Светлана неожиданно позвонила из Симферополя, она уже здесь, уже близко, мост проехала, все было тихо, встречайте на автовокзале.
Конечно, я обрадовалась, еще бы, так ждала ее. Мы все ждали. Встречать поехал Филипп, успел вовремя, позвонил, когда они стояли на остановке в ожидании маршрутки. Не удержался от описания сцены, как Светлана сошла по ступеням автобуса с таким видом, будто приплыла на собственной яхте. На выходе с вокзала притормозил охранник, из-за тяжелых сумок, вмешался Филипп, гостья из Сибири, они там все богатые. Светлана восторжено мне сообщила: ах, какое яркое солнце, по-южному тепло, райская погода и ничуточки не страшно.
И вот, наконец, гостья на пороге, единственная и неповторимая, в спортивном розовом костюме, голубой шарф на груди завязан бантом. Коснулась щекой моей щеки, пахнула сладкими духами, ойкнула, что это я, через порог не здороваются, шагнула в прихожую и чуть не упала, наткнувшись на школьный рюкзак с документами, водой и сменой одежды. Филипп в конце мая прошлого года притащил с мусорки два рюкзака: розовый, почти новый, и чуть потрепанный серо-черный. На семейном совете предпочли второй вариант. Цветомаскировка на всякий случай. Мы уже привыкли к нему и не спотыкаемся, как первые дни.
─ Осторожно, деточка! ─ Инесса вышла в прихожую при полном параде: в красном атласном платье. ─ Такие времена, приходится. В моем детстве был чемоданчик, кожаный, светло-коричневый, на случай, если придут за инженером военного завода Кузнецовым, моим прадедом. ─ Она взмахнула рукой, отгоняя прошлое, обняла Светлану, прижала к груди и погладила по рыжим волосам. ─ Мы тебя заждались, вестница с родины.
Сцена радости встречи: ты ─ свет в окошке, ты нам больше, чем родная, ты любимая, перед лицом опасности мы должны сплотиться, ─ не затянулась. Наверное, радость была искренней, потому что простилось сочетание розового с голубым, недопустимое в нашем доме. Инесса повела нас на кухню, Филипп тащил сумки. Светлана стала доставать и раскладывать на столе пакеты и банки, запахло едой.
─ Сало специального приготовления, рецепт не скажу, секрет, и самогон. ─ Она со стуком поставила на стол бутыль в форме параллелепипеда с синей этикеткой "Джин".
Откуда тара? Алкоголь она не покупает, раньше бывало, намешивала в водку варенье и выдавала за кагор, отвратительное пойло. Лучше не спрашивать, вопрос может вылиться в обиду, подруга старалась, тащила, совершила подвиг, а как ее встречают?
─ Разве самогон не запрещен? ─ изобразила удивление мамуля.
─ В хорошее время мы живем, даже самогон нынче разрешен. ─ Филипп принюхался: ─ Пахнет луговыми травами. ─ Налил в стакан, попробовал: ─ Кедровый привкус, выпить можно много, дамы, будьте осторожны.
Он протянул мне рюмку на пробу, и я перестала думать о таре, радуясь, что глаза его заблестели, давно не видела мужа таким возбужденным, обычно он озабоченный. Сегодня Светлану положим спать в комнате с мамулей.
На груди подруги голубого банта не было, и розовый спортивный костюм пропал, вместо него коричневый халат в невыразительных мелких цветочках. Цветомаскировка. А я ведь не заметила, когда она ушла переодеваться, прав Филипп, с алкоголем осторожно. Ничего, все под контролем, я подставила тарелку для тонко нарезанного сала с обалделым чесночным запахом и добавлением соленых огурчиков собственного приготовления.
─ Да здравствует дружба! ─ Мамуля выпила и откусила бутерброд с салом, медленно пожевала, еще откусила, еще и еще, в убыстряющемся темпе, заглотала. Светлана подложила ей еще бутерброд.
─ Сливянку. А еще вишневку, рябиновку и смородиновку, приезжайте ко мне, угощу. Но сливянка забористее. Марлен, ты помнишь? А я помню твой стих.
Она хотела продолжить, но мамуля перебила:
─ За дружбу! ─ Подняла рюмку и выпила до дна.
Светлана повернулась к Филиппу:
─ Ты изменился, появилась седина. Сколько я тебя не видела? Приезжала в восемнадцатом, но вас тут не было. Не беспокойся, седина тебя не старит, чувствуется, что ты стал главой семьи.
─ Раньше не был?
─ Нет, все крутилось вокруг Инессы, а Марлен стремилась самовыразиться. Я ведь сразу сказала, что философия не женского ума, а она мечтала, как дедушка, стать профессором. Детская мечта, стать профессором. ─ Светлана засмеялась, Филипп тоже.
─ Ничего смешного, ─ вмешалась Инесса, ─ Марлен с детства походила на философа. Я вам покажу фотографии: улыбка кривенькая, смотрит в упор. Малышка, а уставится на кого, долго так, и думает. О чем думает. За тебя, Марлен! ─ Инесса выпила до дна.
Светлана сообразила, что ей не надо больше, налила себе и Филиппу. Меня тоже обошла. Как же, старшая, родилась на два месяца раньше. Но я сама могу себе налить. Мамуля последовала моему примеру. Остальные сделали вид, что не заметили.
─ Писать стихи ты стала в университете. Представь, Филипп, она потом все это читала мне.
─ А ты слушала, поднимала брови и восхищалась: "О, Слива, какие умные слова ты знаешь!"
─ Сливы, ах, сливы, черные с голубым налетом, как полицейская форма, ─ заговорила Инесса. Из каких времен воспоминания? ─ Небо бывает голубым и черным, расцвеченным рекламой. Вы мне объясните, как из лиловых туч падает белый снег. Не люблю мрачное. Нельзя ли тучи подкрашивать?
─ Все создал бог, поэтому ничего в природе переделывать и подкрашивать не надо, как есть, таким и останется, ─возразила Светлана.
─ Милочка, зачем вам это средневековье, сколько сожжено было красивых женщин, вам их не жалко? Зачем вы ходите в церковь? Ведь вас там унижают, заставляют носить черт-те что. Революция дала свободу и равенство. ─ Хорошо, что Ярик не слышит. Но если есть тот свет, он страдает.
Светлана широко перекрестилась:
─ Как? Вы не верите в бога? Все верят, а вы не верите, нельзя так, ведь бог нас создал. Вы же не станете говорить, что произошли от обезьяны.
─ Именно так. ─ Мамуля вздернула подбородок, выпрямила спину, протрезвела, будто и не пила.
Тема веры неизвестно до чего бы довела нетрезвых участников, Филипп понял и переключил внимание на меня, попросив объяснить, почему его жена ─ голубка, лебедушка, цветок любви, вдруг превратилась в сливу, хотя он ничего не имеет против фрукты.
─ Почему? Ты не знаешь? Марлен не читала тебе свои стихи? Странно, что ты не знаешь. Это было, дай вспомнить, ты, Марлен, уже училась в университете, после твоей сессии собрались компанией, пошли на пруд, легли загорать, и ты почесала переносицу липким от конфет пальцем. На сладкое села оса и укусила, нос стал красным и раздулся так, что походил на сливу. Потом стих написала, длинный, я помню отрывок: "─ Дева под дубом ходила ─ Слива упала на деву ─ Поле пропало небо вздремнуло тихо на диво ─ Слива-не слива падала с дуба ─ дева ходила слово блудило ─ польза от дуба в лесу".
─ Слива? Упала с дуба? Наконец! Я верил, что должен быть первотолчок, начало, символ наступающего прогресса. Как яблоко, упавшее на Ньютона.
─ А я о чем? Ты в школе держалась особняком, если и сравнивала себя, так с кем-нибудь вроде Ньютона. Марлен, извини, но все, что ты потом писала, никому не нравилось. Знаешь, почему? Потому что не на пережитом материале. Ты даже ни в кого не влюблялась. Слива и есть. ─ Она засмеялась и стала походить на ехидину ─ Светку, с которой я дружила.
─ Не люблю фиолетовый, ─ сообщила мамуля пьяным голосом.
─ Зато Марлен любит, ─ сказал Филипп. ─ Закон отрицания. Как, кстати, Ярик воспринимал фиолетовый?
─ Ярик? Цвет? Зачем ему?
─ Он сидел в бочке, ─ подсказала Светлана.
─ Время от времени доставал какашки из-под себя и метал в прохожих, ─ хихикал Филипп. ─ "Слово блудило", гениально! Недаром в университет поступила.
Возмущаться? Не дождется.
─ Если ты такая умная, почему такая бедная, ─ услышала я голос Светланы, но Филипп не унимался:
─ "Слово блудило " ─ круто для философа. Почему все же слива, а не шишка или уже проверенное яблоко? Был еще виноград, тоже падал и бродил, а наши предки подбирали. Только встали на ноги и тут же потянулись к алкоголю.
─ Филипп, запомни, никаких предков не было, бог нас создал сразу такими, как мы есть.
Филипп открыл рот, но его перебила Инесса:
─ Раньше с неба падали вещие фрукты, но почему сейчас не падают? Хотя бы авокадо.
Светлана переключилась на медицинскую тему о пользе авокадо для здоровья, особенно в пожилом возрасте.
─ Хочу клубнику и черешню, но цены, ─ Инесса закатила глаза.
─ Будут фрукты, ─ пообещала Светлана и теперь переключилась на политику: ─ Наша страна огромная, врагам мешает, каждому хочется кусок нашей земли поиметь. А тут такое раздолье: море и степь. Нашей родине всегда надо защищать окраины, так было и так будет. Я приехала вас поддержать в этом, слава богу, в лесу недалеко от моего дома сливы на голову не падают, опасны только клещи, даже медведи редко встречаются.
Свою речь она завершала под вой сирены, втянув голову в плечи и с опаской поглядывая на темное окно.
─ По случаю твоего приезда у нас сегодня шумно. ─ Голос великой актрисы немного успокоил.
─ Что ж, я знала, куда ехала.
Вой прервался, мы немного подождали, было тихо.
─ Девочки, всем отдыхать. ─ Филипп стал собирать остатки закуски.
Мамуля молча следила, как он прятал тарелку с салом и самогон в холодильник.
Он сам догадался, где ему спать. Светлану проводили в мамулину комнату.
Пока я плескалась в душе, Филипп уснул. А я протрезвела, сна не было, приезд подруги погружал в далекое прошлое. Всплыла сцена: три девочки ─ первоклассницы, я, Светлана и Катя из соседнего подъезда, гуляем в сквере недалеко от дома в сопровождении моей бабушки Геи. Покатались на качелях, и бабушка повела нас домой. Когда подошли к подъезду Кати, появилась высокая худая женщина и прошла мимо. Катя тихо сказала: "Моя мама, пьяная".
Сцена испугала, я весь вечер к ней возвращалась, бабушка терпеливо объясняла, что мама тоже любит свою дочь Катю, очень любит, но когда болеет, ничего вокруг не замечает. И еще бабушка сказала, что я никогда не должна обижать Катю. Светлана возмутилась, детей алкашей ей не жалко, потому что когда они вырастут, станут такими же алкашами. Это было жестоко. Но я много раз слышала от взрослых, даже от учителей: какие родители, такие и дети.
В классе ко мне было неоднозначное отношение, одна родительница сказала, что у меня похотливый взгляд, для девочки моего возраста еще рано так блестеть глазам. Видимо, наследственное от матери ─ актрисы. Родительница попыталась запретить сыну со мной общаться, но у нее ничего не получилось. Он сказал, что мать ему не указ, но ведь мог скрыть ее мнение обо мне. Я не обиделась, со мной был Ярик.
В детстве мамуля то появлялась, то исчезала. Ни звуков шагов, ни хлопанья дверей, просто она возникала и пропадала, таяла в воздухе. Именно так: четкость ─ размытость ─ растворение. Мамуля появлялась, чтобы налить в ванну воды, запустить пластмассовых уточек, а потом мыла, бережно прикасаясь мочалкой. Она не делала больно, это бабушка терла до покраснения, потом ставила на холодный пол и долго одевала. Мамуля укутывала меня полотенцем и несла на свою кровать. Я смотрела на портрет мужчины, и он, который на портрете, мне нравился больше, чем отец. Наверное, потому что не исчезал надолго. И я согласна была заменить отца кем угодно, только постоянно присутствующим рядом. Однажды об это сказала бабушке Гее, она с какой-то, непонятной мне радостью передала отцу. Он снял портрет и повесил семейную фотографию: я в центре с кислым выражением и мелкими кудряшками по плечам, с годами они куда-то делись, а по бокам мамуля, напряженно улыбается, и папуля, смотрит в сторону, отвернувшись от нас.
После этого меня стали брать с собой на гастроли.
Город? Деревня? Все путается, да и неважно, нас приглашали в заводские клубы и дома отдыха, в которых часто протекала крыша, дождем заливало холодные залы, о сцене лучше не вспоминать. Об этом я слышала от родителей. Меня с собой на репетиции не брали, оставляли у знакомых или в номере гостиницы. Скудная мебель: стол, стул, кровать, за окном скучный пейзаж. Хорошо, если просматривалась горная даль, лес с березами и соснами, но чаще грязные дороги и не просыхающие лужи. Были случаи, когда в лужах тонули дети, поэтому мать запрещала мне выходить из номера.
На спектакле я сидела в первом ряду и, замирая, ждала, когда она выйдет на сцену в атласном платье, прожекторы осветят ее сначала красным, потом желтым, и зеленым, лягушачьим, моим нелюбимым.
Яркие цвета в самом начале спектакля вырывали из серой обыденности, и никто уже не обращал внимания на то, что капало с потолка, на убогие декорации, зрители смотрели на актрису, только на нее. Она покидала сцену, можно немного расслабиться, снова появлялась, и зал замирал от восторга. Даже неискушенные зрители чувствовали ее гениальность, она обволакивала всех своим голосом, достаточно громким, и выразительными жестами, будто хотела обнять весь мир и прижать к своей груди.
Не помню, чтобы в этих захолустных местах движение на дорогах регулировалось светофорами.
Смена городов и поселков, но ничего интересного не происходило, такого, чтобы дух захватывало, кроме Инессы на сцене, я ждала ее как чудо.
Запомнились сны: что-то пропадало, по-мелочи, я искала игрушки, бабушкину кошку, даже одеяло (убежало), а потом от меня убегал шкаф. Буря ломала стены, менялись улицы, должны вернуться родители, а шкафа нет. Я ищу его, чтобы придвинуть к дыре в стене. Видна чужая комната, там живут злые люди, их пока нет, но скоро появятся и увидят дыру. Я падаю в яму, с трудом вылезаю, отказывают ноги, не могу бежать. Но хуже, если я мчусь на огромной скорости, кого-то перегоняю, ─ значит, к утру поднимется температура. Все, что связано со скоростью, предвещает болезнь. И голос отца: замучили ребенка уколами, неужели нет других средств снять высокую температуру? На полу тройной одеколон, надо спрятать в шкаф. Но его нет. Я просыпаюсь от запаха одеколона, отец обнимает меня и целует в щеку. И голос матери: "Если нет в семье счастья, зачем такая семья нужна".
А вот и она, Инесса, белый атлас поблескивает в свете луны. Серебристые волосы распущены, кажется, что растут на глазах, укутывая ее плечи и грудь. И взгляд, загадочный, что-то задумала. Что?