Аннотация: Любви все возрасты покорны; ..... Но в возраст поздний и бесплодный, На повороте наших лет, Печален страсти мёртвый след.... (А. С. Пушкин)
Любовь многогранна и неповторима. Детей, родителей, мужа, жену, любовника и любовницу мы любим по-разному. Кого больше, кого меньше, но никого одинаково. А еще любовь бывает временами счастливой, хотя чаще всего - несчастной. А иногда она бывает... как это сказать?
Вот мы с женой, например, живем друг с другом уже чуть больше пятнадцати лет. За это время мы раз пять, наверное, "окончательно" выясняли наши отношения, сотни раз ссорились, пережили массу других, более мелких неурядиц, попривыкли друг к другу, пообтерлись и стали неотличимыми от остальных "благополучных" семей. Ну все равно, что два сапога в универмаге.
А вот на мужчину и женщину, сидящих напротив нас на скамейке, трудно не обратить внимание: счастливая парочка пенсионного возраста, смотрят друг другу в глаза и воркуют как два голубка.
"Как я им завидую" - думает моя жена - "пятнадцать лет назад мы тоже были такими"
"Фу, какой срам" - думаю я - "посмотрели бы они на себя со стороны"
Он - худой, морщинистый и лысый; она - толстая крашенная блондинка с золотыми коронками вместо зубов. Целуются. Нежно и самозабвенно.
"Не иначе как два любовника, сбежавшие от супругов" - думаем мы с женой почти одновременно. (Такое у нас бывает, после пятнадцати лет супружеской жизни)
"Совсем и нет" - опровергает наши темные мысли мужчина - "мы женаты с Катенькой уже двадцать лет, а знакомы почти сорок. Мой друг Павлик первым познакомился с ней и стал за ней ухаживать. А через некоторое время он познакомил меня с Катиной подружкой Зиной. А потом мы все поженились - я на Зине, а Павлик на Кате. И через год у нас пошли дети: в моей семье почему-то одни мальчики, а в Катиной - одни девочки. Каждый раз когда мы встречались вчетвером, будь то на Новый Год или на чей-нибудь день рождения, мы мечтали вслух о том, как наши дети полюбят друг друга, как поженятся, продолжив традицию своих родителей, и как мы все вместе будем воспитывать наших общих внуков...."
Стойте, стойте, я что-то не совсем понял. С вами рядом кто сидит - Катя?
Да, Катя. Катенька.
А женились вы на ком? На Зине? На Катиной подружке?
Да, на ней...
А Павлик - он что, вашим лучшим другом был?
Да, был. Вы понимаете...
Нет, не понимаю.
"Ну как же так?" - волнуется мужчина - "Однажды осенью, когда шел дождь..."
"Ливень, Костя, это был настоящий ливень" - исправляет его Катя
"Да, да, Катенька права - это был действительно ливень. В один из последних дней осени. Да, это странно; я с вами абсолютно согласен: осенью ливней почти никогда не бывает - так, моросит что-то. А в тот год было очень длинное и теплое бабье лето. А потом пошел дождь, сильнейший дождь, чуть ли не гроза... Такие только летом бывают или весной. И мы с Катенькой случайно встретились тогда на улице. Понимаете? Дождь застал нас врасплох, мы были к нему совсем неподготовленны - оба без зонтиков, без плащей, без капюшенов... мокрые до нитки. Я помог Катеньке перескочить через лужу. А потом мы забежали в подьезд погреться. Понимаете? Ну как же вы не понимаете? Я же вам обьясняю: мы оба были мокрые, нам было очень холодно и неуютно и мы прижались друг к другу... Понимаете? Как, все еще не понимаете?"
Мужчина нервничает, заикаится, и к нему на помощь приходит его жена.
"А когда дождь кончился мы пришли с Костей сюда, в этот парк" - продолжает она, ласково успокаивая его своим взглядом - "Мы шли с ним тогда по лужам и нам было очень-очень весело. А деревья были уже почти совсем без листьев - такие тонкие, грустные и мокрые и в тоже время такие удивительно прекрасные. Я с тех пор больше всего люблю это время года"
"И я" - поддакивает ей муж, взглянув на голые ветки стоящего рядом с нами клена.
А затем почему-то гордо добавляет: "Двадцать лет прошло с тех пор. И все эти двадцать лет мы отмечаем последний день осени на этой вот скамеечке."
И кажется будто старая затертая скамейка, как и пара на ней, безвучно вспоминает ту далекую осень.
"А потом мы пошли домой..." - густо накрашенные губы Кати начинают дергаться, чтобы удержать непослушную слезу.
Костя кладет ей на руку ладонь. Поворачивается к нам:
"Вы знаете, что ответил на ее признания Павлик? Он назвал ее шлюхой. Представляете? "Чтоб ты згинула, стерва!" - так распрощалась с ней ее лучшая подружка Зина. "Ты нам больше не мама" - сказала ей ее старшая дочка. Ну а соседи - те просто не давали ей проходу: обзывали и унижали ее. Пройдет год-другой, они говорили, и ты еще горько пожалеешь о том, что ты натворила. Бедная-бедная Катенька. Мне ее было так жалко. Ну, а мне никто даже слова не сказал. Ни единого. До сих пор. Представляете? Ни Зина, ни Павлик, ни даже дети. Особенно дети. Они нас все еще не простили. Живут отдельно и к внукам не подпускают."
Мужчина тяжело вздохнул. Его жена, Катя, вынув платочек, вытерла слезы.
Неожиданный порыв ветра заставил нас всех четверых сьежиться. Он сорвал с соседнего клена два последних листика и те запорхали, закружились, словно две пестрые бабочки в низких лучах заходящего солнца, а потом успокоились, и легко и осторожно легли на разбитую, всю в ямках, дорожку, смешались с упавшими раннее собратьями. И стало опять тихо. И только яркий багряный цвет новых пришельцев на фоне жухлой, давно опавшей листвы, выдавал их недавнее прибытие.
"Как же так - оставить детей, предать своих лучших друзей, разрушить две семьи, причинив горе ни в чем неповинным людям..." - подумала моя жена - "Я бы так не смогла"
"Я бы тоже не смогла" - соглашается с ней Катя - "Если бы Кости не было рядом"
"И я без Кати не смог бы" - вторит ей муж.
И нежно сжимает пухлую руку жены своей старческой ладонью.