Аннотация: Дипломант ВК-6. Второе место в жюрейском списке, маска Белошвейка
Шить я люблю с детства. Первые опыты проводились над куклами, когда мне стукнуло лет пять. Всё никак не могла понять: так старательно прорезала в лоскутке дырки под ручки, а надела - и никакой красоты, неказистая тряпочка и не думала преображаться в платьице.
Школа и уроки домоводства открыли глаза на дивный мир рюшек, сборок и потайных швов. Тогда же впервые в моих неумелых руках появилась она - для кого-то обычная швейная иголка, для меня же - крошечная волшебная палочка.
Первый наряд я сшила самостоятельно классе в шестом. Когда другие девчонки портили старые мамины занавески, вырезая вытачки и выкраивая детали без припусков, я надела чёрную шёлковую юбку клёш-полусолнце и розовую атласную блузку, всю в фестончиках и оборках. Глянула в зеркало - принцесса, хоть сейчас на бал!
С тех пор волшебная игла стала моей верной спутницей. Всю жизнь обшивала себя сама, в годы бедности и сурового дефицита изобретала, перекраивала, мудрила. Из бабушкиного перелицованного габардинового пыльника получилась замечательная пышная юбка, из моего старого надоевшего пальто - прелестный тёплый сарафан. Благодаря маленькой помощнице - швейной иголке, выглядела я всегда отлично от других, вещи сидели точно по фигуре, как вторая кожа, создавая новые и разные образы, в зависимости от ситуации и настроения.
Когда появилась возможность, доставала журналы "Бурда Моден", шила по идеальным немецким выкройкам. Позже научилась строить их сама, обходиться без подсказок и лекал. Зарождался замысел в набросках на бумаге, потом обрастал деталями на кальке, а после в зеркале отражался завершённый гармоничный облик - воплощение задуманного. Теперь, через много лет, достаточно нарисовать эскиз и снять мерки - портновский мелок уверенно ведёт линии прямо по ткани.
Прикасаюсь к иголке с прежним трепетом, будто впервые. Она стала продолжением руки, дирижёрской палочкой, создающей симфонию силуэта, абрис волнующего образа, бередящего душу, заставляющего сердце биться гулко и часто, как на первом свидании.
Небогатое прошлое, скудное на необходимые для швейного дела штучки, называемые сухим словом "фурнитура", приучило к почти патологической бережливости. Никогда, ни разу за всю жизнь не поднялась рука выбросить годную пуговицу, крючок, кнопку. Даже если одежда, отслужив свой срок, уходила в утиль, пуговицы аккуратно срезались и складывались. Многие из них обрели и вторую, и третью жизнь. Остались две большие жестяные банки из-под кофе, наполненные до самого верха. Есть в них и сестрички-близняшки, и суровые аскетки-одиночки, и семейки дружных пуговок-компаньонок.
Иногда, если требуется подобрать фурнитуру к обновке, банки с сокровищами извлекаются на свет. Высыпаю содержимое перед собой - и время будто поворачивается вспять. Некоторые пуговицы скромно безмолвствуют. Но есть и такие, один взгляд на которые побуждает волну памяти всколыхнуться, подхватить и унести в далёкое прошлое...
***
Самая большая компания - пуговицы-палочки, их штук двадцать. Так и не пригодились, для того наряда выбрала другие, эти оказались великоваты. Отрез микровельвета благородного тёмно-синего цвета подарила мне мама незадолго до смерти. Несколько лет не решалась прикоснуться к ткани: казалось, если разрежу - разрушу что-то невидимое, что связывает с маминой душой. Долго, очень долго искала, придумывала фасон.
Тогда я уже в руководящей должности состояла, приходилось бывать и в первопрестольной, в присутственных местах, где требовалась некоторая консервативность в одежде. А душа всё ещё молодилась, противилась, рвалась из навязанных жёстких рамок, как испуганная птичка из клетки. Тогда и родился замысел костюма-двойки: удлинённая юбка с мягкими складками и пиджак без подкладки, под горло, короткий и облегающий, с длинным зауженным книзу рукавом. Строгость образа разбавлялась пышными "фонариками" в верхней части рукава. Силуэт вышел живым, подвижным и будто преображался в зависимости от обстановки. Дополненный крепдешиновым платком с длинными шёлковыми кистями и авторской росписью - крупными яркими цветами - наряд делал меня... купчихой, сошедшей с картины Кустодиева. И фигура солидностью вполне соответствовала: в то время она прилично раздалась вширь и возвела меня в статус "роскошной женщины".
Именно в таком образе, набросив сверху модный плащ фирмы "Берхауз", я вышла однажды под проливной дождь, чтобы поехать на встречу со старым другом.
Мы не виделись полтора десятка лет. Его звонок и приглашение пообедать в ресторане застали врасплох, заставили волноваться, вспоминая общее прошлое. Студенческий театр, которым он руководил, составлял важную часть нашей жизни. Репетиции, спектакли, концерты, фестивали - мы крутились, как стёклышки в калейдоскопе. И праздники, дни рождения, каникулы тоже старались проводить вместе. Веселье не прекращалось, мы словно заряжались друг от друга смехом и радостью...
Уютный ресторанчик в подвале на главном проспекте города. Скрипач ходит между столиками, выводит нежную и грустную мелодию. Я смотрю на Бориса, он смотрит на меня. Вежливость не позволяет ему выразить мимикой отношение к тому, что видят глаза. Не знаю, куда деть руки, они словно живут собственной жизнью. Пальцы расчёсывают бахрому платка, теребят маленькую синюю пуговку у ворота, будто стараясь скрыть, отгородить то, что не хочется показывать. Ничего не могу поделать, но вижу, вижу себя его глазами. Вместо тёмных буйных локонов - безжизненные, пережженные пергидролью, тусклые, как пакля, волосы, стянутые в узел на затылке. На лице теперь не доминируют глаза - взгляд притягивают нарумяненные щёки. Изрядный слой тонального крема плохо скрывает и тёмные круги, и морщинки-лучики в уголках глаз, и скорбную складку между бровями. Где же та беззаботная девочка, на встречу с которой так спешил мой друг? А была ли она, та девочка?..
Говорили о многом, рассказали друг другу всё самое важное, что случилось с нами после расставания. Простились и с плохо скрываемым облегчением вернулись каждый в свою жизнь. Больше мы никогда не виделись.
Не стоит затевать встречу с прошлым - прошлое всё равно не придёт. Вместо него явятся размалёванные картонные муляжи, скрывающие разочарование и тоску по безвозвратно ушедшей юности.
***
Эти жёлтые кругляшки жили на платьице дочки, когда та была совсем крохой. Быстро вырастала девочка из обновок, но мама неустанно обшивала и обвязывала единственное дитя. Скопился целый ворох развесёлых платьиц. Не надеть - малы стали, а выбросить рука не поднималась.
Дед во внучке души не чаял. Вот и решила я сделать ему подaрок: сшить лоскутное одеяло. Выкроила квадраты из платьиц, собрала в полотно, наполнила лёгким ватином, простегала. Отлично получилось, была и раньше практика - дочкины одеяла все до одного моими руками сделаны. Всегда считала, что на ребёнка всё-всё мама должна сама шить.
Одеяло дедово получилось - загляденье! Папа говорил: когда спит под ним, кажется, что внучка его обнимает.
Девочка выросла, улетела в самостоятельный полёт, и дедушки больше нет. Остались лишь сестрички-солнышки, сохранившие тепло самых дорогих людей.
***
Две близняшки - чёрные блестящие выпуклые овалы, рельефные, как крошечные ананасы. О, это целая история. Ещё молодая была, тридцати не исполнилось. Забрела в магазин готового платья - дождик переждать. Тогда и полки, и длинные кронштейны в больших торговых залах нагоняли тоску однообразием и унылыми цветами "ширпотребной" одежды. Бесцельно бродила между рядами, пока взгляд не упал на платье. Лёгкое, воздушное, летящее, невесомая белая ткань с нежными серыми цветами.
Померила - сидит, как на меня шитое. Но пуговицы!.. Ужас с четырьмя дырками, блёклые, как от старой застиранной наволочки. Ладно, это не проблема. Тут же в галантерейном отделе попались на глаза чёрные "ананасики". То, что надо! Узенький лакированный ремешок в запасе имелся, как раз под мои чёрные австрийские "лодочки" на высoкой шпильке, купленные у спекулянтов - месячную зарплату отдала. Зажмурилась, предвкушая, как этот чудный ансамбль будет выглядеть. И чёрное кружевное бельё вниз пододеть - умереть, не встать!
Всё вышло, как задумано. С новыми пуговицами платье преобразилось, я чувствовала себя королевой! Даже походка изменилась.
Конечно, на самое важное, решающее свидание с Сергеем я надела это платье. Стол на четверых на крошечной кухне, вино и курица, запечённая в духовке на банке с водой. Тепло, душно, тесно. Двое пошли прогуляться, подышать воздухом... Будто свет померк, рассудок помутился, когда нас кинуло друг к другу. Чёрные пуговки послушно выскользнули из петель под сильными пальцами. Пили друг друга жадными глотками и не могли напиться. Нескончаемый миг наслаждения и его шёпот: "Я люблю тебя"...
Сергея больше нет, он ушёл совсем недавно. А нас нет уже много лет. Ничего не осталось от былой любви, от обжигающей страсти. Только две блестящие пуговки, похожие на маленькие ананасы, как безмолвные стражи, хранители памяти.
***
Эти круглые бежевые малышки сохранились чудом: сколько лет прошло, трудно сосчитать. Трикотажное боди леопардовой окраски облегало девичью фигуру, идеально сочеталось с тёплым сарафаном, в который мои руки с иголкой превратили польское пальто. Хороша тогда была, любовалась собой в зеркале - тонкая талия, округлые бёдра, высокая упругая грудь, тёмные локоны до плеч, глазищи зелёные, шальные.
Любовь обрушилась водопадом, закрутила водоворотом, утащила в омут голубых глаз моего ненаглядного принца. Наваждение оказалось скоротечным и развеялось, как дым, оставив вместо радужного буйства красок - выжженную землю, серое пепелище. Наряд всё тот же - начинка другая. Похудела так, что сквозь тонкую леопардовую ткань рёбра просвечивали. Сарафан болтался, как на вешалке, пришлось упрятать его подальше в шкаф. Потом убрала и боди: смотреть было больно на всё, что напоминало о нём. Даже на себя в зеркале.
Зажило со временем, быльём поросло. Но не было ничего прекраснее и страшнее, чем тот взлёт и падение.
***
Самые яркие краски расцвечивают небeса на рассвете и на закате. Вот и закатная пуговка извлечена из жестяного хранилища. Маленькая, густо-зелёная, на ножке. Как раз в цвет мулине. Вышивка ворвалась в моё бытие, когда жизнь перевалила за полдень. Пейзажи и натюрморты, позже появились и портреты. Но эта вышивка - особенная. Скроила рубашку из лёгкого льна, пустила по вороту, подолу и обшлагам узоры древние, старинные, со смыслом. Долго корпела, много сил и старания вложила. Это подарoк. И кажется, что всё неспроста, что придётся мой дар впору, прильнёт к телу, обовьёт, обнимет, согреет. Пуговка скользнёт в воздушную петельку, закольцует ворот, как оберегом, защитит хозяина от злых сил.
Шью, пришиваю, иголка взлетает и опускается, а внутри в ритме сердца складываются слова, будто душа напевно проговаривает.
