(c)Ольга Левашова/Olga Levashova mail to:Ladoga@aport2000.ru
Я - МУЖЧИНА
Татьяна Петровна косилась на окно. Там через узенький просвет в занавеске она увидела, что зажгли свет в соседнем доме. Она не могла ошибиться, подобно опытному мореплавателю, способному и в бурю разглядеть пропадающее куда-то мерцание маяка.
-Паша... пора тебе. Она свет зажгла, вдруг начнёт тебя искать? Иди скорее, скажешь, что ты выходил во двор, к поросёнку.
-К поросятам по ночам не ходят, - он засмеялся и прижал её к себе. - Сейчас я пойду, сейчас..
И припал к её губам.
Раздался стук в окно. Стучали настойчиво, твёрдой рукой. Так приходят вершить правосудие.
- Открывай, Татьяна! Чего затаилась? Я знаю, что мой козёл у тебя.
Он и она замерли.
- Она что - всё знает?!
- Выследила. Я не хотел тебе говорить.
- Ох, лучше бы сказал...
- Не открывай, постучит и уйдёт.
Но Татьяна Петровна уже стояла у двери.
-Кто там? - голос прозвучал сонно и убедительно.
-Открывай, тебе говорю! Отдай моего дурака старого, на кой он тебе? Ещё окочурится на радостях: давно у него эмоциев этих не было.
-Нина Матвеевна, голубушка, не знаю, о ком вы это говорите, но нет у меня никого. Идите лучше домой.
-Не знаешь? Ладно, я пойду, а он чтоб через пять минут был, паразит эдакой. Не нагулялся ещё!
Шаги, прибывшие беззвучно, теперь удалялись шумно и настойчиво.
Татьяна Петровна и Павел Егорович молча стояли друг перед другом. Он - виноватый, она - потерянная. Огонёк ещё подмигивал из печки, громадный белый кот соскочил с лежанки и провёл хвостом по ногам сначала одного, потом другого. Павел Егорович ещё постоял так с минуту и, пригнув голову, вышел за дверь.
Татьяна Петровна, закрыла за ним на засов, вернулась в кровать и стала плакать. Под утро она всё же уснула.
Утром пришло решение: "Сегодня же уезжаю. Всё! Потом приеду, только чтобы продать дом".
Дом достался ей от умершей в прошлом году тётки. Татьяна Петровна приезжала сюда несколько раз зимой и решила провести здесь лето. И всё бы хорошо, но она полюбила Павла Егоровича, соседа.
Честно говоря, уезжать ей не хотелось. Однако она заставила бы себя. Ещё минутку - и заставила бы.
Как подстрекатель, зазвонил телефон. Взяла трубку не сразу - потерпев два сигнала. Потом мягко, кротко:
-Да, слушаю.
-Ну, как спалось?
-Хорошо.
-И я тоже хорошо выспался. Утром, правда, выходил поросёнка кормить, а потом опять уснул.
-Что дома?
-Дома всё хорошо. Нина вот пироги печёт: невестку в гости ожидаем. У неё пироги вкусные, я принесу тебе, попробуешь.
-Не надо. Я пирогов не ем.
-А! Фигуру бережёшь? Ну это ты зря. От пирогов не надо отказываться.
-Ладно, приноси. Будет хоть повод увидеться.
-Но я только на минутку. Сегодня дел много. Ты с чем любишь: с творогом или с капустой?
Татьяна Петровна положила трубку.
"Всё! Собираюсь и иду за билетом. Хватит мне этих поросят с творогом". Оделась, вышла во двор и оторопела. Прямо по дорожке от калитки шла к ней Нина Матвеевна, держа в руках тарелку, наполненную пирогами.
-Вот, мой послал. Иди, говорит, отнеси соседке, ей приятно будет. Ну, насчёт приятности это он преувеличил.
-Спасибо, Нина Матвеевна, мне действительно очень приятно.
-Эко, как врать-то умеешь! А ночью-то кто стучал к тебе в окно? Я!
-Я не знаю, о чём вы говорите.
-Вот что, ты на меня зла не держи. А деда моего брось. Ему годков-то сколько, знаешь? Ты баба молодая, и найди себе кого помоложе, да неженатого. Вон, у Гурьянихи сын, пятьдесят лет, мужик хороший, выпивает, правда, но не так, чтобы очень. Овдовел недавно. Хочешь, я узнаю для тебя, что и как?
Татьяна Петровна молчала. Нина Матвеевна, выждав минутку продолжила:
-А что - у вас в городе нет мужиков? Ты вроде дама видная. Одеваешься хорошо. Ты поищи, найдёшь. А то - смех, кому рассказать: он же тебя лет на тридцать, поди, старше. У него, не знаю, правда, осталось чего на том самом месте аль нет? Может чего и висит, врать не стану. В молодые годы, бывало, как напружится, так чуть портки не лопаются. А сейчас не знаю.
С этими словами Нина Матвеевна поставила на скамейку пироги и, шаркая галошами, надетыми на босую ногу, побрела домой. По пути она заглянула в сарай, подняла и прислонила к дверям какую-то корягу и обратилась к курам, призывая их к дисциплине и порядку.
Татьяна Петровна занесла пироги в дом. Оставив их на столе, сама присела на скамейку. Она стала рассматривать клеточки на клеёнке. В одних клеточках был нарисован маленький цветочек, а в других - большой. Маленький был жёлтенький, а большой - красненький. А ещё, оказывается, бабочки по клеёнке летали кое-где, всё как на полянке лесной. Как же это она раньше не замечала? И пенёчек вылез из клеточки: видно, деревце кто-то срубил. "Сяду-ка я на пенёк, съем пирожок", - думает Татьяна Петровна. Потянула она руку к пирожку, взяла да разломила его. Капусту внутри увидела. А медведь откуда-то как зарычит: "Не садись на пенёк, не ешь пирожок - неси бабушке, неси дедушке"! Татьяна Петровна бросила пирожок и бежать. Бежит по клеточкам, цветочки с бабочками топчет, а медведь за ней гонится, рычит. Догнал, в клеточку повалил и грозно так допрашивает: "Почему пирожок бросила, есть не стала? А бабушка с дедушкой-то старались, думали угодить тебе, да, видать, неблагодарная ты"!
"Неблагодарная! - бабахнуло в голове Татьяны Петровны. - Она мне клубнику посадить помогла, рассаду для капусты свою дала, молоко приносила, а я её мужа увела!" А кто-то там другой в мозгу оправдывает её: "Не уводила ты никого. Куда ты уводила? Вон он дома сидит, пирожки ест и тебе не звонит."
Не позвонил в этот день Павел Егорович. И не пришёл. Не было его и на другой день. Татьяна Петровна всё поглядывала на соседний дом: что там случилось? А там свет включался и выключался, куры по двору ходили, Нина Матвеевна крыжовник собирала. "Пойти им тарелку отнести из-под пирогов? - раздумывала Татьяна Петровна. - Старуха сообразит, что специально пришла, по её, как она выражается, козлу соскучилась. Нет, - отвечу я, - для меня главное, чтобы ваша тарелка на месте была, а не разгуливала по гостям, а то придёте ночью мне в окно стучать, чтоб я тарелку отпустила, чтоб тарелка шла домой, чтоб через пять минут дома была. Старая уже тарелка, скажете, на кой она тебе нужна, вот-вот разобьётся. Чужую, скажете, мне не надо, но и своей ни пяди не отдам. "
Когда зазвонил телефон, Татьяна Петровна спала. Трубку схватила ещё во сне.
-Слушаю вас.
-А, я тебя разбудил! Пора вставать, Танюша, утро на дворе.
-Ты уже к поросёнку сходил?
-А как же! Это в первую очередь. Сначала к поросёнку. Потом кур покормить, воды наносить...
-А потом уже можно и ко мне... если время останется.
-Правильно, если время останется.
-А вчера, значит, не осталось?
-Вчера я весь день лежал, приболел что-то. Нина всё сама по хозяйству. Лежи, говорит, не подымайся.
-А ты что, очень далеко от телефона лежал?
-Нет, рядом.
-Так что, не дотянуться было, чтобы мне позвонить?
-Да, нет...Она всё по дому суетилась, никуда от меня не отходила.
-А я видела, что она крыжовник собирала.
-Так это значит, когда я уснул. Да и не хотел я звонить, расстраивать тебя. Болезнь-то пустяковая, а ты будешь нервничать из-за этого. И потом: прийти-то я бы совсем не смог. Вот позавчера переработался - спина разболелась, поэтому слёг. Полежал, оклемался и опять как новенький. Нехорошо мне на тебя свою болезнь перекладывать. Я же мужчина.
-Вот когда ты говоришь, что ты мужчина, ты что под этим подразумеваешь?
Павел Егорович засмеялся:
-По телефону не буду говорить. А приду - объясню.
-А когда придёшь?
-Сегодня не смогу.
-Ты что - под домашним арестом?
-Вроде того...
Павел Егорович наспех поцеловал Татьяну Петровну во все места и повесил трубку.
Три дня они уже не виделись. Наступило воскресенье. Яблочный спас. В местной церкви звонили колокола, туда тянулся народ с яблоками и мёдом. Татьяна Петровна вышла на крыльцо, прищурилась на августовское солнышко. "Лето кончается, всё равно уезжать пора. Зимой не приеду, а там и дом продам. На следующее лето в Крым поеду. Как раз на вырученные деньги.", - так думала она и поглядывала на соседний дом. Мимо старуха скрюченная еле двигалась, приостановилась, поздоровалась и, одной только ей известно зачем, Татьяне Петровне сообщает:
-А Нина-то, Матвеевна, тоже в церковь пошла. Только что. Одна. Яблоки понесла.
Сказала так и побрела себе дальше. Татьяна Петровна ушла с крыльца.
Павел Егорович вошёл неожиданно, Татьяна Петровна как раз думала о чём-то другом. Отвлеклась то есть. Он вошёл шумно.
-Ну вот, вот наконец-то и свиделись. Моя-то в церковь ушла, так есть время, - и он принялся целовать Татьяну Петровну, увлекая её к кровати.
-Скажи сначала, что значит мужчина?
Он не сразу понял её, но, вспомнив разговор, засмеялся:
-А вот сейчас увидишь...
Спустя полчаса он объяснял:
-Дом построить - мужчина, сена на зиму накосить - мужчина, тяжёлую работу какую по дому - мужчина. А деньги зарабатывать? Женщину любить - опять же он.
-Любить... это такое слово, что не каждый его понимает, Паша.
-Ну я-то слово, может, и не понимаю, а вот чувствую правильно.
-Ты, Паша, возьми меня в себя. Понимаешь? Вот мне плохо, тоскливо и ты тоже это должен чувствовать.
-А чего тебе тосковать? Всё же хорошо. А на жену мою не обращай внимания.
-Я не об этом. Вот ты заболел и не звонил, а я не знала, почему. Ты мог же два только слова сказать в трубку, и я успокоилась бы.
-Нееет... Ты ещё больше стала бы волноваться, что я болею. Я, Танюша, тебя оберегал.
Через неделю поезд уносил Татьяну Петровну домой, в большой город. А ещё через несколько дней она стояла на балконе своего пятого этажа, и рядом с ней на скамейке примостился её белый пушистый кот. "Прааавильно, - тарахтел он, - прааавильно"...
"Правильно", - повторила вслед за ним Татьяна Петровна, и вдруг заныло где-то в памяти. Вспомнила она, как однажды Павел Егорович по телефону сказал ей:
-Я рад, я так рад, что я тебя люблю, Танюша.