Аннотация: "Жизнь - театр, а люди в нем - актёры! (Уильям Шекспир)
Сижу я надысь у корректора одного из издательских домов Губернии, чаи, вишь ли, гоняю, когда слышу цокот женских каблуков и в кабинет влетает главная редакторша в новых лабутенах на тракторной подошве, и оголяя то одну ногу, то вновь левую, распространяет запахи духов, чёрте-те... каких помад с парами коньяка, подбегая к моему, полностью раскрепощённому телу, и чуть ли не матерным слогом бросает.
- Всё! Alles! All! Все, - заявляет, - теперь издохнем! Аминь! Вот указания сверху... во исполнение Указа и инструкций, возлагающих на нас всю ответственность, дабы ни в коем случае не допустить в стране: паники, страха и хаоса. Потому, товарищ, - молвит, - на помойку весь ваш развлекательный и потешный юмор! Не до смеха, знаете ль, нам, товарищ! Затачивайте гусиное перо, закупайте чернила и за важные дела, дабы сидел, - говорит, - товарищ, весь наш люд по домам, не высовывая и носа из своей конуры, да таращился в оконца на бродящих свободолюбивых по улице собак! В стране такая беда, будто шилом в глаз, а для вас, сударь-де... хохма, да угар. Ребятушки, да вы поймите, что весь наш Мир остановился и человеческой возможности в доминировании над естественной природой просто не существует.
А ситуация нынче, граждане, и право, как у Царя, так и всего расейского нашего народа совсем не радужная, так как ностальгирующие по временам своей молодости, престарелые пеньки при власти и РАН, вдруг, забеспокоились о своём здоровье, объявив о пандемии какого-то коронавируса. Эта зараза планетарного масштаба и, впрямь настолько серьёзна и страшна, что стариков даже в намордниках на улицу не пущают, видите ль, размять позвонки, да проветрить своё исподнее от нафталина. Но так ли, спрашивается, опасен сей вирус для русича, как о нём трезвонят во все колокола, да трубят глашатаи и трибуны в Государственной Думе Расейской нашей Федерации. Да... не исключено.
Что со всеми нами будет: господа граждане, товарищи люди, давно и без астрологов, пророков и кудесников таки известно. Согласно теории Дарвина: юные, здравые и крепкие выживут, а пещерные, болящие и квёлые погибнут, к чёртовой матери. А ведь это граждане, пожалуй, исторический случай, к которому будущие поколения ещё не единожды будут возвращаться и вновь и вновь всё изучать. В наше отсутствие.
Ну это же очевидно, что все мы, покаявшись пред Образами Святых, отойдём в Мир иной - Царство Небесное, как дважды два... к гадалке не ходи. Только одни раньше, а другие позже. А зараза - это как пожар на селе, когда огонь перебирается с крыши на крышу, с дома на дом. Да шли бы они все телепаты после сего умозаключения к чертям собачьим, а пожалуй дальше: полем, лесом, да и, вообще - k ebene materi.
- Увы, мадам, - довожу до сведения редактора, - но я любитель похохмить, но никак не научные статьи писать! Во-первых, - говорю, - сударыня, на самом деле вирус страха - самый опасный червь, который только существует на Свете! В голове! А посему доподлинно всем известно, что именно смех продлевает жизнь! Во-вторых, - продолжаю, - госпожа, мне на ринге флота мозг совсем отшибли, а потому... в отсутствии необходимого вещества, не могу я ноне кумекать и рассуждать на серьёзные темы, как незачем, к примеру, лишнего таки болтать депутату Валуеву и черпать какую-то информацию у Кличко - мэра Великого града, яко Киев. Сами то они ни хрена хорошего не выскажут, да и глупые свои мысли не сдадут в аренду, чтобы другие приняли их к сведению и по ним приняли хотя бы одно верное решение или акт.
- Ведь если просветить башку любого бойца, то вместо мозга вы увидите там лишь студень. Меня, знаете ль, со всем писательским вашим сообществом сближают только анализы и ничего более. Не аппендиксом же мне рассуждать, рассусоливая о такой беде во вселенском или общегосударственном масштабе, как этим именитым в миру мастерам бокса, чрез уши которых мозг мог запросто расплескаться на ринге.
- Это же хорошо, - молвит редакторша, - выпячивая ножку в расписных узорами колготках, так как читабельную вашу публику, пожалуй, заинтересует: где ваш мозг растаял и чем вообще вы соображаете, когда мозолите пальцы о клавиатуру компьютеров, ноутбуков, планшетов и смартфонов. А вам, - заявляет дама, - оказывается есть чем поделиться с нашими вусмерть перепуганными оной пандемией коронавируса гражданами, как, скажем, выживает в одиночестве и без депрессии экипаж подводной лодки, который длительное время находится в море.
- Да конечно расскажу, но вы думаете, - говорю, - мадам, что прогресс - это есмь хорошо! Отнюдь! А, вообще, прогнозирование - дело неблагодарное. Увы... контрасты жизни таковы, что не знаешь: с какой стороны тебя вообще шандарахнет. Поневоле задумаешься, а так ли случайно вышло, что на мир обрушилась эта пандемия коронавируса. Видя лаборатории неизвестного нам назначения, которыми напичканы соседствующие с нами государства, я, к примеру, мыслю конспирологически, что эту заразу для нас выработали пиндосы. А человечество то наше привыкло к спокойствию, что расслабилось, не соображая, что никак не человек является хозяином Планеты. А вот, вы и заполучите.
- Ещё один такой мадам, - молвлю, - переполох или некая подобная встряска со смятением, то и все, поди, перестанут уже чем-то мыслить за похоронной кремлёвской стеной. Миль пардон, - сказываю, - фрау, но я ноне не могу суетного отделить от важного, а потому только и остаётся мне баловать читабельную публику своими скоморошьими и шутовскими байками, за которые всё не дождусь - ваших премий!
- Нет, вы такое слышали! Наших мужичин не только женская фигура привлекает, а нежели включить ещё и сарказм с юмором, то куда, скажи, и хворость с немощью и телесной скорбью подеваются. Да они просто улетучатся. Ещё древнегреческий поэт Гесиод, мадамочка, говорил, что глас народа - глас Божий! Я бы ещё добавил... с Его оком. Да и русскому ли человеку падать духом пред какой-то скверной, когда один Добрыня Никитич взял, да и сокрушил трёхглавого Змея Горыныча, прекрасно осознавая, какой он есмь - увёртливый, собака. Это ещё та война... война, разрешить которую героям других народов совсем не по зубам. Что немчуре смерть, то какая-то инфекция или даже эпидемия для русского человека - развлечение! К этому сценарию мы, по-моему, всегда готовы. Да и как не праздновать, заслышав такое красивое словцо, аки коронавирус! Ну, право дело, что это ещё за коронованный вирус... возведённый до неприличия - на престол.
Нет, этими бациллами пандемии никак не запугать русских. Что вы... Это же не производство самогона на Руси напрочь запретить.
Уж... нежели бы все собрались хором на погост, то не видели в каждой квартире или доме на подоконниках рассаду, которую их хозяева в ближайшее время на грядках собрались высаживать. Меня просто гордость распирает за наш народ, который никогда не поставить на колени. Русич, по-моему, и умирает с улыбкой на лице и кукишем в кармане, надеясь на скорейшее своё воскрешение. Ага... в будущем.
Тех же, кто прошёл флотскую службу на атомоходе, вообще трудно свалить в пропасть и стращать клаустрофобией, ибо мы в гробу оную пандемическую напасть видали. Травму же мозга заполучали лишь те, кто страшился погружения в бездну океана. Как было не видеть у некоторых, чересчур мнительных подводников: потёртостей портков в районе коленных суставов, которые падали ниц, призывая к своему спасению самого Нептуна, чтобы количество погружений в пучину морей и Атлантического океана, соответствовало числу наших всплытий.
Будто, скажи, Тому более делать нечего, чтобы ещё и чужой бухгалтерией заниматься. Чей и у Бога есть своя семья и негоже обязанности супруга возлагать на богиню Фетиду - древнегреческую морскую нимфу, дочь Нерея и Дориды, бо дама всегда должна оставаться дамой.
- Выходит, - сказываю, - барышни, что на Севере многие из нас здоровье своё подорвали, где вирус - не вирус, зараза - не зараза. И стал я вспоминать начало службы в экипаже на атомоходе под командованием... ещё капитана 1 ранга Овчаренко Алексея Свет Михайловича. И замельтешила, замелькала пред глазами служба на Севере, как кадры многосерийного сериала. Да... как не должно никогда в жизни быть.
Почто, спрашивается, чудак по своему желанию пошёл служить на флот. А ведь психическими и неврологическими хворями не страдал, да и контузий не было, ибо сберёг черепной короб от повреждений сковородами и ухватами молодиц, которых имел честь провожать до их, ещё добрачного ложа. И задумался я над сюжетом остросюжетного эссе или, скажем, убийственного рассказа, что творилось при мне в нашем государстве, готовым тем временем в кратчайшие сроки построить Коммунизм на нашей общей планете, именуемой - Землёй.
Ноне то понятно, что творилось на смене веков в стране, когда из-за предательства нашей партийной верхушки, с воинских частей бежали служивые прямиком к "солдатским мамушкам"... норовя год-другой отсидеться под их юбками. А эти защитницы, гори их грудки алым пламенем, не в срок утратившие честь с девством, определённые природой, рады были, чтоб от мужей затеряться в военкоматах, да тёмных судебных кабинетах. Потому-то... кривая разводов в стране тогда и взлетела вверх, обрушив демографическую политику правительства.
Ещё и прокуратуру, помнится, одолевали жалобами, дабы тех сексуальных трясогузок и мы вниманием не обошли. А ведь так и не поняли эти, вишь ли, хлопотливые и похотливые "наседки"... с дурацкими советами, что перед ними балованные своими родственниками мажоры, которые не способны выжить в самых элементарных жизненных ситуациях. Нельзя же, из чёрт-те... какого дерьма, слепить золотого тельца!
Вот потому-то, и складывается ноне к этим призывникам самое негативное у населения отношение. Так и хочется спросить: "Кто же, в случае нападения на страну очередного Мамая, защищать нас будет?"... Ужель опять всех красавиц и лебёдушек земли русской в полон уведут. А у меня, например, всегда болит о них, наших писаных раскрасавицах, душенька. А куда, скажите, мы без наших... любимых.
Да никуда.
- Кто же, - рассусоливаешь, - это так тебя милый воспитывал, коли ты не хочешь найти со своей ровней на чужбине общего языка, коль не можешь постоять за себя и отплатить подонку той же монетой. Как же на вас - наших защитников, надеяться? - спрашиваю я, хватаясь за заряженный пулей пистоль, племя младое, да и не совсем-таки... путёвое. Недаром говорят, что страх ранит глубже, чем преострый меч.
Этих бы призывников, да в наш экипаж - на субмарину в то советское застойное время, которое... иначе, как прекрасным, мной и не воспринимается, хотя и служить было тяжело. Идиотов же везде хватает и у нас к ним должно быть соответствующее отношение, ибо надобно ещё в зародыше скручивать голову чуждому и залётному сперматозоиду, не допуская свидания с любвеобильной яйцеклеткой.
Да-да - в зародыше... Сомкнуть пальцы на горле той недоспевшей яйцеклетки и душить... душить, не разжимая их, семь-восемь минут. Подержали... Всё, радуйтесь - нет очередного идиота, нет злокачественной наросты на телесах всея нашей Великой Расейской империи.
А тогда... с сослуживцем Васильевым запомнился нам первый ужин на камбузе в экипаже, куда мы попали вдвоём: из курсантов. Нас, уже не мальчиков, повергло в шок поведение "старослужащих". Позвали нас отужинать, а за соседним столом "годки" открыто-таки хлестали огненную воду, наливая с чайника, дабы в вечернее время не привлекать-таки бутылями внимание дежурного по экипажу субмарины.
И текло рекой ежедневно вино, доставляемого с посёлка киномехаником, который вместо банок с киноплёнкой фильмов, проносил банки с бутылками вина. Нет бы, да неким образом смягчить "карасью" нашу долю просмотром самого эротического в те годы фильма - "Белое солнце пустыни". Так нет же, они праздник себе на потеху устраивали. Вот где, скажи, свирепствовал коронавирус... так коронавирус.
Эту публику служивых побаивался даже младший офицерский состав. Честь же они отдавали лишь командиру и замполиту, тем самым оказывая лишь им своё расположение. А так как субмарина находилась на осмотре в доке, мы вынуждены были временно проживать на чуждой нам плавказарме, где царила своя атмосфера и правили свои законы. Там, где, казалось бы, только счастливо жить и безмятежно служить, нам приходилось биться насмерть за само своё существование: в прямом и переносном смысле сего правильного слова.
А шокировало нас то, что дежурного мичмана, вошедшего очередной раз на камбуз без стука, стали посылать: "в"... "на"... и даже "к"... следом за чем с их стола летели в него пустые миски, одна из которых, помнится, ударившись о металлическую переборку, бумерангом возвратилась в нашу сторону, чудом не задев мою оболваненную голову: как почетной обязанностью, так и священным долгом службы пред Родиной. Того же дежурного, как волной с палубы смыло и более мы ни мичмана... ни красной повязки на его, ещё не совсем приталенном казённом сюртуке, вечером не видели.
Напившись до безумия, морские волки заподозрили кого-то из "карасей" в хищении бутылки вина. Экспертиза началась с Позы Ромберга, а продолжилась с использованием метода: дыхания в бумажный пакет. Не установив никого из нас в употреблении вина, они, включив дурака, начали делиться опытом ведения боевых искусств, отрабатывая на нас удары. На наши просьбы - прекратить банальное избиение только что оторванных от маменькиных юбок сопатых юнцов, "годки" просто болт на нас забили. Поделились, мать честная, что все мы должны были пыхнуть с плавказармы, как от израильской военщины, этого, известного во всём мире агрессора. Кто куда... в разные стороны.
- Надо же было, - думали мы, - этим пацанам и, по всей видимости, комсомольцам Страны Советов, так оскотиниться на русском флоте.
А бежать то и некуда... Не ждал нас у Баренцева моря и отчий дом с открытыми настежь дверьми, о чём только и донимали наши глупые головы мысли. Так вот... Вопи не вопи, а получается, что никому мы тогда не нужны были вообще. От слова совсем. А пронизывающий северный ветер с Баренцева моря вызывал болезненное слезотечение, что ни спрятаться от него... не скрыться. но нам надо было каким-то образом выживать, дабы доласкать, доцеловать и долюбить милых девчушек, которые клялись, обещая ожидать нас. Это тяжкий жребий!
Наконец... у пирса обнаружили старую полузатонувшую баржу и хотели было на ней обрести какой бы то ни было покой и ночлег. Будто Темнейший нас на то минное поле загнал. Шаг влево или вправо, таки... всё одно - беда! Однако, спускаясь по трапу, мы нашли там таких же бедолаг с других подлодок и надводных кораблей. А кто, братцы, скажите, вас пустит на обогретую площадь кают-компании того судна.
Да никто...
Курьёзный случай... ни дна им ни покрышки, но как говорится: "Кто не успел - тот опоздал!"... Для них это было вторжением каких-то инопланетян. Вектор же наших интересов был смещён в сторону выживания и заранее ликуя, карасьи наши души, нападая, ещё и смели рассуждать: "Если это смерть, то должна быть - мгновенной, если рана, то небольшой!"... Так и выписывали мы кульбиты, желая и рыбку съесть, и костью не подавиться.
С боем "за место под солнцем"... мы-таки сумели одолеть завсегдатаев той баржи, под бодрое улюлюканье выдворив их на нижние палубы танкера. Всё бы хорошо, да в ходе тех "боевых действий"... с малоприятными нам типажами, не желающими мириться со своею участью побеждённых, мне и был нанесён сокрушительный сзади удар в черепную кость. Долго я стоял и качался, будто старался удержаться на движущейся по реке льдине. Однако... тут же рухнул, как подрубленный дуб, а очнувшись, обнаружил изувеченную металлом вывеску... и сломанной перегородку носа. В глазах же моих было чёрт те... что - па-де-де "белых мух" из балета "Щелкунчик". Хорошо, что совсем не отдал концы или, как выражаются на молодёжном сленге: чуть не гикнулся, склеив ласты. Было всё отлично, да финал то очень печальный.
Представляю, как скривилась тогда и естественная моя личность после внезапного нанесения убийственного того удара. Долго, поди, лежал, распластавшись пойманным в Волге сомом, ревя белугой, будто осиновый кол мне вбили в грудину, постепенно впадая в ничтожество. Тихо угасал я на чужбине. А дома нас дожидались девчушки, которые истосковались по поцелуям, ласкам, любви и хотели взять всё то, своё: врождённое, чем наделила матушка-природа: обольстительных и ослепительных, обаятельных и шикарных наших премилых девчоночек.
Ведь ничего не может быть хуже, чем одинокая холодная постель, которая хоть и остужает пыл, охлаждая желания, сумасшедший огонь и похоть со страстью, но тело же горит огнём, принося оным непреодолимым влечениям наших мадемуазелей только страдания, да душевную боль. Потому я и карабкался, стараясь вырваться из преисподней, оказавшись в ней не по своей воле. Как, скажите, после всего не верить в Бога, который тогда меня вытащил за уши из царства тьмы и королевства невежества.
Я думал, а матросы осматривали мою, напрочь убитую голову, словно чертовски осведомлённые ветеринары обследовали башку двурогого скота. Простым большинством голосов было диагностировано, что металлическим прутом была заметно нарушена стабилизация мембран перевозбуждённых нейронов с изменением психомоторного состояния моего мозга, вкупе с рассудком, как неиссякаемым источником мудрости. Умники...
Можете ль, граждане, представить масштаб катастрофы, который вообще мог произойти с моей персоной. Но кто же повинен в том, что на наше поколение не выпало очередной Мировой.
- Чу! - кричу я. - Накликаю ещё беды - придут к власти хунвейбины или всех мастей нацисты со своими собратьями гомосексуалистами.
Хотя моя память упорно отказывается воспроизводить светлое, радостное, и как бы... издеваясь надо мной, назойливо рисует всё самое скверное и мучительное прошлое. Ряд фактов - один другого безотраднее, один другого тяжелее, встают и медленно проходят предо мною, и каждый отзывается тупою болью, как в сердце, так и моей восприимчивой душе.
И как живо представляются они мне, с какой убийственной ясностью подробностей далёкой юности, угнетая меня, заполоняя мои мысли и мои чувства чёрт-те... чем. Всё во мне переполняется тем юношеским восприятием, но горе ли то...
- Слава Создателю! Не издох! А ведь от моей неимоверной температуры тела, могли и расплавиться шпангоуты полузатонувшего судна.
- Большого нет горя, так ты маленькому рад! - говорила добрая, нынче ушедшая от нас... с эгоисткой сестрой, родная маменька.
Но не меланхолическая тоска, которая неразрывна с хорошими минутами преследует меня, а та, от которой бежать хочется - куда глаза глядят, хоть голову разбей о стену. Дайте мне воскреснуть, воспрянув духом: от очередного кошмара, что всё мне снится после той службы.
А нынче что... Да ничего. Даже пятнадцать объединившихся здоровых возрастных мужиков... уже не могут стать молодыми, и даже то, что сейчас у нас считается конвульсивным оргазмом, скоро будет увязываться с астмой, удушением, либо асфиксией. Хрен то редьки не слаще.
- Господи! Дай ми глаза, которые видят только хорошее в людях, сердце, которое прощает худшее, память, которая забывает плохое и душу, не теряющую никогда Веры! - молю и поныне я Всевышнего, Господа нашего Иисуса Христа. И как бы ни развивались нынче события, как бы мы ни плевали на это пандемическое поветрие, но надо-таки беречь не только себя. Страшное это дело, граждане - терять близких! Но когда нас покидают родные, то накрывает ощущение бессмысленности происходящего в нашей дальнейшей жизни. Хотя все мы знаем, что надо жить, но жить уже... ради других!
Аллилуйя...