На окне морозовы узоры. Всё-таки великолепный художник-график этот Дед Мороз. Ни разу не повторяется, на каждом стекле своя композиция. Эх, мне бы так научиться... Передо мной чистый лист белой бумаги, вазочка с аккуратно заточенными простыми карандашами "Кохинор" разной мягкости. Подруга специально привезла, я попросила. Так меня потянуло на это дело - просто зудит всё, мозг чешется, требует воплощения неуёмных рисовальных фантазий. Рисую всё больше портреты друзей, знакомых, родных. И себя любимой, конечно же. На одном я очень похожа на себя, просто копия! С другими иногда конфузы случаются, а с собой - нет, себя - это от души.
Как-то на днях снова одолел меня рисовальный зуд, да так припёрло, что побросала все дела и засела. Смотрю на фотографию, и что-то не выходит, и всё тут. Бьюсь который день, пропорции верные, но лицо не его. Он - это парень один, мы давно знакомы. Судьба растащила в разные стороны. Помню я о нём почему-то, его и захотела нарисовать.
Сижу, вся в процессе, штрихи наношу. Волшебный момент приближается, это когда глаза вдруг начинают на тебя смотреть. И листок как будто оживает, становится выпуклым, объемным. Пока рисуешь, у лица меняется выражение. И потом тоже, когда портрет уже на стенке висит, сколько раз замечала.
Стараюсь, аж язык высунула от усердия. Не получается линия одна никак. Ластиком по бумаге повозила и вдруг... Очень знакомый голос слышу...
- Ты правее возьми на миллиметр и уведи в сторону резче.
Глаза поднимаю и - оба-на! Стоит моя модель передо мной, в натуральном виде, в полный рост. И улыбается так ехидно. Точно понимаю, что взяться ему здесь не откуда. Живёт очень далеко и адреса моего не знает. Стоп... Есть ещё одно: он не может быть таким молодым! Ему будто бы лет двадцать, не больше. Ну да, я его таким хорошо помню, часто тогда виделись...
Ёк-макарёк, это что творится-то? Я же ничего такого не употребляю, здоровый образ жизни и тому подобное... Так, великая портретистка, дорисовалась, значит...
- Привет, - не унимается галлюцинация. Плюхается рядом на диван и смотрит смешливыми голубыми глазами.
Протягиваю руку и тут же отдёргиваю: пальцы чувствуют тепло, но не тело. Проваливаются в изображение, как в голограмму. Ух ты! Мурашки по спине побежали. Он улыбается, глядя на моё ошарашенное лицо, осторожно дует, и я вижу, как прядь моих волос, упавшая на глаза, колышется... По ситуации надо бы взять паузу, отъехать в глубокий обморок, но я почему-то на месте и продолжаю пялиться на потрясающе достоверное изображение.
- Ну и что ты остановилась? Давай, давай, продолжай...
- Ты кто? - глупее вопроса придумать в данной ситуации невозможно.
- Не узнала?
- У... Узнала... А...
-Ты рисуй, рисуй. Специально пришёл тебе позировать. Что-то в этот раз не даётся тебе шедевр.
И я вдруг понимаю - да, надо рисовать, сейчас. Не с плоской фотографии, а с живого лица, тёплого и почти настоящего.
И я продолжаю. Сначала осторожно, неуверенно, потом рука всё твёрже, и вот уже появляются смелые штрихи... И лицо на листке оживает. Он мне подмигнул! Так, срочно нужен холодный компресс на всю голову...
- Куда ты?
- Я? Я это... Сейчас...
Приложила мокрое полотенце ко лбу. Вернулась. Нет никого. Фу, слава богу! Нет, ну это же надо - совсем крыша поехала у девушки. Говорила мне подруга: длительное уединение, с точки зрения психологии, может того... до добра не довести...
И как только я про это вспомнила, почувствовала его губы на моей шее, сзади...
- Ааааай!
- Тебе неприятно? - голос вкрадчивый и слышна в нём лёгкая насмешка.
- Нет, - смутилась я, - то есть, да. Ну, приятно, в общем...
Не знаю, как реагировать на всё это. Конечно, было дело, грезила о таких поцелуях много лет. Чего греха таить, крепко я в него тогда втрескалась. До сих пор всё помню, до мельчайших подробностей.
И тут он меня обнял... Стою и боюсь пошевелиться. Чувствую дыхание и тепло.
- Ну что, продолжим?
- Ага, - опомнилась я и снова взялась за лист бумаги. Осталось прорисовать волосы. Пытаюсь уловить линии, как они лежат... Провожу черту, ещё, ещё, потом штрихи... Нет, что-то не так. Показываю ему.
- Нет, что-то не так, - повторяет глюк мою мысленную речь. Он слышит, что я думаю? Критически рассматривает рисунок, лицо явно не довольное.
- Какой-то я у тебя получился не очень сексуальный.
- Что?
- Что слышала. Давай ещё раз.
И я беру чистый лист, начинаю заново. На натурщика почти не смотрю, лицо будто спроецировалось на бумагу, и мне остаётся только обвести, заштриховать, отобразить светотени. Проходит минут тридцать, наверное. А может пара часов. Готово. Это не он, но... На меня с рисунка смотрит такой мачо, что я вспотела и дышу через раз.
- Что, заводит? - он опять смеётся надо мной.
- Знаешь что! Ты.... Ты.... Так не честно! - чувствую, как слёзы подступают. Обидно... Так старалась - и на тебе, опять смеётся.
- Ну ладно, не сердись. Мне кажется, он какой-то...
- Какой?
- Слишком красивый. Подозрительно. Посмотри на эти полные губы, ресницы длинные, как у девчонки. И взгляд...
- Что?
- Ну как будто ему всё равно, какого пола объект. Его задача - соблазнить.
- И что? - теперь смеюсь я, - Такое амплуа не устраивает?
- Нет. Начни снова.
И тут меня словно бесёнок щиплет за бок. Быстро нахожу его фотографию в более зрелом возрасте. На рыбалке, в руках только что пойманный судак кило на четыре. Сам говорил, что здесь лицо могло быть и попроще... Вот и хочется усилить это ощущение, чтобы получился шарж. Тороплюсь, не терпится одержать верх, посмеяться последней. Не всё же ему надо мной потешаться.
Натурщик не мешает, наблюдает. Не смотрю на него, но чувствую, и это по-прежнему приятно. Совсем сбесилась в своём одиночестве: присутствие глюка мне приятно, видишь ли!
И снова волшебство: лицо на бумаге становится живым, смотрит. Только нет в нём ни самодовольства, ни надменности. В глазах тревога, печаль и что-то такое, от чего снова наворачиваются слёзы... Он всё ещё рядом, смотрит на рисунок.
- Да... Похоже, мне здесь больше нечего делать.
- Почему? - испугалась, что он сейчас исчезнет, и я никогда его не увижу.
- Тебе больше не нужно моё трехмерное изображение. На самом деле, оно вообще не нужно художнику. Все образы внутри тебя, этого вполне достаточно.
- Но... Пока ты не пришёл, у меня плохо получалось...
- Как ты думаешь: кто я?
- Плод моего воспалённого воображения.
- Нет, милая. Я - это и есть я. Только та моя часть, которая стала твоим вдохновением. Та часть, что всегда с тобой.
- Всегда? - ушам своим не верю.
- Да, всегда.
- И я могу тебя увидеть всякий раз, как захочу?
- Конечно.
- Тогда у мне просьба. Пока я не научилась вызывать тебя, останься со мной.
И ты остался. Это был невероятный, чудесный день...
Теперь в любую минуту, как только подумаю о тебе, ты появляешься. Почему-то любишь приходить молодым. Хотя, бывает, что с рыбалки. Не знаю, который из вас... Какой ты мне больше нравишься. Наверное, всё-таки молодой. С таким мне проще разговаривать и молчать. Мы смеёмся, дурачимся, как дети. Как тогда... Когда мы были восхитительно и беззаботно молоды, и целая жизнь ждала нас впереди...