Аннотация: ОБНОВЛЕНО 14.07.11- новый проект) Мирре типичный аристократ, избалованный властью своей семьи - капризный, надменный, высокомерный... и преданный, словно пес, мальчишке, который уничтожил мир... И мечта этого мальчишки снова его уничтожить, и Мирре готов помочь в исполнении мечты своего лорда.
Легкий кошачий шаг.
Ветер взъерошил волосы, прохладными пальцами пробежался по лицу, шее, забрался под рубашку через расстегнутый ворот, холодя кожу. Я чуть прикрыл глаза, наслаждаясь такой легкой лаской стихии, дарующей небольшое облегчение при такой жаре, что установилась на несколько бесконечно долгих дней и ночей. Под моими ногами, свешивающимися с подоконника, распахнула бездонную пасть темнота, не давая увидеть дна. А над головой на черном бархате неба светились колкие холодные звезды, зовя к себе, в свой ледяной плен. Казалось, что стоит только протянуть руку, как они послушными огоньками лягут в ладонь и будут колоть кожу своими острыми гранями. Тянешься, тянешься, еще чуть-чуть и в следующее мгновение при неосторожном движении выпадаешь из окна, на острые камни. Сухо хрустнут кости, влажно вздохнет плоть, и душа пугливым мотыльком унесется куда-то прочь, даже не оглянувшись на отчаянный зов.
Так было с моей мачехой, когда-то давным-давно. Она была человеком, жалким и слабым человеком с одними только наивными глупостями в голове. Я так и не смог понять, за что ее полюбил мой отец, чем она, эта жалкая тварь, смогла привлечь его. Я истово, как только может темный дворянин, ненавидел ее и до сих пор сожалел, что это не моя рука подтолкнула ее тогда, а ее собственная глупость.
Я тогда был с ней, когда она, смеясь, тянула руки к звездам и говорила что-то вроде: "смотри, я сейчас их достану! Еще чуть-чуть и они будут у тебя в волосах!". А в следующий миг послышался ее испуганный вскрик, взметнулось на ветру белое платье и ее не стало. Помнится, я тогда подумал о том, что наконец-то больше не слышу ее лепета, а потом подошел к окну. Где-то там, далеко-далеко внизу человечка лежала на острых камнях, словно сломанная кукла, и под ней растекалась лужа крови. Уже утром я узнал, что у нее солоноватый, запоминающийся вкус, когда вместе с отцом наблюдал за тем, как прислуга собирает останки. Я взял в руки один из небольших камней с буроватым следом крови и лизнул его, навсегда запомнив вкус.
А отец... отец все никак не мог забыть ее, в отличие от моей матери, и за это я никогда не мог простить его. Как можно было так быстро и легко забыть ту до кончиков ногтей леди, что столь безупречно умела держать себя в руках и была умна. Да, она была жестока, высокомерна, холодна, но женщине ее уровня это положено, это обязанность быть такой, как одна из этих бриллиантов-звезд. Мачеха была простушкой, и кончика мизинца не стоящая моей матери.
Я досадливо тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Стоит только вновь увидеть звезды, как тут же накатывает такое состояние, когда плююсь ядом и вспоминаю ту человечку, из-за которой моя жизнь на несколько лет превратилась в сущий кошмар. Меня, дворянина в сорок шестом поколении, она пыталась превратить в какое-то подобие себя!
- Будь проще, Мирре, улыбайся, - говорила человечка, - забудь об этих условностях, хотя бы на некоторое время. Ты же еще ребенок, будь им, а не каким-то отмороженным существом.
Идиотка.
Постепенно звезды блекли, уходя со стремительно светлеющих до лазури небес. Медленно, с поистине королевской неспешностью и достоинством над землей поднималось солнце, вызолачивая своим светом весь мир и отправляя на отдых перламутрово- сиреневую Иннель, покровительницу всей нашей расы. Я любил восходы, особенно зимние - такие обманчиво-теплые, успокоительные и при этом лживые, обманывающие всех дневной безопасностью. Всего на несколько часов уйдут в спячку те, из-за которых так страшно выходить на улицу в ночь. И те, кто на все это время притворится безобидной овцой...
Моя кожа стремительно светлела под солнечными лучами, напитываясь их бледно-золотистым цветом, пропадала шероховатая чешуя, уступая место бархатистой гладкости, жесткие и грубые волосы становились нежнейшим шелком, а острейшие клыки теряли свою грозность. Когда солнце полностью взошло над горизонтом, весь мой темный народ невозможно было отличить от светлых сородичей, вот только выдавала светло-сиреневая кайма вокруг зрачка. Хищники закутались в свои иллюзии.
Я разгладил легкие складки на своих многослойных рукавах, слез с окна в свою комнату и поправил верхнее кха. Сегодня мне следовало посетить академию, а после начать подготовку к балу, который организовывал отец. Он планировал мягко подтолкнуть меня к выбору моей будущей супруги, но я уже давно знал, что еще никто из них не достойна была этого звания. Пустышки, глупые птахи в ярком оперении, ничего такого, на кого следовало бы обратить внимание. Будущую жену следовало растить с самого ее рождения под собственным чутким воспитанием, формируя ее на свой вкус, иначе ничего путного не будет. Трех новорожденных я уже присмотрел - чистая, не испорченная простолюдинами кровь, древняя фамилия и хорошее положение в обществе. Оставалось только договорить с родителями об участии в воспитании, и через некоторое время я смогу получить ту, которая мне будет подходить.
Глянув в зеркало, я поправил несколько заколок в волосах и взял трость с набалдашником в виде оскаленной пасти волка. Она была не только для позерства, но и выступала как ножны для тонкого лезвия, которое легко находило беззащитное тело между звеньями кольчуг. За свою сравнительно недолгую жизнь я успел нажить множество врагов, которые только и мечтали о том, чтобы вцепиться мне в глотку. В этом было ничего не обычного - у аристократов всегда есть недоброжелатели, с самого первого дня существования в материнском чреве.
Телохранители, - Анега и Яверь -тенями следовали за мной от дверей моих покоев до зала с порталами. Дальше следовать за мной они не имели права- академия запрещала появление на своей территории кого-либо, кроме своих учеников и преподавателей. Но зато гарантировала защиту столь же эффективную, как и в фамильных резиденциях. За всю историю существования в ней не было совершено ни единого убийства.
Портал вспыхнул фиолетовым пламенем, мелкими язычками стек по моей одежде уже во внутреннем дворе академии. Он был огромен, размером с небольшой городок, но при этом тщательно контролировался. Все деревья, растущие здесь, могли в любое мгновение стать опасными противниками, уничтожить любого, кто станет представлять угрозу. На моих глазах уже была демонстрация их способностей - мелкие листья, став лезвиями бритвенной остроты, в мелкую стружку порезали незадачливого убийцу. Моего. После этого я уже более спокойно реагировал на отсутствие Анеги и Яверя, хранивших меня с первого дня жизни.
Кроны деревьев столь плотно переплетались между собой, что невозможно было увидеть небо. И хорошо - больше мне не хотелось рефлексировать на тему моей почившей мачехи, которая упрямо не хотела становиться леди - ходила в каких-то странных штанах из парусины, которые называла "джинсы", в уродливых "кроссовках" и совершенно вульгарных "футболках". Отец закрывал на это глаза, хотя, как и я, пытался приучить ее к элегантным платьям и изысканным манерам. Но человечка вновь и вновь тащила из своего мира эту плебейскую одежду.
Я неспешно направился к воротам академии, постукивая тростью и каблуками по дорожке, и все никак почему-то не мог перестать вспоминать о своей мачехе. Вздорная девица с короткими волосами мышиного цвета и болотно-зелеными глазами. А уж круглое, провинциальное лицо с непередаваемой курносостью вызвало в первый день знакомства бурю чувств, заставивших меня непроизвольно приоткрыть рот. Она была слишком чужая, слишком непохожая на нас, что вызывала все что угодно, кроме равнодушия. Многое я бы отдал за шанс вернуться в день ее смерти и самому подтолкнуть, чтобы увидеть в ее глазах страх и растерянность - мачеха так и не поняла, что мы всегда останемся высокомерными хищниками и никогда не станем похожими на людей.
Анега как-то сказал, что мое неприятие мачехи - это банальная детская ревность. Возможно, отчасти так и было, но совсем чуть-чуть. Ревновать отца к этому чучелу? Этим только нанести взаимное оскорбление - мне и отцу. Просто человечка была слишком шумной, глупой, несдержанной и еще раз глупой.
Я подошел к воротам, и те тут же бесшумно распахнулись передо мной, приглашая пройти внутрь. Сделать несколько шагов вперед, свернуть за угол, еще немного вперед, поворот и вот уже на мой выбор предоставлены несколько десятков стационарных порталов. Мне нужно было в левое крыло на третий этаж, где проходят лекции по теоретической магии всех направлений. Мне предстояли несколько лекций, а после была сдача экзамена. Как наэр-саннету (так называют представителей старшей ветви рода, - прим.автор) Майвентаалей, мне нужно было знать магическое искусство не просто на отлично, а так, чтобы разбираться не хуже архимагистров. И при этом было не важно - есть у тебя магический дар или он отсутствует. У меня его было совсем немного, но достаточного, чтобы варить яды с магической составляющей.
В будущем меня ожидало место при императорском дворе, и такие умения, как составление и лечение от ядов - было практически основным для выживания. Я не испытывал особого восторга при мысли, что буду вращаться в высших кругах знати, но это был один из тех немногих способов приблизиться к вершине власти и влить в свой род еще крови императоров с потенциальной возможностью однажды возвести на престол кого-нибудь из рода. И вполне было возможно, что это случится еще при моей жизни - у нас в ветви как раз подрастала вполне одаренная малышка, с поистине волчьей хваткой и незаурядным умом. Старшие родичи уже поговаривали о том, что на ее голове через пару столетий засияет алмазная диадема императрицы. Что ж, это было бы замечательно.
По коридорам летали небольшие, в половину моего кулака, светящиеся шары мягкого золотистого цвета, освещая мой путь. Они то хаотично разлетались, то выстраивались в строй по обе стороны от меня, а иногда и вовсе садились на меня, отчего я начинал сиять, словно подсвеченный изнутри. Я сгонял их небрежным движением плеча, но светлячки, покружив над головой некоторое время, вновь устраивались на одежде. В итоге, я смирился с этим и перестал обращать внимание.
Вот так весь сияющий я вошел в аудиторию, и первым, точнее первой, кто бросилась мне в глаза, оказалась человечка. Я невольно замер, чуть прищурив глаза, и медленно прошелся по ней взглядом, оценивая. Чуть сутулая спина, выдающая неуверенность в себе, средней длины волосы темного цвета, чуть длинноватый нос и невыразительные черты лица. Ничего особенного, очередная человеческая простушка. Примечательным в ней оказался только магический потенциал, красноватой дымкой окутывающим ее немного худощавое тело. Неужели?.. Я всмотрелся в нее внимательнее, легко обходя установленные щиты, и почувствовал ее мощь... Бред, быть такого не может! Последнее явление было буквально совсем недавно, всего три сотни лет назад. Слишком рано еще. Или просто это самородок нашего мира?..
Почувствовав мой взгляд, девчонка обернулась и посмотрела мне в глаза. Ее зрачки слегка расширились от восхищения, удивления, потом резко появилась насмешка и пренебрежение. Демонстративно человечка прошлась по мне взглядом и, фыркнув, отвернулась со скучающим видом. Я чуть улыбнулся уголками губ и покачал головой. Все же попаданка из другого мира, воспитанная на так называемых фэнтезийных романах и героинях стервах. Из любопытства я однажды прочел подобную книжку и долго смеялся, почти до слез. Нет, бывали весьма занимательные моменты, но эта с позволения сказать стервозность... Чистая фантазия автора, не имеющая ничего общего с действительностью.
Что самое удивительное и необъяснимое, некоторым человечкам удавалось создать вокруг себя такую жизнь, о которой они мечтали, читая эти романы. Не проходило и месяца, как у них в друзьях оказывались влиятельные персоны, закручивались интриги и они выходили победительницами, становясь в конце супругой какой-нибудь легендарной личности. Создавалось впечатление, что этим простушкам удавалось формировать вокруг себя ту действительность, которую им хотелось.
Такие попаданцы были нашим стихийным бедствием, похуже прихода очередного темного бога или что-нибудь еще в таком духе. Ломались устои, традиции, менялась власть и рушились грандиозные планы. Умелые мастера, которые просчитывали очередной приход этого бедствия, предостерегали великие дома о грядущих неприятностях и в который раз безуспешно пытались хоть как-нибудь устранить эту иномирную персону - тщетно. К счастью, подобные личности приходили раз в одно, а то и два тысячелетия.
Моя мачеха была такой иномиркой, которая помогла тогда еще мятежному принцу захватить власть и женить на себе моего отца. Вот только жизнь ее закончилась не так радужно, как ей того хотелось - не в великом сражении, о котором еще долго пели бы менестрели, а просто выпала из окна, когда хотела дотянуться до звезд. Возможно, она рассчитывала на то, что я все же ей помогу, не дам погибнуть, и просчиталась. Ценой ее ошибки стала собственная жизнь.
Больше не обращая внимания, я присел за один из первых столов и провел пальцем по россыпи из мелких, не больше пшенного зерна, бриллиантов и аметистов, расположенных вместо левой брови и мелким узором спускающихся к скуле. Дальше они были редко и хаотично разбросаны по щеке и чуть разбавлены крошками солнечного камня. Это было не столько для красоты, сколько служили магическими амулетами как для защиты, так и для запоминания информации.
Повинуясь моему приказу, заиграла тихая, слышимая только мне одному музыка, в которой на нежную, робкую мелодию ложись тяжелые слова боевого гимна предков. Я прикрыл глаза, наслаждаясь этим великим шедевром, пусть и написанный светлыми представителями расы. Но, несмотря на расслабленность, я чутко прислушивался к тому, что происходило вокруг меня. Информация никогда не бывает бесполезной, просто не везде она оказывается к месту.
Как обычно, ничего особенно интересного не было - обсуждали предстоящую сессию, пьянки и прочие студенческие темы. Только меня слегка зацепило то, что две высокородные леди Рималле и леди Эвель о чем-то шептались с человечкой. Я почти незаметно шевельнул ухом, пытаясь расслышать, но тщетно - слишком тихо они говорили, да и царящий гомон не способствовал хорошей слышимости. Пользоваться же амулетом было нежелательно- могли заметить, а это ни к чему хорошему не могло привести. Слишком уж гордые были вышеупомянутые леди, чтобы спустить кому-либо с рук то, что их приватный разговор подслушали. А вот проследить за дальнейшим развитием событий вполне возможно. И, как мне предчувствовалось, грядущие события затронут и меня, поэтому нужно было подготовиться к ним.
Приняв такое решение, я сделал музыку чуть тише, когда заметил, что пришел магистр. Он был человеком, но столь неординарной личностью, что вызывал у меня неподдельное уважение и желание слышать его. Да, я не отрицаю, что у меня высокомерие и расовая нетерпимость, но поэтому меня окружали весьма занимательные личности, и неважно кем они для меня были - друзьями или врагами.
Размеренная, спокойная речь магистра я слушал внимательно, записывая каждое слово на камни, чтобы потом на досуге прослушать еще раз и, возможно, заметить что-то новое. Пожалуй, больше никто из преподавателей академии так не действовал на меня, как этот седовласый человек. На его лекциях и остальные студенты вели себя тихо и почтительно, а это о многом говорило.
Когда занятие закончилось, я кивком обозначил поклон, глядя при этом в спокойные серые глаза человека и сплетая пальцы в знаке 'уважения'. Я был единственным, кто после каждой встречи искреннее и почтительно благодарил его за те знания, что он доносил до нас. Человек едва заметно улыбнулся в свои седые усы и ответно кивнул мне. Мы никогда не общались на какие-либо другие темы, кроме тех, что касались обучения, но это не мешало быть нам... хм, да, друзьями. Я знал, что стоит только аланэ Беррону попросить меня о помощи или же самому заметить, что ему что-то грозит, как без всяких сомнений помогу ему и заставлю весь свой род приложить руку к решению проблем. И это было взаимно.
Для людей это были странными, непонятными такие отношения, но для моего народа это было в порядке вещей. Наша дружба, любовь, ненависть, все остальные чувства были скрытыми, затаенными, видимыми лишь для тех, кого они касались. Можно было видеть, как учтиво и даже нежно целует мужчина женщине кончики пальцев, но дружбой даже не пахнет в их отношениях. Лютая, ледяная ненависть и ярость царят между ними, но при этом и бескрайнее уважение и гордость, что именно эта личность стала твоим кровным врагом.
Я двинулся к выходу и едва не столкнулся в дверях с человечкой. Она резко затормозила и едва не упала, но я поддержал ее за локоть и мягко произнес:
- Будь осторожнее. Будет не очень хорошо, если разобьешь колени или лицо в кровь.
Девчонка ошеломленно уставилась на меня, явно что-то не понимая. По ее планам, я должен был смерить нахалку презрительным взглядом и оттолкнуть в сторону, напоследок пройдясь тростью по спине или отвесив хлесткую пощечину перчатками. Но я поступил иначе, совсем не так, как она хотела. Девчонка, сама того не осознавая, попыталась вынудить меня поддаться подобному развитию ситуации, всколыхнув во мне гордыню, заставившую мысленно увидеть, как вытягиваю вдоль спины тонкой тростью нахалку, посмевшую толкнуть меня, наэр-саннета великого рода Майвентаалей! Мне с некоторым трудом удалось унять навеяно желание, напомнив самому себе, что никогда не следует обижать женщину, особенно иномирок с таким магическим потенциалом.
Все ее заготовленные язвительные слова, которые должны были задеть мое самолюбие, заставить бегать потом за ней, чтобы разгадать головоломку "как она не заметила моего великолепия?", оказались не нужны. Человечка молча смотрела на меня, не зная, что дальше делать и говорить, и я помог ей.
- Прошу, - я чуть склонил голову и посторонился, пропуская ее, - вы куда-то спешили, как мне показалось.
- А...да, конечно, - она чуть покраснела, отвела взгляд в сторону и вышла.
Я проводил ее задумчивым взглядом и улыбнулся, предвкушая ту бурю, что скоро завертится. Возможно, в это бурное время удастся как раз приставить к дорогому императору нашу малышку, которая своего не упустит.
- Эта девочка лакомый кусочек, - леди Рималле остановилась рядом со мной и посмотрела туда, куда ушла с леди Эвель человечка, - у нее высокий потенциал, наши старейшины говорят, что она одна из тех, но с последнего пришествия прошло всего чуть больше трех столетий...
- Это так, - кивнул я, - последняя была моей мачехой, как ты знаешь.
Леди со щелчком раскрыла веер и скрыла за ним насмешливую улыбку чуть тонковатых губ, скосив на меня взгляд своих зеленых глаз. Изумруды заиграли огнями, когда она выгнула бровь:
- Эта слишком доверчива, и в наших силах оставить ее такой и дальше.
У моей собеседницы был тихий и чуть хрипловатый голос, весьма соблазнительный, что сложно было не заметить. Было приятно его слушать, чем она частенько пользовалась, играя своим природным даром так, чтобы сложно было вслушиваться в слова. Я уже однажды совершил такой промах, поддавшись на ее чары, но в дальнейшем больше не совершал таких ошибок.
- Оградив от всего мира и проблем, можно использовать ее по своему усмотрению, - задумчиво произнес я, поглаживая кончиками пальцев волчью морду, - только, леди, и верный пес может однажды вцепиться в хозяйскую руку.
- Мирре... - леди Рималле прямо посмотрела на меня, - ты не будешь специально мешать нам и помогать ей?
Это был коварный вопрос. Я чуть улыбнулся и поднес к губам ее руку, тонко пахнущую водяными лилиями. Кончиком языка я слегка лизнул ее пальцы, оставив влажный след на тонком шелке перчаток, и после сжал весьма выразительно.
- Как сложатся обстоятельства, моя дорогая леди, как сложатся обстоятельства, - ответил я и пошел прочь, увидев, как дрогнули ее ресницы.
Я действительно не знал о своем участие в предстоящей игре, о чем и сообщил своей хорошей знакомой. Леди Рималле не раз оказывала мне довольно щекотливые услуги, но и получала взамен равноценные дары. Поэтому некоторая откровенность была позволительна в наших отношениях. Мне было бы жаль потерять такого полезного союзника, и для этого раскрывал часть своих замыслов.
Леди Рималле... она была слишком умна и амбициозна, чтобы с ней дружить. Точнее, дружить с ней непросто и опасно, учитывая ее еще и несколько авантюрный склад характера. Стоило только чему-то заманчивому для нее появиться, как она, сломя голову, была готова отправиться на другой конец света, взяв с собой только любимый веер и зонтик от солнца, чтобы не тратить время на сборы и не упустить свою вещицу. В такие моменты она готова была забыть о чем и ком угодно, со сладостным упоением погружаясь в очередную свою задумку. Впрочем, следовало отдать ей должное - ни одна из авантюр не была простой бесполезной блажью, что позволяло снисходительнее смотреть на ее столь непростую черту характера.
В остальном день прошел обыденно - я прослушал все лекции, обсудил некоторые вопросы и направился домой, чувствуя легкое утомление от большего объема информации, полученного за день. Солнце уже начало садиться, когда я покинул стены академии, поэтому мне пришлось накинуть плащ с глубоким капюшоном и традиционную маску из светлого легкого минерала, расписанную тончайшими серебристыми узорами, похожими на иней на стекле. Среди нашей расы, вне зависимости от принадлежности к светлой или темной половине, считалось дурным тоном являть свой лик в местах, где было много праздношатающихся. Впрочем, в древние времена свое лицо открывали только в домах, в окружении близких, а не как сейчас - некоторая молодежь стала носить маски, закрывающие только верхнюю половину лица. Я не одобрял подобную легкомысленность и некоторую даже безбоязненность: ведь открытый участок тела, прежде всего, мишень для оружия.
Я чувствовал, как сгущающиеся сумерки жадно впитывали в себя мою иллюзию, срывали легчайшие изменения, обнажая мой истинный облик. Я натянул капюшон поглубже, зная, что эти изнеженные людишки крайне нервно реагируют на темных представителей расы после захода солнца. Тех же самых остроухих они находили прекрасными, хотя ничего особенного в них было, они все были какими-то стандартными, до отвращения похожими друг на друга, как капли росы на траве. Впрочем, племя людей всегда отличалось причудливостью взглядов и почему-то в большинстве случаев не в лучшую сторону.
Двумя верными тенями рядом бесшумно появились телохранители, и словно стиснутый до дрожи кулак разжался в груди при ощущении их за спиной. Глупо говорить, что я чувствовал себя неуютно из-за боязни за собственную жизнь, нет, это было не так. Анега и Яверь не только были защитниками, но и подопечными. Моими. В моих обязанностях было беспокоиться о тех, кто отдаст за меня свою жизнь без малейших раздумий, и еще они были друзьями, моим ближним кругом. Я шевельнул чуть пальцами на набалдашнике трости, едва складывая их по очереди в знаки 'приветствие', 'спокойствие' и 'радость'.
Стоило пройти совсем немного, как попали на одну из самых оживленных улиц города. Шум, состоящий из выкриков, дикой смеси разных языков, скрипов, ругани и всего столь неприятного остального ударил по слуху, заставив болезненно сморщить нос. Многорасовость города не могла не оставить свой след на архитектуре, однако, разность стилей порождала своеобразную гармонию, а не пошлость, которую, опять-таки, можно было увидеть у людей. Впрочем, и среди человеческих городов было несколько достойных внимания, но это были исключения, лишь подтверждающие правило.
Возле меня остановился наемный экипаж, и Анега первым вошел, проверяя на безопасность. Яверь же встал так, что почти полностью меня своей спиной от посторонних глаз, бдительно и незаметно окидывая оживленную улицу взглядом кошачьих глаз. Убедившись, что все в порядке, Анега сделал жест рукой, и я вошел в экипаж, удобно устраиваясь так, чтобы меня было невозможно разглядеть через узорчатое стекло. Захлопнув дверь, мой второй телохранитель устроился на облучке.
- Куда, яррнэ? - почтительно поинтересовался Анега, смотря поверх моего плеча. По правилам вассалы не могут смотреть в лицо своим сюзеренам, пока на то не будет дано позволение. Это же правило распространялось и на взаимоотношения между ветвями рода - младшие представители не могли смотреть не то что в глаза, но и в лицо своим старшим родичам. Жесткая иерархия и этикет во многом помогал не оступиться и не совершить фатальной ошибки, хотя многие расы не понимали нас.
- В имперский парк, - задумчиво отозвался я, прикрывая глаза.
Экипаж мягко тронулся, без привычного резкого рывка, будто лошади ступали не по грубой брусчатке площади, а по отшлифованным плитам. В парке должна была состояться давно запланированная встреча, от результата которой зависело мое будущее. Не полностью, разумеется, но существенная часть. И мне хотелось, чтобы все прошло так, как планировалось мной и моим лордом. Лорд... загадочная и древняя, как сам род, персона, чью сущность никто не смог разгадать в глазах цвета нашей покровительницы Иннель, который не менялся ни в свете дня, ни в ночи. Порой легкомысленный и снисходительный, он с легкостью становился жестким и холодным, меняя маски быстрее и легче, чем иные перчатки. Его боялись и уважали, не понимали и никогда не любили.
Я вспомнил нашу с ним последнюю встречу, когда он впервые заглянул мне в глаза...
... Тонкокостный, нескладный и угловатый, как некоторые человеческие подростки, с легкой светлой челкой, встрепанной, казалось, всеми ветрами Иннель-матринн-Файэне, он сидел на широком подлокотнике кресла, рассеянно глядя в окно. Хрупкие длинные пальцы переплелись между собой на остром колене, тонкие губы на скуластом, вытянутом лице, лишенном возраста, слегка поджались.
- Мирренталь, - тихо сказал лорд, все так же не глядя на меня, - ты никогда не оправдаешь надежд рода.
Я замер, коленопреклоненный перед ним, и отказывался верить тому, что было сказано. В комнате, где кроме пары кресел, камина и штор на распахнутом окне, ничего не было, повисла звенящая тишина. Ветер слегка шевелил легкую ткань штор, внося в комнату редкие снежинки.
- Посмотри на меня, - прозвучало разрешение, и я поднял взгляд, мгновенно столкнувшись с серебристо-сиреневыми глазами, в которых была сама вечность. Ощущение неизбывной мощи, древности обрушилось на меня, затопило собой, перехватывая дыхание, и, казалось, растаптывая мое сознание, пока белые ресницы не сомкнулись, скрывая эту бездну. По губам пробежалась легкая улыбка, и лорд также негромко спросил:
- Теперь ты понял, Мирренталь?
- Да, лорд, - отозвался я, опуская свой взгляд.
У меня совсем иная судьба, не связанная с планами рода. Я не знал, как реагировать, ведь с древнейших веков судьба любого определялась старейшинами, начиная от времени зачатия и до самой смерти. Неопределенность... нет, не пугала, просто вводила в легкое недоумение, рушило все столь взлелеянные планы, на которые ушли долгие годы. И вот все это осыпалось пеплом.
Прохладные пальцы отвели с моего лица прядь волос и слегка приподняли за подбородок, давая вновь заглянуть в глаза, только в этот раз это были почти обычные глаза, без этой пропасти. Сиреневые, холодные и такие старые для столь юного лица...
- У тебя взгляд одной из моих знакомых, - острый ноготь прошелся совсем рядом с глазом, оставляя легкую царапину, - в свое время я мечтал ей вырвать глаза, чтобы никогда его больше не увидеть.
- Вы ее все же убили?.. - я не сомневался в положительном ответе, лишь из вежливости добавив легкую вопросительную интонацию.
- Нет, она была настоль предана мне, несмотря на ненависть, что я ей простил это, - качнул головой лорд, отходя от меня, - Хашан... запомни это имя.
Ха-шшша-н. Я попробовал это имя на вкус. Чувствовалось в нем что-то змеиное, холодное и опасное.
Лорд стоял у окна, смотря задумчиво на висящую в ночном небосклоне покровительницу, и теребил пальцами ткань занавесок. Такой обманчиво хрупкий и молодой, кажется, что одним неловким движением можешь сломать его. Светлые волосы не опускались ниже плеч, как требовали приличия, а были неровно обрезаны на уровне острого подбородка, не тронутого грубой чешуей. Он был единственным, кто не менялся при наступлении сумерек. Можно было сказать, что он светлый, но... никто, даже люди, не могли ошибиться в этом. Говорят, что он родился еще в те далекие и почти забытые времена, когда наш народ делился на четыре ветви - Зима, Весна, Лето и Осень. Но это время ставится очень многими под сомнения - такое невозможно. Но, глядя на этого ледяного мальчишку, иногда начинаешь сомневаться. Слишком сильно Лорд соответствовал описаниям древних летописей о том, каким прежде был мой народ. Тонкокостный, легкий и необъяснимо зимний, и дело было даже не во внешности, а ощущении.
Никто не мог сказать, что произошло в те времена, было известно, что произошла то ли катастрофа, то ли война, в результате чего четыре ветви поделились на две расы. Лорд на эти вопросы не отвечал, будто и не слышал их.
- Могу я задать вопрос?.. - неожиданно даже для себя спросил я.
- Эланве, - так тихо, что я едва расслышал, произнес он, - так меня зовут.
Даже не зная забытого языка, я чувствовал горечь этого имени. Словно настой полыни, оно жгло печалью и отчаянием, пахло обреченностью.
- В нашем мире нет явного разделения на времена года, слишком плавно и незаметно одно перетекает в другое, - продолжил Лорд негромко, - это все искусственное, так прежде не было, Мирренталь. Так сделали для того, чтобы Freya и Ее братья и сестра потеряли свою силу, возможность вернуться... Но я остался жив, единственный, с кем осталась у них связь. И все можно вернуть, я ждал этого тысячелетия и тысячелетия, чтобы вернуть то, что было испорчено.
Его слова звучали утомленно и с легкой грустью, без всякого пафоса, как могло показаться. Передо мной было безумно уставшее и древнее существо, живущее только благодаря одной только мечте.
- Скоро появится тот, кто поможет вернуть все, и твое участие, Мирренталь, далеко не на последнем месте. Время Зимы скоро придет, скоро Ее пик власти.
- Тебе надо успеть, иначе снова века ожиданий, но я уже вряд ли смогу столько продержаться. Я слишком стар, даже для высокородного.
Я позволил себе нарушить этикет и подойти без разрешения к Лорду. Несмело проведя по серебристым не то от седины, не то от природного цвета волосам, я затем сжал его плечо, едва-едва заметно. Эланве чуть обернулся ко мне, слегка улыбаясь без малейшего удивления во взгляде, а потом неожиданно развернулся ко мне полностью, уткнувшись лбом в мое плечо. Легкий, на грани слышимости всхлип всколыхнул сумрачную тишину, и он заплакал... Это был единственный звук, пророненный им, дальше он плакал беззвучно, роняя одни только слезы и, словно дитя, прижимался ко мне. Я обнял его, поглаживая успокаивающее по спине, и думал о том, что поведение Лорда вполне объяснимо теперь- он так и остался ребенком с тех далеких пор. Это и помогло ему прожить столько и не сломаться...
... Я чуть печально улыбнулся, все еще прекрасно помня ощущение вздрагивающего от рыдания тела лорда в своих объятиях. Он говорил о тысячелетиях, но сколько их было? Если мой род насчитывает около семидесяти-восьмидесяти веков, но даже в наших самых первых архивах те далекие времена, в которых жил Эланве, писались, как о какой-то легенде. И он смог столько прожить, держаться, ждать этого, возможно, единственного момента, когда можно все исправить. Да, именно исправить. Мне почему-то казалось, что то событие, столь радикально изменившее мир, не обошлось без лорда, и теперь он живет лишь тем, чтобы исправить свою давнюю ошибку. Что же ты сделал, дитя со столь горьким именем?
Мое отношение к Лорду с той встрече радикально изменилось - из почтительного уважения оно перешло в щемящую нежность, заботу, будто обрел близкого младшего родича, остро нуждающегося в опеке более старших братьев. И я готов был на все, лишь бы защитить эту ледяную бабочку, рискнувшую присесть на мою ладонь. Готов был оберегать от любой напасти и горя, поклявшись про себя, что в следующий раз Эланве будет плакать от радости и никогда- от горя. Я прекрасно понимал и чувствовал, что он угасает, медленно и почти незаметно, но неотвратимо, и хотел наполнить его оставшееся время счастьем и потерянным спокойствием. Это была чистейшая любовь, нежность, не опошленные низкими мыслями, грязью этого мира, противоестественной похотью.
И моей целью жизни стало осуществление его мечты - вернуть наш народ к четырем ветвям. Для этого надо было переступить через свою нелюбовь к людям и пойти на край света. Пара пустяков по сравнению с тем, какое чувство облегчения отразиться в глазах цвета Иннели. Сегодняшняя встреча должна была приблизить меня к этому на один шаг, взять один из кусочков того артефакта, что поможет вернуть все на круги своя. Да, для всего мира это будет сильным ударом, стрессом, все сломается и будет построено заново, но это и так постоянно происходит с каждым пришествием иномирки...
Иномирки?
Я едва не засмеялся- буквально сегодня я встретил ту, что поможет мне в осуществлении планов, а ведь только сейчас сообразил. О такой глупости никому не стоит рассказывать, чтобы не опозориться. Уговорить человечку не составит труда - достаточно будет организовать спектакль, где будет и, несомненно, Великое Пророчество, и Великая Избранная, и Великое Спасение Мира и всей прочей чуши с больших букв. Эти попаданки столь легковерны, вернее, им хочется в это верить, радоваться, что их серые и скучные жизни сменились яркими и незабываемыми впечатлениями. И, разумеется, про Великую Любовь не стоит забывать. Так занимательно и смешно было читать даже сухие отчеты о том, как все это предоставляли 'великим спасительницам'. Вот только без промахов все равно не получалось - достаточно вспомнить моего отца. Мне было жаль, что именно ему пришлось стать той жертвой для успешного выполнения замыслов нашей семьи. Можно было бы отдать той плебейке кого-нибудь не столь ценного.
Мне придется работать без помощи моего дома Майвентаалей, но и полностью отказываться от возможностей я не собирался. Как я заметил, чем глупее и удачливее сценарий для этих героических дурочек, тем легче они во все это верят и готовы прощать в конце все и всем. На этом и можно было спокойно сыграть. Даже сейчас я мог сказать, кто может понадобиться, и как подать идею о том, что надо спасти этот грешный мир с помощью древних артефактов. Главное, надо было договориться с другими домами об очереди использования этой иномирки , и мое задание как раз будет в качестве разминки и развития ее способностей.
- Мы приехали, яррнэ, - Анега первым вышел из экипажа и подал мне руку, контролируя пространство.
Я неспешно вышел, проведя пальцами по ладони телохранителя, отдавая ему часть своей защиты и укрепляя щиты. В сгустившихся сумерках было сложно охранять, потому Анега попросил помощи, и я не подумал ему отказывать. Огромный парк был украшен множеством светильников сочно-оранжевого цвета, испускавших мягкий, теплый свет, и казался каким-то безопасным, но это было крайне обманчивым. Больше всего убийств происходило именно в нем, а не в темных подворотнях окраин. Объяснить это никто так и не смог, но каждое утро находили новые и новые трупы.
Встреча была назначена в глубине парка, и попытки перенести место рандеву ничем не увенчались - иначе просто отказывались, поэтому пришлось согласиться. Нам была обещана полная безопасность от момента того, как мы вступим в парк и до того, как выйдем из него. На мой выраженный скепсис, собеседник лишь хмыкнул и вновь заверил, что никакой опасности не будет, наоборот, более безопасного места и не сыскать.
Мои телохранители шли почти вплотную ко мне, прислушиваясь к каждому шороху и едва заметно шевеля длинными ушами. Я держал в руках свою трость, слегка вынув лезвие, так, чтобы успеть вынуть его полностью и отразить удар - да, я знал, что прежде умрут Анега и Яверь, дав мне время. Но я был их хозяином и также я обязан был их защищать. Они мои с самого рождения и никого другого я не вижу рядом с собой. Вряд ли я смогу доверять кому-то столь же сильно, как этим двум.
Чем больше мы углублялись в парк, тем темнее становилось. Казалось, что сумерки становятся гуще, почти ощутимыми, их словно можно было пощупать, как нежнейшую ткань, холодящую кожу. В них на грани видимости засветились охранные руны, расположенные по всей защитной сфере, которой накрыл Анега. Я скорее чувствовал, чем видел, как сильно он нервничал, едва заметно подергивая кончиком хвоста. Не глядя, я положил руку на его, складывая пальцы по очереди в знаки "спокойствие" и "жизнь". Я обещал, что в любом случае останусь жив, чтобы не случилось и по возможности вернусь за ними. Его ладонь накрыла мою, сжала чуть, молча отвечая, что им важнее прежде всего моя жизнь. Всегда. Анега говорил почти постоянно за двоих, лишь изредка Яверь говорил что-то от себя.
Мы пришли на место встречи, на небольшую полянку, на которой распустились золотые цветы и небольшая беседка из белого мрамора, увитая плющом. Такое обманчиво-спокойное место, в котором и не грех провести приятно время с какой-нибудь леди. Вот только ощущение опасности и какого-то липкого паутинного страха не дает поверить в безопасность и безмятежность места.
Стоило лишь мне подумать обо всем этом, как неожиданно накатила волна страха. Скорее, даже необъяснимого ужаса, от которого воздух со всхлипом покинул грудь, а кровь превратиться в куски льда. Мысли исчезли под лавиной столь сильного чувства, оставляя только голое звериное чувство, которое гнало прочь отсюда, куда подальше, только не встречаться с тем, что шло нам навстречу.
Ощущения были сходны с теми, как у мыши, затаившейся в щели, возле которой проходит кошка. Достаточно одного только движения, и внимательный взгляд с вертикальными зрачками заметит это и пушистая лапа с острыми когтями вытащит наружу. Страх давил, сжимал горло, не давая дышать, шевелиться, чтобы "кошка" не заметила, не подошла ближе к нам. Но она все равно шла навстречу, мягкими неслышными шагами.
Я пытался поставить щиты на разум, думая, что это происходит извне, но нет, страх шел из самого моего сердца, сковывая, мешая думать и действовать. Никогда прежде я не испытывал подобного, даже близко похожего.
- Это мармолакай, - послышался ровный голос Яверя.
Мармолакай... Легенда нашего мира, о которой стараются лишний раз не вспоминать и не знать о них, достаточно лишь только одной мысли, как все цепенеет. Они не были уродливы, не творили кровавых войн, но они источали квинтэссенцию чистейшего страха. Им стоило лишь подойти к воротам любого города, как он тут же сдался им на милость, но... Они жили в своих горах, не контактируя почти ни с кем, крайне закрыто, поэтому о них мало что было известно. И мало кто хотел бы о них узнать, ведь за это могла быть высокая расплата.
Они появились столь неслышно, что ни я, ни телохранители, ровным счетом ничего не заметили. Просто соткались из воздуха, как привидения, и мягко двинулись к нам, с каждым шагом почти сводя с ума от ужаса. Я почти перестал дышать, заметив, как сильно побелели пальцы, которыми вцепился в трость, словно утопающий в соломинку, и стоял на коленях, не заметив, как опустился.
И неожиданно все исчезло.
Будто и не было.
Сердца бились ровно и спокойно, словно до этого не обмирали, не заходились в суматошном беге. Я размеренно дышал и чувствовал себя крайне хорошо, что еще больше настораживало. Неужели мармолакай так легко умеют управлять другими?..
- Простите за столь... неприятный момент, - прозвучал женский, чуть хриплый голос, - но нужно было убедиться, что никто нас не потревожит.
Я взглянул на них, рассматривая легенду. Их было семеро - шесть воинов и одна леди, что со мной говорила. Не знай, что передо мной мармолакай, я бы спокойно принял их за оборотней - повадки были звериными. Но и что-то еще в них было такое, словно неживое - бьющаяся внутри жажда крови, не плоти, как у двуликих, а именно крови, желание запустить клыки в шею и почувствовать, как в рот течет теплая влага. Но это было столь глубоко запрятано и тщательно контролируемое, что было почти незаметно.
Они все отличались друг от друга, как... пожалуй, как мой темный народ отличался от светлых сородичей. Разные и одновременно похожие чем-то. И что-то еще в них было родное, будто я давно их знал. Это ощущение не могло насторожить. Наведенное?..
Леди мармолакай шагнула ко мне, слегка улыбаясь подкрашенными в синий цвет губами. Серебристые волосы в высокой, красивой прическе, светло-голубые глаза и старомодного кроя темно-синее платье с множеством кринолинов. Она вся была такая холодная и прекрасная, как ледяная статуя. Грациозно склонилась в реверансе, не отрывая взгляда, и сказала:
- Рада приветствовать вас, alnte.
И неожиданно оказалась возле меня, совсем близко. Она стояла на коленях, марая платье в соке травы, и целовала подол моего кха, закрыв глаза. По идеально-белым щекам, не тронутым румянами, чертили дорожки слезы. Я чуть удивленно приподнял брови, не зная, как реагировать. Сначала я хотел отойти, выдернуть кха из ее пальцев, но Анега сложил пальцы в "позволить" и "необходимость". Доверяя способностям своего эмпата, который мог почувствовать даже зарождающуюся искру неприятия в мой адрес, я позволил мармолакай почти касаться себя. Смешно звучит - позволил мармолакай.
- Я... я не смогла удержаться, - запрокинув голову, мармолакай посмотрела на меня, - прошу простить и назначить мне наказание, alnte.
Это был второй раз в жизни, когда удивление было столь сильным, что я приоткрыл рот. Первый раз меня смогла так поразить только мачеха. И до сей поры я думал, что больше никому этого не удастся. Мармолакай, стоящая предо мной на коленях и смиренно просящая наказания. Я невольно посмотрел на небо, желая убедиться, что оно еще на месте, а не рухнуло на землю незаметно для меня.
Когда я вновь посмотрел на леди, то увидел перед собой уже не несдержанную женщину, а настоящую леди. Гордая осанка, величественная посадка головы и спокойное ожидание своей участи, как у верного вассала перед господином. И глаза... я впервые заглянул в ее глаза, невольно поддавшись тому ощущению, что передо мной один из младших. Вытянутые зрачки, светлая радужка и бездна прожитых лет. А еще спокойная уверенность в том, что я могу приказывать и повелевать ею, и любой мой приказ будет исполнен, чтобы для этого не потребовалось. Слепая, безрассудная верность и желание выполнить все, что я пожелаю... как собака, которая давно ждала своего хозяина и дождалась, к своему неверящему счастью.
Я посмотрел на остальных мармолакай. Они стояли на одном колене, склонив головы и прижав одну ладонь к груди. Почтительность, желание следовать моим приказам, но не было в них той исполнительности, как в их леди. Они не до конца верили, что им кто-то может приказывать и они обязаны будут, не задумываясь, положить жизнь за меня. С ними еще будет много проблем, прежде чем они полностью признают над собой мою власть.
Леди прижалась губами к моим пальцам, затянутым в ткань перчаток, и я почувствовал легкий холодок, а не тепло, как вполне ожидалось.
- Вы решили простить меня, alnte?.. - тихо спросила мармолакай, заглядывая в глаза.
- Почему? - только и спросил я, не сомневаясь ни на миг в том, что меня поймут правильно. Я даже не задумался над тем, что может быть иначе, так было правильно.
В один вопрос я уместил все то, о чем думал: почему на встречу пришли именно они? Почему я могу ими повелевать? Почему я чувствую свое право над ними? И много еще всяких "почему?". Леди улыбалась нежно и спокойно, словно понимала все то, что я чувствую. Она была счастлива.
- Мы ваши, - только два слова в ответ на все мои вопросы, - с рождения и дальше смерти.
Они мои.
Ситуация была ирреальной. Передо мной стояла на коленях одна из старейших, в чем не было никаких сомнений, мармолакай и говорила, что она и ее спутники принадлежат мне. Это было сродни тому, что Иннель-покровительница снизошла до меня и объявила любимым сыном, потерянным в детстве. Невозможно, смешно, нелепо. Но вот мармолакай целует мои руки, смотрит верной собакой в глаза и говорит без всяких сомнений, что принадлежит мне. И, что еще более удивительное, я чувствовал, что так и есть. Они мои. Я скажу им перестать дышать, и они перестанут до тех пор, пока не отменю своего приказа. Или не умрут. Слепая, собачья верность.
Я не заметил, как мои пальцы сложились в "удивление", "признание" и "власть", выдавая мои мысли. Леди следила за моими жестами с легкой улыбкой.
- Alnte, могу ли я взглянуть в ваше лицо?- просяще произнесла она.
И я снял маску, награждая их за долгое ожидание и преданность. Прохладные пальцы мармолакай погладили воздух всего в миллиметре от моей щеки, будто страстно желая и не в силах коснуться. Ее глаза слегка затуманились слезами.
- Уродливо? - прохладным тоном поинтересовался я, надевая маску назад.
- Вы так изменились... - с какой-то беспомощностью и растерянностью ответила мармолакай, словно ожидала увидеть совсем другое.
- А вы видели, какими были? - я почти не сомневался в том, что да, действительно, она видела и помнит, какими мы были.
Она слегка кивнула, все еще потрясенная увиденным.
Значит, в чем-то не врали наши летописи - мы прежде были в другом облике. И что в те далекие времена произошло? Что ты наделал, Эланве?
- Что произошло тогда?
Леди отрицательно покачала головой:
- Мы не знаем, alnte, просто мир изменился и вы исчезли... Мы искали вас, звали, но никто не отозвался на наши призывы. Лишь недавно ощутили вас и поспешили выполнить ваше пожелание, узнав, что вы ищете.
- Нашли?
Мармолакай в ответ что-то сказала на неизвестном мне языке, и один из ее сопровождающий подошел ко мне, опускаясь на оба колена и протягивая мне шкатулку. Я взял ее и открыл, увидев в ней длинную шпильку из бледно-зеленого металла. Работа великого мастера, не иначе. Головка была сделана в виде шара из тонкого, но прочного кружева, украшенного мелкими бриллиантами и сапфирами, от нее же спускались несколько тонких цепочек с листками клевера на концах.
- Последний Князь vin Elaenar носил ее почти всю жизнь. На ней остался отпечаток его личности. Как решили наши аналитики, этого достаточно для того, чтобы вернуть Их.
Я взял ее в руки и, откинув капюшон, вдел в прическу. Это в тот момент показалось мне правильным, нужным, словно так и должно быть. Мысли о том, что артефакт со слепком личности какого-то древнего и могущественного существа может оказаться, мягко говоря, опасным, даже не возникло. Стоило только закрепить шпильку, как меня окатило от макушки до пят силой, которая мурашками пробежалась по коже и наполнила грудь запахом весны - подтаявшим снегом, тонким ароматом первых цветов и распускающихся деревьев.
Я неожиданно оказался в весеннем саду, среди многочисленных цветущих яблоневых деревьев и ирисов, на столь мягкой траве, что светлые сородичи могли от зависти сжевать рукава своих кха. Почти оглушительно щебетали птицы, ярко светило солнце и где-то неподалеку слышалось журчание ручья. Я растеряно оглянулся, понимая, что это не иллюзия, не может быть она столь правдоподобной, реальной. Но как я оказался в другом мире? Только благодаря шпильке, что покоилась в моих волосах? Какова же тогда была сила ее хозяина, если спустя столько тысячелетий она действует?
В задумчивости я потер тыльной стороной ладони лоб, жестом, вытравленным мной много десятков лет назад, и почувствовал гладкость кожи, не было грубой чешуи, что всегда чувствовалась, даже сквозь иллюзии дневного светила. Не веря, я двинулся к озеру, что поблескивало поверхностью среди стволов, и, опустившись на колени, склонился, вглядываясь в свое отражение. Я себя не узнал.
Чисто-белая, снежная кожа, светло-синие, больше похожие на лед, глаза и волосы лишь немногим темнее кожи. Но не это было главным, сама моя сущность изменилась в тот момент, я это чувствовал. Я стал таким, каким был мой род во времена молодости Эланве, зимняя ветвь расы. С точностью до микросекунды я чувствовал, когда должен быть пик власти моей покровительницы, моей Зимы, но не мог наступить, потому что Она не могла придти, явить свое могущество- мир был закрыт от нее. И это знание волчьей тоской разлилось в груди, сжало сердце в тисках, жгучим ядом растекалось по душе, заставляя почти задыхаться от боли. Вот эта боль и глухая тоска стыли в глазах моего лорда.
Когда я перестал таращиться в отражение, то заметил, что трава вокруг меня на несколько метров вокруг покрылась тонким слоем инея, колко блестя и не тая под теплыми солнечными лучами. Холодный порыв ветра коснулся моего лица, и я больше осознал, что это было радостное приветствие, схожее со щенячьим восторгом при виде хозяина. И я почувствовал, что могу уйти отсюда в такое место, где метель станет мне мантией, а лед станет моими украшениями. Я буду почти всесилен. Почти до боли захотелось уйти туда, окунуться в морозный воздух, вдохнуть его полной грудью, чувствовать, как иней ложится на лицо ажурными узорами, почувствовать под пальцами жесткую шкуру ледяных волков, что тут же явятся по моему зову.
Я дитя Зимы.
А потом я увидел его, Князя Весны.
Невысокий, с каким-то птичьим телосложением - легким, худым, созданным для полетов, где каждый лишний грамм помеха, призрак прошлого казался почти живым, реальным. В штанах простого кроя и свободной рубашке, которая сползала с узкого плеча, Князь сидел на земле, плетя из неизвестных мне цветов венок, который по завершению надел на светловолосую, отливающую зеленью макушку. После этого он поднялся неспешно на ноги и к чему-то прислушался, слегка улыбаясь.
В этот момент я увидел в нем истинного Князя - простая и непритязательная одежда, которую ни один бедняк из нашего рода никогда бы не надел, вдруг стала восприниматься роскошной мантией, венок- изысканной короной. Эту дивную магию можно было объяснить гордой осанкой, царственной посадкой головы и ощутимой аурой величия, которую почти можно было потрогать. И это не казалось чем-то вызывающим, это было естественным, как само дыхание. Я был заворожен босоногим Князем в цветочном короне.
Он же, наконец, услышав нужное ему, удовлетворенно кивнул головой и начал танцевать под слышимую ему одному музыку. Это было восхитительно, почти невыносимо по своей красоте, в этот момент все те танцоры, которыми я восхищался, поблекли перед древним существом, стали отвратительно неуклюжими, неловкими. Каждое движение венценосного танцора было грациозным, выверенным не одним столетием, но не заученным, а, наоборот, полным жизни и энергии.
Он танцевал так легко, словно не касался земли ногами, и, присмотревшись, я понял, что так и есть. Совсем невысоко, буквально в нескольких сантиметрах от земли, Князь Весны парил и танцевал, прикрыв глаза и слегка улыбаясь. Было видно, что он упивался каждым своим движением, каждым мигом своего танца. Тонкий и хрупкий в цветочной короне он завораживал, притягивал невольно взгляд, не давая оторваться от поистине чудного видения. В этот момент он чем-то неуловимо походил на сильфов, обожающих танцевать и веселиться. Или?.. Или сильфы были похожи на него, как хорошая репродукция на оригинал - вроде все то же, но что-то совсем разное, сделанное совсем разными творцами.
Запрокинув голову и прикрыв глаза, весенний Князь кружился, словно снежинка, иногда взлетая чуть выше. Такой юный, несмотря на явственное ощущение того, что он прожил очень и очень много лет. Глядя на него в этот момент, я явственно увидел различие между ним и Эланве - молодость моего лорда была... неправильной. Он был словно застывшей в вечных льдах бабочкой, которой стоит только разморозиться и выйти на волю, как вскоре умрет от старости. Именно поэтому Эланве все еще был жив, иначе давно бы рассыпался от старости, не дожив до ожидаемого момента. А Князь Весны - он был вечно юным, свежим, молодым, как сама Весна, как его покровительница, не только внешне, но и по своей сути.
Словно услышав мои мысли, Князь рассмеялся озорно и весело без малейший ноты фальши, с чистейшей искренностью. Он смеялся, и я неожиданно для себя позавидовал ему - быть таким свободным, без жестких правил того, как ему следует жить. Князь Весны сам устанавливал правила и сам по ним жил, меняя их столь же быстро, как меняется погода в весеннюю пору. Но такое и пугало - я знал, что и как нужно сделать в какой-то момент, что нужно говорить и думать, чтобы все было по планам. А с такими быстрыми изменениями можно было потеряться, не успеть приспособиться к изменившимся условиям.
- Не бойся, - тихо сказал мне Князь, неожиданно серьезно глядя мне в глаза и больше не улыбаясь. Момент, как он оказался вдруг рядом со мной, я пропустил. Я знал, что ни единого звука не пролилось с его губ, но все равно слышал. Это не была банальная телепатия или что-либо подобное, казалось, что Князь говорит со мной через шелест деревьев и крики птиц, и я его понимал, - не бойся, просто ты дитя Freya, а я - Elaenar. У нас изначально разные жизни и миры, но единые в своей разности. Ты потом все осознаешь и почувствуешь, твое время пока еще не пришло.
Всякая несерьезность ушла с него, слетела пожухлой листвой, и передо мной стоял настоящий правитель, глава своего многочисленного дома. Я опустился перед ним на колени, склоняя голову в уважительном поклоне, и пальцами обозначил по очереди "признание его старшим" и "готовность следовать его пожеланиям". Это очень многое значило, особенно для наэр-саннета моего положения. Призрачная ладонь легла на мою голову, мимолетно огладив шпильку, и я почувствовал сильный запах цветов и свежести, особенно выделялся запах подснежников. Весна.
- Меня зовут Амано Айрин vin Elaenar. Даю тебе свое покровительство и защиту.
В его волосах распускались и тут же исчезали нежные вишневые бутоны размером с ноготь мизинца, и, находясь столь близко, я понял, во что он был одет. Первый весенний рассвет легкой рубашкой лег к нему на плечи, а легкие сумерки стали его брюками. Что за существами мы были прежде, раз столь легко могли управлять подобными материями? Это было немыслимо, удивительно и непостижимо. Я смотрел и все никак не мог понять, как возможно заставить рассвет стать плащом, а лунный свет зазвенеть браслетами на руках?
- Я, Мирренталь наэр-саннет старшего дома Майвентааль... - тонкий палец лег поперек моих губ:
- Мирренталь Майвентааль vin Freya, и так правильнее. Но лучше Мирре vin Freya, - он улыбнулся тепло, - Мирре дитя Зимы. Правда, последним истинным сыном Freya был Элиа Анве. Жаль, что ты никогда не увидишь, как он ступал в мантии из снега и ветра, украшенный драгоценностями из первых звезд.
Элиа Анве - было что-то знакомое в этом имени. Эланве?
- Эланве? - переспросил я, поднимая голову.
- Неужели его имя дошло и до ваших времен? - неподдельно удивился Амано, с непосредственностью округляя глаза, - впрочем, неудивительно. То, что он сумел совершить - достойно быть занесено в легенды.
- Лорд Эланве жив и поныне, - ответил я.
Князь потер острый кончик уха, украшенного двумя колечками с зелеными камнями, как-то отрешенно глядя вдаль и о чем-то думая. Я спокойно ожидал окончания его размышлений, разглаживая или поправляя складки на вернем кха.
- Он жестоко себя наказал, - горько произнес Князь, снимая венок и слегка его поглаживая, - ему следовало уйти с нами.
- Он хочет все исправить, - сказал я.
Амано улыбнулся грустно:
- Бедный ребенок, ему с самого рождения была предсказана несчастливая судьба. Элиа Анве - Последний рассвет. Он так и не понял, что это все было ожидаемо, что ничего нельзя было изменить... теперь он хочет, как понимаю, вернуть все, как и было прежде. Нынешний мир рухнет, и неизвестно, что дальше будет. Наша раса изменилась, совсем не факт, что сможет выдержать мощь Времен. Я не думаю, что стоит потакать его желаниям в этом. Он давно прощен, он сделал так, как надо было. Пусть и думать забудет о том, чтобы вернуть свою Зиму.
Я представил, как говорю это своему лорду, как сиреневые глаза становятся холодными и надменными, теряя свою прежнюю открытость. И как на моих глазах он начнет угасать, таять медленно и неотвратимо, сломленный и разочаровавшийся. Хрупкая снежинка, залетевшая в губительное тепло...
- Я хочу помочь в осуществлении его мечты, - покачал я головой, - и я помогу.
Князь вскочил, нависнув, и горячо сказал:
- Не потакай выжившему из ума ребенку. Его недальновидное желание может уничтожить все, что сейчас существует. Он последний истинный хозяин мира, он должен соображать, чего он хочет. Мы выродились и не сможем управлять все той мощью, что придет в мир.
- Эланве знает, что делает, - твердо ответил я.
- Элиа дитя Зимы, ты даже не понимаешь, что это такое! Зимние были окончанием сущего, их стихия смерть и покой, а не возрождение.
Я спокойно посмотрел на мечущегося передо мной Князя.
- Если Зима - это смерть, то Весна - это начало жизни, возрождение. Прошу тебя о помощи, Амано Айрин vin Elaenar, взамен отдаю себя в твою полную власть, - при этих словам я уткнулся лбом в сложенные перед коленями ладони, отдавая себя в фактическое рабство. Что моя свобода по сравнению с осуществлением мечты лорда Эланве?.. Не стоящая внимания мелочь.
Амано резко остановился, будто наткнулся на невидимую стену, и посмотрел на меня с интересом. Его губы чуть задрожали, а потом он начал взахлеб смеяться, хлопая себя по коленям, всхлипывать и вытирать бегущие по щекам слезы. Он смеялся столь весело и необидно, что я и не подумал оскорбиться, лишь пережидал приступ бурного веселья.
- Прежний Князь Зимы сам ушел бы в вечность, узнав только, что один из его детей отдается в такое служение. Королева День мне в свидетели, да я готов был бы отдать свой Яблоневый сад, только посмотреть, как у него бы лицо вытянулось, - он утирал бегущие слезы, всхлипывал и смеялся вновь и вновь. Успокоившись, Амано вытер рукавом глаза и, улыбаясь, продолжил, - никогда не говори о таком, дитя Зимы. Никогда и никому, это никому добра не принесет. Зима никогда не подчиняется, Она только следует своим желаниям. Король Ночь мне в свидетели, объяснять такие вещи vin Freya. Чего только не бывает на этом свете, смешно до слез.
- Судьба любит шутить, - склонил я голову в согласии со словами старшего.
- Мирре, я не смогу помочь, - с такой серьезностью, будто и не он только что смеялся, сказал Князь, - я тень, просто слепок личности. Я ничего не могу, как бы мне не тяжело было признавать. И как бы самому не хотелось помочь Эланве. Я могу только сказать, что будет тот, кто поможет. Когда придет, кто это будет - сие мне не ведомо. Только чувство.
Порыв ветра сорвал с деревьев лепестки, закружил их в бело-розовом вихре, наполняя большей сладостью воздух. Зашумел тяжелыми кронами сад, заскрипел деревья, и я вновь оказался в ночи среди преклонивших колени мармолакай. Контраст был столь разительным и неожиданным, что мне понадобилось пару ударов сердца, чтобы придти в себя. В груди все еще плескался яблоневый запах, поэтому я глянул на свои руки в ожидании, что они будут снежными. И были. Только от шелка перчаток. Чешуя блеснула в лунном свете между рукавами и краем перчатки, показывая, что ничего не изменилось. По крайней мере, мне так казалось.
Леди мармолакай протянула ко мне руку со словами: "прошу простить мою дерзость", и сняла с моих волос яблоневый лепесток.
- Князь Весны очень любил свой сад, - с теплой, мечтательной улыбкой произнесла она, - и, вижу, тот до сих пор цветет.
Леди, она, мармолакай... я только сейчас понял, что не знаю ее имени. Мне это казалось прежде не столь важным, сам факт того, что легенда склонила предо мной колени в знаке подчинения, опьянил, заставил забыть о важных, хоть и мелочах.
- Как тебя зовут? - спросил я, глядя на лепесток на ее узкой ладони.