Дане на прошлой неделе исполнилось двадцать восемь лет. Она вообще-то не хотела ничего устраивать: дата не круглая, да и настроения никакого. Но Пит любил гулянки, а тут ещё и повод! Пришлось праздновать. В принципе, обошлось без хлопот: сначала бродили из бара в бар, потом перебрались к Питу домой, где продолжали пить пиво и закусывать чипсами и кубиками сыра, которые прихватили по пути на какой-то бензозаправке.
Сидела Дана на растерзанной кухне после отбытия шумной компании, курила и думала о своей жизни.
Жизнь её была непростой. Вот уже больше десяти лет скиталась она по свету, живя то в дешёвых квартирах, снимаемых вместе с очередным сожителем, то в родительском доме, куда она неизбежно возвращалась и который в очередной раз ей пришлось покинуть около месяца тому назад.
Дана глубоко затянулась. Не до отмечания ей было, потому что всё в её жизни шло сикось-накось! С матерью к тому же в последний раз так разругалась, что, она, наверно, Дану домой даже и на порог не пустит. Ну, уж точно не дальше порога. Раньше хоть отец заступался, но в прошлом году мама с ним развелась. Окончательно, похоже, на сей раз. Он, конечно, сукин сын, и говорить нечего, но отец всё-таки. И Дану почему-то всегда жалел больше других детей. Может, потому, что она, как и он, непутёвой получилась?
Зато вот детство у Даны было просто замечательным: любящие родители, дедушки-бабушки, просторный дом за чертой города, где сразу за порогом начинался большой огород, потом покрытый густой травой луг и чуть подальше - лес, где отец охотился по осени. А когда Дана подросла - и её с собой начал брать. В доме постоянно водилась оленина, иногда лосятина, не говоря уже о всякой дичи типа тетеревов или фазанов.
Правда, по мере взросления Дана начала замечать, что не всё просто было между её родителями. Иногда мама смеялась и радовалась всему на свете, а иногда дулась, отворачиваясь от мужа и отказываясь разговаривать с ним. Он тогда заискивающе тёрся вокруг неё, стараясь заглянуть в глаза и пытаясь всяческими путями растопить тот холод, которым она себя окружала. И ему это обычно удавалось. Тогда вся семья, точнее, все пятеро их детей облегчённо вздыхали и жизнь продолжалась по-старому.
Иногда, засыпая, Дана слышала, как родители шумно спорят о чём-то. Иногда что-то падало и разбивалось. Однажды у мамы под глазом появился синяк. После этого папа был особенно нежным и заботливым, а мама отворачивалась от него дольше обычного.
А потом Дане исполнилось двенадцать лет и жизнь её начала меняться совершенно неожиданным и неприятным образом. Во-первых, родители развелись. В первый раз. Это само по себе было очень тяжёлым ударом. Они, правда, опять поженились через год с небольшим, но предвидеть такого исхода Дана, конечно, не могла и поэтому очень сильно переживала по этому поводу. Их развод навсегда обозначился в её памяти как конец детства.
А, во-вторых, начали происходить какие-то неожиданные перемены и в ней самой. Видимо, связанные с переходным возрастом - как иначе всё это объяснить?
Вдруг обнаружилась астма, а также аллергия на всё на свете, включая котов, поэтому семье пришлось срочно избавиться от полосатой Мими. Та, впрочем, с удовольствием перебралась к соседке, у которой было меньше детей и, соответственно, на столько же меньше мучителей. А у Даны появилась собственная полочка в домашней аптечке, где хранились таблетки от аллергии и ингаляторы. Один же ингалятор должен был всегда находиться при ней на случай приступа астмы.
Потом ухудшилось зрение. Тоже вдруг! Всего год до этого проверяли - и всё было нормально. Точенее, не совсем вдруг: последние несколько месяцев Дана начала замечать, что ей всё труднее и труднее было читать написанное на доске с задней парты, где она обычно сидела, о чём девочка и пожаловалась маме. Но та как раз находилась в процессе принятия решения относительно своей семейной жизни и решение это очень сильно тяготело в сторону развода. Развод для католиков - это не просто так. К тому же остаться одной с пятью детьми! А как иначе? Двенадцать лет прощала она своего мужа, да только вся прощалка закончилась! Мысли такого рода вытеснили все остальные или передвинули их на второй план. Неудивительно, что жалоба дочки не произвела на Кэти - так звали маму Даны - сильного впечатления. Она только сказала: 'Да, да, нужно будет к врачу сходить', - и тут же забыла об этом. Дана тогда попросила учительницу пересадить её на парту поближе к доске, разрешив таким образом проблему хотя бы временно.
А тут лето подошло и с ним - проверка зрения, являющаяся частью медицинского осмотра перед поездкой в лагерь. И в завершение осмотра - приговор: нужны очки.
Мама тогда даже заплакала: вспомнила, как дочка жаловалась на зрение не так давно, а она не обратила внимания. Потом попыталась обвинить во всём избыточное время, проводимое дочкой перед телевизором. На что глазной врач, молодая симпатичная женщина, сказала, что телевизор здесь ни при чём. Ваша дочка взрослеет, сказала она, и какие-то черты, заложенные при рождении, выходят на поверхность сейчас, когда она превращается во взрослого человека. А очки - или линзы - ей, видимо будут нужны теперь всегда, до конца жизни.
Сначала Дане очень не понравился такой прогноз по поводу зрения. А потом стало даже интересно. Скажем, линзы: это же можно покупать разноцветные: то синие, то зелёные, а то и фиолетовые! Здорово-то как! Глаза Даны были тёмно-коричневого цвета с вишнёвым отливом, обрамлённые длинными тёмно-каштановыми ресницами, но ей всегда хотелось, чтобы они были серыми, как у мамы. Или голубыми, как у тёти.
Целый день девочка ходила, возбуждённая идеей разноцветных глаз, тянула маму поехать с ней в магазин оптики прямо сейчас, щебетала с подружками по телефону, пытаясь решить, какой же цвет ей лучше подойдёт.
Наутро Дана проснулась с ощущением тревоги, которое было беспричинным, необъяснимым и потому ещё более раздражающим. Она отказалась подняться к завтраку, провела в постели весь день, а назавтра заявила, что не может идти в школу, потому что плохо себя чувствует.
Мама повезла дочку к врачу, но тот ничего не нашёл. Объяснил её самочувствие гормональными колебаниями, присущими возрасту. Посоветовал принимать витамины, заниматься спортом и ни в коем случае не поддаваться сменам настроений, которые, возможно, будут продолжаться, пока переходный возраст не закончится.
Дана вздохнула. Вот уже двадцать восемь лет исполнилось, а переходный возраст, похоже, никогда не закончится. Дана устала от самой себя, от того постоянного кошмара, в котором ей приходится жить. Когда ложась вечером спать, невозможно предвидеть, что принесёт утро: хороший, продуктивный день со множеством завершённых дел, или зелёную тоску до слёз вперемешку с безысходностью. Когда даже не хочется выбираться из-под одеяла, потому что ничего хорошего из этого всё равно не получится. Когда весь мир выкрашен чёрным цветом, люди видятся врагами или идиотами, во всём скрыта затаённая угроза, а самоубийство кажется замечательной идеей.
Или наоборот: жизнь прекрасна; хочется смеяться, петь, кричать от восторга; покупать всем подарки; флиртовать с незнакомыми ребятами, потому что они, как, впрочем, и все остальные люди, искренно любят её и восхищаются ею, а плохой исход - это только в книжках.
Какое из двух настроений было хуже - трудно сказать: из чёрного мира её обычно вытаскивала на поверхность мама, подсовывающая какие-то таблетки, которые она сама иногда принимала и которые действительно работали, но недолго. Счастливая же волна частенько заносила Дану в такое дерьмо, откуда вытащить её мог только отец, который ко времени, когда у Даны начались эти проблемы, был уже прощён и принят назад в семью.
Мама, озабоченная дочкиными настроениями и тем, что из этого вытекало, как-то предложила сходить к психиатру, от чего Дана с возмущением отказалась. Тогда Кэти позвонила их семейному врачу и поделилась с ним своими тревогами. Он встретился с обеими, долго беседовал с Даной, задавая ей многочисленные вопросы, включая очень странные и даже, с её точки зрения, неприличные, и в результате приписал какие-то таблетки. Дана попринимала таблетки несколько дней и выбросила остальные в мусорное ведро: от них сушило во рту, было неприятно в животе, а облегчения - никакого.
Пока суть да дело, время шло, день за днём, год за годом. Дана росла, росла и выросла в очень хорошенькую девушку, на которую начали заглядываться мужчины всех возрастов и которой это жутко нравилось. От их заинтересованных взглядов у неё шёл мороз по коже и где-то внутри становилось горячо и очень приятно. Как предвкушение сказки со счастливым концом: скажем, её находит прекрасный принц и увозит в свой волшебный мир, где ничего плохого не существует, и где они живут до старости лет в любви и согласии!
Дане было семнадцать лет, когда она впервые влюбилась. А вскоре и забеременела. Он был афро-американцем, что уже само по себе делало выбор неприемлемым в глазах семьи. Кроме того, на десять лет старше Даны (негодяй! Совратил малолетнюю!), без работы (А! Бездельник! На что, интересно, живёт? Наркотиками, наверно, торгует?!), носящий джинсы приспущенными, так, что было видно нижнее бельё (мусор из гетто себе нашла! Вся задница из штанов торчит - ьни стыда, ни совести!). Однако узнав о беременности, он поступил очень порядочно и предложил Дане выйти за него замуж. Та с восторгом согласилась. На принца КейДжей, конечно, не был похож, но к семнадцати годам Дана уже больше не верила в сказки.
Маленькая Мэдди родилась вскоре после того, как Дана окончила школу. Только счастливой семейной жизни не получилось. Была ли причина в тех демонах, которые терзали Дану изо дня в день, или в том, что муж её оказался совсем не тем человеком, каким он виделся влюблённой девушке на заре их отношений - кто знает?
Когда он избил Дану в первый раз, Кэти забрала маленькую Мэдди к себе и сказала, что не позволит уродовать жизнь ребёнку.
А ударил КейДжей Дану после того, как она проорала ему в лицо: 'Ты! Вонючий ниггер!' Сразу за этим последовала тяжёлая пощёчина. Возмущённая Дана бросилась на обидчика, продолжая поносить его на чём свет стоит. Тот в долгу не остался - ну, и пошло-поехало. Разняла их Кэти, которая не смогла дозвониться до дочки и срочно примчалась узнать, что произошло, поскольку беспокоилась за малышку, не особенно доверяя молодым родителям. Растянув разъярённых супругов в стороны, Кэти собрала вещи Мэдди, подхватила её на руки и уехала.
То побоище закончилось для Даны и КейДжей жарким перемирием в постели и восхитительным утром после ночи, когда не нужно было вставать к плачущему ребёнку, спящему в это время спокойно у бабушки.
Дана тогда подумала, что, вот, теперь всё будет иначе. Молодая она ещё, наверно, заботиться о ребёнке. Пусть Мэдди поживёт пока с бабушкой.
Но иначе ничего не стало. После нескольких бурных лет с КейДжей Дана развелась с ним и перебралась к родителям, которые для виду побурчали, но в душе обрадовались такому финалу: с этим КейДжей и до тюрьмы недалеко! Он туда, кстати, и попал, но не сразу, а лет через несколько. После какой-то мелкой кражи. Да и бог с ним!
Кэти надеялась, что всё теперь будет совсем иначе. Но не тут-то было! Дочке уже перевалило за двадцать лет, а она по-прежнему была незнакома с такими простыми понятиями как ответственность, обязанность, необходимость поступаться своими личными интересами, когда речь идёт о чём-то важном.
Например, о работе! Дана не задерживалась ни на одной. И не по своему желанию. Какому хозяину понравится, если работник звонит через день, сообщая, что заболел, постоянно опаздывает и, даже когда работает, зачастую еле двигается, что совершенно неприемлимо в ресторане, где Дана работала официанткой. А ни на что большее она не могла претендовать.
А отношение к родителям? Дочке? То есть, она с малышкой играет, когда в настроении. Только девочке ведь мама нужна! А если у мамы этой ветер в голове? Очередной возлюбленный вскорости нашёлся. Уж воистину, свято место пусто не бывает! Она с ним ночами гуляет, а днями спит. В комнате, что ей выделили, не пройти: вся одежда прямо на полу валяется, грязная и чистая вперемешку. Вонь такая, словно полк солдат там ночевал!
Кэти надолго не хватило. Когда пришёл конец её терпению, она указала дочке на дверь. А поскольку у Даны на тот момент случилась очередная большая любовь, то к предмету этой большой любви она и переехала.
Маленькая Мэдди осталась жить с бабушкой, которую уже давно называла мамой. Впрочем, мамой она также по-прежнему называла и Дану, которую очень любила. И Дана любила Мэдди. Вот только не получалось у неё почему-то быть хорошей мамой, поэтому она без всяких колебаний доверила воспитание дочки бабушке. Мама и дочка каждый день болтали, как подружки, по телефону и несколько раз в неделю Дана забирала Мэдди к себе на пару часов.
С тех пор Дана несколько раз возвращалась домой с разбитым сердцем после очередного разочарования, но долго там никогда не задерживалась. Вот и в последний раз, Кэти хватило не несколько недель, а потом она заявила: 'Знаешь, дорогая, либо живи по моим правилам, либо отправляйся на все четыре стороны'. И Дана перебралась к Питу. Не то, чтоб так уж сильно она его любила, но жить-то где-то нужно было. А тот был не против. Даже кольцо с цепочкой ей к дню рождения подарил. Дана была очень тронута: не часто доводилось ей получать подарки.
Мама поздравила её на следующий день по телефону, а потом передала трубку Мэдди, которая с восторгом сообщила маме, что сделала для неё поздравительную открытку и с помощью бабушки выбрала подарок, который Мэдди принесёт, когда они увидятся через неделю.
Дана вздохнула и пошла принимать душ. Пора собираться. Сегодня она встречается с Мэдди. Тётя, мамина сестра, устраивает девичник по поводу выдачи замуж старшей дочери и Дана, любимая племянница, естественно, тоже приглашёна.
Кэти привезёт Мэдди прямо туда и Дана с дочкой отгуляют там вечером, заночуют у тёти, а на следующий день будут готовить оладьи на завтрак, потом долго бродить по дому в пижамах или валяться перед телевизором. Потом пойдут по магазинам или в кино. Пообедают вечером в кафе и Дана отвезёт дочку к маме.
Приняв душ, Дана уложила волосы феном и села перед зеркалом на кухне краситься.
На кухню, зевая и почёсываясь, зашёл Пит, который только что проснулся. Накануне он и его друзья допоздна смотрели футбол по телевизору и пили пиво. Он, наверно, перебрал немного, потому что голова просто раскалывалась на части.
Вид Даны, сидящей у окна, такой красивенькой, чистенькой и соблазнительной в её банном халатике, который распахнулся спереди и обнажал аппетитные ножки, вызвал знакомый приятный зуд.
Пит опустил глаза вниз, на трусы. 'Рвётся в бой, ах ты, чертёнок', - подумал он и, подойдя к Дане, обнял её сзади, подняв со стула, что окончательно распахнуло короткий халатик. Пит даже зарычал от нетерпения. До спальни он не выдержит. Пит развернул Дану лицом к себе, не обращая внимания на её попытки сопротивляться, рывком усадил на кухонный стол, нетерпеливо раздвинул круглые коленки и... В трусах стало мокро. 'Хрен!' - выругался в мыслях Пит. У него такое уже случалось. Обычно после большой пьянки. Но Пит не таков, чтобы смириться с подобным поражением. Сейчас они пойдут в спальню, Дана поработает над его хулиганом как положено и тот будет стоять как миленький. Они ещё повоюют!
- Пошли в спальню, - прошептал он Дане на ухо, пробегая голодными руками по упругому телу подруги.
Но Дана отвела его руки, запахнула, подпоясав, халатик и уселась опять на стул перед зеркалом.
- Не сейчас, Пит, мне идти нужно. Меня тётя и Мэдди ждут. Я и так уже опаздываю.
Пит смотрел на Дану и чувствовал, как ярость закипает где-то глубоко внутри. 'Курица - не птица, женщина - не человек', значилось в кодексе его законов. По этому кодексу жил его отец, и отец отца. И он, Пит, не собирается что-либо менять. Мужчина решает, а женщина слушается и делает то, что ей сказано!
Пит забрал зеркало, перед которым Дана красила ресницы, поставил его рядом с раковиной и сказал:
- Ты никуда не опаздываешь. Потому что никуда не идёшь. Тебе твой мужчина говорит, что хочет тебя - значит, твоя работа удовлетворить его, поняла? Давай, пошли в спальню. Потом, может, и пойдёшь к родственникам. А сейчас твоя работа - здесь, - и он оттянул резинку трусов, поясняя свою мысль.
Дана поднялась со стула, взяла зеркало, поставила на кухонный стол и уселась перед ним, рассматривая ресницы.
- Ты за меня не решай. Я сама знаю, куда мне идти и когда, - нарочито спокойно заметила она, поднося кисточку туши к глазам.
Пит даже оторопел от такой наглости. Ему возразили? И кто? Эта сука, которую собственная мать из дому выгнала?
Он грубо схватил Дану за плечо:
- Поднимайся, я кому сказал, - процедил он сквозь зубы.
- Пошёл вон, дурак! - дёрнула плечом Дана и положила на стол тушь, настороженно следя за каждым движением Пита.
Ярость была уже не где-то в глубине. Она слепила глаза, мутила сознание и в следующий момент Пит сгрёб Дану за подмышки, подтянув её лицо близко к своему:
- Что ты сказала? Ты что сказала, тварь?!
Дана пыталась высвободиться из его тисков, но безрезультатно. Пит был сильнее. Ей бы промолчать. Но ещё одна проблема Даны заключалась в том, что она никогда не умела держать язык за зубами, даже когда это было необходимо.
- Отстань от меня, импотент паршивый! - выплюнула она в пылающее яростью лицо любовника, продолжая вырываться.
Первый удар пришёлся в левую скулу. Обжигающая боль пронзила насквозь. После второго удара она упала. Пит вошёл во вкус и в ход пошли ноги. После сокрушительного удара в живот, когда, казалось, все внутренности перевернулись и разорвались на кусочки, Дана обхватила живот руками, что не слишком помогло. Удары не прекращались, но были уже какими-то далёкими, словно били не её, а кого-то рядом и она просто наблюдала. Только ей всё равно было больно. А потом стало темно и тихо.
Очнулась она от боли в левой щеке, прижимающейся к кафельной плитке пола. Дана повернула голову, и стало немного полегче. Она пыталась вспомнить, что же произошло, но у неё не очень хорошо получалось. Она помнила всё до удара в живот, а потом - провал какой-то. 'Я что, сознание потеряла? Ничего себе!' - подумала Дана и попыталась открыть глаза, но не смогла: ресницы склеились, а веки, казалось, были налиты свинцом. Наконец, после нескольких попыток ей удалось разлепить слипшиеся ресницы и посмотреть вокруг. Валялись перевёрнутые стулья, осколки разбитого зеркала. Похоже, в доме никого не было.
Она попыталась встать и застонала от боли. Боль была везде, в каждой косточке, каждой клеточке её тела. Дана встала на четвереньки и, держась за край кухонного стола, смогла с трудом подняться на ноги. Шатаясь и держась за стенки, она пошла в ванную и посмотрела на своё отражение в зеркале. 'Гад!' - вырвалось невольно и Дана заплакала. Лицо её было трудноузнаваемо. Похоже, кости левой скулы и носа переломаны. Дана подвигала челестью. Больно, но кость, вроде цела. Она распахнула халатик и посмотрела на живот. Там внутри тоже болело. Несильно, но как-то очень противно. Ну, и что ей делать теперь? В полицию звонить? Так Пит её потом вообще убъёт. В больницу ехать?
Дана пошла на кухню и нашла там несколько таблеток парацетамола, потом вернулась в ванную. 'Нужно хотя бы умыться, что ли', - решила она, приняв таблетки, и нагнулась над раковиной. Сначала было очень больно, но потом Дана заметила, что холодная вода слегка помогает. 'Лёд нужно положить на синяки', - догадалась Дана и пошла опять на кухню. Льда в морозилке не было. Лежал пакет замороженного зелёного горошка, его Дана и приложила к носу, а потом и к скуле. Вскоре боль уменьшилась и стала почти терпимой.
'Пойду к тёте', - решила Дана. О том, что ей делать потом, она думать не хотела. Неприятные это были мысли.
Дана оделась в спортивный костюм. Затягивать себя в узкие джинсы было страшно - живот по-прежнему болел.
Дверь открыла тётя. Посмотрела на Дану и схватилась за сердце.
- Господи, что же это такое, дочка? Это твой тебя так разукрасил?
Дана грустно улыбнулась:
- Ну! Темно было, вот на кулаки его и наткнулась невзначай.
- Шуточки всё шутишь! В полицию надо заявить! Это ж как он тебя отходил! Давай я позвоню. И потом, наверно, в больницу: у тебя всё лицо изуродовано! Бедная ты моя!
Дана отрицательно покачала головой:
- Не надо, тётя. Я, может, в понедельник сама к врачу схожу. А сегодня я хочу быть здесь, с вами. Где Мэдди? - Дана уже заходила в гостиную.
Сидящая перед телевизором Мэдди повернулась на звук знакомого голоса и спустила ноги с дивана, собираясь подбежать к маме, обнять, поцеловать. Увидев покрытое синяками и ссадинами опухшее лицо Даны, Мэдди застыла на мгновение, а потом стрелой подлетела к ней и обхватила руками.
Дана застонала от боли и аккуратно ослабила дочкины объятия.
- Мамочка, мамочка! - плакала Мэдди.
- Погоди, радость моя, дай мне сесть, я не очень хорошо себя чувствую.
Дана медленно опустилась на диван, морщась от боли. Мэдди примостилась рядом с ней, не отпуская мамину руку.
Тётя покачала головой и ушла в другую комнату, откуда она позвонила сестре. Кэти была дома и сразу ответила на звонок. Тётя рассказала ей, что случилось с Даной и спросила, что же ей теперь делать.
'Жива? Ну и ладно', - была реакция Кэти. Не впервой было дочке проходить через молотилку с её возлюбленными. Двадцать восемь лет уже, в конце концов, не ребёнок. А Кэти устала. Устала объяснять, уговаривать, заклинать. В прошлый раз, когда Дана, было, вернулась, чтобы жить с мамой и дочкой, Кэти хватило на несколько недель. После этого указала дочери на дверь. В очередной раз. И та пошла к этому самому сожителю. И вот, пожалуйста. Где она только их находит?! Один другого хуже!
Девичник прошёл замечательно. Гости деликатно не задавали вопросов, чему Дана была несказанно рада. Помочь, правда, тёте она не могла, а та и не позволила бы ей в таком состоянии!
Когда гости разошлись, тётя отвела Дану и Мэдди в спальню, где для них была приготовлена постель.
Мэдди проснулась посреди ночи от странных звуков. Она открыла глаза: звуки доносились с другой стороны кровати. Мэдди подползла и заглянула вниз. На полу, в луже, состоящей из смеси кала и блевотины, на четвереньках стояла Дана, которую выворачивало наизнанку. Мэдди за свою недолгую жизнь навидалась всего, поэтому кричать не стала, а тихонько слезла с кровати и пошла будить тётю. Та спала крепким сном, который бывает у людей, которые накануне очень устали и неплохо выпили. Тётя недовольно мычала и не просыпалась.
Мэдди подумала и пошла назад, к маме. Может, ей уже стало лучше?
На полу возле кровати мамы не было. Зато в ванной комнате, прилегающей к спальне, шумела вода. Мэдди открыла дверь туда. В ванной, наполняющейся бегущей из крана водой, сидела её мама. Хотела она смыть с себя всё или надеялась, что теплая ванна поможет - кто знает? Небольшое количество воды, натекшее за те несколько минут, что Мэдди отсутствовала, было перемешано со стулом и рвотой, которые выходили из её мамы непрестанно вперемежку со стонами.
Мэдди побежала к тёте, растолкала её, не обращая внимания на недовольное мычание и 'отстань', которыми тётя пыталась защитить свой сон, и потащила за собой.
По-прежнему недовольно бурча, тётя зашла в ванную комнату, где она моментально проснулась и завопила не своим голосом:
- Ой, деточка, что же это такое? Родная моя, потерпи, сейчас я позвоню, сейчас...
Оставив Мэдди наблюдать за мамой, тётя побежала к телефону и вызвала скорую и полицию.
К их приезду Дана лежала в ванне уже без чувств. Грудь слегка поднималась - значит, дышит. Жива, значит. За этим следила Мэдди. Воду тётя спустила, а под голову подложила маленькую подушку и поддерживала руками и подушку, и девушку, больше всего боясь того, что силы закончатся раньше, чем приедет Скорая.
Дану срочно увезли в ближайшую больницу, специализирующуюся на особенно серьёзных травмах.
Когда скорая с визжащими сиренами и разноцветными мигалками подъехала к подъезду приёмного отделения, там их уже поджидала группа резидентов, медсестёр и санитаров.
- Быстрей, быстрей, - подгонял всех старший резидент, пока работники скорой выгружали из машины носилки с лежащей на них Даной.
По пути в комнату реанимации тот же резидент торопливо инструктировал старшую медсестру:
- Сразу сделай анализ крови: посмотри, какая она белая, ни кровиночки в лице. Гадом буду, кровоточит где-то.
Бегом вкатили каталку в комнату реанимации, где срочно взяли анализ крови, используя каплю крови из проколотой подушечки пальца.
Старший резидент тем временем произвёл беглый осмотр и констатировал неутешительные результаты:
- Вздутый твёрдый живот, тахикардия, низкое давление. У неё наверняка селезёнка разорвана! Посмотрите на лицо: какой-то мерзавец действительно поусердствовал. Один удар в живот - это всё, что требуется, - а тут и результаты гемоглобина подоспели: - Гемоглобин 50! Срочно готовьте кровь! Много! Она больше половины потеряла и продолжает терять! Срочно в КТ и звоните радиологу и хирургу, которые на вызове, пусть будут готовы. Как минимум, один из них нам понадобится.
А Дану тем временем уже перекладывали на стол КТ сканера.
Сканирование показало разрыв селезёнки и то, что кровоточит самая крупная ветвь селезёночной артерии, что означало, если это кровотечение срочно не остановить, через несколько часов Даны не станет.
Снимки переслали дежурному радиологу, а также связались с дежурным хирургом и операционным отделением больницы, объяснив, что, возможно, понадобится их помощь.
Радиолог просмотрел снимки и сказал, что сможет эмболизировать артерию и остановить кровотечение без оперативного вмешательства и удаления селезёнки. Сказал он это уже из машины по пути в госпиталь. Тут же была вызвана команда ему в помощь и ещё через полчаса Дана лежала на столе в комнате ангиографии, окружённая врачами, медсёстрами и технологами, борющимися за её жизнь.
Процедура прошла успешно: кровоточила хоть и крупная, но единственная артерия и врачу удалось её эмболизировать без всяких осложнений. Но впереди была долгая дорога назад, из темноты, из небытия.
Десять дней Дана провела в реанимации, не приходя в сознание. А когда пришла, увидела маму. Кэти дремала на стуле рядом с её кроватью.
- Мама, - тихонько позвала Дана, с трудом двигая сухими, отвыкшими от движения губами.
Кэти вздрогнула и открыла глаза, которые тут же наполнились слезами. Она протянула руку и погладила дочь по голове, не говоря ни слова, потом нагнулась над кроватью и прижалась губами ко лбу Даны, а потом села рядом с ней, взяла в горячие ладони руку Даны и начала гладить её.
- Мамочка, я так люблю тебя, - прошептала Дана.
- Я тоже люблю тебя, доченька, и больше никуда от себя не отпущу.
Сразу за маминой спиной было большое окно и вид за окном привлёк внимание Даны: по голубому небу плыли редкие облака, слегка подкрашенные розовым цветом катящегося к закату солнца. Она повернула голову к Кэти:
- Мама, я видела свет, - сказала она. Потом помолчала и добавила: - ЕГО свет!
Кэти смотрела на дочь и думала, что будь то ОН или дьявол, ад или рай - ей всё равно. Когда-то она верила в бога, но вера эта давно уже ушла куда-то. Если он есть - почему он позволяет таким вещам случаться? Почему мучает её девочку? Ну, ладно, Дана сама совершила много ошибок и выборов много сделала неправильных. А она, Кэти, за что ей все те страдания, что выпали на её долю?
Вышла она замуж в двадцать три года за вдовца с двумя детьми, прижила с ним ещё троих общих. А он... Тоже был на руку скор. Может, по его образу и подобию дочка и себе мужчин подбирала? Но Кэти хотя бы знала, когда промолчать. А Дана... Чему-чему, а смирению дочка так и не научилась. Вот и получилась беда такая.
Что уж теперь поделаешь. Что было - то было. А с мужем своим Кэти развелась. Второй раз и на сей раз окончательно. Кэти даже заулыбалась. Да, она когда-то вышла за него замуж во второй раз. Он тогда умолял её, на коленях ползал, клялся, что пальцем не тронет. И не тронул, что правда, то правда. Только, как оказалось, жар своей неуёмной натуры он щедро вымещал на стороне и совершенно другим способом, таскаясь по чужим постелям прямо у неё под носом! А она и не подозревала ни о чём, пока не наткнулась на своего голозадого благоверного, ублажающего её собственную приятельницу, упёршуюся руками в стенку, развесившую толстые сиськи прямо над бочонками с её, Кэти, соленьями и ритмично кряхтящую от удовольствия. Женщина та была в числе гостей, приглашённых на вечеринку по поводу ухода её мужа на пенсию. Вот они под шумок и решили уединиться в кладовке. Кэти тогда зашла в дом принести побольше пива - гулянье-то проходило на улице. Слышит - шум какой-то идёт из кладовки, ну она и зашла проверить, что же там происходит. Может, зверь какой дикий забрался. Такое тоже бывало не раз: лес рядом. А наткнулась... Тьфу! Срам один.
После этого Кэти узнала от знакомых о всех его похождениях, которые продолжались, оказывается, на протяжении многих лет. Ей было жалко себя и очень противно. Мужу она указала на дверь, естественно, и ни разу не усомнилась в своём решении.
А сейчас смотрела на дочь, радуясь её словам - может, и в самом деле ОН дорогу ей укажет? - а в голове билась мысль: 'Что теперь?' Домой-то она её заберёт. Только на сколько их хватит? В счастливый конец Кэти уже давно не верила.
Кэти со вздохом взяла в руки чашку с кофе, который я ей приготовила и отхлебнула.
- И как она сейчас? - спросила я сквозь слёзы, которые давно уже текли безостановочно из моих глаз.
- Хорошо. Живём вместе. Вначале было жутко: сможем ли? Один день прошёл, другой - ничего, нормально! Потом ещё один, и ещё... Вот уже два месяца она со мной и дочкой. Живём душа в душу. Не знаю, ЕГО это воля, или последней каплей последнее событие было, а, может, просто повзрослела она наконец? Только Дана совсем другим человеком стала. Ещё в больнице, кстати, её обследовал психиатр по моей просьбе и поставил ей диагноз биполярного расстройства.
Кэти опять вздохнула и покачала головой.
- Может, если бы я раньше её к врачу отвела, ничего бы и не случилось. И жизнь её, может, совсем иначе сложилась бы. Больной человек она, оказывается. И лечение существует, что самое обидное! С другой стороны, ей же приписывали таблетки когда-то, но она всегда переставала их принимать. А сейчас берёт регулярно, не пропуская ни дня. Да. Вот так я вновь обрела свою дочку, а Мэдди - маму. Живём втроём и радуемся каждому новому дню.
Кэти лукаво улыбнулась.
- А я теперь и о себе могу подумать.
Я вытерла глаза и нос последней сухой салфеткой и добавила её в кучу использованных, выросшую на столе за те полчаса, что мы с Кэти беседовали.
- Ты... У тебя кто-то появился? - недоверчиво спросила я. Сравнительно недавно Кэти и слушать не хотела о возможности устройства своей личной жизни и простого женского счастья, которое, хотим мы этого или нет, обычно включает присутствие мужчины.
Кэти рассмеялась.
- Вот уже несколько недель встречаемся. Он меня просто обожает. И мне он очень нравится. Но спешить я никуда не буду: большую часть своей жизни я провела замужем! Можно и отдохнуть пару лет, правильно? - и она подмигнула мне игриво.
Я замялась, не зная, стоит ли задавать следующий вопрос:
- Кэти, а Пит - был он как-то наказан за содеянное? Вы заявили на него в полицию.
Глаза Кэти стали жёсткими и колючими:
- Можешь не сомневаться, - ответила она. Его в тот же вечер забрали и на свободу он теперь долго не выйдет. Статью ему присудили очень серьёзную. И поделом. Мать его приходила ко мне просить за него прощения, но я ей рассказала в деталях обо всём, через что прошла моя девочка, а потом спросила, простила бы она, будь она на моём месте, или нет? Она ничего не ответила, только расплакалась и ушла.
Послесловие
Каждый день на нашей планете погибает много женщин в результате насилия со стороны их партнёров. 'Насилие над домочадцами' - официальный термин.
Одна женщина из четырёх станет жертвой такого преступления хотя бы один раз в своей жизни.
Примерно 1.3 миллиона женщин в США ежегодно станут жертвами физического насилия со стороны партнёра.
Почти треть убитых женщин погибает от рук близкого им человека.
Согласно подсчёту, проведённому в 1991 году в США, 5745 женщин было убито. Примерно в половине этих случаев преступником был супруг или близкий знакомый этой женщины.
Каждый 21 день одна женщина погибает в результате 'Насилия над домочадцами'.
Большинство случаев 'Насилия над домочадцами' не рапортуются в законоохранительные органы.