Время уже близилось к ночи, а они всё не расходились. Лысеющий мужчина в очках с тонкой золотой оправой по фамилии Джонсон, и его спутники (коренастый, похожий на средних размеров гориллу негр и долговязый парень с короткими светлыми волосами и овальным лицом, оба встали у дверей "Сладкой Жизни" с внутренней стороны) никого никуда не отпускали. Лонси уже осип от постоянных ругательств, угроз и препираний, и теперь выглядел так, словно бы постарел ещё лет на десять. Молоденькая официанточка - её, кстати, звали Ванда Гимберн - плакала не переставая, но теперь она делала это беззвучно. Весь остальной штат официантов и поваров сидел за соседними столиками с хмурыми лицами, кто-то откровенно зевал. Гиллард был в наручниках - отчего-то эта внезапно появившаяся, словно неоткуда, троица решила, что это именно он - первый виновник произошедшего, и вообще, правая рука Лонси, а, следовательно, особо опасен. Кокс был без наручников, но чувствовал, что Лонси только лишь нужен предлог, чтобы спихнуть всю вину на него, поэтому особых иллюзий по поводу того, что в ближайшие пару недель он будет свободно разгуливать на воле, он не питал. Хотя Лонси не был особо успешен в осуществлении своих намерений, потому что Кокс был родственником одного из жертв, и, очевидно, по представлениям ФСРовцев, не мог желать пристрелить его. Часть городских копов тоже оставалась тут, к ним присоединились несколько приехавших вместе с Джонсоном и его ребятами копов из полиции штата. И Пенскот, и Шейфера увезли в больницу, ту же самую, в которой сейчас находилась загадочная девушка, найденная Коксом в северо-восточных трущобах Гринлейка, подальше от Лонси, и его громил, с приставленной к ним охраной из полиции штата. За жизнь ни одного из них врачи из "скорой помощи" не ручались, но пообещали, что в больнице с ними сделают всё, что может быть в силах тамошних докторов.
- То есть, мистер Лонси, - обратился Джонсон уже в который раз к предводителю мафии двух городов - в ответ тот даже ухом не повел, словно бы обращались ни к нему, а к какому-то парню, так же сидящему вместе с ними за столом, но которого он и знать не знал, и видеть никогда не видел - Вы всё-таки утверждаете, что человек, напавший на администратора принадлежащего Вам заведения - всего лишь бродяга и грабитель, и оказался здесь совершенно случайно.
- Не случайно. Не совсем случайно, - произнес Кокс равнодушно, вмешиваясь в допрос - Вам же сказали - это был мой племянник, мы договорились с ним встретиться здесь, что бы я дал ему денег в долг. Я его давно не видел, и не знал, что он довел себя до такого состояния, и уж тем более, не был в курсе, что у него начался какой-то сдвиг по фазе, и, разумеется, не думал, что он явится сюда с оружием. Не знал до последнего момента, пока он, услышав мой отказ занять ему столь крупную сумму, не полез в подсобку, дабы взять своими силами всю кассу кондитерской, наведя пушку на её хозяйку...
Джонсон, покосившись на него, уделил ему не более трех-четырех секунд своего взгляда, а затем, опустив его вниз, сказал, тоже уже повторяя.
- Мистер... Э-э... Мистер Лонси, и мистер Кокс, как я уже говорил, мы уже осмотрели всё заведение снаружи, и нашли электронные камеры автоматического слежения над парадным, и черным входами. Все данные с них идут в офис охранного агентства "Рыцари Аргуса", так же принадлежащего Вам, мистер Лонси. Я уже послал туда людей, что бы они изъяли оттуда все показания этих двух камер за сегодняшний день, и - вы все тут должны понимать это - если выйдет так, что всё то, что вы мне сегодня сказали...
- Да чёрт возьми! - рявкнул вдруг Лонси, взорвавшись - Бродяга, убийца, буйно помешанный, грабитель, особо опасный преступник, которого разыскивают в нескольких штатах, и от которого воротит нос даже собственный дядюшка, ублюдок, который было чуть не убил мою кузину, вытряхивая из неё выручку за прошлую неделю - едва ли, дьявол бы её разобрал, большую, чем десять тысяч баксов! - застрелен благородным человеком, решившим вступиться за несчастную, слабую женщину, а вы, сукины дети, ещё и недовольны?! Ещё пытаетесь начать какое-то расследование, завести дело на нас, ни в чем не повинных жертв этого маньяка?! Да где же, в конце-концов, Ваша совесть?! Вы, что, когда людей берут в заложники какие-нибудь чокнутые фанатики-террористы из Османа, после всего этого допрашиваете тех, кого они держали под прицелами автоматов и угрожали поднять на воздух вместе со зданием?
- Иногда, что бы найти концы, приходится делать и так, - заметил Джонсон миролюбиво - И, надо сказать, что далеко не всегда подобные изыскания оказываются совершенно бесполезны, иногда нам удается найти тех, кто пустил террористов внутрь здания через черный ход, по предварительному сговору с ними. И ваш конкретный случай мне тоже вовсе не кажется идеальным в этом плане. Вы в курсе, мистер Лонси, что похищение человека, и удержание его взаперти против его воли в нашей стране преследуется по закону?
- Да не похищал я никого! - заорал Лонси осипшим голосом - Что Вы за бред сейчас несете, Вы хоть сами понимаете? Да даже если этот полоумный и впрямь мне зачем-то бы взнадобился, неужели я стал прятать его здесь, в кафе-кондитерской?! Вы хотя бы немного сознаете, насколько по-идиотски это выглядит? Где бы я его тут прятал? На складе муки, конфитюров, карамели и шоколада, под присмотром поваров, официанток и своей кузины, которая за всю свою жизнь и мухи не обидела? Да будь моя воля, и знай я, что всё в итоге выльется в это, я бы его и на милю не подпустил к этому заведению! Поставил бы вокруг вооруженное оцепление из числа людей в моей охране!
- Эта кафе-кондитерская - прикрытие ничем не лучшее, и ничем не худшее, чем, к примеру, какой-нибудь выкопанный за городом бункер, или подземный гараж со стальными дверями, рядом с которыми стоит вооруженная до зубов охрана - в том случае, если похищенного поместили туда уже и без того избитого до беспамятного состояния, и переломанного везде, где только можно. Такого удержит даже дверка в детской спаленке, и даже не обязательно привязывать его к кровати. А мистер Шейфер, по моему личному впечатлению, так и выглядел - весь избитый, переломанный, в ссадинах и синяках. Его явно отметелили - с чувством, азартом и знанием этого дела - прежде, чем доставили сюда.
- Вот как? Ну, пес с ним, может быть, он и вправду оказался здесь избитым, как неведомо кто - но как он, скажите на милость, в таком случае, нашел в себе силы выбраться со склада - или где Вы там полагаете, я должен был его прятать - и напасть на Джину? Что его поставило на ноги? Святое чудо?
- А что его поставило на ноги для того, чтобы он, согласно вашим общим свидетельствам, сумел совершить поездку из города в город, добраться до этого кафе для встречи со своим дядюшкой, да и ещё потом, к тому же, размахивать здесь пистолетом, и в итоге пробить затылок мисс Пенскот при помощи обычного жестяного подноса? Это что, по Вашему, выглядит гораздо более реалистичнее?
- Не знаю... Может быть, кто-то там, в Гринлейке, пытался выбить из него деньги, а потом, дав ему немного времени на то, что бы он подлечился, отпустил его сюда, в Кранслоу, чтобы он попросил их у Оуэна? Оуэн, ты у него не спрашивал, что у него с физиономией, кто его так?
Кокс пожал плечами, и покачал головой - нет, не спрашивал. Поврали, и хватит, подумал он, больше я ничего придумывать за, и ради тебя не намерен, тем более, что вся эта кутерьма случилась, по большей части, из-за твоей дурости.
- Да и никто бы не стал ничего рассказывать в таком случае, - отмахнулся от него Лонси - Кому охота расписывать то, как ему ломали руки и ноги всякие негодяи. Очнется - он хмыкнул - Вы расспросите его сами. Учините ему допрос с пристрастием, как Вы это, судя по всему, любите...
Джонсон поднял свой взгляд со стола на него. За стеклами его очков красно-оранжевые прожилки на белках его глаз выделялись особенно отчетливо. Он потер под носом, словно бы у него намечался насморк, и сказал:
- Ну, что ж, ладно.- пробормотал он; судя по всему, он и сам уже утомился от этой беседы, по сути, бесплодной, и ни к чему не ведущей - Думаю, что на сегодня хватит. Пока у меня нет никаких прямых доказательств того, что вы незаконно захватили этого человека, и держали его в плену, а предъявлять без них вам какие-либо обвинения - дело неблагодарное. Но вы должны знать, что я в курсе, что это за города, и кто вы все, в них обитающие. Я хочу предупредить вас, что добыть нужные мне доказательства - дело совершенно не сложное, но если я примусь добывать их, то они потянут за собой другие ниточки, а они выведут меня на другие, более крупные, и более интересные вещи. Поверьте, это будет для вас ещё менее выгоднее, чем сознаться в похищении этого несчастного, одному только Богу ведомо, что я могу на Вас, мистер Лонси, таким образом накопать, и что с Вами может после этого случиться...
- Вы угрожаете мне, мистер Джонсон?
- Нет, сэр, угрожают люди вроде Вас, а я предупреждаю Вас о возможных последствиях. Конечно, они настигли бы Вас что так, что этак, но Вы, как человек умный и опытный, должны знать, какую цену в таких делах имеет чистосердечное признание...
- Ха, - гаркнул Лонси так громко, что официантка Гимберн, вздрогнув, отстранилась от стола, за которым они все сидели - Вы, что полагаете, что беседуете с кем-то вроде мелкого карманного воришки с улицы, или начинающего пушера с улиц одного из бедных кварталов вашего мерзкого Нью-Хоризона? Кого Вы, мистер Джонсон, пытаетесь склонить к сотрудничеству?
- Да я ведь тоже не лейтенантишко из вашей, - Джонсон подчеркнул слово "вашей" - Городской полиции. Я, конечно же, не Бог весть какая сошка в своей структуре, и, наверное, не будь у меня соответствующего разрешения, я и мои люди не стали бы здесь околачиваться... Но, мистер Лонси, будь я на Вашем месте, меня бы в первую очередь именно это и насторожило. Вы ведь понимаете, о чем я сейчас, мистер Лонси?
Лонси некоторое время молчал, а затем, отведя взгляд в сторону, выдавил:
- Мне всё равно. Я старый человек, я достаточно пожил, и достаточно повидал в моей жизни. Наследников мне Бог не дал, и беспокоиться мне, в принципе, не о чем, так что давайте, валяйте, копайтесь во всём этом, сколько угодно. Если вам, ублюдкам, хватит наглости на то, что бы издеваться над стариком, то Бога ради, находите на меня что угодно, хоть чёрта лысого, а потом можете делать со мной всё, что хотите, вплоть до казни на электрическом стуле. Зато я умру с чистой совестью, не то что вы...
- Ну, про чистую совесть - это отдельный разговор, - хмыкнул Джонсон.
- Я не держал в плену этого сукиного сына, и это всё, что пока нужно Вам знать, - произнес Лонси с мрачной твердостью в голосе, - Больше ничего говорить я вам не намерен. А теперь, будьте так добры, убирайтесь из моего кафе, и не приближайтесь ко мне, пока у Вас не появятся какие-то более веские доказательства моей в чём бы там ни было вины.
- Хорошо, - сказал Джонсон, и встал из-за стола - Ребята, забирайте мистера Гилларда, и уходим. Мистер Гиллард, Вы, надеюсь, поняли, где Вам предстоит побывать, и по какой причине, мне ведь нет необходимости объяснять Вам это?
Гиллард молча кивнул головой. Его должны были проводить в камеру предварительного задержания, где он должен был провести сутки до выяснения всех обстоятельств произошедшего. Джонсон смотрел на него не то чтобы с жалостью, как на жертву обстоятельств, но всё равно - это был разительный контраст между этим, и тем, как он весь день пялился на Лонси - так охотник взирает через бинокль на бродящего по саванне льва-людоеда, за которым он охотится уже не один год, и от которого уже успел получить несколько уже довольно-таки внушительных шрамов.
- Что ж, это радует, - Джонсон задвинул свой стул обратно, под стол, и неторопливым шагом направился к выходу. Его люди, стоящие у двери, напротив, подошли к столу, и, подняв из-за него Гилларда, повели его вслед за своим боссом, на улицу, там, где их дожидалась принадлежащая им оперативная машина. Вслед за ними стали расходиться и все присутствующие в зале копы.
- Мистер Лонси, - обратился Кокс к своему главному, что, насупившись, словно сыч, продолжал сидеть за столом, когда большинство чужаков уже покинуло кафе. Тот, вздрогнув, поднял на него свои набрякшие темными мешками глаза - Что мне делать теперь?
- Что, уже забыл? - пробормотал он в ответ уже без всякой злости, впрочем, скорее равнодушно, нежели мягко - Или не знаешь, где у нас тут можно снять приличный номер на ночь?
Кокс знал, а потому, опустив взгляд, согласно промолчал. Всё равно, думал он, когда люди из ФСР всё-таки накопают на Лонси достаточно доказательств для того, чтобы завести на него какое-то дело - а это и в действительности было не так уж и сложно на данный момент - ему, скорее всего, будет уже не до меня. Вот только бы не подмяли бы они и меня, до кучи...
- Если знаешь, то давай, езжай туда, и оставайся там на ночь, и никуда лишний раз не высовывайся. Потом, по обстоятельствам, посмотрим, что будет дальше. Денег ты мне всё равно должен, и, так или иначе, ты мне их отдашь, даже если эти сукины дети и впрямь упекут меня за решетку... Но это мы ещё посмотрим, - его усталый, практически безразличный ко всему на свете взгляд, на секунду стал угрожающим, злобным, но затем, скривившись, как будто бы отведав чего-то тухлого, он потер свои вновь остекленевшие глаза, и опять посерел, отек лицом. Видимо, даже для кратковременной вспышки гнева сил у него уже не оставалось - Откуда они только здесь появились, эти поганые ублюдки? Столько лет всё было спокойно, и вот теперь... Ладно, Бог с ним. Расходитесь, - он повернулся назад, и оглядел всё ещё присутствующих в зале официанток, кухонных работников и нескольких мелких чинов из городской полиции - Давайте, идите по домам, не мучайте себя. Отправляйтесь в отпуск, а кафе я пока закрываю. Всё будет оплачено, идите!
После слов "Всё будет оплачено", люди, наконец, заоглядывались на выход, встали с мест, а затем несмело, по одному, стали уходить на улицу. Последними вышли полицейские - к ним слова Лонси об отпуске и оплате никак не относились, скорей всего, некоторые из них даже не завершили своё сегодняшнее дежурство, но они, по крайней мере, поняли, что у Лонси нет для них никаких поручений, а, значит, и делать им сегодня здесь уже нечего.
- И ты иди, - обратился Лонси к сидевшей вместе с ними за столом Гимберн, всё так же периодически вытирающей уже пересохшие от слез глаза. Теперь его тон смягчился по настоящему - Или тебе далеко идти?
- Да... - пробормотала она - Мне на улицу Акаций, на другой конец города, а автобусы уже не ходят.
- Кокс, - немедленно обратился к нему Лонси - На машине?
- Да.
- Замечательно, - сказал Лонси с каким-то пустым, бесцветным, как темнота в порожней коробке, удовлетворением - Подкинешь девчонку до дома, хорошо?
- Подкину, - пообещал Кокс, про себя подумав, что хотя бы на это, а доверия к нему у старого мафиози всё-таки осталось - Тогда мы пойдем?
- Идите, - разрешил Лонси - Не бойся его, - прибавил он напоследок, обращаясь к Гимберн - Вообще-то он нормальный мужик, и тебя не обидит, просто... Чёрт, то ли я старею, то ли такие уж гнусные наступают времена... Ладно, идите уже.
Кокс кивнул Гимберн, и они вместе встали из-за стола. Когда они уже практически добрались до выхода, Лонси вдруг окликнул его, и сказал холодным, ничего не значащим тоном:
- Запомни, Оуэн, если Джина умрет, то я никогда тебе этого не прощу, какие бы прошлые дела нас с тобой не связывали. Никогда, ты меня понял?
Кокс посмотрел на него столь прямо, насколько позволяла ему его усталость, и кивнул. Лонси опустил свой взгляд вниз, и остался сидеть за столом, и только лишь тяжело подымающиеся и опускающиеся плечи и спина могли помочь не спутать его с трупом человека, умершего во время ужина в результате внезапного инсульта. Теперь в каком-то помертвевшем от тишины и безлюдности кафе-кондитерской оставался лишь он один - даже все его люди ждали на улице, и Кокс был практически уверен, что через минуту-другую он прикажет им всем расходиться по домам, и оставить его в покое.
Выйдя на улицу, и ведя Гимберн к своему автомобилю, Кокс не удержался, и оглянулся через плечо назад, на витрины кафе. Лонси всё-так же сидел внутри, мрачный и неподвижный. Коксу он вдруг показался человеком, выросшем и состарившемся в абсолютно безлюдном городе, и, почувствовав какой-то смутный, неосознанный страх, он тут же повернулся обратно, вперед.
Позади щелкнула открывшаяся и закрывшаяся дверь - наверное, кто-то из охранников Лонси решил зайти внутрь, и узнать у него, как им дальше быть.
Ответ Лонси он уже знал заранее.
***
- Почему он обвиняет во всём Вас? - спросила у него Ванда Гимберн, едва они удалились от "Сладкой Жизни" на несколько ярдов - Ведь это же он сам во всём и виноват! Заставил своих людей привести к нам какого-то сумасшедшего отщепенца, запереть у нас на складе, а теперь, когда он напал на миссис Пенскот, и чуть её не убил, всё валит на Вас! Ведь это же несправедливо! Мало ему, что ли, что посадили Вашего помощника, Винса?
- Винса не посадили, - поправил её Кокс автоматически - Он побудет несколько суток в предварилке, а потом его, думаю, отпустят. Возможно, повесят какую-нибудь ерунду, типа превышения при самообороне, но за это не сажают. Но денег сдерут с него немерено...
- Да какие деньги?! - возмутилась молоденькая официантка - Неужели Вам самому не обидно, что Лонси вот так вот с Вами?!
- Что обидного? - Кокс покосился на Ванду через зеркало заднего обзора. Глаза у неё были большие, серые, сверкающие странным стеклянным блеском, с белками, покрытыми красными прожилками после недавнего плача. Они напомнили ему почему-то глаза человека с цветной суперобложки какого-нибудь дешевого литературного ужастика или триллера, мода на которые бродила по всему миру лет этак десять, или пять тому назад. "Оно пришло, и убило мою начальницу жестяным подносом", придумал он тут же подпись к этим круглым, сверкающим не то от возмущения, не то от до сих пор не переваренного ужаса глазам, и тут же невольно усмехнулся - слабой, едва заметной, но весьма неприятной для него самого ухмылкой - Вообще-то Шейфер - мой племянник, и если бы я несколько лет тому назад лично не уговорил Лонси разрешить ему жить здесь, в двух городах, то ничего этого, наверное, и не произошло. А он тогда ох как не хотел делать этого - Фрэнк уже тогда был славен своей абсолютной безбашенностью, и мерзким характером, и нехороших дел за его плечами было уже вагон и маленькая тележка. Но я пожалел его, всё-таки родная кровь - не водица, а Фрэнк мне клялся и божился, что будет жить в двух городах так тихо, как только это вообще для него возможно, вот я и поверил. Поручился за него перед Лонси, а уже через год с небольшим стал об этом жалеть. И всё тянул, хотя мне стоило бы выгнать мерзавца прочь отсюда собственноручно ещё тогда. Но я всё медлил, думал, что он всё-таки исправится, ну, вот и дождался в итоге. Вот и вся моя вина, понятно, мисс?
Глазищи в зеркале заднего обзора стали несколько меньше, и, потускнев от задумчивости, опустились вниз.
- Всё равно, в данном конкретном случае виноват именно он, а не Вы, - произнесла Ванда мрачно, хотя и не столь возмущенно, как прежде - Почему он вообще решил, что этого сумасшедшего можно вот так просто спрятать у нас на складе? Неужели он не мог понять, что если этот тип сумеет выбраться из него, то никто из нас не сможет оказать ему никакого сопротивления?
Вообще-то, подумал Кокс запоздало, Шейфер скорей всего и в действительности попал на склад в таком состоянии, в котором не то чтобы выбраться оттуда, но и просто придти в себя трудновато. Когда он увидел его там, в окружении кухонных работников, с захваченной плен Джиной, он был похож на боксера, которого мутузили три раунда подряд, и который за это время уже пару раз успел побывать в нокауте, при этом последний раз был перед самым концом игры, и который так из него и не вышел, и валялся на ринге, пока его не унесли прочь из зрительного зала. Вот только Шейфер, в отличие от этого умозрительного боксера, почему-то сумел встать самостоятельно. Как он вообще смог сделать это? Даже поверхностная оценка глазом дилетанта могла бы дать ему описание - "Весь переломан", а уж видавший виды Кокс мог сказать точно, что у Шейфера тогда было, как минимум, пара сломанных ребер, перелом - небольшой, но существенный - какой-то из конечностей, был свернут на бок нос, отбиты все внутренности, а так же было сотрясение мозга, близкое к тяжелому. Да плюс ещё общее физическое состояние - его наверняка не поили и не кормили с тех самых пор, как схватили в доме того чудаковатого криминалистического художника, за которым его и Гилларда по неведомым для Кокса причинам заставили следить, и в который в итоге Шейфер по пьяной дури полез. Совершенно неизвестно, в каких условиях он валялся сначала в кутузке, в Гринлейке, а потом уже здесь, быть может, все его раны и ссадины уже успели воспалиться, заполниться гноем, и начался процесс заражения крови, он мог подхватить там воспаление легких, чуть не сдохнуть, весь и без того избитый, на почве тяжелого похмелья, слегка тронуться рассудком (не даром же он болтал всю эту хрень в кафе, когда захватил Джину в заложницы)... В общем, люди в таком состоянии даже по ровной поверхности передвигаются с палочкой, а Шейфер, если Кокс всё правильно понял, каким-то образом сумел выбраться по лестнице из подвала, вскрыть закрытую дверь, а затем напасть на никак не ожидавшую этого хозяйку заведения. Для этого надо было бы иметь здоровье трех таких людей, как Шейфер (а он и сам по себе был человеком отнюдь не хлипким), и ещё больше выносливости, и сотни тонн упрямства, и целый бурлящий океан злобы, наглости и решимости, готовности идти на всё, лишь бы вновь оказаться на свободе. В понятии Кокса всё это для тогдашнего, изувеченного везде, где только можно, Шейфера было просто неприменимо, каким бы он там борзым по жизни не был.
А ещё этот идиотский жестяной поднос! Ему доводилось видеть их вблизи, и надо сказать, очень тяжело себе представить этот самый поднос в виде какого-то оружия - его и о коленку-то согнуть было сущим пустяком, что уж говорить о том, что бы пытаться пробить им чей-нибудь череп. Нет, возможно, это было и осуществимо, но, для того что бы сделать это, нужно было обладать неимоверной силой и реакцией, что и для здорового человека было бы чем-то невероятным, что уж там говорить о ком-то, искалеченным в той же степени, что и Шейфер. Скорее всего, человек в его состоянии не смог бы даже удержать этот поднос в руках более, чем на минуту, не то что бы атаковать кого-то с его помощью.
- Как он вообще попал к нам, Вы случайно не знаете? - спросила сидящая на заднем сиденье его автомобиля девушка - Чем он вообще не угодил Лонси, что он решил запереть его в нашем подвале?
Кокс пожал плечами - пожалуй, что уж ей слушать об этом вовсе не обязательно.
- Чем-то сильно перед ним проштрафился, - сказал он расплывчато, таким тоном, словно в последние месяцы не имел с Шейфером близких соотношений вовсе, только лишь слышал о нём что-то смутное издалека - Он в последнее время вообще как с катушек слетел, немерено пил вина, с кем-то постоянно сцеплялся, валил все задания, которые ему поручали, в общем, совершенно отбился от рук. Я даже перестал его брать с собой на дела, Гиллард помогает мне гораздо лучше, да и трезвый всегда, как стекло. Быть может, за то время, пока мы с ним не виделись, Фрэнк вытворил нечто такое, что было непростительно уже и для самого Лонси, вот он и решил поучить его уму-разуму, а, может быть даже и вовсе вышвырнуть его прочь из двух городов. Вот он и позвал меня сегодня, чтобы я был в курсе всего... В общем, я не знаю...
Ванда со вздохом покачала головой, и отвернулась в сторону, задумчиво смотря на проносящиеся за окном машины дома. Время было позднее, но во многих из них ещё горел свет - кто-то из жильцов или, заснув, забыл его выключить, или же намерено полуночничал, торча перед телевизором, или сидя в Интернете через компьютер.
До Улицы Акаций оставалось совсем немного. Кокс не имел ничего против несчастной молодой официантки, которая, между тем, и без того натерпелась за прошедший день, но, тем не менее, ему не терпелось побыстрее избавиться от неё, доставив её домой, а затем убраться восвояси. Как жаль, что я не могу убраться и из этого города, думал он мрачно и устало, а лучше - и вовсе из этих мест, подальше, где об Оуэне Коксе не слыхивали и слыхом, и вообще, не были в курсе всех этих чертовых криминальных разборок Восточного Берега. Купить себе ферму где-нибудь на юге Невады, или приобрести бензоколонку возле автострады, а самому поселиться в каком-нибудь пыльном городишке, или выстроить скромный домик неподалеку от места работы. Чем дальше от всего этого дерьма, тем лучше.
- Там, дальше, ещё через несколько ярдов налево, - пробормотала официантка, на секунду повернувшись вперед. В голосе её слышались усталость и разочарование - она, кажется, осознала, что Кокс не особенно горит желанием обсуждать произошедшее, да и восстановлением справедливости, даже касательно себя, интересуется не особо, и это не то что бы её расстроило, но слегка развенчало его в её глазах - Там будет улица Акаций, и мой дом, третий слева.
- Я знаю, где находится улица Акаций, - сообщил ей Кокс спокойно - Я живу тут уже больше сорока лет, и успел изучить оба города досконально.
Гимберн никак не отреагировала на его замечание, только лишь молча пожала плечами - ну и хорошо, что знаешь.
Остаток пути они проделали молча.
Дальше улицы Акаций было всего два квартала, а после этого и впрямь был конец города, за которым находились пустынные поля, один край которых упирался в низкие бесплодные всхолмья, а те, в свою очередь, с другой стороны почти сразу же обрывались крутыми гранитными утесами, у подножий которых бились волны Атлантического океана. Если в округе было тихо, то жители последнего из кварталов могли даже услышать, при желании, шум прибоя, и вопли носящихся у скал чаек, которые устроили там, на скалах, целые колонии. Но обычно никто ничего не слышал, вернее, не вслушивался - по ночам люди либо спали, либо игрались со своей навороченной бытовой техникой, потребляли с её помощью гигабайты Интернет-трафика, просматривая новинки кинематографа, или слушая музыку, или играя в видеоигры, или просто общаясь в социальных сетях, а иногда делая и то, и другое вместе и сразу. Сейчас были уже совсем не те дни, когда кто-нибудь, мучимый бессонницей, мог выйти на крыльцо своего дома, выкурить там сигарету, проглотить банку пива, или просто подышать свежим воздухом, прислушавшись к ночной тишине, хотя таковых не спящих по ночам лунатиков стало куда больше, чем было прежде. Все, кто не мог успокоиться, и спокойно улечься в своей кровати, теперь предпочитали свежему воздуху ночной улицы затхлый воздух, иногда провонявший всё теми же табачным дымом и пивными парами, заполнявший их комнаты, кабинеты, спальни с двухместными кроватями, теперь зачастую пустовавшими ровно наполовину. Теперь даже молодежь редко гуляла по ночам, все предпочитали видеочаты, общение через скайп, или через собственные аккаунты на сайтах вроде "Beseda", "Vkontacte", "Pochta", "Lichnosti", "Mojklass" и прочие монстры виртуального общения, созданные ещё десять лет тому назад московитскими программистами, и до сих пор так и не потерявшие своей актуальности. Редкий человек сейчас мог обойтись без этих самых электронных, "сверхтехнологичных", как принято было говорить несколько лет тому назад, костылей, и к нынешнему моменту фальшивая жизнь, происходящая за преградой стеклянных и пластиковых мониторов и экранов, потеснила настоящую, как минимум, на треть её былых позиций. В Великой Стране, в её колониях и саттелитах уже давно шли разговоры о том, что уровень преступности, убийств и грабежей неуклонно снижается, говорили о том, что очень скоро это величественное в своих размерах и богатой истории государство (наследник стародавней Британской Империи, владычицы морей и мирового центра всей англосаксонской культуры и духовности, как любили говаривать его истые патриоты, или, по крайней мере, те, кто ими прикидывался) по уровню законопослушности своих граждан, и царящих в нём порядка и безопасности дойдет до уровня Московитского государства - оплота свободы и демократии этого мира, но всё это было не более, чем самоутешающие фантазии. На самом деле люди вовсе не стали более порядочными или цивилизованными, они просто обленились, замкнулись в своих внутренних мирках, перестали искать цель в жизни, их мечты и желания притупились и опримитивелись, а ценности обесценились. И преступность никуда не исчезла, она просто-напросто легализовалась, научилась проводить свои махинации в законном порядке, срослась с государственными структурами, и вошла в высшие эшелоны власти, откуда действовать можно было уже с большим размахом, и при этом так, что простые люди не замечали в этом ничего противозаконного, и считали всего лишь очередным нововведением или проектом, созданным исключительно лишь для того, что бы улучшить их, граждан Великой Страны, жизнь. Конечно же, находились и скептики, которые умели видеть всё, как есть, а иногда, ради привлечения внимания к собственной персоне и просто ради красного словца сгущали краски до такой степени, что после ознакомления с их мнением просто уже не хотелось жить, но основная масса людей или не воспринимала их слова всерьез, или не понимала их, или даже нападала на них, считая, что так могут говорить лишь агенты враждебных Великой Стране сил (той же Московии, или даже Австронезии, например), или людьми, которые занимаются этим исключительно ради политики (что, кстати, отнюдь не было редкостью, ведь внутреннюю борьбу за власть между вечными, как сама Страна, партиями республиканцев и демократов ещё никто не отменял, а в этой борьбе были хороши любые средства), или просто чокнутыми, которым просто не сидится на заднице ровно, и во что бы то ни стало, хочется отчебучить что-нибудь этакое. Чаще всего на них попросту не обращали никакого внимания, и по одной простой причине - люди не хотели знать ничего подобного, потому что такие правда (или неправда), и перспективы, с ней связанные, их пугали, а таковой страх, не связанный ни сюжетом какой-нибудь фантастической книжки, ни с заведомым вымыслом, отснятом в кинематографической ленте, а с их собственной жизнью, будущим не доставлял им ровно никакого удовольствия. Кому хотелось ворочаться по ночам в кровати, думая о том, что цены на самое необходимое в магазинах и супермаркетах вот-вот подымутся в полтора раза, или переживать, что их ребенка, возвращающегося из школы, может пырнуть ножом какой-нибудь грабитель-наркоман, или похитить с целью выкупа или даже изнасилования шайка каких-нибудь безработных нелегалов из колонизированных совсем недавно Великой страной нищих и полудиких территорий? Кто хотел бы выкуривать пару-другую лишних сигарет в сутки, размышляя о том, что с экологией в последнее время всё стало настолько плохо, что через пять лет чистая вода будет цениться на вес золота? Кто хотел размышлять о эпидемиях? О возможности скорой ядерной войны между гигантскими странами-империями земного шара? О исламских террористах из Османа, взрывы, устраиваемые при помощи рук которых расцветают то тут, то там по всему шару столь быстро и внезапно, что невольно кажется, что по матушке-Земле шагает какой-то огромный безумный садовник, который, вооружившись волшебными семенами, разбрасывает их повсюду, и из них в одно мгновение ока вырастают гигантские пламенно-дымные деревья? А о всё новых и новых сортах наркотиков, увлечение которыми в среде молодежи идет волна за волной, и каждая новая волна всё выше, всё стремительней, всё смертельной (видео на Posmotri.com: торчок под "зелёнкой" разбивает головой садовую скамейку в парке; 48 312 просмотров, 32 173 понравилось)? Нет уж, рассуждало обычно подобное большинство, у меня есть дом, семья, работа, есть кровать, в которой я сплю, есть еда, которую я ем, есть машина, на которой я езжу, есть бар, в котором мне, на худой конец, всегда нальют стаканчик виски в кредит; а будет ли у меня всё это, если я начну рассуждать, искать правду, возмущаться и протестовать?... Да и как можно - кому я должен сочувствовать в этом вопросе? Педикам? Евреям? Тупым прыщавым подросткам, которые готовы прыгать и голосить песни даже под девизом "Вся власть - табуреткам!", лишь бы им дали таковую возможность? Нет, они все безумцы, или предатели родины, и, стало быть, либо просто не способны рассуждать здраво, либо же законченные подлецы. Они не желают порядка, им нужен хаос, всем им ничего не стоит убить собственную мать, изнасиловать ни в чем не повинного маленького ребенка, вытереть задницу звездно-полосатым флагом. Ну уж нет, хватит с меня вчитываться в их бредни, зайду-ка я лучше на какой-нибудь порносайт, или посмотрю очередной матч из нынешней серии игр Восточно-Бережного Чемпионата по бейсболу.
Страх был причиной, загонявшей обывателя в нору, страх же был его лучшей защитой от его же самого. И не только обывателя, но и само государство этот страх предохранял ничуть не хуже - вот уже как шестьдесят с небольшим лет, со времен Большого Антимаккартистского Протеста в ****-м, в Великой Стране не было ни одного крупного восстания или серии бунтов. В каком-то смысле, государственный аппарат Великой Страны мог бы даже гордиться этим, но таковая гордость была бы уместной разве что в том случае, если бы люди не протестовали просто потому, что у них не было причин для протеста, но причины были, просто слишком уж мало людей выходило на улицы отстаивать общественные интересы, а небольшие стачки и пикеты всегда можно было бы проигнорировать, очернить в глазах публики при помощи купленных прессы, телевидения и интернет-ресурсов, ну, уж если дело действительно имело все шансы принять серьезный оборот, разогнать при помощи полиции, или задушить на корню, натравив на организаторов копов, ФСР, СВР, службы здравоохранения, контроля за нелегальной эмиграцией, налоговую, да тех же самых бандитов, которым, по сути, было абсолютно наплевать, чьи бабки отрабатывать - частные или же государственные. И люди знали, насколько споро государство может взять тебя в оборот, если ему не понравится, что ты говоришь, что ты пишешь в своём блоге в Интернете, или даже то, как ты идешь по тротуару из своего дома в магазин за булкой хлеба, знали, что государственная машина всегда начеку, всегда взведена, как боек на корпусе револьвера, а потому старались особо не высовываться. Таким-то образом страх и помогал поддерживать относительную стабильность в Великой Стране, и держал задницы тех, кто ею заправлял, в относительной безопасности от внезапных смут и переворотов.
Хотя никто из простых людей и не имел никакого понятия о том, что механизмы эти давно заржавели, и двигаются с очень большим трудом, постоянно противореча, и мешая друг-другу.
Они не знали, что детали этого механизма уже потрескивают, и с них уже вовсю вниз, на землю, валится ржавая пыль.
А иногда отваливаются куски и побольше.
***
Когда агент ФСР Джонсон сразу же после того, как загадочное подземелье, которое они исследовали, затопило нефтью (или, по крайней мере, чем-то, очень на неё похожим) позвонил своему начальству и рассказал о своём желании расследовать непонятную смерть дорожного полисмена, ему сначала посоветовали немедленно собирать манатки, и вместе со всей своей командой возвращаться в их штаб-квартиру; дескать, за дело взялись военные, и теперь им лучше бы не путаться у оных под ногами. Но едва он, разочарованный, и впрямь начал делать это, ему позвонили с неопределяемого номера на сотовый, и сообщили, что кое-кто высокопоставленный в Нью-Хоризоне хотел бы, что бы он и его люди задержались в Кранслоу на недельку, или чуть более того, незаметно для чужих глаз взяли бы оба города и происходящее в них под свой надзор, а особенно некоего мистера Лонси, самую крупную в этих городах шишку. Это ещё пока не означало, что тому расследованию, которое он хотел начать, разрешили дать ход, но ему сказали - наберешь улик и поводов, соберешь все необходимые для этого ниточки, и на всё дальнейшее тебе будет дан зеленый свет. Желание делать всё это у него успели отбить ещё в самом начале, да и та катастрофа, которая случилась в загадочном, выросшем под землей подземном комплексе скорее напугала, нежели привлекла его, побудила в нём мысли о том, что ему и его ребятам и впрямь здесь делать особо нечего, что всё это - странные подземные сооружения, невесть каким путем оказавшаяся внутри их вместе с обглоданным до последней косточки скелетом копа из дорожной полиции патрульная машина, черная жижа, прущая, фонтанирующая из-под закрывающего вход в них люка, как дерьмо из неисправной канализации в период нескончаемых ливней - попросту лежат вне их юрисдикции, да и понимания, и он хотел было отказаться, сказал им, то есть своему начальству, что собирается убраться прочь из этих мест, да побыстрее, чем бы ему подобное непослушание не грозило. Хватит с меня и этих идиотов-журналистиков, сказал он им, одна из них, девчонка уже наверняка готова растрепать всему свету, что там произошло, и кто там при этом присутствовал, и одному Богу ведомо, что будет после того, как она это и впрямь сделает, быть может, мне хоть так, хоть сяк находиться в рядах ФСР осталось совсем недолго; но тут его перебили, и попросили не торопиться, ни с действиями, не с выводами. Потом ему назвали кое-какие имена, и сказали, что эти господа были бы весьма обрадованы, если бы Джонсон и его команда присмотрели бы за мистером Лонси хотя бы одним глазком, и не стали бы скупиться на вознаграждение за выполнение этой работы, а уж все неудобства, которые могли бы возникнуть у Джонсона, пока он здесь, без всякого сомнения быстренько бы устранили. Разумеется, прибавили они, если мистер Джонсон всё-таки решит отказаться, прибавили они, то никто ни защищать, ни покрывать его не будет. Возможно, что накрутят чего-нибудь ещё, домыслил за них Джонсон про себя, и, скрепя сердце, всё-таки сказал им "да".
Он, и его команда сняли несколько номеров в местном отеле, небольшом, но, надо признаться, довольно-таки чистеньком и опрятном, без ожидаемых клопов и тараканов, с исправно работающими водопроводом и электроснабжением, даже с кабельным и Интернетом - и вроде того что бы стали ждать в засаде. Ждать пришлось всего пару дней, и рыбка, наконец, попалась на крючок. Впрочем, можно было бы сказать, что она тотчас же сорвалась, но это было не беда - теперь Джонсон был в курсе, где этот карась прячется, как плавает, и на что клюет, осталось только прижать его как следует, и тогда уж брать за жабры. Нужно было дождаться, когда эти двое - хозяйка кафе и тот парень, который якобы на неё напал, придут в себя, и кое-что ему расскажут, ну и, естественно, снять показания камер у обоих входов в кафе. Двоих он уже отослал в местный госпиталь, чтобы они руководили выставленной у палат охраной из местных и копов из полиции штата, и велел им немедленно телефонировать ему, если что, а ещё двоих - и того раньше - в гости к "Рыцарям Аргуса", чья охранная контора была расположена в Гринлейке. Сам же он, и большинство его ребят оставались пока в гостинице, и ждали, пока местные мафиози во главе с Лонси допустят в суматохе ещё какую-нибудь ошибку. Она сейчас, в принципе, не то что бы так уж была ему нужна, но лишней не была бы точно, потому что в виду уже произошедшего эта ошибка почти наверняка будет ещё более грубой и очевидной, чем прежняя.
Однако у Джонсона было явственное ощущение того, что он запустил голой рукой в термитник, и теперь что есть мочи ворошится в нём, даже не замечая, как по его обнаженной коже то и дело пробегают маленькие и испуганные, но крайне кусачие твари. И, чем дольше он здесь находился, тем сильнее становилось это ощущение - оно росло даже не с каждым днем, а с каждым часом, с каждой минутой, проведенной здесь.
Теперь он стоял у окна своего номера, и всматривался в сгустившуюся за ним ночь. Привыкший за свою жизнь к обилию ночных огней в Ричмонде и в прочих больших городах, он полагал эту ночь слишком темной, слишком непроглядной, хотя сейчас мог прекрасно видеть и освещенные фонарями улицы, и очертания домов, и смутное гало, которое город отбрасывал на пасмурные, затянутые низкими облаками небеса. Но по сравнению с ночным освещением, допустим, Нью-Хоризона это казалось отблеском одинокого светлячка, неспешно плывущего по дремучему лесу в темную ночь, свечением гнилушек, полузасыпанных опавшей листвой. Нигде и ничего не видно, если кто-то кого-то решит сейчас убить, он не сможет увидеть это даже под окнами своего номера. Хотя тишина, которая царила сейчас вокруг, могла бы помочь ему, наверное, начнись сейчас в каком-нибудь отдалённом уголке этого города ругань и перепалка на улице, он бы мог услышать её, и не важно, насколько далеко бы это произошло от гостиницы.
Единственный из всех, он взял себе номер на одного человека (остальные разместились по двое, а то и по трое на комнату), и теперь ему никто не мешал размышлять в одиночестве. Уже миновало более получаса, как настала полночь, а он всё никак не мог угомониться, ворочался в кровати, вставал, курил, пил воду из фарфорового гостиничного графина, мерял комнату шагами, листал лежащую на прикроватной тумбочке Библию, выпущенную каким-то пресвитерианским издательством. Всё вроде бы пошло гладко, как надо, но... Видит Бог, как же ему не охота было ему здесь оставаться. Завтра он должен был навестить тех двоих, пострадавших в сегодняшней разборке, узнать у врачей, как их состояние, составить список полученных ими травм, вызнать, будут ли они жить вообще после произошедшего с ними, а если нет, то как долго им ещё осталось. Возможны были только две препоны, которые могли бы встать у него завтра на пути - во-первых, врачи могли заупрямиться, и, подговоренные Лонси, начать кивать на пресловутую врачебную тайну, дескать, они не могут сообщать нужную Джонсону информацию без согласия самих больных, или же их родственников (но, впрочем, он насчет этого не беспокоился, у него были нужные рычаги, чтобы надавить на них); а, во-вторых, кое-кто из этих несчастных мог попросту не дотянуть до утра, и по вполне естественным причинам. Особенно эта женщина, хозяйка кафе, шею и затылок которой разрубили кухонным подносом. Боже мой, обычным жестяным кухонным подносом! Таким подносом и твердый сыр было бы сложно разрубить с размаху, а тут - человеческая плоть, кости черепа, кожа и волосы, которых их скрывали! Как будто бы это произошло не на самом деле, а в каком-нибудь дешевом ужастике, где мясо и кишки делаются из отходов на бойне, а кожа и кости - из резины, пластика и полихлорвинила! Он ума не мог приложить, какие обстоятельства должны были бы сложиться для того, что бы эта травма стала реальностью. Несчастная женщина должна была бы для этого прижаться что есть силы к ровной бетонной стене, и не двигаться, а тот, кто бил (по словам очевидцев, тот жалкий избитый доходяга с простреленными легкими) должен был лупить по ней с такой силищей, что в итоге, наверное, отрубил бы при ударе и себе самому свои пальцы. Он уже внимательно осматривал этот самый поднос, изъятый им, как орудие недосовершённого убийства, и как вещественное доказательство - он легко гнулся в его руках, и, при желании, он легко бы мог сломать его пополам - типичная дешевка, которые такие вот, как это, кафе, расходуют по десятку в год. Ну не бред ли, что всё это могло произойти? Выходит, либо свидетели что-то недоговаривали ему по этому поводу, либо... Но что "либо"?! Что чертовщина, начавшаяся в этих местах, не ограничивается странной норой в диком поле между двух провинциальных городов, и что она стала распространяться и на живых людей, здесь обитающих? О, разумеется, она бы наверняка распространилась, один лишь факт наличия нефти в этих бесплодных землях должен был уже через считанные дни свести с ума большинство из местных, но ведь не могло случиться так, что бы в результате всего этого люди начали бы превращаться в героев комиксов вроде Скоростного или Сверхчеловека, и смогли бы разрубать жестяными подносами человеческие черепа, как будто мальчишки - перезрелые тыквы деревянными мечами! Какая-то чушь... И при всём этом Джонсон прекрасно чувствовал, что это ещё не конец, и даже не середина того, что должно было произойти здесь в ближайшее время, что, если представить происходящее в виде временной шкалы, то это странное событие находилось на расстоянии всего в пол-деления от нулевой отметки. А ещё он чувствовал то, что он зря впутался во всё это, и что зря впутал своих ребят, и что уж лучше бы сел за этого несчастного журналиста, захлебнувшегося нефтью внутри "бункера", или заплатил бы штраф, или вышел бы на волю под залог, нежели бы оставался тут. Ты сидишь не просто на бочке с порохом, говорило ему подсознание, а на целом пороховом складе, и уселся в самом эпицентре будущего взрыва.
Оставалось только лишь уповать на то, что он, в случае чего, всё-таки сумеет выкрутиться, и вовремя сделать отсюда ноги. Кроме того, он пообещал себе, что будет по максимуму тщателен и осторожен, будет внимательно следить за происходящим в городе, не соваться в самое пекло, и не высовываться из своего укрытия без лишней надобности - по крайней мере, сам он на это рассчитывал.