Ярыми атеистами являлись большевики, вернувшиеся с фронтов гражданской войны. Одним из таких атеистов был красноармеец Фёдор Балакин, который добровольцем ушёл на фронт. Он воевал в Путиловском кавалерийском полку, где и вступил в партию большевиков. Фёдор жил со своей семьёй на Береговой улице. Его семья состояла, кроме него, из жены, трёх маленьких сыновей и тёщи. При этом жена с тёщей были верующими людьми, соблюдающими все посты и постоянно посещающими церковь.
Фёдора, как идейного члена партии, недавно избрали в Верхнесалдинский городской Совет депутатов трудящихся, а религиозные убеждения жены и тёщи сильно раздражали его, вступив в явное противоречие и несоответствие с его новой должностью. Он поначалу пытался их перевоспитать в духе нового времени, частенько теряя терпение и переходя в своём просвещении на ненормативную лексику, но все его попытки не имели ровно никакого успеха. Жена Фёдора Евдокия на его доводы в пользу атеизма спокойно отвечала ему одной и той же, железной по своей логике, фразой: "Я за тебя, Федя, постоянно богу молилась вместе с мамой - вот ты и вернулся живым с фронта. Слава тебе, господи!". Но особенно Фёдора раздражала тёща, которая, по его мнению, являлась основной причиной всего зла и мракобесия в их семье.
Однажды погожим летним днём, когда сам Фёдор был на работе, тёща с женой к празднику Святой Троицы затеяли в доме ремонт. Они вынесли всю мебель и пожитки во двор и начали белить потолки. Фёдор вернулся с работы домой под хорошим градусом. Неожиданно затеянный в доме ремонт, со всеми сопутствующими ему неудобствами, явился последней каплей, переполнившей чашу израненного терпения Фёдора.
Он, только перешагнув порог, разразился в адрес жены и тёщи длительной тирадой отборной брани, которую здесь даже неудобно озвучивать. Заканчивалась эта пламенная речь самой приличной из неё фразой: "Пристрелить бы вас обеих говённой пулей!". После этого Фёдор со злостью пнул ногой икону Николая Угодника, аккуратно выставленную тёщей на крылечко. Икона с грохотом покатилась вниз под причитания тёщи, рассыпая по ступенькам крылечка разбитое вдребезги стекло своего оклада. "Господи помилуй, прости раба своего неразумного Фёдора! Не по злобе он богохульствует, а по его врождённому слабоумию" - крестясь, голосила тёща.
Фёдор со злостью махнул рукой, пробормотал что-то невнятное, но очень обидное, плюнул в сторону тёщи, и нетвёрдой походкой направился через двор в уборную. Однако, подходя к ней, он вдруг споткнулся, казалось бы, на ровном месте и, проехав лицом по неструганным доскам двери уборной, упал ничком на пол. После такого акробатического трюка лицо его представляло одну большую ссадину, из которой сочилась кровь и торчали занозы от досок. "Ну вот, оно и началось! Помилуй, господи, дурака неразумного Фёдора! Не ведает нехристь, что творит. Ирод окаянный!" - воскликнула тёща, крестясь и кланяясь. Жена, наблюдая за всем происходящим с крылечка, тоже что-то прошептала про себя и перекрестилась.
На следующее утро Фёдор проснулся, встал с кровати и пошёл во двор умываться. Голова гудела и кружилась после вчерашнего. Он посмотрел в зеркало умывальника и опешил, увидев в нём красную распухшую массу, из которой узкими щелками на него удивлённо смотрела пара испуганных глаз. Тёща вышла во двор и, увидев лицо зятя, перекрестилась и со знанием дела уверенно сказала: "Свят, свят, свят! Господи, спаси и сохрани! К Вавилихе надо ехать в Нелобу, только она эдакую страсть отмаливает". Фёдор, сердито выругавшись на тёщу, крикнул жене: "Сбегай на работу, скажи, что я заболел и в больницу пошёл".
"Больница тут не поможет, милок" - робко заметила тёща. "Уж помолчали бы, мамаша, со своей неграмотностью! Мне и без вас тошно. Что у нас, докторов нет?" - раздражённо пробормотал Фёдор, грозно посмотрев на тёщу. "Свят! Свят! Свят!" - пробормотала тёща и перекрестилась, снова увидев распухшее лицо зятя. Быстро одевшись и натянув поглубже на голову картуз, Фёдор вышел из дома и быстрым шагом направился в больницу.
Во врачебном кабинете его принял пожилой врач Иван Матвеевич, с круглым пенсне на смуглом морщинистом лице. Он лечил людей в местной больнице всю свою жизнь, никто уже не помнил, как он здесь оказался, откуда и когда. "Ай - я - яй! И где же это вас, милейший, так угораздило?" - спросил он, озадаченно рассматривая в пенсне лицо Фёдора. "Да вот, упал вчера неудачно, а к утру всё лицо распухло" - виновато пояснил Фёдор. "Бета-гемолитический стрептококк группы A, а в простонародье - рожа!" - уверенно заключил доктор, прикладывая руку ко лбу Фёдора. "Да-с, вот и температура присутствует" - решительно добавил он, как бы подтверждая свой диагноз. "И чем же вылечить эту заразу?" - озадаченно спросил Фёдор.
"Я вам могу выписать мазь, но скажу сразу, она вряд ли поможет. Мне, как врачу, не пристало это вам говорить, но я слышал, что рожу одна бабка лечит в Нелобе. Практически стопроцентный положительный результат. Так что, советую, сударь, не терять времени" - радушно улыбаясь, посоветовал Иван Матвеевич. "Как же это так? Что же у вас за медицина такая, если только на бабок вся и надёжа? Других-то способов нет, ли чоли?" - с возмущением спросил Фёдор. "Могу прописать мазь. Выбор за вами, милейший" - учтиво предложил доктор. "Нет уж, спасибо. На кой хрен мне нужна ваша мазь, если от неё толку никакого. Пойду сдаваться домашним мракобесам, если нет никакого другого хода" - мрачно произнёс Фёдор и, попрощавшись с доктором, вышел из кабинета.
Он вернулся домой, где его молчаливо встретили жена и тёща, боясь спросить у него, чем закончился визит к врачу. Фёдор посмотрел на них недружелюбным взглядом и, тяжело вздохнув, вдруг тихо спросил тёщу: "Где там, мамаша, найти эту вашу ведьму в Нелобе?". "Слава тебе, господи! Надоумил раба неразумного, да наставил калеку незрячего" - скороговоркой произнесла тёща. "Да хватит тебе причитать, говори по делу, а то у меня харя горит, как пламя революции!" - не выдержал Фёдор. "Щас всё, как есть, расскажу, Феденька, спаси тебя Христос!" - залепетала тёща, засеменив следом за зятем, который пошёл запрягать лошадь, с участием объясняя ему что-то на ходу.
Спустя неделю, после молитв Вавилихи и нескольких тайных походов с тёщей и женой в церковь, Фёдор пошёл на поправку. С тех пор он уже перестал проводить в своём доме антирелигиозную агитацию и даже стал как-то уважительнее относиться к тёще, и матерился Фёдор редко, только в самых исключительных случаях, когда уже не представлялось никакой возможности сдержаться.