Так вот о Марточке-бусинке, которая уже и не бусинка вовсе, а взрослая девица тринадцати с половиной лет, во всём цвету своего бунтарского подросткового возраста.
Мы все читали о том, что возраст этот приходит и дети становятся плохими и непослушными. Я тоже читала и считала себя грамотной и полностью подкованной в данном вопросе. Но однажды это случилось в моей семье - как гром с ясного неба! Как? Почему? Почему со мной и с моим ребёнком?!
Ага! Вот тут-то и крылась проблема, о которой я не прочла ни в одном из тех хитровыкрученных исследований. Говоря о 'ребёнке', мы обсуждаем нечто несуществующее. Нечто, что ушло в розовое прошлое. Что можно хранить на память, как браслетик с руки новорождённого с порядковым номером и датой рождения, или прядку первых волос, мягких, как пух одуванчика и таких же невинных. Но ни в коем случае нельзя пытаться найти и обуздать в извергающемся тринадцатилетнем вулкане.
Переход - это всегда непросто. Превращение гусеницы в бабочку сопровождается появлением уродливого кокона, который раскалывается в конце концов, выпуская на свет божий крылатый цветок, пленительную мадам батерфляй. Или, скажем, помните те бурные дни со сшибающими с ног ветром и ливнем, громом и молнией? Помните, отчего они случаются? Две огромные воздушные массы встречаются, сшибаются в ослепительно прекрасном и убийственно властном явлении природы. Они рвут и мечут, а когда сражение закончено, оставляют вместо ужасов поля битвы пленительно лазурное небо и чисто вымытые города, поля и леса.
Вот так и в жизни человека. Переходный возраст - он потому и переходный, что является переходом, мостом между двумя главными главами книги человеческой жизни. Имя одной - мир детства, второй - мир взрослых. И, скажем, если бы переход происходил в обратном направлении, он не был бы таким болезненным. Опыт умудрённого жизнью взрослого человека помог бы ему приспособиться к непривычному состоянию ранцев, а потом и подгузников.
Иначе с подростками. Они не могут понять, что с ними происходит. Даже и зная обо всём, вплоть до крайних интимностей, из разных журналов, они не понимают и не принимают эти непривычные выпуклости, выскакивающие из такого знакомого, нетронуто-гладкого тела то в одном, то в другом месте; уродливо пламенеющие прыщи, которых не спрячут ни чёлка, ни крем-пудра; вечно мокрые подмышки и лоснящийся нос; непрошенные волосы, завоёвывающие всё новые участки тела; дополнительные предметы гигиены, появившиеся на туалетном столике. Если бы только это! Как насчёт беспричинных слёз, неожиданных вспышек гнева, любви и ненависти, варящихся в одном котле?
Они, как тот известный герой из учебника математики, вышедший из пункта А, но в нашем случае так и не пришедший в пункт Б. Более того! Понятия не имеющий, куда идёт и почему. Они, как в невесомости, зависли между небом и землёй и не могут вспомнить, в какую сторону потянула бы их гравитация. Они - пассажиры на корабле Отрочество, отчалившем от пристани Детства, но ещё не прибывшем в Бухту Взрослых.
Потому и мечутся, прыгая на стены и разбивая себе лбы в поисках непонятно чего, где и зачем.
А теперь скажете мне, помогут ли этим несчастным созданиям, достойным сострадания, смирительные рубашки наших окриков и приказов, наши 'нельзя' и 'должен'? Не помогут, нет. От нас, взрослых, им нужно только одно: любовь. Любовь безмерная, понимающая, всё прощающая, но в то же время требующая, ободряющая, объясняющая.
Осознав это, я нашла свою девочку, уже совсем было безнадёжно потерянную для меня в лесу её отрочества. Более того, я нашла её любовь, доверие, уважение и - дружбу.