Аннотация: "Московские Каникулы" - это не рассказы о Москве. Это впечатления и настроения, возникшие во время Московских Каникул
Счастье из четырёх букв.
Иосиф Михайлович эмигрировал в Соединённые Штаты пятнадцать лет назад вместе с женой и двумя детьми, мальчиком и девочкой.
Трудно было вначале. Очень трудно. По профессии, полученной на родине, он был терапевтом, но врачом в Америке стать не смог. Зато довольно быстро закончил курсы на технолога ультразвука (УЗИ), сразу же нашёл работу в большом госпитале на побережье Атлантического океана, а ещё несколько лет спустя стал менеджером департамента, в котором выполнялись всевозможные виды снимков, включая УЗИ.
В Москве у него остался младший брат, Геннадий, который тоже закончил медицинский институт и стал нейрохирургом. В своё время тот отказался присоединиться к Иосифу Михайловичу в заокеанье, чем осчастливил старых родителей, которые не хотели никуда уезжать, а оставаться одним, без детей, тоже было как-то грустно. Так что решение младшего сына никуда не трогаться разрешило все проблемы.
Сейчас Геннадий работал в крупном медицинском центре столицы и был известен по всей стране своими достижениями в лечении инсультов методом ангиопластики церебральных артерий.
За прошедшие пятнадцать лет Иосиф Михайлович ни разу не приезжал на родину. С братом они, правда, виделись: тот однажды прилетел погостить в Америку, в другой раз устроили совместный отпуск в Англии, потом где-то ещё.
Назад в Москву Иосифа Михайловича не тянуло. То есть, он всем сердцем любил этот город, как и любой родившийся и выросший там человек, с гордостью сообщая новым знакомым о том, что Москва, столица России, является его родиной. Он тосковал по суете и многолюдию Тверского Бульвара, по красоте спрятанных от гостей столицы тихих улиц её и переулков. Ему даже иногда снились красные башни Кремля и купола собора Василия Блаженного.
Но удивительные эти воспоминания были изрядно загажены принципиально другими, от которых никак не удавалось избавиться, несмотря на давность лет. Иосиф Михайлович вообще-то по натуре своей не был злопамятным, но и беспамятством тоже не страдал. Вот и помнилось всё - и плохое, и хорошее. Только как его за это винить? Ведь гласит же народная мудрость 'кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет - тому оба'!
Да, так вот о других воспоминаниях. Частично они были связаны с пятой графой, сильно и однозначно начертанной на лице Иосифа Михайловича длинным носом с горбинкой и чёрными полукружьями широких бровей над карими с длинными ресницами глазами. За сорок с небольшим лет, прожитых на родине, получил он по этому самому носу больше, чем достаточно, в прямом и переносном смысле. Геннадию, кстати, пришлось попроще в этом отношении, благодаря светлой масти и курносому, совсем нееврейскому профилю. Правда, при поступлении в медицинский институт это не помогло бы: пятая графа была одним из обязательных неэкзаменационных вопросов и оба брата безнадёжно проваливали его. Поэтому, несмотря на красные дипломы - у обоих - и прекрасное знание сыновьями единственного сдаваемого предмета, родителям пришлось найти хотя и небольшую, но очень мохнатую лапу. И также тщательно её подмазать. Впрочем, практика 'лап', к сожалению, являлась всеобщим достоянием, став, таким образом интернациональной. Что само по себе было не менее отвратительно.
Частично - с теми социальными болезнями, которыми общество болело на протяжении десятилетий и до сих пор ещё не излечилось. О высоких сферах ему даже и вспоминать не хотелось, там просто всё было безнадёжно. Но мелочей, являющихся результатом гниющей в этих самых высоких сферах головы (рыба-то гнить с головы начинает - аллегория, так сказать), тоже хватало. После одной из таких мелочей, кстати, он и начал всерьёз задумываться об эмиграции.
Заведующий его отделением ушёл тогда на пенсию и, соответственно, освободилась вакансия. По опыту, стажу и прочим качественным показателям Иосиф Михайлович был самым подходящим кандидатом и, самое главное, ему самому эта позиция была очень даже интересна. Не с точки зрения оплаты - разница в деньгах никак не компенсировала бы затраченные силы, нервы и время. Дело в том, что ушедший на пенсию врач последние годы просто 'отбывал' своё заведование и к моменту его ухода отделение находилось в плачевном состоянии в отношении оборудования, состояния помещения и качества кадров. Иосиф Михайлович был готов с энтузиазмом впрячься в нелегкую работу и поднять любимое им отделение на соответствующий уровень.
Он поделился своими мыслями с главврачом, с которым они были хорошо знакомы и даже иногда сидели рядом на чьём-нибудь дне рождения. Тот посмотрел на Иосифа Михайловича немного странно и спросил: 'А... Хм... Ты же не в партии, правильно? И вообще, знаешь, я не уверен, что ты нам подходишь'. Глаза его при этом были очень холодными и чужими. Иосиф Михайлович тогда пришёл домой и напился. Жена, которая не привыкла видеть мужа с бутылкой, деликатно не задавала вопросов, поджидая подходящего момента, который предоставился несколько дней спустя. Тогда же начался и разговор об отъезде.
Гримас попроще, бытового типа, тоже хватало. Иосиф Михайлович никогда не забудет толстую продавщицу с жабьими глазами в молочном отделе гастронома, находившегося рядом с его домом, которая с неизбежностью рока покрывала шквалом матюков неугодных ей покупателей, прежде чем изгнать бедолаг из очереди: 'А, (такой-сякой), пошёл отсюда! Уберите его к (вот такой) матери! Ни (в смысле 'ничего') я тебе не отпущу! Вали, вали отсюда, не задерживай очередь!' Или милиционеров, которые, приехав по вызову, связанному с хулиганством соседа по лестничной клетке, Иосифа Михайловича же виноватым и сделали. Мол, нечего по таким пустякам охранников правопорядка тревожить!
Когда он рассказывал подобные истории своим американским сотрудникам, те широко открывали изумлённые глаза, не понимая, как такие вещи вообще возможны. Хамство в магазине? Как же такой магазин в бизнесе удержится? Дискриминация на работе? Беспредел милиционеров? Так их под суд за это надо! Почему ты юриста не нанял? До смерти был бы обеспечен! Иосиф Михайлович только грустно улыбался, глядя на своих наивных американских сограждан, избалованных свободами и правами, обеспеченными для них Конституцией. То есть, у них в государстве проблем, конечно, было не меньше, а, может, даже и больше. Но чего действительно нельзя было отрицать, так это того, что жизнь в их стране получалась очень удобной и справедливой для людей, которые не боялись упорного труда и делали всё возможное для того, чтобы сделать свою жизнь лучше и интересней.
А бюрократия? Иосиф Михайлович очень хорошо помнил, с чем его семье пришлось столкнуться при подготовке документов на выезд, и предполагал не меньшую волокиту в случае, если он-таки решится приехать в гости к брату. Даже при одной только мысли о прохождении через бумажный ад ему становилось дурновато.
А ещё Иосиф Михайлович помнил, как ему, долго сомневавшемуся по поводу ехать-не ехать, несмотря на все уже описанные прелести советского бытия и подавшему документы отчасти из любопытства - мол, что из этого получится? - к моменту, когда бумаги были одобрены и разрешение получено, вдруг стало понятно, что да, они едут и это хорошо. В тот год он и его достаточно нетребовательная семья вдруг начали ощущать безнадёжность положения. Жить стало действительно трудно. Маленькие бытовые неудобства перестали быть маленькими. А от материальных просто захватывало дух: денег вдруг оказалось недостаточно ни на что.
Через подобные трудности проходила, естественно, и вся страна. Только не дружно, и не опираясь на плечо друга. Совсем наоборот: люди на улицах и в метро стали какими-то серыми, угрюмыми и неулыбчивыми. Весь город словно помрачнел и потускнел! И когда на двери квартиры Иосифа Михайловича появилась нарисованная каким-то подонком чёрная свастика, он понял: не только ехать - бежать нужно!
И потом, наконец, приехать в гости - это же где-то остановиться нужно. В отеле можно, хоть и дорого. Но кто же, едя к родному брату, останавливается в отеле! А Геннадий, хоть и был блестящим хирургом, по-прежнему ютился всей семьёй в маленькой квартирке, так называемой 'хрущобе', в которой и им самим было тесновато, а если ещё и гости приедут...
Но тут подросла единственная дочь Геннадия и решила выйти замуж. Геннадий пригласил брата на свадьбу и пригрозил, что перестанет с ним общаться, если тот не приедет. В общем, Иосиф Михайлович скрежетнул зубами и согласился. Жена с восторгом отнеслась к приглашению и тут же помчалась по магазинам закупать подарки.
Приглашение в гости стоило Геннадию небольшой суммы денег и шести часов, проведённых в очереди, чтобы подать заявление. И это в помещении, где даже туалета для посетителей не предусмотревалось, как выяснилось в самый неподходящий момент! Благо, дочь была дома, сменила его на часок, на обеденно-туалетный перерыв, так сказать. А потом прошло ещё больше месяца ожидания и обивания порогов, пока долгожданная бумажка не была, наконец, оформлена и отправлена в Америку заказным письмом. Иосиф Михайлович только сокрушённо вздыхал, слушая по телефону рассказы брата обо всей этой канители. Для него-то процесс оказался проще простого: заполнил форму, положил в конвертик, отправил - всего-то делов. И через несколько недель паспорта с российской визой были у него в кармане.
Правда, волокита этим не закончилась. По прибытии на место в течение первых трёх дней требовалось 'отметиться'. И хотя, к удаче Иосифа Михайловича, длинная очередь, бывшая необходимой частью такого отмечания всего года три назад, осталась в прошлом, существовали, тем не менее, бумаги, которые нужно было заполнить по прибытии, а затем и после отбытия гостя.
Геннадий хотел пойти на почту и оформить уведомление о прибытии сам, но брат сказал:
- Пошли вместе. Я с удовольствием пройдусь по свежему воздуху, - в 'хрущобе' Геннадия было тесно и жарко, особенно для привычного к кондиционеру человека. Но об истинной причине Иосиф Михайлович не хотел упоминать. В самом деле, какой смысл? От этого всё равно ничего не изменится, только брата расстроит. - А потом вместе зайдём в магазин и выберем вина к обеду, - добавил он.
В здании почты было тоже жарко и очень душно. Видимо, из-за большого количества людей, томящихся в очереди к единственному открытому окошку.
После долгого ожидания подошла, наконец, и очередь братьев.
Геннадий протянул требуемые бумаги. Девушка бегло просмотрела их и сказала:
- Всё в порядке. Вот, возьмите бланки и заполните. Вас двое приехало? Значит, по два бланка на человека. Вон там за столом вы найдёте образец. И не забудьте заполнить вторую сторону.
Иосиф Михайлович смотрел на брата большими глазами. Геннадий пожал плечами: мол, что поделаешь, надо - значит, надо.
Они сели на освободившиеся два стула у стола с образцами многочисленных форм и начали рассматривать бланки, которые им предстояло заполнить. Бланки эти были большими, с многочисленными линиями и размеченными на этих самых линиях квадратиками, которые требовалось заполнить печатными буквами.
Иосиф Михайлович схватился за голову:
- Мы же здесь час времени убьём!
- Да ладно, ты просто отвык от этого. Слушай, давай скооперируемся: ты заполнишь первую сторону на всех четырёх бланках, ту, где твоя и твоей жены информация требуется, а я вторую, где речь идёт обо мне, - предложил Геннадий и они дружно принялись за работу. Благодаря профессиональной привычке, у них всегда при себе были ручки.
Геннадий закончил работу первым и перевёл глаза на пишущего брата. Вдруг он заметил, что тот пишет чёрными чернилами, в то время как свою часть Геннадий заполнил синими.
- Иосиф, погоди, - он взял в руки форму и повертел её в руках озабоченно. - Ты знаешь, я боюсь, у нас это могут не принять. Стороны заполнены разным цветом.
- Что-что? - переспросил его брат. - Какая к чёрту разница? Главное, не красный и не зелёный, - и приготовился продолжать.
Геннадий мягко остановил его:
- Иосиф, дай-ка я спрошу у девушки, чтобы знать наверняка.
Он взял в руки все формы и подошёл к окошечку. К счастью, очереди уже не было. Рабочий день приближался к концу.
Девушка взяла в руки формы, посмотрела одну сторону, другую и с возмущённым видом протянула их назад:
- Да вы что, мужчина! Кто же это у вас такую форму примет? Вот вам четыре новых бланка и заполните обе стороны одинаковым цветом!
Поскольку другого цвета ручки у братьев не было, им пришлось спросить девушку, не найдётся ли у неё запасной. К счастье, запасная ручка у неё нашлась.
- Только чтоб потом вернули! - строгим голосом добавила девушка, протягивая ручку Геннадию.
Иосиф начинал закипать. Во-первых, он был плотного телосложения и духота этого маленького помещения была для него убийственной. Тонкая тенниска прилипла к спине и мокрые пятна начали уже проступать на груди. Во-вторых, за пятнадцать лет жизни в Америке он отвык от бюрократии советского порядка, которая никуда не исчезла и по-прежнему отравляла жизнь гражданам новой России, а также и гостям страны. Вспомнился анекдот, который брат рассказал ему по телефону в связи со своим 'хождением по мукам' при получении приглашения. А анекдот был и вправду хорош.
Сидит мужчина за столом, перед ним лежат четыре кубика. Он их двигает, двигает, и так, и этак, ругается себе потихоньку, лицо такое несчастное-несчастное.
Подходит к нему другой мужчина и спрашивает:
- Что ты тут делаешь?
Первый мужчина отвечает:
- Да вот, дали мне четыре кубика с буквами 'Ж', 'О', 'П' и 'А'. И я должен из них слово 'СЧАСТЬЕ' сложить. Я уж и так, и этак пытаюсь - никак 'счастье' не получается!
'В самом деле, **** и есть', - подумал Иосиф Михайлович и начал заполнять новый бланк.
Зазвонил телефон Геннадия. Тот, прежде чем ответить, посмотрел на обратный номер и удивлённо поднял брови.
- С работы звонят. Непонятно. Я же в отпуску! - и он нажал кнопку ответа.
По лицу его было видно, что произошло что-то плохое. Он кратко ответил:
- Через полчаса буду, - и закрыл телефон.
- Послушай, Иосиф, - обратился он к брату, - мне нужно срочно ехать в больницу. Инсульт ишемический у главврача. Я могу его спасти. Ты же знаешь - это то, что я делаю. Давай так: ты сейчас пойдёшь домой, а завтра мы вместе придём сюда опять и всё сделаем.
- Ну нет! - запротестовал Иосиф Михайлович. У него не было ни малейшего желания проходить через всё это ещё раз. - Ты подпиши все четыре бланка и я их сам заполню. А ты езжай, спасай человека. Давай, давай.
Они поспешно объяснили девушке, что произошло, и она согласилась принять заполненные бумаги от гостя. Геннадий подписал ещё одну дополнительную форму, поблагодарил брата, девушку и ушёл.
Иосифу было очень жарко. Почему-то начала неметь левая рука. 'А при чём здесь, собственно говоря, левая рука? Пишу-то я правой!' - подумал он, продолжая работать над бланками. Когда он вставал, чтобы отдать заполненные формы девушке, почему-то закружилась голова. 'Сколько здесь, интересно, градусов? Хоть бы вентилятор, что ли, включили? Так и умереть недолго!' - подумал он, протягивая бумаги на проверку.
Девушка начала рассматривать написанное. Вдруг что-то привлекло её внимание, она недовольно покачала головой и протянула формы назад.
- Мужчина, что за даты вы здесь проставили?! Какой это месяц у нас, интересно, двадцатый? Неужели непонятно написано: сначала число, потом месяц. А у вас что?
Иосиф Михайлович даже застонал от досады. Его ошибка, конечно. В Америке-то принято сначала месяц писать и только потом число. Вот он автоматически то же самое и сделал. Надо же было так ошибиться! Но он отлично понимал, что качать права здесь бесполезно, и попытался дипломатически уладить проблему.
- Девушка, - сказал он самым покорным и вежливым голосом, - там, где я живу, дату обычно наоборот пишут и у меня, видимо, по инерции то же самое получилось. Вы уж меня извините, пожалуйста, - он помедлил и продолжил, - Может, давайте забелим эти числа? А я сверху напишу правильные даты.
Глаза девушки округлились в изумлении и возмущении:
- Да вы что, мужчина! Вообще, как маленький. Это же государственный документ! Какие исправления?! Вот вам четыре новых бланка и работайте! - она подняла на него неприветливые глаза и добавила. - А не нравится - так и сидите там, откуда приехали. Тоже мне! Здесь по нашим правилам жить будете, - и она демонстративно отвернулась от окошка.
Иосиф Михайлович скрипнул зубами, насилу удержавшись от ответа, который так и просился наружу, и сел опять за стол. В принципе, ему следовало просто взять эти формы и уйти с ними домой: неподписанные братом, они всё равно были бы недействительны. Но Иосиф Михайлович уже не мог здраво оценивать ситуацию. Ему было по-настоящему нехорошо. Противно кололо под левой лопаткой и пот не просто капал, а лился тонкой струйкой с длинного носа. Он почему-то вспомнил слесаря Тимофеича, который, узнав, что Иосиф Михайлович уезжает в Штаты, заявил: а, туда тебе, жиду порхатому, и дорога. Вспомнил второгодника Васю Переелова, который частенько подкарауливал его после школы и лупил, приговаривая: так тебе, израилец, неча нашего брата эксплуатировать. Иосиф Михайлович до сих пор не мог понять, откуда Вася Переелов знал такое длинное слово - 'эксплуатировать'. '**** - она и есть ****', - скользнула мысль. Боль из-под лопатки переместилась в левое плечо, а затем и за грудину. 'Ну вот, ещё не хватало получить сердечный приступ', - подумал Иосиф Михайлович. Словно в тумане пронеслось лицо продавщицы из молочного отдела гастронома. Она таращила на Иосифа Михайловича свои бесцветные глаза и из перекошенного её рта вылетало громкое кваканье. Потом показался вдали большой лист бумаги, покрытый мелкими буквами, наплывающий неудержимо на Иосифа Михайловича и наклоняющийся вперёд, угрожая раздавить его. Тот попытался закричать от ужаса, но ничего не получилось. А потом всё исчезло.
Закончившая работу девушка вышла в зал, чтобы прибрать после длинного рабочего дня, и обнаружила мужчину, лежащего головой на незаконченном бланке, полностью мокром от пота , которым было также покрыто и его совершенно белое лицо.
- Мужчина, - сначала аккуратно потрясла его за плечо девушка, но мужчина не отвечал. Рука его соскользнула со стола и безвольно повисла, слегка покачиваясь.
- Мужчина! - закричала девушка в ужасе и побежала вызывать скорую помощь.
Приехавшая скорая засвидетельствовала смерть. Врач позвонил по номеру, который нашли на одном из многочисленных заполненных бланков, лежавших на столе перед умершим. На звонок, правда, никто не ответил: Геннадий был всё ещё в больнице, спасая жизнь коллеге; женщины бегали по магазинам, делая завершающие покупки, а автоответчика в домашнем телефоне у них не было.
Скорая долго ждать не могла, они погрузили закрытые простынёй носилки в машину и поехали в морг.