Аннотация: Два сорта цветов, голубые и алые. Одни говорят: "Не забудь!", другие твердят: "Не прощай!"
Темный, прямой и взыскательный взгляд.
Взгляд, к обороне готовый.
Юные женщины так не глядят.
Юная бабушка, кто вы?
М. Цветаева
"Надо бы нам от детей избавиться:
давай заведем их в лес подальше, чтоб не найти им дороги назад".
Я. и В. Гримм
"Лес недалеко, сбегать недолго. Наберет она цветочков -
мы тобой их во дворец снесем, а замерзнет - ну, значит, такая ее судьба.
Кто о ней плакать станет?"
С. Маршак
Луч света от уличного фонаря косо падал на пол. Сквозь неплотно задернутые темно-синие шторки виднелась часть двора: высокий клен, растущий на углу, и стена соседского дома, почти вплотную прилегающая к их забору.
Алекс сидел на своем привычном месте, по левую сторону овального стола. Следовало бы встать и зажечь настенную лампу еще давно, в темной кухне, освещенной только узкой полосой света с улицы, было неуютно, но Алекс не двигался с места. Сцепив руки в замок, он попеременно глядел то на стол с одинокой бутылкой виски на нем, то на окно. Иногда он крутил в пальцах толстостенный стакан, в котором плескалось немного жидкости, и время от времени делал из него маленький глоток.
Дэвид должен был приехать уже полчаса назад, но, вероятно, задержался у риэлтора. В середине января почему-то никому не хочется работать, даже за солидный процент от сделки по продаже коттеджа-мечты в тихом пригороде.
Решение продать родительский дом они с братом приняли несколько лет назад, еще когда мама была жива. Она к их затее отнеслась с пониманием. "Нечего вам тут делать, мальчики, - тихо улыбалась она. - Вот не будет меня, и продадите. А потом езжайте себе".
Мамы не стало в октябре, и теперь они продавали дом, в котором родители жили последние годы. Сами Алекс и Дэвид постоянно были в разъездах. Что немудрено при их проблемах.
Алекс сделал очередной глоток. Они с братом часто переезжали, и никакое место он не мог бы назвать своим домом. Новое жилье и новые соседи - но все те же хлопоты, все те же сложности, которые начались... Алекс не мог толком сказать, когда. Он помнил, как держа Дэвида за руку, сидел на тротуаре и озирался по сторонам, а потом к ним подошла женщина и забрала с собой. Это была мама.
Дальше в его памяти остались нескончаемые коридоры клиник, белые халаты, едкий запах лекарств. Вопросы, вопросы, вопросы - на которые ни он, ни Дэвид не могли ответить, не понимая, чего от них хотят.
Потом, став старше, по рассказам родителей они догадались, что дело неладно. Заговорили дети поздно, лет в семь. О своей прежней жизни не помнили ничего. А в медицинских картах жирным шрифтом значился диагноз о психической неполноценности.
Сами ребята в себе ничего странного не находили. С другими детьми они не общались, родители учили их на дому сами и время от времени приглашали преподавателей. Потом последовал колледж, где поначалу происходило немало неприятных историй, но мало-помалу жизнь вошла в колею - типичную, накатанную многими поколениями.
С привычной для всех дороги они стали съезжать под свой тридцатый день рождения.
Алекс стоял в щегольском розовом колпаке с не менее щегольскими зелеными ленточками. Он только что проиграл в фанты желание Кэтти, и теперь должен был в этом головном уборе два раза обойти дом, голося: "Помогите жертве клоунов!" Кэтти уже держала наготове фотоаппарат, заранее умирая со смеху.
- Это жестоко, Кэт, - пожаловался Алекс, спускаясь с лестницы. За ним гурьбой посыпались остальные: сама Кэтти, обнимающий ее Дэвид, их друзья.
- Давай-давай, - подбодрил его Дэвид. - Твои задания обычно похлеще.
Алекс кинул на него укоризненный взгляд, набрал в грудь воздуха и распахнул входную дверь. Прошествовав два круга и изрядно повеселив соседей воплями, он с видимым удовольствием содрал с головы колпак и грозно пообещал за это расплатиться.
Через несколько дней Кэтти принесла напечатанные фотографии с дня рождения. Алекс скорбно глядел на свою физиономию под колпаком.
- А тебе идет, - заметил Дэвид и получил подушкой по шее.
- Фотки отличные получились, - сказала Кэтти. - Вы на них такие юные. Вон, даже морщинок вокруг глаз нет, не то, что у меня, - улыбнулась она.
- Да брось, Кэт, - Дэвид поцеловал ее в щеку. - Ты очень красивая. И удачно поймала нас в кадр.
Приклеивая вечером новые фотографии в семейный альбом, Дэвид вдруг замер.
- Смотри, - позвал он брата, валяющегося на полу с книгой. Алекс остался на все выходные у родителей, и оба ночевали в своей старой детской.
- Что? - Алекс заглянул через плечо Дэвида.
- Это новые фотографии. А это - десятилетней давности. Разницу видишь?
- Нет, - неуверенно сказал Алекс. Он встал возле высокого зеркала и сравнил отражение со старой фотографией. С тем же успехом он мог смотреться в фотографию, а не в зеркало: разницы действительно не было.
- Да ерунда, - сказал, наконец, Алекс. - Фотоаппарат такой кривой.
В тридцать пять им стало не до смеха. Жизнь окончательно вылетела куда-то на параллельную нормальному порядку вещей орбиту. Дэвид признался брату, что чувствует себя загнанным зверем, шарахаясь на улице от людей, которые, как ему показалось, могут его узнать. Алекс стоически увиливал от вопросов коллег, как ему удается так замечательно выглядеть.
В тридцать восемь они первый раз сделали поддельные паспорта, скинув себе добрых пятнадцать лет. О планах на семью давно пришлось забыть. Дэвид, будучи программистом, с легкостью отказался от постоянной работы, а Алексу пришлось поставить крест на карьере биолога - ни одна лаборатория не возьмет сотрудника, который меняет работодателей, как перчатки. А Алекс не мог позволить себе задержаться на одном месте больше пяти-шести лет. К тому же, подделанный паспорт неминуемо потянул за собой проблемы с остальными документами. Дэвид сумел достать и фальшивые права, но Алекс от этого отказался.
Иногда они подумывали о пластической операции - в обратную сторону. Останавливала их нехватка денег, да еще смутная неприязнь ко всему колюще-режущему. В детстве это чувство было настолько сильно, что в доме столовые ножи были пластиковыми вместо металлических.
Они вели очень уединенную, если не сказать отшельническую жизнь, избегая с кем-то сближаться. Единственной отдушиной и радостью были встречи с родителями, которые почему-то совсем не удивлялись тому, что их дети ни капли не меняются с возрастом.
Было и еще кое-что, что оставалось неизменным: сны. Они приходили, как по расписанию, каждый январь, в одну и ту же ночь - и, конечно, им обоим. Мама говорила, что это оттого, что они близнецы, но сами братья чуяли нутром, что такое объяснение она выдумала, главным образом, для своего и их успокоения.
Алекс откинулся на стуле, открутил крышку у бутылки и плеснул в стакан еще немного. Сегодня как раз та самая ночь, и, если им повезет, они встретят ее в самолете, и, может, сон не придет. Он поделился этим соображением с братом - внезапно, поддавшись минутному порыву, когда Дэвид уже сидел за рулем, - тот только криво усмехнулся и нажал на газ. Алекс пожал плечами и вернулся в дом, оставляя за собой цепочку следов на свежевыпавшем снегу. Дорожку никто не чистил, и к завтрашнему дню двор заметет. Под белым покровом спрячутся желтые бордюры клумб, где мама так любила растить цветы. А они ей помогали, если бывали в это время у родителей. Алекс с братом всегда сажали незабудки - сначала в качестве личного метода психотерапии, потом, поняв и приняв свои странности, уже по привычке.
Незабудки тоже придумала мама. Когда в первый раз детям приснился сон, и они, дрожащие и испуганные, сбивчиво, путаясь в словах, пытались рассказать матери, что же их так встревожило, она уловила только одно - голубые цветы. Утром того же дня мама подняла на уши все цветочные магазины. Притихшие мальчишки сосредоточенно рассматривали присланные каталоги, и наконец ткнули в незабудки.
Алекс поднялся и вышел во двор. Снег так и сыпал и, казалось, прямо из фонаря. Где же Дэвид? Чего доброго, придется заночевать тут. Алекс недовольно поморщился. Вещи собраны, спать на незастеленном диване - то еще удовольствие, да и настроились уже они уехать.
Он подставил ладонь под снежинки. Они молниеносно таяли, касаясь горячей ладони, и оставались на ней теплыми каплями. Алекс вытер руку о свитер - белый, с черными ромбами - и подумал, что хорошо бы сделать чаю. Но на пустой кухне оставалась только бутылка. Алекс шмыгнул носом. Идея выбросить абсолютно все ненужные вещи теперь не казалась ему такой шикарной, как вчера.
В кухне зазвонил телефон, и Алекс поспешил туда. Еще не сняв трубку, он знал, что это Дэвид: и не потому, что больше звонить никто не будет. Просто у них с братом была настолько сильная связь, что они фактически читали мысли друг друга. Впрочем, в иных случаях телефон был намного удобнее. Алекс провел большим пальцем по экрану, и из динамика зазвучал бодрый, но немного смущенный голос Дэвида. Он объяснил, что пробил колесо и теперь торчит в ремонте, подгоняя механиков, у которых, как назло, нет нужных шин. Так что ему придется дождаться, пока мастерская запросит их со склада. Алекс хотел предложить брату плюнуть на машину и взять такси, но если тот уже загнал ее в сервис, проще дождаться, когда с ней закончат. Иначе хозяев, не явившихся за автомобилем, будут разыскивать, а это им нужно меньше всего. Братьям давно пора было рисовать себе новые паспорта, но прошлый год не давал ни минуты передыха, а потом то не удавалось выйти на подпольную типографию, то не было денег.
Алекс отключился, сунул телефон в карман и натянул куртку. Волей-неволей надо тащиться до магазинчика в конце квартала.
Прогулка заняла у него от силы полчаса. Идти под медленно кружащимся снегом было почти приятно. Алекс давно научился мириться с зимой. Заложив руки в карманы, он шагал по запорошенному тротуару, оставляя за собой цепочку одиноких следов. В десятом часу вечера четверга на улице встречались только редкие собачники.
На обратном пути ему не попался уже никто. Алекс щелкнул замком входной двери и зажег, наконец, свет на кухне. Мягкие тени легли по углам. Алекс бросил на угловой диванчик пакет с крекерами и бутылку колы и улегся туда сам. Вернее, скрючился - диван при его росте был коротковат.
Меланхолично хрустя печеньем и роняя крошки, Алекс разглядывал такую знакомую кухню. Настенные часы размеренно покачивали маятником, стрелки медленно, но неуклонно ползли вперед, а пачка с крекерами постепенно пустела. Алекс не заметил, как задремал - несмотря на то, что нарочно устроился так неудобно. И сон не замедлил явиться.
Они бегут по узкому, темному коридору, и в конце его он спотыкается и падает на что-то холодное и липкое. Брат помогает ему подняться, и он понимает, что упал на кого-то. Проем вдруг вспыхивает, и полоса голубого света выхватывает из темноты очень красивое и очень белое лицо. Под головой у мужчины блестит темная лужица. Он переводит взгляд на свои руки и видит, что они измазаны красным. Он цепенеет, и брат рядом с ним замирает тоже. Вслед за светом слышится чей-то яростный и полный отчаяния возглас. Провал. Чернота.
Они бредут по сугробам, увязая в снегу по колено. Холодно. Снег сыплется сплошной стеной. Деревья высоки и черны, и безмолвны. Рука брата дрожит. Он стискивает ее крепче, заслышав звериный вой. Их обступают очень скоро, желтые огоньки волчьих глаз сверкают предвкушением. Они прижимаются спиной к сосне, и, когда первый волк прыгает вперед, закрывают глаза. Спаси-и-и, отдается в ушах эхо незнакомого голоса. Ты можешь, можешь, можешь... Чернота. Провал.
Залитый светом луг. Солнце почти в зените. Они идут по краю поляны, заросшей цветами: голубыми - незабудками - и алыми, имени которых они не знают. На алых цветах лежит он, и лицо его по-прежнему очень красиво и очень бледно. Но глаза его смотрят в небо осмысленно, а губы беззвучно шевелятся, складывая все время одно-единственное слово. И они отвечают. Вспышка света.
Алекс заворочался и открыл глаза. На часах было за полночь. Тик-так, до-ре, говорили часы, деловито качая маятником. До-ре, тик-так. До-ре...
Стукнула входная дверь, и в кухню вошел Дэвид. В свои пятьдесят два он выглядел на двадцать с хвостиком - как и Алекс. Он улыбнулся брату. Единственной родной душе в этом мире. При этой мысли Алекс почувствовал легкую грусть, но не позволил ей овладеть собой.
- Привет, - сказал Дэвид. - Еще успеем на трехчасовой рейс.
- Пожалуй, - согласился Алекс, поднимясь и стряхивая с себя остатки крекеров. Глянул на брата и спросил: - Как обычно?
- Да, - ответил Дэвид. - Заснул, пока сидел в комнате для клиентов. - Он помолчал немного и добавил: - Но сегодня все было не совсем так. Я... ответил.
- Мы ответили, - поправил Алекс.
Они аккуратно заперли дверь и сели в машину. Снег падал ленивыми хлопьями. Тепло заурчал мотор, и через минуту они исчезли в этой снежной завесе.
И пока они ехали к аэропорту, у обоих на губах остывало слово "прощаю".