Аннотация: - Умей пережить ту минуту, когда кажется, что всё уже потеряно!
Нам периодически приходится говорить о фарте, удаче и других подобных экстрим-вещах, происходящих в жизни. Иной раз смотришь, и удивлению нет предела.
- Бог мой! Простой телефон, а гляди-кась, спас нерадивого, ленивого полисмена в бандитской разборке - от шальной пули!
А ноне передали, что в индийской провинции Мандакини взбесившийся слон погнался за одним злыднем... рода человеческого, его обидевшим и, желая того выродка закинуть на МКС, сам ненароком загнал свои бивни в землю. В спешке, конечно - по самое "не хочу"... Это и дало тому прохиндею время, дабы перемахнуть через ограду в пятьдесят вершков высоты и быстренько унести глупое своё тело, с потрохами - с чужого сытного пастбища.
Нет бы, да к нашей придомовой территории закрепить того слона... временно, чтобы: под корень траву сожрал, либо косаря к чёртовой матери отсель, с гавани, согнал. Вот что, скажите, можно у дома пятый день окашивать. Ну, взял бы тот прыщ дедову косу, да и валил бы сорняки от ЖКХ, по-тихому, хоть - до зимних мух, или имитировал косьбу, любуясь окружающим его миром, да аппетитными девицами в обтягивающих платьишках.
Глядишь, и мы запах зелени бы носопыркой с жадностью вдыхали-хватали, и перепонку бы не так травмировало. Но ведь как заведёт, подлая его душа, свой блок с моторчиком, так треск с утра до ночери стоит: в ушах, в мозгу, в печени. И беснуется, скажи, до тех пор, пока его не угостят, как следует.
А подплеснёт, зараза, таки одну и ту же песнь начинает спевать. На улице, скажи, жара, а он всё про мороз. Ага... просто жуть.
Хоть святых, право, выноси.
...Изрядно в минувшей в жизни проходило предо мною и широко раскрытыми глазницами таких ярких явлений и событий, но многого так и не смог я понять.
Познать.
Вообще-то, вам могут и иные лица о любом чуде-юде растрепать. Вот, собственно... ныне, поутру, один из знакомых сказывал, что летал к обедне - к инопланетянам. Вона как... И верь ему - стервецу. А ведь ещё и очевидцев тому нашёл.
Ну, да... из своих собутыльников. А нежели ещё и угостится, так, гляди, и тех существ-инокровок с собой под окно припрёт.
И до утра будет радовать.
А ведь для многих простое любопытство заканчивается совсем печально. Ужель... можно жизнью так не дорожить. Неуж... она так копеечна и неким экстремалкам ею нужно пренебрегать. Вот нынче, к примеру, в Таиланде, расследуют гибель молодой сексапильной туристки из Бельгии - Элизы Даллеманге, чьи обглоданные вараном останки были найдены на острове Тау.
- Упаси, Богородица.
Какого, спрашивается, чёрта, какого лешего... она на том диком острове забыла, когда можно было чудесно отдохнуть и у нас - на зарыбленном водохранилище. В Перекопном. Да хоть бы и со мной, к примеру. Всё одно рядом ведь пролетала. Такой экстрим увидела бы... что на всю жизнь, да и жива осталась. А всего-то и делов - палатку у водицы той чистой раскинуть.
Под ветлой.
Вот что это, граждане - извольте объясниться, коль вы так зрелы, мудры-с, с рюкзаком огромного за плечами жизненного опыта... в отличии, скажем, от нас - недоумков: провидение то Божье или простая банальная случайность; лотерея или всё же ирония судьбы.
Действительно, неумолимый инстинкт нашего познания, когда азартничая, некоторые выигрывают баснословные суммы в лотерею, но намного важнее - быть удачливым в разных жизненных ситуациях в среде таких рисковых парней, каким в жизни был один из моих приятелей - Сейран.
Пока тема полётов атакует моё сознание, то и вспомнился один экстраординарный случай испытания им летательного аппарата. Вспоминая те многочисленные мотокроссы, в заездах которых тот принимал участие, казалось, что выходца из далёкой Армении сам Всевышний за уши с того Света вытаскивал. Постоянно. Так, разве он на том останавливался.
Как же... совсем нет. Как раз - наоборот.
- Вот оно тебе это всё нужно! Мне, к примеру, наплевать на твои гонки, чтоб головёнку на первой попавшейся под колесо кочке свернуть - ни за понюх табаку! Совсем! Атавизм какой-то... Вот если бы петухом, да по курам! Слабо! - говорил я Сейрану, когда тот заходил в кабинет и каждый раз "радовал" меня огромной лопастью очередного винта.
Из древа.
- А вдруг, ты подумай, да защемление при падении, какого-то нерва - в промежности, что мочиться не по часам будешь. И часто. А как, например, испуг сразит, что местоимение: "мы" будешь до морковкина заговенья тянуть-вытягивать.
- Мы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!
А возможно и, по-иному, замычишь.
- Мы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!
Пока по хребтине оглоблей кто-то, из глухонемых, не пройдётся и не тормознёт тебя.
- Вот, скажите, каков интерес.
Я то, братцы, сначала думал, что он конструировал аэросани, чтоб с ним зимой слетать - за зайчишкой, да с ружьишком, да по полям, засеянными озимыми. Ведь я уже раз пытался, таким макаром, поохотиться, упросив одного любителя слетать на аэросанях во поле - за зайчатиной. Однако, неудача нас тогда постигла, ибо мы с рулевым так прокатились с ветерком, что лучше бы я, граждане, сидел у самовара за столом с зазнобушкой - без мяса, прихлёбывая из казахской пиалы чаёк.
Отож... с бубликами, откалывая сахар дедовскими щипчиками.
Ведь тот ездок так увлёкся погоней за тощим зайчишкой, утратившим и вчерашний обед, и последние силы, что мы мимо него пролетели и баню, к чёртовой матери, развалили. До фундамента. Это хорошо, братцы, что его баньку, крайнюю от пруда, снесли. Ну да... Тяпкиных. Ага... вспомнили. Отож. А представьте на миг, нежели бы мы разворотили, скажем, какую другую, таки... захлестали бы нас плетьми или кнутами.
Вусмерть.
А Сейран тогда, братцы, отчебучил, так отчебучил. Наколбасил. Можно, видимо, всё обсуждать, но весь фокус в том, что для любых экспериментов требуется прежде всего воля и характер, чтобы настроить для начала и убедить самого себя, что ты лидер, что во всём ты первый. Каждый индивид для чего-то, да предназначен. Вот так люди и самоутверждаются. И тогда ты во всём - пионер.
Но не суть.
Суть в том, что случайно, по цыганскому радио, узнаю, что ноне, дескать, в районе заброшенного и заросшего нашего аэропорта, состоятся испытания летательного аппарата под управлением Сейрана.
- Вот, - подумал я, - сукин сын! Как с лопастями от винта, так значит ко мне всё нырял, советовался, отвлекая от работы. А как испытание, так без моего присутствия, наставления и благословения.
- Как же! Щас! Не угадал! - пробубнил я и, бросив в сейф дела, рванул, в компании сослуживцев - к аэропорту.
Ага... успели.
В День Акилы, верно, знаменитый тот полёт проходил, ибо погода была переменчивой, несколько ветреной. Красота заброшенных близ элеватора мест просто радовала наш соколиный зоркий глаз. А предстоящий полёт вызвал тогда широкий общественный резонанс. Среди присутствующих уже куковали на юру: и ярко разодетые барышни с зонтами от солнца, и вся армянская диаспора, и друзья-приятели.
И даже врачи с санитарами.
Все, подогретые алкоголем, питали к Сейрану тёплые чувства и испытывали возбуждение предстоящим полётом. Но я первым делом - к примитивному тому винтовому аппарату... с крылами, который вот-вот порхнёт в стратосферу. А посмотрев на оное детище испытателя, я чуть было слезу, братцы, из себя не выдавил.
- Правда.
- Осмотрев его со всех сторон, таки - прослезился! А ведь приятель, - думал я, - достоин большего, нежели сей музейный экспонат: с лошадиным седлом и моторчиком от какого-то поливного агрегата. С крыльями. Если что и впечатлило тогда меня, так это преогромный сзади седла двухлопастной винт, а на панели с единственный прибором манометра давления масла - икона Пресвятой Богородицы.
- Да, - думал я, - дело то совсем, видимо, швах, коль на Небеса все надежды нашего летуна, а не на собранный им чудо-дельтаплан.
Никто бы из нас, любопытных и любознательных, ни за какие коврижки, в сконструированный им летательный аппарат, конечно, не желал даже для куража присесть. Разве что запечатлеть на фоне вертолёта свою мордень в мотошлеме. А уж... о полёте то нечего было и думать.
- Страшно...
При всём уважении к испытателю, оным чудом техники мог управлять: либо придурок, либо чудак-смертник. Это же хуже мотоциклиста. А здесь ещё и высота! Ну, уж... таковы были наши познания и суждения - о воздухоплавании.
Диалог с приятелем, на самом деле, был не такой уж и первый. Хотя, о чём это я. Народ то мы в авиации неграмотный совсем. Тёмный.
Серый.
А Сейран стремился в небо. Конечно... не для того, чтобы пометить территорию аэропорта, элеватора или той взлётной полосы, да опозориться... на людях.
Простыдиться.
- Отрекись, - сказываю, - дружище! Негоже так рисковать... и ради чего, скажи, пожалуйста! У тебя, мол, красотка-жена, Грануш! У тебя, дескать, чудные детки! А ведь этот полёт, де, есть не что иное, как бесовское занятие! Когда коту нечего делать, он лижет гонады, так и ты! Ты же не изучил, верно, даже памятки о встрече с порхающим в воздухе воробьём! -поучал я дрожащим от страха, за него, голосом.
- Есть вещи, - заявляю, - хуже атомной войны! Одно дело - глянуть в монокль на парящего в небе коршуна, помечтать, поразмышлять и, укатить, пардон, с бабами - на озеро! Но ведь можно не только победу праздновать, но и звездануться оттудова, повредив копчик, или ещё хуже, извиняюсь, свои тестикулы! Вдребезги! А для мужика, братец, эта потеря - говорю, - хуже бубонной в городе чумы.
- Тебе ль, мол, о том не знать!
Понятные, вроде как, и вопросы любому гражданину. С мозгом. Но сколь ты на целеустремлённого в небо испытателя собак не натаскивай, да разве уболтаешь. Сейран продолжал воспевать мощь своего лайнера, он восхвалял созданного им винтокрылого зверя. Справедливости ради, замечу, что с такими твердолобыми в своём тайном деле типажами попусту о чём-либо калякать.
Закончите лишь предложением: "То я, да мы, да мамкины штаны!"... И всё.
Дык... его, тем временем, скажи, и собаками было не сдержать. Сорвиголова просто. Такой, вишь ли, ухарь, такой хват целеустремлённый, который, видимо, намеренно повышал градус своего взлёта! Хоть в ЦК КПСС телеграфируй - о направлении телерадиокомпании в Заволжье, дабы запечатлели, описали, рассказали: о геройстве, о подвиге. О самопожертвовании, наконец, простого степного хлопца, коего нарекли именем путешественника с творческими задатками импульсивного лидера, каким он и был на самом деле.
- Это уже, граждане, болезнь.
Ты хоть пред ним из портков выпрыгивай, отговаривая, всё одно он стоять будет на своём и сделает по-иному. Это уже - диагноз. Мне казалось, что вся мечта приятеля - глотнуть в полёте адреналина, а что с ним будет после - трава не расти. Но и летуна можно было понять. Представьте: каков драйв, нерв, волнение. Удовольствие, наконец, когда каждую секунду жизни ты пробуешь - на вкус.
В воздухе.
А что, скажите, лучше быть в плену обмана - прикинуться ветошью и не отсвечивать.
Напряжение начинало на всех сказываться. Нарастало. Кто знает, чем заканчиваются такие взлёты-полёты. Что ни говори, как ни крути, а считаться всё же с экстримом приходилось, ибо страшное это дело, братцы - высота. У меня аж... слеза в рюмку с коньяком, помнится, упала. Чей... совсем не чужой был нам тот смелый человече.
Так и пришлось нам с товарищем благословить приятеля - на полёт.
А куда деваться.
Мало ли кого из нас отговаривали от опрометчивых поступков, но мы того не понимая, упрямо и тупо смотрели на те правильные и серьёзные лица, как глядит, иной раз, баран - на новые ворота. Ведь собаку не заставишь отгрызать себе хвост. А что, право, раньше времени, пятки ногтем чесать или карябать их граблями. Решился, таки... мотошлем на голову, флаг в руки, и лети - с Божьей помощью. И приятель ждал-ожидал своей минуты славы.
Триумфа.
И тут Сейран решился. Сделав реверанс в сторону зевак, он запустил мотор и вмиг завращался винт с лопастями, аки ошалелый. Не помнится мне уже, кто или что заревело сильнее всего, но личности наездника я уже не мог видеть, а страшился за то, что это чужое фиговое предо мной мурло, в виде застывшей маски, вот-вот разорвёт и разнесёт от потока воздуха, радости и счастья.
В клочья.
- Н-н-н-о-о! - крикнул радостно Сейран, схватившись за какой-то рычаг, словно за вожжи для управления кобылой.
Аппарат задрожал, задребезжал, запрыгал и рванул - к Солнцу, махнул - к звёздам, взмыл - к облакам. Да-да, чёрт возьми, ибо все мы только того и хотели; все мы о том мечтали. Но аэроплан взлетел лишь на ту высоту, на которую его конструировали и собирали. Настроили.
Ну, да... до первого провода обесточенной высоковольтной линии.
Как и чем мотопланер мог зацепиться, я не узрел. Однако видел именно тот момент, когда аппарат взмыл, нырнул-вынырнул и, как луч солнца из-за туч, грудой металлолома рухнул на землю. На бок.
На крыло. И это всё - в секунды, в одно мгновение.
Шок! Все просто лишились дара речи. Назревал настоящий хаос и неразбериха. Бардак. Ведь у страха глаза велики. И мы рванули к месту катастрофы самодельного лайнера, мать его ети, будто переобулись в башмаки-скороходы.
Смотрим, а лётчик уже успешно выкарабкался из-под кучи хлама, с лопухом за ухом и, непонятно как появившемся на его башке ирокезом. Сейран смеялся, а мы окаменели, когда пилот рассматривал нас, как бы инопланетяне разглядывали наших девиц - в неглиже.
Прояснилось-таки.
- Аллилуйя! - воскликнули мы. - Жив чертяка! Хвала Небу! Держи губастый, накати коньяка, да поехали отсюда - к чёртовой матери! Дольше готовился, да собирался, чем парил, а вернее, падал! Космонавт, мать честная!
- А Всевышнего, случаем, не видел! Ну, Бога, например! - вопрошала одна из мадам, смеясь.
Конечно, девчонки расстроились, так как пришлось обратно одевать исподнее и застёгивать бюстгальтеры. Чуда не произошло и им не довелось бросать вверх в честь победителя Вселенной ничего из своего - экстравагантного.
А жалко... Но наш мирок вздохнул с облегчением.
Тем и окончилось испытание.
А ведь пилот мог и далее пыхнуть, где находится стометровой высоты элеватор, бетонные стены которого никогда бы не простили ошибок испытателю. Впоследствии же... было установлено, что именно крыло смягчило падение аэроплана, иначе, точно бы разбился наш приятель. Но надо отдать должное лётчику, что никто из любопытствующей публики не видел испачканных у того портков.
От страха.
Да-да... А это было, поди, главным для нас результатом полёта. Другой бы несколько раз обгадился, аки голубь, а наш летун ничего. Ничегошеньки. Не успел выкроить, видимо, на то время. Наверное, всё же получил благословение на полёт и местного схиархимандрита Илии.
Вот только долго не нравилось мне левое его око, которое всё, почему-то, заглядывало в правую ноздрю лётчику. Ничего себе поездочка - одни нервы. Вот так экскурсия - сущие переживания. Отож - сенсация. Чёрт бы побрал всех этих экстремалей.
Такой вот конфуз, братцы, вышел.
Пусть хоть на Страшном Суде у меня будет хорошее оправдание того, что вспомнил, вдруг, об ушедшем уже от нас изобретателе. Испытателе. Жаль, что его больше с нами нет.
Не уберёг его Меркурий! Нет, тому, кому умереть - от банального сердечного приступа, тому точно не разбиться и не утонуть! Закон. Все мы помним и скорбим по нашему испытателю. И в День Акилы всегда поминаем с друзьями Сейрана, который так и не смог покорить заволжских небес.
Но ведь, в отличии от нас, трутней, он всё же попытался.