Когда я пишу это письмо, дома уже наступила осень.
Я доподлинно это знаю, хотя нахожусь за несколько тысяч километров. Я давно там не был, но меня выручает память. Поэтому все нижесказанное есть не более чем творчество по памяти. Или, скорее, творчество самой памяти, которая имеет обыкновение довольно прихотливо распределять находящийся у нее на хранении материал: даты, лица и события. Но главное, что место действия останется тем же, а именно месту все это и посвящается. Да уж, дорогая. Пусть лучше я оговорюсь в самом начале. Но, сдается, ты меня простишь...
Засим, говори, память.
Итак, на исходе сезона отпусков я наконец-то решился написать тебе.
В августе всегда наступает день, когда понимаешь, что лето закончилось. Вроде ничем не примечательный день, когда с утра еще жарко, а ввечеру похолодает так, что девушкам придется бежать домой за свитерами или теплыми шалями (после того, как на протяжении двух месяцев ты их видел почти обнаженными, в этих обычных вещах они делаются во сто раз красивее).
И подует ветер. Сильный ветер с того берега моря, который будет проноситься над вечерним городом, оставляя следы в высоких тополях. И тополя буду шуметь по-особенному, как большой океан, перекатывая глянцевые листья-волны. И если сесть таким вечером в тихом месте и закрыть глаза, чтобы слышать только тополя, то очень скоро захочется спать.
Так или иначе, но именно с этого момента начинается осень. И теперь каждый вечер девушки будут набрасывать на плечи свитера или шали. И каждый вечер будут шуметь тополя под натиском нездешнего ветра.
II
Комната с видом на море. Раскрыв окно, человек впускает прохладный ветер, расширяя комнату, превращая ее в одно целое с улицей, заполняя звуками и запахами снаружи.
Слышатся крики лавочников, музыка из палаток с караоке, свист рикш на велосипедах. Иногда - резкий гудок тепловоза, плетущегося вдоль запруженной набережной. Его выхлоп смешивается с дымом шашлычных, запахом сладкой ваты (приторным), пива (горьким), женских духов (будоражащим). Человек жадно вдыхает эту смесь.
Быстро смеркается. В бухту возвращаются прогулочные катера.
Любовники встречаются под часами и у памятников. Они берутся за руки и отправляются кто куда: в бары, ожидая открытия дискотек; к ближайшей палатке, чтобы купить сладкого вина и затем неспешно распить его из пластиковых стаканчиков на берегу. Или просто коротая время до того момента, когда можно будет отправиться к одному из них домой, соблюдя приличия за невнимательной беседой.
Человек проводит глазами любовников и отходит от окна. Он наливает себе полный стакан из высокой бутылки и медленно выпивает его.
III
Летний вечер у моря славен выходом в туфлях на босу ногу.
В туфлях на босу ногу, почти в халате, будто выходишь во внутренний дворик рalazzo посидеть под темнеющим небом морской купальни. Будто весь мир является не более чем продолжением твоей пустой спальни.
В детстве кажется, что море бесконечно. Это воспринимаешь, как нечто само собой разумеющееся до определенного момента. Не помню, возникает ли чувство разочарования, когда узнаешь, что существует другой берег. Скорее просто начинаешь эту информацию переваривать до тех пор, пока не сделаешь одно важное открытие: море - это побег.
В отличие от суши, чья поверхность испещрена многочисленными государственными границами, море простирается от края и до края без всяких запретительных сооружений. Это становится крайне важным в определенном возрасте и, тем более, если живешь на этом берегу. Поэтому возникает иллюзия, что в случае необходимости сумеешь дернуть по волнам.
Однако время идет, и постепенно некое чувство там, внутри, где у хордовых жабры, делается сильным и похожим на жжение. И тогда ты понимаешь, что на самом деле это зов предков. Самых что ни на есть древних. И эти родственные связи куда крепче всех прочих, а потому хочется тебе не по воде, а в воду. Т.е. сделаться мидией и, спрятавшись ото всех в раковине, пускать соленые пузыри тысячу лет. Наверно, с точки зрения эволюции, данное желание может быть расценено как шаг назад. Хотя это смотря что считать высшей точкой развития.
В бокале пузыриться вино. Солнце медленно погружается за красные крыши домов на набережной. Туристы один за другим поднимаются по ступенькам, ведущим к palazzo, и подходят к кариатидам. Залазят на их основания и машут оставшимся внизу - те их фотографируют.
IV
Со временем черты многих городов стираются, и из всего увиденного рождается некий сборный образ. Отныне куда бы ты ни приехал впервые, тебя неотвязно будет преследовать мысль, что ты здесь уже был. И помимо того, что для тебя становятся недоступными простые туристские радости, все поездки превращаются в бесконечное возвращение назад.
В чужом городе всегда неуютно. Неуютно спать, есть, делать покупки в магазинах.
Неуютна чужая речь на улицах, от нее невозможно отмахнуться и приходится слушать и не понимать поневоле. От этого быстро устаешь, и становится еще неуютней.
Еще в чужом городе страшно заболеть и потерять билет. Поэтому в аэропорт приезжаешь задолго до начала регистрации на рейс.
Но неуютней всего делается, когда самолет начинает набирать высоту, и ты понимаешь, что все кончилось. Что теперь ты возвращаешься назад, в свой обычный уют.
Чем дальше, тем больше укрепляешься в мысли, что все самое главное уже где-то видел. Причем задолго до того, как объехал полсвета.
Как и все остальное, данная мысль появляется исподволь, как бы невзначай. Ты не предаешь ей должного внимания, но как-то вдруг делаешься беспокойным. А она крепнет, становится все сильнее и, наконец, превращается в боль, которую уже невозможно игнорировать или хотя бы терпеть. Боль, с которой что-то надо делать.
И тогда ты становишься на четвереньки и начинаешь водить носом, как это делают все звери в поисках той одной травы, что исцелит. Хотя смутно, краешком животного мозга понимаешь, откуда дует ветер, но до поры до времени гонишь эту мысль, это врожденное знание прочь.
Но потом, когда становится совсем невтерпеж, ты понимаешь, что дальнейшее сопротивление бесполезно и сдаешься.
V
Что знает этот человек там, в комнате?
Он редко выходит - обычно в маленький магазин за углом, купить нехитрой еды, вина и курева. Иногда, под вечер, недолго прогуливается вдоль набережной и назад - к себе в комнату на втором этаже старого дома с узкими балконами.
Сидит и неспешно наблюдает за нескончаемым людским потоком внизу.
Основным элементом летнего бытия у моря является запах. Вернее, сам воздух, исполненный всеми возможными флюидами.
Именно про этот воздух, густой и плотный как вата, говорят, что его можно резать ломтями, намазывать на хлеб; что им можно питаться.
Вечером, когда его интенсивность достигает апогея, хочется несколько минут постоять в темноте, глубоко вдыхая и стараясь задержать, накопить аромат у себя внутри, чтобы он перекочевал в сердце, заполнил голову и потек по венам.
Чтобы чувство легкого головокружения и хорошей вседозволенности остались навсегда. А вместе с ними и острейшее, неперебиваемое желание жить.
Летний дождь вечером.
Вечерний город под летним дождем.
Вдруг разом все стихает, будто кто-то поворачивает ручку громкости против часовой стрелки, и остаются лишь шумы, создаваемые самим динамиком. Такое легкое шуршание и потрескивание.
И маленькие ручейки, невидимые глазу, деловито стремящиеся собраться в ручеек пошире или влиться в лужу побольше. Эдакий тайный механизм переустройства впавшего в оцепенение города.
И город преображается, вернее, открывается какая-то его часть, зазеркалье, ранее сокрытое от людских глаз. И теперь вон та абсолютно пустая улица, которая в обычное время заканчивалась поворотом к парку, теперь ведет куда-то еще - деталей не рассмотреть сквозь пелену дождя. А дома вдоль улицы обрастают новыми деталями: подъездами, невесть откуда взявшимися колонами и лепниной.
Так ты становишься причастным тайне, которую не можешь постичь, но обязуешься хранить. И радостно смеешься, стоя под теплым дождем, промокнув до нитки, но счастливый, будто только что признался в любви. И тебе ответили взаимностью.
VI
Тусклый желтый свет от фонарей разлит по всему городу. Южная ночь летом еще и темна, как никакая другая. Огромные бабочки десятками роятся под фонарными жестянками и с глухим стуком ударяются о лампы.
Вдалеке гремит музыка. Там, под огнями, в клубах табачного дыма и пивных паров танцуют те, кто еще ничего не понял и потому счастлив.
Скоро закончится сезон отпусков, и вереницы составов потянутся из города в столицы. Ночной поезд идет вдоль набережной ровно полторы минуты. Это последняя возможность бросить жадный взгляд на все: полутемный променад, влюбленные парочки, бешено свистящих рикш. И еще море...
А потом минута черного парка, встающего стеной слева; 3 минуты стоянки на промежуточном вокзале, 2 минуты станционных построек; ярко освещенный переезд и все...
Собственно говоря, составы покидают город уже сейчас. И кто-то всматривается в мутное купейное окошко в тщетной попытке унести все это с собой.
Человек делает последнюю глубокую затяжку и бросает сигарету вниз. Затем отступает на шаг назад и растворяется в темноте комнаты.
VII
От выпитого шампанского хочется спать. Веселье развеялось, и ноги стали ватными. Я устал. DJ, пусть этот сет будет последним, ОК? Мне пора идти.
Я слишком пьян, чтобы говорить гладко и связно. Поэтому не смотри на меня косо. И
проводить тебя до дома я тоже не смогу. Лучше возьми такси.
Я пойду домой по набережной - там горят фонари всю ночь. Сонные официанты уронили головы на пустые столы под зонтами, и старики собирают пивные бутылки.
Холодно. Как будто не было полуденной жары.
Я так сильно хочу спать, что не смогу даже раздеться. Просто упаду на кровать и сразу же усну.
И мне приснится ветер.
В некоторые города нет возврата. Убыв однажды, ты становишься невъездным, как диссидент и отщепенец. Тебе вновь и вновь отказывают в краткосрочной визе. Даже туристической.
Тогда ты решаешься на крайние меры, но тебя отлавливают на границе при попытке пересечения и просто выдворяют вон.
И все, что остается - это ненадолго возвращаться вместе с августовским ветром. Садиться там, за морем, а потом нестись час-другой над волнами и несколько минут - транзитом - через город, взъерошив кудри высоких тополей, оставляя позади себя столб первых сухих листьев. По крышам домов, по пустым бульварам, царапая темные окна...