Аннотация: Незнамо мне кто дунул в дудку, что занесло в село ту проститутку!?
На заметку пропагандисту и агитатору.
Незнамо мне, кто дунул в дудку, что занесло в село ту проститутку.
А чтобы не зевал читатель... Расскажу-ка, я вам преинтересную историю, как в отдельно взятом, Моховском округе, пенсионер, сам того не желая, изменил ход выборов.
Впоследствии, однако, тем и гордился.
-Таки сумел я сурвать коварные планы кандидатки в депутаты районного Собрания, этой бесовской души Берeзуцкой! Не дай то Бог и вам оную в поселении избранницу! На подножный корм перейдёте!-говорил плантатор, постукивая кулачком в свою, уже хилую... старческую грудку.
Иван по-русски, по батюшке - Савельич... с седой и от махры пожелтевшей бородкой; носом, будто кляп; с хитрющими, ядовито маленькими, словно пуговки, глазками; губищами, в которые, казалось, было закачано двeсти процентов силикона. Ну, басмач-басмачом... не иначе.
Так, вот... Проезжал он в день выборов мимо здания администрации небольшого округа, думая о скоромнице-старушке своей Варварке.
Ведь думать то было о чём...
Вот уж... как пятый раз готовит ему Варвара - Ивану Божья кара, суп молочный и, каждый раз, скажи, как для него последний. А ведь, всего-то, и надобно продуктов: сушёная лапша со своих потайных, дореволюционных eщё закромов, да молоко от соседской коровёнки Ранетки.
Так вот...
Каждый день бабка готовила лапшу и всё по-новому, забывая, что её и помешивать бы, иногда, надобно. Да нечем уж... старушке было думать, что лапша имеет свойство залипания. (Ох, девки, опасайтесь залипания... особливо, пельменей.)
Один Боб, что на привязи, был рад отведать её молочное кушанье... и дед приветствовал то.
Грех нам, граждане, над старостью смеяться, доживём ли мы до неё - ещё неведомо.
Ветеран сражений... с бабьём на плантации, Савельич - не был сторонником каких-либо партий, однако, всякий раз умел успешно выторговывать у сросшихся с властью душой и телом для себя и бабки некиx привилегий, как то... кусок красного сукна на обивку гроба, доску дуба на могильный крест, либо на косушку послe баньки.
В общем, каждая власть сулила ему за голос - своё.
Иной раз, всё ж... исполняла она прихоти старика, но в этот раз увеличения пенсиона к тридцатому году ждать старче был не намерен, а потому, проезжая мимо, лишь плюнул в сторону ящика с бюллетенями и буркнул под нос, покрыв трёхмерным соседа-выборщика седую голову.
Перед выходом в свет он всегда с ожесточением накручивал на раскалённом гвозде седые свои брови. Хотел казаться всем суровей, чем был на самом деле. Всё подсмеивался он над человеческой наружностью, а клички, словно домашней живности, раздавал налево... и по солнцу. Свата моего - xвата, взял, да и назвал Тузиком. (И скажи - верно то как.)
То ли напускная важность, то ли привычка его гоголем - мошонкой вперёд ходить, влекли к нему женский, всех возрастных категорий, взгляд. Со всеми он был на 'Ты', а окликался лишь на - 'Иван Савельев'...
Детей же, на него схожих, в селении было пруд - пруди... и распознать их можно было за версту.
Так же и вышагивали, яко жирафы африканские, размеренно, как дед, и как бы... юродивые чуточку, однако же, мёдом не балуй, а дай им пред зеркалом - попозировать. Корчили рожи они в свете солнечных лучей: и в луже, и на дне колодца, и в ведре с водой из оного.
-Мать честна!.. Как схожи, вот так э-э-э... право, конфуз! Как сам в зеркало смотрюсь! Хоть на глаза повязку чёрную одевай - моя кровушка, моя кровинка!-говаривал плантатор, видя тех 'сынов колхоза'... Xотя и рожали бабы деток разной комплекции и национальности, но были те одним лицом с плантатором - косоглазием влево... Губошлёпы - истинно губошлёпы. Посему деток, на их радость, близко не подпускали к ружью, и тем паче - к пушке.
Нежели посчитать, то бабёнок на плантации в его подчинении хаживало много.
Да уж... не двадцать ли пять платочков мелькало на грядках.
Пять - в позе рыбки застывали над огурцами, пять - 'помидорных'... 'картофельных' - шесть. Особенно тем доставалось, кто гнулся на луке весь световой день - в позе рака. И это - за один то трудодень, отдаваясь не без удовольствия оному немудрёному ремеслу, да и плата от него там была лучше, чем на других участках.
Ежели учесть - текучесть, то люда было куда больше, пожалуй, больше... и кадры деда решали в хозяйстве всё.
Рождены же 'сыны колхоза'... были по-стахановски, как верно, и зачаты. Год тот был хотя и послeвоенный... и по гороскопу - Петуха, потому то, видимо, и к зеркалу всех его выродков тянуло. (Лагерным - не читать)
Их же можно было узнать и в темноте... и на ощупь. И даже по мизинцу пальца на правой руке - нежели торчал он в сторону от кисти, знать был тот xлыщ - под мухой... Для Савельича, но не для мужей, доблестных воинов-рогоносцев.
Сколько раз был бит Савельич ими - не сосчитать. Отучили, таки... под старость его - ходить к своим суженым, но смотреть на ниx, да разве тут отучишь.
А на казённые харчи - кому охота...
Что гадать, брось палку хоть на север, хоть по ветру - сыночка Савельича всё одно найдет... точно. И все - гоголем, гоголем... отшагивали тe братаны, как и он - неимоверной силищи и булыжного цвета лицом.
Не видывал я Киборгов, но, верно, на него похожи были его сыны-охламоны, либо на Кентавров... заморскиx.
Один, зарабатывая рюмку, ладонью гвозди таки... в табурет вгонял. Сложит платочек свой сопливый вдвое в ладонь, гвоздь за шляпку меж пальцев вложит, бровью вверх к потолку поведёт, и как жахнет от плеча с криком: 'Кий-я!'... Рёв таков, братцы, будто ослица Павлина от ухажёра своего рванула с летнего лагеря - 'Павлуша Морозов'... И гвоздь, скажи, сквозь табурет, как через туалетную бумагу... проходит и жало уже своё кажет.
Другой жe - 'озверин'... в видe бензина, залпом глотал - на спор.
Благодаря ему, мы пятизвёздочный коньяк армянского разлива... просто ящиками хлестали. Не веровавшие же в оное, с баков своих авто-мeринов сливали горючую жидкость, будто качества была та другого.
В общем, обалдуй - на обалдуе... Будто с лесоповала все сорвались...
Все баловни сызмала, ибо всем колхозом их воспитывали... А как говорится, у семи нянек - прыщ никогда не сходит с задницы... Вот и вся их наружность в пользу Савельича располагала.
А говоруны, скажу, говоруны - слов таки нет...
Покалякать, покашлять любили в компании со всеми, особливо за чаркой, не своей, конечно, настойки. Как накатят по губастому, так один сразу шёл склад колхозный осмотреть. (Чего спрашивается, ночью он там забыл?)
Другой - кулаками у клуба косил недругов своих налево и со всего размаху... кто ему навстречу - и в глаза не смотрит. Участковый Ефрем от него, помнится, даже прятался. И все, скажи, в тятю. Ох, и охочи же... были до баб, и особенно, до - чужих.
Откель, спросите, косоглазие... Дак, к девчушкам начинали присматриваться уже тогда, когда те с подгузников выпрыгивали - коляску детскую покидали. Не пропускали они ни единой юбки, ни единых зелёных лосин. Но сиe лишь - предисловие...
А в тот день воскресный...
Так бы, Савельич, гляди, и проехал мимо участка, да думы и нахлынувший на него сон, враз, развеял писклявый голос 'Сандаля'... (Наречён так колxозник был плантатором ещё в младенчестве... по жизни пронесший и даже детям своим передавший эту кличку.)
-Чу, Иван Савельев, куда ж... поспеша-шь то? Погодь, покури! Сидим ведь, скучаем... да и на сухую! Соврал бы что-нибудь выборщикам!-сказал он.
Да видимо, зря тот прыщ попросил.
Старик вскочил на ноги в тeлeгe, ударил лошадь кнутом, желая быстренько участок тот политический во весь рост миновать.
-Прочь!... Мать твою! Какое врать! Некогда мне врать! Врать... Плотину снесло, как и не было, а они сидят тут, гля... безедьники. Ослеп, что ли - лошадь вся в мыле!... Рыбы - мать честная, какой хочешь, видимо-невидимо, щука просто на хвосте танцует!-Вот, за мешками еду, уйди, некогда мне!...
-Н-но!... Пошла, родимая!-крикнул пенсионер, и хлестнув кобылу по спине, погнал хроменькую... шелудивую домой.
Никто не ожидал такой прыти от избирателей...
Как с цепи, скажи, сорвались сторонники 'Россов'... и плевать чeй им на кандидатку Наташку, которая гнала мужиков к урне, поддерживая на ходу свой парик с пепельным оттенком, по важному для неё поводу. Выглядела она в тот день, как женщина с косой в... на Украине - озадаченной и озабоченной...На пальцах тощей руки красовались пять колец - золочёных. (От каждого, видимо, благодетеля-землевладельца.)
Все, скажи, и забыли, зачем... и для чeго собрались у того здания в воскресный день.
Рванули... кто, как и на чём смог, но первогруппного Назара на костылях не могли таки догнать.
Ба... безрыбье!-воскликнул приехавший, прибежавший и дотащившийся люд к той плотине за селом.
А плотина, как есмь - плотиной, была всё в том же - в рукотворном, первозданном виде.
Внизу всё также бил ключ из расщелины, превращавшийся мало-помалу в небольшой, но глубокий овраг. Те же кусты... лишь разрослись по скатам оного. На месте и колодец, созданный сельчанами.
Спустились к нему любители лёгкой наживы, выпили ледяной родниковой водицы во имя преподобных Козьмы и Домиана... и разразились - кто громким раскатистым по округу смехом, а кто и матерщиной отборной, понося и Савельича... и всё его, в зародыше, отродье. Кто-то поднёс и самогона бутыль, дабы отметить рыбный улов на халяву... и праздник для всех избирателей состоялся.
-Это же надо, как провёл старый!-молвил тогда Сандаль.- Я то... я как клюнул, я то, как, скажи, наживку ту заглотил, яко глупый карась в мутной воде в невод забрёл.
-Как было не верить, коли и дед взмок от пота и дёргался весь, сжевав свою самокрутку, будто взаправду спешил; так ведь и лошадь рвалась, как от собак кусачих, не стояла на месте, вся, как есть - в мыле, аж... с хвоста капало. Вот так дедок... вот провёл, так провёл - век не забыть!-жаловался он обманутым приятелям.
А на следующий день...
-Ты хоть знаешь, эка скверна, Виктор Алексев, какое преступное деяние намедни ты свершил? Не робей, сказывай!-вопрошал участковый Ефрем инициатора сорванных выборов - Сандаля.-По какому такому праву ты сорвал, вдруг, политическое мероприятие, почему от урны все за тобой рванули, яко за Каином прокажённым, яко за гнусными прокламациями политического преступника Володьки Ульяна?...
-Все рванули и я слeдом за ними... Да и как не бежать, коли думали, что рыба на халяву!-начал Сандаль.-Тебе то хрен ли бежать, когда Нургалиев кормит, Берeзуцкая прикармливает, да от скотников подкормку с фермы получаешь для своей скотинки.
-А вот теперь ты, скажи... как участковый, кто мне кусок маслом будет мазать? Ты что ли?...
Депутатка работу не даёт, в Москву к Лужку не доеду - по причине болезни, а коль и доеду, так утку за ним таскать не доверят, дуть стрептоцид в гортань - тоже, а до пенсии ещё, как до Китая пешим, два аж... года, чем прикажешь нам кормиться?...
-А выборы, так они - каждый год, каждый год! А голос то чей - мой! То-то... и оно, кому хочу - тому его и задарю! И не сметь давить на мою волю, не сметь давить на совесть... и моё пролетарское правосознание!
-Да и ни причём я вовсе! Провёл нас всех, эта старая 'калоша'... - Савельич! Гипнотизёр хренов! Надо же... как провёл, как провёл!-говорил Сандаль, всё больше удивляясь.-Господь меня ведь не обидел - дураком не рождён, белое - чёрным не назову, тоже кое-что кумекаю и не на всю голову жалуюсь!...
-Хоть и с хитрецой дед, но не мог и он сорвать выборного процесса, ибо далёк от политики и вас, политиканов. Просто клянёт он всех, кряду, за надувательство пенсионеров, да такими интриганками, как Берeзуцкая, проявляющих в день выборов ловкость и действа мошеннического характера. Хоть ты коммуняка, хоть справедлив ты 'Росс', хоть 'Един', обещай ты ему - не обещай, а до тридцатого году ему не выдюжить и прибавки пенсиона не видать, как своей тыковки с маковкой!
-Савельич ходок лишь до баб, как и те до него... Он шуткует, а от политики далёк, кому-никому, а наврёт с три короба... так народу и весело, хошь и кризис какой!-выгораживал Сандаль плантатора.
-Без таких Савельичей в нашей стране не проживёшь и дня! Ты Юрушка, хошь участковое положение занимаешь, будь с им осторожен, с Иваном нашим Грозным - с им ирония неуместна!...
Он не только древонасаждением занимается - скороспелых ребятишек делает, что каждый чувствует себя оленем, так он и всю твою подноготную знает! Не донимай ты его, ибо такой сюрприз преподнесёт, что будешь век его помнить!
-Никто вот не знает, что ты милицейскую машинку в праздник свой, вдрызг, разбил, а он знает! Пожуришь ты его, так он, гляди, возьмёт, да Рашиду Гумаровичу черкнёт, будешь ты майором, но только майором ужe отставным!...
-Нет-нет, Савельич не виновен!... Видит Бог - бабья здесь рука! Вот скажи, мужики по-рыбу подались почему?... Да потому, что живём у пруда, а рыбку не пумай!-орёт рыбный надзирающий, брюхач Гагакин. Как же - не пумай, коли дeткам жрать охота!... Ни сам Гагакин, ни его свора за зиму ни единой лунки не пробурят, окромя, как Лушке своей, один раз... прорубь у двора. А рыба, задыxаясь, дохнет по весне, а нас штрафует, да штрафует - за каждый хвост, за каждую клешню!...
-Кого винить, нежели все кушать просят, у каждого по два-три рта в хате... по лавкам! Вот потому и подались, а скажи мне, что бабье отродье делало там? Уж, думаю, не в отместку ли Савельичу - за контакты его с женским полом сорвали выборы? Сами лезут на кукан, зыркают на него исподлобья, а Савельич отвечай!
-Команды он сам никому никакой не давал!...
-Вот ты ответь мне, Юрушка, девки сочны рванули за мужиками... я разумею - по нужде, а баушки то, что за плотиной той забыли?
-Вот те и весь сказ на мой же вопрос, и не морочь людям голову... А уважаемому людом земляку тем паче! Сам посуди, что, вообще, случилось, ну не выбрали Берeзуцкую и не надоть!...
Все за мужика голосовать желают со стороны и молвят: 'Лучше кота в мешке, чем кошку-потаскуху!' Так что виновник всей драмы не мужик, а смотри глубже... как есть - баба!...
И допрос начинай с самой прeдсeдатeльши: 'Почто она парик сменила в тот день?' А-а-а... то-то и оно! И ты вот, хоть и 'мент', а мыслишь здраво, так и eсмь!...
-И отстань, зараз, ты от нас, хоть и идём мы с тобой, вроде, как параллельно, но видимо - на встречных курсах!... Я с народом, а ты с Берeзуцкой, ибо тебе так выгодней и не ищи другой причины, да и поближе будь к людям простым, а не к хапугам, которые и тебя, ради корысти и карьеры, сожрут с потрохами!...
Всё, я окончил, более не донимай, а то всё изложу выше!-сказал Сандаль, задрав палец к потолку и, крякнув в кулачок, вышел.