулял. Нашел, словно магнит в магнит, взгляд Натальи Владимировны, и мы почти мгновенно столкнулись у дверей её кабинетика. Теперь она просто рухнула грудью на стол с уже вздёрнутой юбкой.
  Вечером, когда я только выбрался из ванны и стал благодушно, вспоминая случившееся, пить чай, звякнул городской телефон. В трубочке прозвенел почти забытый голос:
  -Привет, Миг-миг! Узнаешь?
  Это была Марина Свиблова.
  
  Глава 8.
  ДВЕ ЛЮБОВНИЦЫ и МИМИНО
  Все происходит потому, потому что не может не происходить.
  ("МиМ")
   Наталья Владимировна обожала все рискованное и необычное. Её не привлекали покой, уверенность в безопасности. Именно тогда, когда в Думе было много народа, когда снаружи кто-то пытался войти в закрытый кабинет, когда ей звонили по серьезным делам, она отдавалась мне с особенным наслаждением, и, схватив телефон, начинала отвечать серьезным голосом, иногда зажимая микрофон, чтобы дать волю страстному стону. Я был потрясен по-настоящему, когда мы впервые приехали к ней, и она втащила меня в комнату, где сидел пожилой мужчина с книгой на коленях, которому она крикнула:
  -Витек! Иди отдыхай! Иди-иди, муженёк.
  И скинув свой дежурный кителёк, обнажив грудь, стала торопливо снимать с меня брюки. Витек действительно оказался её мужем. Он не спеша встал, глянул на нас поверх очков и медленно вышел.
  По наступившей летней поре она начинала добиваться близости то в кустах парков, то во дворах, иногда - в подъездах. При этом её ничуть не трогало, что иногда мои мужские функции из-за идиотской обстановки вокруг падали до нуля. Её заводили чувство риска, возможность попасться кому-то на глаза. Она сетовала, что у меня нет жены, которой бы я тайно изменял, однажды Наталья Владимировна привела меня на квартиру к своей знакомой, усадила её, хихикающую и подергивающуюся, в кресло, и заставила смотреть на все, что мы творили по сценарию любовницы на пушистом ковре. Я еле справился... К моему спасению, ибо я иногда пугался её порывов почти до обморока, мы встречались не часто, особенно, когда в мою жизнь мягко вторглась Марина. После того звонка мы встретились в субботу, съездили на открытый концерт в Сокольнический парк, попили в летнем кафе вина, повспоминали школу и, как само собой разумеющееся, легли в одну постель в моей квартире. Она оказалась послушной и спокойной, чистоплотной, того запаха, который оттолкнул меня когда-то в черном дворе, не было и в помине. Все, что я уже знал из науки плотской любви, Марина принимала с удовольствием, не чуралась никаких моих ласк и просьб, но сама инициативу не проявляла. После безумств Натальи Владимировны меня это устраивало "на все сто"! Устраивало и потому, что моя жизнь в Думе, особенно после летних каникул, стала слишком суматошной и нелепой.
  Измаил Измайлович немного успокоился в своих стремлениях знать все про своих коллег, но продолжал таскать меня на всякие встречи, оформлять пропуски на балкон во время заседаний депутатов, поил меня коньяком, так как Глезарин, перестав давать мне психотропные таблетки, как-то ушел в тень, стал реже появляться в кабинете моего шефа. Так вот - я стал сомневаться в своем бесовском даре, потому что, вертясь среди думского людского месива, похоже, перестал различать чужие мысли и свои. Тем более после коньяка, который начал спаивать меня. Когда шеф выспрашивал о депутатских мыслях, то я чтобы не признаваться в своем бессилии, просто врал. Иногда очень удачно, так как понемногу стал разбираться в умонастроениях некоторых депутатов, особенно тех, кто мыслил радикально или прямолинейно. В основном, это были коммунисты или жириновцы. Помогало в этом и общение с Натальей Владимировной. Она давала оценку некоторым депутатам, и они были по-женски остры и точны. Эта точность была, скорее всего, определена её сексуальными контактами, о чем она намекала и сама, да и не всегда я мог попасть в её кабинетик, хотя знал, что она там. И, наверняка, на своем рабочем ложе - столе. Странно, но чувства ревности Наталья Владимировна не вызывала, особенно после того, как у меня появилась Марина. Мало того - я при возможности избегал встреч, хотя иногда бывало и наоборот - чувство мучительной страсти бросало меня к ней, и мы или созванивались или запирались в её кабинетике. В Думе меня уже знали многие, привыкли к моему подмигиванию. Но однажды случился казус. Я столкнулся в коридоре Думы, внизу, возле столовой, с группой яростно спорящих депутатов. Один из лидеров оппозиционной партии, слегка бесноватый, но очень убедительный и немного смешной мужик, яростно обвинял в чем-то тощего оппонента, похоже, из коммунистов, так как лидер несколько раз сказал "ты и твой Ленин". Я беззаботно стоял сзади этого коммуниста, но не вовремя высунулся из-за его плеча и мигнул два раза.
  -Вот! - заорал лидер. - Вот и твои сподвижники согласны со мной! Молодой человек, ты иди ко мне, бросай свою партию, которая купалась в крови русского народа! Там, однозначно, одни подонки!
  Я среагировал мгновенно и, растолкав толпу, кинулся к себе. Вслед мне донеслось:
  - Беги, комсомолец, беги от них!
   Круг моих обязанностей вырос, я стал готовить некоторые официальные письма по просьбе шефа или его помощника, веселого и разговорчивого адвоката по имении Саша, совсем молодого и настырного. Но я никак не мог вычислить ни одного "тайного агента", что страшно разочаровывало Измаила Измайловича. Наверное, он уже подумывал о расставании со мной, и денег он стал вручать поменьше, почти перестал называть меня джигитом. Я тоже подумывал о новой работе или учебе той самой темной науке, что следовал Глезарин или же юриспруденции по советам Саши, как случилась история с Мимино.
  Более молчаливого субъекта чем Мимино я не встречал ещё. На любой вопрос, обращение, он немигаючи смотрел в глаза, касался мизинцем усиков и, отведя взгляд, снова молчал. Торс его, с невероятно широкими плечами, не раскачивался и при движении, хотя ходил Мимино быстро, мощно, его кривые ноги словно скользили по поверхности, а вот глаза все время двигались в прорезях век, отмечая любое движение, любой предмет, что встречались на пути.
  -Ничего, так надо! - самодовольно сказал располневший за последнее время шеф в ответ на мою жалобу, что я не могу получить от охранника ответа на важный вопрос. - Его дело - защищать меня! И... тебя! А каждый разговор - отвлекает! Пускай молчит - зато он стреляет без промаха, одним ударом может убить быка или барана и (здесь шеф поднял палец) никогда не предаст! Мимино не Мамо! А Мамо не Мимино!
  Так доковыляла наша думская жизнь до новой весны, шеф накануне вернулся из бесполезной командировки в Канаду, где он изучал опыт работы местных парламентариев, и я вместе с Сашей ждал шефа в его кабинете, играя в нарды. Две недели без шефа я провел дома, запоем читая любимого Булгакова, перескакивая на Гоголя и Горького, встречая и провожая послушную Марину. Мама моя почти не жила уже в этой квартире. Она перебралась к новому другу, оператору, какому-то Жоржу, из того же НТВ, жившего близко от студии. Где-то раз в неделю она приезжала сюда, устраивала генеральную уборку, проверяла наличие продуктов, иногда оставляла немного денег. Я уже не отказывался от них, так как пособие от депутата стало совсем мизерным. Вот и в этот первый апрельский день, придя в Думу, я решил попросить у шефа, когда он появится, денег, мучительно соображая, сколько же попросить. А день был хмур, за окнами болтался небрежный туман, а мы просто играли в нарды...
  Мы испугались по - настоящему. Измаил Измайлович ворвался в кабинет не снимая своего дорогого пальто и рухнул передо мной на колени. Вскочил я, взлетел из креслица Саша, на пол посыпались кубики и кругляшки игры. Шеф не вставая с колен, при этом его живот почти касался пола, обхватил мои ноги и поднял мокрое, какое-то скомканное лицо:
  - Найди его! - застонал депутат. -Найди! Я знаю - ты сможешь! Ты джигит!
  В кабинет вошел Мимино, и я впервые увидел, что его десницы могут не скользить в веках. Он четко, округлив глаза, смотрел только на меня. Я попытался освободить ноги, но Измаил Измайлович ещё плотнее обхватил их. В кабинет вошел племянник шефа, тот самый, на свадьбе которого случилась стрельба. Он полгода числился в помощниках на общественных началах, и в Думе появлялся всего раза два-три. На банкетах. Альберт, так звали племянника, поймал мой беспомощный взгляд и сказал:
  -У него сына украли!
  Сына депутата, носатого, грузного и скучного молодого человека лет 25-и, я видел. Сам сын не вызывал у меня большого любопытства, вызывало удивление лишь большущее количество дорогих изделий на нем. Три перстня, золотая цепь на шее, золотой браслет, сверкающие золотом часы, несколько золотых зубов. Фраза Альберта все прояснила, да и сам Измаил Измайлович сумел как-то оправиться, тяжело поднялся с колен, я, конечно, помог ему, поддержал за живот, Саша подвинул шефу его тяжелое, удобное кресло, куда он и грузно сел. Достал платок, высморкался и, всхлипнув, кивнул Альберту:
  -Говори!
  Альберт зачастил:
  -Дядя приехал из Канады, позвонил сыну - тот не отвечал. Мне позвонил - я ничего не знаю. Утром дядя велел приехать к нему. Я приехал. Звонили ему на работу - никто ничего не знает. Поехали в Думу - кто-то позвонил и сказал, что Джафар у них в плену, и если дядя не даст пять миллионов долларов - его зарежут. Срок - сутки. А таких денег у дяди нет. Вот и все.
  Племянник замолчал, подумал и добавил:
  -У меня тоже таких денег нет.
  Наступила тишина. И вот я почувствовал, нет, именно почувствовал, без чужих мыслей, что в кабинете от кого-то идут волны страха. Я глянул в глаза Мимино и понял, что страх плывет именно от него.
  -Та-а-а-к, - протянул Саша. - А если в милицию позвонить?
  -Нет, - сразу же сказал папа похищенного. - Нельзя! Джафар мой не совсем правильными делами занимался... Связался, дурак, с кем не надо! - заорал депутат и ударил кулаком по столу. Потом обратился ко мне:
  -Это твой час, джигит! Найдешь- озолочу, все исполню. Но без милиции. Коньяку выпьешь?
  Моя грудь как паруса фрегата стала наполняться вдохновенной уверенностью. Я уже знал, что Мимино причастен к похищению, мало того, разгадка была где-то рядом. Это понимание вошло в меня ознобом столь сильным, что ляскнули зубы, Конечно, показать сразу , не имея ни одной улики, на Мимино, было нелепо и рискованно. Но я сказал:
  -Я найду вашего сына.
  Снова навалилась удивленная тишина. Все стали переглядываться, а Мимино, впервые на моих газах, как-то дрогнул. Измаил Измайлович приподнялся из кресла:
  -Говори, дорогой, что надо! Всё, всё исполню!
  Уверенность переполняла меня так мощно, что и в тоне, и в движениях появились сила и точность.
  -Так! Мне сейчас надо смотаться в одно место. Вы оставайтесь здесь. Телефон особенно не используйте, на звонки отвечайте, что собираете деньги...
  -Да нет таких денег! - вскричал депутат. - Пять миллионов! Баксов! За сутки! Бедный мой мальчик!
  -Вы просто отвечайте так! - я уже накидывал курточку и яростно мигал.
  -Возьми с собой Мимино, - всполошился депутат, и тот послушно двинулся за мной.
  -Ни за что! - приказал я. - Он все испортит. А я найду Джафара! Ждите!
  Я действовал со стопроцентной уверенностью, представляя, что и как будет дальше происходить. Я знал, что Измаил Измайлович обязательно пошлет за мной охранника. И для защиты, и для проверки. Мне же надо было поменять ситуацию полностью. Самому стать сыщиком и охранником. Так и случилось. Выскочив из дверей Думы, тех рабочих дверей, что выходили в переулок-двор, я спрятался за кузовом изящного автобуса напротив входа. Мимино вышел быстро, но не заметно было, что он слишком уж спешил. Огляделся наш охранник и двинулся к Тверской. А там прямиком отправился в метро. Я следил за ним как опытный филер, но совершенно не прячась, так как Мимино шел ровно вперед, не покачивая корпусом, не поворачивая головы. Так он ходил всегда. Войдя в метро он, также не оборачиваясь, не оглядываясь, спустился на станцию "Площадь Революции". Я, ни на секунду не упуская охранника из вида, проследовал за ним и успел ещё мазнуть ладонью по морде бронзовой собаки. И как же мне понравилось следить! Вагон был плотно набит, в основном, студентами, которые всей массой и вывалились на моей родной Бауманской. Вместе с Мимино. Его голову в черной облегающей шапочке было видно хорошо. Наверху он, опять же не тормозя, не суетясь, подошел к дверям аптеки, расположенной слева от выхода из метро, постоял недвижимо секунд десять, и к нему подошел высокий, грузный и носатый парень. Джафара я узнал сразу, несмотря на низко надвинутое кепи и темные очки. И снова я был уверен, что так и должно было происходить. А так как я всегда носил с собой плоский японский фотоаппарат, то за несколько минут их беседы нащелкал с добрый десяток снимков. Потом они подали друг другу руки, и я, уже виляя в толпе, двинулся за сыном депутата. Там, на стыке улиц Энгельса и Ладожской, Джафар сел в черный "Ауди", закурил сигаретку и уехал. И здесь я сделал пяток снимков, в том числе и номера машины. После, скинув словно тяжелый рюкзак, груз сыска и волнения, я зашел в "Му-му", выдул там кружку пива и поехал в Думу.
  В кабинете был полный беспорядок, словно там прошел обыск. На рабочем столе депутата стояли бутылка коньяка, фужеры и чарки, валялось печенье, конфеты, папки, бумаги. Саша, красный и вспотевший, куда-то звонил, а Альберт поглаживал по сгорбленным плечам дядю и что-то шептал.
  -Что?! - крикнул депутат. - Нашел?
  -Нашел, - скромно сказал я. - А где Мимино?
  -Скоро будет, он потерял тебя! - выдал себя Измаил Измайлович. - Где Джафар?
  -Здесь! - сказал я и положил на стол фотоаппарат.
  ...Я впервые слышал голос охранника. Он оказался негромким и слабым, я впервые видел, как его могучие плечи съежились и он, стоя на коленях перед Измаил Измайловичем, превратился в трясущееся желе, и я понял, что жизнь охранника повисла на волоске. Это было видно по жесткому взгляду депутата, по сожалеющему чмоканью Альберта... Потом Измаил Измайлович, взяв с собой Сашу, Альберта и Мимино, отправился на встречу с сыном, а я, наполненный взрывной радостью, проскочил к Наталье Владимировне. После бурной близости, как обычно, на столе, женщина, уже оправляя одежду, спросила:
  -Ну, нашел твой шеф сына?
  -А ты откуда знаешь? - искренне удивился я.
  -А вот этого тебе знать не положено, - засмеялась Наталья Владимировна. -Я знаю всё!
  В голове моей, словно от удара молнии, все осветилось и прояснилось. Я даже мигать не мог, а в памяти выстроился четкий ряд пытливых вопросов, задаваемых Натальей Владимировной мне в разное время, иногда и в моменты близости. "Вот и тайный агент высветился", - грустно подумал я и мигнул. Женщина подмигнула в ответ и, открыв дверь кабинетика, громко, для возможных слушателей, и звонко сказала:
  -Пакет этих документов я пришлю вам завтра!
  Вечером пришла Марина, привычно задумчивая. Мы сразу же упали на диван и после первой близости, где она, как всегда, была послушна и покорна, я рассказал ей о происшедшем. Конечно, я приукрасил свои деяния, хотя, особенно приукрашивать не было смысла. И так все происшедшее было ярким и значительным. Марина, направляясь в ванную, похвалила:
  -Молодец! А ты стал интереснее. А деньги тебе твой депутат дал?
  Миллион рублей Измаил Измайлович подарил мне на следующий день.
  
  Глава 9.
  УХОДЫ и СОБАКА
  Злобная правда похожа на радостную ложь.
  ("МиМ")
  -Дурачок ты, дурачок! К тому же - подмигивающий дурачок! А кому ты подмигиваешь? А? Задумался? Самой настоящей мафии!
  Все это высказывал мне Валерий Семенович Глезарин в своем кабинете, где, словно на лекции, сидели рядышком Саша и я.
  -Но ты же тоже был там...- защищался я.
  -Я ушел! Ушел, хотя сам Измаил Измайлович мне нравился. Он всегда держал данное слово, был щедр, но его все глубже втягивает в свои дела носатенький сыночек! И уже втянул. Имею некие сведения. Так что бегите оттуда оба. Кстати, ты где так классно загорел?
  -На Кипре.
  -Да? Хорошо загорел. Дай-ка я твою макушку порассматриваю.
  Саша удивленно, ведь адвокат не был посвящен в тайны моего дара от удара молнии, смотрел, как психиатр мнет мой обритый череп крепкими пальцами и рассматривает в лупу.
  -Так! - как всегда говорил Валерий Семёнович во время осмотра. -Изменения все-таки есть и очень странные...
  -Какие? - встревожился я.
  -Странные, именно, странные. Сама плешь стала меньше! Очень редко плешь уменьшается, в девяносто случаев из ста она может только увеличиваться. И цвет у неё стал более нормальным, хотя все ещё фиолетовый. Голова не болит? Ты чем мажешь голову?
  -Ничем не мажу. А вот собачку в метро - глажу по-прежнему. И сегодня гладил, - весело ответил я.
  -На здоровье, гладь своего кобеля, коль ума не прибавил. Или это сучка?- сказал психиатр.
  Саша весело рассмеялся. Глезарин тоже хмыкнул, положил на стол лупу, взял молоточек, простукал мои колени, посвятил лампочкой в глаза.
  -Ладно, осмотр-допрос закончился. Сообщаю - рецепторы стали хуже, реакция - медленней, а сам ты выглядишь уже не пацаном, а почти мужиком. Как говорится - похужал, но возмудел. И, наверное, продолжаешь коньяк глушить?
  -Выпиваю, когда шеф просит. Зато голова не болит, как было после твоих таблеток. И ещё многое могу!
  -Знаю о твоих успехах. Черт в тебе сидит! Ты хотя бы раз в церковь сходил?
  Я смутился и даже растерялся.
  - Вот! А это было бы важней твоей собачки. Ладно, поехали. Мне, кстати, с вами по пути. В Метрополе меня ждет немецкий психиатр.
  -А у нас совещалка с шефом. Какая тема? Ума не приложу! - Саша задумался, разминая сигарету . - Скрытным стал Измаил Измайлович.
  -Спроси у нашего Мессинга, - пробурчал Глезарин. - Он в мозги то шефа и влезет.
  Когда я встал и потянулся, Валерий Семенович добавил:
  -Ты, кажется, и подрос немного. И потолстел.
  Мы не спеша прогулялись вдоль Никитского бульвара, я показал на желтый десятиэтажный дом, где жил когда-то в детстве, и где испытал и запомнил навсегда свой первый настоящий поцелуй с красавицей лифтершей. Про поцелуй я ничего не сказал, но намекнул, что здесь встретил свою первую любовь.
  -Так ты в Доме полярников жил? Сколько же тебе было лет? - поинтересовался Саша, подбрасывая носком узкого ботинка желтые листья.
  Я промолчал, но прохладная грусть словно нежно омыла меня, просветлила глаза и вызвала легкий озноб.
  -Да, - подтвердил Глезарин. - Скоро первые снега...
  В метро, как всегда забитым хмурыми пассажирами, мы молчали. А когда вышли из вагона, то психиатр стал рассказывать на ходу какой- то несмешной, путанный, анекдот, и лишь когда мы поднялись на эскалаторе наверх, торжествующе рассмеялся.
  -Вот - сказал он. -Я вас отвлек от вашей дурацкой привычки - гладить эту собаку неизвестно какого пола.
  -Собачьего, - рассмеялся Саша.
  -Если день будет плохим - ты, эскулап, будешь виноват, - хмуро и обиженно сказал я.
  -Буду, буду, вали все на меня! - крикнул, отрываясь от нас, Валерий Семенович.
  Шеф был уже на месте, и был Измаил Измайлович напряжен и как- то странно угодлив. Он посадил нас в креслица, налил коньяк в серебряные чарки, открыл коробку конфет.
  -Пейте, джигиты, - грустно сказал депутат. - Сегодня прохладно, пришла настоящая осень.
  Мы выпили. Измаил Измайлович посидел молча, потом начал:
  -Скоро выборы в Госдуму. Но меня там не будет, то есть я не стану баллотироваться в неё. Э! - он поднял ладонь, предупреждая наши вопросы. - Я скажу всё. Так решили там, на Кавказе, так решила моя семья, и... мой сын!
  Здесь его голос дрогнул, а лицо ожесточилось. Шеф сделал паузу и снова налил в чарки.
  -Ты, Саша, не пропадешь, тебя я порекомендую тому, кто придет в Думу от нашего региона, ты получишь деньги за год, отпускные, я и премию выдам. Ты ещё не уволен, у тебя есть время и самому что-то выбрать. Кем я буду работать здесь, в Москве - еще неизвестно...
  -А я? - вырвалось у меня.
  -Подожди, - депутат вздохнул. - С тобой особый разговор. Так вот, возможно я буду работать в представительстве от нашей республики. Тогда я смогу тебе (он кивнул Саше) что-то предложить официально. Ты же, джигит (он остановил на мне свой взгляд), будешь ждать моего звонка всегда, начиная с сегодняшнего дня и.. и... всегда. В Думу больше не ходи, я дела сворачиваю и поеду домой на три месяца. Но ты дважды спас меня, моего сына, тебе я даю вот что .
  Он, кряхтя, наклонился, вытащил из-под стола новенький желтый портфель-папку.
  -Э! Откроешь дома, - Измаил Измайлович снова поднял ладонь, когда я завозился с портфелем. Потом он встал и поднял чарку. - Мы славно поработали, наша команда была заметна! Вы - настоящие джигиты, верные друзья! Выпьем за то, чтобы мы встретились, снова вместе поработали, были здоровы и сидели на своих конях.
  Он выбрался из-за стола, потряс мне руку , а Саше сказал:
  -Ты останься еще на пол-часика. Кое-что обговорим. Прощай, джигит, и спасибо тебе великое за всё.
  Он обнял меня за плечи и повел к дверям. Я автоматически одел куртку, а Саша мне крикнул вслед:
  -Созвонимся! А ты был прав - не погладили мы собаку!
  У самой двери Измаил Измайлович шепнул:
  -Опасайся моего сына. Джафар узнал, кто его раскрыл. Мимино перед смертью рассказал.
  -Э! - добавил он, встретив мой взгляд. - Мимино получил то, что заслужил. А ты - живи! Ты молодой, всё впереди.
  Постояв с минуту в чистейшем и пустом коридоре, я пошел к заветному кабинетику. Наталья Владимировна, которую я так и не "сдал" шефу, была сухо официальна со мной, хотя было заметно, что недавно она проводила очередной секс-сеанс на своем ложе-столе. Была растрепана, а кофточка неправильно застегнута.
  -Нам надо пока прервать наши отношения, - сердито заявила она. - Слухи пошли ненужные. Не заходи и не звони, понял? И не спорь, понял? Пока-пока, понял?
  Под грузом свалившихся на меня неприятностей я опять не погладил собаку, и когда дома меня встретил звонок городского телефона, я знал, что опять пришла неприятная весть. И голос Марины был сегодня тороплив и смущен:
  -Миг-миг, - сказала Марина, - ты только не обижайся, но нам надо расстаться.
  -Надолго?
  -Да! Ты только не обижайся, но я выхожу замуж. За голландца. И уезжаю..
  -В Голландию?
  -Ну, конечно! Миг-миг, мне было хорошо с тобой, но я уже беременна от Адама. Ты только не обижайся!
  -Ты уверена, что не от меня? - всполошился и очнулся я.
  -Уверена, я считала дни. Уже три месяца! Мы были в Африке в конце августа, а ты на Кипре. Вот!
  -Так мы же еще встречались недавно, после отпуска, - ошеломился я. - А ты уже знала?
  -Ну, да! - голосок Марины окреп. - Я не хотела тебя расстраивать. Хотела одарить тебя своим телом на прощание.
  -Спасибо, одарила! Эх ты, Ева.
  -Почему - Ева?
  -Так друг твой - Адам!
  -Какой ты милый! И я тебя люблю! Помни меня. Ты только не обижайся! И ещё - не пей много! Пока-пока!
  Я только поздно вечером, уже накачавшись коньяком, вспомнил о портфеле и открыл его. Там было четыреста с лишним тысяч рублей и диплом, повествующий о том, что я закончил один из московских университетов и стал специалистом - менеджером с высшим образованием.
  -Все-таки Измаил Измайлович молодец, - пробормотал я, рассматривая документ. - Хоть и липа это, но спасибо! Может и пригодится...
  
  
  
  
  Глава 10.
  МИГ-МИГ и СУДЬБА
  Лучше медленно успеть, чем быстро опоздать.
  ("МиМ")
  В Госдуму меня не пустили.
  -Ваш пропуск аннулирован, - заявил мне пожилой охранник,
  -Кем? - спросил я, хотя все было ясно.
  Охранник пожал плечами. Я же хотел зайти туда, чтобы забрать забытый набор фломастеров. Но, пережив момент, мысленно плюнул. Звонить, просить о временном пропуске, не хотел. Главное, что в душе сложилось абсолютное ощущение, что Дума позади навсегда и делать там мне нечего. Да и не хочется. Бездумно и очень легко я прошелся по Манежной, заглянул на Красную площадь, где, как всегда, с немеркнущим восторгом, полюбовался Кремлем, потом, также не спеша, заглядывая под навесы киосков, прошелся вдоль вновь возводимой гостиницы "Москва". Вошел в метро и спустился на станцию "Площадь Революции", предвкушая душевное наслаждение подошел к бронзовой собаке, гордо сидящей у ног пограничника, и поднял руку, чтобы погладить её по морде, но мою медленную ладонь оттолкнула ледяная ладошка, вынырнувшая неизвестно откуда. Невысокая девушка без куртки, в легкой майке на голых плечах, потискала морду статуи и пошла к перрону. Я тоже погладил собаку и сразу же вошел в вагон, где увидел эту девушку, усевшуюся в уголок сиденья. "Ну и холодрыга" - пришло мне откуда то. Я нашел - откуда. Девушка совсем съежилась на своем месте и смотрела вокруг затравленно и в то же время с вызовом. Она уловила мой взгляд, а я мигнул . Её лицо с отвращением сморщилось, и она покачала головой. Я давно не принимал чужих мыслей, думская круговерть, таблетки Глезарина, коньяк, словно разбомбили, превратили в руины мой извилистый город под черепной коробкой. Но сейчас мне стало ясно, что девушке невыносимо холодно, и она не знает, куда ей ехать. Мы проехали несколько станций, в том числе и мою, девушка также сжавшись сидела в углу, я посматривал на неё, стараясь не мигать, но я знал, что мой взгляд она чувствует. На Партизанской она встала и вышла из вагона. Я за ней. Так, гуськом, мы поднялись наверх и вышли на холод. Она резко обернулась, сложила руки на животе и спросила:
  -Чего ты привязался ко мне? Кадришь? Так вот - у меня СПИД. сифилис, триппер, гонорея и рак матки. Доволен?
  Говорила она решительно, смело, но я чувствовал какую-то обиду и отчаяние. Похоже, она могла заплакать в любой момент. А хорошенькая она была до изумления! Все было хорошо - большие, серые глаза с несколько восточным продолговатым разрезом, открытый и ясный лоб, нежный овал лица, шапочка непослушных волос, изящно очерченные губы, ровная шейка над красивыми плечами, небольшая, но видимо, крепкая грудь почти видимая до сосков под цветной майкой, стройные ножки под короткой юбкой. Лет ей казалось семнадцать-восемнадцать. Не более. На лице не было макияжа и косметики. И что -то было ещё, неуловимое мною, непонятое, но что-то было...
  - Вам очень холодно! - мигнул я. - Вам некуда ехать! И вам хочется есть...
  Последнее я придумал от себя и угадал.
  -Ишь ты, - удивилась девушка. - Прямо провидец. То-то ты мигаешь мне. Все правильно, и даже жить мне не хочется. Ну и что из этого следует?
  И голос был хорош. Ровный, глубокий, без визгливо-крикливых оттенков, хотя слезы в нем уже слегка звякнули, а глаза потемнели.
  -Следует поехать ко мне в гости, - как можно убедительнее сказал я и даже руки прижал к груди. - Согреетесь, покушаете (меня передернуло от ненавидимого слово "кушать" , но Дума, её лексикон, сидела ещё во мне), отдохнете...
  -Потрахаетесь со мной! А как же - за халяву надо платить! А потом под зад коленом - прощай, Танечка, не плач!
   Я понял, что она сейчас заплачет всерьез. У неё уже дернулись, кривясь губы.
  -Нет! Приставать не буду ни за что! Не поддамся я. Клянусь! ( у меня получилось как у Бунша в фильме "Иван Васильевич меняет профессию")
  -Это почему же? - через силу улыбнулась Таня. - Нет сил?
  -Нет, силы есть. Но у меня СПИД, сифилис, триппер и рак... (я запнулся) да, рак мозга. Я не маньяк, не псих... я очень надежный парень.
  -Где живешь? - отрывисто спросила Таня.
  -На Бауманской. Десятый этаж. Лифт. Дверь налево. Мамы дома нет... чай и кофе - сколько хотите! Есть колбаса! Два сорта! Сыр! Масло! И горячая вода!
  Мы уже шли снова в метро, я скинул свою замшевую куртку и накинул на плечи девушки. Она вскинула на меня взор, и он явно смягчился...
  Первый раз Таня заснула ещё в ванной. Пришлось войти, растолкать её за голые плечи, она была такой устало-сонной, что абсолютно не реагировала на то, что лежит обнаженной перед постороннем парнем. Я повесил на крючок мамину пижаму, извлеченную из оставленного гардероба, и сказал, что ужин ждет. Она окончательно очнулась, прикрыла грудь и низ живота руками, но не завизжала, не протестовала, просто так глянула, что я даже смутился и сказал:
  -Извини, пожалуйста.
  И поскорее вышел. Вскоре она сидела с ногами на диванчике в пижаме, с закрученным вокруг головы полотенцем перед накрытым легким столиком и ела. Хорошо ела. А на столике были всё, что я обещал, плюс графинчик с коньяком, яичница, кусочек лососины, маслины, шматки сала, свежие огурцы... Ели, в общем, молча, я, конечно, суетился, подвигая ей лучшие кусочки, и радостно замечал, что несмотря на голод, ела она опрятно, неторопливо, посматривая на меня спокойно и выжидающе. Нравилась она мне ошеломляюще. И всё больше и больше.
  -Ну, подкидыш, - пошутил я, и Таня слегка улыбнулась, - сейчас сварю кофе. Ты пока доедай, я мигом! Ты какой кофе любишь?
  -То есть? - спросила Таня.
  -У меня три сорта... Ладно, выберу сам.
  -Это правильно, - отметила она, - сам выбирай...
  Когда я вернулся с турку, полной горячим кофе, она снова спала в неудобной позе, правая рука была под головой, левая держала маленькую вилочку с ломтиком сыра. Улыбаясь, я попытался вытащить вилочку, но девушка во сне сжала её сильнее и отдавать явно не хотела. Тогда я поддернул её под колени и подмышки, и понес в комнату мамы. Вилочка по пути упала. Она на миг открыла затуманенные глаза и возмущенно, но как бы сквозь бред, сказала:
  -Ты же обещал не приставать! У меня же... сифилис, а у тебя СПИД, но ты же не маньяк, я знаю!
  -Не маньяк, не маньяк, - успокоил я Таню, укладывая в мамину кровать. - Спи спокойно.
  Она снова засыпала, и я все-таки не удержался - прижался губами к её щеке, а потом поцеловал в губы. Она чмокнула уже в воздух, сказала - "спасибо" - и отключилась окончательно. Я в немом восторге постоял над ней, вернулся в свою комнату и, уже не тормозя, стал пить коньяк и жадно есть. И я уже точно знал- это девушка появилась в моей жизни не просто так.
  
   * * *
  Утром, уже в десять часов, я осторожно заглянул в мамину комнату. Таня сидела на кровати, охватив руками колени. И удивленно-осторожно оглядывала все вокруг.
  -Привет! - пропел я . - Выспалась?
  -Как будто... А что, ночью... мы не... А?
  -Спали, спали в отдельных комнатах. Я ж не маньяк! А это комната мамы. Слушай, Танечка, ты пока отдыхай, а мне надо съездить по делам ну, на пару часиков. Можешь валяться, смотреть телик, читать книги...
  -Да уж, - качнула растрепанной головой девушка, - книг у вас до черта! Это ж надо всю жизнь читать. А стихи есть?
  -Есть, - удивился я и мигнул. - Я поехал.
  -Ты меня одну оставляешь? - сообразила девушка. - Ты ж меня не знаешь! Вдруг, - я воровка? Какой ты смелый. И чего ты все мигаешь?
  -Радуюсь тебе! Вот и мигаю. В общем - жди и... Мобильник есть?
  -Нет! И документов нет! А если я убегу? У меня такие проблемы! Ты ж не знаешь!
  -Вот и узнаю! Все расскажешь, кстати, твои вещи стираются в машинке. Сбежать тебе не в чем, а мамины вещи тебе велики. На кухне все есть! А мне, правда, надо съездить в одно место. К шефу одной фирмы. Это с поиском работы связано (это было правдой). Единственное, что плохо, это ...
  Она тут же насторожилась.
  -Нет туалетной бумаги! - засмеялся я,- но есть салфетки. Море салфеток. Я бегу!
  Я, действительно, почти побежал и не сразу понял, что попавшее в мозг "дурачок какой-то" было от Тани...
  
  Глава 11.
  СМЫКАНИЕ СУДЕБ
  Прошлое - память, будущее - неизвестно, настоящее - миг. Значит, мигать надо как можно чаще.
  ("МиМ")
  Вернулся я через четыре часа. Ни черта с этой работой не вышло, Мой "мерс" с трудом пробирался к Бауманской, я злился, но больше всего нервировало, что с девушкой не было связи, и я до дрожи боялся, что она все-таки сбежит. Ворвавшись в квартиру, звеня ключами, я первым делом кинулся к комнате мамы и замер перед закрытой дверью: там явственно слышались голоса. На рывком распахнутую дверь обернулись две женские головы: мамы и Тани. Мама плакала, а Таня держала её руки в своих ладонях.
  -Как это? - бестолково спросил я. -Мам, ты откуда?
  -Какая судьба, какой кошмар, - завсхлипывала мама. - И какая девушка. Это подарок, это сокровище! Не бросай! Я вот приехала за пижамой, смотрю - девушка, в моей пижаме, стала расспрашивать и... вот!
  "Вот это обработка" - подумалось мне. - Что ж такого она рассказала маме?"
  Через полчаса мы втроем сидели на кухне, пили кофе и ели бутерброды. Таня уже была в просторной маминой кофте, которая как платье спускалась до середины бедер. Мама трещала без умолку:
  -Ты должен ей помочь, помочь! Мы вместе поможем, таких девушек надо беречь. И ты ей поможешь.
  -В чем?
  -Вернуть её сумочку, отнять её у негодяев! Дать ей шанс начать все сначала.
  -Какую сумочку?
  -Мою. Там документы, телефон, - сказала Таня и зябко повела плечами.
  -Тебя знобит? - заботливо склонилась к ней, как к дочери, мама. - Попей чай с медом.
   Из какого-то тайника на балконе она извлекла пыльную баночку, протерла её и наскребла в блюдечко мед.
  -Мне пора! - заявила мама. - Проводи меня.
  -А как же пижама? - всполошилась Таня.
  -Носи на здоровье! - воскликнула мама и поцеловала девушку в лоб. - Ох, да ты же горишь вся! Лечи, лечи её, сынок.
  В прихожей она положила мне руки на плечи и проникновенно произнесла:
  -Эта девушка твоя судьба! Я влюбилась в неё сразу, а то, что она рассказала,.... - здесь она возвела очи вверх. - Ведь она сирота, отца нет, маму недавно зарезали в Балашихе! Ты знал это?
  -Откуда? Я её не расспрашивал, не успел...
  -А ты расспроси! А душа её чиста, она так интересно говорит, оригинально мыслит! Она - Золушка! А ты заметил, что квартира прибрана? Это она! Она любит стихи! Да, тебе, вернее - вам, деньги нужны?
  Денег пока хватало. По моим расчетам при скромной жизни, хватило бы на год с лишним. Об этом я сказал и Тане, когда вернулся и предложил остаться у меня на неопределенное время.
  -Будем вести бедную, но достойную жизнь - с пафосом заявил я. -А бедности , как известно, стыдиться не надо...
  -Но и гордиться ею нельзя, - закончила мой пафос мудро и вдумчиво юная Таня и чихнула два раза.
  Нос её покраснел, а глаза заслезились.
  -Похоже, я расклеилась. Можно, я прилягу? Мне твоя мама позволила жить в её комнате... Заболела я, но ты не бойся - это всего лишь простуда. Это не...
  -Не сифилис и не рак! Конечно, ложись - возликовал я в душе, - болей сколько влезет.
  -Это не надолго, - девушка оперлась о мою руку своей горячей ладошкой.
  Я отвел её в комнату, уложил в постель и снова не удержался - поцеловал её в щеку возле сухих губ. Она не ответила. Через несколько минут я поставил ей градусник под безвольно приподнятую руку и приволок кучу лекарств из домашней аптечки мамы. Градусник показал точно 39! Решив, что надо вызвать врача, я вовремя вспомнил, что никаких документов у гостьи нет. Но был же Глезарин...
  Психиатр примчался с чемоданчиком, где был весь набор дежурного врача, в том числе и клизма. Послушал, помял, простучал её по бесстыдно открытой груди, посчитал пульс, посмотрел мои лекарства.
  -Ничего страшного, простыла девочка, плюс горлышко воспалено. Постельный режим! Одиночный, подчеркиваю, постельный режим.
  Потом Валерий Семенович перечислил, какие и как давать лекарства, затем вперил в меня свой гипнотический взгляд :
  -А теперь ты! Садись и показывай макушку.
  -Да зачем это тебе? Диссертацию пишешь?
  -Пишу, пишу, - он увлек меня в другую комнату и усадил на стул. - Так, нога за ногу - раз!
  Я так и сделал. Сначала он проделал обычный ритуал с моими рецепторами, по коленям бил яростно, в зрачки влезал глубоко, потом стал изучать череп, как всегда, бормоча:
  - Цвет макушки стал почти нормальный, и... черт возьми, она стала ещё меньше. У меня такое ощущение, что твой спокойный образ жизни, вне Думы, приводит тебя в нормальный человеческий вид. Вернее, в состояние. А как насчет чужих мыслей? Черепа?
  -Черепов не видел, твоего тоже, а мысли чужие тоже не приходили, или нет, все таки приходят - вон Таня меня дурачком окрестила. Про себя. Я уловил.
  -Дурачок - это твое постоянное состояние, и его тебе угадать не сложно. А откуда эта волшебная, простуженная девушка?
  -Волшебная, - согласился я, - потому что появилась как Золушка...
  -На балу?
  -Почему на балу? Ах, да, нет, скорее как девочка со спичками у Андерсена. Помнишь?
  -О! Девочка - нищенка?
  -Именно.
  -Но очень красивая нищенка. Давно таких не видел. Как она насчет психики?
  -Здоровее нас обоих.
  -Ты уверен? Но потом, когда выздоровеет, покажешь мне...
  -Ты и так всю осмотрел.
  -Ты не ревнуй, не ревнуй, красивых и голых я видел достаточно. Лучше - налей! У тебя ж коньяк всегда есть?
  Мы выпили по полстакана. Глезарин все поглядывал в сторону маминой комнаты. Потом задумчиво произнес:
  -Надо бы ещё раз её послушать. Я не уверен в её легких. А?
  -Б-э-э, - ответил я, - иди ка домой, господин псих. Все будет в порядке.
  С явной неохотой Валерий Семенович все-таки ушел. Я же начал во-всю лечить девушку. Поил её чаем с медом и молоком, давал лекарства, бесконечно ставил градусник. Уснул я сам только в три часа ночи, не раздеваясь, на маленькой кушетке в кухне...
  Жар спал к утру. Я принес Тане чай с молоком и подмигнул.
  -Спасибо, - слабо поблагодарила девушка. - А чего ты все время подмигиваешь?
  -Привычка после падения с дуба. Повредил веко. Меня и в школе Миг-мигом звали.
  Таня села, я ей подложил под спину подушку, и девушка стала прихлебывать чай. Потом приняла лекарства, облегченно вздохнула и откинулась на спину.
  -Ох, хорошо! Ещё раз спасибо... А можно, я тебя тоже буду Миг-мигом звать? Это прикольно.
  -Зови, если тебе это поможет выздороветь. Что ты ещё хочешь?
  -Ничего, Миг-миг. Хотя... конфеты есть?
  -Сколько хочешь! Какие тебе?
  -"Раковые шейки" есть?
  -Есть, есть! - заорал я. - Любимые мои!
  -И мои...
  Я принес горсть конфет и высыпал прямо на одеяло. Таня развернула обертку и сунула в рот полосатую тушку.
  -Я их люблю с детства, - посасывая конфету сказала девушка. - Мне мама всегда с работы приносила по одной -две конфетки.
  -А где она работала? - ни о чем не подозревая спросил я.
  -В Доме полярников, лифтершей...
  Я, похоже, взвизгнул. Таня удивилась:
  -Ты что, Миг-миг, тоже простыл?
  Теперь, сквозь осветившуюся память, я и осознал то непонятное и волнующее, что шло от облика моего найденыша.
  -Лифтерша... - прошептал я.
  -Да, лифтерша! - с вызовом сказала Таня. - Тебя это коробит? Скажу больше - она проворовалась, попала в тюрьму, потом вышла на свободу, мы неплохо прожили лет пять, а потом её нашел один хахаль, из уголовников и... зарезал! Вот такая мама! Что, теперь, точно, выгонишь?
  -Теперь - никогда!
   Я сел на кровать, уверенно привлек к себе любимую и поцеловал в ещё горячие губы. И это был тот самый поцелуй...
  
  Глава 12.
  МИГ-МИГ и КРИМИНАЛ
  Подонок не может быть счастлив, ведь он - подонок!
  "МиМ")
  Я сидел на маминой постели, держал Таню за руки и осмысливал все, сказанное моей любимой. Мы ещё не были близки, я не хотел нарушать то ощущение сказки, что пришло в момент осознания, чья она дочь и первого настоящего поцелуя. И она, я убежден, понимала меня, ведь взгляд девушки стал совсем другим, мягким, смеющимся и добрым. Исчезла колючесть в репликах, фразах, движения стали плавные и покойные.
  -Так что будем делать? - спросил я на третий день, когда её вечерний рассказ угнездился в моей голове, вызвав там хаос и удивление.
  -Найдем машину, съездим туда завтра, в тот дом, где живет этот гад, и заберем мои вещи!
  -Машина у меня есть. А он отдаст твои вещи?
  Таня удивилась:
  -Ты что, Миг-миг! Конечно нет! Он подонок, мразь... Мы все сделаем тайком! Я этот дом наизусть знаю. Три недели там была. В понедельник он уезжает в город к двенадцати. Спускает собак. Рей и Джина. Они меня отлично знают! Сзади участка есть слабое звено - металлический штакетник, он отодвигается. Там же дверь со сломанный замком. Я ведь оттуда сбежала. Как раз в тот день, когда он хотел передать меня арабским перекупщикам, чтобы сплавить в какой-то бордель... Успел, гаденыш, ещё раз трахнуть! Шутил: "Чтобы крепче помнила!" Вот и все. Возьмем мою сумку, куртку, а, главное, документы. Я знаю, где это все лежит. Сегодня воскресенье?
  -Как будто.
  -Вот и поедем завтра! Миг-миг, а ты не боишься?
  -Боюсь! Охрана там есть?
  -Охранник ездит с ним в Москву, а возвращаются они поздно. Я все продумала: приедем днем, позвоним, постучим, убедимся, что никого нет, войдем, возьмем и уедем! Все очень просто!
  -Слишком просто...Так не бывает. Что-нибудь да вмешается в эту простоту. Ещё и пристрелят...
  -А мы будем осторожны! Осторожность - это тоже смелость, только мягче. А смерть - это всего лишь остановка между прошлым и будущим. Миг-миг... милый Миг-миг...
  Голос её стал глубоким и волнующим. Она обняла меня, прижалась губами к губам и стала тянуть на себя. Сопротивляться было невозможно, хотя я понимал, что это была плата за мое согласие! Но какая же эта была плата! Восторг и нежность, полное растворение в любимом существе, ласки и возврат ласок, наслаждение и сладкая боль! И неожиданный мой вскрик:
  -Роди мне ребенка!
  Таня замерла на мгновение, дрогнула и снова окунула меня в водоворот и сплетение ласк.
  Утром Таня впервые за все эти дни сама будила меня. Она была уже одета в мамины старомодные брюки, кофту почти до колен, голос её был суров и сосредоточен:
  -Вставай, Миг-миг! Ехать далеко! Завтрак на кухне.
  В тарелке дымилась гречневая каша, лежали бутерброды. Таня налила мне кофе и стала складывать в небольшой холщёвый мешочек колбасу и хлеб.
  -Это собакам, - пояснила она, - а это - нам!
  В мешочек нырнул и мощный столовый нож...
  -Ничего, - заметила она, уловив мой тревожный взгляд, - на всякий случай...
  Я специально проехал через центр, вдоль осыпавшегося Никитского бульвара, и Таня вскрикнула:
  -Вот дом, где работала мама!
  Желтая махина проплыла мимо, и я снова представил, как вхожу в этот громадный подъезд и слышу веселый голос:
  -Привет, Серая шейка!
  Но тот же голос прозвучал и в машине:
  -Миг-миг! А ты классно водишь. Давно у тебя этот лимузин?
  -Почти два года.
  -А где бабки взял? Это же "Мерседес"?
  -За работу подарили.
  -Ого! А что за работа?
  - Помог кое-кому, политику одному...
  Здесь у меня возникла мысль, что не плохо бы было заручиться помощью Измаила Измайловича, но было уже поздно. Притихла и Таня, лишь когда мы выбрались за пределы Москвы и углубились в аккуратные улочки хорошо обустроенного посёлка, она стала указывать:
  -Направо.. вон туда! Теперь за поворот. Снова направо. Вон, видишь, дом двухэтажный, вот объезжай его... Стоп!
  Все происходило так, как расписала Таня. На звонки и стук никто не отвечал, собаки, азиатские овчарки, слопали колбасу и хлеб, дружелюбно пропустили нас на участок и не препятствовали входу в дом. Правда, замок на двери черного хода, пришлось отжимать тем самым столовым ножом. Таня отжала...
  В большом холле, где мерцал не выключенный громадный телевизор, Таня уверенно огляделась и громко, как-то злобно, распорядилась:
  - Опять телик не выключил... Стой здесь! Я сейчас в кабинет Джафара заскочу. Там все лежало. Если не увез, нет, не должен был - все заберу и ходу! Жди! - Таня побежала вверх по лесенке с резными перилами и исчезла с ножом в руках.
  -Джафара? - пробормотал я и оглянувшись увидел в простенке окон громадное цветное фото того самого носатого сына моего депутата. - Это просто кошмар какой-то... Не может быть!
  Я смотрел и смотрел на это фото, потом уловил какое-то движение сзади, обернулся и увидел живое воплощение фотографии - Джафара в пальто и с пистолетом в руках.
  -Ну, и что тебе, парень надо здесь?
  Я молча мигнул.
  - Ты не подмигивай, дурачок, легче не будет. Кто тебя послал, зачем?
  В окно я заметил, как шофер-охранник, высокий, худой парень, закрыл ворота и двинулся в дом. Как же я не заметил приезда машины! Джафар проследил мой взгляд и покивал мне:
  -Да-да! Сейчас Ники придет, чтобы твое тело вытащить, но сначала признайся - кто ты и зачем!?
  -Миг-миг! - раздался звонкий голос. - Нашла!
  Таня сбежала с лестницы с небольшой сумкой и курткой в руках и, словно споткнувшись, замерла как раз перед вошедшим Ники, который тоже вытащил пистолет. Джафар открыл рот:
  -Вон в чем дело! - протянул он. - Птичка прилетела в свою клетку с молодым орлом! Чтобы поклевать мои денежки?
  -Я взяла только свои вещи, - голос девушки дрожал. -Только свои!
  -Ага! -Джафар начал явно наслаждаться ситуацией. -Ну-ка, встаньте рядышком!
  Я омылся горячим потом и шагнул к Тане. Джафар восторженно и гортанно вскрикнул:
  -Ах, какая пара! На обложку журнала! Порнографического! Ники - ты сейчас прихлопнешь орла, а бедную куропаточку мы отправим туда, куда она и должна было отправиться недельку назад! Папа! Иди сюда!
  Открылась входная дверь, и в холл вошел собственной персоной Измаил Измайлович, причесывая на ходу свою курчавившуюся голову. Он замер, не опуская руки с расческой, и машинально сказал:
  -Привет, джигит! Ты зачем здесь? А ты вернулась? Ничего не понимаю.
  -Здравствуйте, Измаил Измайлович! - судорожно-весело воскликнул я, а теперь и Джафар, и Ники изобразили высшую степень изумления. - Мы вот с Таней решили её вещи забрать.
  -Папа! - Джафар опустил дуло пистолета вниз, тоже сделал и Ники. - Ты его знаешь?
  -Ещё бы не знать своего помощника. Великого провидца!
  -Так это он? - воскликнул Джафар. - Тот самый?
  -Он-он, - кивнул отец. - Тот самый.
  -Папа! - Джафар снова приподнял пистолет. - его надо убрать. Они все знают! Заложат!
  -Заложишь? - спросил меня депутат.
  -Нет, - ответил я с дрожью, потому что вдруг увидел под холеной кожей бывшего шефа силуэт черепа.
  -Папа! Он врет! - взвизгнул Джафар и четко прояснился под прилизанной шапкой волос хищный черепной оскал.
  -Мотайте отсюда! - кивнул на дверь Измаил Измайлович. - И забудьте все, что видели и слышали. Это ваш шанс на жизнь.
  Мы летели, обгоняя все автомобили. Танечка молчала, прижав к груди свою сумку. Дома она лунатически разделась, затем, без передышки, яростно, истерично расплакалась.
  -Джафар найдет нас, найдет! - кричала она, всхлипывая. -Охранник запомнил машину, номер, его папа знает тебя лично. Они не упустят нас. Что ты молчишь? О т страха онемел?
  -Они не достанут нас, - я уже все понял и был философски спокоен. - Завтра они умрут. А может быть сегодня... Будь уверена!
  -Дурачок ты, - проплескивая слезы и уходя в мамину комнату отозвалась любимая. - Умрут! С чего вдруг? Отдохнем - и начнем собираться, надо мотать отсюда... Я иду спать, не мешай мне.
  В полдень, когда мы проснулись, я не мешал Тане собираться в дорогу, что выразилось в том, что она скинула в свою сумку несколько своих вещей и, поколебавшись, мамину пижаму. Потом девушка подсела ко мне, взяла чашку с кофе. В маленьком экране кухонного телевизора мелькали события прошедшего и текущего дня. Затем прозвучало:
  -Криминальные новости! Сегодня, приблизительно в 10 часов утра, возле своего частного дома были застрелены... и его сын, коммерсант Джафар Измайлович.
  Чашка наклонилась в руках Тани, и кофе пролился ей на живот.
  -Это ты? - с ужасом спросила девушка. - Когда ты успел? Это ты?
  -Почти! - не стал разубеждать любимую я. - Когда-нибудь все объясню. А вещи теперь можешь вынуть из сумки.
  
  * * *
  Молодость - это болезнь, которая проходит сама собой. Значит, болеть ею надо как можно дольше!!!!!
  ("МиМ")
  Ровно через месяц я позвонил Глезарину.
  -Все! - сказал я ему на обычное "алло". - Голова пуста - ни черепов ни чужих мыслей.
  -Я так и знал, - хмыкнул психиатр. - Так и знал. Я - гений.
  - Что ты знал? - насторожился я.
  -А то, что любые странности в психике может излечить только большое потрясение.
  -Ну, и какое же у меня потрясение?
  -Твоя большая любовь, дружище. Потом встретимся, я осмотрю тебя. А пока - поздравляю! Лучше быть обычным, но необычно влюбленным, чем быть необычным и никого не любить. До встречи!
  Звякнул входной звоночек. Я открыл дверь, в которую влетела мама, припорошенная свежим снегом. Мы поцеловались, и пока я отряхивал шубку, вешал её, мама прошла с сумкой на кухню, высыпала на стол домашние пирожки, воздвигла на стол бутылку шампанского, чмокнула в щечку сонную Таню. При этом она, скрывая то ли смущение, то ли ещё что, тараторила, не глядя в глаза, без умолку:
  - Как у вас хорошо. И у нас все хорошо. Погода прекрасная, снежок такой милый! Мы решили расписаться, Жорж снимает новый фильм, а мне дали готовить новую передачу, я прибавила в весе, а Жорж похудел, ты, Танечка, отлично выглядишь, а кошка ничего не ест, погода чудесная, об этом я уже говорила, а....
  -Да говори, мама, что там главное у тебя! - не выдержал я. - Я же чую.
  Мама плюхнулась на кушетку. Глубоко вздохнула. И выпалила:
  -У тебя будет братик. Или сестра. Я беременна. Вот уже три недели. Жорж очень рад!
  Рядом с мамой тихо прикушетилась Таня и добавила:
  -И у нас будет кто- то! Дочка или сын. Я тоже беременна. И тоже уже три недели.
  Я неудержимо замигал...
  
  К О Н Е Ц
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"