****
Однажды,  ранним утром в сентябре,
ты вдруг проснёшься от морзянки
дождя.  От моросящих точек и тире,
тобою разбираемых с изнанки 
на зябнущем стекле:

когда взобравшись, станешь на горе
тире за сорок;
осмотришься, проснувшись на заре
тире спросонок,
то застаёшь себя о той поре
( наедине с собою же) тире 
в одних кальсонах
тире  мужской ночной сорочке.
В квартире ещё полусонной,
в прохладной предрассветной мгле 
тире три точки.

Лежишь уставясь в потолок,
рассматривая трещинки и блики,
расползшиеся вдоль и поперёк,
как времени незримого улики.
Укутываясь поплотней в простынку,
притихнешь, как  лесной зверёк, 
перемахнувший страшную тропинку.

Следишь как залетевшая оса
- подвыпившим стекольщиком - в десятый
раз перемеряет небеса
в окне, своей рулеткой полосатой.
Так ясно слышишь как звучит метла -
труба утра. 
Как шаркая старушечьей походкой,
она обходит, точно медсестра,
осенний двор, страдающий чахоткой.

Как жёлудем срываясь в куб двора  
голубка бухается  оземь, 
которая ни пуха, ни пера
не легче. Ни в стихах, ни в прозе:

когда ты больше думаешь, чем ешь;
читаешь, снова думаешь о бренной
тщете людской - в душе зияет брешь,
откуда веет сквознячок Вселенной.
Откуда, как через дверной "глазок" 
видны друзей сияющие лица,
что будто ангелы всегда найдут предлог
гурьбою в дом к тебе ввалиться.
Но жизнь не опера:  пытаться навести
лорнет на сцену - не оставить шанса
искусству постаревшей травести.
И музыка становится ужасна...

По истеченью многих, так сказать...
- итог всегда со слогом пошлым -
и камешек из-под подошвы
и тень, упавшая назад,
становятся пропащим прошлым,

когда взобравшись на ледник
и отражаясь глыбой синей,
висит  сентябрьский двойник
небес, в витрине магазина,
день ото дня идёт на убыль
за занавесом огневой
листвы,  - как в гардеробе шубы -.
И продавщицы красят губы,
глядясь, как в зеркальце в него.

И всё прохладнее в тени.
Небес залысинами звонок,
сентябрь натягивает дни.
И в них до золотых коронок
истёрся парк, скрипя ночами.
Соседа - с кем мы здоровались, встречались -
вдруг, шварк ! -  уже хоронят.
И мы ступаем по цветам.
И утро подымается багрово.
И время с сеткой зверолова
преследует нас по пятам.


	*	*	*