Кто я и откуда, не помню и не знаю. Знаю только одно, у меня есть душа и есть сознание. Объединив их в одно целое получился я. У меня нет тела или хотя бы какой-то оболочки, куда мои душа и сознание, то есть я, могли бы поместиться. Я был в теле какого-то мужика. Это я помню. Помню фрагментами своё прибывание в его теле. Помню куски его неправедной, чередующиеся с фрагментами вполне пристойной, можно даже сказать праведной, жизни. Помню, как почернела душа и помутилось сознание от его поведения. Помню, как он страдал физически и духовно, осознавая степень своего падения. Но на определенном этапе его духовный слом состоялся окончательно и безвозвратно. Он мучился, топя своё сознание в тяжёлом вине, обретая на утро вместе с похмельем страдания возросшие в разы. Но остановится уже не мог. Страдал соответственно и я - душа, воля и тело, этот неразрывный симбиоз, не представляющий существования один без другого. И когда наступила его физическая смерть от белой горячки, я наконец-то высвободился из его, бывшим к тому времени уже совсем нездоровым, тела. Ощущение было сродни освобождению. Стало легко и свободно, но не на долго. Впереди меня ждало чистилище. За свою недолгую жизнь он сумел загадить свои душу и сознание до такой степени, что без справедливого и бесстрастного суда было не обойтись. Я маялся, побывав в разных оболочках, ненадолго посетил преисподню, но наконец-то стал свободен. Невидимые судья решили не ввергать меня в адскую пучину, наверное, старый хозяин был не настолько грешен для того, чтобы моё место было там, отпустили меня на все четыре стороны, на самостоятельные поиски нового, очередного, к тому же последнего, как выяснилось, пристанища. Череда реинкарнаций моей души закончилась и ей было необходимо найти своё окончательное место, новую оболочку, где она и будет пребывать на грешной земле в последний раз. На том и порешили. И вот я свободен. Я ощутил прилив несказанного счастья и в ближайшее время никакой оболочки, то есть нового пристанища искать не собирался, с лихвой хватило предыдущих, но нагулявшись вволю, я утомился и понял, что пристанище, дом необходим и человеку, и душе, и сознанию. Душа и сознание вечно скитаться не в состоянии, они тоже утомляются и им необходимо постоянно куда-то возвращаться, где они найдут покой и отдых.
Череда реинкарнаций заканчивалась. Оставалась последняя жизнь, в которой я, то есть мои душа, сознание и воля, обязаны были очиститься полностью. Но по условиям решения, вынесенного после чистилища, не в каждую оболочку я я смогу проникнуть, разместившись там в. Да, у меня был выбор, но как оказалось во время путешествий, был он невелик и не всегда соответствовал моим понятиям о прекрасном. Не так я представлял себе оболочку, в которой хотел бы я прожить последнюю, в череде реинкарнаций, жизнь. То что мне нравилось, то что я считал подходящим в качестве пристанища для души и сознания, было закрыто для меня. Я просто налетал на стену, бился о непреодолимую преграду. Оставалось ждать, скитаясь по необъятным просторам вселенной в ожидании откровения, посланного свыше. Ждать случая быть призванным и впущенным в нужный, указанный мне дом для моих души, сознания и воли - для моего я. А пока я скитался по свету и вселенной, но теперь мне хотелось одного, найти место, где бы я мог спокойно ждать того момента, когда кто-нибудь впустит меня в свою оболочку, которая станет моим домом. Многие уголки мира мне нравились, но я всегда сравнивал их с теми местами, которые были мне дороги в пору предыдущих жизней, вернее даже последней из них. Я стал часто наведываться в город, который при жизни любил всей душой, жил среди листвы деревьев бульварного кольца, высаженных на клумбах цветов, купался в фонтанах, в музеях среди великих картин и статуй, спокойно располагаясь на плечах последних, не боясь быть выгнанным ангелами. Я лежал и слушал шелест людских голосов о одежд. Мне до сих пор нравилось слушать людские голоса, но я так и не услышал ничего сокровенного и важного для себя. Теперь я чувствовал беременных женщин. Я точно угадывал у которой из них плод ещё не одушевлен. Пытался приблизиться и войти в него, но попытки мои жёстко пресекались. Я словно получал щелчок по носу и быстро улетал на облюбованные плечи статуй или прятался в цветах жасмина. Значит время ещё не пришло, сиди и жди, а соваться по собственному желанию нечего. Слегка раздосадованный, я улетел на полуостров. Место, где я хотел бы находиться, я нашёл безошибочно, только вот примет ли оно меня, ну хотя бы на время. Приняло без всяких проблем. Так я поселился на горе, в одной из расщелин, на пологом её склоне, в окружении других душ, под постоянным контролем хозяина - духа этой горы . Мне нравилось здесь. Я решил остаться и начинать свои путешествия отсюда, сюда же и возвращаясь после долгих скитаний. Я прекрасно осознавал, что и это место всего лишь пристанище, но я останусь здесь, в ожидании своего часа и возможно, наконец-то обрету свой дом.
Мне с прошлой жизни нравилась эта гора, которую я сильно полюбил с первого взгляда. Гора, которая выглядела в некоторых местах, как слоеный пирог. По моему, на каком то языке она так и называлась. Она залезла в море на несколько километров, там спокойно и легла. А возможно, какая-нибудь коза, например, или ещё кто-то, прыгнула куда-то и зачем-то, но не долетев до места назначения, упала в море, и со временем превратилась в гору. Вот такие легенды и сказки очень любят местные жители, возможно, для привлечения туристов. На этой горе и вправду витал запах чего-то козьего, но не тела, молока или сыра. Запах был прекрасный, мне он нравился, я его помнил из земной жизни. По видимому, нравился он не только мне, на этой горе временное или постоянное пристанище, нашли сотни, если не тысячи душ, такие же, как и я, но всё равно для такой горы их было немного. Размещались, кто где хотел, мест было много. Все происходило под присмотром и с разрешения духа горы. Недовольства и пререкания пресекались на корню. Душу просто изгоняли или не пускали, обрекая на дальнейшим скитания в поисках пристанища временного или постоянного. Я выбрал себе место в расщелине, защищённой от ветра со всех сторон. Быть сдунутым ветром я не боялся, всегда мог спокойно вернуться назад, но так было спокойнее. Некоторые из душ, в основном страшных грешников, оставались навсегда на этих камнях или в камнях и деревьях других гор, прекрасно осознавая, что вряд ли им удастся попасть в тело какого-нибудь человека, тем более в новую зарождающуюся жизнь. К праведникам себя не относил, но шансов , я полагаю, у меня было больше. Но это я так полагаю.
Кто-то из этих душ, как и я, жил в расщелинах, кто-то под камнями. Души были разной степени греховности, гора принимала всех. Гора являлась перевалочным пунктом, отстойником, местом временного содержания. Кто подружился, кто-то ругался, но тихо, дабы не навлечь гнева духа горы, но все ждали своей дальнейшей судьбы, все надеялись попасть в рай, на худой конец, вернуться обратно в своё тело или в другое, следующее в череде реинкарнаций, пройдя чистилище, но никто, естественно, не хотел оказаться в аду, в той гнетущей черной пустоте, непроглядном мраке, который ожидал некоторых. Там просто ничего не было. Нескончаемые, беспросветные тишина, пустота, одиночество. Навечно.