Аннотация: Страх, который испытывает человек в бою ничто, по сравнению со страхом, который человек испытывает при встрече с необъяснимым...
ЕФРЕЙТОР
История, которую хочу вам поведать, случилась в годы Великой Отечественной Войны и была записана мною со слов, ныне покойного деда лет десять тому назад. Что-то может показаться вам вымыслом, что-то вызовет недоверчивую ухмылку, однако же голос, каким дед рассказывал мне эту историю и серьезный взгляд его глаз, направленный из под седых бровей прямо на меня, лично мне ни на секунду не позволили усомниться в ее правдивости. Многие детали и подробности, касающиеся номеров боевых частей и названий населенных пунктов, которыми был богат рассказ деда, я сознательно опускаю, чтобы излишне не утомлять читателя, к тому же к сути описываемых событий они не имеют никакого отношения. В общем, судите сами.
Стоял холодный ноябрь 1942 года и на фронтах шли ожесточенные бои с гитлеровскими оккупантами. К этому времени наступление немцев на Москву провалилось, они были отброшены, но надежды победно завершить войну не потеряли.
Меня призвали в середине октября, как только я отметил свой семнадцатый день рождения. В Омске сформировали нашу дивизию и уже через месяц прямо из Сибири нас перекинули к местам боевых действий в центральную часть нашей Родины.
Выгрузили на каком-то полустанке, накормили и выдвинули на позиции. Комдивом нашей роте была поставлена задача: выбить закрепившихся на опушке леса немцев. Задача осложнялась тем, что перед лесом лежало широкое поле, полностью простреливаемое немецкими пулеметчиками. Ротный, Вася Ефремов, попросил поддержать нашу атаку артиллерией, но получил отказ, который мотивировался тем, что пушки задействованы на других, более сложных участках. Вася запросил разрешения провести атаку ночью, но снова получил отказ. Делать нечего, построил Вася нас повзводно тремя шеренгами, зачитал нам приказ командования, бойцам выдали фронтовые сто грамм, через одного по гранате, зарядили мы винтовки и изготовились к атаке.
День выдался на удивление теплый, поле немного оттаяло, превратившись в грязевое месиво. Сидим, ждем команды. Есть! "За Родину!" "За Сталина!" И вперед!
Перехватил я винтовку поудобней и побежал, как все. Бежать тяжело, ноги вязнут в няше, а останавливаться нельзя. Смотрю, впереди, прямо на линии деревьев какие-то огоньки появились, и только через несколько секунд, по свисту пуль понял, что это окопавшиеся немцы огонь открыли. Тут и ребята начали падать, кто раненый, а кто и убитый. Страшно, до жути, а повернуть назад никак нельзя, остальные то бегут вперед, и ротный впереди. Вокруг "Ура!" ширится. Ну и я тоже давай кричать со всеми.
В общем, не знаю, сколько нас добежало до опушки, но все же добежали. Начали тут те ребята, у кого гранаты были, ими немцев в траншее закидывать, а они в ответ, в нас почти в упор со всех стволов. Как я там жив остался, то одному Господу ведомо, однако дрогнули фрицы, стали из траншей в лес отходить, а мы за ними. Догоняю одного - ррраз прикладом между лопаток - упал, я дальше. Рядом наши, подбадриваем друг друга. Еще двоих штыком поддел, пока в кустарники вломились. А там уже и настоящая рукопашка началась
Только я очередного гада в землю прикладом загнал, глядь, а на меня здоровенный такой фриц несется, с лопаткой саперной в руке. Лицо перекошено, глаза безумные, на шинели, на рукаве нашивки ефрейторские. Налетает сбоку и хвать этой лопаткой - успел винтовкой поперек закрыться, но удар такой был силы, что и приклад и цевье раскололись, а я по земле кубарем. Ефрейтор этот на меня сверху. Катались мы, боролись не на жизнь, а на смерть, да видно, не его день был, оседлал я его, лопатку вырвал, одной рукой его руку перехватил, а другой, той что с лопаткой, резко без замаха, в лицо меж глаз. Кровь фашистская меня фонтаном окатила, трепыхнулся фриц раз, другой, руки раскинул, ножкой по земле поелозил и обмяк.
Я вскочил на ноги, смотрю, осилили. Немцы все в лежку лежат, а ребята наши дух переводят, кто цигарку сворачивает, кто оружие подбирает. Перевел я дух, на ефрейтора глянул, чуть не вывернуло - хорошо я его лопаткой-то.
Однако долго радоваться нам не пришлось. Внезапно услышали мы резкий такой, нарастающий свист откуда-то сверху. Да и понять ничего не успели, как прям по этой полянке и долбануло. Последнее помню, что оторвало меня от земли и с силой куда-то в сторону бросило.
Очнулся я уже ночью, от холода. Глаза не открываю, но в себя пришел. А в висках и затылке боль такая, что и головы не поднять. Хотел застонать, да горло перехватило. Чуть шеей шевельнул и, опять, словно во тьму провалился.
Через какое-то время вновь очнулся. Теперь уже веки разлепил и уставился в чистейшее звездное небо, да красивое, спасу нет. Лежу себе, голову чуток отпустило, мысли заработали, Большой Медведице улыбаюсь. Бой вспомнил, рукопашную, взрыв... А дальше как отрезало. Сколько же получается, я тутова валяюсь? Решил на локтях приподняться, оглядеться кругом. Шевельнул правой ладонью, затем левой - вроде целы. Чуток спину от земли приподнял, да тошнота подкатила, обратно устроился - переждал.
Вновь попытался. Получилось. Медленно, медленно поднял гудящую как чугунный колокол голову, плечи, локтями в стылую землю уперся. Глянул перед собой. Луна-подруга полянку белым светом залила, все как на ладони, да лучше бы и не видеть. Метрах в десяти от меня несколько бесформенных куч замерли, сразу и не распознал, а как распознал... То товарищи мои, которых взрывом раскидало навеки замерли. Неподвижно. Вечная память. Повезло мне видать, ой как повезло. Еще бы немного и...
Потихоньку на бок перевернулся, землица с меня осыпалась. Ногами шевельнул - целы! Ну, думаю, точно повезло. И тут за спиной что-то вроде как хрустнуло. Иль показалось? Поворачиваю голову...
Вот здесь у меня эта седая прядь и появилась. Мурашки в одну секунду в колени ушли Всего метрах в трех от меня неподвижно застыл ефрейтор, которого я в рукопашной лопаткой саперной покрошил. Стоит, в шинели поношенной серой с нашивками, руки опустил, голова развалена, глаз один совсем вытек, второй закатился, рот в оскале, да часть щеки правой вниз свисает - зубы обнажились. Не дай бог такое, кому увидеть. Стоит и не шелохнется - лицом ко мне.
Я опешил сперва от страха-то, затем отошел немного - ну думаю, не добил гада, и потихоньку руку к голенищу сапога потянул. Там у меня нож с рукояткой деревянной, дедовской стали, запрятан был. Сам на фрица гляжу, а рукой нож нащупываю. Ага, есть, вытаскиваю потихоньку и прикидываю уже, как так извернуться, чтобы, значится, половчее голубчика. И замер.
Тут только доходить начало - ногти у него на руках фиолетовые, как у... Так и застыл я с комком в горле. И тут понимаю еще, что с такой раной он дышать и хрипеть как паровоз должен, парок изо рта на морозе парить, однако ж, тишина на поляне гробовая, токмо у меня сердечко разом замолотило. Чувствую, весь испариной пошел. Безмолвие, я в пол оборота на земле сидя застыл, а прямо на меня мертвец таращится белком закатившегося глаза.
В следующую секунду он и шагнул ко мне.
Как заору я благим матом и прям с земли - откуда силы - подпрыгнул и в сторону откатился. Вскочил, метнулся куда глаза глядят, да об тело чье-то споткнулся. Опять покатился по земле, даже не понял, откуда автомат немецкий в руках появился, только помню, что такой очередью по фигуре темной саданул, что руки в сторону повело отдачей. И во век мне не забыть, как гулким стуком они в холодное мертвое тело втыкались, словно в дерево.
Не думал я в тот момент, что мою очередь противник услышать может, не до того было. А мертвец качнулся только, и вновь ко мне шагнул. Тут я и побежал. Через кусты, с треском, куда глаза глядят. В овраг скатился, сучья и ветки ломая, с хрустом проломил тонкий ледок, на ночь сковавший мелкий ручей, вскочил, огляделся и дальше бежать. Тогда же и руку сломал, только не заметил этого. В общем, убег я от неживого.
К утру вышел к своим. Там узнал, что позицию, которую мы днем взяли, немцы минометами накрыли и обратно забрали, мало кто из ребят уйти смог. Однако же ротный, Ефремов, тот уцелел, и меня не дал особистам схавать. Ребята все удивлялись, как я ночью через немецкие позиции прошел, и откуда у меня прядь седая на чубе вышла. Но я им ничего не стал про мертвого ефрейтора рассказывать - кто поверит? И никому не стал, только сейчас вот, почти через полвека все как на духу, тебе, внук выложил.
Ты спросишь, как объяснить, что фриц, в дневном бою убитый мертвечиной ожил, я отвечу - не знаю! И знать не хочу. После того случая я, пока в госпитале лежал, много думал, но так ничего и не удумал. На войне всякое бывало. Такие вот дела, внук.