Аннотация: о том как симпатичный рыжий кутенок стал взрослым застенчивым псом, мужем, отцом; о том, как он любил и ненавидел; о дружбе, жизни и смерти
Тузик
Тузик был исключительной красоты псом: весь огненно-рыжий, лишь на животе шерстка приобретала персиковый оттенок, точеная мордочка с умными глазами цвета осеннего листопада и черной пуговкой носа плавно переходила в гордую шею, словно у льва отороченную шикарным золотым воротником, аккуратные лапки тоже украшены пушистыми манжетами, ровная блестящая спинка венчалась гордостью каждой собаки - хвостом, конечно. Ну а хвост у Тузика был просто роскошным, что там и говорить, любой павлин рядом с нашей собакой стал бы клевать свои когти от зависти! Мне этот хвост напоминал веера придворных дам из кино. Он был большим, пушистым, белым с веселыми брызгами всей гаммы красного и оранжевого. Все наши гости восхищались Тузиком, на их вопрос о породе нашей *жар-птицы*, мы с гордостью отвечали: *Двор-терьер*. Да-да, Тузик был обыкновенной дворняжкой.
Я была еще совсем маленькой, когда к нам принесли двух смешных кутят-братьев с толстыми попками и малюсенькими круглыми ушками. Рыжика назвали Тузиком, а серенького Тобиком. Братья быстро подрастали, их хвостики завернулись по-поросячьи крючком, ушки встали над макушками и все дни наш двор заливал щенячий веселый лай. Мы с двоюродными сестрами очень любили играть с косолапыми зверьками и кормить их. Они так смешно бежали, вскидывая попами и не всегда вписываясь в повороты, заслышав многообещающий стук ложкой о посудину! И засыпали, наевшись, как настоящие дети - на спине, сложив толстые лапки на раздувшееся брюшко и раскинув уши. А когда звяканье калитки возвещало о посетителе, они быстро прятались в сарае и оттуда храбро гавкали тонкими голосами.
Наш район неожиданно накрыла эпидемия чумки. Тобик пустил пену изо-рта и замер. Взрослые его незаметно унесли. А Тузик тоже кашлял пеной, но отлежался в темном сарае, и через неделю, худой и слабый, вышел на солнце и впервые после болезни не отказался от пищи. За Тузиком теперь ухаживали с удвоенной нежностью.
Дни пролетели, Тузик вырос в красивого пса, мы с сестрами пошли в школу. Когда мы возвращались домой, он всегда встречал нас у калитки радостным лаем, прыгал вокруг и махал своим лисьим хвостом. Но больше всего Тузик любил дядю Вову, каждый раз, когда тот уходил на работу, Тузик прощался с ним, словно навеки, и каждый раз, когда дядя Вова возвращался, Тузик встречал его, словно разлука была длиною в десять лет. Тузик стонал, выл и восторженно завывал, скакал вокруг своего хозяина козлом и бешено вертел хвостом. В вечерних сумерках я часто наблюдала из окна кухни две неподвижные фигуры - дядя Вова на низком полене задумчиво следил за своими крылатыми питомцами в голубятне и преданный Тузик лежал у его ног.
Большую часть времени теплого времени года Тузик проводил в тени урючины под окнами нашей кухни. Тут ему открывался весь двор и калитка, обгавкивать входящих в которую, было его прямой собачьей обязанностью. Как только кто-нибудь из домочадцев высовывался в кухонное окошко, Тузик оживлялся, выразительно подбегал к своей миске, и начинал грозно лаять в сторону калитки на воображаемых врагов, а потом снова переводил глаза на нас и вилял хвостом, радостно свесив язык набок. *Подхалимничает*, - смеялась мама.
В еде пес был, однако, очень разборчив: любил мясо во всех его видах, да побольше, в крайнем случае соглашался на косточки, супы презирал, а каши так и вообще игнорировал. Если ему приносили что-то не то, он переставал вилять хвостом, грустно смотрел на нас и понуро отходил от миски. Через полчаса, не выдержав вида несчастного животного уныло лежащего хвостом к тарелке, мама несла ему что-нибудь вкусненькое. Кушал Тузик с достоинством, медленно, не набрасывался на еду, как прочие собаки, брал маленькие кусочки и аккуратно пережевывал их, склоняя голову то на один бок, то на другой. *Интеллигент*, - шутила мама.
Летом взрослые ставили во дворе ванну и ведра, наполняли их из шланга водой и на азиатском солнцепеке водичка быстро нагревалась. Это была счастливая пора брызгалок: мы, девчонки, устраивали настоящие битвы со старшим братом и его друзьями, а потом бежали охлаждаться в прохладной ванне. Тузик воду не любил, от брызгалок шарахался, а к человеку со шлангом вообще близко не подходил. Но увы, дядя не зря грел воду в паре ведер. Пару раз за лето он считал необходимым искупать собаку - любителя в пыли поваляться, да в угольной куче порыться. В большой таз наливалась вода с собачим шампунем и и дядя Вова ненавязчиво подзывал ничего не подозревающего пса к себе. Раз! И Тузик уже в тазу! Его рыжие глаза выползали на лоб, тело вытягивалось по струнке, и стоило дяде на мгновение убрать руку с собачьей спины, Тузик пружиной вылетал из тазика и вихрем пускался наутек в дальние закоулки сада. В таком случае, выманить его обратно не представлялось возможным никакими лакомствами в мире.
Незаметно настала пора возмужания и Тузик, одурманенный инстинктами, часто сбегал из дому и подолгу пропадал на улице в веренице *собачьих свадеб*. Заколоченные лазы в заборе не помогали, пес по-пластунски просачивался сквозь малюсенькую щель под калиткой. Крики и угрозы тоже не имели действия - собачий взор был помутнен, Тузик лишь часто дышал и смотрел в сторону улицы. Так во дворе появилась суровая будка с длинной цепью.
Не привыкший к цепной жизни, Тузик эту затею не оценил. Когда его подводили к цепи после коротких вольных прогулок в саду, он выл и упирался, а уже пристегнутый, подходил к концу доступного ему на привязи радиуса так, что цепь натягивалась в воздухе, ошейник впивался ему в горло, глаза жутко выкатывались, и замирал в этой позе. *Совсем рехнулся*, - вздыхала мама. Всех нас тоже удручало зрелище цепи, и особенно какой-то нехороший, даже жуткий ее звук при движении пса. Неловко было, словно мы своего друга в тюрьму посадили. После недели обоюдных мучений, дядя Вова сжалился и отпустил Тузика на свободу, но цепь оставил в воспитательных целях. Стоило только показательно ею пошевелить, как собака сразу становилась *шелковой*.
Так, сменяя костюмы, спокойно шло время пока в жизни Тузика не появилась женщина.
Муся
Соседка - тетя Мимоза - привела раз с собой собачку; шла с работы, поделилась котлеткой, да так и приманила до самого дома. Собачка была взрослой ушастой особой с угольно-черной волнистой шерсткой. За цвет соседка назвала собаку Чернушкой и похвасталась нам через забор наличием собаки в доме теперь и у нее. Мы познакомились с лопоухой Чернушкой в тот же день, когда она пролезла на наш участок сквозь дырку в садовой ограде. Собака явно обладала независимым характером и была решительной женщиной, осмотревшись и познакомившись с Тузиком, она решила остаться у нас.
Мы к непрошеной гостье отнеслись без особого восторга, но Тузик был откровенно счастлив, они так трогательно спали вместе и бегали бок о бок по саду, что мы смирились, соседка завела маленького кутенка и у Тузика появилась официальная жена. Ее большие уши смешно торчали в разные стороны, на груди была кокетливая белая манишка, а на лбу вился кучерявый чуб, довершали картину огромные черные глаза. *Прямо корова какая-то, а не собака! Сейчас замычит!* - удивлялась сестра Маша, - *Имя *Чернушка* не подходит, надо ей другое найти, коровье!* Так Чернушка превратилась в Мусю. И бодро на это имя отзывалась, лишь соседка из вредности продолжала называть ее Чернушкой, временами подкидывая той лишнюю косточку.
Муся была не простой собакой. Бывают же такие собаки с умными глазами, что, кажется, все понимают и видят тебя насквозь, даже неловко становится - мало ли чего рассмотрит в тебе. Она казалась мудрой, что ли, и верилось, что если с ней говорить, то она все понимает, только вот ответить не может. Я решила, что в ней заточена чья-то душа, сосланная в собаки за какой-то серьезный грех и теперь его искупающая. От этих мыслей по коже бежали мурашки, но собака не пугала, а просто вызывала жалость и некое уважение. *Нашему скромному, интеллигентному Тузику такая опытная жена и нужна!* - заметила мама.
Муська обладала хозяйским характером, она не только регулярно вылизывала себя и мужа, но и порывалась помыть нашего кота, от чего он шарахался, брезгливо дрыгая лапой. Тузик любил делать запасы - часто вкусную косточку он тащил в сад и закапывал *на черный день*, то ли такой день не наступал, то ли он забывал местонахождения своего клада, но весной при перекопке сада мы то и дело натыкались на старые кости, и все дамы с отвращением ругали Тузика. С появлением Муси ситуация изменилась. Когда Тузик с гордой осанкой трусцой направлялся в сад с костью в зубах, Муська невозмутимо пропускала его вперед и следовала за ним на определенной дистанции. Спокойно дождавшись, возвращения мужа с запачканным землею носом, она неторопливо уходила в сад и через некоторое время возвращалась, тоже испачканная в земле, но довольно облизываясь. Мама восхищалась и говорила, что всем женам у такой мудрой собаки учиться надо.
Наступила весна, пробилась первая травка, радовали глаз солнечные одуванчики, а наша Муся стала, как хихикала мама, секс-бомбой. Мало того, что они с Тузиком постоянно предавались разврату прямо перед нашими окнами, сильно смущая родителей, Муська выбиралась на улицу и развратничала там с кобелями всего района. Мама очень нервничала, когда шла на работу, а Муська вызывалась ее провожать до остановки со всем озабоченным стадом разномастных кавалеров. Мама старательно делала вид, что к этой собаке отношения не имеет, но Муська обегала ее спереди, приветливо заглядывала в глаза и махала хвостом. Мне было очень смешно, пока Муся и меня в школу не начала провожать. Крики и угрозы не помогали, приходилось хитрить или мириться с позорной свитой. В хвосте Муськиного шлейфа бегал и наш Тузик, но только издали наблюдал за приключениями подруги, робко избегая схваток с более сильными и свирепыми псами. *Позорник! Рогоносец! Скромник, тоже мне! Разве это мужик?! Я перестала его уважать*, - заявила мама.
Облетели лепестки черешни и персиков, наливались соком фрукты и ягоды, земля украсилась густой травой и цветами, тихими летними вечерами в теплом воздухе звенели сверчки и растворялся аромат душистого табачка. Заметно располневшая Муся тяжелой походкой начала нервно рыскать по саду. *Место ищет*, - сказал дядя Вова. Мы с сестрами в приятном возбуждении ждали появления кутят.
Зоя
Прошло три года, и каждые шесть месяцев у нас появлялись кутята. Несмотря на заботливо приготовленное Мусе ложе в будке, она продолжала регулярно метаться по саду и свивать себе *гнезда* в самых невероятных местах: в норе, прорытой в угольной куче, в темном сарае на двухметровой кладке дров (как она умудрилась забраться туда с огромным животом!?), под забором в дебрях колючего хмеля. Приходилось ее подкарауливать и возвращать оттуда вместе с потомством в благоустроенную будку. Кутята были славные! Рыженькие, черненькие, пятнистые и серые в неизвестных папаш. Симпатичных кутят быстро разбирали по знакомым, а если кто-то задерживался, мы подключали к их распределению соседку тетю Мимозу, как косвенную виновницу произошедшего.
Щенки в ряд лежали вдоль своей матери, их толстые попки с сантиметровыми хвостиками и маленькие круглые ушки напоминали мне Тузика, когда он только появился у на в доме. Они все время хотели есть, пища ползали по друг другу в поисках материнских сосков, охватывали его с обеих сторон передними лапками и смешно дергали головами вверх и вниз (*доят*, - удивлялись мы); наевшись, кутята засыпали не выпуская соска изо рта. Муська ходила худая, хоть и ела много, в этот раз у нее народилось пятеро щенков, и скоро молока стало не хватать. Мы с сестрами взяли добровольное шефство над кутятами и, обрядившись в специально отведенные на то халаты, чтобы не испачкаться, два раза в день кормили щенят молоком из шприца за неимением других вариантов.
Скоро они выросли и гурьбой бежали нам на встречу, виляя маленькими хвостиками. В каждом поколении щенков я выбирала себе рыженького и называла его Татошкой, Маша любила черненьких, своего она называла Тимошкой, для Жени цвет не имел значение, ее кутенок был Артошкой, а остальных называли как придется. В этом сезоне кроме трех красавцев мальчиков Муся принесла двух сереньких девочек. Одна была тихая и трусливая, все время убегала на полусогнутых ногах и пряталась, а вторая была, наоборот, активная и очень ласковая, все время просилась, словно кошка, на ручки, подавала крохотную свою лапку, потом вторую, потом вытаскивала первую и снова подавала, норовила украдкой лизнуть (поцеловать) в нос и, когда ее гладили, просто мурчала от восторга. Но если ей что-то не нравилось, она начинала ругаться. Да! Именно ругаться противным старушечьим голосом громко оттявкивая все, что она про нас думает. Ей, единственной из всех кутят, достались умные Мусины глаза. *Никак, бывшая завком комсомола*, - задумчиво заметила мама. За сварливый характер собачку назвали Зоя в честь бабушкиной скандальной знакомой.
Мой день рождения в июле, поэтому его всегда отмечали, накрывая нам с подружками стол в саду, в тени черешни и сирени. Под столом сидела вся собачья семья, преданно смотря в глаза и заискивающе виляя хвостами. В стране тем временем произошли невеселые изменения. Продукты выдавались по карточкам, всюду стояли длинные очереди; завидев оную, мама сначала ставила меня в ее хвост, а потом шла искать начало, чтобы узнать, что раздают. Нам продуктов, в принципе, хватало, выручало то, что свои талоны на водку и сигареты мы выменивали у *зависимого* населения на продуктовые карточки. Ну а большую семью собак мы содержать не могли.
Пришлось расстаться с нашими мальчиками - братья Татошка и Тимошка уехали в пригород, Артошку взяли к себе соседи напротив, а серенькие девочки были никому не нужны. Трусиха стала похожа на серую крыску, а Зоя была тоненькой, подвижной, с узкими раскосыми глазками и короткой шерсткой цвета пыльного асфальта. При всей своей некрасивости, Зоя, тем не менее, была очень обаятельной, к тому же *боевой* и хитрой, все время вызывая у нас улыбку.
Для собак наступили тяжелые времена, считанные косточки и прочие мясные вкусности по блату доставались коту. Для собак в три миски мы крошили хлеб, поливали кипяченой водой и орошали сверху (для запаха) супом. Муся, видимо помня прежние скитальческие времена, ела молча, две сестры, не застав лучших времен, ели с жадностью и вылизывали миску. Лишь Тузик пребывал в шоке от такой перемены, с непониманием поднимал на нас глаза обнюхав миску и пробовал бунтовать, игнорируя пищу. *Извини, Тузик, это все что есть*, - вздыхала мама.
Пока Тузик сидел в сторонке демонстрируя свою обиду и презрение, две серые сестренки, быстренько расправившись с содержимым своей миски, шустро перебегали к его порции и с большим удовольствием, громко чавкая, съедали все до последней крошки. Вылизав тарелку, они устремлялись к матери, *помогать* ей справится с обедом. В таких случаях Муся всегда тихо отходила, уступая свою порцию, и нам приходилось отгонять растущее поколение, чтоб ей хоть что-то досталось.
Несколько дней проходив голодным, Тузик призадумался. Это было видно по его реакции на раздачу порций. Он задумчиво стоял перед своей миской, склонив морду набок, принюхивался и, наконец, осторожно захватил зубами разбухший кусок хлеба, сглотнул (жевать было нечего) и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения, видно, были неважнецкие, так как он снова уныло посмотрел на окна кухни, где за стеклом мы с мамой наблюдали за происходящим. Он было сделал шаг в сторону от миски, но тут заметил, что к ней уверенным шагом спешат две серые дочки.
Произошло невероятное! Тузик кутят никогда не любил, всегда сторонился, старался не связываться. Они отвечали ему уважением и тоже хранили дистанцию. Но тут Тузик подпрыгнул, страшно оскалился и свирепо зарычал, снова подпрыгнул, выдал три коротких *гавка*, подскочил к своей миске и начал давясь заглатывать ее содержимое. Мы с мамой были в шоке, ТАКИМ Тузика мы еще не разу не видели. *Достали, значит*, - завороженно выдохнула мама.
Крыска с воем убежала прятаться в сарай, ее глаза были выразительно выпучены, а уши развевались за спиной, но нашу Зою было не так просто испугать! Она замерла, дождалась, пока ее отец закончит вызверяться, и сделала шаг к нему, виляя хвостом и приветливо высунув язык. Если собаки могут улыбаться, я уверена, на ее некрасивой рожице была нарисована именно приветливая улыбка. Тузик замер - Зоя тоже замерла, он продолжил поглощать свою порцию - она сделала к нему еще один шаг, так продолжалось пока она не подкралась к самой миске. Села рядом с Тузиком, повиляла хвостом, лизнула его в шею, снова взбила хвостом пыльное облачко и *клюнула* в отцовой тарелке. Тузик, кося на серую нахалку рыжим глазом, принялся заглатывать еду еще быстрее, Зоя присоединилась, Тузик периодически издавал злобные рыки, и тогда она на мгновение замирала, но тут же снова принималась за свое. Вылизывали тарелку они уже на пару, маленькая Зоя даже деловито влезла передними лапками в миску, чтобы достать до *бесхозных* кусочков рядом с мордой отца. После этой истории Тузик больше никогда не капризничал, а приплясывая от нетерпения поджидал своей порции и съедал ее с большой скоростью, чтоб ни с кем не делиться. Мы смеялись: *То-то же!*
Осень
Прошел еще год. Две серые сестренки уже давно жили у новых хозяев, а Женин Артошка у соседей вырос в здорового пса, в очередном брачном сезоне бесстыже бегая за своей же мамой. Новые хозяева переименовали Артошку в Мики. Когда я слышу имя Мики, мне представляется маленькая изящная собачка, восседающая на бархатной подушке, - из той породы, что похожи скорее на муравьев-переростков, чем на собак. Но нашего Мики изящным можно было назвать с натяжкой: мощное мускулистое тело, неопределенная пыльная расцветка, морда молотком, длинные и совершенно голые от неизвестного вируса уши. Уверенной походкой бандита бегал Мики по нашей улице и шугал всех остальных собак.
-Что же вы нам самого урода подсунули? Тоже нам, друзья, называется! - возмущались соседи.
-Сами выбирали ведь! Да и ТАКОЙ у нас впервые, явно не Тузика сын, за Муськой разве уследишь! - отводили мы глаза.
Тем не менее Мики был хорошим, преданным псом, от матери он унаследовал изобретательный ум и привычку провожать хозяев на работу. Тетя Лена работала в аптеке, в двух кварталах от дома, и каждый день она сражалась с Мики. Никакие запоры и засовы не помогали, он с легкостью лани перемахивал через высокий забор и спокойно трусил рядом с тетей Леной, как истинный рыцарь, провожая свою Даму.
Тетя Лена, однако, обшарпанного Мики стеснялась и гнала прочь. Он останавливался, поворачивался и направлялся к дому, но через пару шагов оглядывался, и, если хозяйка уже не видела, продолжал прогулку. Тетя Лена периодически оборачивалась и снова гнала своего пса. Он, вроде пропадал, но не успевала женщина вздохнуть с облегчением, как замечала шевеление боковым зрением - Мики прятался в арыке между дорогой и тротуаром, но продолжал свое благородное сопровождение. Изгнанный из арыка он переходил дорогу и шел параллельно хозяйке, внимательно за ней наблюдая, но стоило той посмотреть на него, как он отворачивался и делал вид, что сосредоточенно нюхает траву.
Муська, между тем, была снова в положении, и летом на нашем дворе снова раздался трогательный писклявый лай. Несмотря на уже официальную прописку на нашем участке, Мусе, как цыганке, не сиделось во дворе и она постоянно моталась по окрестностям. Однажды вечером она не вернулась. Мы поняли это по голодному верещанию кутят. Они были еще маленькими и самостоятельно питаться не могли. Пришлось снова вспоминать про шприцы и заниматься ручным вскармливанием. Муся не вернулась ни на следующий день, ни через неделю. Семья решила, что ее сбила машина, ведь материнский инстинкт и накапливавшееся молоко не дали бы ей спокойно оставить щенков.
Прошел еще месяц, наступила осень. Периодически накрапывал дождь, сад пожелтел, запахло кострами - люди чистили свои участки перед приходом заморозков. Кутята были уже разобраны, во дворе было пусто и тихо. Тузик сначала ждал Мусю, выглядывал ее у калитки, волновался, гавкал, искал след в саду, потом загрустил и целыми днями лежал неподвижно в сарае. Только по ночам он верно продолжал провожать меня в туалет, расположенный в глубине сада. Странно, но вместе с ним я не боялась угольных потемок, корявых веток и тихих шорохов ночного царства. Тузик деликатно ожидал меня неподалеку и мы неторопливо возвращались к дому, в спасительный круг света.
Вскоре собака стала отказываться от еды, даже самые деликатесные косточки Тузик просто нюхал и отворачивался. В один из редких солнечных октябрьских дней мы с братом нашли его в саду у тропинки на пестром осеннем ковре, таком же рыжем, как и наше Солнышко. Он был уже холодный и закостеневший. Мы молча вырыли ямку в конце сада и отнесли туда неподвижного Тузика. Даже брат плакал. Тузик был настоящим членом нашей семьи.