Как невероятно противно и громко звучит автомобильный гудок за окнами трамвая. Теперь аудиокнигу придется отматывать назад. Словесный анахронизм? Безусловно. Уже давно ничего там на самом деле не мотается. Минут через десять сел аккумулятор и слушать кроме разговоров соседей по трамваю стало вовсе нечего. Но разговоры сегодня были для трамвая удивительные и сильно жалеть об аккумуляторе не пришлось.
- Ты пойми, ведь что такое сон разума? Давай договоримся о терминологии. Если очень условно разделить мозг на две части, одна из которых анализирует, а вторая синтезирует, то первая - это рассудок, а вторая - разум. И этот самый рассудок, чем старше становится его обладатель, занимает все больше процессорного времени, в конце концов вообще не оставляя разуму возможности проявить себя. Из необходимого момента разумного мышления рассудок стал самостоятельной сущностью. Уменьшив роль рассудка в нашей повседневной жизни, мы приблизимся к идеальному человеку.
Ну, хорошо, предположим, могу я тебе дать рассудочный разум или разумный рассудок. Думаешь, что-то для тебя изменится? Истина не передается, ее надо пережить. За замерзшим окном трамвая удалось разглядеть ярко подсвеченный рекламный щит нового глянцевого журнала AlmaНах Mater. Этому умнику хорошо, он видит место для шага вперед. Он что-то хочет изменить в себе, понять какое-то главное о жизни. Даже не смешно уже. Надоело, за эти годы, страшно надоело. Меня стали дико раздражать такие как он - со сложным лексиконом, прячущие испуг от собственного неумения чувствовать истину за показным многознанием.
Я закрыл глаза и перестал не только видеть, но и слышать, что происходит в этом трамвае. Общаться с учителем и задать ему появившийся вдруг вопрос я мог в любой момент. Не придавая своему вопросу форму состоящей из слов фразы. Но сейчас мне приходится пользоваться словами и слово "общаться" лучше всего подходит, как наименьшее из возможных зол.
***
Говоривший человек замолчал и задумался, а что он, собственно, делает в этом трамвае? Он еще сегодня утром не собирался никуда идти, и уж тем более не было у него необходимости пользоваться общественным транспортом. Но ведь почему-то позвонил другу, договорился и поехал. Современники знали его как доктора технических и философских наук, успешного бизнесмена, со всех видимых окружающим сторон состоявшегося в свои относительно молодые годы человека. Они не знали и трети о нем. Да и о настоящем его возрасте не догадывались.
Мужчина посмотрел на сидевшего перед ним с закрытыми глазами человека в наушниках. Отчего-то сильно хотелось заговорить с ним, но тревожить дремлющего было как-то не удобно. К тому же к желанию заговорить примешивалась абсолютно иррациональная неприязнь. Он помолчал сколько-то, а потом продолжил разговор с попутчиком, пока трамвай не остановился на нужной остановке. Он еще заметил, пока прощался, что мужчина в наушниках тоже встал и собирается выходить.
***
В приоткрывшуюся дверь трамвая сразу же начало наметать снег. И в эту приоткрытую дверь и вышли почти одновременно наши герои. Обычно одетые. Идущие по обычной Москве начала двадцать первого века. Не знакомые друг с другом и даже не знавшие до сегодняшнего дня друг друга в лицо, но отчего-то иногда так одинаково, и как будто бы даже воровато, сворачивающие с Садового кольца к пруду. Они стоят на берегу, и смотрят, смотрят на прохожих странно невидящими глазами. Как будто бы ждут кого-то.
***
В конце любого стандартного трамвайного вагона есть три стоящих рядом места. Так вот, на среднем сидел мужчина какого-то совсем не трамвайного вида. При взгляде на него появлялась мысль о ремонте дорогой машины, на время которого ему пришлось изменить привычному способу передвижения. Мужчина не любил рутину, а потому уже давно не повторялся, и нашим героям не следовало ждать его в марте на Патриарших.
Он вздохнул, и вдруг трамвай замер между остановками. Если бы нашелся в этот момент наблюдатель, то он бы увидел, что не только трамвай, но и люди, и падающий снаружи снег - все вдруг прекратило свое движение. Но такого очевидца не нашлось как раз потому, что все вокруг замерли в мертвых позах. Дверь трамвая открылась, мужчина встал рядом с вагоном и посмотрел на двоих застывших людей. Они уходили в разные стороны от остановки.
Первым неподвижность нарушил снег, потом закрылась дверь трамвая и вагон продолжил свой путь. Среднее кресло в последнем ряду было пусто, никто не стоял и рядом с рельсами. Ничто даже не примяло только что выпавший снег. Не нам судить, о чем думал этот свидетель встречи наших героев, но мне кажется, один их них очень точно сказал об этом в своем стихотворении, которое он написал в шестидесятых годах прошлого века. Да-да, свое обещание никогда не писать стихов он нарушил. Само стихотворение не пережило войны, но там точно было что-то о встрече человека с самим собой и о том, что все остальное - только подготовка к этой встрече.
И еще там, кажется, говорилось, о времени. О сроке, который может занять этот поиск. Ты просил кого-то дать тебе время на это. Неожиданно хорошее получилось стихотворение. До того ты не писал таких. Тебя услышали, ты получил, что хотел. И на что ты тратишь это время? Двое наших знакомых уже не смогли бы увидеть силуэты друг друга, даже если бы и обернулись. Их разделяла метель, несколько сот метров вечерней Москвы и еще что-то, о чем совершенно невозможно сказать словами. Но даже если наша догадка верна и наблюдатель думал о чем-то подобном, то эти мысли не должны были его беспокоить. Уж кто-то, а он-то знает, у каждого достаточно времени для подготовки. Для подготовки к встрече с самим собой.