Кажется, древние китайцы считали, что чтение книг бывает разных видов. Когда читаешь, и вообще не понятно, что автор имеет в виду, когда читаешь, и думаешь, надо же, не один я так полагаю, не только мне вот такое в голову приходит, и когда вступаешь в диалог с автором, дискутируешь с ним о его мыслях. Не оспаривая несомненную мудрость достойных жителей древного Китая и ни в коем случае не претендуя на оригинальность, рискнем тем не менее предложить еще один способ чтения книг.
1
Семен Сергеевич Анищенко купил книгу, как обычно с ним это и происходило, по чистой случайности. Бесцельно ходя по магазину, выбрал из стопки, полистал и понес к кассе. Книга называлась "Сборник произведений неизвестных авторов времен гражданской войны" и представляла собой, судя по аннотации не менее неизвестного критика времен гражданского перемирия, выписки из найденных на полях сражений дневников бойцов Красной Армии.
Семен Сергеевич оплатил покупку у полной уставшей кассирши. Смотря на лицо этой женщины Семен Сергеевич хорошо понял, как должны выглядеть операторы пейджинговых компаний, безо всякого сомнения передающие сообщения вроде "Можешь забрать свою дозу у меня" или "Сколько можно возить труп в багажнике? В салоне уже воняет".
Добравшись до бульвара и упав на свободное место на лавке Анищенко открыл наугад новоприобретение, выбрал начинавшееся на этой странице стихотворение и прочел:
"..Кони мыслей моих, и отчаянья бред
Не имеют значения на передовой.
Я б ушел навсегда, только выбора нет.
Стережет эту крепость суровый конвой.
Пестрых дней череда, под рубахою крест,
Не понять это все между битв второпях.
Мне бы сесть под каштан, под тенистый навес
И почувствовать там, почему мы в цепях.."
Семен Сергеевич смутно припомнил, что подобная символика встречалась ему в какой-то песне и решил, что книга, видимо, достаточна известна, раз упоминание о ней попало на эстраду. Следующей мыслью он усомнился, что в Красной Армии, насколько он ее помнил по своей молодости, мог долго оставаться человек, задававшийся подобными тривиальными вопросами. В армии подобные вещи у Семена Сергеевича решались на раз уже в первый месяц нарядов по столовой. Видимо автор был призван в ряды незадолго до написания этого восьмистишия.
Следующее размышление вообще не вписывалось ни в какие общепринятые представления о бойцах:
"..На восходе сад камней освещается лучами солнца. Входят двое, многое постигший Мастер в годах и его молодой ученик, стремящийся во всем походить на учителя.
- О, Мастер, если вы знаете даже это, то тогда для вас не составит труда рассказать мне, почему здесь все так несправедливо устроено.
- Мне не составит труда рассказать, но для тебя сейчас невозможно будет понять то, что я скажу. Спроси у великого композитора, как тебе писать музыку и он скажет: "Очень просто, друг мой, берешь синюю ноту, затем зеленую и, наконец, красную. Так строится любая мелодия. Главное не повторять цвета.".."
Семен Сергеевич крепко задумался и попытался связать прочитанное с гражданской войной. У него не получилось, он полистал книгу еще раз, плюнус с досады на пустую трату денег, и, оставив сборник в мягкой обложке на скамейке тяжело двинулся за более привычным чтением в направлении газетного лотка.
2
Нога болела. Леха в очередной раз пообещал себе и близко не подходить к раме два месяца. В подобном обещании была изрядная доля лукавства: встать на скейт в ближайшие месяцы светило Лехе примерно так же, как светит в Москве созвездие Южный крест. Надо было ждать, пока на ногу можно будет наступать. Леха удобно полулежа устроился на лавке и от нечего делать взял почитать оставленную кем-то книгу. На обложке был нарисован вечерний лес и силуэт человека с винтовкой с примкнутым штыком.
"..Отчего мне кажется, что войны здесь нет?
Отчего мне радостно здесь встречать рассвет?
Кажется, я видящий сквозь туман и дым,
Кажется, погибну я все же молодым.
Но жалеть об этом глупо было б мне.
Все равно, что при смерти думать о войне.
Кажется, я видящий сквозь туман и дым,
Потому не страшно мне, гибнуть молодым.."
Самым кратким и ёмким описанием состояния Лехи, прочитавшего стих было "в ахуе". Появлялись мысли о воевавшем и не вернувшимся с войны деде, о том, как Леха похож на отца, а отец на старую фотографию из семейного альбома. В общем, закрадывалось такое подозрение, что автор был родственником читателя, причем близким. Достоверно установить это не представлялось возможным. Мысли послушно приняли заданное книгой направление:
"Не, ну вот бывает же, прикинь, да. Короче, только вчера с Маратом перетирали об этом же. Там много всего разного было, но до чего по концовке договорились. Типа если ты просто за бабки рубишься, то вообще не ясно, зачем это все. А если находишь в этом реальную мазу, то тебе постоянно по кайфу, хотя делаешь ну просто то же самое. Получаться там у тебя все начинает как надо, замечать всего реально больше начинаешь. Я, конечно, чувствую, что многие чуваки на это заморачиваются, но что б на гражданке еще. Обалдеть." Леха перевернул наугад несколько страниц:
"..Представь себе, продолжал Мастер, что ты карп и пытаешься понять откуда в твоем пруду берется вода. Ты всю жизнь плаваешь в этом пруду, дождь для тебя - это волны, деревья на берегу - это тени. Сначала ты много говорил об этом с родителями и учителями. Тебе объяснили все, что положено знать карпу о воде. Но ты чувствовал, что тебе этого мало, и ты исплавал весь пруд. Говорил с умнейшими рыбами своего времени и с рыбами, которых все считают ненормальными. Похоже, что из них никто никогда не покидал пруда, только одна плотва рассказала о своем мистическом опыте. Несколько лет назад непреодолимая сила потянула ее к свету во время обеда. Прозрение было неожиданным и болезненным. Плотва описала свои видения так - вне пруда нестерпимо горячо, ярко и совершенно невозможно дышать, а вода - постоянно колышащаяся темная масса. Карпу ничего не скажет такой рассказ.."
Вслед за плотвой мистическое чувство у Лехи достигло предельной концентрации. Придуманый им на днях пример был о ванной комнате, но суть от этого не менялось. Находившемуся в ванной предлагалось разобраться, откуда в кран поступает вода не покидая пределов комнаты. Поняв, что сейчас от читающей мысли книги ему поплохеет Леха попробовал встать на разбитую ногу. Боль была терпимой и он, подобрав скейт ушел домой замазываться зеленкой и размышлять о неновизне всего сущего под луной.
3
Катя поставила папку с рисунками на лавку и, поправив юбку села на край скамьи ждать преподавателя. Она пришла минут за 10 до оговоренного времени. Сегодня свою книгу Катя оставила второпях дома и лежащий на скамье сборник Лапищева и Сумлянского был очень кстати. Ей хвалили эту книгу друзья и, не особо удивляясь такой своевременной находке, Катя начала читать с самого начала.
"Как давно известно, в военное время творческий потенциал человека на пике эмоций проявляется особенно сильно. Составители этого сборника уверены в особой энергии, содержащейся в рассказах и стихах гражданской войны. Здесь каждый сможет найти для себя что-то свое; причем незаметно, исподволь эти произведения изменяют читающего. Мы не готовы сейчас стопроцентно утверждать как это происходит, но обещаем в скором будующем опубликовать результаты исследований нашей Лаборатории Системной Нейролингвистики.."
Естественно, она много раз встречала в книгах и разговорах эту мысль. Только выражавшие ее слова были другими. Чаще всего, правда, речь шла о силе проклятий, сотворенных в сердцах. Целиком Катя согласиться с вступительным словом не могла, потому как лично знала нескольких людей с потока, чья проза, даже в написанная под дулами пулеметов, не заставит прочесть ее дальше второго предложения. В целом позиция авторов была понятна, Катя продолжила:
"..Разведчик как поэт, на дрожи нервов,
Он как артист, ему нельзя соврать.
И если не вжился в свою легенду,
То эту партию ты должен проиграть.
Нет славы, сцены здесь, нет декораций,
Здесь все всерьез, растрелы и тюрьма.
И от своих мы в полной изоляции,
По-русски думаем, что б не сойти с ума.."
Эта мысль, донесенная предложениями похожими на уродливые железобетонные конструкции, показалось Катя очень вторичной и не глубокой. Тему необходимости отождествления себя со своей легендой явно можно было раскрыть получше. Она оторвала взгляд от книги и поискала им на бульваре нужного ей человека. Преподаватель как раз не спеша шел вниз по бульвару и Катя, оставив находку ждать следующего читателя двинулась ему навстречу отдавать свои рисунки.
4
Сказать, что Степе было херово - это не сказать ничего. Данная ему в ощущениях объективная реальность на данный момент более всего напоминала настоянный на запахе вчерашнего застолья спазм желудка. Несмотря на послеобеденное время он проснулся минут 20 назад, понял, что пива в холодильнике нет и побрел к ближайшему ларьку. Сейчас он, влив в себя первую бутылку понемногу начинал замечать менее физиологические составляющие окружающего пространства.
Первым попавшимся ему на глаза предметом, за который он судорожно ухватился дабы снова не потерять связь со всеобщей объективной реальностью, была книга. Прочел в ней Степа вот что: "На восходе сад камней освещается лучами солнца". "Да базару нет", начали оживать странные похмельные мысли Степана: "Солнцу в принципе однохуйственно что освещать, сад камней или помойку. Это мы почему-то решили, что есть разница между тем что светит и тем на что свет падает.
А еще какие-то древние пидорасы придумали, что сад камней может спокойно понтоваться перед помойкой и считать, что его свет самый правильный. А потом помойки со временем поверили что это так и теперь что бы какая-нибудь помойка поняла хотя бы, что она сад камней (хотя по уму ей бы надо помнить, что она солнце) ей надо долго лечить мозги. Хотя, может так и надо, кто-то же на этом зарабатывает. Дай Бог, что бы не такие же помойки, как те, чьи мозги они лечат. А то эти, пожалуй вылечат".
Думал Степан, открывая вторую. Следующее предложение, попавшееся ему в книжке было: "Кони мыслей моих и отчаяния бред". "Ну, в натуре бред. Чем писать стихи про коней лучше бы это время потратил на размышление о.. Ну, реке например. Раз ты такой поэт, бля, так сиди да размышляй о добре и зле, свободе и несвободе. А о конях.. Не, о конях не стоит".
Степа каким-то образом почувствовал, что мироощущение стало достаточно позитивным для того, что бы пойди от этой лавки в гости к кому-нибудь из друзей и спросить как они там после вчерашнего. Он бросил книгу туда же, откуда и взял, собрав волю в кулак поднялся и засунув руки в карманы ушел с бульвара длинными шагами в направлении центра города.
5
Собственно, при подобном чтении не имеет особого значения сама книга. Хотя мы не возьмемся с уверенностью сказать, что на любой картине можно увидеть каплю росы, находящуюся с обратной стороны нарисованной горы, но несомненно, что основная заслуга в подобном видении принидлежит рассматривающему картину, а не художнику.
Небо над бульваром быстро потемнело, исчезли гуляющие, дождь прибивал силуэт бойца к доскам скамьи. Шумящий то ли листвой деревьев, то ли мусором ветер приподнял намокшую обложку и под дождем оказался последний разворот сборника. Если бы кто-то сейчас мог посмотреть внимательно на этот эрзац, то очевидно его бы сильно удивила надпись мелким шрифтом в начинавшей расплываться четвертой снизу строке: "Гарнитура "Таймс". Печать офсетная. Тираж 20 экземпляров. Для служебного пользования". И строкой ниже: "Типография Лаборатории Системной Нейролингвистики (ТЛСН)". Через несколько минут ливня этому предполагаемому наблюдателю стало бы совершенно ясно, что Степа был последним человеком, прочитавшим этот экземпляр.