Лесунова Валентина Парфениевна : другие произведения.

Полет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   Лесунова Валентина
  
  
   Посвящается выпускникам философского
   факультета
  
   Полёт
  
   1. Оранжевые крылья
  
   Что крылья должны быть оранжевыми, Игорь Николаевич понял в нервном отделении городской больницы, куда попал после скандала с женой Ниной Васильевной.
   Жена явилась к нему тридцать первого декабря за три часа до Нового года. Он был в хорошем настроении, - как раз накануне её прихода просматривал свои тетради с записями и сам себе удивлялся, - такой прорыв, такой успех, легко и просто, играючи, и вот вам, пожалуйста, новый подход к пониманию пространственно-временного континуума. Значит, год прошел недаром. Эйнштейн пусть отдыхает.
   На этой радостной ноте прозвенел звонок. В его дом ворвалась Нина Васильевна, а с ней плоский мир, двигающийся строго в одном направлении, из прошлого к небытию.
   Она, зачем-то полезла в шкаф, выкинула одежду, потребовала пуховую подушку, сунула в его лицо измятую бумажку, называя описью принадлежащих ей вещей. Он давно запутался и теперь даже не знал, состоит в браке или уже нет. В свой последний визит она требовала от него неподъем-ную сумму денег, иначе вернётся. Имеет право на законном основании.
   Визит неожиданный, но ему не надо было так реагировать. Явление этой женщины в исторический момент - пустяк, на который не следовало обращать внимания. Что значит подушка, даже пуховая, по сравнению с его гениальным открытием, которое изменит судьбу человечества? А он вышел из себя, хотел что-то доказать, не глупость ли это? Она полезла на антресоль в прихожей, но, больно ударившись коленом о трёхфазный электродвигатель, с проклятиями захромала в комнату. Он бросился следом и тоже наткнулся на электродвигатель. Ударяясь и падая, увидел на голубом экране яркие оранжевые крылья. В тот момент его настигло озарение. Правда, испытания на этом не кончились. Вставая, неудачно шагнул, угодил в таз с разведённым клеем для обоев, поскользнувшись, упал головой на тот же самый электродвигатель и потерял сознание.
   Совершенно трезвым оказался в травматическом отделении с двумя швами на голове и сотрясением мозга средней тяжести. Долго в травме не продержали, ночь была урожайной, его перевели в более спокойное нервное отделение. Он оказался в палате вдвоем со Степановым, не пожелавшим выписываться, чтобы не встречаться в Новогоднюю ночь с многочисленными родственниками жены.
   - Чего я с ними не видел. Будут сидеть до утра, телевизор смотреть, а у меня режим.
   Степанов был немногословен, сообщил только, что на нашем этаже через вестибюль гинекологи-ческое отделение. Женщины приглашали вместе встретить Новый год. Но зачем ему. Порывшись в тумбочке, лёг на кровать и затих.
   Игорь Николаевич задумался, в какие удивительно неподходящие мгновения посещают нас удачи. Надо было споткнуться, упасть, удариться головой, и, наконец, сообразить, что крылья должны быть оранжевыми. И не просто сообразить, а на гигантский шаг продвинуться вперед в решении вопроса, где брать энергию на преодоление земного притяжения, если лететь своим ходом, без всяких дополнительных средств типа самолетов, ракет и прочего.
   За ударом следует озарение, - классическая формула великого открытия, вспомним пример с яблоком Ньютона.
   "Боль высекает искру истины",- повторил он несколько раз, чтобы потом записать в тетради.
   Прямая связь боли и картинок, наяву или в воображении. Ни для кого не секрет, что истины гениям приходят в виде образов, потом уже описываются формулами.
  
   Жена посетила его днем первого января и принесла пачку розовых тетрадей, чтобы не путать с синими, в которых писал теперь уже в прошлом году.
   Незаполненные клетки манили, знакомое каждому пишущему чувство, и он не выдержал, сделал первую запись:
   "Что такое случайность, если не паутина, сотканная из тонких причинно-следственных нитей? Кто-то запутывается в ней подобно мухе. Но я не паук. Я тот, кто окидывает взором всё вместе: и муху, и паука, и паутину".
  
   Перечитал: все правильно. Но не это главное, и написал сверху: "Крылья для полета должны быть оранжевыми!!!"
   Хотя истина пришла накануне, в момент падения в собственной прихожей, но зафиксировал дату открытия первым январем нового года.
   Никакой мистики, все гениальное просто: с оранжевым цветом можно далеко улететь. В природе он есть? Конечно. Нетрудно вспомнить бабочек с крыльями и не только. Краситель желателен натуральный.
   Он стал вспоминать знакомые растения, допустим, чистотел. Что еще? Но жена перебила его, направила в другое, более доступное её пониманию русло, обыграв падение мистическим образом, как месть нечисти за близость к божественному знанию. Он заметил, что оранжевый излучатель облегчит любой полет, а она добавила: "Чувства нас никогда не обманывают. Вот тебе и подсказка: ищи ответы в природе. Природа дает нам первые представления о цвете". Игорь Николаевич согласился: "Форма ничто по сравнению с цветом. Для сравнения: бревно и воздушный шар. Допустим, оба красные. Или серые. Есть разница? Существенная. Красное бревно вызывает совсем другие чувства, чем серое. Также и воздушный шар. Тем более светлый, почти белый".
   На белый шарик Нина Васильевна отреагировала, но не так, как он хотел, - хмыкнула и сказала: "Форма белого шарика важнее цвета, - помолчала, - Правда, сейчас презервативы, какого только цвета не встретишь. Даже смешно, ведь важно их ощущать, а не созерцать".
   Он хотел возразить, но спор неизвестно до чего мог довести. Хотя известно, до чего: упреков со стороны жены в его мужской несостоятельности он наслушался.
   Игорь Николаевич стал писать в тетради, Нина Васильевна жаловалась, - думала, расстанутся, наступит долгожданная свобода. Но свобода в её теперешнем виде не привлекает. Девятый этаж, лифт всё время ломается, за стенкой глухая старуха. Тихо до звона в ушах.
  
  
  
   2
  
   Первый же визит в палату медсестры со шприцом привел Игоря Николаевича в шоковое состояние, он нервно задергался, побледнел, выступил холодный пот. Пытался что-то сказать, но жена, медсестра и Степанов услышали мычание.
   - Игорь, что с тобой? - Нина Васильевна зарыдала в голос. Больше он ничего не помнил.
   Пришел в себя, когда жена кому-то шепотом рассказывала:
   - Лежит белый-белый, руки сложил как покойник и не дышит. Будто всё, конец.
  Уколы ему отменили, и начались больничные будни.
  
   Ночами Игорь Николаевич крепко спал после снотворного, днём дремал после обеда. Запомнил-ся сон: оранжевая река, пересекающая темное, почти черное пространство пещеры, извилисто текла к далекому просвету. По реке плыла лодка плоскодонка с индейцем на корме. Индеец в оранжевом одеянии, развевающемся на ветру (удивился во сне, откуда сквозняк?), не отрываясь, смотрел туда, где просвет. Не тот земной, к которому мы привыкли, другой, настоящий. Свет его мы воспринимаем не глазами, а внутренним зрением, он заполняет нас полностью, и мы становимся как бы звездами.
  
   Ему везло, к одной гениальной мысли добавилась другая, и он избежал опасности зацикливания на месте. В его положении постоянного напряжения мысли высока вероятность паранойи. Для гения ничего удивительного, иногда трудно разобраться, что первично: диагноз или талант.
  
   Произошло это в день, когда лечащий врач Вадим Павлович стремительно ворвался в палату, все кровати уже заняты больными, и голосом заглушил грохот насоса, откачивающего из подвала воду под окнами нервного отделения.
   - Мужики, плотники есть?
   Степанов рылся в своей тумбочке, опустившись на колени, так в тумбочку и сказал:
   - Есть.
   Игорь Николаевич услышал, но промолчал, а Серёга с неврастенией подскочил, встал столбом посреди палаты, стал тыкать в Степанова и заикаться, аж, пот на лбу выступил:
   - Вон он плотник, да вот же он, смотрите, прячется между кроватями.
   Тут и другие закричали и стали показывать на Степанова. И даже Игорь Николаевич закричал и стал тыкать пальцем.
   Вадим Павлович достал из кармана своего халата весёленький розовый ромбик и протянул Степанову:
   - Нужно на все двери отделения прибить, справишься?
   Степанов ромбик не взял, потому что двумя руками держался за тумбочку, кивнул только.
   После ухода врача поднялся шум, равнодушных не было, высказывались все и сразу. Кто как умел, делились опытом вбивания гвоздей в стену. Степанов молчал, но на его обычно сонном лице появилась хитрая ухмылка, кричите, размахивайте руками, дело поручено не вам, а мне.
  
   Игорь Николаевич дремал после обеда, когда старшая медсестра Дина Максимовна опустила на пол ящик с инструментом, грохнула так, будто насос включился, покрутила нанизанными на верёвке розовыми ромбами и пропела:
   - Плотник, вставай, работа ждёт. Проверь инструмент, если чего не хватает, так я принесу.
   Степанов тянулся к тумбочке и не дотянулся, замер, услышав голос старшей медсестры, побледнел, пот потёк по лицу, но всё же поднялся и долго рылся в ящике с инструментом, пока не пробурчал: "Порядок".
   Следом поднялись остальные, но за порог не стали выходить, только выглядывали. Старые жестянки с набитыми цифрами Степанов сковырнул быстро, Игорь Николаевич не видел, но слышал комментарии тех, кто выглядывал в коридор. Красный и потный плотник вернулся в палату и, перебрав ромбы как четки, отцепил номер их палаты, - четвёртый. Серега плотно прикрыл дверь за Степановым. Никто не понял, но Серега заподозрил неладное, осторожно выглянул в коридор и всплеснул руками, так и есть, номер четыре был прибит на противоположную дверь.
   - Степанов, что же ты, там третья палата, - Дина Максимовна качала головой.
   Пришлось снимать хрупкий ромбик. Снова прикрыли дверь, и когда стук прекратился, выглянул уже Игорь Николаевич и увидел, как плотник вкручивал шуруп в дверь напротив. Степанов увидел его, побледнел и молоток уронил себе на ногу. Номер четыре снова был прибит не туда.
   Дину Максимовну отвлекли, она ушла, и еще долго Степанов стучал, путался, выковыривал, перестукивал, - устали все.
   В палате стало тихо. Игорь Николаевич посматривал на спящего Степанова, писал о крыльях, птицах и о том, что человек силён духом, вот и надо духом пробиваться. Мышечная сила и разум потребуются на первоначальном этапе, пока телесная оболочка не перейдёт в иное качество, в иное энергетическое состояние. Какое, покажет будущее.
   Глаза закрылись сами собой, перед внутренним взором предстал Степанов, осторожно вкручи-вающий хрупкий ромбик в окрашенную белой краской дверь. Важный момент: сначала пригвоздил, потом уже прикрутил.
   Игорь Николаевич ясно увидел отвертку в ловких руках плотника, поворот, еще поворот, - и почувствовал возбуждение. Но Степанов же и отвлек: проснулся и шепотом матерился, потому что пытался есть сметану прямо из тумбочки и пока доносил до рта ложку, сметана оказывалась или на полу, или на одеяле. Игорь только собрался подсказать, банку можно поставить на тумбочку, ближе к себе, чтобы не капало с ложки на пол, в палату вошла женщина в ярко оранжевом халате с золотистыми отблесками. Сочетание не для нервных.
   Женщина о чем-то спросила. Знакомый до боли голос, и в этот момент он понял: резьба вот суть, - глубокая, закрученная гигантским винтом резьба в виде желоба, и даже услышал свист проносяще-гося с огромной скоростью ветра. Вихрем закручиваем воздух, и тело мощным броском отрывается от земли.
   Как просто, не крылья, а два винта за спиной. Нужно быть гением, чтобы додуматься до этого, имея как основу, примитивную отвертку в руках недалекого Степанова.
   Только гений способен оторваться от летающих птичек и бабочек. Остальные слишком привязаны к земной природе, и способны отвлекаться от неё разве что в редких мечтах и еще реже в фантазиях. И то сомнительно.
  
   Игорь Николаевич перестал писать и посмотрел в окно на белёсое небо, густо заштрихованное голо чернеющими ветками берёзы. Штрихи бурно задвигались, как на экране телевизора. Буквы закружились, и в белёсом небе засветилось: "Цель моей жизни - вырваться из привычного круга пространственно-временных иллюзий".
   Он запретил себе задавать вопросы типа, зачем оно мне надо. Главное, ввязаться, а там посмотрим. Привилегия тех, кто на вершине: не объяснять своих действий. Принимая иерархию как данность, он отводил себе особое положение мыслителя - деятеля. Ибо что нужно простому человеку? Простой человек хочет, чтобы за него думали другие. От слова "дума". Где-то там, среди депутатов он надеялся найти спонсоров.
   Там, кстати, могли спросить, зачем оно народу надо. Что ж, он готов ответить.
   Замелькали великие полководцы в полный рост. Детальная прорисовка пока не волновала. А зря, спохватился он, великих детали не интересовали, что приводило к катастрофам и искажениям пути человечества туда, вверх, в космос. Абсурд бытия на каждом шагу. Вот и приходилось Игорю Николаевичу бороться с иллюзиями.
   Великие в подробности не вдавались, а человечество страдало. Сколько крови, сил, созидатель-ной энергии впустую. Ничего, все границы скоро будут преодолены, и не с помощью убогого интернета, игр и развлечений, - средств от одиночества для людей с короткой волей.
   Он всем телом ощутил грандиозность замысла как удар током, - вспышка контакта, дрожь, слабость в теле.
   В полудрёме, отталкиваясь от земли, постепенно ускоряясь, свечой взметнулся, и тут же попал в черную вечность с яркими, но не освещающими тьмы звёздами. Плавно опустился на землю и снова взлетел, размахивая руками. Взмахи всё реже, и он стал походить на студенистую медузу: еще немного и растает, растворится во вселенной. Для космоса он как плевок на туше слона. А хотел лететь стремительнее птицы, - досадовал он на себя во сне.
   Окончательно проснулся, когда понял, опаздывает на ужин. Из коридора не доносилось звяканья ложек в пустых стаканах, - посуду нужно было носить с собой в столовую. Игорь Николаевич поспешил, боясь на ночь остаться голодным. Жена некстати потеряла интерес к семейной жизни, состоявшей из мелких, но приятных деталей, хотя бы ежевечернего кефира с печеньем.
   Сбил с шага поразивший его контраст: оранжевый силуэт женщины, что посетила их палату днем, на черном фоне спинки дивана. Особое внимание привлекла рука мужчины в черном свитере, тискающая оранжевую грудь. Игорь Николаевич споткнулся о собственную ногу, что немудрено при тапках не его размера. Оба тапка слетели, он подхватил их и побежал по коридору на носках, как балерина.
   - Игорь, - позвал его мужчина в черном свитере.
   Но слишком большая скорость, торможение стало возможным только на пороге столовой.
  
   Следующий день был солнечный. Игорь Николаевич прогуливался по аллее парка и пытался ни о чём не думать. Мысли блокируют канал связи с космосом, а он ожидал информацию. Утром проснулся с предчувствием, что-то должно произойти. Обязательно произойдет, быть может, придет долгожданный ответ на вопрос, - как сойти с линии времени, скорее даже, не линии, а заколдованно-го круга, куда попадает человек от рождения до самой смерти.
   По аллеям парка кружились люди, мелькал оранжевый подол из-под уродливого больничного полушубка. Пока Игорь искал тропинку, чтобы приблизиться к оранжевому подолу, время прогулки истекло, и больные разошлись по палатам.
  
   Степанов ел чайной ложкой сметану из тумбочки. Игорь Николаевич открыл розовую тетрадь и стал писать: " Я не согласен с тем, что человек смертен. Он не смертен, он так настроен. Ему это внушили. Надо разобраться, кто и с какой целью внушал!"
   Наплывало лицо женщины в оранжевом халате, но он не давал прошлому овладеть мыслями. Рука писала: "Смерть это иллюзия, как иллюзия - то, что нас окружает. Мы живём в вечности, надо к этому привыкать и отказаться от представлений о космосе как бездушном и бесстрастном, холодном и раскаленном, где господствует физика с механикой".
   Тетрадь закончилась. Он подумал и дописал на обложке: " Разве не смешно надоедливо повто-рять, что космос бесчеловечен, а земля - колыбель, когда в действительности только космос достоин человека, а земля - его тюрьма!"
  
   - Нервы лечишь? - мужчина в черном свитере подошел, когда Игорь Николаевич привычно совершал вечернюю прогулку по красно-зеленым плитам длинного коридора.
   Мужчина уже вспоминался как сокурсник по университету, но фамилия не всплыла, только, если можно так выразиться, псевдоним, "Есенин". От облика тогда еще сокурсника так и веяло поэтом: синь глаз, пшеничные кудри, стремительность походки и увлеченность женщинами. Хотелось читать стихи про розового коня, грустных и грубых, продажную любовь, тоску по настоящей любви, черного человека, пророческие строчки: "что ни верста, то крест". В студенческие годы в этих словах чудилось Игорю его будущее.
   Теперь пшеничные кудри "Есенина" пригладились, поредели и посерели, через узкие щели дряблых век синь глаз почти не проглядывалась. Фигура обрюзгла, плечи опустились, - сходства с великим поэтом не было. А ведь вспомнилось.
   - Я тебя сразу узнал. Жена тут лечится, сначала в нервном лежала, теперь в гинекологию перевели, скоро выпишут, - сказал "Есенин". - А как ты? Работаешь? Про тебя разное говорили. Кто говорил, в психушке лежал, но были слухи, на Нобелевскую премию представили. Вроде ты построил прибор, человек невидимым становится, он есть, а его не видно. Трудно верится. Может, ты гипнозом владеешь? Или продолжаешь дело, за которое вылетел с пятого курса? Ничто не смогло сбить с пути, молодец!
   - Что? А? Да. А что? - Игорь помолчал, подбирая слова. - Работаю. Пострадал, но не бросил. Правда, конечно, изменения произошли. Так сказать, под другим углом зрения. Ну, как водится, мысль не стоит на месте.
   - Как водится, конечно, тем более не простая мысль, а гениальная. Так сказать. В самом деле, - осторожничал Есенин, забыв, над чем все таки работал Нуйкин.
   - Я бы сказал, мир стал для меня проще. Но до гениальной простоты еще далеко. Я сейчас с космосом работаю.
   - Не может быть! Таких спонсоров нашел! Они богатая фирма. Или на них работаешь?
   - На кого?
   - Ты про Космос сказал. Бывший кинотеатр, теперь казино, ресторан, ночной клуб и прочее. Самое злачное место в городе.
   - Нет, я другое имел ввиду, я о вечности, - Игорь ткнул пальцем в потолок.
  Бывший сокурсник напрягся и на всякий случай отвел взгляд на стену.
   - Мы с женой недавно вспоминали тебя. Думали, ты за границу уехал, здесь мозги не ценят.
   Мужчина оглядывал темный коридор, надеясь на спасение. Явилась медсестра.
   - Время для посетителей вышло, - сказала она.
   - Понял, сейчас, одну минуту, - обрадовался он.
   - Никаких минут. Больным нужен покой.
   - Да-да. Ну, Игорь, выздоравливай. Я тебя найду. Обязательно встретимся. Как только тебя выпишут, так и встретимся. Время не ждет. Да вот еще что. Помнишь, к нам на факультет приходил не то каменщик, не то стропальщик? Сначала на костылях, потом с рукой в гипсе. Помнишь? - Игорь вспомнил, кивнул. - Он теперь большой человек, высокого полета, почти кандидат в президенты. Приходи к нам не пожалеешь.
   Знакомый махнул рукой и направился в гинекологическое отделение.
   Нуйкин досадовал, хотелось продолжения, но тот уходил, и как назло, не вспоминались ни имя, ни фамилия.
   На следующий день в послеобеденное сонное время, даже медсестры попрятались, Игорь Николаевич целенаправленно прошёлся по длинному коридору и обнаружил, что палаты номер шесть не было, была пять, пять "а", семь и даже тринадцать. Но тринадцатая уже в гинекологическом отделении. Забрёл незаметно для себя. Его никто не остановил, но женщины с любопытством разглядывали.
  
   После прогулки не спалось, он был возбужден и обрадован факту отсутствия палаты номер шесть, значит, среди своих, таких же, пограничников, еще не сумасшедший, но уже не нормальный в обывательском смысле. В природе нормы нет, - вспомнил он психиатра, щедрой рукой отпустившего на свободу.
   Вернее, нам не дано знать, что есть норма. На каждого судью найдется другой судья.
   То, что он по ошибке попал в гинекологию, сильно не расстроило его, значит, уже не такой нервный.
   Быстро успокоившись, понял, пора выписываться.
   Перед выпиской, правда, произошел случай, имевший последствия для него.
   Он стоял у процедурного кабинета, в ожидании, когда из вены возьмут кровь. Вдруг из широкого оранжевого рукава высунулась веснушчатая ручка и потянулась, как ему показалось, к горлу, он резко отступил, сбил столик с лекарствами и стукнулся затылком о стену. На мгновение потерял сознание. Пришел в себя и увидел, как женщина в оранжевом халате равнодушно смотрела на суету, - медсестры подбирали осколки и подтирали пол.
   - Пойдем отсюда, - она взяла его за руку, и увела, усадила на черный диван. - Скукотища тут. Хотела отдохнуть в тишине и покое, но в палате бабы - трещотки с убогими историями. Есть один врач, в вашу палату заходит, но с толстой медсестры глаз не сводит. Я тут третью неделю, ни одного стоящего мужчины.
   - Дак, больница ведь, - робко вмешался Степанов, оказавшийся на другом краю дивана.
   - Клёнов сказал, что ты в полет собрался. Звёздный мальчик, - она потрепала Игоря по волосам и ушла, не оглядываясь.
   - Ничего баба, - подмигнул Степанов, что было удивительнее явления Ирины в оранжевом халате.
   То, что форма иногда значимее цвета, Игорь убедился еще раз, уже вечером, когда Ирина шла по коридору в длинной юбке с глубоким разрезом. Ритм движения усиливался периодическим мельканием ног, обнаженных до бедра. Хотя нет, в светлых колготках.
   - Рот закрой, - сказала она, резко повернувшись, - я выписываюсь. До встречи, звездный мальчик.
   Прежняя форма ног не соответствовала грубо изменившемуся содержанию женщины. Ему было жаль ее.
  
   П Из прошлого в будущее
   1
   Игорь радовался, что вернулся домой, но проблемы никуда не делись. Сроки поджимали. Если не успеет взлететь летом или, хотя бы в сентябре, снова ждать целый год на преодоление холодного пространства, - энергии оранжевых крыльев, закрученных винтом, не хватит. Надо спешить. Мог бы скопировать птиц, но где взять мышцы для рук вместо крыльев?
   Он согнул в локте руку и потрогал слегка проступающий бицепс. Давно не тренировался, кажется, с подросткового возраста, уроков физкультуры избегал по возможности. Но есть дух в отличие от животных, духом и будет преодолевать земную оболочку.
   Оболочка под названием атмосфера - последняя иллюзия конечности. Всего лишь иллюзия, и его давно уже не обмануть ни голубым небом, ни облаками и туманами. За декорациями скрывается вечность. И космический корабль - тоже иллюзия. То есть он есть, кто спорит, но есть для того, чтобы быть оковами и темницей духа. Из корабля тоже выходили в космос. Но как! Пуповина тянулась следом.
   И до него знали, но не решались на следующий шаг. Пытались, конечно, взлететь, с колоколен прыгали. Было. Он не исключал, что ему, может, тоже предстоит. Но в космос пробиться так, как он, никто еще не решался. Даже если кто-то и проделал этот путь, но не сумел наладить обратной связи. Или не захотел? Проник в рай и забыл о нас?
   Он почувствовал слабость во всем теле, и прилег на диване.
   Просыпался долго под стук в дверь.
   - Спишь? Забыл, в ставке ждут?
   Не по своей воле вырванный из сна, он смотрел на Кленова - Есенина и пытался поймать мысль, мелькнувшую в момент пробуждения. Он был уверен, решение пришло, как обычно, во сне. Оно уже мелькало, уже было, но он пропустил, переключился на мелочи. Оно было и потерялось, как нужная страница в случайно захлопнувшейся книге.
   Кленов прошел на кухню. Выложил на стол пачку чая и батон, поставил на плиту чайник.
   - Время ещё есть, чайку попьём. Я думал, волнуешься. Не забыл, перед народом выступаешь?
   Ощущение вот-вот открытия исчезало, как следы на песке. Игорь поспешил за тетрадкой в комнату, записал: " Необходимо узнать в библиотеке, где у нас самое высокое здание. Наверняка, в Москве, но надо уточнить. Взлетать нужно в ветреную погоду, в момент сильного порыва ветра". Перечитал написанное, важно, но не совсем то.
   - Бугров спрашивал, нормален ли ты. К нам много сумасшедших приходит, Бугор умеет их отваживать, вот только красный профессор Соколов задержался. Бывший врач-психиатр, сам понимаешь, это диагноз, коммунист, сам понимаешь, диагноз подтверждается, теперь в охране работает. Идею насчет коммун протаскивает, таблицы рисует. Бугор злится, в своё пострадал за коммуны, представь, судили по уголовной статье, - украл пишущую машинку, чтобы свой труд напечатать, иначе отказывались читать. То ли сидел, то ли условный приговор, скрывает, когда как говорит, но ведь пострадал, а этот Сокол соловьем безнаказанно заливается. Назаров предлагает погнать певчую птичку, всем надоел, но Бугор не хочет.
   Кленов мыл чашки и заваривал чай, Игорь упорно ловил ускользнувшую мысль, каким-то образом связанную с гостем и тем днём, когда они встретились в больнице в нервном отделении.
   - Неуютно у тебя, один живёшь? Мы с Ириной считали, удачно женился. Я даже завидовал тебе, с Ириной тяжело, художественная натура, смена настроений и всё такое, одним словом истеричка. Ты умнее меня оказался, с моей Ириной гулял, на Нинон женился, - смелое решение. С ней только ленивый не спал. Даже университетского сторожа облагодетельствовала. Обычно из гулящих отличные жены получаются, у них никаких насчет нас иллюзий не остается. Ирина сказала, ты не узнал её в больнице. Но мы тебя сразу узнали.
   Кленов налил стакан чаю.
   - Будешь ещё? Ну, как хочешь. Нервным крепкий чай не на пользу. Ребята спросят твою биографию, что мне говорить? Слухи ходят, что ты за взгляды в начале восьмидесятых сидел.
   - Нет, не сидел. В танковое училище взяли, обществоведение преподавал. Неплохо платили плюс паек, крупы, консервы. Спокойная работа, появились мысли, пошли идеи. Но вдруг меня уволили. Кто-то настучал. Пошел на завод. Завод закрыли. Пошел в школу, историю преподавать, устал. Вернулся в танковое, сами позвали. Поработал и окончательно ушел, нет времени.
   - На что живешь? Жена содержит?
   - Приходится. Она добрая.
   Игорь Николаевич замолчал, упорно разглядывая большой палец, торчащий из прохудившегося тапка, наконец, заговорил:
   - Ты прав, женитьба на Нине была смелым поступком, но я не жалею, она теперь в гости приходит, еду приносит, - он сделал паузу, - женой я доволен.
   - Ребята её грелкой прозвали, брали в постель согреться. В общежитии холодно было. Сырость зимой и летом. Она так и осталась обжигающе горячей? Видел ее недавно. Учти, она теперь Бугрова греет. Ты с ней спишь?
   - Бывает, - усмехнулся Игорь Николаевич и слегка порозовел, - чаще разумного. С тех пор как привел её домой, так и живем: то расходимся, то сходимся. Она мне сразу предложила, давай поженимся, я согласился. Потом сказала, давай разведемся, я отказался, туда-сюда ходить, некогда. Так и не знаю, в браке или нет. Неважно это.
   - Преданная, как Санчо Пансо. Помню, как ты шел по коридорам университета, худой, бледный, она следом, колобком, - лицо красное, волосы рыжие от хны. Портфель твой носила. Так я вас и запомнил: ты впереди, она сзади, и портфель туго набитый чем-то, ручка синей изоляционной лентой обмотана.
   - Знаешь, как мы сблизились? На третьем курсе. Она ко мне в больницу пришла. Меня тогда лечили, переутомился. Аппетит был зверский. Она принесла книги, чтобы я к сессии готовился. Я послал её за колбасой. Купила.
   - Помню, наш с тобой сокурсник Спиноза ее фамилию Конкина переиначил на Опенкина. Она все курила, так её пеньком дымящим называли.
   - Стихи писала. Клочки валялись повсюду. Я их в папку складывал, она снова разбрасывала. И еще курила. Все сигареты к ночи выкуривала, сколько бы их ни было. Просыпалась утром и рылась в банке с окурками.
   Клочки со стихами на Игоря производили впечатление не ухоженности, не умытости, как сама автор. Начинались обычно так: "Нам говорили... Нас учили... А мы получили...".
   Стихи на тему: "Говорят одно, а делают другое" вышли в самиздате под названием "Перестро-ечное. Избранное" Нина гордилась.
   - Что за история с твоей дипломной работой? Так и не понял, Нинон специально тебя подвела или хотела помочь, но не вышло?
   - Конечно, помочь. Но, как ты знаешь, благие намерения часто не туда приводят. Напомню тебе, что меня выперли за академическую неуспеваемость. Но это формально. В действительности из-за другого. Я всё же хвосты подтянул и получил право на защиту дипломной работы. Научного руководителя у меня не было. Он был, но перед самой защитой отказался. Представь, буквально за два дня до защиты потребовал, чтобы я текст напечатал. Он не понимал почерка. Нина притащила откуда-то портативную машинку.
   Древняя портативная машинка "Москва" была долгожительницей. В ней отсутствовали буквы "Л" и "К", запятая, и не работал держатель интервалов между строками. Бумага была разного формата и отличалась оттенками: немного белой, стандартной, чуть больше серой, тонкой, остальная желтоватая, плотная, как из альбома для рисования. Но самое главное, Нина впервые в жизни села за машинку. Оставались сутки до защиты.
   К утру, когда текст был напечатан, как сказала Нина, в общих чертах, оказалось, что для вписывания в пробелы букв "Л", "К", а также запятой, в наличии два стержня с синей и зелёной пастой. Синий цвет закончился на введении. Зеленого хватило до самого конца.
   Дипломная работа, не пройдя через руки научного руководителя, легла на зелёное сукно, покрывавшее стол членов комиссии. Члены комиссии не возмутились бы так сильно, если бы кто-то из переутомившихся студентов опрокинул на их лысые головы графин с водой, разорвал протоколы, запел петухом. Чего только не происходило с переутомленными дипломантами. Студента бы поняли, перестарался сверх своих возможностей.
   Игорю вернули его работу со словами: " Молодой человек, нельзя, живя в обществе, быть настолько свободным, как вы себе позволили".
   Его труд никто не читал кроме Нины. Но она призналась, что ничего не поняла, внимание было занято другим, искала пробелы в текстах и заполняла буквами и запятыми.
   - Я всё же смутно представляю, чем ты власти мог не угодить. Вроде какой-то прибор изобрёл.
   Кленов знал больше, чем прикидывался. Не стукачил ли в прошлой жизни?
   - Никакого прибора не было. Обывательские домыслы, страхи перед теми, кто умнее. Есть наброски, эскизы, но нет спонсоров, чтобы доработать.
   Игорь преувеличивал, ни набросков, ни эскизов, - все держал в голове, но был уверен, день-два посидеть, чтобы никто не мешал, чертежи будут.
   - Если есть чертежи, покажем Бугрову, набросай смету, деньги найдем.
   - Хорошо бы.
   - Всё-таки прибор, а говоришь, нет.
   - Не прибор, идея. Есть некий пространственно-временной континуум. Потолок, опять же стены, рождение - юность - старость, - ничего нового. Пора что-то делать, вот и решил разъединить пространство и время на самостоятельные, независимые друг от друга части. Стал их рассматривать по отдельности. Знаешь, что получил? - почему-то шепотом спросил Игорь.
   - Что? - в тон прошептал Кленов.
   - Вечность и бесконечность, - торжественно проговорил Игорь. - В чистом виде.
   Лицо Кленова изменилось, осунулось и побледнело, он смотрел с опаской, как на сумасшедшего. И стал походить на прежнего однокурсника. Он единственный на курсе окончил университет с красным дипломом и сразу поступил в аспирантуру. Имя бы ещё вспомнить.
   - Время поджимает, давай, друг, поторопимся, Бугров не любит, когда опаздывают.
   По дороге Клёнов не умолкал, Игорь понимал, заглушал тревожные мысли, и, наконец, высказался:
   - Чёрт его знает, сейчас не разберёшь, где истина, где заблуждение, где мистика, а где наука. Сейчас и среди учёных верующих куда больше, чем трезво мыслящих.
   Игорь Николаевич радовался словоохотливости попутчика, можно молчать, и мысленно вернуться к оранжевому халату, именно тогда, когда, лежа на диване, вспомнил яркий цвет, что-то сдвинулось в сознании, но что именно, не мог понять.
   Клёнов вёл его незнакомыми дворами, мусорными баками, не просыхающими лужами. Шли долго, наконец, вышли на дорогу, по которой ехали тяжело груженые машины в сторону высокого бетонного забора и заводских труб, свернули на тропинку, обогнули забор, Игорь увидел несколько пятиэтажек, затерявшихся среди деревьев подступившего к городу леса. Точнее, город наступал на лес и побеждал.
   Ставкой оказалось подвальное помещение. Игорь разглядел сидящего за столом старого знакомого еще тех, далёких, студенческих лет. Земное время безжалостно: старый знакомый постарел, облысел, заматерел, но узнаваем.
   Из глубины полутёмного помещения вынырнул мужчина средних лет, с помятым лицом, будто только проснулся после долгого сна, белозубо улыбнулся, протянул руку и назвался: "Константин Назаров, гегемон".
   Знакомый за столом поднял голову, увидел Игоря, угрюмое лицо осветилось улыбкой. Он подскочил, оттолкнул Назарова и протянул руку Игорю:
   - Очень рад. Помню, как же. Но вечер воспоминаний устроим потом.
   Игорь сел между Клёновым и Назаровым, оба плечистые, не вырваться и не убежать.
   Бугров заговорил, крутя в руках гайку. Речь его текла однообразно. Игорь помнил другого Бугрова, его взрывную речь в курилке, то понижающийся до шепота, то повышающийся до визга голос за шкафом, где пряталась секретарша кафедры философии Света, чтобы никто не мешал печатать на пишущей машинке. Игорь подолгу сидел на кафедре в ожидании научного руководителя. Но не помогло, все равно диплома не выдали.
   Он сидел и прислушивался к голосам за шкафом: " Все просто, - люди делятся на хороших и плохих. Согласна со мной? Раз так, согласись, что справедливо, если плохие будут жить с плохими, а хорошие с хорошими. Ты хорошая, я хороший, давай жить вместе", - говорил Бугров, и его обращение к молодой и сексуальной секретарше звучало двусмысленно. Правда, жить вместе он предлагал многим, независимо от пола и возраста. В то время его правильно понимали. Деление людей на беленьких и черненьких расстраивало Игоря, доводило до головной боли. Он уже тогда считал, что все беды от этого.
   Коммунист-утопист носил в папке потрепанные листы проекта будущего города Солнца, и завораживал своей одержимостью так, что кто-то из студентов философского факультета попадался, брал эту папку и начинал перебирать листы. Игорь не помнил, чтобы читали.
   Бугров тогда на стройке работал каменщиком, сломал руку, говорили специально, чтобы ходить в университет. Секретарша Света взялась рукопись перепечатать. У неё вечно денег не было, бралась за любую перепечатку и ни от кого не скрывала. Видимо, пока печатала, кто-то сунул свой нос в бумаги Бугрова. Была история, каменщик исчез. Но до сих пор неясно, если сам Кленов не знает, посадили Бугрова или дали условный срок.
   Игорь помнил Бугрова со счастливой улыбкой, в плаще, накинутом на плечи, так как правая рука, замотанная грязными бинтами, была подвязана клетчатым шарфом, переброшенным через плечо. Он шел по длинному коридору в курилку на лестничной площадке. Народ, в основном студенты, срочно бросал недокуренные сигареты и разбегался. Игорь однажды сбежать не успел и вынужден был взять папку с плохо отпечатанным и много раз исправленным текстом. Конечно, вернул, не читая, в этом не признался и даже похвалил каменщика: " Да, идея гениальная, требует немедленного воплощения". За это получил нехилый дружеский удар в спину левой рукой. И радовался, что не правой.
  
   Сейчас плавную речь Бугрова слушали как под гипнозом. Но Игорь никак не мог включиться в то, что говорил Бугров, отвлекал худой мужчина с лицом блаженного, обложенный со всех сторон рулонами ватмана. Он сидел в стороне, у низкого, с густой решёткой окна. Соколов - красный профессор, - догадался Игорь.
   Бугров сел на место, поднялся Назаров и прочитал по бумажке:
   - Игорь Николаевич Нуйкин, - хлопнул Игоря по плечу. - Надо понимать, из пострадавших, раз с Бугром давно знакомый. Он с нами идеями будет делиться.
   Игорь давно не выступал, но сразу заговорил громко и напористо:
   - Я, конечно, не сумасшедший, чтобы идеями делиться, и схемы рисовать тоже не собираюсь, - зрители рассмеялись и повернулись в сторону мужчины с блаженным лицом. Мужчина заулыбался, явно не понял, стало ещё веселее.
   Клёнов показал большой палец, - молодец, Игорёк, так держать.
   - Заблуждается тот, кто считает, что систему можно сломать, находясь внутри неё. - Игорь сделал паузу, кто-то спросил. - Так что, из Америки действовать или на Луну полететь? Бугров веско произнёс: "Ленин же сумел".
   Игорь Николаевич был рад реплике Бугрова:
   - Ленин, да, но думаю, потом жалел об этом. Опять же, находясь в системе, он не мог предвидеть всех последствий, - Игорь замолчал, не зная, как подступиться к главному, чтобы его поняли. Назаров стал ему подсказывать:
   - Отсюда исходя, продолжай. Что замолк на самом интересном? Отсюда исходя, что нам делать?
   Из задних рядов донеслось:
   - Тебе же ясно дали понять, в Америку ехать или ждать, когда Ленин снова родится.
   Заговорил Бугров:
   - Америка нам не нужна, мы и так идём её путём. Этот путь для нас тупиковый, как для отступающих французов в войне восемьсот двенадцатого года.
   Игорь продолжил:
   - Я предлагаю действовать из космоса.
   Обложенный рулонами красный профессор громко произнес:
   - Тю, а говорил, не сумасшедший.
   Игорь замолчал, поднялся Бугров и нудно заговорил. Наконец, собрание закончилось.
   Вокруг Бугрова образовался тесный круг, и видна было только его ярко блестевшая под лампой красная лысина. К Игорю подкрался Соколов и протянул руку:
   - Хочу представиться. Соколов. Также отзываюсь на псевдоним "Красный профессор". Занимаюсь коммунами, пока теоретически, несколько лет. В основе построения лежит принцип триады. Вот.
   Соколов прислонил лист ватмана к спинке стула. Бросилась в глаза черная, большая буква "Я" в причудливой вязи стрелок, на вершине равностороннего треугольника.
   - Рисуем схему, допустим, от "я" стрелки к "мы" и "ты". Соображаешь? Нужны три элемента и связь между ними. Шагаем от "мы". Ну, допустим, где тебе бывает спокойно? Иначе говоря, какие условия необходимы, чтобы отдыхать? Правильно: диван, кровать, кресло. Что такое коммуна? Это общность из нескольких членов. Можно десять, сто, но не больше тысячи. Следи за мыслью. Возвращаемся к нашим диванам. Только в кресле ты один. Ведь так? По идее можешь и не один, но нетипичные случаи не рассматриваем, откидываем, остаются диван и кровать. Помнишь, что от "мы" шагали? Внимательно следи за мыслью. Теперь шагаем по пунктам к "ты". Вот смотри, - Соколов ткнул в слово "удовольствие" уже на другом ватмане, - Видишь, стрелки ведут к "вкусно", "искусство" и "секс". Выбираем третье. Только оно соединимо с "ты" в чистом виде. Хотя искусство тоже бывает по схеме "я - ты". Те же братья Стругацкие, но опять таки нетипично. Оставляем секс, и таким образом подтверждается то, что коммуне нужны диваны и кровати.
   - В кресле тоже можно, - промямлил Игорь, вспоминая свой сексуальный опыт с женой, но опасаясь агрессии со стороны утописта.
   - Всё можно, но не всё нужно, - ответил Соколов и ловко свернул схемы в плотный рулон.
   Игорь ощутил болезненный удар по плечу, резко повернулся и увидел зубастую улыбку Назарова.
   - Ты с ним осторожнее. Он Фрейдист, а Бугор этого не любит. Отсюда исходя, чуждые рабочему классу идеи протаскивает.
   - У меня хоть идеи, а твои, Назар, я что-то не слышал.
   - Ему незачем, поскольку идеям предпочитает женщин, - возразил Бугров, сумевший вырваться из окружения.
   - Не нравятся идеи, согласен, о вкусах не спорят, но чем языки чесать, занялись бы расклейкой листовок, ворчал красный профессор.
   - Расклеим. Ночь наступит, пойдем. Днем не с руки, конкуренты идут следом и срывают. А так до утра повисят. Пойдем с нами, Игорь.
   - Игоря не трогать. Ему думать надо, - высказался Бугров и резко повернул к выходу, но его снова обступили, стало шумно.
   Игорь прислушивался к репликам и понял, готовятся к выборам. Понять, куда выдвигался Бугров, он не мог, не в теме, вернее, давно не интересовался текущими событиями.
   Шум нарастал, кого-то в чем-то обвиняли, но под громкий голос Бугрова сошлись на том, что конкуренты так себе, никакие, не стоит их опасаться, порвем, и мокрого места не останется.
   Игорю пора было уходить, но что-то удерживало. Наверное, давно не был среди людей. Поискал глазами Соколова. Тот с сумрачным лицом и сильно покрасневшим длинным носом тыкал в плакат и кому-то говорил:
   - Ты хороший? Да, хороший. Я хороший? Да, хороший. Вот и давай жить вместе. И не кормить паразитов.
   В помещение вошла женщина. Бугров пригласил её подойти ближе и придвинул стул. Она села. Ничего женщина, полная, симпатичная. Из-под короткой юбки выставились гладкие коленки. Она огляделась и пожаловалась отнюдь не жалобным голосом:
   - Из квартиры выгоняют. Трое детей, идти некуда. Платить нечем.
   - Не знаете, куда идти? В коммуну. Вот смотрите, тут всё написано, пятьдесят три элемента расписаны. Живи и радуйся.
   - В прошлый раз было пятьдесят четыре, - проворчал Бугров.
   - Один на доработке. Самый последний.
   - Ты вот что, ты нам не мешай, поговорить надо с человеком, - лицо Бугрова выражало мужской интерес к женщине.
   Соколов неохотно отошел. Зато вернулся Назаров и, полу обняв Игоря, повел к выходу.
   - Бугор знает, что делать в таких случаях. К нему однажды проститутка пришла жаловаться на жизнь. Он ей квартиру снял, и сам оплачивает, из партийных денег. Говорит, что приобщает к партийным делам. Мол, она учится печатать, потом будут честно деньги зарабатывать. Поторопись, Соколов привяжется, до утра не отстанет. Зря он ушел из психушки. Работал бы и нам не мешал. Бугор правильно говорит, помешанный на схемах. Ноги не входят, подрезать, голова мешает, отрубить. Крышкой прикрыть и наглухо заколотить
  
   Поздно вечером явилась Нина Васильевна. Долго возилась с ужином. Уже заполночь ели сочные котлеты и пили пиво.
   Игорь Николаевич разговорился, благо, жена умела слушать, если хотела. Она тоже разговори-лась, оказалось, Клёнова она теперь часто встречала, он так себе, в политике никакой, привязался к рабочим, вождем хотел стать, вряд ли получится. Бугров раньше был помешан на коммунах, теперь свихнулся на информации.
   - Он любит повторять, кто владеет информацией, владеет миром. Заплатит любые деньги. Только попроси.
   - И попрошу. Информацией обеспечу. Разве это проблема для вечности и бесконечности?
   - Меня не забудь, вдвоём в муках рожали.
   Игорь не протестовал, помнил выстраданную семейной жизнью истину: жена всегда права.
   Ночью приснился Буратино с длинным носом, челка из стружек. Лежит на крыше, голова набок, нога оторвана, подул ветер, жалкая фигурка стала падать. Золотоволосая с золотистым загаром Венера в окружении львов и тигров возлежала у озера. На голове красовалась жаба.
   "Жаба к деньгам", - сказала Нина, когда он ей рассказал свой сон. Буратино с длинным носом расшифровывался еще проще. Соколов. Но неясно, кому неприятности: Игорю или красному профессору.
  
   2
   Игорь понял, лучше открыть незваному гостю. Иначе фанерная дверь с древним замком не выдержит мощного напора.
   На пороге стоял гегемон Назаров и лучезарно улыбался.
   - Пустишь или как? - спросил он с угрозой в голосе, продолжая улыбаться.
   Игорь не решился протестовать и посторонился.
   - К вашему сведению Назаров Константин Валерьевич, если подзабыл. Отсюда исходя, где тут кухня? Показывай.
   Он сел за стол, отодвинул раскрытую книгу и стал внимательно разглядывать давно небеленые стены и потолок, остановился на закругленно-обтекаемом старом холодильнике "Ока", бьющемся в судорожном оргазме. Холодильник умолк.
   - Знаешь, как мою жену зовут?
   При неярком свете дождливого дня Игорь разглядел жабьи глаза в морщинистых веках и седую челку немолодого мужчины, пухлые щеки и губы младенца, да и взгляд какой-то рассеянный, напоминающий младенческий.
   Говорят, младенцы видят мир перевернутым.
   - То-то и оно, что не знаешь. Мою жену зовут Катериной. Я, как тебе уже известно, Константин. Она Викторовна, а я Валерьевич. Слушай дальше. Что интересно, мы с ней Назаровы. Она Назарова, и я тоже Назаров. Соображаешь? Я когда вчера после ставки пришел домой и включил телевизор, увидел Маслякова, аж, вспотел. До меня дошло.
   Взгляд сфокусировался на лице Игоря, выпятились губы, как при сосании, - младенец, но постаревший.
   - Думай, я все подсказал, остается проглотить. Эх ты, интеллигент. Получается кавээн. Выходит, мы с ней не просто так случайно встретились и странно разойдемся. Ты образованный, Кленов сказал, гений - пограничник, сегодня гений, завтра сумасшедший и наоборот, ты объясни, что это значит. Я хоть и могу предсказать будущее, мужикам из бригады подсказывал безошибочно, если хотел, но про себя самого не соображаю.
   Назаров с трудом склонился и достал из полиэтиленового мешка под ногами бутылку водки и майонезную двухсотграммовую банку. Игорь не понял фокуса, гость с пустыми руками явился.
   - Не разбавлена, высший сорт. Ты хоть знаешь, что все предопределено? Слово такое слышал?
   Игорь молчал. Отвечать не хотелось.
   - А слово карма? - с угрозой продолжал допрашивать Константин.
   Игорь рассеяно кивнул.
   - То-то, свой человек! У меня соседка экстрасенс, курсы окончила. Она говорит, в прошлой жизни меня отец убил, не специально, а случайно. Я ему под руку попался. Он рано умер поэтому.
   - Если он тебя убил, откуда ты знаешь, что он рано умер?
   - В прошлой жизни, понял? В этой отец нас с матерью бросил. Не думал, что тебе объяснять придется.
   - Значит, твоя душа, так младенческой, и переселилась в твое тело?
   - Выходит так, хотя не пойму, к чему ты клонишь.
   Назаров выпил и понюхал кусок засохшего до окаменелости батона.
   - Хороший ты человек, Игорь, очень мне нравишься, и знаешь, почему? Потому что имя твое Ригу напоминает. Мать моя оттуда родом. Хотя и русская. Все это не просто так, цветочки - ягодки. Бугор недаром размечтался, через тебя выйдем на прямую связь с космосом. Вчера заходил ко мне кое-что обсудить. Смотри, руки не дрожат, - он растопырил пальцы, короткие и толстые, с наколкой по одной букве его имени. - У Бугра к утру задрожали, он чуть под стол не свалился. Я его на Катерину оставил, пусть проспится. Он Сталиным хочет быть, усы отращивает. Если хочет, станет, - он налил себе водку и одним глотком выпил. - Ты знаешь, что Катерина моя вторая жена? У первой, знаешь, кто мать? Крутая, фирму возглавляет. Интимуслуг. Даром, что старая.
   Игорь заскучал, слушая поток Назаровского сознания.
   - Константин, кончай, честное слово, я очень занят.
   - Понимаю, в космос прорваться не так просто. Но надо. Я еще не все сказал. Это касается тебя.
   Игорь подставил к бутылке стакан, гость хмыкнул и старательно разлил поровну, подумал, долил майонезную банку до верху.
   - Ты на кого работаешь?
   - На себя, - не будет же он рассказывать пьяному Назарову, что старается для человечества.
   - Так не бывает. Запомни, ты работаешь на Бугра, на него одного. Он без тебя ноль, пустое место, он это сразу понял. Но он сильнее тебя, потому что перешагнет. Что ему ты и Кленов? Бугор попользуется и в расход пустит. Потому что все зло от умных. Останутся на время только те, кто непосредственно будут власть для нас брать. Потом мы их тоже в расход пустим. Бугор знает, что делать. Он меня посвятил в главное: или в тепле комнатными болонками, ждать, когда придут и утопят, или брать власть и никому не отдавать.
   Назаров вылил в себя остатки алкоголя прямо из бутылки.
   - Предлагаю еще сбегать. Или ты коньяк предпочитаешь?
   - Мне работать надо, - Игорь в нетерпении вскочил со стула.
   - Сядь, я еще не все сказал. Может, ты завтра умрешь не своей смертью.
   Из ниоткуда возникла еще бутылку.
   - Все может быть, поэтому тороплюсь закончить дело, для которого призван.
   - Торопись, не торопись, не поможет. Только я тебе могу помочь. Гонишь, да? А, может, я твой единственный друг? Отсюда исходя, так и быть, раскрываю тайну. Ты понимаешь, что я поклялся? Что я клятвопреступник ради тебя? Меня Бугров собственноручно пристрелит, - он замолчал, будто забыл, о чем хотел сказать. - Всем работать надо, один я болтаюсь. Как будто мне больше всех надо. Жена уборку затеяла, Бугра на диване уложила, а мне, иди куда хочешь. Только вечером возвращайся трезвым. Я ушел навсегда. Не хочу быть третьим лишним.
   Игорь рассердился, покраснел от злости. Назаров почувствовал смену настроения:
   - Я не жаловаться на жену пришел. Пить, есть где, и с кем: друзья, любовница. Отсюда исходя, я тебя от смерти хочу спасти, с риском для жизни, а тебе нескольких минут на меня жалко. Бугров хочет тебя убить. Не терпится ему. Скоро выборы, он в депутаты рвется, но непроходной, судимость есть. Понял теперь?
   Игорь искренне развеселился:
   - Ну, а я чем помогу?
   - Зря смеешься. Ему только космос поможет. Ты оттуда будешь агитацию проводить. Это покруче телевизора с интернетом. Считай, бесплатно.
   - Среди ангелов? Но они далеки от политики. Допустим, попрошу протрубить с небес: голосуйте за Бугрова, и двери в рай для вас откроются!
   - Чертям это поручи, у них громче выйдет. Ты хоть понял или как? Сходка была ночью, у меня дома. Не только Бугор, другие тоже были. Единогласно приняли решение. Исполнение Бугров поручил мне. Если откажусь, он пойдет сам. Уже бывало, - Нааров вздрогнул от звука включенного холодильника. - Утечки информации не будет?
   Он резко поднялся и пошел к выходу, оглянулся на пороге:
   - Подумай над моими словами.
   Игорь вернулся на кухню, ни пустой, ни полной бутылки, ни майонезной банки не обнаружил. Может, гость пригрезился?
  
   3
   Константин Назаров позвонил вечером. Значит, не привиделся, действительно, был.
   - Я вот зачем. Завтра встреча со спонсором, в сауне. За этим приходил, но ты меня перебил, я не успел тебе сказать.
   - В сауне? - удивился Игорь.
   - Скажи что-нибудь умное. Настроение такое, думать хочется, а нечего. Голова пустая.
   - В природе нет ничего пустого. Все чем-то заполнено.
   - Бабами, чем еще. Если моя Катерина уходит в ночь со своим замом Лёхой, о чем мне думать? И знаешь, как это сейчас называется? Бизнесом называется. Эта подвальная забегаловка в печенках сидит. Дешевле закрыть. Потащилась в ночь охранять свой бар "Мотылёк", на сторожа денег не хватает.
   - Иди с ней, будешь от Лёхи охранять. Самый короткий путь - по прямой, то есть рядом. И никаких переживаний.
   Игорь с тоской смотрел на календарь с собачкой, совсем мало времени осталось до августа.
   - Соображаешь. С Катериной пора расставаться. Надоело на прямой сталкиваться с Лёхой. Уведу от Лёхи, она еще себе найдет. Нарождающийся средний класс так и прет. Нет, пора с этим кончать. Мы пойдем другим путем. Конкретно сегодня провожу ее в бар, раз просит. Она накроет стол: пельмени, пиво, все такое. Но спать пойду к другой, когда Лёха отвалит. Я тебе уже говорил о Марине?
   Подумал, если надо, и в сауну можно сходить. И отключился от Назарова.
   Свист в ушах нарастал, но вот спасительный хлопок, за спиной развернулся парус в форме крыльев гигантской бабочки.
   Голос бубнил:
   - Две женщины на примете. Одна вахтер в общежитии, дети, муж, который то есть, то пропадает. У неё талия, грудь, фигура что надо. Вторая вумэн. Торгует апельсинами, но не продавец, а хозяйка. Я ей помог с товаром, познакомились. Натуральная блондинка. Полная, но грация пантеры. Кого выбрать, посоветуй.
   - Любая женщина - совершенство, ибо она творение природы, незамутненная интеллектом, не испорченная мыслью несовершенной.
   - И я о том же. Зачем выбирать, когда можно прибавлять. Но женщины этого не понимают. Они считать умеют только до двух. Ты и я, в сумме мы с тобой. Как ты говоришь, незамутненные? Согласен. А мне что делать? Первая, та, которая вахтер, фигура, не поверишь, что рожала. Вумэн не трогал, но чувствуется, это вещь. С другой стороны, сам понимаешь, великие дела, отсюда исходя, двоих мне не потянуть, посоветуй, гений, на какой остановиться.
   - Но я их не видел.
   - Противоречишь, интеллигент, зачем их видеть, если любая женщина совершенство.
   - Видишь ли, вопрос не в совершенстве, тут бесспорно, вопрос в другом. Та, которая сидит на вахте, пребывает в покое. Если разгонишься, быстрее увлечешь, чем ту, которая идет своим путем.
   - Понял, ко второй нужно пристраиваться, и неизвестно, кто кого. А первую элементарно в грех втянуть. Я её уже дважды втягивал. Пришел с бутылкой, увидел, победил на её собственном диване. Но вопрос в другом: как завоевать, и удержать на нужный мне срок.
   - С этим вопросом к моей жене. Она тебе процитирует любимую в детстве книгу для девочек: "Искать, найти и сберечь".
   - Жену твою не надо втягивать.
   - Тогда запомни, что ни одно тело не займет места другого, пока другое не займет третье.
   - Угу, понял. Пусть Марина тоже инициативу проявит. А пока место занято Катериной.
   Позвонил Бугров. Он был немногословен.
   - Завтра в сауне встречаемся втроем: я, ты и спонсор, женщины тоже будут. Константин заедет за тобой.
   Игорь так и не понял, к кому относился Назаров: к женщинам или он с Бугровым одно целое.
  
   Ш Татьяна
  
   "Человек разумный отличается от слабоумного способностью приспосабливаться к чему угодно", - уговаривал себя голый Игорь Николаевич, сидя на деревянной скамье в парилке с веником и ароматами трав. Хоть в этом ему повезло. Сауну он однажды посетил и был не в восторге. Ну, сунули в тесный закуток. Сидел, скукожившись, потел, ни запаха, ни вкуса, дистиллированный воздух, даже пара не было, все улетучивалось при температуре выше кипения.
   Назаров прошелся по нему березовым веником, аккуратно, с чувством, толком, как надо. Кожа порозовела, помолодела, как новая наросла. От горьковатого запаха полыни, липового сладковатого, и изысканного белой акации Игорь слегка прибалдел и, кажется, впервые за долгие годы позволил себе расслабиться и ни о чем не думать. Но не тут-то было. В парилку уверенно вошла голая толстушка с копной черных волос в мелких кудряшках. Почему-то было ясно, что она не специально завивалась, это природные кудри. Гладкое белое тело, грудь и ягодицы румяные. Россыпь веснушек на плечах и полных руках.
   От всей ее роскошной фигуры веяло чистотой. Чиста телом и помыслами. От восторга, давно не испытанного, он слегка шлепнул её по заду. Еще и для того, чтобы почувствовать, реальна ли она.
   Толстушка ойкнула негромко, но подпрыгнула как ошпаренная. Игорь весело засмеялся.
   - Ты чё? Интеллигент, ты чё? Она занята. Это спонсорская подружка. Ты его видел? Нет? Я видел. Он крутой, тебя в пар превратит, хоть ты и гений.
   - Значит, ты и есть гений? - хихикнула девица и раскраснелась, хотя уже была румяной от жара.
   - Я, вообще-то Игорь, - он чувствовал, что наглел, желание прикрыться веником пропало, пусть смотрит, чтобы потом не разочаровываться.
   - Не сомневаюсь, что у тебя есть имя, может, даже Игорь. Я Татьяна.
   Имя ему понравилось, с подтекстом, напомнило гения поэзии. Если она Татьяна, то верна своему мужчине, и тем приятнее ее соблазнить.
   Если бы ее так не звали, возникла бы идея соблазнить данное тело, так сказать, стать рядом с ним, соприкоснуться частями?
   Татьяна притягивала не только именем, не только обнаженным телом, но и осмысленным взглядом зеленых глаз и веселой улыбкой. Именно, веселой, а не соблазняющей. Нинон бы повела себя неестественно. Она, бедняжка, считала, раз такая, некрасивая, значит, должна первая приставать к мужчинам.
   - Встретимся еще, гений Игорь, - сказала Татьяна и, продемонстрировала свои ягодицы во всей красе и умении описывать замысловатые движения. Сколько энергии впустую. Но если бы поджато и прямо, как ходят мужчины, он бы не испытывал желания.
   Наслаждаясь, мы обуздываем свои страсти. Познать женщину также приятно, как познать космос.
   - Что размечтался? Видел бы мою Марину с вахты, не так бы задумался. Ладно, Бугру не донесу, что ты все чуть не испортил. У него других дел много. Приходится обо всех вас думать. Жены не боишься?
   - Она только вождя и видит.
   - Значит, замечаешь. Я думал, ты невменяемый. Что делать, женщины любят таких, как я, плотных.
   - Наращу мышцы, похудеет Татьяна. Но зачем? Природа, её и моя, от этого не изменится. Совершенство на то и совершенство, что внутренне остается неизменным. Потому что совершенство.
   - Как хочешь. У неё мужчина накачанный. Но женщину можно понять, когда еще придется с гением переспать, - дал себя уговорить Назаров.
   Когда они вышли из парилки, прикрытые простынями, то увидели на другой стороне бассейна Бугрова с высоким плотным мужчиной.
   Мужчина был в плавках. Хорош телом, а какой делом? - надпись на расписной кружке из глубокого Игорева детства.
   "Голый треп, никто этого бога не видел, а напридумывали", - услышал Игорь, подойдя ближе, говорил спонсор.
   - Мы не треплем, мы знаем, как войти в контакт. Уже входим. Вот человек, он умеет
   Видимо, они с Бугровым все обсудили, потому что мужчина поздоровался с Игорем и стал его рассматривать.
   - Что ж, вроде нормальный, бледноват слегка. Все над книжками сидишь? В нашем роду тоже такой был, двоюродный брат матери, вроде книжку написал.
   Мужчина замолчал, заскучав, явно тяготясь обществом. Бугров пришел на помощь.
   - Значит так, парашютный шелк покупаем по безналу, остальное налом.
   Мужчина кивнул, и облегченно вздохнул, увидев Татьяну. Она была в черном купальнике и выглядела заметно стройнее. Красивая, - восхитился Игорь и обрадовался, не зря сюда пришел.
   Татьяна смотрела на него и улыбалась.
   Свист в ушах, хлопок разворачивающихся крыльев, как наваждение. Он повисает бабочкой над землей. Момент истины. Куда его теперь понесет?
   Пока несет к женщине. Женского притяжения не преодолеть шелковыми крыльями, даже если их закрутить винтом.
   Столкновение с землей неизбежно. Но это ничего, это уже неважно, он успеет выполнить свою задачу. Он попадет туда, куда надо и возьмет то, чего ждет от него Бугров.
   Игорь успокаивал себя, но воображение рисовало картинки падения на землю. Превращение в иную форму, во всех душераздирающих подробностях.
   Отделаться от наваждения не получалось, - подводила несовершенная мысль. События ускорялись, требовался совет Учителя, чтобы понять, чья воля управляет его жизнью. Он чувствовал, что катастрофически терял энергию впустую.
   Татьяна смутила, что неудивительно, не каждый день являются перед ним голые девицы.
  
   * * *
   Только собрался к учителю в другой конец города, явился Назаров. Фокус повторился, Назаров ничего не нес, но стоило Игорю отвернуться к плите, чтобы поставить чайник, на столе возникла бутылка водки. Боковым зрением он заметил, что Константин слегка наклонился. Может быть под столом дыра, ведущая к изобилию?
   - Ты, Игорь, не страдай, жена как женщина для тебя потеряна. У Бугра хватка. Голову не высовывай, чтобы раньше времени в космосе не оказаться. Знаешь, какой там холод? Знаешь. Я и не сомневался. Будешь болтаться, пока тебя не подберут и не разморозят. Тут тебя Ирина Кленова все спрашивает. Говорит, ты её первая любовь. В детсад вместе ходили?
   Игорь молчал. Оранжевый халат тревожил. Но бело-розовое в веснушках тело виделось яснее и отчетливее. Там халат, тут обнаженная плоть.
   - У меня принципы, - замужних женщин не соблазнять, - соврал он Назарову.
   Учитель покачал бы головой: лжи лучше избегать. Она не входит в атрибуты божественной материи.
   - Впрочем, можно Ирину тоже.
   - И я так думаю. Теперь о деле. Нам нужна твоя квартира. Бугор с подвалом темнит, хочет сдать в аренду, для пополнения партийной кассы. Говорит, там нам опасно, после ремонта напихали прослушек. У твоей Нины Васильевны есть квартира, разведка доложила. Зачем тебе две квартиры? Ирина очень недовольна своим Борисычем. Он ведь в городскую думу раз сходил и ничего для себя не взял. Не сориентировался. Пытается опять туда прорваться, но Бугор не пускает, говорит, глупость не лечится. Дурак начнет воровать, обязательно попадется. Зачем нам это. Да и места там давно все распределены, их оттуда не выковырять, нужна новая революция. Ладно, труба зовет, - Назаров посмотрел на свет бутылку, заткнул пробкой, аккуратно сунул в карман.
   Игорь закрыл за ним дверь, пошел в комнату за розовой тетрадью, но не дошел, прилег на диване. Рядом присела Татьяна, изящным движением выпустила на свободу заколотые на затылке черные кудри. Легкий запах женского пота поплыл по комнате.
   Она смотрела на него таинственным взглядом прекрасных темно-карих глаз. Глаза Ирины из прошлого, но как подошли Татьяне.
   - Мы остались вдвоем. Ты рад этому?
   Ни раздумьям, ни сомнениям не оставалось места. Природа прорвалась сквозь оборону, глухой забор, иллюзорную защиту.
   Когда Татьяна задремала, уткнувшись в подушку с несвежей наволочкой, он вышел на балкон. Желто-туманное препятствие из-за яркого фонаря мешало рассмотреть звезды.
   Тоска по небу охватила его. Дотосковался до того, что позавидовал летчикам и космонавтам. Эмоциональные перегрузки ему сейчас лишние.
   Татьяна зарыдала, слезы черными разводами потекли из глаз. Она смыла косметику и стала роднее и ближе. Космос подождет, спешить не буду, ты только не плачь. Уже не плачу - она придвинулась к нему, стала гладить волосы, шею, плечи, сжала его руку и поднесла к губам. Он заплакал, сильно, навзрыд, как никогда не плакал, вернее, не помнил.
   Время придумано людьми, чтобы легче было разложить по полочкам свою жизнь: внизу - прошлое, средняя полка - настоящее, наверху - будущее.
   Но, в действительности, нет ни прошлого, ни будущего, мы движемся по кругу. Приближаемся и удаляемся, совершаем колебательные движения. И со временем это никак не связано. Времени нет, есть лишь движение.
  
   Только почувствовал себя свободным, как снова явился гегемон Назаров:
   - Знаешь, как я дачу купил? Люблю ездить, хорошо спится под стук колёс. Лежи себе на полке и никаких проблем. Считай, всю молодость на колёсах провёл. Еду так, покачиваюсь, смотрю в окно: природа, то, сё. Выхожу на станции, где хочу, устраиваюсь работать. Все девки мои. Вот так ехал я, смотрел в окно, и вдруг вижу, река делает петлю, посреди остров, березовая роща, красота. На берегу дачные домики. Сказал себе: "Здесь будет и моя дача".
   - Голова болит, Константин, давай на сегодня расстанемся.
   - Голова это серьезно. Можно в психушку попасть. Я чуть не попал. Когда мать умерла. Дачу я купил, пристроил веранду, чердак. Мать привез. А она там умерла. Села на землю, и всё, конец. Я втиснул её в машину на заднее сиденье, стянул верёвками. Всю ночь до утра проездил по городу от морга к моргу. Пока не сообразил, за деньгами вернулся. Признаюсь только тебе, цени, хотел от трупа матери избавиться. Избавился бы, но узлы так затянул, что не развязывались.
   - Константин, мне некогда.
   - Ты, вообще-то, чем бываешь довольный? Я тебе про мать, а ты слушать не желаешь.
   - Сочувствую. Моя мать тоже умерла. Хочешь послушать, как это было?
   - В другой раз. Ты помнишь, на кого работаешь? Запомнил? Мы с тобой дворняги на цепи, - миску отодвинут и хоть залайся.
   Эту фразу Игорь слышал от Нины Васильевны. И еще она говорила: "Ты для семьи должен стараться, для её материального благополучия. Сейчас я тебе помогаю, в будущем вернешь с процентами".
  
   Свист в ушах, асфальт нарастал, уже различались трещины и зеленая травинка, выросшая за ночь, - прохожие не успели растоптать. Он повис в воздухе.
   Разбудил телефон.
   - Значит так. С сегодняшнего дня зови меня просто, Феликс Эдмундович Дзержинский. Запомнил? Что молчишь?
   - Слушаю.
   - Слушай дальше. О Татьяне я парой слов перекинулся с Веней Кленовым. Можешь его не бояться.
   - Почему с Веней?
   Назаров будто не слышал.
   - Я переговорил с Бугром тоже. Он, конечно, не одобряет, но сказал, не его это дело. Считай, разрешение ты получил. Спонсор Бугру не понравился. Бугор в душе коммунист и мечтает об экспроприации экспроприаторов. Так что я тебя с ней сведу. Обещаю по дороге её не трогать. Жди. А ты знаешь, жизнь - интересная штука.
   - Пока не надо приводить. Я не готов.
   - Хорошо, - удивительно быстро согласился Константин, видимо, рядом с ним Марина с вахты.
  
  
   1У Учитель
  
   В далекие студенческие годы обычно собирались втроем: Игорь, Паша Петрушин, - будущий Учитель, и Ренат Сафаров, получивший таки диплом об окончании философского факультета и мечтавший повторить славу великого Иммануила Канта. Собирались у Паши, в полуподвальной комнате, получил как слесарь ЖЭКа еще в далекие студенческие годы, так и остался в ней.
   Небедного Рената Игорь вспоминал теперь, когда нужны срочно деньги. Учитель нужен для совета.
   В последнее время сквозь звучащие напористо и басовито, по-революционному лозунги Бугрова, все чаще доносился Учительский тенорок: "Суета - сует вокруг. Я же сам по себе, я причина самого себя. Я сам себе бог"
   Он и сейчас говорил то, что раньше, в далекие студенческие годы, как и положено совершенству, которому незачем изменяться.
   Почему так упорно всплывает в памяти голос Учителя? Почему? Правда, Учитель предупреждал, - не попадаться на вопрос: "Почему".
   Хотя иногда полезно на него отвечать. Учитель не согласен, ну, и ладно. Но его призыв освободиться от ненужного, очиститься ясностью истины продолжал быть заманчивым. И, в первую очередь освободиться от времени. Долой время, ограничитель безграничных возможностей!
   - Время вот где сидит, - говорил Учитель и энергично стучал кулаком по собственному лбу. - Вырваться из причин, значит, вырваться из времени. И наступит полная и безграничная свобода. Знаешь, когда мы потеряли свободу? Когда дух вляпался во время.
   Ренат соглашался:
   - Если жизнь есть то, что находится между ужасом и свободой, то она мне зачем?
   - Вопрос сидит там же, - Учитель снова стучал себя по лбу. - Истина ясна и прекрасна, все остальное ерунда.
   - Заблуждения, - вторил Игорь.
   - Я вижу так, ты этак. Всё суета сует.
   - Долой пространство и время! Да здравствует свобода! - кричал Ренат, ловко вскочив на стул, но из-за маленького роста, ненамного казался выше.
   С детства Игорь мечтал летать. Он чувствовал, поступив в университет, что попал не туда, лучше бы в лётное училище. Но примирился с выбранным местом учебы, когда услышал однокурс-ника Петрушина, будущего Учителя, на семинаре по философии.
   - Природа тела сохранится неизменной, даже если отнять вес, твёрдость и всё, что мы можем ощущать. Главное, видеть. Даже если это внутреннее зрение. Истина не различает мира реального и воображаемого.
   Игорь видел, как взлетал. Или это ему приснилось? Полеты во сне и наяву, был такой фильм. Не смотрел.
   "Надо избавиться от мыслей о времени" - думал Игорь, его лихорадило.
   Учитель говорил:
   - Избавиться от времени, значит, обрести свободу. Этого достигали монахи, те, кто заживо замуровывал себя. Только дыра, чтобы подать воду и хлеб. Но, бывало, жили без воды и еды. Страх голода тоже в головах.
   - А смерть?
   - Там же, в наших головах.
  
   На философском факультете нормальных в обывательском смысле не было, вернее, были, трое, но они перешли до первой сессии на филологический факультет. Петрушин выделялся даже среди оригиналов. Естественно, не внешним видом. Какой мог быть внешний вид у студента-философа. Отрешенным выражением никого не удивишь. Отличительная особенность Петрушина - походка. Он ходил как Чарли Чаплин, или как балерины, неестественно выворачивая ступни. Но ходил редко, больше сидел, в последние годы в основном лежал на диване. Игорь любил встречаться с ним, но слишком не беспокоил, знал, тот любил одиночество.
  
   Университетские преподаватели сменяли, один другого, но неизменным было их обращение, - протянутая рука или наклон головы, в ту сторону, где сидел Петрушин. Он сидел в первом ряду у окна, длинных речей не толкал, путался в падежах и спряжениях, но Спинозу цитировал как по книжке.
  
   Игорь решил сходить к Учителю. Слишком ускорились события. Нужен, просто необходим совет, чтобы разобраться, чья воля движет его жизнью. Пока он чувствовал, что катастрофически терялась энергия, кажется, впустую. Или он не прав? В действительности, всё хорошо, и он движется прямым ходом к цели?
   Застать Учителя бодрствующим, можно в любое время суток. Его жена, Любовь, страдавшая ожирением, казалось Игорю, вообще не спала. Она бродила по дому, что-то переставляла, что-то готовила, ела, пила, иногда сидела в кресле у дивана, на котором возлежал её муж.
   Когда пришел Игорь, Любовь сидела в кресле, Учитель на своем месте, серым цветом одежды слился с покрывалом. Торчали вздернутое белое лицо с черными провалами глаз и босые ноги с грязными подошвами.
   От ног дурно пахло, но запах сути не менял. Учитель существовал в грязном обличье, другого Игорь не помнил, но дух его почти три века назад принадлежал Спинозе, голландскому и знамени-тому иудейскому философу. Какими путями он добрался до Учителя, до славянских кровей с татарской примесью, не известно. Хотя любопытно было бы восстановить все звенья цепи, соединившей столь не похожих внешне Учителей.
   Современный Учитель радовался: не надо шлифовать стекла, портить легкие, чтобы заработать на жизнь. Любимая женщина Люба умела зарабатывать даже на продаже средства для похудения.
   У неё жирная сутулая спина, но грудь маленькая, и когда она нависала всей своей большой массой над Учителем, казалось, что он лежал в уютном, защищенном со всех сторон гнездышке. Но вряд ли это замечал. Она рядом и ладно. В конце концов, где и быть законной жене, как не рядом.
  
   На диване, рядом с Учителем сидел маленький, похожий на гибкую обезьянку, Ренат. Диплом ему помогал делать карьеру. Ни Учитель, ни Игорь не получили диплома. Игорь не видел никакой связи красных или синих корочек с постижением истины.
   Ренат кивнул сдержано Игорю и продолжил:
   - Я ей говорю, ты для меня капля росы, напоившая виноградный лист, пожухлый под палящим солнцем. Что еще надо?
   - Не усложняй без надобности. Будь проще, - проговорил Учитель.
   - Ягодка что ли?
   Любовь поморщилась.
   - Вот женщина рядом. Пользуйся случаем, тренируйся.
   Люба чуть отодвинулась вместе с креслом. Ренат, напоминавший гибкую обезьянку, подпрыг-нул, приземлился у кресла на одно колено и положил маленькую сморщенную руку на мощное женское колено.
   - Ты, капля росы, напоившая виноградный лист. Он теперь не пожухнет один в пустыне.
   - Зачем тут пустыня? - удивлялся Учитель.
   - Гроздь винограда, капля росы на листе.
   - Как считаешь, Игорь, ему это поможет?
   Игорь перевел взгляд на Любу и кивнул. Учитель тоже посмотрел на жену. Увиденное ему не понравилось, но он овладел собой и засмеялся, весело и энергично.
   Ренат встал с колена, не сводя восхищенного взгляда с женщины, и куда-то исчез.
   Для бывших однокурсников не секрет, что Люба иногда влюблялась в учеников её мужа и порой не платонически. Когда чувство доводило ее до закономерной цели, то есть греховного соития, она ходила с зареванным лицом, громко сморкаясь в полотенце. Учитель её не замечал, правда, иногда называл её мадам с глаголом в третьем лице и однажды счел нужным оправдаться перед Игорем: черт попутал с женитьбой, но за триста лет душа слегка подпортилась от одиночества, с тоской трудно было справиться. Вот почему он женился. Спиноза этой ошибки не совершил. И другие, в цепи перерождений, тоже не женились, он первый несет этот крест и рога в придачу.
   Когда Ренат вернулся с водкой и шампанским, Игорь понял, чем завершится этот вечер. Так и получилось, Учитель выпил водки и задремал на диване, а Ренат с Любовью ушли в дальнюю комнату пить шампанское.
   Игорь смотрел на Учителя, ожидая чего-то. Люба проводила Рената, ходила зареванная и шумно сморкалась в полотенце. Слишком большая и слишком шумная.
   Учитель открыл глаза, Игорь заговорил:
   - Я привык тебя называть Учителем, хотя у тебя нет учеников, как не было у Спинозы.
   - Были. По последним сведениям были ученики. Спиноза не преподавал, хотя приглашали в университет, тратить времени не хотелось на рутину, но ученики были, - Учитель повторился, значит, сам удивлен новыми знаниями.
   Игорь был поражен. Логически выстроенное умозаключение о том, что слово - ложь, молчание - золото, иначе какой он Учитель, - оказалось заблуждением? Как теперь быть с представлением, что Учитель не балаболка, он для того, чтобы можно было рядом с ним созерцать истину?
   Известие требовало осмысления, но под женские рыдания истина не просматривалась ясно и отчетливо. Наоборот, обстановка вступала в противоречие с тишиной - условием созерцания неизменяемого совершенства. Так устроен тот мир, от которого речи только отпугивают. Были, конечно, балаболки, целая плеяда навязчивых философов, начиная с Сократа. Они и сейчас есть. Их легче отравить, чем куда-нибудь задвинуть.
   Учитель не урод, дело не в этом, подумаешь, походка, зато у него стройный торс и чистый взгляд светлых глаз. Он не из пугливых, не прятался в темном углу. И отличался редким постоянством, цитировал в основном одного философа, читал одну книгу, говорил мало. Пусть речь не всегда правильная, но его крылатые фразы славились точностью: ни прибавить, ни убавить.
   - Суета одолела? - спросил Учитель.
   - Кажется, да. Слежу за временем, календарь притягивает взор, хочу завершить приготовления к полету летом. Крайний срок - осень.
   - Зря привязался ко времени. Мы ведь это уже обсуждали, - поморщился Учитель, рыдания усилились. - Время придумано людьми для облегчения обывательской жизни. Ты ведь знаешь.
   - Да, помню.
   Конечно, помнил. К истине нужно прийти. Он долго шел, не так давно пришел, наконец. То был период, когда его жена Нина увлеклась художественной раскраской и наращиванием ногтей.
   Эти странные женщины, это непонятные существа, ногти как результат эволюции человека, снова превращали в когти, пытались изображать диких зверей. Наверное, в этом что-то есть. Сравнивает же он себя с птицей.
   Бизнес у жены шел плохо. Клиентки приходили, платили, благодарили и все, больше не являлись.
   Жена впервые обратилась к нему за помощью. И он посоветовал не ставить столик для работы с клиентками на фоне книжных полок, навевающих на них скуку.
  Но все стены в комнате были заняты книжными полками.
   - Значит так, ты будешь их встречать.
   Игорь согласился. Женщины ахали, увидев высокого, худого мужчину с умным блеском в глазах. Сохранившаяся способность краснеть, видя женщину, была экзотикой для искушенных дам. Все вечера жены были теперь заняты денежной работой на дому.
   Он тогда занимался основными положениями проблемы освобождения от временной зависимо-сти, естественно, только об этом говорил. Он говорил, что последовательность химических процессов в головном мозге не может быть оправданием календарям и часам. Позволяется лишь смена времен года и, соответственно, мода на одежду.
   Женщины помните, природа движется по кругу. И человек тоже. Например, смена сна и бодрствования. Мы спит, потому что наступила ночь. Мы, как животные и растения, без солнца впадаем в спячку. И не надо придумывать ничего лишнего, например, мистическую нечистую силу.
   Тот, кто закрутил этот мир, может бесконечно наслаждаться человеческой глупостью. В чем глупость? Придумываем себе запреты и сами в них верим.
   Тот период Игорь назвал прорывом. Жена охотно ходила с ним на природу, как назывались их совместные лесные прогулки.
   Запомнил, как Нина однажды наткнулась на пенек и восторженно закричала:
   - Смотри, временные кольца! Смотри, Игорь!
   Он разозлился, зачем-то сказал ей, что в университете однокурсники прозвали её пеньком за короткие ножки и фигурку бочонком: ни переду, ни заду. Женские выпуклости лишь слегка обозначены. И пожалел. Переживал очень, ведь истина в том, что женщина совершенная как любая вещь, созданная совершенством. Она не мужчина. Отсюда, познать ее невозможно, ибо вещи, не имеющие между собой ничего общего, не могут быть познаваемые одна через другую. Он в качестве мужа старался по мере возможности, подчиняться ее желаниям, не понимая их.
   Так поступал Учитель, когда, согласуясь с женской природой, а, значит, желаниями жены, хлопал ее по заду ладонью. Люба специально проходила близко от дивана, чтобы ему было удобно это делать, и счастливо повизгивала. Учитель неизменно комментировал: "Творение божье надо уважать".
   Игорь винил себя, что долгое время был в заблуждении, считая, что знал женщин. Виноват, конечно, но не так, чтобы не увлекаться той же Татьяной. Давно пора.
   - Я, пожалуй, пойду, Учитель.
   - Побудь еще.
   Видимо, даже Учителя достали рыдания его жены. Игорь знал, это надолго.
   Сам себя поймал на противоречии, - отказался от времени, но исподволь продолжал им пользоваться.
   - Жена посещала курсы " Как стать счастливой в семейной жизни. Вижу, слышу, чувствую, - повторяла как молитву, - поведал Учитель.
  
   Игорь зачем-то вспомнил, что с того, первого раза, как переступил порог этой комнаты, садился спиной к окну с открытой форточкой и опасался окурка, брошенного небрежной рукой прохожего. Сейчас окно надежно защищено решеткой, и комната нуждалась в проветривании.
   С окнами у него связаны самые неприятные воспоминания. Он тогда опасался подходить к ним близко. До сих пор в его квартире холодильник наполовину закрывает кухонное окно.
   Кухня - узкий пенал, - легко простреливалась из соседнего дома. Вот и поставил холодильник так, чтобы прикрывал его, сидящего за столом.
   Нет, смерти Игорь не боялся, в нее он не верил, но опасался, что здесь, на земле, не успеет завершить задуманного.
   Он нашел длинную палку, прибил к одному концу перекладину, чтобы использовать для штор на расстоянии.
   Одиночество преследовало его: он ясно запомнил, как стоял посреди зала, кажется, на дискотеке, угораздило же. Его омывал со всех сторон поток. Сам он большой и сильный, как утес. Чистое небо и пустынная гладь воды, до самого горизонта, сливалась с синевой над головой.
   Именно тогда явилась Ирина, красавица - однокурсница.
   Тогда еще не Учитель предостерегал его, давая советы в иносказательной форме: "Если тело "А" встречает тело "Б" и увлекает его за собой, то тело "А" при этом потеряет столько движения, сколько "Б" при встрече получит от "А".
   Для Учителя женщина всегда оставалась природным, неразумным существом. И не делал исключений для студенток философского факультета. Игорю бы прислушаться, но он не вникал, сокурсниц старался обходить стороной, знал, что он не зря, что скажет свое слово, только бы не помешали. Правда, быть писателем расхотелось, хотя такое желание было модным на их факультете. Но горы книг вызывали тошноту. Зачем писать еще, если Петрушин читал только одну книгу?
   Это было тогда, когда еще не Учитель, а просто Паша стучал себя по лбу и говорил: "Нет времени. Нет его. Понимаешь? Нет его в природе, оно в нашей голове".
   Было, что скрывать, Игорь тоже попался, влюбился, да так, что чуть не свернул со своего пути. Увлечь женщину за собой не удалось. Роман закончился. Он жалел об этом, потому что любовь ближе всего к вечности и бесконечности. По всей видимости, чувства вообще выпадают из времени и пространства, если вспомнить, как непоследовательны и непредсказуемы женщины.
   Вмешался случай. Игорь еще до университета полежал немного в психушке с диагнозом вялотекущая шизофрения, чтобы не ходить в армию, потом там отдыхал после сессий. Надо было об этом рассказать своей тогда любимой Ирине, но не счел интересной темой. И погорел, когда к нему пришла патронажная сестра Вера Васильевна с плановой весенней проверкой. Женщина она деревенская, любила вкусно покушать и поговорить о жизни. Больные знали, что она влюблена в лечащего врача Ивана Ивановича. Слишком жизнелюбивая, чтобы терпеливо относиться к разочаровавшимся ещё в утробе матери больным, она имела свое мнение, как лечить болезни. Но Иван Иванович верил, что при всех недостатках, она добрая и честная.
   Верунчик, как ее называли больные, обрадовалась, зарумянилась, помолодела, увидев Ирину.
   -Ну, что, страдалец, все такой же худой? В деревню, на парное молоко, да на пироги, импотенцию как рукой снимет. А ты, подружка, тоже сходи, у Ивана Ивановича все светское общество лечится.
   Игорь возмутился, произошел скандал, то есть, кричал он, а Верунчик продолжала улыбаться.
   Ирина бежала. Игорь пожаловался лечащему врачу. Тот вызвал Верунчика.
   - Рассказывайте.
   - Что рассказывать. Вы же знаете. Когда у них всё хорошо, мы им не нужны. Когда плохо, бегут к нам.
   - Вера Васильевна, по порядку. Вот вы вошли в квартиру и что сказали? Поздоровались?
   - Ну, я вошла. Сидят, голубочки, рядышком. На столе шампанское. У неё волосы длинные, разрез на юбке. Нога на ногу, и курит. Хоть бы меня постеснялась так себя вести.
   - Пожалуйста, по-порядку и без комментариев.
   - Пожалуйста. Открыл мне дверь, скривился, конечно. Я, конечно, понимаю, когда у них хорошо, мы не нужны. А как впадут в депрессию, вы с утра до ночи возитесь с ними.
   - Не отвлекайтесь. Отвечайте на мой вопрос. Что вы сказали им?
   - Ну что. Сделала замечание девице, что, мол, человек болен и пить ему категорически запрещено.
   - Чем болен, вы сказали?
   - Она спросила, я сказала, психически.
   - О, уже прогресс для вас. Вы родителям больного сына заявили, что в его голове шарики перепутались, перезанимался, и я их поставлю на место. Успокоили. Вы знали, что не имели право разглашать диагноз?
   - Какой вы, Иван Иванович. Да кто у нас хранит тайны. Медсестра пойдет на аборт, всё отделение знает. Сама же расскажет.
  
   Деликатный Иван Иванович уговаривал Игоря:
   - Полежали бы у нас. Отдохнули. Общество наше нормальному человеку не на пользу. Ненормальному всё равно. Давление условностей ими не улавливается. А для нас утомительно. Условности вроде никто не навязывает, а попробуй не считаться с ними.
   Игорь снова вступил в полосу одиночества. Ирина его покинула, в стране началась неразбериха. Для успокоения, как сейчас стал понимать, писал стихи, на злободневные темы.
   Как преодолеть хаос,
   Вот в чем вопрос.
   И, посылая в космос запрос,
   Я понимаю, что с меня огромный спрос.
   Он запомнил, как обрадовался, что выкрутился с хаосом. Но первая строчка следующего куплета "Спасет нас только дух" так и осталась единственной.
  
   Уже от Любы узнал грустную историю о том, что Паша думал свою дипломную работу защищать как кандидатскую. Но его провалили и выпустили из университета без диплома.
   Сам Учитель объяснял так:
   -Учуяли чужака. Испугались.
   Зато Игорь прославился еще студентом. О нем прошла информация на радио по всему миру. Мол, российский философ Нуйкин создал оригинальную теорию времени и пространства. Смысл исказили. Но после этого Игоря уже не восстановили в университете.
   Кто мог передать информацию на Запад, Игорь до сих пор не знал, но догадывался, что его лечащий врач - психиатр. Он подолгу слушал Игоря и даже приносил ему книги по философии.
  
   Недавно Ренат вспоминал, как на четвертом курсе Паша исчез, кто-то поговаривал, что перешел на заочное отделение, и вдруг исчезла Любаша, друзья их отыскали на этом диване.
   Руки и головы преподавателей продолжали тянуться к тому месту, где сидел раньше Учитель, место его так никто не занял.
  
   Даже когда Учитель дремал, на его лице читалась работа мысли.
   - Молчит, все молчит, как с ним, таким, - ворчала Любаша.
   Может, ворчание ее было оправданием измен?
  
   Вот и она, явилась, зареванная, села на диван, Учитель скатился, чуть ли не на колени ей. Она обняла его, прижала к своей груди и стала качать как младенца. Учитель довольно улыбался. Конфликт исчерпан. Игорь понял, что лишний.
  
  
  
   1У Ирина и другие
  
   1
   Веселый, звонкий смех разбудил его. Кажется, телевизор не включал.
   В кресле в белом свитере сидела Ирина. Юбка такая короткая, что он увидел её только, когда Ирина встала.
   - Ну и замок, без ключа открыли. Украдут тебя, а ты и не проснешься.
   Явился Назаров, раскинул руки в стороны и закатил глаза в потолок.
   - Я Христос, ваш спаситель.
   Тут же Соколов с сумрачным лицом горчичного цвета и покрасневшим кончиком носа, рулон бумаги под мышкой. Стоит у стены, стесняется ближе подойти. Хоть один понял, что незаконно проник в чужое жилище.
   Из кухни позвал женский голос. Игорь обрадовался, жена дома, значит, он не одинок перед непрошеными гостями.
   Набычившийся Бугор багрового цвета сидел посреди кухни, ждал, когда сварятся пельмени, и теснил плечом рядом сидящую Татьяну, улыбался ей щербатым ртом и пугал экспроприацией экспроприаторов. Нина Васильевна стоя у плиты, внимательно следила за ним, наконец, не выдержала:
   - Не увлекайся, Сергей, вдруг спонсор откажется помогать за такие речи.
   Татьяна перебила её:
   - Деньги даст, обещал, даст.
   - Не сомневаюсь, но чем больше, тем полезнее для дела.
   Назаров не слушал Бугрова, говорил о своем:
   - Утром весть пришла: вижу, человек в белом, а вокруг него сияние и голос "Спасай народ".
   - Может, сосед?
   - Ты, Веня, меня за кого принимаешь? Я же видел, дверь закрыта, а впереди меня икона. Через неё дверь просвечивается.
   - Может, галлюцинация? Ирина подтвердит, когда голодовки устраивала, чтобы похудеть, летающие тарелки видела, над нашим домом. И что интересно, я с ней вместе всю эту чертовщину наблюдал. Когда ее нет рядом, и чертовщины тоже нет.
   - Я прошел сквозь икону. Дверь открыл, сосед стоит и просит на опохмелку. Пришлось банкой пива с ним поделиться. Так что не деньгами нужно брать, а товаром.
   Татьяна засмеялась:
   - Просите и деньгами и товаром.
   Бугров поморщился, но промолчал.
   - Если четко видел, значит, факт, был Христос, - вмешалась Ирина.
   Соколов оторвался от разглядывания своих схем:
   - Пить надо меньше, Костя, - повернулся к Игорю, не решившемуся переступить порог собственной кухни. - Тебе ведь нужен приемник без внутренних помех? Хочешь, я стану им? Назар не подойдет, его голову мысли редко посещают, но сексуальные желания каждые три секунды. Он вместо приемника станет передатчиком, и космос взорвет. Мы погибнем, а где-то возникнет новая жизнь. Но у нас другая задача.
   - Профессор, не зарывайся, ты хоть красный, сам понимаешь, хотя, - Назаров почесал затылок, - про посыл согласен, и про космос ты мне льстишь. Гляжу я на вас, ребята, скучные вы какие-то. Зачем мы революцию делали, непонятно. Как раньше было. Я шел утром на работу, а вечером домой, и душа моя пела вместе с репродуктором. У тебя, Игорь, хоть магнитофон есть? Мы как на поминках. В связи с этим предлагаю спеть. Я начинаю, вы подхватываете.
   Назаров поднялся во весь свой рост и запел, сильно фальшивя:
   "Будет людям счастье, счастье на века, у советской власти сила велика".
   - Здорово! Вот что нужно предлагать людям! Счастье! А мы думаем, как Игоря освободить от телесной оболочки. И никто не хочет признаться в том, что это убийство, - Ирина тревожно переводила взгляд с Бугрова на Татьяну.
   - Ирэн права. Зришь в корень. А вот еще "Я люблюю тебя, жиызнь", - не унимался Назаров.
   - Я недалеко от завода жил. Врубят в шесть утра музыку, ни спать, ни заниматься. Я учился тогда на последнем курсе. Люди стали жаловаться, песни прекратились.
   - Ты, Веня хоть чем бываешь довольный? Без песен счастья не может быть. Ведь говорят, душа поет. Радуйся, что мы тут вместе. Вместе мы сила. Хочешь знать, Татьяна, как мы познакомились? Ну, с Соколовым, понятно, легче всего знакомиться в психушке. А с другими интеллигентами как? Я помидоры на рынке продавал, мать послала. Тёща ворчала, денег мало, вот мать и послала меня. Урожай был помидор. Иду обратно, друга встретил. Немного прошли, митинг, друг знакомого увидел, полез обниматься. Этот знакомый на трибуну полез, я сбоку его видел, а как на трибуне оказался, смотрю косой. Косым не доверяю, извини, Бугор, это был ты, я сразу понял, свой в доску и без бумажки говорил. Тут Веня к нам подошел и сказал: "Пора, ребята, пробуждаться от спячки".
   - Проснулся? - холодно спросил Бугров.
   - Как ты сказал, так я и сделал. Так точно, проснулся.
   - Кончай базар, ребята, кажется, забыли, для чего мы здесь собрались, - Кленов встал рядом с Игорем, держа в руке розовую тетрадь. Игорь непроизвольно дернулся, попытался схватить тетрадь, но Кленов успел поднять руку. - Спокойно, это уже общественное достояние. Это уже история. Я твой биограф.
   Татьяна светло смотрела на Игоря. Ирина была за его спиной, дышала в затылок, и он знал, согласна быть с ним. Там, в комнате, когда он проснулся, разве своим темным взором не позвала его к неземному наслаждению? Зрелая женщина мужчине всегда привлекательна. Но сорвать цветок неискушенной молодости тоже хотелось. Татьяна для него была этим цветком.
   - Мы здесь для того, чтобы решить, кого назначить вдовой. Дело архиважное, на самотек пускать нельзя, - четко произнес Бугров.
   - Три женщины изъявили желание разделить с тобой славу, так сказать, конкурс три человека на место. Пока три, - криво улыбаясь, продолжил тему Кленов. Соколов с интересом профессионала наблюдал за происходящим.
   - Отсюда исходя, что молчишь, Игорь? Согласен или нет? Пельмени остынут. Горячий пельмень, согласись, привлекательнее холодного. Я прав, философ?
   Игорь кивнул Назарову.
   - Ты на что намекаешь? Вдову выбираем, а ты о горячем. Темперамент женщины не важен. Надо чтобы она подходила своим обликом будущему обелиску, - злился Кленов.
   - У тебя уже обелиск на примете? На его могиле? Вдруг он нас всех переживет? - Константин ткнул пальцем в живот Игоря.
   В черном она была бы хороша. Черная одежда подчеркнула бы её молодость. Игорь боялся смотреть на Татьяну, чтобы не догадалась, о чем он думал.
   - Не молчи, Кленов, твоя идея, ты и говори, - рассердился Бугров.
   Игорь посмотрел на жену и понял, почему тот рассердился. Нина Васильевна явно хотела стать вдовой и ради этого готова была на все с мужем, здесь и немедленно. Кленов скользнул по ней взглядом и отвернулся. Она не виделась ему вдовой великого человека.
   - Ирина, ты где там? Иди сюда. Проходи же. Игорь, пропусти её.
   Она прижалась к Игорю, пахнуло нежными духами, стройная, красивая, и села рядом с Татьяной. Черный цвет ей бы тоже подошел.
   Игорь вспомнил, как жаловался Кленов на её фригидность. Все на месте, упругое тело, сильные ноги, по утрам бегает, обливания, наклоны, приседания. Может, не надо тренировок, может, от них чувствительность у женщин снижается? В армии как? Пробежал от завтрака до обеда и уже ни о чем таком не думается.
   Нинон удивлялась в те далекие времена: Кленов ходил к соседке - уродке и от беременной жены не скрывал. Соседка гнусавила, не то волчья пасть, не то заячья губа, совсем еще юная. Достоевщина. Однокурсники предостерегали, - не застрелись, Есенин.
   Ирина родила мертвого ребенка и больше не беременела, но об этом не говорила, хотя и жаловалась: соседке - уродке он не забывал и шампанское и шоколад. Уродка преследовала бедную Ирину: бежала к ней, здоровалась, улыбалась жуткой улыбкой, пуская слюни.
   Игорь понимал, Ирине роль вдовы быстро надоест. И Кленов давно надоел. Какая вдова из беспокойной Ирины. В ней столько жизни, никакими таблетками не вытравить.
   - Ты не бойся, она сможет. Вот увидишь, сможет. Станет твоей вдовой и успокоится, - уговаривал Кленов Игоря. - Я тебе обещаю, она будет стараться для твоей славы.
   - Жалко мне тебя, звездный мальчик. Необыкновенный ты. Они тебя убьют ни за что. Ты им ничем не поможешь, а они тебя не пожалеют, - говорила Ирина, держа спину и красиво выставив породистую ногу.
   - Заткнись, а? - поморщился Кленов.
   Игорь перевёл взгляд на Татьяну. На фоне рассерженной Ирины она смотрелась трогательной, наивной дурочкой с блеском в глазах, - видела что-то свое и счастливо улыбалась. Счастье заразительно. Назаров тоже улыбался:
   - Правильно, не обращай на них внимания, - он кивнул в сторону Кленовых. - На то они муж с женой, чтобы скандалить. - Считай, что кастинг.
   - Да, Татьяна, ты ведь добровольно пришла. Раз согласилась, принимай участие, - предложил Кленов.
   - Она от спонсора, шпионит, хочет знать, куда мы деньги тратим, - сказал Назаров.
   - Помолчи, Константин, нам нечего скрывать. Ну, же, Таня, что привело тебя сюда?
   - Он пригласил, - Татьяна кивнула в сторону Назарова. - Шутник, однако, теперь я шпионка. Сам сказал, приходи, прикольно будет, - она посмотрела на Игоря, повернулась к Вениамину. - Нет, вы не подумайте, он на учителя физики похож. Такой же высокий, худой и в очках. Я была влюблена в него.
   - Мы все физики-ботаники.
   - Константин, тут не цирк. Ну, что вы, Таня, продолжайте. Мы вас слушаем, - Вениамин был в привычной роли экзаменатора.
   - Да, вспомнила соседа по дому. Кличка у него была доцент. Оказался, в самом деле, доцентом. Я не поверила. Жена его, толстая и уродливая, - Татьяна скосила глаза на Нину у плиты, - его доцентом звала, поэтому я не верила. Подружка в институт поступила, подтвердила, - да, доцент. Со мной он всегда здоровался. Вежливый такой. Я переехала, там уже не живу.
   - Ясно. Первая любовь незабываемая. Невротическая. Родители бедную девушку не понимали, трудности перехода во взрослую жизнь. Психотерапевт не помешал бы, - Соколов внимательно смотрел на девушку.
   - Себя сначала вылечи, - профессор. Ишь, слюни распустил на красотку, - перебил Бугров.
   - Не хотите, не надо. Зачем звали?
   - О коммуне послушать. Татьяна, ты не хочешь в коммуне жить? - Константин подмигнул ей.
   - Пятизвёздочной?
   Бугров громко расхохотался, во весь щербатый рот.
   - Раньше бордели коммунами назывались, - холодно произнесла Ирина.
   - Уймись, Бугров, - ревниво донеслось от плиты, - ничего смешного. Ты сам коммунами занимался. Или забыл, за что сидел? Красотку увидел и всё забыл?
   Игорь колебался, может, не надо красотку? Влюбится, страдать будет. Несовершенен, что поделать. До Учителя ему далеко. Хотя спонсор тем более далек от совершенства, а Татьяной владеет. Еще бы, такая красавица.
   Бугров обнял за плечи Нину и натянул маску вождя пролетариата. Суров и справедлив. Ну, прорвалось, посмеялся, случается и с вождями.
   Вениамин повысил голос:
  - Итак, перед нами три претендентки. Какая из них будет достойно нести пожизненное звание вдовы великого человека?
  - Вдова не имеет права выйти замуж? - спросила Ирина.
  - Нет, конечно, ей это не нужно. И нам не нужно тоже, - зловеще, с угрозой в голосе проговорил Назаров. - Выбирай, Таня, или вдовой или замужем за спонсором.
  - А как же я? - растерялась Нина Васильевна, но её не услышали.
  - Спонсор женат? - спросил Соколов.
  - Нет, и не был. Мы с ним давно вместе.
  - Обязательно женится на тебе
  - Ты колдун? Откуда тебе известно?
  - Видишь ли, мягко говоря, ты не модель. Значит, любит.
   Таня задумалась.
  - Программу и устав знать обязательно. Поняла, Таня? Учти, проверим, - строго произнес Бугров.
  - Всё-таки, зачем вы, Игорь летите?
  - Вот так Танюшка, молодец! - восхитился Назаров. - Так прямо вопрос еще не ставился. Это тайна, отсюда исходя, Игорёша у нас птицелов.
  - Птиц ловить? Странный способ, - удивилась Татьяна
  - Заткнись, балаболка, - Бугров повернулся к Татьяне и взял её за руку. - Представьте, что всё вокруг пронизано энергией. Мы, сидящие здесь, сгустки энергии. Но этого мало. Мы представля-ем коллектив. Энергия коллектива творит невозможное, если есть в нем проводник. Вот он и есть, - мужская рука осторожно легла на женское бедро, - хотите, исполнит любое желание, как только в космос прорвется, - он кивнул в сторону Игоря.
  - Загадать желание? Игорь его исполнит? Здорово! - Татьяна захлопала в ладоши.
  - Желание понятное: выйти замуж. Но для этого не надо лететь в космос. Женихи ходят по земле.
  - Сокол, ты не в курсе. Настоящие женихи там, в небесах. Отсюда исходя.
  - Ты их, Таня не слушай, они от алиментов рвутся в космос, - пошутил Клёнов.
  - А ты, Веня, что не летишь? - Ирина прищурилась, как прицелилась.
  - Незачем скрываться. Я весь на виду. Открытый, бесхитростный.
  - Игорь, я задала вопрос, - напомнила Татьяна и убрала с бедра руку Бугрова.
  - Понимаешь, Таня, я хочу вырваться из времени, перестроив сознание. Крылья нужны только на момент перестройки. Потом отпадут за ненадобностью.
  - Я тоже хочу вырваться. Но разве такое возможно? - спросила Татьяна, широко открыв глаза.
  - Попытаюсь, - скромно ответил Игорь.
  - Пытаться надо, если платить будут, - раздраженно вмешалась Нина.
  - Вдова получит, - произнес в пустоту Вениамин.
  - Любители дармовщинки собрались. И самый главный любитель за чужой счет прокатиться: Веня. Хитрецы вы, интеллигенты. И ленивые. Привязались к рабочему классу как почка к мочеточнику моей бабушки, - устало произнес Назаров. У гегемона иссякла энергия.
   Бугров дожевал пельмень, открыл крышку кастрюли:
   - Пельмени кончились. Чего мы ждем? Расходимся. Игорь, что задумался? Предлагаю сегодня разойтись. Пусть автор проекта "Вдова героя" доработает вместе с самим героем, - подвел итог встречи Бугров.
   - Все да не все, отсюда исходя, Игорь я тебе пельменей оставил. Водки, извини, не осталось.
   - Да, да, Игорь, поешь, - хором заговорили женщины, - Поешь.
   - Обо мне бы так заботились, - позавидовал Соколов, но женщины не обратили внимания.
   Первой шла Татьяна, следом, наступая ей на пятки, Ирина, мужчины гуськом: Бугров вразвалочку, Кленов старательно повторял его движения, Назаров опустил плечи, Соколов замедлил шаг. Замыкала Нина, оглядываясь на Игоря и неохотно двигаясь к выходу.
  
   2
   Он бесцельно ходил по вдруг опустевшей квартире, временами прижимаясь к холодному оконному стеклу, забыв о возможной пуле в лоб, и не сразу услышал, что кто-то скрёбся в дверь. Явился Соколов. Теперь уже не только кончик носа, но щеки и даже уши у него покраснели. Ощущался запах портвейна.
  - Хочу помочь советом. Хотя советы давать неблагодарное занятие. Итак, что мы имеем? Три женщины претендуют на одно место. Следи за мыслью, - Соколов достал блокнот и стал чертить схему: сверху написал слово "вдова", три стрелки веером вниз, три имени: Нина, Ирина, Татьяна. - Для чего дана нам женщина? Для деторождения, секса и третье..., - Соколов задумался.
   Игорь взял лист, написал сверху слово "вдова", веер стрел и стал объяснять:
  - Что требуется от вдовы? Во-первых, верность памяти мужа. Во-вторых, внешний вид. Учти, красота на втором месте.
  - И, в-третьих, подвешенный язык. Но слегка глуповатые привлекательнее. Знаешь, со слишком умными... Наслушался: не то, не так, не там, не с теми, не, не, не... - Соколов говорил о наболевшем. - Хотя тебе там без разницы. Следовательно, задача облегчается, выбирай, какую хочешь, здесь, на наших земных просторах. С кем хочешь, и не обращай внимания на Кленова. Он явно навязывает свою Ирину. Запомни: выбираешь, какую хочешь.
  - Я все хотел спросить тебя, психи думают?
   - Еще как думают. И собаки думают. Про кошек не знаю. Но предполагаю, что и растения думают. Но не уверен.
   - Мысль можно отключить?
   - Если она есть, то никак не отключить. Поверь моему опыту. Или есть, или нет.
   - А как же медитация?
   Соколов посмотрел гипнотическим взглядом:
   - Пробовал?
   - Пробовал.
   - Получилось?
   - Да, как сказать...
   - Можешь не рассказывать.
  
   Соколов ушел. Но его слова продолжали звучать. Не спалось. Нахлынули воспоминания. Много мистического происходило с ним, когда он встречался с Ириной. Мистику можно было связать с алкоголем, Ирина иногда приносила с собой коньяк, лечилась от гипотонии. Игорь запомнил двух собак колли, но не помнил, чтобы их хотя бы раз выгуливал. Ирина удивлялась, не было никаких собак. Почему колли? На нее чем-то похожи. Когда он с ней расстался, долго мучился вопросами, откуда пришли собаки куда делись. Исчезли вместе с ней?
   Ирина казалась тогда ему нежной, хрупкой женщиной, он любил её. Может, поэтому с ним происходили чудеса? Самым ярким был ниоткуда появившийся бронзовый крест на тумбочке у кровати. Утром проснулся и увидел этот крест, позеленевший от времени.
   Игорь был приучен с детства домашние тапки аккуратно ставить на пол возле постели, где бы ни был и в каком состоянии не ложился, а тем утром они валялись так, будто слетели с ног, когда он возносился. Хотя приснилось, что падал в пропасть.
   Этот крест и успокоил его, когда Ирина ушла и не вернулась. Романы хлопотное занятие, - решил он, и у него появилась жена Нина. Знала свое место и на его чувства не претендовала. Он стал жить как в космосе: холодно и ясно.
   Нина как-то предложила ему уйти в монастырь, чтобы женщины не преследовали его. И о чем он бы там думал? Естественно, о женщинах.
   Глубокой ночью явился Назаров. Игорь открыл, боялся, соседей перебудит. Потащился на кухню за слишком шумным гостем.
   - Ничего, выспишься еще. Ты ведь мне сначала показался сумасшедшим, но нет, Игорек, ты гений, Назаров вытаращил и без того круглые глаза, - ты гений, к тебе слетаются женщины как бабочки на свет. А моя законная жена хвост задрала, и все кобели за ней. Отсюда исходя, где тут ванна? У меня свидание с Мариной, она сегодня дежурит.
   Полилась вода в ванной, Назаров запел: "Я люблю тебя, жизнь"!
   Соседка этажом ниже, стучала по трубе.
   Умытый и побелевший лицом Назаров долго причесывался у зеркала, наконец, спросил:
   - Тебе какая из трех больше нравится? Мне та, с которой еще не спал. Отсюда исходя, что думать, хорошо там, где нас нет. Зря ты боишься просторов и прожитых лет. Я по молодости любил в походы ходить. Какие места посетил! Красота! Пусть годы летят. Пусть женщины боятся стареть. Но знаешь, что я тебе скажу, они чем старше, тем как в последний раз. Назаров исчез.
   Кстати, о свободе воли. Знаешь, как мы их выбираем? По запаху. И они нас тоже. Читал в журнале.
   Игорь лег на диван и сразу уснул. Спал до позднего утра без сновидений.
  
   3
  
   Ирина тревожила его. Разве бывает так: чем старше женщина, тем желаннее?
   Она на него смотрела с интересом, хотела любви, сама призналась. Могла и не говорить, он догадался. Просит забыть прошлое, Кленов её ошибка. Ничего себе ошибка: столько лет прожили вместе.
   На свадьбу его ни Кленов, ни Ирина, не пригласили, но Нина сходила. Зачем такая свадьба, если Кленов напился и проснулся утром в постели Нины? Она хвастливо сообщила об этом всему курсу. Ирина тоже ночь провела не одна, но с кем, мнения разделились. Назывались разные кандидатуры, в том числе Нуйкин.
   Тогда еще не Учитель, а Первушин, сказал Игорю: "Зря не сходил, еды много осталось, остатки пойла разрешили унести с собой".
   Может, на его вновь вспыхнувшее чувство повлияла больничная обстановка? К уколам он так и не привык и от воспоминаний о них мучился желудочными болями.
  Поэтому Ирина в оранжевом халате воспринималась особо. Да-да, из-за страха, потому что он давно покончил со своими чувствами к женщине. Покончил ли?
   Мир, с таким трудом собранный в единое целое, раскалывался.
   Ведь говорил себе, убеждал, думал, что убедил, никакого вмешательства извне, никто и ничто не потревожит его. Казалось, все дыры и щели замазал. Явилась женщина, и все рухнуло.
   И где она, духовная энергия, которая сильнее физического влечения, - риторический вопрос, на который ответ не обязателен.
   Сильное желание прыгнуть с высоты вновь охватило его. Он мучился, но пока усилием воли мог заставить себя отказаться от желания полезть на крышу дома.
   Опасная женщина заглядывала в его глаза и жаловалась:
  - Теперь мы с мужем должны в церковь ходить. Так положено. Он пишет докторскую диссертацию о слиянии науки и религии.
   Игорь помнил, что Кленов писал диссертацию на тему слияния физического и умственного труда. Петрушин смеялся: "Ну, как, Веня, с утра пахал или стихи писал?" Кленов оправдывался: "Я перелопатил статистику заболеваемости. Знаешь, кто реже всех обращаются к врачу?" "Грузчики", - ответил Первушин.
   Кленов не поверил, что Паша сам догадался. Даже Ирина пыталась объяснять, мол, грузчик все болезни лечит водкой, не отходя от рабочего места. Вениамин огрызался, - надо было выходить замуж за грузчика, а не за аспиранта с невротическими реакциями, отражавшимися на сексуальных отношениях с женой. Отсюда соседка - уродка, потому что без претензий.
   Паша Первушин входил в положение, тащил Кленова к себе домой, к водочке, если тому повезет, то и под бочок Любочке, в перерывах между разговорами о качестве и количестве спиртных напитков.
   Кленов жаловался, на кафедре в чайник вместо воды водку наливали, спаивали, сволочи. Первушин пугал, таким способом пытались разобраться, наш или не наш человек. Кленов пугался, вдруг не наш. "Ты идейный"? - спрашивал Первушин. "Не знаю", - паниковал Кленов. "Отвечай, с похмелья очень даже идейный. Умеешь посмеяться над собой, карьера тебе обеспечена. Главное, рассмешить шефа. И, запомни, на кафедре главнее всех секретарша. Если ты с ней не переспишь, защиты тебе не видать".
   Кленов об этом догадывался. Секретарша Светочка заболела гонореей и лечилась. Кое-кто из преподавателей заболел тоже. Болезнь воспринималась как награда: свой в доску, с таким и в разведку не страшно, карьерный рост обеспечен. Заразившиеся собирались вокруг шефа, кажется, он тоже попался, и весело смеялись. Кленов понял, такой шанс упустил. И. действительно, с продвиже-нием по службе было туго.
   Он злился на Ирину. Хоть бы оценила его за верность. Она же не поверила, выразила удивление, не заболел, повезло.
   Неизвестно, зачем это всё передавала Игорю Нинон. Спала с Кленовым, была в курсе его семейных трудностей. Правда, это был роман, параллельный с другим, о котором Игорь только догадывался. Жена тогда помогала мужу устроиться на работу в танковое училище.
   Кленов хорошо относился к Игорю, даже обсуждал с ним свою диссертацию. Запомнилось, как бегал счастливый, похудевший Клёнов в сером костюме и розовой рубашке, как никогда раньше напоминающий Есенина, и радовался, - именно сочетание! Не противоречие, а слияние умственного с физическим трудом.
  
   4
   После той встречи у Игоря на кухне, когда собрались три претендентки на звание его вдовы, Назаров передал, что Ирина хотела его видеть. И пришла. Он как раз писал в розовой тетради. Пришлось сбросить с колен кота, свернувшегося калачиком. Кот засверкал желтыми глазами и зашипел на гостью. Ну, конечно, как она забыла, что звездный мальчик - любитель кошек и собак.
   Глаза Игоря покраснели, не выспался, все писал.
   - Как раз вспомнил, когда я злился, куда ни кинь, всюду грубая телесная оболочка, ты спросила: "А наша любовь, разве она грубая"? И тебе и мне снились странные сны.
   - Я помню, как тебе приснился железный крест, проснулся, крест на тумбочке лежит.
   - Бронзовый.
   - Неважно. Ни ты, ни я его не приносили. Потом он куда-то исчез. Ты этим крестом достал меня. Твои цветные сны преследовали меня. Для тебя они были реальнее действительности. Они и были твоей реальностью. Темно-синие, до черноты, бездны и высоты. Ты, благословенный кем-то невидимым, спускался вниз, будто на лифте. Опускался в толщу океана на дно и ниже. И чем глубже погружался, тем кошмарнее. Что конкретно приводило в ужас, но я так и не поняла. Не то придумал, не то почувствовал, сам не мог разобраться. Кто-то, во сне? запретил передавать информацию. Что за информация? Ты помнишь ее?
   - Она во мне, но до сих пор недоступная. Я надеялся, что пойму со временем, что мои чувства наполнятся содержанием, но сохранились лишь неприятные оттенки грязного, и отвратительно извивающиеся формы, как червяки. Отсветы каких-то, недоступных моему видению событий.
   - Только я тебе не снилась. Да еще медсестра не кстати явилась. Я подумала, может, тебе прописывали таблетки наркотического действия. Ты временами переставал меня воспринимать.
   Он запомнил сон, как некто за кадром предостерегал его: за грехи люди страдают. Игорь робко спросил: "А если из-за любви"? И получил громоподобное: "Ну, и дурак".
   Сновидения обсуждали с Пашей. Тот верно подметил сходство с Платоновскими пещерными тенями.
   Паша порадовал его, объяснил сны как доказательство того, что времени нет. Все события и явления здесь, с нами.
   Игорь тогда не до конца понял Учителя, даже поспорил, ведь во сне он пытался вырваться из пространства, из толщи океана, из засасывающего дна.
   "Верно! - вскричал обычно невозмутимый Учитель. - Верно! Ты спускался вниз и испытывал страхи, а хотел подняться вверх, в вечность. Что для тебя важно? Правильно, местоположение. Но если представишь, что нет ни низа, ни верха, ничего, сделаешь шаг навстречу безвременью. Ибо, как учил великий Спиноза, время дано для обозначения местоположения одного по отношению к другому.
   - Понял. В полном одиночестве можно испытать независимость от времени и пространства. Долой, засасывающий мир человеческих отношений!
   Он тогда очень обрадовался, что не женился на любимой женщине.
  
   - Игорёк, - тихо позвала Ирина, - очнись. Ты спишь с открытыми глазами. Опять видишь тот железный крест?
   - Бронзовый.
   - Неважно. Это сон. Понимаешь? Мы часто с тобой пили дешевое вино. Бутылку вина на двоих. Алкоголь плохого качества мог повлиять на тебя как наркотик.
   - Да? - рассеяно спросил Игорь, - я тогда понял, нужно изменять угол зрения. Как в детстве, когда на мир смотришь вниз головой. Я представил себя бестелесным, сразу многое отпало. Ага, ты же у меня материалистка, - он потянулся к Ирине.
   - Еды не было, только вино. Я даже не знаю, что ты вообще ел. Почему Нинон не с тобой? Мне показалось, что она к твоему телу никого не допустит, тем более женщину. Стража в лице Назарова тоже не вижу.
   - Костик? Он балаболка, детская погремушка. Но убить может. Обещал сопровождать на казнь, но вполне справится с обязанностями палача.
   - Костик меня не пугает. С Ниной встречаться не хочется.
   - Я ушел от неё.
   - Ага, мысленно. Это смешно. Уходила она, ты ждал её. Теперь, когда она почти вернулась, не сегодня - завтра, окончательно поселится здесь, ты её покидаешь. У тебя не получится. Есть только один путь уйти от нее: в космос. Если сможешь.
   - Помнишь? мы вместе были на этом диване. Посмотри, окно выходит на глухую стену соседнего дома. Мы с тобой вдвоем ждали, когда солнце прорвется сквозь тучи над крышей соседнего дома. Я этот диван придвинул к окну, чтобы смотреть на тебя, голую, в тюлевом узоре.
   - Изыски ты обожал. Даже Северяниным увлекался. Но голой себя на этом диване не помню.
   - Я тогда вел записи. Хочешь, почитай о том времени. Оно важно, потому что я делал для себя выбор.
   Он показал на стол, там лежали тетради в выгоревших от солнца обложках.
   - Как Назаров? Вперед к победе и с песнями. Долой мещанское благополучие. Мы с тобой давно расстались, Игорек.
   - Ты ушла к Кленову, - уточнил он.
   - Я тебе не нужна была, вот и расстались, а теперь встретились.
   - Спонсор оплатил парашютный шелк. Скоро будет назначен день. Предварительно я буду в связке с Бугровым. Он станет приемником.
   - Почему он?
   Игорь вместо ответа ткнул пальцем в картонную коробку из-под обуви.
   - Что там?
   - Прибор.
   - Можно посмотреть?
   Она открыла коробку, действительно, прибор со шкалой и стрелкой, напоминал измеритель напряжения и силу тока на уроках физики. К прибору присоединены наушники.
   - Я проверил всех, только Бугров подошел.
   - Нет, не всех. Меня не проверял, - Ирина натянула наушники, стрелка прибора стала лихора-дочно двигаться, пока не остановилась посреди шкалы.
   - Что это значит?
   - Значит, ты не пустая. С чем тебя и поздравляю. Это измеритель внутренних помех. Чем их меньше, тем человек полезнее. Богатый внутренний мир - препятствие для моей миссии. Монах в пустыне не ел, только воду пил, не думал, голоса слушал. Так были записаны священные книги. Пришло время снова слушать космос. Нищим духом царствие небесное.
   - А, может, ты специально прибор так настроил? - рассердилась Ирина. - За дуру меня принимаешь? Это как компьютерная диагностика болезней. Не может мозг полностью отключаться. Зачем это тебе? Зачем оранжевые крылья? Не просто крылья, а винты, не ветер, а завихрения со свистом. Ничего не понимаю. Что, самолетов мало? Или космических кораблей? Почему Бугров подошел, а я нет?
   - Обиделась. Ты права, я, действительно, отключал прибор, когда Бугрова испытывал. Этот человек для меня загадка. Неизвестно, откуда пришел в университет. Ты скажешь, со стройки. Но не верится. Что он подразумевал под стройкой? Всю страну? Или конкретную работу? Он, действитель-но, похож на каменщика. Но в двойном смысле. Ты заметила, он не любитель о себе рассказывать, даже когда его готовы слушать? Не ясно, когда ему пришла идея коммуны, если верить тому, что он никакой литературы не читал. Когда сидел в заключении? Или, наоборот, из-за своих взглядов попал туда? Или не сидел? Люди по-разному говорят, а он молчит. Почему он молчит?
   - Какая разница, до или после? Что изменится от перестановки мест и времени? Какая разница теперь, было или нет в прошлом?
   - Ты точно сказала, как Спиноза. Действительно, нет разницы. Ты правильно сказала. Для Бугрова нет разницы, потому что он вне времени. Заметила, у него бывает странный взгляд. Косой глаз зашкаливает вбок, будто задумывается о чем-то постороннем. Нормальный глаз, на что бы ни смотрел, будто впервые видел. Назаров обратил внимание, что Бугров даже на свою жену Светлану смотрит с удивлением. Будто спрашивает, кто такая.
   - Может, то, что видит, ему не нравится?
   - Нет, удивление в чистом виде. Будто с собственной женой никогда знаком не был.
   - Ну, и что? Как это связано с тем, что он сидел?
   - Никак. Я говорю о выпадении из пространства, значит, из времени тоже.
   - Он все врет, нигде не сидел, прочитал, быть может, одну книгу и сам захотел писать. Но это в прошлом. В настоящем, собрал народ. Для чего, сам не знает. Тут ты подвернулся, совпало с выборами. Его любимая фраза: "Главное ввязаться, а там посмотрим".
   - Я обратил внимание на то, что он любит сидеть за пустым столом. Даже телефон на табурет переставляет. Для него важно, как с чистого листа, жить.
   - Пустая голова. Что ты носишься с дураком? - рассердилась Ирина.
   - Не злись. Не стоит. Земля - тюрьма для человека. Нам достойнее жить в космосе.
   - Зачем Бугрова туда тащить? Я не забыла, что ты гений. И женщины тебе не нужны.
   - Помнишь, как ты спорила на первом курсе? Я человек, а уж потом женщина. Кленов подтверждал, торжественно клялся, да, человек, и звучишь гордо.
   - В семейной жизни все изменилось. Я ведь вспомнила, действительно, мы с тобой лежали на этом диване, вдвоем, голые, после бурного секса, и ты доказывал мне, что женщины тебя не интересуют. Ты идешь другим путем. Ну, ладно, другим так другим. И вдруг женился на самой страшненькой. Так прижало, что не выбирал?
   - Вот именно, не выбирал.
   Нина отказалась заниматься уборками. Приходилось ему. Под диваном неизменно обнаружива-лись использованные презервативы. Он даже не пытался вычислять, с кем была его жена. В первый раз положил презерватив на видное место. Он исчез. Но остальные Игорь сам выбрасывал. Мир в семье дороже всего.
   - Кленов с твоей Ниной долго встречался. И не скрывал этого. Я молчала, ведь он знал, что мы с тобой любили друг друга.
   - Ты знаешь, с кем теперь моя жена?
   - А ты знаешь, кто жена Бугрова? Светку помнишь? Нашу секретаршу. Кленов переживал, что от неё не успел заразиться гонореей.
   - Помню, как не помнить. Тогда многие лечились от гонореи. Помню, как же, Веня переживал, что не удостоился этого.
   - Она жена Бугрова.
   - Не может быть! - удивился Игорь. От сильного чувства закружилась голова, он заметно побледнел.
   - Ты что, был в неё влюблен?
   - Нет, с чего ты взяла? Мне просто жаль ее.
   - Жаль каждую женщину за то, что у нее не ты. Манией величия страдал с первого курса. И Первушин тоже. С душой Спинозы он тебя переплюнул. Бугров женился на ней, потому что она прониклась его идеей коммуны. Еще бы не проникнуться. С ней охотно спали, но жить вместе не приглашали, хотя девица и безбашенная, но не подлая. Кстати, мой Кленов хвастал, что руку приложил к тому, что Бугрова посадили. Что-то написал, не то рецензию, не то просто донос. Донос был, однозначно.
   Запутанная история. То сидел, то не сидел. Продолжать разговор на эту тему с Ириной не хотелось, она жила с предателем.
   Жалел ли он, что пришлось расстаться с любимой женщиной? Вряд ли, он с ней шел своим путем.
   - Как твой друг Первушин? Продолжаете все спорить, сидит ли человек в Платоновской пещере или уже вылез? Мой Кленов тоже идейный. Он считает: если не дать развиваться злу, то и добро не разовьется. Одно улучшается, другое ухудшается. Скачок, и мы на ступень выше.
   Игорь устал, прилег на диван и закрыл глаза.
   Ирина ушла в ванную и вышла оттуда в легком голубом халатике. Видимо, с собой принесла. У Нины халат когда-то был в ярких цветах, теперь вылинял и стал серым. Он вспомнил, что во вселенной голубые звезды самые горячие.
   Крепкий сон унес его до самого вечера.
  
   * * *
  
   Он проснулся, один. Взял розовую тетрадь, но не писалось: путался в понятиях, пытался вырваться, в конце концов, хотя бы обозначить свой путь. Мучительно искал форму. Закручивал спираль, понимая, крутить можно только в одну сторону, влево или вправо. Если менять направления, спирали не станет. Скорее всего колебания, возвратно-поступательные.
   Из тупика не выбрался и чувствовал себя уставшим.
   Ближе к ночи пришла Татьяна, веселая и румяная.
   - Здравствуй, - сказала она и шагнула ему навстречу. Легким движением коснулась плеча, погладила волосы. Он привычно уклонился и расстроился, может, обиделась. Что за привычка у женщин гладить по волосам? И тут сообразил, что она не мираж. Она, в самом деле, в его квартире.
   Она существует. Он понял, что на кончике спирали находится та самая точка.
  Точка, находясь в которой человек еще не умер, но уже не жилец. Завис. (Где он, конец спирали, если поверхность без начала и без конца?)
   - Ты все думаешь. И все о полёте. Мне же выше неба не взлететь. Но я предпочитаю путешествовать, сидя у телевизора. Ты предпочитаешь рисковать. Настоящий мужчина. А с виду не подумаешь.
   - Риск присутствует во всём. Даже сейчас. Разве не так?
   - Не волнуйся, ничего опасного. Я не кусаюсь.
   Татьяна села в кресло, где совсем недавно сидела Ирина.
   Молодая, красивая женщина, в черной юбке и черном свитере. Алый платок на шее. И такого же цвета губы. Цвет смущал его, будто крови напилась.
   Она заговорила, быстро - быстро.
   - Да, да, я пришла, я пришла. Меня привели сюда духи. Добрые духи. Они благословили меня. Выключи свет, - приказала она, вытащила из сумки свечу и зажгла её.
   Что она говорила и делала, ему не нравилось. Красный цвет раздражал.
   - Может, не надо свечу? И без духов обойдемся. А? Может, чаю? - он поднялся. - Извини, ничего кроме чая.
   Она улыбнулась и стала прежней. Но горящую свечу все же не потушила.
   -Пусть сгорит.
   - Пусть, - Игорь снял с полки подсвечник и протянул ей. - Жена иногда балуется свечками. Говорит, чистят.
   - Ну да, чистят, - Татьяна огляделась и поморщилась, - жена у тебя неряха.
   - Она мне не мешает.
   - Правильно, кто она и кто ты...
   - Кто она?
   - Ну, как. Веня мне рассказывал.
   - Он расскажет. Он это может. Духи тоже что-то подсказали? Кстати, зачем он тебя ко мне послал?
   Татьяна уже не улыбалась.
   - Мне уйти?
   Игорь молчал. Он, действительно, хотел, чтобы она ушла.
   - Встреча не состоялась. Брат и сестра по разуму не поняли друг друга.
   Он с сомнением посмотрел на неё.
   - Я в духов, тем более, в человеческий разум, не верю.
   - Кто тебе сказал, что я верю? Про духов я так, ритуал. Знаешь, что такое ритуал? Я говорю, что меня послали духи. Ты же догадываешься, что я сама захотела к тебе прийти.
   - Так бы и сказала.
   - Так и говорю. Я делаю то, что хочу. То, что хочет дух во мне. Чтобы ты не подумал, будто телесный орган этого захотел.
   - Лучше бы орган.
   Она встала, подошла к нему и прижала ладонь к его груди, как припечатала. Желтые искорки в глазах, четкие брови. Вся такая ухоженная.
   - Вот тут, я чувствую. Тут твоё желание летать.
   - Центр управления полетом.
   - Не уклоняйся, не надо. Ты наш. Шаман. Ты путешествуешь нашим, шаманским путем.
   - Я не путешествую, я здесь, с тобой, - говорил Игорь, обнимая её. Пора уже целоваться, - последняя разумная мысль.
   Больше мыслей не было.
  
   У Перед полётом
   1
   Учитель возлежал на диване, сложив руки на груди. Любаша ходила по комнате с тряпкой и улыбалась.
   - Игорёк, слышал новость? Ренат теперь помощник президента, какой-то республики. Какой, Павлик? Ну, в общем, какой-то, я забыла.
   - Проходи, Игорь, у нас тихо и спокойно, что полезно для постижения истины. Суетные мысли делают нас несовершенными, а, значит, изменчивыми, как непостоянные женщины.
   - Ты сам говорил, моя ветреность вдохновляет тебя на глубокие размышления, - обиделась Любаша.
   - Не отказываюсь, вдохновляет, - согласился учитель. - Разве я меняюсь, чтобы брать слова назад и заменять их другими?
   - Нет, конечно, это я старею, морщинами покрываюсь, а ты каким был, ни на грамм не поправился. Но диван пора менять, я давно тебе об этом говорю.
   - Про диван согласен. Контакт усложнился, пора пружины перетягивать.
   - Я пока тряпок накидаю, пружин не почувствуешь. Жду, когда встанешь.
   - Жди. Что мне нравится, Любаша, это то, что для тебя нет безысходных ситуаций. Для тебя всё просто. Маленький, но шажок в сторону разума.
   - Мне больше нравится, как говорит Игорь: женщины совершеннее, потому что разумом не пользуются.
   - Повторяю, женщины вторичны, они через нас существуют. Мы, так сказать, ракеты - носители.
   - Ага, я на твоей шее сижу. Возьму и сяду. Давай разберемся, кто кого кормит, - разозлилась Люба и замолчала. Уже мирным тоном продолжила, - да, ладно, что уж. Живем хорошо, чего еще надо, бывает, ты меня понимаешь лучше, чем я сама.
   - Да, Любаша, ты не всегда можешь высказаться, но этого не требуется, я по твоему лицу читаю. Но не все твои желания исполнимы.
   - А твои?
   - Жена, хочу чаю.
   Она попыталась придать походке лёгкость, но на выходе сгорбилась под тяжестью веса, задребезжала посуда в серванте.
   - Не изменять она не может?
   - С теми, кто не знаком со Спинозой, жена не спит, - пробурчал Учитель, явно недовольный вопросом.
   Помолчали.
   - Скоро полечу. Проверю на практике, вечен ли дух.
   - Сомневаешься? Неужели забыл? Спиноза верил в вечность духа и экспериментов не ставил.
   - Он ведь ученый, должен был проверить.
   - Повторяю, Спинозе, верящему тому, что дух вечен, даже в голову не приходило это проверять. Ты тоже должен верить. Верить тому, что только силой духа прорвешься в космос. Дух тебя поведет туда, где он пребывает в вечности. Но телесная оболочка тоже существует, мы с Любашей созерцаем её.
   - Приятное созерцание. Высок, строен, лоб мыслителя. Тебе бы, Игорёша, быть почаще на свежем воздухе, бледен ты. И поправиться, - Любаша принесла на подносе чай в пластмассовых кружках.
   - Кому поправиться, кому похудеть, краснеть, бледнеть. Телесная оболочка, главным образом, скопище страхов и недоразумений. И мешает наш несовершенный разум. Допускаю, что от мыслей ты отключаться научился. Гениально придумал, что обращение к цвету и форме уводит от мыслей. И это тебе на пользу.
   - Значит, ты веришь, что я уже на пути, уже способен отключаться! - обрадовался Игорь.
   - Советую воспринимать свой эксперимент как конец времени. Всё, что хотел, сказал. Всё сказал и стал действовать. Так должно быть. У тебя же телега впереди лошади. Ты хочешь освободиться от телесной оболочки, чтобы передавать информацию. Как это?
   - Я посредник, передатчиком будет Бугров.
   - Кто такой Бугров? За что ты делаешь его громкоговорителем?
   - Ты его знал. Он ходил в университет с идеей коммуны. Очень удивился и огорчился, когда узнал, что до него уже придумали город Солнца.
   - К нам на факультет много сумасшедших приходило. Но его помню. С перевязанной рукой, в другой руке папка. Так ты на него теперь работаешь? Мужик он суровый, фанатик, вцепится, не выпустит. Придется тебе лететь. Но шансов выдержать полёт нет. И оранжевые крылья не помогут.
   - Всё хотела спросить, какого цвета они в космосе будут? - вмешалась Любаша.
   - Там узнаю.
   - Значит, бежишь? С женой проблемы? Но зачем космос? Игорёша, ведь там страшно. Найди себе необитаемый остров. Мы с Пашей к тебе в гости приедем.
   - Лететь хочу. Если честно, очень хочу. Признаться, устал о времени думать.
   Учитель попросил еще чаю. Игорь знал, чаепитие это надолго. Он почувствовал, что ему невмоготу находиться в замкнутом пространстве.
   Любаша вышла проводить. Взяла его за руку.
   - Всё же необитаемый остров лучше. Подумай, Игорёша. Остров, весь в зелени, вокруг синие волны и голубое небо. Птички поют.
   - Остров мне не видится. Это твоя истина. У меня другие образы. Четкие, ясные, мои.
   - Я переживаю за тебя, Игорёк.
   - Не переживай. Даже уже не существующий здесь, я буду приходить к вам во снах.
   - Успокоил, глупенький. Во сне тебя за руку не возьмёшь, не поцелуешь. И с тобой не поговоришь.
   - Во сне всё можно, всё, что ты захочешь.
   - Только там? - Любаша прижалась к нему. Под тяжестью её тела задрожали ноги, согнулись колени, он чуть не падал.
   Учитель позвал жену и спас Игоря от её жарких объятий. Другого раза уже не будет, но Игорь сожалел не об этом, а о том, что Учитель толком не попрощался с ним. Не проводил глазами в последний путь.
  
   2
   Дома Игорь лёг на диван. Отталкиваясь от земли, привычно взлетел, выше и выше. Под ним вращался земной шар, аккуратный, похожий на мячик из детского мира. Кружилась голова.
   Зазвонил телефон, Игорь обрадовался.
  - Спишь? Я тут в воспоминания ударился. Сидим с Мариной, той, что вахтером работает, я опять вспомнил, как утром шел на работу, звучала музыка. Душа пела. Понимаешь? Нет, ты не понима-ешь, - Игорь услышал женский голос, Назаров почти кричал, - с женой шел на работу, ну и что, да я о ней забыл, не ревнуй. Ты чем занимаешься?
   Игорь понял, вопрос к нему.
  - Да так.
  - Всё думаешь. А мне надо, чтобы душа пела. Бугор тоже темнит. Мне с ним теперь не по пути. Он с моей Катериной переспал, - Назаров понизил голос, - пока Марины нет рядом, слушай, не перебивай. От Бугра я уйду. Брошу его и Катерину. Может, уйду к Марине. Или к вумэн. Её, кстати, Надеждой Константиновной зовут. Если у нас дочь родится, будет вторая Надежда Константиновна. Ну, всё, пока. Марина на подходе.
  
   Татьяна спала на его диване.
   Игорь прилёг рядом, всмотрелся в её прекрасное спящее лицо и почувствовал себя несчастным. Он должен отказаться от неё во имя счастья других. Это несправедливо.
   Но разве жизнь сама по себе справедлива?
   Таня проснулась, потянулась к нему, обняла.
  - Страдаешь? Я понимаю, я всё понимаю. Лучше тюрьма, чем космос. Я бы дождалась тебя.. Что если в монастыре спрятаться? Они тебя там не догадаются искать.
  - Я тоже думал о космосе, холодном и равнодушном, пока не дошло: ни холодного, ни горячего, ни лёгкого, ни тяжелого, - никакого. Есть такие люди, не чувствующие ни жары, ни холода. Их на Руси юродивыми называли. Теперь йогами. Я видел таких. Они бродили среди людей, потом исчезали. Нет, не уезжали. Зачем? Они уходили. Вообще уходили. И я решил, тоже уйду. Думал, как бы это сделать. Однажды залез на крышу своего дома, подошел к самому краю. Был день, небо чистое, ни облачка, не на чем глазу задержаться. Смотрю вверх, вдаль, вниз смотреть крыша мешала, кругом небо, и я перестал ощущать пространство. Всего лишь каких-то пять шагов. Уже шагнул. Спас тополиный пух. Увидел его и в себя пришел, отступил. Когда спускался по лестнице с чердака, встретил соседку. Она дала сердечных капель.
  - Одна живёт?
  - Кто?
  - Соседка.
   Игорь будто не услышал:
  - Человеку требуется точка опоры. Так он устроен. Но и она не спасает: человек отрывается и на нее же падает и разбивается. В космосе не так. Туда только прорваться, и живи себе вечно. О монастыре я думал. Раньше. Теперь нет.
   Таня слушала, и слёзы текли по её побледневшему лицу. Веснушки стали ярче, будто водой омылись.
   Он заплакал тоже. Она крепко обняла его:
  - Звёздный мальчик.
  - Звёздная девочка, - сквозь рыдания отозвался он и проснулся.
   Он понимал, что играл в чужую игру. Допустим, сам хотел летать, но не сейчас. Он пока не готов, есть только теоретическая часть: логическая цепь размышлений на тему времени и простран-ства. Мысль без действия. Нина должна это понимать. Если понимала, значит, сознательно его на смерть благословила. Или всё же поверила? Может, всю жизнь верила ему. Верила-не-верила, как проверить?
   Неужели так глупо он погибнет? Да, сам согласился, да, мечтал летать, но не так, не в угоду Бугрову.
   Это все Нинон. Она обработала Бугра, это было нетрудно, теперь своего мужа посылает на верную смерть из-за денег. Какая пошлость, так глупо погибнуть!
  
   У1 Полёт
   1 1
   Палач явился перед рассветом.
  - Открывай, Игорь, я знаю, что ты дома.
   Он не улыбался, не таращил глаза, он вообще не смотрел в лицо Игоря. Непривычно горбатился. Пиджак раньше туго обтягивал живот, теперь свободно болтался.
  - Допрыгались. Сказанное слово не воробей, отсюда исходя, настало время "Ч". Чтобы не только языками, за что вас Ленин не любил, - сказал он и прошел на кухню. - Значит так, полчаса на сборы, прощания и прочее. Летишь на рассвете. Крылья готовы. Взяли у дельтапланеристов. Бугров торопится - спешит. Тебе не отвертеться. Лететь будешь с колокольни. Есть дома повыше, но метры в нашем деле ничего не решают. Бог, может, и поможет. Сторож тебя на колокольню пропустит, так и сказал: пусть лезет.
  - Что ему обещали?
  - Бугров ходил. Заплатил. Не мы одни колокольней интересуемся. Желающим обозревать город оттуда много.
  - Я просил другую форму крыльев. Чертеж дал.
  - Кто этим будет заниматься? Скоро выборы, рейтинг Бугра по нулям. Ему бы раньше подумать. Да, ладно, у меня своих дел по горло. Было бы тебе известно, Бугор пирамиду из зеленых строит, хочет стать миллионером. Если получится, в депутаты не полезет.
  - Зачем тогда мне лететь?
  - Деньги потратила, так что отрабатывай, как договаривались. Вдову себе выбрал?
   Игорь промолчал.
  - Машина ждёт внизу. Крылья хорошо упакованы, сам проверял. Залезешь на колокольню, дёрнешь за кольцо, они раскроются. А там видно будет, куда полетишь: вверх или вниз.
   Уже на улице в темноте мелькнул силуэт мужчины в камуфляже. Похож на Соколова, но плотнее. Видимо, красный профессор в бронежилете.
  - Всё в порядке, не сопротивляется, - проговорил Назаров в темноту.
  - Он что, с нами? - спросил Игорь.
   Назаров промолчал.
   Вот вам и коммунар, я-хороший, ты-хороший. В случае чего стреляет без предупреждения.
   Не с такими мыслями хотел начинать путь к свободе. Учитель был бы с ним рядом уместнее.
   Похоже, такси, бугор денег не жалел. Ехали недолго. Игорь догадался, с колокольни какого храма будет лететь. Старый, поострен в позапрошлом веке, в центре города, недавно реставрировали.
   Он вышел, движимый энергией Назарова, в ночной холод и стал вдыхать аромат цветущего дерева. Теперь уже никогда не узнает названия этого дерева.
   Назаров с рюкзаком за спиной повел его не к главному входу, а к скромной двери сбоку здания.
   Лестница, уходящая вверх, была слабо освещена лампадами у икон. Долгий, очень долгий путь по восходящим ступеням притупил страхи, хотелось скорого завершения событий.
   Когда оставалось совсем немного ступеней на колокольню, Назаров достал крылья, и, немного повозившись с ремнями, прикрепил их, свернутыми на спине Игоря.
  - Дальше сам. Но учти, я тут до конца. Назад пути нет.
   Игорь нащупал кольцо и шагнул навстречу ветру. Уже рассветало, отчетливо был виден край крыши. Игорь шагнул, и, недолго думая, дернул за кольцо. Хлопок, оранжевые крылья раскрылись, и его рывком потянуло назад, потом вперед и легко сдернуло с крыши. Но это еще не все, его снова потянуло назад. Жаль, кажется, поспешил дернуть за кольцо, не сориентировался, сложная конструк-ция оранжевых крыльев запуталась в веревках колокольни. Резкий звон, еще звон, уже мягче, мелодичнее. Толчок в спину, порыв ветра, Игоря дергало и несло куда-то вбок, потом резко вверх, закружило, оглушил треск, что-то порвалось, и он повис над землей. Какофония утихала, остался один звук, низкий, - бом-бом.
   Кто-то ругался, рыдала женщина и взывала о помощи.
  - Помогите, да, помогите же! Он разобьется, боже мой! Помогите же!
  - Ты откуда взялась? Кто тебя пустил? Шпионила? - ругался Назаров.
   Ругался Назаров, ругался еще кто-то, видимо, сторож, рыдала женщина под колокольный звон. Тело Игоря висело в воздухе и не подчинялось ему. Он хотел на землю, к рыдающем под ним жене. Он хотел домой.
   Крики усиливались. Нина забралась по веткам на дерево, попыталась дотянуться до Игоря, но чуть не упала и схватилась за ткань. Что-то, стесняющее Игоря и удерживающее между небом и землей, порвалось, он упал на газон, больно ударившись правым боком о землю.
   Жена склонилась над ним. За ней возвышался Назаров, держа в руке огромный нож. Добьет, и рука не дрогнет.
   Назаров рывком поднял его на ноги и потащил сквозь кусты.
  - Игорек, как ты? Потерпи немного. Игорёк, не умирай, - Нина плакала.
  - Ничего, сейчас, уже скоро, еще немного. Живой, уже хорошо, - приговаривал Назаров и обрезал веревки.
   Игорь шевельнул рукой, ногой, другой ногой, почувствовал своё тело.
  - Я, кажется, могу встать. Слегка ушибся, голова кружится.
  - Переломов нет? - Назаров посадил его на скамейку. - Сейчас машину вызову.
   Он достал мобильник, заговорил: " Отбой. Не понял? Отбой, говорю. Операция "Полет" отменяется. Игорь свалился с колокольни. Живой. Но не здоровый. Если не хочешь неприятностей, гони машину, народ сбегается, милиция скоро прибудет, с собаками. Искать будут.
   2
   Не то сон, не то, в самом деле, бормотание жены: "Очерчиваю круг, круг, круг, оставляю все свои заботы, заботы, заботы"
   Мысли приходят и уходят. Кое-что остается. Я забочусь о них, приглаживаю, причесываю, храню вечно, пока я жив.
   Они приходят как легкий ветерок над морской гладью, рябь на гладкой поверхности. И только потом волны, - штормовое предупреждение.
   Вот так, не проведя черту, за которой оставляется все лишнее, по словам Учителя, суета сует, Игорь проиграл. Знал, что проиграет, и полез, заманили бесплатным сыром в мышеловку. Но если очерчивать, строить укрепления, придется топтаться на узком пятачке жизненного пространства рядом с женой, которая хороша, когда спит. Они все хороши в спящем состоянии.
   Нет, ему не снилось, жена бормотала наяву: " Я взлетаю, взлетаю, я лечу, подо мной земной шар, и чем я выше, тем он меньше, как и мои заботы".
   Запищал мобильник.
   "Да, я слушаю, говорите. Это ты?" - Нина долго молчала, потом сказала, - вольному воля. Прощай".
   Неужели с Бугровым рассталась?
   - Игорь, проснись. Он уезжает. С вокзала звонил. Можешь не бояться. Знаешь, что он сказал? Все эти полёты, вечность и бесконечность - чушь, никому давно не нужная. Он думал всех опередить, не получилось, теперь едет покорять столицу. Правда, не уточнил, какого государства. Он богатый, очень богатый, если бросает свой новый офис с компьютерами и хорошенькими девицами, пальчики в маникюре. Он меня даже не заметил, когда я пришла к нему. Я же ходила к нему ругаться. Ведь он тебя чуть не угробил. Я так и не поняла, чья идея с колокольни прыгать. Он теперь джинсы носит, оказался кривоногим.
  - Когда спала с ним, не замечала? - спросил Игорь и пожалел. Нина до вечера не разговаривала, возилась на кухне. с ним.
  
   Вечером подошла к его дивану и нервно заговорила:
  - Пусть твоя брюнетка в кудряшках барашком больше не намекает на мою полноту. Сама далеко не худышка. Мне это все надоело. Или ты женатый мужчина или иди на все четыре стороны и не морочь мне голову. Вставай, ужинать будем.
   Игорь понял, начинается полоса семейной жизни с обильной едой и дешевым вином. Насколько долго продлится, зависит не от него, а от потусторонних сил, влияющих на его жену.
   Исполнения супружеского долга захотелось немедленно, в постели, можно без ужина и вина, но помешал Назаров с водкой и пельменями.
  - Значит так, Бугор нас предал, деньги спонсора, выделенные тебе на крылья, прокрутил. Дельтаплан взял на прокат, на твоё имя. Платить отказался. Ты теперь сам прорывайся. Моя Марина вернулась к мужу. Так что там облом. Одно приятно, тетка пустила к себе. Живу на первом этаже. У Катерины на седьмом чуть не выпал, открыл ночью окно, жарко было, и полез через подоконник. Катерина, тогда еще моя жена, спасла. Веня бумагами обложился, пишет. Хрен с ним, пусть пишет. Для вас, интеллигентов, писать, как наркотик принимать. Я это усвоил. Не лезу. Отсюда исходя, я теперь в поиске женщины. В космос, что ли начать прорываться? Тебя не зову, ты теперь семейный.
  - Операция "Полет" отменяется?
  - Отсюда исходя, по объективным причинам. Бугор вышел на экстрасенса. У того давно налажена связь с космосом. Мысленная. Понял, что это значит? Значит, что на крылья не надо тратиться. Мы теперь Бугру не нужны, эта акула нырнула в бизнес. Оранжевый шелк продал клубу дельта-планеристов.
  - Ирина как? - шепотом, одними губами спросил Игорь.
  - Как обычно, истерики. И это называется счастливая семейная жизнь.
   Спираль, закрученная до упора, выстрелила в глухой до самого горизонта, забор.
   Назаров почти один осушил бутылку водки и ушел. Была ночь, общая постель и даже бутылка дешевого вина. Игорь в этом участвовал мало, вино лишь пригубил, в постели подчинялся воле жены, и, несмотря на пассивность, остался доволен.
  
   3
   Прошла неделя интенсивной терапии, как говорил лечащий врач, абсолютно лысый, с удлиненным черепом. "Витаминчики, ничего кроме витаминчиков" - приговаривал он. И никаких полётов в космос, запрещено до лучших времен. Оранжевый, желтый и красный запрещены тоже, чтобы не возбуждать нервы.
   Позвонил Кленов. Попросил проведать Ирину в больнице, нервный срыв в связи с падением Игоря с колокольни. Игорь не выдержал, несмотря на запреты врача, пошел ее навестить.
   Она явилась перед ним в голубом халате. Оранжевого цвета он не выдержал бы.
   - Сядем на диван, ты бледно выглядишь, звёздный мальчик, - участливо произнесла Ирина.
   Игорь послушно сел. Она рядом, и слегка отодвинулась от него.
  - Знаешь, что меня доконало? - спросила она, со страдальческим выражением касаясь нервными пальцами виска. - Не думай, не сам полёт и не твоя Нинон, - она часто-часто задышала и начала краснеть. С трудом, сквозь начинающийся истерический смех, проговорила, - оранжевые крылья нервного отделения. Ха-ха-ха, - смеялась она.
   Она всё не могла успокоиться, повторяя вновь и вновь фразу: "Оранжевые крылья нервного отделения".
   Наконец, немного успокоилась и вытерла выступившие слёзы:
  - А винтообразная форма крыльев? Это ж надо было придумать два винта за спиной. Пропеллер уже был. В детской сказке. Ребёнок ты, так и не вышел из глубокого детства. Вряд ли уже вый-дешь. Кстати, палаты номер шесть здесь тоже нет.
  
   Не зря, нет, не зря он считал красивых женщин чужими, не способными любить никого, кроме себя. Только страшненькая жена Нина бывала временами родной и близкой. Только она могла по-настоящему успокоить его.
   Вот и Клёнов. Кстати.
   Ирина подошла к мужу, прижалась к нему. Он, не посмотрев на Игоря, тяжелым шагом пошел по коридору, придерживая жену за плечи.
   "Ведет как личную собственность", - подумал Игорь.
   Где тот паренёк Есенинского типа: золотистый ореол кудрей, густо синий цвет глаз, лёгкая походка, правое плечо вперёд?
   Нынешний Клёнов будто присел, лень ноги выпрямлять, если все равно придется сгибать. Ссутулился, чуть не в дугу, еще в аспирантуре: научным руководителем была невысокая женщина.
   Сама Ирина назвала мужа холуем.
   Непонятно, зачем нужен этот спектакль в психушке. Зачем позвонил вчера вечером, зачем просил зайти за ней, и еще просил:
  - Не возбуждай её. Пусть говорит, что хочет. Ты молчи. Привязчивая она. Плохо и тебе, и ей, и мне. Ну, да, ладно. Разберёмся. Но ты приходи. Иначе сбежит. Если ты будешь рядом, ей уже некуда бежать.
   Её походка менялась на глазах: легкая, танцующая, как у девочки, и вдруг по-старушечьи шаркающая. Жаль ее. Лучше бы оставалась влюбленной и простодушной.
  
   Ему открыла жена, нервно сказав:
  - Вот, кстати, поговори с ним. Он требует деньги.
   В комнате на диване сидел Назаров в позе он тут главный.
  - Когда рассчитываться будешь? - спросил он.
  - Только через суд. Но учти, никаких бумаг я не подписывал.
  - А свидетели?
  - Найди.
  - Найду. За прибор тоже заплати.
  - Прибор, измеряющий помехи? - Игорь достал картонную коробку из-под обуви, - Бери, не жалко, обычная начинка местного радио. Снял со стены, надоело круглосуточное бормотание. Бери и уходи, пока не передумал.
  
   И она опять явилась ночью как наваждение. Протянула руки и коснулась его сердца.
  - Зачем тебе посмертная слава? Пойми, славы не будет. Ты всего лишь исполнитель роли в пьесе моего мужа. Пьесы он умеет готовить. Не со всеми, правда, выходит. С тобой получается, - она провела рукой по его телу. - Пустой. Спал с Татьяной. Зато чакры раскрылись. Это хорошо.
  - С Татьяной не спал.
  - Кто же высосал из тебя мужские соки? - ехидно спросила она и удалилась.
   Но он уже не страдал. Он не один. С ним преданная Нина. Если что, вдовий крест она достойно пронесёт, потому что ей ничего лучшего не светит в личном плане. Наконец, поняла, что он и есть ее жизнь.
   Татьяны нет, отпала тоже. Подразнила голым телом в сауне и всё. Больше ничего, только снилась.
   Чем плоха его жена? Разве можно забыть, как она носила за ним битком набитый, исписанный бумагами портфель по университету. Тогда он много работал, думал над соотношением материально-го и духовного. Энергии ни на что не оставалось. И она была рядом. Приземистая, большеголовая, широколицая. Портфель состоял из множества отделений, замок заклинивало, то не открывался, то не закрывался. Ручка отрывалась, и она носила его, прижимая к груди, как ребенка.
   Он порылся в столе, достал тетрадь студенческих лет, серую от старости. Открыл наугад и прочитал вслух: "Из небытия приходим, в небытие уходим".
   Мысль не свежая. И, как выяснилось, чуждая ему. Он по-прежнему жаждал бессмертия.
  
   УП После полёта
   1
   На пороге стоял Ренат.
  - Не ждал? - он стремительно вошел в прихожую. - Наслышался о тебе. Что ж, я в тебя верил. И не ошибся. Приглашаешь? - он заглянул в комнату. - Значит, так живут вершители человеческих судеб? - он огляделся. - Скромно. Беспорядок кругом. Развёлся что ли? - сдвинул книги и, достав из солидного портфеля конусообразную бутылку с этикеткой явно импортного происхождения, осторожно поставил на стол. - Две сотни отдал. В евро. Коньяк французский. Но это так, мимохо-дом, я не для этого.
   Он стал доставать из портфеля пачки сотенных долларов и раскладывать вокруг бутылки.
  - Считай, не стесняйся, считай. Все твое, - приговаривал он и строил пирамиду из пачек. - Всего пятьдесят штук. Если мало, ещё привезу. Забирай, всё твоё. Бери.
  - Зачем? Хочешь, чтобы я кого-то замочил? Может, хочешь мою жену купить? - пошутил Игорь.
  - Мне ничего не нужно. Всего хватает. И мочить никого не нужно. Добавить ещё? Говори, не стесняйся. У меня этого много.
  - Нет, нет, что ты. Если даришь, то достаточно. Деньги, конечно, нужны, но хватит.
  - Значит, так, есть человек, хочет стать президентом одной республики, неважно, какой. Меньше знаешь, крепче спишь. Ты ему поможешь. Он богатый. Проси ещё миллион, даст.
  - Нет, миллиона не надо, хватит этих.
  - Спрячь подальше.
   Игорь сгрёб все пачки, постоял, подумал и сунул в шкаф, прикрыв бельем.
  - Сейфа нет? Придется сделать. Знаю мастера. Надёжный. Пальцем нажмешь, и откроется. Только твой палец подойдет.
   Он достал конфеты и колбасу и разложил вокруг бутылки. Нашлись даже одноразовые стаканы.
   Игорь услышал, как открылась дверь, - вдруг не Нина Васильевна? - занервничал он, ключи есть не только у неё. В Назаровском кармане найдется не только пистолет, но и отмычка.
  - Кого я вижу! Ренатик, здравствуй! - Нина переводила взгляд с гостя на бутылку, не могла решиться, на чём конкретном остановиться. В сером платье смотрелась разжиревшей, принюхи-вающейся крыской, готовой бежать, схватив добычу.
  - О, прекрасная дама. Годы вас превратили в спелую гроздь винограда. Глаза переливаются как капли утренней росы. Какая красота и пьянящая зрелость!
  - Да, ты поэтом стал. А ведь когда-то был женоненавистником. Помнишь?
  - Дети растут, я старею, хочется любви.
  - Неужели французский коньяк? Давно не видела.
  - Прекрасной даме шампанское.
  - Нет уж, мне коньяк.
   Выпили, закусили конфетами.
  - Нинон, красавица моя, ты веришь в переселение душ?
  - Конечно, верю, души находятся вне пространства и времени.
  - Слышу голос достойной жены своего мужа. Как Игорь, преодолел время? Хотя для дела это неважно. Время ускоряется. Думал, наши оппоненты покричат и перестанут. Нет, не успокаива-ются. Куда лезут? В президенты? Неблагодарное место. Только осмотришься, приценишься, бац, срок закончился.
  - Может, лучше, как Учитель? Чтобы без бац.
  - Рядом с роскошной женщиной Любашей. О, недостоин! Как я посмел о другой в присутствии вас, красавица!
   Ренат встал на одно колено перед стулом Нины. Она раскраснелась от выпитого вина и удовольствия.
  - Над вами не властно время. Вы всё краше и краше. В чём секрет?
   Он взял её руку и поднёс к губам.
  - Что с нами делает время? Никогда бы не поверила, чтобы ты, Ренат, так изменился! Никогда меня не замечал. Всех женщин презирал и вдруг.
  - Игорь повернулся к ним спиной и раскрыл тетрадь в розовой обложке. Он понял, - интересной беседы не получится. Жаль. В последнее время даже Назаров интереснее водевильного Рената. Что с нами время делает! Нет, пора кончать с его засильем!
   Нина вскрикнула. Игорь обернулся. В вырезе платья его жены торчала пачка долларов. Она откинулась на спинку стула, похоже, потеряла сознание.
   Он побежал искать нашатырный спирт. Когда вернулся, Ренат был уже на пороге, крепко держа Нину за локоть. "Я скоро, только провожу Ренатика до остановки", - обещала жена.
   Какая остановка? Крутого помощника президента ждет у подъезда машина с охраной и личным шофером. Но ревности не было. Жаль бывшего однокурсника, - Нинон теперь его не отпустит, вцепилась бульдожьей хваткой.
   Все нормально, так, как и должно быть. В плоском, однонаправленном мире есть богатые, бедные и паразиты - связующее звено двух противоположностей. Он открыл шкаф, посмотрел на пачки, решил, наверное, фальшивые, но и сложил в полиэтиленовый пакет и сунул в горнолыжные ботинки в кладовке. Когда-то увлекался спортом, давно это было.
   В голове путалось. Вытащил пакет, взвесил на руке, вспомнил завет Спинозы: истина ясна и четка. И, наконец, поверил в реальность денег. Вихрем пронеслись картинки открывшихся возможно-стей. Сильно забилось сердце, зазвенело в ушах, закачался пол под ногами. Он сел на диван, потом лег и закрыл глаза.
  
   Нина вернулась скоро. Даже удивился, что жена вернулась. Но какая-то не такая. Села на стул и замерла. Руку с трудом подняла до подбородка и уронила. Стукнула костяшками пальцев о стол.
  - Рената убили, - сказала она и зарыдала.
  - Когда успели? - глупо спросил Игорь.
  - Мы немного отошли от дома, подъехала машина, оттуда выстрелили. Звука не было, вообще ничего. Ренат упал, машина рванула с места. Я закричала, собрались люди, никаких свидетелей, кроме меня. Но я сбежала, не дождалась милиции.
  - Умный поступок. Помощи от тебя никакой, а Ренат уже там, откуда не возвращаются.
  
   Пока допили французский коньяк, наступила полночь, Нина задремала за столом и сонная, перебралась на диван.
   Игорь снова пересчитал пачки, ровно пятьдесят. Завтра пойдет в обменник, может, не фальши-вые. Что-то ему подсказывало, что не фальшивые.
   Всё, что случилось с ним накануне, не зря. Космос отозвался. Не так, как задумано, но неважно. Главное, что отозвался.
  
   2
   Позвонил Назаров:
  - Ты меня слышишь? - шум, треск, взрывы. - С полигона звоню. Я женщину нашел. Зовут Яна Никифоровна. Алло, ты слышишь? Соображаешь? Бери первые буквы имени и отчества, сложи числа. Что получил? Подсказываю: 33 и 15. Складывай. Мой возраст.
   Голос то приближался, то удалялся. Наконец, пропал. Назаров перезвонил поздно вечером:
  - Был на полигоне. Каком-каком, танки современные. Идут, земля под гусеницами трясется. Я всё о том же. Пусть Бугров куплей-продажей занимается. Мы с Соколовым пойдем другим путём. Хочешь знать, каким? - спросил Назаров и сам ответил, - военными тропами. Неконтролируемые денежные потоки. Соображаешь? Я как встретил Яну, фамилия у нее Яковлева, как сложил два "Я", получил 66, понял, что мелочиться, нужно идти звериными тропами. Отсюда исходя, круг замкнулся.
   Игорь смотрел в окно и думал, что неизменный небесный просвет над соседним домом был все же изменчив: иногда голубой, иногда серый, иногда облака или тучи. Изменчивость постоянства. Именно так, а не наоборот.
   Назаров уходил, окончательно и бесповоротно. В девятиэтажке, где жил раньше, осталась его жена Катерина. Его ни там, ни в другом месте нет. Он в пути, как и положено воину.
   Додумать мешали приятные запахи из кухни. Жена при деле, они снова в браке, круг замкнулся. Назаров же выскочил. Поэтому и говорил голосом победителя. Но завидовать ему не хотелось, ибо тянуло к совершенству, которое неизменно.
   Там суета, здесь космос, его личный мир, отвоёванный у вечности. Был, есть и теперь уже останется.
   Жена звала ужинать.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"