|
|
||
Пусть сила мысли воссияет звездой во мгле предутрия предтечею рассвета, началом пробуждения сознания в себе самом и светлом единении со всеми, кто идет навстречу Солнцу! | ||
Пусть сила мысли воссияет звездой во мгле предутрия предтечею рассвета,
началом пробуждения сознания в себе самом и светлом единении со всеми,
кто идет навстречу Солнцу!
- Кто ты, явившийся в ночи безмолвным гласом свыше?
- Я тот, который всегда рядом, во всех мирах.
- Как называть тебя?
- Зови меня Незрим.
- Найдутся ли слова, определения, что могут приоткрыть мне качества твои?
- Нет категорий тех и рамок, способных охватить изначальное, возведённое в бесконечную степень совершенства правящей руки Предвечного.
- Как слышать я тебя могу, где мир твой, где причал, исток божественного вдохновенья?
- Пронизывая всех миров пространства, времён определяя бег, я в каждом и везде, я - постоянство воплощенья истины миров Всевышней Прави.
- Так значит все услышать смогут, коль захотят вот так, как я, безмолвный голос твой внутри себя струной небесной лиры?
- Услышать смогут, да не все, лишь те, кто смог принять живой огонь, что чистит душу, в ком просыпается Великий Дух Творца, чьи помыслы чисты и светлы устремленья.
- А для чего меня избрал ты обратившись?
- Ты сможешь сказку написать, и разыграть её, живой исполнив явью.
- Да, сказки я писать умею, да и рассказывать, но вот играть?..
- А что вся эта жизнь, коль не игра, и явь из нави правью образуясь, играет в воплощеньях чередуясь.
- И чем же станет сказка эта для тех, кто будет в ней играть?
- Звездой Надежды обернётся в глухой ночи, когда уже нет сил идти к рассвету, когда все пали и молчат в дремучем сне, забыв, что были живы. Звезда надежды на Востоке взойдёт, чтобы сказать, что скоро утро, что тьма уйдёт, а с ней чреда иллюзий, что как оковы души оплетали.
Где солнца взгляд всю степь ласкает,
А мрак ночами в поле блудит,
Туман в оврагах нежно тает,
Где гул копра тревожно будит.
Где вздыбился безликой массой
Горб шахты дважды терриконный,
Где над украинской террасой
Ночами бродит месяц сонный
Под тихим взглядом небосвода
Мечта родилась одиноко
Та, что была с зарёй восхода
Хранимая движеньем рока.
Я смотрел на звёзды и казалось, что они разговаривают со мной. Проходили часы, а я не мог оторваться от этой неземной красоты.
А над горизонтом мерцали огоньки копров, вставали силуэты терриконов, этих молчаливых гигантов донецкой степи, от которых тянуло какой-то тухлой пустотой и безнадёжностью. Но несмотря на это, где-то там, в середине семидесятых моё звёздное небо было той сказкой, которую мне открывала добрая волшебница - донецкая ночь.
Все мы родом из детства, оттуда, где мир открывается нам чарующей вереницей пёстрых красок, немыслимых цветов, буйством запахов и звуков. Тогда мы ещё настоящие. Нас пока не успели переделать. Мы открыты всему вокруг и способны услышать даже звёзды и Луну - великую странницу ночи. А потом ..., потом нас закрывают, и лишь немногие, очень немногие продолжают видеть и слышать, пока не забывают, что когда-то были детьми.
В многоголосии звёзд со мною говоривших, мне выделить хотелось тот один знакомый, дивный голос, что звал куда-то в даль, манил чудесным пеньем, да только в небе я не мог найти источник вдохновенья. Не зрим он был, но где-то там средь россыпей из бриллиантов Млечного Пути я знал, что рано или поздно, но всё ж смогу его сияние найти.
Город моего детства - маленький шахтёрский городок Родинское, через название которого в сознание вошло понятие маленькой Родины, один из сотен городов и посёлков, выросших в донецкой степи времён покорения Донбасса, благодаря выносу из недр немыслимого количества земной плоти, используемой для броска в светлое будущее, заручившись поддержкой научно-технического прогресса. Знали бы мы, какое будущее нас ожидает... Но тогда, в середине 70-х даже этот терриконный сюрреализм в сопровождении индустриальных гимнов казался сказочной горной страной, подёрнутой розовой дымкой детства.
Наверное тогда и родилась мечта, поддержанная силой Провидения, влекущая в мир дивной чистоты, в заветный край с простым и светлым счастьем дорогой под высокою звездой, название которой - тайна, но тайна та, вдруг обратившись ко всем живущим под небесным сводом, вручит когда-нибудь ключи от двери, что в голове у каждого все тыщи долгих лет сокрыта. Звезда же та Звездой Надежды пусть зовётся, а имя светлое её пусть вскоре всем предстанет наяву.
К далёким берегам неведомой земли мечты порой уносят наши мысли в надежде обрести обитель счастья, где нет постылой суеты и исполняются желанья. Где жизнь течёт спокойною рекой, питая всё вокруг живою влагой, где на раздолье лучезарных далей дождём с небес струится благодать. Мы видим счастье там, за горизонтом, но сколько не иди, сбивая ноги, не станет ближе горизонт. А ведь имеется при нас всё изначально, мы всем наделены сполна. Однако чтобы это всё увидеть ясно, ещё ведь нужно ясно понимать, прозревши не глазами, а душой. И может быть тогда раскроется святая тайна о том, что Рай всегда с тобою, особенно когда стоишь весеннею порою в благоухающем саду на предками завещанной тебе земле.
Есть островов гряда в далёком Тихом океане, что названа в честь странника отважного была. И на одном из них он и нашёл последний свой приют. Зовутся Командорскими они в честь командора, чьё имя Витус Беренг. Да и пролив, что отделяет иль соединяет две земли, Восток и Запад, ведь тоже именем его зовётся - Беренгов пролив.
Примерно так мне говорила мать в далёком детстве. Отец же мой служил на Тихоокеанском флоте, с камчатских дальних берегов привёз на Украину маму он мою. Я слушал матери рассказ, рисуя пред собою прошлого далёкого картины. Вот он, бесстрашный командор, отважный Витус Беренг ведёт свой бриг столь гордый и прекрасный в морскую даль, к неведомой земле, надеясь отыскать своё он счастье, своей звездой надежды согреваем, в единстве с верною командой корабля сквозь бури и невзгоды. Ах. если б не проклятая цынга!.. Рассудок детский мой был возмущён предельно. Как можно так вот оборвать надежд всех светлые мечты. Не нравилось сказанье мне сие. Хотелось передумать как-то по другому. И думал долго я, десятки долгих лет, пока не стал писать для вас вот эти строки.
Кроме двух шахт ещё одной достопримечательностью нашего городка была лиманская балка. Охватывая его юго-восточную часть, она тянулась в сторону загадочного для нашего воображения Казённого леса и куда-то дальше, в неизведанные дали, на край земли. На другой стороне балки было почти слившееся с городом село Лиман, ставшее частью самого Родинского.
Говорят, что ещё в далёкие, славные дошахтные времена по балке протекала речка, но дети индустриализации - окрестные шахты попытались утолить свою ненасытную жажду, поглотив её без остатка.
Зимой балка превращалась в настоящий испытательный полигон детской смелости и игрового воображения посредством лыж, санок и коньков, а весной, как только склоны покрывались зелёным ковром, нас с неистовой силой манил гул майских жуков и аромат фиалок.
Большинство семейных и советских праздников балка так же разделяла с жителями нашего города. Живой островок был живым магнитом для нечёрствых, а люди тогда ещё были достаточно свежими, вёсны радостными, а зимы снежными.
Из окон моего пятого этажа кроме десятка терриконов, села и балки ещё был виден балочный лесок, скорее посадка - любимое место летнего досуга детворы. здесь мы, подражая Робину Гуду, вживались в образы лесных людей и как же здорово всё это было. Достаточно густые заросли скрывали нас от палящего летнего солнца и зевак. В прохладной тени радостно мечталось о чём - то большем, значимом для всех, но миновали времена ребяческих утех и много лет спустя я вновь пришёл сюда, а до меня сюда пришла беда. Посадка жалкая и запустенья вид пред взором до сих пор моим стоит. И люди те же здесь, всё те же их слова, а балка вот не та, ни мёртва, ни жива.
Балка научила меня очень многому; лишь теперь, спустя года, я понимаю, что дух родной земли, который я с детства впитал, я впитал именно здесь, на склонах волшебной лиманской балки.
А я всё продолжал смотреть в небо. Луна притягивала взгляд мой. Казалось мне тогда - она живая. Седой ковчег, неся её в пространстве, эфирными ветрами подгоняем, магнитные наполнил паруса и звал меня с собой в миры, что выше, чем земные. И я в мечте своей скользил в ладье Молочною рекой в миры незримой Прави, откуда позже мне явился зов незримого безмолвья.
Невидимая нить соединяла нас и многие часы я мог беседовать с ночной скиталицей, делясь с ней самым сокровенным и на неслышные свои вопросы всегда безмолвный получал ответ. И я учился слушать тишину, таящую в себе гармонии космических симфоний и множество других словами трудно выразимых форм, в которых кроются возможно все главные загадки бытия. Особенное что-то было в тех ночах подлунных, быть может от того, что думалось свободно и легко. И снова ждал я ночь с великим нетерпеньем, чтобы мечтам предаться с упоеньем и вновь беседовать с Луной, скользя в мечте молочною рекой.
Когда я старше стал - немного подзабыл о том, как среди звёзд в ладье своей скользил. И закрываться стал, чтоб сохранить до времени услышанное в детстве, не растеряв весь жемчуг без остатка всуе. Однако же немного позже во мне открылся вдруг иного рода интерес, который проявился в чтении особых книг, в которых я искал ответы на вопрос о том, как мне приблизиться немного к звёздам. Свет фантастических романов мне осветил начало долгого пути мечте навстречу. На светлом поле из страниц я повстречал отважных командоров, несущихся к далёким звёздам через Вечность на звёздных бригах, светлых кораблях. Я бороздил миры иные, вживаясь в образы межзвёздных робинзонов, чтоб встретить то, что раньше знал и видел да только вовсе позабыл. И каждый раз всё вглядываясь в небо ночи, я без остатка растворялся в нём. Какие тайны ты хранишь, святое небо? Что хочешь ты сказать безмолвно людям, когда в ночи вновь запускаешь ты созвездья в пресветлый, бесконечный хоровод? Я знаю точно - нету в мире тайны, которая бы вдруг не стала явью, вот только поскорее бы проснулся святой, подзвёздный, солнечный народ.
Пленив моё воображение, однажды в жизнь мою вошла она. Изысканными звуками души моей коснулась, чтобы остаться в ней навеки. Какими силами сотворена была ты в порыве неземного вдохновенья. Чтоб проникать в сердца, преград, кольчуг не зная звенящею стрелой немыслимых гармоний. Не выстоял и я, приятно поражённый, уговорив своих родителей в тринадцать лет купить мне первую мою гитару.
Открылся новый путь и небо улыбнулось, качнулись звёзды в синей вышине, от вышних звёзд посланниками Прави мелодий звуки дивные спешили уж ко мне. Прошли года, десятилетья миновали, но память трепетно хранит то первое очарованье встречи с прекрасным сотвореньем дивнострунным и вспыхнувшее чувство восхищенья, которое несу я в сердце до сих пор. И каждый раз, беря гитару в руки, я чувствую её живую душу, что силой струн из ниточек гармоний и волей чистых, светлых устремлений сплетает вновь в сердцах неравнодушных мелодий благостных затейливый узор. И души наши вторят благодарно её гитарной трепетной душе, очистившись от шелухи и скверны злого мира, что вечно лжёт, но просит вновь дождя, от жажды пустоты изнемогая. И вот опять спешит на помощь бескорыстно созвучье струн к пространствам измождённым глотком живой воды и снова будит мертвенность ночей, во славу дня и жизни солнечно играя.
Мой милый, добрый человек! Тебя со мною нынче нет в обличье прежнем, но память светлая и связь незримой нитью со сказками через живые образы, творимые тобой, нам до сих пор общаться позволяют. Бабушкины сказки были настолько жизненны и правдивы, что невозможно было усомниться в реальности происходящих в них событий. В этих чудесных сказках невидимый мир до такой степени тесно вступал в контакт с действительностью, что полевые дивы, домовые и другие незримые сущности казались такими же реальными, как свет Солнца или блеск Луны. А рассказы о войне были до такой степени яркими, что мне казалось - вот я вижу деда, бегущего из плена, заросшего, косматого и страшного и бабушку, идущую его спасать и волею судьбы вдруг встретившись на поле в кукурузе старанием невидимой звезды или другие тяготы периода беды, которые сплотили всех во свете, чтоб выдержать годину лихолетий.
Несмотря на войну, голод и разруху ей удалось поднять на ноги восьмерых детей, одним из которых был мой отец, сохранив в сердце наперекор тяготам и лишениям чистый, живой огонь веры в добро и милосердие, передав его частичку своим детям и внукам. И когда на смертном одре оказался мой дед и отец спросил бабушку Марию или Марусю, как её называли внуки, отчего она так горько рыдает и скорбит, ведь дед был с ней зачастую предельно жесток, бабушка ответила : "И ничего - то ты Витя не знаешь. В голодовку люди семьями вымирали, а вы у нас все целенькие остались, благодари Бога и отца за это!"
Великие славянские Матери! Кому же благодаря как ни вам мы есмь как зёрна единого колоса, звенящего под Солнцем зрелостью мыслей от испитого в детстве молока материнской любви и мудрости. Ваши детские, добрые сказки и колыбельные песни становятся для нас той жизненной программой светлой самореализации, в которой наше сердце открывается божественным ритмам Вселенной, способное прочувствовать во всей полноте свою значимость, как яркую частичку единого великого общего блага, как проявленного океана вселенских гармоний с гаванями простого, тихого счастья.
За несколько лет до ухода в мир иной у бабушки открылся дар. В восемьдесят лет она начала писать стихи, которые были посвящены в основном ранней потере одного из внуков и одной из дочерей. Свои стихи бабушка не записывала, а запоминала, так как уже почти ничего не видела.
Когда я увидел бабушку в последний раз, то понял, что все её сказки не вымысел, не плод богатого воображения. Это была её вторая, невидимая жизнь, в которую она свято верила, и которая помогала ей оставаться всегда собой.
Улетели птицы в дальние края
А я жду и верю, что опять
Вновь вернётся молодость моя
Вместе с птицами, достойными летать.
Непросто уберечь себя от скверны, когда всё меньше чистых слов, в которые заложена была глубинность понимания Великой книги жизни, рождавшей осознание того, что мы все вместе есть тот кладезь дивных знаний, способный сохранить свой род от разрушенья живою, родниковою водой, которая хранит всю память рода, а так же то, что есть под нею и знание того, что будет позже, объединяясь в бесконечность бытия живой многопроявленностью форм.
Вся грязь и мерзость, что уродует живую Землю берут своё начало всё же в наших грязных мыслях и лишь потом материализуются на грубом плане. И стонут наши души ежечасно от лжи, раскинувшей невидимые сети через свои нечистые, продажные каналы, опутав липкой паутиной прекрасную, зелёную планету. А всё из-за того, что оборвали главную, связующую нить, соединяющую нас с далёким нашим прошлым. И вот уже бредём по миру мы убого, забыв себя, корней своих не зная и от того в ловушки угождая, расставленные ложью повсеместно.
Когда я думаю порою вот об этом, то вспоминаю фильм один из детства, который зацепил невидимые струны души моей, и те рождённые мелодии по жизни следуют за мною до сих пор. Фильм был о девушке с другой планеты. Девушку звали Нийя. В фильме повествовалось о том, как астронавты-земляне на корабле "Астра" летят спасать гибнущую планету-Родину Нийи, на которой не осталось чистой воды и свежего воздуха, а жители панически боятся дождей, поскольку вместо влаги небеса одаривают кислотой, возвращая невеждам плоды их заблуждений. Благодаря бурному развитию индустриальной эпохи в прошлом, на планете в настоящее время любая прогулка без противогаза может стать последней.
Астронавтам открылся унылый пейзаж, где под свинцовым небом улицами полуразрушенных, ядовитых городов бродят дефектные люди-тени, пряча под масками свои уродливые лица, становясь зачастую добычей животных-мутантов-безраздельных хозяев городских глубин. Чистый воздух можно купить у корпорации, которой выгодно медленное умирание планеты. Во главе корпорации стоит уродливый карлик-Туранчокс.
Фильм заканчивается обнадёживающе. Экипаж "Астры" спасает планету, идут чистые, живительные дожди, зеленеют первые саженцы. Жизнь спасена благодаря чистым сердцам неравнодушных людей из разных миров. И только повзрослев я осознал истинный смысл, которым был исполнен этот фильм. Тогда, в начале восьмидесятых мы не могли себе представить, что такие дожди вскоре пройдут и у нас, а слово "корпорация" было каким-то ругательным и чужим. Вот уже и у нас появились обширные территории отчуждения со всевозможными мутациями и невидимыми опасностями, а нашими государствами управляют такие же главы корпораций с душами уродливых карликов, для которых есть только сегодня и сейчас, а после хоть трава не расти. А по нашим улицам бесцельно бродят люди также скрывающие свою сущность под лживыми масками без которых выжить в искусственном мире весьма непросто. Какая потрясающая прозорливость автора.
Вспоминаю слова из фильма: "Ещё вчера наши реки были чисты и мы говорили, что на наш век хватит... Не хватило!!!" И вот гляжу я на мерило чистоты, которым есть вода в загаженных, полуживых, несчастных наших реках и спрашиваю про себя: "Что же ещё вам нужно люди, чтоб показать насколько нечисты и мерзки ваши мысли, какой удар должны вы испытать, чтобы понять, что дальше ждёт вас пропасть или согласны вы тихонько вырождаться, бредя безмолвным стадом, безвольно чьи-то указанья исполняя и деградацией своею наполняя нечистые, бездонные карманы?!". А как же наши дети, какой порочный и бездарный мир передаём мы им в наследство? Пассивно наблюдая, как кто-то искривляет их сознанье, доверив их пустым учителям, переложив свою ответственность бездумно на кого-то и пожиная горькие плоды своих неведений, спешим хулить и обвинять всех окружающих, но только не себя. Ни есть ли мы причиной нашей серой и бездарной, горькой жизни, и все суды, обещанные свыше, вершим мы над собою только сами под терпеливыми, святыми небесами. Когда молчим мы и проходим тихо мимо того, что оскверняет наши души, что губит и уродует пространство нам данное для миропониманья - становимся мы мерзкою причиной, преступниками тихих соучастий убийства поэтапного Природы и многих её светлых проявлений, всей чистоты, завещанной нам свыше Великим Созидающим Началом.
Я благодарен детству своему за то, что были в нём те светлые деянья, когда кинематограф сеять мог разумное и доброе, и вечное. Посеять смог он и в моей душе. Я приглашаю собирать обильнейшие всходы, когда пройдя сквозь тернии страниц, что полнят книгу жизни вдохновенно, узреть мы сможем имя той звезды, надеждою манящей в бесконечность, что благовестом светлым уже взошла над предрассветным миром.
Как бьётся кто-то в своей тайной, тёмной злобе, пытаясь опорочить и унизить святое прошлое великого народа, боясь того, что витязи проснуться, расправившись во всей своей красе и молодецкой удали, срывая путы с душ, ломая кандалы. Подсовывая лживую историю о том, как святость принесли на острие меча и заревом пожаров осветили путь, что ограничен рамками благочестивых наставлений в угоду правящих посредников между людьми и небесами, нас оторвали от кормилицы-земли, направив истину искать под своды тесных храмов, повырубив святые боголесья. И вот мы молим у распятья о здравии и радости, но вновь на нас с креста скорбя лишь смерть взирает.
Но стоит выйти в лес иль в поле, упав на мягкую постель душистых трав или обняв руками дуб, прислушаться к веков сказаньям, немного погодя увидишь ясно, как свет струится от земли. Так где же счастье, где же святость; в благопристойном, позолоченном мешке или под куполом святой, небесной сини, под свежим пологом лесов, что дарят жизнь всему дыханьем чистым в благоухании тончайших ароматов цветов и трав, журчанием ручья, живою влагой. Всё было изначально чистым и святым на нашей голубой планете и счастьем полнилася жизнь, смеялись звонко наши дети. Но кто-то нам мешает вспомнить это, чтобы удобней было управлять безвольным, спившимся народом, однако находились старцы, что уходили в лес уединённо, поддерживая силой светлых мыслей, молитвой праведной о благе для народа, духовный уровень ослабленного рода от окончательного скатыванья в пропасть. Не тесных келий тусклый свет, а вольный ветер, шёпот звёзд несли сознанью просветленье, не догм унылое ученье, а смелый мысленный полёт.
Как вспомнить нам, что было прежде того, что выставлено правдой удобного кому-то поученья? Всё в наших сказках и преданьях, ну и конечно в языке, хотя в веках его и упростили, стараясь образность убрать, но всё же есть ещё слова, что могут правду показать. Русь иль Расея, сеящая свет! Всегда являлась ты оплотом светлых сил. Как ни старались оболгать, унизить твой народ, как ни душили, ни терзали твою плоть, пытаясь испоганить твою душу, ты поднималась каждый раз, восстанешь и теперь, объята пламенем невидимой войны, как птица Феникс вновь из пепла. Восстанут и твои богатыри - былинно светлые герои.
О, княже, Гой еси Олеже вещий! Чей образ более моей судьбою правил, чем тот, чьё имя символом священным с рожденья матерью подарено мне было. Когда мне позже мать зачитывала строки седых былин, сказания великого поэта о славных днях Руси святой и светлой, народ чей славил Правь, не зная ига, я видел свет земли и боголесья, волхвов святых - зачем же лгут потомки в угоду тьме, теряя связь с корнями, всё славя ложь и днями и ночами.
Последний мудр из княжеского рода, ты грозно боронил родную землю, и посвящённый в тайны Ведунов предчувствовал бессилие потомков, не знавших степени грядущего коварства. Пал не в бою, но был ужален злобой, что по другому не могла достать героя, как только лишь змеёю гробовою.
Воскресни же Дух чистый и бесстрашный! Верни потомкам дар забытых предков. Не их удел довольствоваться в клетках своих квартир бездарной суетою!
Из за чего имеется конфликт между детьми и их примерными отцами? Так повелось: из года в год, из века в век, плодя земную ложь под небесами, не зная образа иного бытия, детей своих мы отвергаем сами. Их души не приемлют фальши слов и зачастую мы становимся врагами. Навязывая виденье своё, которое нам тоже навязали, мы искривляем чьё-то бытиё уверенно, бездумно, без печали.
Чтобы однажды не разрушиться совсем нам дети боли, лжи остатки возвращают, но загнанные нами же в тупик, ещё при жизни дух свой умерщвляют.
Но ведь когда-то это началось, в природе лжи следов мы не находим, но по искусственному кругу слепо бродим, раскачивая тем земную ось.
Поведаю я маленький секрет, как поколения опять вернуть друг другу и вырваться из заколдованного круга, и встретить обновления рассвет.
Мы зачастую проживаем жизнь чужую, нам нарисованную кем угодно: родителями, школой, государством, но только не собой. Однако ни один из тех авторитетов не видит, не имеет чёткой цели; всё зыбко и не ясно, как в тумане, а благие бы вроде намерения заводят зачастую нас в болото или куда ещё похуже.
Но всё же рано или поздно мы привыкаем жить в болоте, и как порою бы нам не было противно, смиряемся и с этим положеньем, иной-то жизни ведь не знаем, а утром на похмелие страдаем, ведь так же делали и деды, и отцы так пусть же делают и дети, забывшись на мгновенье, а потом - брести, сгибаясь под кнутом распорядителей лукавых. Всё повторяется, порочный замкнут круг, но как - то на рассвете кто-то вдруг в неистовом порыве засияет вдохновеньем и сквозь тоску дремучей ночи, в ярчайшем зареве увидят все, что лес вокруг: волшебный, сказочный и чистый, что в том лесу для чистых сердцем исполняются желанья, и образ новый вдруг появится, надеждою зовущий в мир детских грёз, к родной земле любовью вездесущий. Для тех, кто смел и духом твёрд, мечтою окрылённый, кто не боится быть собою там, где серость стала нормой пускай идёт со мной вперёд мечте своей навстречу средь топей гнилостных болот туда, где новый день встаёт и благостные речи журчат привольною рекой, небесным вторя лирам, где встала новая звезда живым ориентиром.
Должно быть я казался немного странным для окружающих меня людей, учась в обычной, средней школе, ничем особым вроде бы не выделяясь, ну разве, что умением рассказывать стихи. А странным я казался видно тем, что верил в свои детские мечты и в то, что существуют идеалы. Переходя из класса в класс мне становилось всё тоскливей от того, что странная бравада вульгарным хамством считалась высшим эталоном проявленья силы становления характеров моих ровесников и соучеников. В противовес невежеству толпы, как мне тогда казалось, учителям я почему-то верил, быть может потому, что было меньше равнодушных. И хотя между школой того времени и нынешними учебными заведениями, которые стали больше напоминать огромный, отчуждённый от учащихся академический базар с фальшивой внешностью напущенной учёности, выворачивающей карманы наизнанку, их внутренняя суть и образ воздействия остались всё теми же: всё те же штампы, методы и формы по ваянию стандартного обывателя со среднестатистическим интеллектом.
Системе наплевать на то, что триединство духа, тела и души и есть тот настоящий человек - вершитель подвигов, творец миров, Вселенных. Хотя точней сказать - не наплевать, скорей невыгодно ведь ей, чтоб было это триединство, а то ведь как же управлять, когда вдруг умным или даже мудрым станет стадо, нет, это ей совсем не надо.
Быть может от того душа ученика сопротивляется насилью над собой, используя вульгарность, хамство как защиту от вторжения из вне, чтоб сохранить хотя бы малое от светлого, свободного в себе. Но всё ж раб лампы или раб системы для пользованья благами её, обязан правила принять на вооруженье, чтоб защищать её от посторонних, которых не смогла машина переделать под образ и подобие своё. И с каждым годом рамки только уже, хотя твердят хозяева рабу: "Свободен ты, смелее делай выбор: жить в камере иль быдлом быть в хлеву".
Однако нам не странно то, что мается, терзается душа. Кто нам сказал о том, что этот мир был создан для страданий. Вам нужно подтверждение того, что Рай возможен здесь и даже вот сейчас? Так посмотрите повнимательней на маленьких детей. Для них весь мир, они ведь в это верят, им по их вере светит Солнце и звенит ручей, во благом бархате ночей им что-то шепчут звёзды через Вечность. Они ведь знают Бога, но им не так уж важно кричать об этом на весь мир, Отец у них внутри, он с ними говорит травинкой иль пчелою, ну а когда свободным ветром колыбельную нашёптывает песню, то открывает главные все тайны мирозданья. Зачем же губите вы сами светлый Рай, который подарить вам могут ваши дети, когда на взлёте обрезаете мечте их крылья, считая их наивность глупой и не нужной, а может именно вот в этом ваш ключ к спасению заложен. И не с проста сказал Спаситель: "Будьте же как дети". Уж он-то знал наверняка, о чём нам говорил, хотя кому-то в своё время и казался слишком странным. Или вон тот, который средь невзгод, сажая сад свой всё о радостном поёт - для многих будет он казаться непонятным, но всё же неосознанно от суеты и гари городов их души вдруг потянутся к нему, чтобы испить нектара чистых слов и испытать блаженство то, которое не купишь.
Как нравится ругать нам всех ушедших вождей и тех, кто правит этим миром, не углубляясь в прошлого неясные картины, приняв на веру чьи-то постулаты. Ну почему вдруг рухнула страна, владевшая одной шестою частью суши, и почему на маленьких осколках, возникших так же с нашего согласья, нам лучше жить, увы не стало.
Не потому ли, что помимо помогавших красть нашу радость, действуя лукаво, врагам и всем нечистым силам и продолжающим вершить не созиданье, а разрушение во имя благих целей, свою добавили мы лепту согласившись с чужими формулами видения счастья.
Мы сами позволяем им глумиться, когда натягиваем тесные наряды чужих покроев, взглядов, убеждений на наш могучий, вольный, гордый стан. Им нужно приучить нас несть покорно свой крест по нашим пепелищам, и здесь они в еде не разбирают - Мать-Украина то или Узбекистан.
Если б тогда, в конце восьмидесятых смогли бы мы увидеть поэтапно, что сделали с народом и страной - все посчитали бы, что это просто плод больной фантазии, сознанья искаженье, патологическая слизь воображенья.
Увы, видать нам нужен был весь горький тот урок, чтоб не лежать покорно у чьих-то грязных ног. Нам нужно вспомнить лучшее всё из того, что было, имея крепкий корень родовой, иначе ждёт нас всех постылая могила не на своей земле, а в проданной, чужой.
Когда мы делимся на группы и на партии, единство нарушая скудоумием, то поощряем тёмные деяния невидимых хозяев преисподней, которые ареной своих козней избрали чистую и светлую планету, в рабов всех превращая постепенно и главные удары направляя в святое сердце, истекающее кровью. Вначале оторвав народ твой от земли подменой ценностей фальшивых, тебя, святую Русь крестили мечом и адским пламенем, что пожирает территории твои до наших дней, а сыновей твоих и дочерей по языкам и территориям делили, нарушив целостность славянского щита в угоду злых ночей, затмив умы науками пустыми, всё уводя от главного - того, что в каждом Бог, который терпеливо ждёт, когда же мы вернём божественность планете. Однако мы увлечены другим: как правильно молиться иль креститься и не грешно ли в пятый раз опять жениться, а если там чего-то и грешно, то подаянием ведь можно откупиться, особенно когда на благие ты жертвуешь дела - позолотить к примеру купола - вложение сумеет окупиться. Перевернули всё, что говорил Христос, вещая нам о жизни торжестве, а на груди мы носим знак распятия его, как символ смерти, и вместо ангелов нам черти всё шепчут "Вера твоя самая святая от края мира и до края. С тобою Бог, ты - его меч, руби же вражьи главы с плеч!"
Мы знаем, что нам истину преподнесли на острие меча, в багровом зареве пожарищ, а коли так, то можно ль говорить, что истиной является она. Когда все средства хороши для достиженья цели, пусть даже благостной её нам объявили, а между тем для утвержденья жгли и всё рубили, позвольте усомниться в том, что сущность Божия за этим всем стоит, или вы скажете, что благо - динамит, несущий смерть, пусть даже и во имя жизни. Уверен, Бог сполна нас одарил, но самый главный его дар - конечно жизнь во имя счастья на благодатной, родовой земле.
Когда поймёт всё это часть людей сердцами светлых, чистых устремленьем, пусть понесут скорей благую весть по свету, им непременно радость улыбнётся. И в звонком смехе детворы, покинув склепы городов, умывшись чистою росой, святая Русь моя всеблагостно проснётся!
Когда мы вдруг чего-то пожелаем, однако всё стоим, не двигаяся с места, не веря в собственные силы иль просто ждём, что всё исполнится вдруг как-то невзначай само собой, порой поглядывая в небо. Но небо любит тех, кто ищет, идёт тернистою дорогой, забытый путь всё расчищая к роднику. Так вот, когда мы пожелаем, но не идём, чтобы достигнуть цели, стоит и жизнь, смиренно ожидая от нас осмысленных, уверенных шагов.
Со мной же было так: в последних классах школы мечта о небе слишком ярко сплелась с моим воображеньем, усиливаясь многократно картиной Млечного Пути. Не видя же столь ясной цели, я долго выбирал дорогу, всё чаще слушая пространство - куда же всё же мне идти? Где взять тот старт, который к звёздам откроет дивный, светлый путь, с каких высот их лучше видно и в чём же их ночная суть?
Мой выбор пал на армию, на лётное училище, на град с двукняжьим именем Борисоглебском названный, где для страны готовили бесстрашных истребителей с высот просторы Родины достойно охраняющих. А там, из стратосферы ведь все звёзды ближе кажутся, маня отважных лётчиков в отряды орбитальные, а там, как мне казалося - уже пути открытые к планетам нашим солнечным, в миры чужие, дальние.
Отец же мой - шахтёр бывалый, верша рабочий, тихий подвиг, чтоб сыновья достойней жили всерьёз идею не воспринял. Своё он видел продолженье преемственностью поколений в учёном сыне-управленце - стратеге шахтного пути. Но для меня тогда казалось, что променять в небесной сини перед началом восхожденья зовущий свет своей звезды на дорогое подземелье с набором благ, зарплат и премий с неслабой жизни перспективой сродни предательству мечты. Видать на споры, убежденья у папы не хватило сил, и я к большому удивленью решил, поехал, поступил.
Что будет дальше я не знал, но чувствовал, что кто-то помогал незримо и испытывал на прочность, он многое понять давал, но в диалоги не вступал, когда же маху я давал он за меня переживал, возможности предоставлял исправить мне неточность. Я знал, что он внутри меня и мне казалось это я, моя неявная, другая половина, ведущая дорогой звёзд над мрачной бездной по мосту в мир счастья и всех детских грёз бесхитростно, мечте навстречу. Когда же вдруг срывался вниз и жизни ощущал каприз играющей моей судьбой как в море щепкой, я обращался в тишине к светилам в синей вышине - их благостный, незримый свет ложился мне на плечи.
За ряд коротких, летних дней вдруг стала ближе и родней мечта моя, когда зачислен был курсантом, и я пошёл навстречу ей туда, где может быть светлей, одев покорно сапоги, звеня талантом.
И вот уже полёты "на носу", а с ними и возможность оторваться от суеты и от земли и где-то там, в небесной сини уже я видел корабли, летящие навстречу звёздам, несущие меня к мечте в миры, что благодатней и правдивей, сияющие Правью в чистоте. У каждого из нас, что шли дорогой в небо мечта была конечно же своя, но я хочу сказать "Спасибо!" Провиденью, что были рядом верные друзья, такие же мечтатели, небесные романтики, как я, несущие внутри всю глубину понятья чести, достойные сыны своей земли.
Романтика исчезла очень быстро, исчез мираж об офицерском благородстве, высоком пафосе о жизни ради чести, о мудрости высоких генералов. Высокое всё в рамках той системы, подверженной гнилому разложенью, не встав на ноги и не оперившись, не став орлом, птенцами умирало.
Но школа добрая получена была, что дух в невзгодах первых укрепила, пришла какая-то неведомая сила, которая затем преградой станет на пути нечистым силам наступающего зла.
Казалось нам - подняться в небо - сродни тому, что стать, как птица, летая гордо и свободно в бескрайней, синей вышине. Да только там нашли мы рамки, предписанные нам программой, учась жизнь строить по приборам во имя чьих-то миражей.
Рано или поздно миражи и иллюзии исчезают, оставляя горечь во рту и разочарование от неверно выбранного пути. Однако небо остаётся всё тем же, меняя лишь цвета живых красок величайшего Художника. Ржавеют самолёты, нету керосина, а птицы продолжают летать всё так же привольно, как и миллионы лет назад. А есть птицы, которые летают между звёзд, времён, эпох не зная. Это наши детские мечты. Мы запускаем их в невиданный полёт в далёком детстве, чтобы потом забыть об этом. А птицы нас всю жизнь зовут, но мы грубеем, всё черствеем, и тонкие души порывы совсем не слышны в суете.
Через два с половиной года после моего поступления, наше Борисоглебское лётное училище было расформировано в связи с сокращением Вооружённых Сил. Начиналась эпоха всеобщего развала и тотальной деградации. Кто-то нашёл своё место под солнцем в иных гарнизонах, я же почувствовал себя ненужным и лишним в начинающемся хаосе сокращения - прообразе грядущего глобального разложения и уволившись, вернулся на свою маленькую, шахтёрскую Родину.
Перед уходом из училища произошёл со мной в казарме ночью странный случай, верней приснился очень странный сон, загадкою предшествуя ночною, моей души гармоний пробужденью. Сон был таков.
Я с кем-то шёл, но слышал только голос, мы шли вдвоём по берегу реки. А на другом, высоком берегу тянулись сосны в небо. И я спросил Незримого, пытаясь чётче выговаривать слова: "Что мир ваш есть, коли не мостик переходный между мирами Прави и Земли, между моей реальностью и вышней, идеальной, и где же у причала корабли ?"
И голос мне Незримого ответил: "Твори всё идеальное в себе, а слово "идеальный" просто всуе не стоит здесь тебе произносить."
"Но почему же?!", возражать пытаясь пылко, -- "Я не смогу его произнести. Не уж-то просто этим "идеальным" смущенье здесь смогу произвести?"
Незримый вдруг исчез, а предо мною на фоне сосен выросло пятно, с какой-то мерзкою, ужасной головою вдруг вышло чрез портальное окно. И стало приближаться улыбаясь, то расплывалось, то сужалось вмиг, и мне уж ничего не оставалось, как закричать.., спасительным был крик.
Это было неописуемо страшно. Какое-то нечто, тёмное и злое пыталось проникнуть в моё сознание, завладев телом и душой. И вдруг я почувствовал вибрацию, шедшую, казалось от каждого атома, составляющего меня, от всех энергетических уровней моей сущности. Как будто кто-то близкий и незримый поставил свою светлую защиту от злобного вторжения извне.
Я очнулся в холодном поту на втором этаже казармы. На часах было два часа ночи, под окнами внизу кто-то подошвами давил битые стёкла, а мой курсантский срок всё подходил к концу и скоро мне домой ...
Случилось это всё в ту ночь, когда перед отбоем узнал я то, во что поверить не хотелось,- погиб поэт и композитор Виктор Цой.
С тех пор, как это всё случилось прошло немало дней и лет. Того, что позже мне открылось я вам поведаю секрет.
Наверное тот странный сон был первым импульсом, который вдруг всю душу всколыхнул мою. И вскоре песни первые пришли, в которых я от сна иллюзий избавлялся. Сна долгого, кому порой длинною в жизнь, что часто прожита впустую. Прокладывая песнями мосты ко всем уснувшим, светлым, чистым душам, я исповедь поведаю свою и может быть кому-то станет чуточку светлее.
Задача непростая, но я знаю - это важно, нам исповедаться пред будущим своим. Ведь если этого не сделать - понапишут в ближайшем будущем уже такого... Ну, в общем знаем мы из нынешних учебников историй то, что быть могло, ну а могло совсем не быть. Набравшись храбрости, начну писать от имени больного мира, который знает, что смертельно болен и сам не в состоянии держать перо в руках, ах, извините, не перо, а авторучку.
Как всё глобализировалось ныне: политика, религия и власть, которая использует как первую, так и вторую, чтоб легче было управлять огромным стадом глобализма - внучка продряхлого имперо-реализма. Но пастухи ослепли, опьянённые кнутом, чихая на команды управления из центра, бесцельно к пропасти бравируя идут и за собою стадо полудохлое ведут. К тому же в центре тоже износились механизмы, ослабла связь с потусторонним миром, иль просто операторы все стали нечисты, настроившись на грубые частоты невидимых хозяев тёмных далей, которые имеют вид давно на голубую, светлую планету и жадно слюни всё глотают, порой вонзая жало алчное своё в живую плоть, ведь это в их природе. И вот разыгрывают партию, где на кону душа людская, забывшая природу Рая в угоду хищным аппетитам. И до чего же есть изысканные сети ловцов нечистых, душу потерявших, где как приманку выставляют свет, который искривляют зеркалами и всякими нечистыми делами. А кто-то думает : "О, чистое виденье!", однако видит он лишь света отраженье.
Какие мудрые ученья, но всюду мёртвые плоды и не найти живой воды, где тыщу лет кресто-мученья. Где вместо белых одеяний надеты траурные рясы, здесь правит смерть вместо сияний и корчит жуткие гримасы.
Я - мир больной, как я устал скрипеть искусственною плотью. Мои безумные создатели, когда меня творили - добавить в схему радость позабыли, ну а без радости теперь и счастья нет, я в тени призрачной сияющих планет. Да и любовь давно покинула меня прощальным блеском исчезающего дня, в преддверии эпохи жуткой ночи, её святое имя ложь порочит, затмив пречистый свет и детский смех препошлыми пороками утех.
Прости меня, о Господи, за то, что был беспечен и не держался крепко своего. Затмили разум мой, что можно стать превыше Бога, что есть окольная дорога, намного проще и светлей, где можно даже без огней путь разобрать, свободным стать и тайну жизни осознать. И вот итог - разобран путь, свобода давит всем на грудь, куда идти, пути ведь нет, лишь светит в пропасть блеск монет.
Глухая, мертвенная ночь, кто нам сумеет здесь помочь. Мы отказались от всех благостных огней и оказались в царствии теней, где всё неясно, зыбко и обманно, и только ложь смеётся нам с экрана.
Где руки те, что вновь зажгут, не дрогнув сердцем в темноте, свечу, как дар небес над ветхим миром. Когда воспрянут ото сна сыны и дочери Земли - взойду и я звездой во тьме - живым ориентиром.
Я - старый мир, искусственный и жалкий однажды вдруг воскресну на рассвете.
Мне станет легче, когда гиблый, тихий тлен источит лжи невидимые сети, разрушив власть незримых пирамид. Когда цветущий сад подарит роду без денег настоящую свободу. И вдруг лишившись денежных опор, что обесценит цепи золотые, алмазных бриллиантов кандалы - уйдёт всё тёмное и мерзкое с Земли. Когда рождённые в любви святые дети влюблённо зашагают по планете.
Иронией судьбы я оказался там, где быть совсем мне не хотелось раньше - во граде таинства Петрова, на святых в прошлом берегах Днепра, в Днепропетровском горном институте, для продолжения своей учёбы, стараниями друга детства, заветным чаяньем, желанием отца.
Расставшись с армией, я приехал домой, где встретил друга - студента-горняка, который описал все прелести вольготной студенческой жизни, а позже способствовал моему восстановлению на второй курс Днепропетровского горного института.
В воображении многих, с кем я позже общался, далёких от горной науки, слово "горный" вызывало ассоциацию с заснеженными горными вершинами, экспедициями на Кавказ и Памир. На самом деле наши летние экспедиции проходили в подземельях шахтных лабиринтов, проложенных в толще горных пород.
Там, под землёй течёт другое время, там мир иной - загадочный и тёмный, тая незримые опасности для тех, кто взять пришёл неблагодарно, грубо то, что по праву вовсе не его. Если бы только для тепла своих жилищ вы попросили чистым сердцем Мать сырую Землю найти возможность обогреть своих детей - её любимых сыновей и дочерей - открыла бы вам мама знания иные. Но вы гребёте без мечты - больные, сонные кроты - всё глубже в сети паука ведёт вас Дух наживы. Сей дух, привыкший разобщать и разлагать, чтоб свои тёмные деянья оправдать придумал множество заумнейших наук, раздув их значимость, особенную важность, вербуя в тёмные, голодные ряды отряды новой, управляемой еды, критерием же главным здесь всегда была продажность.
О, шахта - царство мрака и слепой корысти! Доколе ты, как злобный червь железной челюстью слепцов всё будешь жадно грызть земную плоть в надежде обогреться этой плотью. Иль может чревоточие твоё имеет целью - поразить святое сердце больной, поруганной Земли? Однако, знай - настанут вскоре времена, когда бесправные и загнанные люди поймут и осознают в новом свете, что чем сильнее воровство из недр земных, чем глубже норы преисподней, тем холоднее и тоскливей живётся сущим на планете. Но вновь идут в ночную смену добывать, закрыв душе все зримые отворы, чтобы опять земную плоть терзать - святые, но уснувшие шахтёры.
И всё же было в нашей горной институтской обители кое что и от настоящих гор. Два раза в год - осенью и весной проводил набор в школу горного и пешего туризма один из городских туристических клубов.
Тогда казалось - нам открыт весь мир и где-то ждут невидимые дали и снег вершин в задумчивой печали и светлых гор бодрящий эликсир. Кто мог тогда подумать, что пространство от Чёрного до Белого морей, от Балтики до Дальнего Востока кривым ножом разрежут по кускам и научив всех петь призывно песни людоеду - как плохо быть единым пирогом, ведь весь пирог он сразу не осилит.Закрытым стал Кавказ, не ждут нас на Памире и слышим мы опять в кривом эфире: "Здесь точно в разделеньи будет толк, ведь Запад ненавидит свой Восток, пока единство есть - кусок не по зубам, однако, если всё же их разделим, то кости в одночасье перемелим". И вновь мы новым вееньем объяты, коль так пойдёт - нам не видать Карпаты.
Не знали мы тогда, что будет вскоре для всей страны немыслимое горе, когда немного погодя, нас всех по стойлам разведут и наши светлые мечты в иное русло повернут. Перед началом лживого развала мы также пели песни и влюблялись и в общем-то не интересовались в хитросплетеньях царственных интриг, однако же всё чаще правду в новом свете мы узнавали из газет или из книг, которые теперь по новому писались.
Тогда я тоже пробовал писать стихи и вроде бы неплохо получалось. А песню первую свою назвал я так : "Найду тебя" и после вот что сталось.
Мы выехали группой для знакомства в Новомосковский лес - то был мой первый выезд. На календаре было 7 апреля 1991 года, Православная церковь отмечала двойной праздник - Пасхи и Благовещения, что случается весьма редко, а я впервые заговорил с ней - с моей будущей женой Юлей в этом загадочном, волшебном лесу на исходе эпохи тьмы и дремучей ночи под предрассветные гимны парада планет. Написанное в песне начинало исполняться.
Мечта приобретала новое обличье,
Меняла формы благостно для глаз.
Увитый гордой славою величья,
Меня позвал седой отец Кавказ.
Помню ещё в детстве, шести лет от роду, путешествуя с родителями и родственниками по Кавказу на машине, двигаясь по военно-грузинской дороге на одном уровне с облаками, неожиданно для всех я промолвил: "Хорошо здесь людям жить, им к Богу ближе". И теперь, поднимаясь вместе с Юлей и другими участниками похода на гору с былинно-сказочным названием Семиглавая, и обозревая непревзойдённые, живые картины Великого Творца - неповторяющиеся и несущие благостный, священный трепет вольными ветрами, обнимающими седые вершины, я понимал - почему Михаил Лермонтов волею Провидения последние дни своей земной жизни провёл в этой сказочной стране чудесных великанов, где сам воздух пропитан ароматами древних легенд, чарующими звуками небесных лир и невидимых флейт, играющих во славу всего сущего в мирах небесных и земных. Отсюда ближе восходить в миры незримой божьей Прави.
Места особой силы охраняются тобой - святой Кавказ, я слышал тёмной ночью и не раз, что ты давал приют всем тем, в ком сердце словно птица с душой орла в заоблачную синь от лживой суеты бесхитростно стремится. Как ни пытаются тебя убить - твой дух нетленн, как ни пытаются облить порочной грязью-ты выстоишь небесной чистотой твоих могучих горных рек, спасая падших и калек пречистой связью. Вот потому тебя, Кавказ - использовали столько раз, чтобы ослабить связь небес с твоими вольными сынами, но ты пройдёшь сквозь боль и грязь, восстановив святую связь, смыв злую ложь своими чистыми делами.
Ты знай и верь - придут они - во тьме священные огни, когда над Эльбрусом вдруг вспыхнет луч надежды, когда в долинах расцветут святые, светлые мечты - ты станешь светлый и святой - такой, как прежде! Слова поэтов, как броня защитой светлой, чистой над тобою вновь встанут, всё гитарами звеня, своею зримою, заветною мечтою.
Ну вот, о чём так долго говорили порою с пеною у рта - свершилось, рухнула низверженной система - та ,что мешала думать о себе, о том, как хорошо и в общем-то полезно себя любимого изысканно любить, как правильно, коленопреклоненно у Господа о должности молить. Пузырь коммунистический вдруг лопнул, обвёртка оказалась без конфеты, но как так может быть, ведь мы ещё вчера её все пробовали сладкую на вкус, видать прежаркий август в одночасье её расплавил пламенностью уст, и ручейки душистой карамели вдруг растеклись во многие портфели. Ну а потом и реки потекли с Востока вдруг на Запад полноводно. Как говорят: "Лихо беды начало". По рекам тем страна всё утекала. Стараниями грязных капитанов, столкнув за борт всех старых адмиралов, деля их адмиральские трофеи, набив добром бездонные портфели. И понеслось, поехало визжа от танков до бандитского ножа. Кто как умел - доказывал своё, а на крестах гнездилось вороньё, на дорогих, во злате куполах в загаженных и диких городах.
Большому кораблю - большую воду, но защищая мнимую свободу, решили палубу границами делить и, взявшись дружно, начали пилить. И вот итог - мы в колокол трезвоним, идём ко дну и одиноко тонем.
Ещё мы - пассажирский самолёт, где спившийся, уродливый пилот решил приватизировать штурвал и спьяну его вовсе оторвал, а пьяный экипаж вдруг поднял вой, затеявши в кабине мордобой. И растянулась жизнь одним мгновеньем свободным, независимым паденьем.
Пытаясь что-то осознать, грамматику письма понять нам независимость дают вином причастий, но к сожаленью моему по этой самой вот вине в моей поруганной стране не светит счастье.
Нас независимо и чинно разводят дальше друг от друга и мы всё движемся по кругу - друг друга нам уже не видно. Нас обезличили лукаво и отвели обманом в стойло, а мы радеем перед чёртом и пьём его гнилое пойло.
Всё, хватит, довольно страданий на нашей священной земле! Я вижу, что снова во тьме нам светят заветы преданий. И предков оболганных вновь взывают к нам светлые души, и снова завет не нарушив, к нам спустится тихо любовь!
Когда прозревшие в безрадостном строю
Устанут петь одну и ту же песню,
В невидимом пока земном Раю
Земное счастье благостно воскреснет.
В начале девяностых, после распада красных идеалов и разложения империи великой случился на Руси всеветренных просторах бум духовный. Низверженным был зверь окраса алой крови, и после гнёта, как казалось нам, в духовной, краткой пустоте вдруг расцветёт души всеблагая свобода. Но хлынули на поле русское, невзгодами удобренное, слезами орошённое, те сотни проповедников, что как жнецы пришедшие пожать плоды созревшие духовной пустотой. С собой серпа лукавые, кинжала изощрённее - несли под благой маскою нашествия ордой.
Великая экспансия по землям прокатилася, разъединив общинное славянское бытьё, чтобы убить всё братское, веками что сложилося - на труп страны разваленной слетелось вороньё.
Доверчиво широкая душа наша славянская, пошить наряд доверила заморским мастерам, и по миру отправилась искать те кущи райские - обманутая, голая, к далёким берегам.
В какие только не рядили одеянья - тебя, святая Русь, ты в сути не менялась, как ни обманывали твой святой народ лжецы и паразиты всех мастей, поганя внешность чистую твою, душой своей всегда ты оставалась пресветлая и верная мечте: о том, что всё же рано или поздно, на благодатной родовой земле - вновь воссияет твой народ, подобно звёздам - божественной отметкой на челе.
В то время многостранное, когда мозги всем промывали заново мне встретился однажды человек, которого условно назову я "ключник". Всё новое тогда звучало завораживающе, особенно когда пыталось выступить первейшей истиной в мелодии познанья бытия. Многие люди, устав от тусклой, однообразной серости и неожиданно свалившихся на голову новых жизненных и экономических реалий, отправлялись в долгие путешествия духовного поиска. В их рядах был конечно же и я.
Ключник поведал мне необычную историю о ключе, ключе от Рая, которая задела какую-то особую струну моей души и мне показалось, что я нашёл тот ключ от двери, который где-то потерял когда-то в детстве, и что теперь стою вот перед дверью, за ней сияет чистый звёздный свет, мне показалось, что передо мною открылись капитанов звёздных карты, и что увидел я предназначенье небесных наших солнечных планет. Сжимая знания поведанные в образ, коль сохранили вы ещё терпение, соединяя строки в зрелый колос, я опишу сей ключ стихотворением.
Все люди, приходящие на нашу Землю-матушку -
Весёлые, скорбящие - всего лишь гости здесь.
Пришедшие из Вечности и в Вечность уходящие
Едины, хоть по разному глаголят: "Даждь нам днесь!"
Их срок здесь пребывания условно разделяется
На то, чтоб камни вбрасывать и камни собирать,
Когда же время пройдено - рожденьем разрешается,
Что свыше нам даровано планета наша мать.
Последний камень собранный, отвергнутый строителем-
Петром он называется, пришла его пора.
До срока сохраняемый небесным управителем,
Лежит он в граде каменном, на берегах Днепра.
Когда же он поднимется в красе своей блистающей,
Расправится, дотянется до звёзд исходом лет -
Исчезнет зверь невидимый, иллюзии питающий
Под гимны просветления движением планет.
Урок последний пройденный и камни вроде собраны,
Но ждут, когда пополнится последнее число.
Ладьи готовы в плаванье, гребцы уже отобраны,
И к звёздным дальним гаваням опустится весло
.
Это была увлекательнейшая история познания чего-то большего, чем то, к чему привыкли мы, или к чему нас приучили, стоившая мне семь тягостных лет скитаний и поисков по штормящему океану жизни, над которым уже во всю дули ветры светлых перемен.
Но за то, благодаря ей, я нашёл другие ключи - светлые ключи к сердцам. Ведь в каждом сердце имеется своя сказка, свой чудесный, неповторимый Рай, в него только нужно очень поверить, убрав рамки и границы, мешающие нам разглядеть нас настоящих, увидеть свою сказку. И может быть тогда, сыграв на невидимых струнах пространства непревзойдённую мелодию, мы свою жизнь сделаем сказкой.
Леса новомосковщины всё чаще притягивали меня своей пьянящей свежестью и ожиданием чего-то большого и светлого где-то там впереди. Эти леса ещё помнят времена казацкой доблести и славы. Но шли года, десятилетия, убегали в прошлое столетия, потомки потихоньку забывали геройство предков, боронящих границы южные своей родной земли иль подвиги других периодов беды; история периодически переписывалась заказными историками - убийцами праведной истины для того, чтобы оправдать деяния новых пришлых властидержателей, устремления коих мало чем отличались от сумрачных мыслей, желаний предшественников - таких же вот самых корыстолюбцев и златостяжателей. В порочной системе на светлые мысли наложено прочно табу, напрасно всё ангелы дуют в свою громогласно трубу. В природе приученных строем идти так непросто найти нам того, кто крепко держался бы только пути своего, а против трубящих пернатых, летающих выше всего - вновь развернут при поддержке чертей - ПВО.
Всё внешнее текло и менялось, а лес оставался всё тем же радушным и гостеприимным хозяином, готовым всегда принять, укрыть, утешить или излечить всех тех, чьё сердце может слышать извечный зов своих корней - неравнодушных сыновей и дочерей, земли священной, гордой и прекрасной.
Для тех же, кто готов к рассвету вести чрез дебри за собой, сквозь мрак иллюзий, наваждений, ведомый утренней звездой - откроет тайну страж бывалый и местом силы одарит, лесной истории начало - живого озера магнит.
Лесная сказка берёт начало здесь - на берегу загадочного треугольного озера.
Однажды небесный божественный свод обнялся блаженно с пречистою девой - Землёю, и семя упало в озёра святых, непорочных, живых боголесий, рождая великую радость, которая с каждой весной благодатно взрослела, сияя сильней, окрыляясь мечтой, даря всем в округе святую энергию счастья.
Однако же были места на земле, где время текло по иному. В тех чистых озёрах пила воду Вечность, рождая гармонией миру незримые, светлые вихри. Невиданной силой, святым оберегом само Провидение их оградило в яйце - от тёмных, грядущих эпох священным огнём скорлупы, под праведной толщей которой скрывается истины ключ, которым однажды откроют ту дверь, за которой струится божественный свет без границ. Ещё же в ключе том сокрыта - заветная сила иглы, которая вскоре проткнёт - дно лживое свино-корыта. И станет кащеево царство - уныло, подвержено тлену; вновь силой божественных мыслей шагнём мы сквозь мрачную стену.
В треугольном уютном гнезде, пробивая лучом скорлупу, когда время пришло - появился на свет неокрепший летучий корабль, пробиваясь сквозь мрак к своей чистой мечте - вновь увидеть цветущую Землю, он свой дух закалял в передрягах ночей, удивляя своей чистотою - тех, кто к грязи привык в суете городов и расстался с высокой мечтою. Он летел, песни пел, понемногу мудрел, беря на борт всех неравнодушных, и душою болел, всё терпя беспредел городских отношений бездушных. Тьму тревожа своими огнями, где кричат лишь: "А нука налей!", он мечтал, что увидит сиянье, лебединых своих кораблей.
Путь к мечте силой духа стеля, грусть-печаль вольным сердцем развеяв, а внизу всё стелилась земля, угнетённая игом кащеев.
Ты - древний Рим, но в новом звуке,
Ты - Вавилон, растлитель мысли.
Москва - как много в этой муке,
Любовь - как мало в этом смысле...
Я знаю, что настанут времена, когда всё тёмное и лживое уйдёт, растает как туман при восходящем солнце. Однако же сие произойдёт, когда дождём сияющим прольёт из чистых, знающих сердец - Любовь, как свет в оконце. Ведь Провиденье стелет путь лишь тем, кто верит и идёт -- своей дорогой, не крича о вере строго. И как тысячелетьями случалось на Руси - мы не кричали: "Боже, нас спаси!", мы просто верили в себя, а значит - в Бога.
Набросили на нас невидимые путы, уча как правильно и выгодно молиться, а мы всё так же - биты и разуты, и царства божьего слепым совсем не видно. Когда ж нам разобраться с верой помогли - лишились мы своей святой земли. И вот уже мертвеет наше семя, ведь мы - святое, спившееся племя. Идём чужими, злыми городами - убогими, безмозглыми рядами. Играет нам пастух, а мы безвольно стонем, всё пьём - и в этом пойле тонем.
Когда причина разложенья не видна, а ложь скрывают благостною маской - ищите истину в пучинах тёмных дна, ведь на поверхности баюкают вас сказкой. Здесь каждый благородный важный принц - бессовестный холуй претёмных лиц, скрывающих во тьме дремучей ночи свои нечеловеческие очи.
А кораблик всё плыл над уснувшей землёй, рассекая невидимо волны эфира. И он зрим был тому, кто уверовать мог, что на этой униженной, нищей земле чистотою отзывчивых, светлых сердец зазвучит вновь божественно лира. Малочисленной была команда его: полутрезвый, лысеющий ключник и простой, молодой капитан, свято верящий в звёздное небо, ясно слышащий странное пение птиц, что летают под звёздами даже без хлеба.
Маршрут проложен был по звёздам через пустыни городов - туда, где тёмные кащеи почти что съели всех коров, чтоб все забыли вкус Вселенной, лишившись благости напитка, и огрубев душой молились на силу золотого слитка. Князья преисподней уселись на царственный трон, творя свой претёмный для всех обязательный, лживый закон. Они боялись, что найдётся в нетленный мир святая дверца, всё нанося свои удары святой Руси в больное сердце. Паук огромный сеть раскинул, сокрыв весь свет дремучей мглою - ловушкой липкой паутины над измождённою Москвою.
И корабль вошёл в гавань чёрную грязных вокзалов, суету тесных улиц, угар перекошенных лиц, где по площади ало-багровой от праведной крови, словно тёмная память росли усыпальни гробниц. Всех ушедших тиранов - пособников грязных иллюзий, воздвигавших себе пирамиды из белых костей - инвалидов своих заблуждений и мысле-контузий, палачей-генералов своих же элитных частей.
В пробуждённом дыхании утра нужно было всего лишь исполнить, чтоб развеялись тёмные чары - предрассветную песню Вселенной, чтобы каждый, кто светел душою - смог своё настоящее вспомнить, зажигая надежду потомкам, сбросив цепи коварного плена.
Очень крепок был сон мостовых и змеившихся улиц, город спал под контролем невидимых глаз, не пришёл видно срок, но останется тем, кто проснулись - чистых несколько строк, чтоб вернуться сюда и не раз:
Кащеи древние терзая святую Русь, как сердце мира
Ловушкой липкой паутины - Москву опутали соблазном,
Боясь того, что ближе к утру вдруг зазвучит волшебно лира,
Разрушит мерзкие картины иглой Останкинская башня.
Вновь запоёт столица радостно; в грядущем - благо человечное,
И снова сеять будет благостно - разумное, святое, вечное!
Вступив однажды в бой незримый, команда понесла потерю - был смыт волной нетрезвый ключник среди хмельного океана. Но продолжалося движенье к невидимой, заветной двери, и вновь светил к свободе лучик - мечтою светлой капитана.
Необходимо было всё переосмыслить, и вопреки мирским, пустым раздорам - набрать единством верную команду, на борт вернувшись зрелым командором.
Тягость тех лет, наступивших после того, как старое было разрушено - заключалось в том, что части нового, составлявших некогда единое целое, никак не могли найти своё истинное лицо в этом постоянно изменяющемся мире и кочевали от одного берега к другому, теряя силы, ресурсы и надежду.
Анонимные, могущественные силы потирали руки - наконец-то устранено последнее препятствие на пути достижения нового мирового порядка. Наконец-то удалось взять под контроль вожделенные, заветные территории с народом и правителями; наконец-то люди, русские духом окончательно забыли свою самодостаточность, превращаясь в жалкое стадо, теряя свою самобытность, своё лицо. А на Украине, там, где были опоры Киевской Руси - само слово Русь стало анахронизмом, пережитком прошлого.
Но может всё идёт закономерно и этот путь едино неизбежен для бывшего Советского Союза, и независимость - единое спасенье от ненасытного довлеющего центра? Тогда сказать так можно было. Но вот сейчас уж слишком очевидно, что кто-то нас подталкивает в пропасть. Силы разрушения, проникающие в умы, использующие достижения эры высоких технологий, как средство высокотехнологического обмана, опутали своей коварной сетью, как липкой паутиной-невидимкой возможного воздействия каналы. И вот итог - искусство пало, культура, честность - разложились, виновников ищи - не сыщешь, а ведь виновник этот в нас - когда кричим, что нам всё мало, что жизнь чего-то не сложилась, а сами складывать не можем, иль не хотим в который раз. Когда так шатки, зыбки курсы: валют, компаний и правительств, и в полусне мы робко шепчем: "Спаси, помилуй и подай", я призываю всех живущих - сказать: "Я - есмь!" навстречу солнцу, и обрести в себе по вере, в самом себе свой светлый Рай!
Нас долго учили идти стройными рядами в светлое будущее - на нарисованную кем-то картинку, освещённую светом Илличевской лампочки, но когда закончился ресурс и лампочка перегорела - мы оказались в кромешной тьме, на глубоком и тягостном дне океана Вселенной, с белизною кривого отсвета акульих зубов. Теперь нашей смелости хватало лишь на то, чтобы вовремя убрать свою руку из учтивой, продажной клешни, поскорее зарывшись в илистое дно, довольствуясь остатками чьей-то пищи, время от времени опускающихся с поверхности. Все силы Хранителей дна были брошены на то, чтобы разводить, разлагать, разобщать его обитателей, лишая их правдивого прошлого и счастливого будущего посредством постепенной, еле заметной подмены истинного ложным, ведь слабыми, безвольными, пустыми, равнодушными куда намного легче управлять. Когда все вокруг до хрипоты кричали о свободе и независимости, то потеряли самое главное, что помогает выжить в окружении хищников, бряцающих зубами - наше единство и ощущение надёжного плеча. С прививкой свободы нам ввели также ингредиенты вседозволенности и другие компоненты, развивающие единоличие и гордыню, желание едино холить и любить себя любимого, распространяя вокруг аппетитные флюиды, тем самым привлекая акул и паразитов всех мастей. Мы все катились в пропасть, откуда улыбалась независимость свободного паденья. Казалось, что спасения уж больше нет и тормоза из поучений странных одиночек не в силах были приостановить хотя бы не на долго мгновенья приближения беды. Разящий контраст социальных прослоек, блеск и нищета улиц и кварталов, серая убогость и напыщенная яркость их жителей, витринная изысканная чистота и мерзость запустения гниющих помоек, как характерные черты урбанистических пейзажей - всё это сплелось в гремучий клубок человеческих пороков. Умение разжиться на чужой боли, использовать кого-то и цинично выбросить за борт как ненужный балласт, возвыситься за счёт чужого унижения, оставить без средств к существованию целые регионы - всё это стало правилом хорошего тона социальной верхушки, отличительной чертой этой кривой породы. На слёзах и нищете, дискриминации и деградации, оболванивании и втаптывании в грязь огромных постсоветских территорий - кто-то умело "делал" свои миллиарды. Кандальный звон как ядовитый дым всё плыл над измождённою землёю, однако же невидимыми были кандалы. Не погоняли нас хлыстами, батогами - мы сами добровольно шли на каторгу в надежде, что когда-нибудь швырнут небрежно нам, как низшему сословью на пыль дорог прежалкие гроши. Учителя, врачи и инженеры, шахтёры, сталевары, офицеры - униженными стали в одночасье, без радости, без чести и без веры.
Согнали нас, когда - уже не помним с обжитой родовой земли, и как же всё старались приукрасить все блага вольной жизни городской, и вот итог - наш род, что был могучим - бездарный, равнодушный и пустой. Видать здесь кто-то очень потрудился, чтобы внушить потомкам витязей отважных, что наш удел - лакать дрянное пойло, согнав всех в города от матери-Земли, зарплатой привязав к станку завода-стойла.
Да, обнищали души, огрубели нравы, всем стало абсолютно наплевать - кому и как повыгодней молиться, кому себя повыгодней продать. Однако где-то в глубине уже забрезжил огонёк надежды, вернее он не гас - старанием всех странных, всех знающих в ночи, что день придёт, всех непонятных, изгнанных, не званных, в ком знанье от рождения живёт. Для спящих и слепых, для хищников и воров - ночь оставалась матерью родной, где можно видеть сны, где можно рвать и грабить под милым покрывалом темноты. Но тот, кто шёл к рассвету сквозь дебри наваждений, ведомый светом утренней звезды - всё чётче различал во благости весенней, зарёй рассвета - светлые мечты.
Наверное тогда, когда отзвенел мой последний школьный звонок, а я мысленно зрил себя где-то там, за облаками, в кабине истребителя, кто-нибудь сказал бы мне, что моя будущая деятельность будет очень тесно связана с системой образования - я бы несомненно просто рассмеялся : "Кто, я - учитель? Что за вздор вы несёте?" Однако жизнь распорядилась по иному.
За плечами уже были: неоконченное лётное училище и оконченный горный институт, рождение сына Игоря и год скитаний дипломированного специалиста - инженера подземной разработки месторождений полезных ископаемых - в надежде найти своё место под Солнцем.
Наверное моё отношение к жизни как к игре, где у каждого есть своя, ни на кого не похожая роль, позволило мне согласиться на ещё одну короткую, как мне тогда казалось партию. Мне предложили роль учителя физической культуры в средней школе и я, скорее из творческого любопытства - согласился.
О, школа - знаний храм священный, начало жизненных начал! Но Просвещенья Дух нетленный уже я здесь не повстречал. Это была уже другая школа, тщетно пытающаяся создавать новое качество на обломках старой системы образования, однако, вместо качества на выходе расшатанного, несмазанного конвейера всё чаще стал появляться брак. По кораблю "Образование" был нанесён торпедный удар, через пробоину в трюмы хлынули поднявшиеся со дна нечистоты и агрессивные смеси для разъедания корпуса. Первыми покинули корабль - крысы, а затем на челночных шлюпках - собиратели скарба, плавающего на поверхности постсоветского моря, оставшегося после погружения на дно ракетного крейсера "Советский Союз". Всё держалось на старой команде, оттягивающей неминуемую гибель старыми, ржавыми, маломощными насосами и новыми, доставленными по сигналу бедствия на быстроходном катере "Запад". Ослеплённые импортными, насосными инновационными технологиями, некоторые спешили праздновать победу приостановки погружения, забыв или не желая видеть те агрессивные включения, пищей для которых служило днище корабля.
Оставив свой маленький кораблик в тихой, лесной гавани, я совершил экскурсию на искусственный тонущий остров "Просвещение", подверженный тихому тлену разложения и деградации его обитателей. Визит мой продолжался целый год, из которого был сделан для себя вывод о том, что для работы вдохновенья Духа Созидания и Творчества мне не хватало лишь простого жизненного опыта и я отправился опять на материк, чтоб силу обрести иную через пролив Иллюзий и Страстей, пройдя сквозь сети сводок, новостей, по лабиринтам тёмным Минотавра.
И опять четыре года поисков и скитаний. К своим тридцати годам я побывал в небе и под землёй, кого-то учил и учился сам, познавал философию грязных подворотен и уносился в незримые миры. Но как бы низко ни падал или как бы высоко не взлетал, я всегда приходил приводить себя в норму сюда, в свой волшебный лес, на берег живого магнита треугольного озера, которое особо завораживает своей неповторимой красотой осенью, когда Природа подводит итоги за год.
Войдя однажды в этот лес, оставив сердце здесь на век, в душе рождая светлый вихрь лесных всеблагостных мелодий, я возродился и воскрес весной разливом мудрых рек, чтоб закружиться до небес в купальском ярком хороводе. И там - средь облачных равнин услышать песнь седых времён, зовущих радостно парить, любуясь своим вечным восхожденьем и чистотой сверкающих вершин, но тот лишь будет вознесён, кто грязь сумеет полюбить, чтоб прикоснуться к сказке с продолженьем...
Давным-давно всё это было, да так давно, что память скрыла
Былин ушедших очертанья и не найти упоминанья
О днях былых и жизни в свете на голубой, святой планете,
О том, что вызвало паденье и странное перерожденье
Свободных, праведных, могучих в безвольных, жалких и дремучих.
Ну а тогда, в объятьях Рая, целебным родником мечты
Струилась жизнь, преград не зная, во благом царстве чистоты.
Едины были устремленья, чисты прекрасные порывы
В пресветлой яви мирозданья детей божественной мечты
В любви без тёмных побуждений, не зная воин и сражений
С мирами Прави во Вселенной соединялися мосты.
И всем мирам душой открыты дарили радость Бога дети
Не ведая нужды и боли, чтобы однажды вдруг зажглась
Звезда пречистая, чьё имя узнает тот, кто путь осилит,
Пройдя к мечте дорогой воли сквозь боль, сомнения и грязь
Чтоб после тьмы вернулась сила, чтоб жизнь ключом опять забила,
Где ночь была не наказаньем, а самым лучшим испытаньем
Для тех, чей дух родился в свете, чтоб принести Любовь планете.
Да, было время золотое, и люди были все как дети
Невинности сияя светом, благоухая чистотой,
Но кто-то плёл, презрев земное, невидимые, злые сети
И сонмы сущностей из Нави сверкали тёмной пустотой.
Ну а Вселенной властелины, небес читая дивный свиток,
Неслись мечтою через Вечность в миры сияний чистых грёз ...
Но сеть коварной паутины из ядовитых, лживых ниток
Была расплатой за беспечность в преддверии эпохи слёз.
Из дальних уголков Вселенной, миров, что ниже, чем земные
К Земле тянулись чьи-то руки, и сладкий шёпот полусна
Всё звал, гордыню пробуждая в часы короткие, ночные,
И вот уже к Земле спешила на жатву тёмную война.
Архаты, правящие миром, узрели умысел ужасный,
Соткав решёткою магнитной прозрачный купол над Землёй
Создав как вход канал особый с незримой дверью безопасной.
Чтоб оградить от посягательств мир вдохновенный, Рай земной.
К двери приложен был замок, имеющий особый ключ,
Владеть ключом же этим мог - несущий в сердце жизни луч.
Тот луч, пугая злую смерть, пронизывая все миры,
Печатью образы рождал, но чтобы эту снять печать
Был нужен ключник, словно твердь, покрепче каменной горы
И тот, кто средь змеиных жал мог вдохновением сиять
От сотворенья и до срока, блистая светлым серебром,
Был избран ключник волей Рока, и назван праведным Петром.
Он был тем камнем, на котором родится новый, светлый храм,
Открытый всем пытливым взорам и вольным, северным ветрам.
А в храме том во славу света шумит листва, журчит ручей,
Как вдохновение поэта во звёздном бархате ночей.
Снимая тайную печать, воззвав душой ко всей Вселенной,
Был нужен ключ, чтобы звучать могло пространство вдохновенно,
Но чтобы образы вещать, ещё кого-то не хватало,
Ах, да, того, кто мог сиять, среди змеиных жал начать
Петь песню, не пугаясь жала.
То был лесной могучий царь - замка хранитель, светлый воин,
Лесных людей седой главарь - внимания небес достоин.
От его песен таял лёд, был радости переизбыток,
Душа стремилася в полёт, испив бессмертия напиток.
Замок Архаты схоронили под золочёной скорлупой,
И гладью озера укрыли в глухой обители лесной.
Приставив с тем лесную стражу преградой силам тёмной Нави,
Чтоб не случилася пропажа замка двери небесной Прави.
Соединив замок с ключом, дав двум энергиям начало,
Звеня струны святым мечом, чего-то всё же не хватало.
Секрет последний тайной двери, хранимый утренней звездою,
Несла собой лесная Дива на колесницы ста лучах.
Ей были рады птицы, звери, и звёздный мир над головою
Всё улыбался отражаясь в её чарующих очах.
Чтоб небесная дверь отворилась - ключник образ печатью творил,
Ну а воин в душе что творилось - всем мирам нараспев говорил.
И когда на своей колеснице, тайной силой невидимых сфер
Дива ехала, радуя лица - открывалась небесная дверь.
Луч живой вдохновенно сливался с золотой скорлупою яйца.
И канал над Землёй отворялся благодатною силой Отца.
Любовь струилась, счастье длилось и свет небес во тьме ночной,
Рекой молочною разлилась мечта, блистая чистотой.
И каждый мог к воротам Рая, чтобы Любовь свою найти
Пройти, желанием сияя вдвоём по Млечному Пути.
Чтобы смогли пройдя обратно, и возвращаясь в Рай земной,
Своим желаньем необъятным позвать младенца за собой.
Любовью озарялись лица, никто не вёл годам учёт
И вновь Ярило в колеснице всё совершал солнцеворот.
Ярило с дочерью своей - лесною Дивой,
Рождал мечты невиданный полёт,
И долго жили все свободно и счастливо
Без боли, зависти, творя души полёт.
И каждый сочетал в себе возможности
Творить и слушать Вечности симфонию,
Уравновешивая противоположности,
Рождая тем вселенскую гармонию.
Земле и небу светлое служенье,
Когда за правду мы уверенно держались -
Формировало благое движенье,
И звёзды к нам ночами приближались.
В своём простом, бесхитростном движении, в любом своём зеркальном отражении
Мы оставались светлыми до той поры, пока
С мирами тёмными в опаснейшем сближении, без видимых напастей и сражений,
Не потеряли простоту, а позже и свободу на века.
Пока ещё спускалась к нам Любовь -
Мы мерзость выметали вновь и вновь.
И продолжали светлое движенье
По лестнице святого восхожденья.
Всем тем, кто может за собой
Вести сквозь дебри наваждений,
Светя во тьме своей мечтой,
Огнём бесхитростных суждений -
Непросто не поддаться искушенью -
Себя не воздвигать на пьедестал,
Тем подводя к опасному сближенью
Заблудших - с искривлением зеркал.
В их отражениях коварных и кривых
Так просто несведущим потеряться,
Чтоб превратившись в злобных и хромых,
Пустынями души во мгле скитаться.
И люди шли туда, где расстилалась
Стараньем тьмы - огромная пустыня,
Прикрывшись тенью вожаков, за ними кралась -
Подступная, коварная гордыня.
Не обошло то искушенье и могучего -
Царя лесного - воина певучего.
Который так хвалил все свои песни,
Что всех иных уже совсем не слышал,
Врата души открыв презлой болезни,
Когда дух светлости однажды тихо вышел.
Ну а когда закралось в сердце и презрение,
Внутри исчезло благое смирение -
Уменьем в равновесии держать
Мужскую плоть и доблестную стать.
И вот однажды, на исходе лета, и на исходе всех счастливых лет
Не стало вдруг божественного света, куда девался этот дивный свет?
По миру слух тревожно разошёлся, что воин нимфами в лесу своём увлёкся,
И в пылкой страсти вовсе позабыл - какою силою божественно творил,
А в час, когда с небес спускалась милость - связующая дверь вдруг не открылась
И потихоньку люди забывали - в чём сила истинной, божественной Любви,
В скорбях, невзгодах, боли и печали - страдали, мучались, барахтались в крови
Решётка же магнитная вдруг стала тюрьмою для живущих на планете,
И долгое, претёмное начало хранило тайну озера в секрете.
Архаты воина призвали после жизни, и чтобы он вину смог искупить
Пятью камнями в силу укоризны - пять жизней предоставили прожить.
Когда же он в последний раз придёт на Землю -
На пятом камне Дух Руси святой воскреснет,
И вдохновенно, всем небесным лирам внемля,
Любовь вновь пропоёт святую песню.
Зрит истину, кто видит между строк,
Видать всем нужен горький был урок.
А ведуны в своей пречистой силе - до времени и ключника сокрыли,
Унёс и Диву неба повелитель на ста лучах в небесную обитель.
И появилась в этом мире тайна, хранимая в большом, святом секрете,
Не каждый выдержал великого соблазна из тех хранителей,
Кто был за всё в ответе.
И с той поры идут святые войны за трон земной,
За то, кто всех правее,
Доказывая всем, что мы достойны
Стать экспонатами на полочках в музее.
Но правды нету здесь, ведь дверь давно закрыта,
А истина утаена жрецами,
И все лежат и молят о подачке у грязного, разбитого корыта,
А дети проданы неистовому зверю - системе злобной, и своими же отцами.
Ты слышишь, воин - Дух Руси, восстань из пепла,
Как птица Феникс славою сияя!
Запой же песнь, держа ключи в деснице,
Даря Любовь от края и до края!
Великий дар - любить! Какая сила в нём таится, как отличить его от предпочтений и привязанностей всех - тех, что подменой истинного чувства питают лжепристрастие утех, которые постылые желанья порой в нас разжигают вновь и вновь, и как же разглядеть сквозь лже-сиянье - что же такое, ЧИСТАЯ ЛЮБОВЬ?
Скитаясь по обочинам дорог, по переулкам наших серых будней, пытаясь отыскать её тепло - улыбкой светлой, чистой на устах, утратив тонкость чувств душевных восприятий, бредя на свет искусственных огней, на искривление зеркальных отражений старанием лукавых древних блудней, желая обогреться ярким светом, но вместо света обретая тлен и прах, запутавшись вконец в сети понятий перемудривших лжеучителей. Мы всё же обращаемся порою к своей всепонимающей душе, когда без слов и умных убеждений становится немножечко светлей.
Как сложно выразить словами - то, что превыше всяких фраз, как трудно нам в слова поверить, что мы всегда могли летать, когда Любовь сияла светом из ненаглядных милых глаз, по голубым земным долинам струилась тихо благодать.
И наполнялись все пространства Любви земной пречистым светом, в Любви к нам дети приходили - надеждой светлой с Вышних далей, и жизнь текла рекой широкой, Любовью к звёздам и планетам, что по ночам к себе манили и в гости часто приглашали. И чтобы в мире ни менялось - с Любви всё снова начиналось. Ведь в ней начало без конца в великой радости Творца. Благодаря её святому гению родилось во Вселенной вдохновение. И мы с тобой стремимся к свету вновь благодаря тому, что есть Любовь. Я спрашивал о значимости слов, душа мне отвечала : "Большая буква есть Любви начало."
И что же сотворяем мы с пречистою Любовью, которая нуждается в пространстве - для сказочных чудес и превращений, для благостных взаимных сообщений, в живом пространстве, где журчит ручей, играя с чёрным бархатом ночей, где свежих трав пьянящий аромат, где росы белые на листьях всё дрожат от набегающего ветра поутру, который ждёт святую детвору.
Мы закрываем её в клетках городов, квартир убогих каменных мешках, где трудно выдержать нелепость глупых слов, пустых желаний тягостный размах.
Но ведь Любовь - она как птица, ей долго в клетке не сидится. Она сидит, немного ждёт, ну а потом - опять в полёт, к свободным, любящим, отважным, чтобы под утро вдруг однажды, встречая новую зарю, услышать: "Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!"
И вспыхнет ярко новая мечта, во всех мирах оставив отраженье и в пёстрые окрасится цвета двоих счастливое единое движенье.
Как многое таят в себе привычные слова, которые нам с детства так знакомы. Но мы привыкли их воспринимать обыденной, неяркой чередою, ведь изначальный смысл, коль не совсем утерян, тогда всю яркость образа он всё же потерял - в глобальных искривлениях пространства, вибрацией тяжёлых, тёмных мыслей, мы загубили чистоту благоуханья естественных божественных начал.
Мы бродим безотрадно и убого по обезвоженным мертвеющим пустыням безликих городов, живую воду пытаясь по колодцам отыскать. Но высох благих слов источник чистый, живой воды уж нету и в помине, а речь струится мутною водою, куда привыкли гадить и плевать.
И с каждым днём всё тягостней желанье, пытаясь тщетно жажду утолить, а мёртвая вода грязи познанья - нас учит чистое беречь, любить, ценить.
Ведь этот мир был создан всем для счастья, живой водой готов поить всегда, а к тем, кто слеп и глух к сему причастью - бежит по трубам мёртвая вода.
Мы часто понимаем всё буквально, своим умом оценивая быт, а наше бытиё, увы - печально, ведь смысл букв утерян и забыт.
Откуда началось постылое болото, когда мы стали чуждые друг другу, сменив свободу смелого полёта на разложение всезамкнутого круга.
Мы повернули вспять святые реки, всему определив свою цену, и разделив единство в человеке, начали тем духовную войну, где частное от целого кричало, что оно главное, ценнее всех других, надменно оттолкнувшись от причала, забыло верных другарей своих. Но в одиночестве скитаясь по Вселенной, своё пытаясь счастье отыскать, вдруг оказалось временно и тленно, оставшись на чужбине умирать.
Но время новое всеблагостно решило - собрать заблудших странников живых, секреты главные вернувшимся открыло - как снова стать своим среди своих. И как вернуться вновь из ниоткуда, пройдя по звёздам курсом на Восток, где поднимается рассвет в преддверьи чуда, Любовью сотворённых чистых строк.
И став единым целым - так, как прежде, мы радость по планете разнесём, а кто-то скажет нам с Любовью и в надежде: "Так будьте счастливы, всегда, везде, во всём."
Понятье счастья - что оно такое, каких энергий кроется здесь суть? Мгновенно оно или постоянно, иль относительно изведанных высот - само себя алмазно обозначит, а я же постараюсь повернуть одну из граней, как "сейчас-деяние-теяние.", что радость вдохновением несёт. Раскрыв один из многих смыслов слова СЧАСТЬЕ, как например: "Сейчас теять иль деять", вдруг осознание придёт - какою властью уныние нам по ветру развеять. В движении лишь жизнь познанья счастья, оно развеет радостью ненастья.
Сияние одной из многих граней на философском камне бытия вдруг озарит во тьме секреты счастья - как быть всегда, везде самим собой, как не впадать в уныние напрасно, коль видишь в каждом часе полноту, поддерживая благостным деянием - сиянье радости, идущей изнутри. Ведь в каждом часе Матери-Природы задача формируется своя, она всё знает - что, когда ей делать: дождями лить, благоухать травой, смотри в живую суть её всечасно, тогда поймёшь себя, свою мечту, её сияющее, ра-дасть-ное счастье внутри себя всеблагостно воззри - единством светлым наступающей Зари!
И снова речка-реченька струится и сказка новая рождается для всех, и вот опять вас сказочник с Любовью ведёт полями чудодейственных страниц, соприкасаясь с душами мечтою, которая божественно творит, рождая светлый образ в вековечьи под тонкою вуалью из ресниц. Закрыв глаза, прозреть душой и сердцем, оставив все печали позади, увидеть то, чем можно обогреться со всеми вместе где-то впереди.
Послушай, детка, кто бы ни был ты - простую истину, которая всегда идёт по жизни рядом, босиком - ковром душистых трав, безмолвием снегов, которая журчит ручьём в пустынях городов, не ждущая признания и всех хвалебных слов. Которая как воздух и как свет нужна в гнилом удушьи тёмных лет. Она не призывает и не судит, и не кричит порой до хрипоты, она идёт с тобой и просто любит, и ждёт лишь одного - твоей мечты. Которая взметнётся искрой в небо, чтобы вернуться благостным огнём, что озарит во тьме дремучей ночи заветную тропинку к роднику - всем ожидающим едино только хлеба и думающим также лишь о нём, когда раскроются вседремлющие очи, убрав всеизбиенную щеку.
Она молчанием о многом говорит, но чтоб её безмолвие услышать - ребёнком снова нужно стать, когда невинностью своею мы охватить могли весь мир, когда весь мир казался дивной сказкой, которую могли нам на ночь рассказать.
С годами, надевая маски, под вожделенный звон монет мы перестали видеть краски и сказки тот всеблагий свет. Всё стало тускло и несладко глотком прогорклого вина, а жизнь окрасилась украдкой лишь в чёрно-белые тона.
Меняя ветхие одежды, брели по жизни не любя, а сказка детства как и прежде - всегда ждала, ждала тебя. Чтобы однажды развернуться во всей божественной красе, когда сумеешь ты вернуться к своим истокам по росе.
Коль разрешишь - я буду вместе с тобой твоим проводником в мир детских грёз и светлых мыслей, чтобы найти себя опять, я покажу тебе дорогу в страну за тридевять земель, где в золотом премудром царстве, на тридесятой высоте живут твои мечты из детства, ты с ними издавна знаком, не зная рамок и запретов, сюда мог с ними залетать, когда уставший спать ложился на свою детскую постель и отправлялся вновь на встречу волшебной, сказочной мечте.
Наш чистый жизненный родник, из детства истекая, со временем становится рекой, несущий жизненный корабль в чужую даль от девственного Рая. Мы что-то ищем там, в чужой дали, а нашей серой жизни корабли не возвращаются порою из похода, теряя оберег родной земли.
О, если бы всю силу родника изведал ты - рождать бы смог творящие мечты, ведь у истоков всё осталось прежним, своим покоем безмятежным - всех светлых сказок распускаются цветы. В одну из них я приглашаю и тебя, Звездой Надежды в даль волшебную маня, навстречу звёздам - близким и далёким, свершениям чудесным и высоким - стремлением лесного корабля. Чтобы опять вернулись жизни краски - я продолжаю вновь лесную сказку.
На небеса и сини горы, на вод бескрайние просторы наброшена невидимая сеть - та, что каналами нечистых связей уходит в бездну преисподней; о, как непросто устоять и уцелеть, коль духом ты не твёрд, теряя твердь, в болото погружаясь суетою, влекомый яркою, бездушной пустотою, лишившись благости и милости Господней.
Коварство, что не ведает границ придумало орудие простое, чтоб разлагать и тихо растлевать, разъединять и лживо разобщать, используя привычное, родное, к которому мы дружно прикипели за те немногие десятки тихих лет, когда с экранов к нам в дома струился неяркий, голубой, но всё же свет.
И вот уже смотреть нам долго телевизор не только вредно, но даже и опасно. И дело не в магнитном излучении, если точней - не лишь едино в нём. Через экрана окна голубые подверглись мы агрессии ужасной - по душам нашим бьют орудья всех калибров, порою видимы, но чаще ловко скрыты, бьют утром, вечером, бьют ночью, бьют и днём.
Солдаты же, что ревностно приказы исполняют, не ведая беспечно о войне, пассивно втянуты в незримые сраженья, заложниками рейтингов, амбиций приносят разрушение стране. Заложники незнания об этом вставляют оскаронесущий новый диск, согретые остатком чьей-то славы, забыв и честь во имя винных брызг, воюют за чужие интересы, предав отцов и будущих детей, беспечные, бездарные повесы в каналах душегубок и сетей.
А кто-то мастерски забрасывая сети, подсчитывает прибыльный улов, не ведая границ и расстояний, не допуская в сети чистых знаний нас делит на хозяев и рабов. Да только по большому счёту - ему и на хозяев наплевать, однако, через пастырей надёжней, спокойней этим стадом управлять.
Пытаясь выловить златую рыбку правды в мутнейшем море псевдоинформации иль разобрать правдивость между строк вещателей лукавых, в прямом, бесхитростном порыве к истине добраться, не замечаем мы того, что в сети прочно сами угодили и стали новою добычей ловцов при помощи сетей сверхновых технологий. Приманкой скармливая знания пустые, вливая зрелищ гадкое вино, нас всех давно на дно в расход пустили, для тех, кто выжил - есть двойное дно.
Со всех сторон нас обнесли сетями, а мы всё верим в демократии победу, и всё поём, трезвоня новостями, перед обедом песни людоеду. А он - гурман великий, знает цену правды, и потому не станет море чище, ведь если видимыми станут его сети - он навсегда останется без пищи.
Нам навязали мысль о том, что выжить всем поможет чудо, но в эре новых технологий для чуда не осталось места и вновь спешит телемессия, спасая нас, а нам всё худо, ведь хлеб его паскудных зрелищ из падшего, дрянного теста.
Нас потчуют обильем информации, запутав и сбив с толку окончательно в глобальной планетарной операции тотальной, всеземной дегенерации. Ведь двери в каждый дом давно открыты через канальный вход "святых" экранов, через которые нас вожделенно метят - жрецы, как глупых, закланных баранов.
Не просто выбраться из затхлого болота, не выморав хотя бы сапоги; ещё трудней лететь душой как птица сквозь сети, что расставили враги. Но можно ведь хотя б по крайней мере - не открывать жрецам святые двери...
Корабль ждал свою команду в лесной, уютной, тихой гавани, а ветер светлых перемен надеждой полнил паруса, чтобы отправиться с рассветом в межзвёздное, святое плаванье, когда ключом своим заветным ЛЮБОВЬ откроет небеса.
А спящий остров погружался в бездну медленно, образованием своим опустошённый, науками пустыми исковерканный, исполненный бесплодною землёй; его девиз: "Сплошная образованность!" - от жизни был какой-то отрешённый, где бытия осознанность и значимость мешалась с протокольной болтовнёй.
Осилить путь к звезде способен каждый и вынести себе же приговор; когда пришла пора - опять однажды сошёл на спящий остров командор. Чтобы пропеть с Востока и на Запад, встречая Солнце песней синих гор, и разбудив всю верную команду, скользить по глади девственных озёр. На встречу звёздам - близким и далёким, на встречу утра, света и ЛЮБВИ, где вольно дышится под небом синеоким, где просто скажут мне: "Люби, мечтай, живи!"
И вот я снова в школе. И вновь там, где должны пылать светочи духа и знаний - я увидел лишь еле тлеющие, безнадёжные угольки. Болотный запах застоя сводил с ума, закостенелость мышления высших жрецов падшего храма науки и просвещения с высот киевского Олимпа, спускающаяся в низы бездушными приказами, инструкциями и наставлениями, отбивающими всякое побуждение к творчеству и забирающая массу свободного времени, не дающая за кипами бумаг и формуляров разглядеть душу ученика, грозила грядущей катастрофой вырождения и деградации ряда будущих поколений, а маниакальное желание примерять системные одежды чужих покроев, чтобы пробиться на конкурс "Евромания-2000", даже ценой отказа от родовых истоков и наработок отечественных мастеров - вызывало разложение нравственности и общинных устоев, на которых тысячи лет крепко стояла Святая Русь.
За всем за этим вновь прослеживался почерк незримых, вездесущих и сокрытых, ввергающих свободных и могучих в зависимость похлёбного корыта. Хотя по настоящему свободных я почему-то не встречал пока, видать над этим очень постарались все предыдущие, ушедшие века, в душе оставив тягостную рану - клеймом-печатью божьего раба, и нелегко теперь нам быть без пана, ища своей свободы острова.
Однако же, школа - это прежде всего ДЕТИ - наше горькое, либо светлое будущее. Теперь я ощутил это здесь с особой остротой, равно как и ответственность перед этим самым будущим, а поэтому ваять очередных рабов, пользуясь "умными" программами и наставлениями, никак не хотелось. И выбившись из общей колеи, творя в порыве для детей досуг активный, я их готовил к первой светлой встрече с волшебным лесом и уже весной, в апреле мы выехали электричкой в лес. Мне было странно, что живя недалеко от леса, ребята очень редко были здесь, а некоторые вовсе не бывали, а может быть и дальше не узнали - как пахнет под деревьями рассвет и утро на исходе тёмных лет.
И я повёл их просто наугад, куда мне лес указывал дорогу, четырнадцать кулебовских ребят со временем своим шагали в ногу. Я также знал, что как здесь ни ходи - притянет место таинства и силы, тропою предков, к тайне впереди, минуя старые, забытые могилы.
Мы вышли к маленькому болотцу и как оказалось (чему я особо не удивился) - это было почти на берегу треугольного озера, только немного вглубь леса. Здесь же, почти сразу пришла в голову наша первая лесная игра "Охрана переправы". Мы натянули через болотце верёвку, разбились на команды, определили радиус охраняемой зоны, выставили первую охрану и начали игру.
При первых выездах в лес в эту игру мы играли постоянно. Для ребят она оказалась настоящей находкой, проверяющей их выдержку и выносливость, силу и ловкость, смекалку и сообразительность, чувство надёжного плеча товарища и решительность, и конечно же выплёскивающей ярую энергию юности.
А когда в кругу у костра, после неповторимой, лесной каши - все слушали командорские песни - в их глазах я видел блеск далёких звёзд, к которым они уже сделали свой первый шаг.
Глубинны мудрости истоки, объёмно виденье её, и в золотом премудром царстве внутри тебя она живёт. Но чтоб услышать дивный голос величьем кроткой простоты, который даст на все вопросы живой водой простой ответ - впускать не стоит простодушно учений умное враньё, под маской важности приемля всех тех, кто благонравно врёт, но не проявит вдохновенья рождать творящие мечты внутри того, кто сам есть благость, имея в сердце божий свет.
И отправляясь в путь далёкий к себе за три-девять земель, чтоб отыскать златое царство на три-десятой высоте, в своей огромнейшей Вселенной надёжно спрятанной души, чтобы свою услышать мудрость, чтоб самого себя спасти - от скверны умности надменной, изгнав гордыни гиблый хмель, зажечь огонь своей надежды, взлетев к невиданной мечте, горя свободно и нетленно для самого себя реши - сквозь мрак и ложь, навстречу солнцу - другим собою свет нести.
Ну а надежда же на благое спасение от грязной лжи, поганящей святую Землю, от гари полумёртвых городов и разложения достоинства, погрязшего в крови, скрывается в своём долготерпении, гармониям небесным тихо внемля, в последнем царстве ра-дости стяженья-достиженья, в лесу всеблагостном, в объятиях Любви.
А мы всё бьём постылые поклоны под сводом тесных храмов городов, не отводя просящих взглядов от многоликого, великого Творца, прося спасения под звоны-перезвоны, но каждый своим рабством нездоров, и этим попрошаньем унижая всеблагого, всемудрого Отца. Ведь каждому дано сполна, но может ли он видеть сквозь дым кадил ковёр душистых трав, способен ли он слышать звук, что лечит животворящим шелестом лесов, где просто невозможно ненавидеть, звон колокольчика душой своей вобрав, но видеть или слышать просто нечем под городским навесом куполов.
Когда ты станешь на своей земле, соединяя твердь с небесным сводом, не сможешь не почувствовать, что Бог - везде, во всём, с тобой, с земным народом. Ему не важно место, чин и сан, не важен и язык, важны лишь мысли, что вольно разлетелись по лесам, а не в застенках праведно прокисли. Ведь его храм - лесами до небес под куполом святой небесной сини, а то, что тленно - силою чудес, растаяв, не останется в помине.
Спасение с зарёю к нам грядёт величием священных боголесий, где каждый часть свою посильную внесёт, сажая дерево, как светлый дар планете. Вернутся радость, верность и Любовь, зелёный мир не будет больше тесен, всех бескорыстье благостно спасёт, и вновь войдут в леса святые дети.
Я обращаюсь к вам совсем не просьбой, а светлою молитвою души, взывая напрямик к уснувшим душам и к благостно проснувшимся в пути, к духовным иерархам всех религий и всех разрозненных воюющих церквей, к верховным пастырям, способным к просвещенью, чтоб в своём сердце истину найти.
Мы тысячи кровавых, тёмных лет энергию творящих наших мыслей наивно отдавали за пустяк, за иллюзорность обещаний для сердец, которая бесстрастно, не спеша, вербуя армии духовные свои, слезами всеславянских матерей готовила всеправедный конец.
Мы зажигали образы во тьме и непременно каждому из них, отдав души своей божественный огонь, за здравие-всеправие неистово молились, а после, новый "святый" кукловод, за нити тайно дёргая свои, откачивал божественность из нас несветлой силой глаз, что алчностью светились.
Мы создали невидимое НЕЧТО старанием духовных мастеров, чьё мастерство убогостью своею зажгла корысти тёмную звезду, тем самым возложив святые души на грязный окровавленный алтарь, в рабов духовных тихо превращая отряды управаляемой еды. И появилась трещина в пространстве - духовным искривлением миров, заставив жить нас гадко и убого в искусственном сверкающем аду, а мы листаем знание историй - духовных искажений календарь, как будто гонимся примерно и упорно за новым проявлением беды.
Пытаясь выгоду иметь во всём, везде, всегда: на годы, на недели, хоть на час, и утверждая, что всё горе - не беда, однако выгода во всём имеет нас. И ей всё мало - храмов, площадей, через вещателей течёт святая ложь, потоком изливаясь на людей, когда вся Вечность покупается за грош.
Не делится Вселенная на церкви мироздания, в великом вдохновении сама себя творит, не нужно ей причастие, не надо ей признание, она святым творением с Любовью говорит.
Как просто всё это понять и так же сложно, когда давлеет над тобой святое НЕЧТО, которому нужны лишь твои мысли, твоих эмоций множественный ряд, но может дать немного попрошайке в обмен на свет души конечно, используя посредников при этом и образно святых немой отряд. И тысячи ручьёв духовной силы от душ текут блаженно к алтарю, но всё трудней слепым во тьме увидеть над ветхим миром новую зарю. А ведь энергии бы той вполне хватило на зажигание больших и малых звёзд, но нити тянуться за праведною силой, отборным шлангом в алтари церковных гнёзд.
А мы, невидящие дети, беспечностью своих ошибок - плывём в невидимые сети, что ждут своих духовных рыбок. И вновь духовная война за самый прибыльный улов нам явно вовсе не видна за переделами воров, которые преступно и бесстыдно, безнравственным бездеяньем верхушки, под масками, чтоб выглядеть солидно - проникли к государственной кормушке. И пользуясь законной чехардой, паразитируют свободно и открыто, хозяйствуя бесправною страной, подкармливают вышних паразитов.
И вот итог духовного обмана - бредёт в ничто безнравственная рать, воспитана молитвами с экрана, и ей на всё духовно наплевать, пустым учителям своим под стать.
Взобравшись на вершины ваших пирамид, верховные, вы можете увидеть - как тесен мир, когда горит огонь желания - любой ценой разжиться, как жадность пожирает города, что может не любить, а ненавидеть; прозрейте сердцем и душой, когда весеннею порой - сумеешь стать самим собой, в Любви преобразиться. Ведь лишь когда мы любим бескорыстно - пустыни на планете оживают, и Солнце дарит нам своё тепло в сто крат усиленное чистою Любовью, среди токсичных, лживых лет лишь любящие сердцем выживают, удел лжецов-притворщиков - душевный верный яд и приговор, подписанный здоровью.
Пускай единством же взойдёт над миром вновь - пречистая, всесветлая Любовь!
Теперь я обращусь к учителям, которые чему-то вроде учат, пытаясь всё же значимость придать оборванным, отдельным выражениям, но вместе с тем - наук тоскливый свет, чтоб снова заработать горсть монет - толкает к общепринятым решениям. И с детства нам всё в школе говорят: "Учись, чтобы заполнить верхний ряд". Но пробиваясь к новому посту - мы общепринятую множим суету, всех мировых трагедий и лишений - свободой общепринятых решений.
И снова продолжается борьба за место тёплое и лучшее под Солнцем при помощи полученных в пути обрывочных, некачественных знаний, но вместо неба видна лишь стена из коммунального, казённого оконца стандартных, однотипных, проходных, общеусловных камер типа зданий.
Нас потчуют обрывками от знаний, спуская сверху жалкие объедки, уродуя тем целостность познаний свободных птиц в угрюмых тесных клетках. Которые летали, но забыли всю красоту полёта и свободы, о том, какими же мы радостными были в объятьях нежных Матери-Природы.
Коль сможешь ты гордыню одолеть, мой милый заблудившийся учитель и сможешь песни благостно пропеть, войдя в лесную светлую обитель, откроется невидимая дверь к божественной всеправедной свободе, когда взойдёт пречистая звезда надеждою на тёмном небосводе. Чтоб светочем свободы снова стать, душевно растворяя злые тучи, и пусть опять Природа - наша Мать нас мудрости и светлости научит.
Звезда внутри у каждого сокрыта
До времени, пока не выйдет срок,
Когда от грязного, разбитого корыта
Все взоры устремятся на Восток,
Где поднимается рассвет
Любовью Солнца,
А тёмное - трепещет и бежит,
Когда откроется заветное оконце
В мир Прави, там, где озера магнит
Именно отсюда начинается восхождение к звёздам, к звёздам малым и большим, земным и небесным. И вот уже командор собирает команду, отправляясь в далёкое, светлое плаванье через бури и невзгоды, чтоб встретиться с мечтой заветной, на корабле, чьё имя есть начало нови -то, что в ночи пришло, но было ведь всегда, что сотворяет радостный, всеблагодатный свет и образ, который звуком обращаясь, звучит как "АстРа" - светлая звезда!
С лесного озера берёт своё начало новый, светлый бриг, что просиял во мраке чистыми сердцами, лесными юнгами - орлятами-птенцами, несущими из тихой гавани лесной в безумный мир - свободы долгожданный эликсир.
О том, что видел командор в звезде, которую зажёг в лесу, какую давнюю мечту он воплощал в дремучей ночи - хотел поведать, рассказать, да только вот кому, быть может тем, кто рядом спал и ростом был короче. Где нужно было взять слова для объяснения пути, чтобы вернуться вновь домой, маршрут свой выверив по звёздам, и как сыграть на струнах душ, чтоб каждый смог себя найти, проснувшись раннею порой, взлететь к родным и милым гнёздам.
Ах, мои милые мальчишки - луч света в тягостном пути, вы не любили школу, книжки, где не могли себя найти. Вы как-то жили, но забыли себя в потоке серых лет, где свет пути вам подменили в ночи огнями сигарет. Вселенной избранные дети, неся в душе бесценный дар, а вместо света на рассвете - души тяжёлый перегар. И снова выстрел - прямо в душу, и вновь святую детвору, законы мира не нарушив, втянули в новую игру. Война - любимая игра мальчишек маленьких и взрослых; невзрачных, сереньких и рослых - ну а какая же цена? В игре мы учимся стрелять, воюя ловко и умело, чтобы защитниками стать за правое, святое дело. Но в общемировой уборной не разглядеть уже коварства, мы защищаем тех упорно, кто нас подталкивает в рабство. И тянется рука к клинку, чтобы очистить мир от скверны, но тьмы расчёт бесстрастно верный в избраньи благородного убийцы, чтоб с ним нечистым духом породниться.
Необходимо было отыскать тот переходный мост между войной и миром, что воедино их соединив, научит нас не сотворять кумиров. Не идеализировать добро, которое без зла не существует, не возносить лишь светлые места, забыв, что тень - всего лишь форма света. Природа мудростью подсказку нам даёт, где в равновесии Любовь всеторжествует, когда на смену скованной зиме всегда приходит радостное лето.
Когда сей мост был найден и по нему прошла вся юная команда, налаживая связь между мирами над водами бушующих страстей - в огромном мире что-то изменилось, а те, кто вновь вернулся на корабль -придал ему иную силу звенящим натяжением снастей.
Теперь наш корабль назывался военно-патриотический клуб "АстРа". В предрассветном небе светлым ориентиром зажглась ещё одна юная звезда предтечей зари на Востоке.
Мы вечно движемся по кругу, всё есть - вращенье-повторенье, и всё твердим себе, друг другу о том, что больше нет терпенья сносить борьбу за хлеб насущный, движенье с целью поглощенья, где поглощенье - лишь причина для продолжения движенья. Но мы привыкли к этой пьесе - трагедии комедиантов, здесь для познанья жёлтой прессы хватает буденных талантов. А для познания гармоний хватает вечных трёх аккордов, ведя подсчёт в дыму агоний -пропитых жизненных рекордов.
Но как привычна эта серость, порою даже чем-то в радость, когда с друзьями на охоте - добить, что чудом уцелело, ну а потом с лесной прохладой вливать в себя хмельную гадость и за соседскою женою приударяя между делом, ведя досужий разговор, с трудом смиряя пыл в крови, как зауряднейший актёр - о странных происках любви.
Как страшно сорвать с себя маску - актёру театра идей, и страшно остаться с свободой своею один на один; привыкшим к идейному рабству ярма многоликих вождей, непросто осмыслить, что каждый - свободы своей господин.
Пытаясь быть самим собой, чтобы в свою поверить сказку, я не понятен был другим и вновь натягивая маску, топил свою немую боль на дне надбитого бокала, моя навязанная роль меня такого принимала.
Теперь я был совсем понятен для окружающих, принявших правила и методы игры, игры, которую придумали однажды - лукаво и с корыстным интересом, да только с той посредственной поры - всё круче и опасней становились обманных наваждений виражи, а сами горе-выдумщики стали рабами и заложниками лжи.
И может следом за толпой в незримые забрёл бы сети, вновь обезличенный игрой, но помогли родные дети.
На то время у нас с Юлей было уже два сына: старший Игорь и маленький Алёша. Виденье того, в какой среде взрастают сыновья, какая жизнь их формирует взгляды, и что не оградиться от воздействия извне, пришла мне мысль, что уже коль не изменить то окружение (хоть зачастую горькая среда достойный преподносит нам урок), тогда быть может как-то преобразовать или хотя бы чтоб перенаправить часть негативного, что вред несёт стране. И даже это преобразование достойным будет видом испытанья.
И вот в Новомосковске возникает то новое движенье молодёжи, что может взять от прежних поколений всё лучшее и дальше понести. Пройдя этапы взлётов и падений, на смене двух эпох-тысячелетий стране своей подарит патриотов, чтоб честь от деградации спасти.
Как больно слышать мне расхожесть, когда торгуют словом чести,
Патриотизмом называя - корысть от края и до края,
Что братьев вмиг разъединила, ослабив корни родовые,
Земли, завещанной отцами, родные ветви отсекая.
Довольствуясь своим корытом и крохам радуясь объедков,
Живём в Отечестве разбитом, предавши дух великих предков.
Патриотизм вернётся из мечты, пройдя эпоху тёмных наваждений,
И станет словом-стражем чистоты душ нынешних-грядущих поколений.
Пока что зло достаточно сильно, но всё ж судьбу доверив этим строкам,
И глядя в полутёмное окно, я продолжаю двигаться к истокам,
Зовя неравнодушных за собой - в мир мудрости, к истокам вышней Прави,
Своею детскою, пречистою мечтой, дорогой звёзд - в сиянии и славе!
Когда-то я сказал отцу: "Смогу ведь мир преобразить!", тогда в сердцах вот так сказал, теперь же в это верю. Когда пройдя дорогой слёз, живой воды сумев испить, в мир новый, следуя звезде, откроем дружно двери.
А наша звезда вела наш корабль лесными тропами, гнилыми болотами мечте навстречу. Мечта у каждого была своя, но все они сливались в лесу в какую-то новую, единую энергию, порой возмущающую лесной покой и сонную гладь лесных заводей. Ярый задор юности будоражил лесные силы и они иногда возмущённо выкрикивали по ночам, а затем удалялись в свои тайные лесные укрытия.
Игры наши стали более разнообразны. В отличии от ограниченного пространства спортивного зала - лес безграничен для тех, чьё сознание способно подняться над общим средним уровнем, подобно орлу, парящему в небесной сини, откуда даже самые большие глыбы проблем видны как мелкая галька на берегу благодатного моря. Особо будоражили воображение ночные игры от заката до рассвета, когда всё пространство оживало тысячами форм невидимой лесной жизни.
Для ребят, прошедших клуб, каждый наш выход или выезд - священная история, которую пронесут по жизни неравнодушные сердца и которая благим семенем даст в свой срок обильные всходы.
Когда я спрашиваю теперь себя - что двигало тогда к звезде незримой, когда препятствий было больше, чем терпенья, да и спросить-то не у кого было - зачем идём мы и куда всё держим долгий путь, я начинаю понимать в ночи дремучей, ко мне приходит дивное прозренье (иль ангел улыбнулся белокрылый), что свет души из детских глаз мне не давал свернуть.
Всё относительно в природе и пространствах, что всё ж важнее - старт или финал, окончен старый срок, а новый начат, второстепенность к главному ведёт; весь мир погряз в непостоянствах устойчивых, воинственных начал, а я, решая свои мелкие задачи, был тихо рад - корабль ведь плывёт. И всё ж главнее я не видел цели на этом хмуром, ветренном пути, где каждый юнга смог бы в самом деле дорогу к самому себе найти. Ведь если кто-то сможет сбросить маску и кандалы лже-тягостных идей, чтобы уверовать в свою святую сказку - жизнь станет благодатней и светлей. И даже ночь, что Землю всю укрыла и поднялась во весь свой тёмный рост - вдруг птицей обернётся дивно-крылой - Любовью, осиянной с дальних звёзд.
Военно-патриотический клуб ... Игра в оловянных солдатиков. Чем ты был для них - мальчишек нового тысячелетия, чем ты был для меня ... Одежды каких нарисованных кем-то образов мы примеривали? То были одежды войны. "Хочешь мира - готовься к войне" - незыблемый постулат ушедших веков и тысячелетий. Но именно здесь, в лесу у костра, когда я пел своим мальчикам под гитару, вдруг понял, что есть оружие, намного превосходящее все имеющиеся виды вооружений. Оно не ведает преград, полей защитных и доспехов, и светлым выстрелом гармоний чистых слов - разит наверняка и прямо в сердце. То сочетание особое энергий, что развивает тонкие начала в человеке, через которые вливается свободно причастность к Вечности, божественность и свет, чтоб воссиять над бездной преисподни, когда из сердца потекут святые реки - мелодий благостных волною всепрощений, Любовью на исходе тёмных лет.
И в каждом вспыхнет новая звезда в лучах надежды яркого рожденья, ведь наша АстРа иже есмь всегда, во всех мирах - звездою восхожденья. Где Дух восходит лествицей души: из мальчика - в мужчину -в мудреца, по правилам: "Не медли, не спеши познать законы благие Отца".
Познать в себе самом срединный путь, не разделяя жизнь на день и ночь, дойти к заветной цели, не свернуть, сумев свою гордыню превозмочь. Всё не ново в родившемся движеньи, всё просто в нашей "ШКОЛЕ ВОСХОЖДЕНЬЯ".
Особо хочется вспомнить очень жаркий день 10 августа 2001 года, когда первые двадцать мальчишек, пройдя все испытания на прочность, стали курсантами военно-патриотического клуба "АстРа". А потом ещё и ещё... Кто-то уходил, кто-то оставался, приходили новые юнги-романтики лесных путешествий, продолжался поиск новых форм взаимодействия и самообозначения, но постоянным оставалось единство, цементирующее костяк команды и вызывающее вдохновение от совместного движения вперёд.
Непросто было отыскать слова, которыми сказалось бы о многом, о том что впереди большой и светлый путь для тех, кто очень в это верит, ведь юность горяча, ей нужно всё и сразу непременно, она всегда, во всём сама везде права, до одури крича самозабвенно. По этой самой вот причине я чаще всё к делам переходил и выезжал с командой в мудрый лес, который - нам и без слов о многом говорил.
Среди потоков разной информации, пуская аппаратные дымы, узнали в областной администрации, что есть ещё такие вот как мы. На одно из наших посвящений в курсанты даже выехали две телевизионные группы из Днепропетровска. Приехали, отсняли, запустили; включили, посмотрели и забыли. А через пару дней в местной газете вышла статья под заголовком "Астра -звезда надежды" Мне показалось вдруг, что звёзды стали ярче - незримым приближением небес, и что открыли мы вот так, а не иначе - эпоху возрождения чудес. Паденья, взлёты - многое случалось, но мы-то знали - горе не беда, над Новою Москвою поднималась надеждой светлой юная звезда. Мы становились известными.
Ноябрь 2007 г.
Продолжение следует...
Творя полёт своих незримых птиц -
Свободных мыслей, благом для Отчизны,
Я покажу на ниве из страниц,
Как сочетаются стихи и главы жизни.
Взрослея под прицелом бытия,
Переходя от песни к новой песне,
Формировалась светлая броня,
Покрепче всех защит, да и чудесней.
Которая во тьме печальных драм
Не следует пустому многословью,
А защищает тем, что светит нам,
И просто называется ЛЮБОВЬЮ.
Хотелось бы высоко в небо подняться,
На мир посмотреть с голубой высоты,
И в чистого Солнца лучах искупаться,
А в быстром порыве с лазурью обняться,
Вздохнуть от мирской суеты.
Свободы рассеется по ветру семя,
И ветер свободой на миг опьянел,
Пусть в быстром порыве проносится время,
И с плеч упадёт его тяжкое бремя -
Исчезнет извечный предел.
И двери откроет пред путником Вечность,
Их ветер коснётся свободой гоним,
Премного познав серых дней быстротечность,
Мечта унесётся в свою бесконечность,
Развеется дней серых дым.
1989.
Найду тебя когда-нибудь, найду и увезу я,
Хоть прячься ты в горах, иль даже под водой,
Да хоть укройся трижды ты в обитель внеземную,
Отныне нет преграды меж мною и тобой.
Сквозь время и пространство услышал я твой голос,
И нет покоя мне, скитаюсь я по свету.
По ветру развивается хмельной бродяга волос,
Он чем-то схож со мною - недавно понял это.
Пусть я тебя не знаю и не встречал ни разу,
Пусть даже не являлась ко мне во сне порой -
Сложу свои сомнения и грусть в пустую вазу
И дальше в путь, ведь встреча уже не за горой.
Найду тебя когда-нибудь, найду и увезу я,
Хоть прячься ты в горах, иль даже под водой,
Да хоть укройся трижды ты в обитель внеземную -
Найду и увезу тебя я навсегда с собой.
7.11.1990
***
Песню напишу я тебе,
Пронесу слова через ночь,
Упаду в душистой, высокой траве,
Прогоню сомнения прочь.
Тихо шепчет горный ручей,
Бриг Луны по небу плывёт,
Лунный свет сияньем подзвёздных ночей
Пригласит в бескрайний полёт.
Я возьму за руки тебя,
Загляну безмолвно в глаза,
Растворю печаль от разлуки, любя,
Смыть что не успела слеза.
Где-то в глубине твоих глаз
Свет звезды далёкой прочту,
Он сквозь бесконечность зовёт, манит нас,
Отворяя двери в мечту.
Песню пропою я тебе,
Пронесу слова через ночь,
Упаду в душистой, высокой траве,
Мы сумели боль превозмочь.
1991
Ты одна и не надо другой,
Никакой другой мне во век,
Даже если вдруг вереска вкус
Сердце мне едва всколыхнёт,
Я всегда буду рядом с тобой,
Лишь усталость сниму с сонных век,
Сколь ни тяжек бы ни был мой груз -
Я приду, прилечу, сброшу гнёт.
Буйну голову еле склоню -
На колени ты примешь её,
Мягкой тенью любимых ресниц
Ты тихонько укроешь меня,
Сквозь усталость я сон прогоню,
Распахнуть чтобы сердце своё,
Подарю тебе пение птиц,
И на зорьке покличу коня.
Конь мой розовый - грива огнём,
Унеси нас за дальнюю даль,
Где рассветный туман по весне,
Тихо стелется, гладя ручей,
Мы уедим, ускачем на нём,
Сбросив с плеч грозовую печаль,
И огонь новой жизни во тьме
Озарит мрак холодных ночей.
1991
Видишь плывёт лунный ковчег,
В сердце живёт память тех дней,
Память слиянья всех жизненных рек,
Где жили мы в маскараде идей,
Где было много измен и потерь,
Но впереди ждёт распахнута дверь.
Там, впереди, в блеске светил
Спит на волне сказочный бриг,
Утро он ждёт, чтобы парус ожил,
На берег вышел безмолвный старик,
И на щеке заблестела слеза -
Стали вдруг молоды старца глаза.
Ночь нас пьянит запахом трав,
И до утра тихо кругом,
Вряд ли из дремлющих кто-то не прав -
Многие спят под небесным шатром,
Многие спят, но уснули не все,
Чтоб босиком побежать по росе.
1992
Я хочу жизни, я хочу света,
Мне надоело блуждать в темноте.
Зимняя тяжесть и знойное лето -
Трудно хранить свой очаг в чистоте.
И поражаясь молчанию ночи,
Я зажигаю чуть видимый свет,
Но видеть свет никто ночью не хочет
Тёмные окна бросают мне - нет !
Ночью все двери закрыты и скрыты,
Ночью лишь тени шалят под Луной,
Улицы-змеи в единое слиты,
Стражи-дома охраняют покой.
Я доверяю лишь только деревьям -
В шелесте листьев слышна чистота,
Кружится в воздухе полуосеннем
Хрупко-невинная звёзд красота.
Я - путник ночи и кто мне ответит,
Кто мне укажет рукой на Восток,
Кто по пути в меня целит и метит,
Преподнося тем достойный урок ?
Тысячи лет я брожу по дорогам,
В город теней неслучайно попал,
Должен кому-то не очень-то много -
Только всего лишь чтоб день отыскал.
Я не один отправлялся в скитанья,
Нас разбросало во многих веках.
Многих здесь нет и порою в сказаньях
Можно узнать образ их на устах.
Мы уходили, чтоб снова вернуться,
Мы приближали намеченный срок,
Чтобы смогли вы однажды проснуться
Утром, когда заалеет Восток.
Чтобы взлетели вы гордо и смело,
Плечи как крылья расправив свои
Птицей небесною, голубем белым
Силой Земной материнской Любви.
Город теней уж лежит за спиною,
Тихо объятый глазами огней,
Путь мне указан к Востоку звездою -
Тысячи лет я иду вслед за ней.
И в предрассветном дыхании ночи
Вижу я город, сходящий с небес,
Кто-то когда-то всё это пророчил,
Кто-то когда-то воскликнул : "Воскрес !"
Всё это было и всё это будет...
Падали звёзды в сухую траву,
Утро Любви вас разбудит, рассудит,
Спите, но знайте - ваш сон наяву!
1992
Безумным танцем, вихрем страсти
В душе моей огонь кружил,
Я видел лица серой масти,
Но мне пока хватало сил.
Я нёс огонь сквозь холод ночи,
Я видел скорченных людей,
Я видел слипшиеся очи
Застывших улиц, площадей.
Шаги гремели как раскаты,
Но город-призрак сладко спал,
Лишь лунный свет, безмолвно сжатый
Играл в витринах из зеркал.
Все эти парки и фонтаны,
И этих скорченных людей,
Так жаждавших небесной манны,
Не спас безумец Прометей.
Огонь погас, оставив семя,
Родив блеск дьявольских очей,
И жадное людское племя
Рождало в муках палачей.
Огонь войны раздуло ветром
И реки крови потекли
На мили, вёрсты, километры
Больной, измученной Земли.
Я ждал, когда настанет время,
И вот мне новый дан огонь.
Я взял святое это бремя
И положил в свою ладонь
И положив ладонь на сердце,
Отправился в далёкий путь
И до сих пор не мог согреться,
И до сих пор не смог уснуть.
И вот я вижу город ночи,
Я здесь бывал уже не раз,
Ещё вчера блестели очи,
И жители пускались в пляс.
Но ночь пришла не званной гостьей
На жуткий пир во дни чумы,
Вокруг бетонные наросты
Увиты холодом зимы.
Я поднимаю вверх ладони,
За ними следует мой взгляд,
И молнии - шальные кони
С Востока к Западу летят.
Любовью вспыхнула надежда,
На мостовых растаял лёд,
А лес, как новая одежда,
Я вижу - город оживёт!
1992
Если бы мы были теми, кем мы могли быть
Мы бы увидели небо и начали петь,
В новых одеждах по новому стали бы жить,
Струны Любви не устали бы в каждом звенеть.
Если бы мы знали то, что не можем узнать,
Мы бы оставили этот театр идей,
Все ещё спят, но ведь скоро придётся вставать,
Чтобы увидеть родившихся в свете детей.
С нами наш Бог, с нами наш молчаливый Отец,
Мы обращаемся к свету, который в нас есть,
На голове зацветает терновый венец,
Над головой светят звёзды, которых не счесть.
1992.
Кому легко расстаться, кому легко проститься,
Кому легко казаться всегда самим собой,
Пусть сможет докапаться, до истины дорыться,
А я б хотел остаться и только быть с тобой.
Остаться, не остаться, забыться, припуститься,
Непросто разобраться, понять быть иль не быть,
Удастся, не удастся подняться, опуститься,
Закрасться, иль забраться, иль просто полюбить.
Но вновь зовёт дорога, дорога лентой в небо,
И вновь в душе тревога, и вновь в душе печаль,
И надо ли нам много, и надо ли нам хлеба,
А может просто - Бога и тихо грезить в даль.
Приду к тебе средь ночи, зажгу лампаду тихо,
Раскроешь робко очи от яркого огня,
Едва хватает мочи, ведь где-то бродит лихо,
Но стала ночь короче - ты поняла меня.
Не просто лишь кивнула, но пылко возлюбила,
Ты двери распахнула и к сердцу путь открыт,
Судьба порою гнула, в лицо наотмашь била,
Но всё ж не обманула, и ею я омыт.
Кому легко расстаться, кому легко проститься,
Кому легко остаться всегда самим собой,
Пусть сможет докапаться, до истины дорыться,
А я б хотел остаться и просто быть с тобой.
1992
В заведённых часах мирозданий
Завершится ещё оборот,
И вернутся опять новый век и новый год
На круги бесконечных скитаний.
Средь постылых и глупых несчастий
Позовёт глас незримых светил,
Пыл сердец не исчез, не пропал, не остыл,
Не погас от отчаянных странствий.
Вновь ворвётся стремительной птицей
Жажда жизни извечно живой,
Луч пробьётся измученный бесконечной мглой,
Всё, что было - опять повторится.
Запоёт над Землёй свет надежды,
Дети Неба в назначенный срок
Устремятся к заре на обновленный Восток,
Сбросив ветхие мира одежды.
1993
Чуждо мне это
И я здесь чужой,
Дожить до рассвета,
Остаться собой.
Взять лишь немного -
Сквозь дым сигарет
Увидеть дорогу
И лунный отсвет.
Быть непонятным,
Но только собой,
Эхом невнятным
Шепчет прибой.
Белой вороной
Пройти через грязь,
Кто-то зловонно
Скажет - вылазь.
Вон из болота,
Ты здесь - чужак !
Странный ты что-то,
Где твой пиджак?
Где твоя подлость -
Гордый костяк,
Где твоя пошлость
И женщин косяк?
Брось свои штучки -
Веру в Любовь,
Живи до получки,
Посасывай кровь
Родных и близких,
Своих и чужих,
Длинных и низких,
Глухих и немых.
Где ты увидел
Верность души
Пока не обидел -
Уйди, не смеши,
Дай на прощание
Траурный марш,
А мы в назидание
Сделаем фарш.
Чистые мысли
Нужны нам к столу,
Пока не прокисли -
Раздуйте золу,
И положите
Голову с плеч,
Да поспешите
Лучше испечь.
Чтоб не мешала
Она никому
Подтачивать жала
И дуть на золу,
Чтоб не мешала
Нам всем сладко спать,
Чтоб не мешала
Друг друга жевать.
Чуждо мне это
И я здесь - чужой.
А до рассвета -
Вой под луной
В память о павших,
Я же - чужак
В стае уставших,
Голодных собак.
1993
Когда-нибудь я стану светел
И чист, как горный брат-ручей,
Что мне журчанием ответил
На жажду ветренных степей
В прямом да и в обратном смысле
Хотел я голод утолить
Но мысли в пустоте зависли,
Огонь сердец успел остыть.
Хотел я стать как вольный ветер,
Как птиц отчаянный полёт,
Я всё твердил желанья эти,
Но ощутил паденья гнёт.
Кто видел мрачное томленье,
Кто знал разлуки горький вкус,
Кому известно вожделенье,
Змеи предательский укус.
Кто брёл впотьмах, просить не смея,
Кто проклинал сей дивный свет -
Тот стал уже чуть-чуть взрослее,
Пора открыть ему секрет
Пора открыть ему дорогу,
Дорогу долгую домой,
Что приведёт его к порогу
Осенней утренней порой.
В краю из роз, печальных грёз,
Где реки слёз - возник вопрос.
Последний вскроется секрет,
И осень даст на всё ответ.
1993
У крепостной стены, там, где замёрз ручей,
Там, где белеет снег, там, где уже не ждут
Вдруг показался дым - дым от горящих дней
Вспыхнуло небо,
Вспыхнуло солнце,
Снова ручьи поют.
Это пришёл к нам скиталец и странник,
Травы в полях - постель.
Взрослый мальчишка - жизни избранник,
Имя ему - Апрель.
Утро смеётся, горя не знает
Где-то поёт свирель
Просто пришёл - так весною бывает,
Просто пришёл Апрель.
Утром охота спать, а иногда бежать,
Только куда - вопрос, может быть на Восток.
Утром придёт роса, утром пора вставать,
Но если ты
Всё бежал до рассвета -
Это ведь не порок.
Свежесть врывается в лёгкие радостно,
Кругом идёт голова.
И от того мы так весело, благостно
Вам всё поём слова
О том, что пришёл к нам скиталец и странник,
Травы в полях - постель.
Взрослый мальчишка - жизни избранник,
Имя ему - Апрель.
Утро смеётся, горя не знает
Снова поёт свирель
Просто пришёл - так весною бывает,
Просто пришёл Апрель.
1993
Вдоль, да по горочке, да на возвышенность,
Ближе, да к небу, покинуть бы низменность,
Ближе, да к солнцу, сокрытому тучами,
Станем мы светлыми, станем могучими.
Кто, да во тьме, да убого скитается,
Кто, да ночами страдает и мается -
Тот мне поможет открыть ту заветную дверь.
Эра великая с неба спускается,
Ночь эта дикая утром кончается,
Были рабами, свободными станем теперь!
Кто, да по лестнице в небо захаживал,
Кто забирал вас и кто вас высаживал,
Кто же скрывался за пьяными лицами,
Кто в облака улетал вместе с птицами.
Эх, да разудавались, да игрища пьяные,
Лешие, ведьмы с святыми изъянами,
Кто-то натужась вращает времён карусель.
Брови прозрачные, взгляд остеклянился,
Ближе к Востоку я ночью отправился,
Ближе под утро откроется тайная дверь.
Вот и калиточка ночью закрытая,
Спало сознание жизнью избитое,
Тщетно стоял на краю мироздания -
Ждал отправления в вечное плаванье,
Праздника ждали - прокисло шампанское,
Горечко наше, да общее, братское,
Чувствует дикое время преддверье конца.
Плачущий, стонущий, гадящий, давящий,
Вечно опущенный, вечно взлетающий,
Маски исчезнут, лишь утро коснётся лица.
1993
В час, когда на небе тихо вспыхнут звёзды -
Отзовётся в сердце крик слепой надежды,
Я вернусь к порогу, веря, что не поздно,
Хоть и ветхи стали рваные одежды.
Прялка-ночь мне что-то пропоёт под утро,
Пряжа рос, как слёзы покрывает листья,
Кто не спит под утро - поступает мудро,
Если он конечно знал всё наперёд.
Если ж он устал, как полуночный странник,
Если он скиталец, что не знает дома,
Если он от звёзд таинственный посланник -
Пусть поспит и Бог даст - утром не умрёт.
Спят снега и травы, спит зима и лето -
Сон как паутина вновь опутал землю,
Хоть весна пришла, я снова без ответа,
Лес пустынный спит и ночи тихо внемлет.
Зверь крадётся тайно лунною тропою,
Лёд сойдёт и снова оживёт надежда,
Ночь прядёт, увлёкшись тайною игрою,
Скоро утро, но деревья тихо спят.
Утром может будет всё совсем иначе,
Может прялка завершит свою работу,
И в объятьях света, всё от счастья плача,
К берегу родному птицы прилетят.
1993
Когда над лесом вспыхнет алый купол,
Когда на озеро придёт единорог,
Когда зима споёт в последний раз для кукол -
Мы переступим трепетно порог.
Ещё снежинки бьются о распятье,
Ещё струится из щелей слепой мороз,
Ещё не сшито для весны цветное платье,
Но дети в ожиданьи тёплых гроз.
Как долго ждали дня слепые очи,
Как долго шли в надежде посмотреть,
Как вспыхнет новая звезда и сгинут ночи,
Как сбросит цепи льдов земная твердь.
И из рассветного, заветного тумана,
Зарёю новою укрывши весь Восток,
Лишённый маски из сладчайшего обмана,
Надежды, веры и любви взойдёт росток.
Он будет млад, как сочные побеги,
Он будет ангелом, вобравшим этот мир,
Вдохнёт он жизнь в учений ветхие ковчеги,
И светом вновь наполнится эфир.
Несущий свет, и в этом мудрость свыше,
Он ждёт начало в трепете минут,
Он как мы все, но тише, Боже, тише,
Вы слышите, они уже идут.
1993
Всё приходит и уходит,
Убегая в бесконечность,
И любая боль проходит,
Не проходит только вечность.
Я стремился быть понятным,
Понял тщетность сих стремлений,
Я хотел уйти обратно,
Но нельзя уйти от тени.
Мир теней и мир блаженства -
Две земли, одна граница,
И достигнув совершенства,
Я пойму, что это снится.
Я хотел взлететь к границе,
Но не прыгнешь выше роста,
Я хотел летать, как птица -
Оказалось, что не просто.
Пограничная охрана
Сторожит свои чертоги,
От святого урагана
Упадут на землю боги.
Слушайте шахтёры света,
Слушайте земные дали,
С наступлением рассвета
Мы уходим в зазеркалье.
1994.
Одинокие странники, о минувшем забывшие
Мимолётные радости не приняв на счета,
Мы как будто изгнанники, чересчур насолившие
Тем, кто спрятался в вечности и чья совесть чиста.
Согрешившие ангелы пред прыжком неизбежности
От нектара хмелевшие, тихо падали в низ,
И в низу все не помнили свои светлые внешности,
В негодяев и праведных мы играли на бис.
Умирали рождаясь мы, и рождаясь не верили,
Что бессмертие бьёт уже из под плахи ключом,
И шагами тяжёлыми камеру мерили,
Где ни в тягость соседство вам с врачём-палачём.
Одолжение сделайте - отойдите, не трогайте
Осознания вечности наш невинный росток,
Вы прививками мечены очевидной убогости,
И теперь вы не можете разобрать между строк.
В нашей ветхой истории вам придётся раскаяться
Не пора ли закончить ваш безнадёжный рассказ,
Кто под вечными звёздами ищет истину, мается,
Тот найдёт, что искал и без помощи слов.
Одинокие странники, о минувшем забывшие,
Мимолётные радости не приняв на счета,
Мы как будто изгнанники, любопытства испившие,
И с небес обетованных опустились сюда.
1995
Осень, в Раю золоты купола,
Осень, мне вновь не хватает тепла,
Может быть скоро узнаю ответ,
Канули в лету две тысячи лет.
Листья - багрянцем, пришла их пора,
Боже, как быстро растёт детвора,
Кто-то позвал нас от бремени лет,
Осень, я слышу твой тайный ответ.
Где долгожданный огонь очищенья,
Как обрести нам былую красу ?
Осень ответила без промедленья -
Эту красу ты увидишь в лесу.
Листья пылают небесным огнём,
Ночью становится видно как днём,
Святый огонь, расколдованный лес -
Всё отразилось в зеркальи небес.
А в небесах всё летят журавли,
Их небеса далеки от Земли,
Осень, жнецы соберут урожай,
Осень, ты скажешь - ну что ж, уезжай.
Я потерял временную обитель,
Я с журавлями лечу от Земли,
Осень, ты самый премудрый учитель,
В небе нас всех ждут твои корабли.
1995
Кто-то говорил мне - такое случается,
Кто-то убеждал меня - жизнь не страшна,
Во мраке колокольнями Русь улыбается -
Пущенная по миру нами княжна.
Под куполами бродил я пустынником -
Никому не нужный, прозрачный герой,
Словно бы упившись небесным пустырником,
Наедине с одинокой Луной.
Как же благодарен я этому, Господи
За далёки земли, где не побывал,
И за то, что в сердце живёт, а не в городе
Дух земли, который я с детства впитал.
Путь за спиной - дней унылых симфония,
Точность выражений и жёванных тем -
Это мировая больная гармония
Под управлением высших систем.
Где-то на Востоке есть стены китайские,
Далеко на Западе есть Белый Дом,
А посередине - всё бывшие, братские
Города славянские, тёмные днём.
Ну а на небе Венера с Юпитером
Знают, что рассвет уже неудержим,
Высветились в небе над Киевом литеры -
ЗОНА ОСОБАЯ, СТРОГИЙ РЕЖИМ.
1995
Тысяча двести шестьдесят -
Переход над пропастью дней.
По небу пусть ангелы летят
Чтобы небо стало светлей.
Египетских ночей проводник -
Выстроив события в ряд,
Чтобы отыскать свой живой родник -
Соберу я светлый отряд.
Тысяча двести шестьдесят,
Должен я во тьму сказать ответ,
Города под утро догорят
На исходе глупых тысяч лет.
Должен я, хоть должности нет,
Мой Отец любил всех подряд,
Светом дальних звёзд и святых планет,
Что Любовью в небе горят.
Тысяча двести шестьдесят,
Мой Отец - наш общий Отец,
Он во сне сказал мне, и я был рад,
Что Апокалипсис - не конец.
То всего лишь имя моё,
Так что завершай маскарад,
Я тебе даю дней на всё -
Тысячу двести шестьдесят.
Тысяча двести шестьдесят -
Время предрассветных огней,
В трубы пусть ангелы трубят и глядят
С крепостей своих кораблей.
И однажды, ближе к утру
Путник завершил маскарад,
Светлую собрав детвору -
Светлый, бескорыстный отряд.
1995
Я уеду ото всюду, нынче мне не спится,
От того, что стали бабы - хищные волчицы,
От того, что эти песни мы так и не спели,
От того, что наши чувства за обедом съели.
Перед тем, как я уеду - выйду в чисто поле,
Неужель, чтобы поняти надо столько боли,
Неужели чтобы встати - надобно упасти,
Всё так просто и понятно, только где же счастье.
Всё так тайно и сокрыто - видно партизаны
Свет зарыли и забыли - видно были пьяны.
Во саду ли, в огороде девка с автоматом
Свою русую косу продала солдатам.
Русь гуляет так, что стонет Матушка-Землица,
Кто ей больше всех заплатит - с тем она ложится.
Я уеду ото всюду - прямо да на небо,
И не надо больше водки, и не надо хлеба.
1996
Дорога длинная, дорога поздняя,
Ты то пугливая, ты то серьёзная,
А в горле ком стоит, и слёзы просятся
Из тюрем-глаз бежать на белый свет.
Судьба крестьянская - судьба колхозная,
И жизнь твоя светла, как кровь венозная,
А мысли стаями больными носятся,
Словно обрывки лживые газет.
Косые снайперы кругом расставлены,
И ты вдруг чувствуешь себя подставленным,
Ну а потом уже совсем не чувствуешь
И даже там, где чувствуешь всегда.
Мосты разведены, полки раздавлены
И полумёртвыми в живых оставлены,
А те, что раньше были живы-счастливы -
Исчезли, словно талая вода (без следа ).
Ох, ты судьба моя - уж ты дубинушка,
Ну что шибёшь меня опять по спинушке,
Уже не спинушка - одна горбинушка,
И голова с похмелия болит.
Что было Родиной - теперь чужбинушка,
Что было дорого - по том поминушка,
И голубой мечты локомотивушка
К тому, кто слаб - вовек не прибежит.
Но ждёт нас всех опять дорога длинная,
Дорога длинная, как поле минное,
И эта песнь моя локомотивная,
Мой часовой заведен механизм.
Вагон забит изысканными винами,
И машинисты пьяными скотинами
Везут нас всех на кладбище старинное,
Везут нас всех в бес-смертный коммунизм -
победизм,
капитализм - каниболизм,
кому что...
1996
Днями хожу в состоянии лёгкого шока,
Эта реальность меня никогда не устроит,
Дни сосчитал до конца виртуального срока
Тот, кто не спит и галактики ночью заводит.
Мысли, иллюзии - все вы слились воедино,
Не понимаю уже кто же всё же начальник,
Ждали рабы у огня своего господина,
Только явился небритый и пьяный пожарник.
Вскрылась гниющая, общая, рваная рана,
Бешено женщины волосы рвут на могилах,
Вот и весна, но она не раскроет обмана,
Тайна во всём : в том, что будет, что есть и что было.
Нищее духом, богатое телом искусство
Жирную лапу мне ложит тихонько на плечи,
Передаёт неизбежное пошлое чувство
И молодые умы безнадёжно калечит.
Я на посту, этот пост мне противен и в тягость,
Я рулевой, но штурвал инвалидами пропит,
Курс мне сбивают, судьбою забавно играясь,
Те, кто за ниточку всех нас болтают и водят.
1996
Как я хочу ото всех убежать,
Чтобы забыть всё и больше не знать,
Чтобы без помощи всех палачей
Стать мне прозрачным, как горный ручей.
Я не боюсь суету потерять,
Да и с меня больше нечего взять,
Словно в бреду, всё имея в виду,
Я по пути в неизбежность бреду.
Смерти на зло, да и жизни на зло,
Видимо нам бесконечно везло,
Да и в конце, у небесных ворот -
Вижу заждался ковёр-самолёт.
А на ковре - полупьяный пилот,
Он напоследок всем песню споёт,
Звёздный нектар потихоньку допьёт
И вострубив снова двинет в полёт.
В этой пустыне я жил средь теней,
Что так похожи на жён и мужей,
На стариков и на малых детей,
Мне этот мир так напомнил музей.
И разжигая огонь из идей,
Греются тени под маской людей
В ветхом театре уснувших страстей
Гавани старых пустых кораблей.
Время молчать или время кричать,
Иль до утра полной грудью дышать,
Или в могиле безропотно спать,
Быть наделёнными правом прощать.
Смерти назло, да и жизни назло,
Видимо нам бесконечно везло,
Видимо там, у небесных ворот
Всех нас заждался ковёр-самолёт,
Пора в полёт,
Опять в полёт,
Нам всем - в полёт.
1997
Очищающий блюз
Это просто снова всем опять повезло,
Тем, что Солнце шлёт ещё на Землю тепло,
В душе - зима в глазах - мороз,
Слёз больше нет, я просто замёрз.
Ждать пришлось недолго этой вечной зимы,
Нам она сродни, её придумали мы,
Полярный круг, полярный век,
Кто же ты есть Дед Мороз, дух или человек?
Вижу опадает всё соцветие муз,
Это зазвучал наш заполярнейший блюз,
Трещит мороз и стынет кровь,
Губы как лёд и как студень любовь.
Только приближается День ЖАркой Зимы,
ДЖАЗ придёт под утро и растопит все льды,
Одна вода, сплошной конфуз,
О, это начался наш очищающий блюз.
1997
Оранжевая музыка
Какая ты, оранжевая музыка,
Привет тебе, оранжевая публика!
Взорвёмся мы мажорными аккордами
Над нашими седыми катакомбами,
Мы все твои, бери же нас скорее ре мажор.
Какое всё красивое, зелёное,
А между тем, - до боли незнакомое,
Какое всё морально-ненормальноё,
И в чём-то даже - параноидальное,
Какое всё.., мы переходим в русский наш минор.
Мы все теперь душевно-аномальные,
И рок-минор - движение нормальное,
А если вы со светлыми началами,
То будете изгое-неформалами,
В эпохе сна забыт на время вечный рок-н-ролл.
А ночь темна, и воют псы голодные,
Минор внутри, и мысли только тёмные.
Когда же ты разденешься, красавица,
Мне любоваться телом твоим нравится,
Однако, телом скрыт души затейливый узор.
Я чувствую - настанет время смутное,
А может это лишь хандра минутная,
А может всё вокруг мне только кажется,
А может смерть ко мне в постель уляжется,
В мажорном поле выросли минорные цветы.
И царству в царстве быть не полагается,
А тьма и свет всё яростней мешаются,
И остаётся только смесь горючая,
И сказка наша долгая, дремучая,
Возьми огонь, и сбудутся все светлые мечты.
1997
На обломках криминальной эры
Дикие берлоги, коммунальные пещеры,
Гаснет электричество, а мы ещё живём,
На обломках ветхой, дикой криминальной эры
Мы станцуем рок-н-ролл под градом и огнём.
И пройдя по лестнице две тысячи ступенек,
На гнилом подмостке мы в последний раз споём,
Нам не нужно ваших никому не нужных денег,
Оттанцуем, отпоём, из города уйдём.
Мы уйдём и небеса откроются за нами,
Новая амнистия даёт зелёный свет,
Да и ангелы поют незлыми голосами
На исходе времени и на исходе лет.
Старый капитан увидел берега родные,
Боцман спал в дровах, он накануне перебрал,
А матросы, что недавно были, как немые
Начали последний, окончательный аврал.
Флагманский фрегат завис над пьяною столицей,
Полчища глупцов пришли смотреть на небеса,
А пока что это сон, и это только снится,
Но придётся вскоре поменять всем адреса.
Я хотел сказать о многом, многое мешало,
Бесы всё свистели, словно пули у виска,
До Любви осталось нам ни много и ни мало,
Двери отворились и разверзлись небеса.
1997
Целую Вечность ведут разговор
Зло и добро - их пылает костёр,
А в том костре неустанно горят
Те, что о зле и добре говорят,
Старый пожарник под утро придёт,
Выставит счёт и огонь тот зальёт.
А на войне, ну а как на войне -
Коль есть кинжал, так ты правый втройне,
И повезло вон тому добряку,
Что там свистит дыркой в левом боку,
Волки всё также скулят на Луну,
Им не покинуть вот эту страну.
Часто начало - есть чей-то конец,
Ждёт всех на небе небесный отец,
Или не ждёт, да и в этом ли суть,
Мне до рассвета уже не уснуть,
Выйду на улицу, аж за село -
Бесы хохочут - как всем повезло.
В бой, аллилуйя, за веру - вперёд !
Да на троих мыслит божий народ,
Видно дороги богов наугад
Благими мыслями устланы в ад,
Видно до неба уже не дойти,
Коль пред тобою три разных пути.
(Как в сказке - куда идти, и с кем идти ?)
1998
На развалинах идей
Гармония рассеяна в пространстве,
А часть её во мне - таков секрет,
И я пытаюсь в странном постоянстве
Из глубины извлечь её на свет.
Я слышу песнь небес и рядом с вами
Ползу в грязи под тяжестью веков,
Пытаясь выразить небесное словами,
Но о небесном не хватает слов.
Печать на сердце странно прикипела.
Я чувствую, что мечен в глубине,
Откуда мне гармония пропела
Пред тем, как лечь и замереть на дне.
И мир теней раскрыл свои объятья,
Узоры из иллюзий вместо дней,
А сёстры света и ночные братья
Блуждают по развалинам идей.
1999
Дурное кино
Сегодня утром я опять посмотрел за окно,
А там который год идёт дурное кино,
Я устаю порою на всё это смотреть,
И от безделья опять начинаю петь,
Родившись здесь, я уже подписал приговор,
Но это, как мне кажется - другой разговор.
Родившись здесь, я сразу же попал под обстрел
Таких порочных глаз, а позже - похотливых тел,
И мне порою не в мочь, я закрываю глаза,
Чтоб в самый нужный момент не отказали тормоза,
И этот чудный мир меня ничем не манит,
Я даже подложил бы под него динамит.
Мне наплевать на мир посреди ночи и дня,
А впрочем, так же, как и миру наплевать на меня,
Ему чихать на героев изысканных фраз,
И я не видел, чтобы он вот так прогнулся под нас,
И продолжая быть актёрами дурного кино,
Мы дружно, ниже, глубже, гаже устремляемся на дно.
Здесь нет ни зла, ни добра, нет ни правды, ни лжи,
Один лишь тягостный процесс созреванья души,
И воспарив над плахой от бремени лет
В конце туннеля ты увидишь очищающий свет.
А мир таков, как есть, его не изменить,
Мне никуда не уйти, я в мире продолжаю жить.
Когда я был моложе - я часто летал
В иные сферы сознанья, а после устал,
И вот сижу один среди продажных святынь,
Чтобы убить хандру - порой по струнам "брынь",
Я не читаю книг, всё реже пиво пью,
Мне безразлично ваше мнение, я просто пою.
Когда свою бочку спирта допью наконец,
И предо мною дверь откроет Небесный Отец,
Я буду очень рад все свои песни забыть,
И наконец-то на небе я брошу курить.
В дурном кино я был такой же самый актёр,
Но это, как мне кажется - другой разговор.
1999
Новая волна
Я пройду тихо, незамеченный
Весь этот путь, потом, кровью меченный,
Вдоль витрин, улицами тёмными,
С фонарями битыми, загробными.
Мертвецы смотрят озабоченно,
Суета мёртвых заморочила,
Город стал яркою витриною
Под коварной, липкой паутиною,
Зазывая всех в сети паука.
И от подло высосанной радости
Кажутся сладостями гадости,
Вместо лиц - маски озверелые,
Пир чумы - крысы стали смелые,
Ох, старались все тёмные века!
За спиной вещь-мешок с идеями,
Отстреляться ими поскорее бы,
Отчерчу путь ваш в небо трассами,
А пока кильки с ананасами
Жуйте, ешьте, рябчики под соусом,
Обниму землю звёздным поясом,
И тогда всеми незамеченный,
Я скажу: "В небо курс намеченный,
Корабли лишь только ждут сигнал".
Чувствую чьё-то приближение, -
То волны тихое скольжение
В нашем новом песенном движении,
В нашем общем благостном решении,
Будет Свет, и РАдостный финал!
1999
Мы стояли пока умирали века,
Кто-то ветром дул и несли облака
Нашу песнь в пустыню,
чтоб светлым дождём напоить
Тех, кто слышит пока, ведь усохла река,
Дождь придёт в ночи, чтобы наверняка
Напоить всех тех, кому до утра не дожить.
Кто-то точит серп и хочет нас пожать,
Этим газом мне всё тяжелей дышать,
Тьма стремится всеми нами управлять,
Но мечте моей уже не помешать.
Через тыщи лет я пронесу мечту,
От иллюзий сладких горестно во рту,
Можно верить в кем-то вымышленный Рай.
Светлый дождь возьми и Рай свой поливай.
Сколько можно лежать, не пора ли вставать,
Сколько можно себя подо всех подстилать,
Сколько можно хлебать эту мнимую лже-благодать.
Не пора ли опять свою землю нам взять,
Чтобы светлым дождём сад Любви поливать,
Чтобы смылась с лица и души рабства злая печать.
2000
А дед говорил...
Блуждая идеями связанный,
В ожидании света небес,
Ничем, никому не обязанный,
Пробуждённым войду в святый лес.
И дубы, словно веды-кудесники
Песнь друидов поют наизусть,
Как души пробуждения вестники
Ждали, ведали, что я проснусь.
Как долго я шёл, что даже забыл, -
Откуда я вышел и что не исполнил,
Отец говорил, что дед мудр был,
Только деда я совсем не запомнил.
А дед говорил, мол, делай добро,
И бросай его в воду, иль в небо, как птицу,
Оно не утонет, не пропадёт,
А набравшись сил, к тебе возвратится.
А в небесах ведь царствие птиц,
Ну а душа - она тоже птица.
Витая под звёздами, в свете зарниц,
Она всё же ищет - где приземлиться.
А наш Вечный Отец, он мудрее, чем дед,
И он в деда вложил эти благие мысли,
Мол, делай добро среди горя и бед,
Глядишь, огоньки над землёю повисли.
То тысячи мудрых и любящих глаз
Так смотрят на нас всё в надежде до срока,
Когда ж завершится печальный рассказ,
И свет обновления хлынет с Востока.
И я говорю сыну: "Делай добро,
И бросай его в воду, иль в небо, как птицу,
Оно не утонет, не пропадёт,
А, набравшись сил, к тебе возвратится.
2000
Может быть ветер знает точный ответ,
Где есть на свете счастье, да без монет,
Видно искали мы не то и не там,
Ждали-гадали, пропивая года.
Даже не знаю, как любил я тебя -
Наша родная и чужая земля,
Деньги на ветер, ну а боль за порог,
Лучший на свете этот горький урок.
Ангел на плечи руки мне положил,
Вспыхнули свечи в той тюрьме, где я жил.
Листьев багрянец в ночь освятит мне путь,
Звёздный скиталец в лес пришёл отдохнуть.
Если б смогли мы утром встретить рассвет -
Дверь бы открыли к счастью, да без монет,
Очень бы тихо в храм Природы вошли,
Сгинуло б лихо где-то в тёмной дали.
Ждали мы встречи там, где речка чиста,
Лес гасит свечи, занимайте места.
И на экране неба - звёздный салют,
Про мирозданье звёзды вам пропоют.
Белые росы, да в конце тёмных лет,
На все вопросы лес прошепчет ответ,
С неба спустился Город наш Золотой,
Он проявился, чтоб остаться с тобой.
2000
Вот вернулся я опять к истокам лет,
где лес мне снова песню пропоёт,
Да о том, что трудно спать,
когда в ночи увидишь звёздный хоровод.
Стал одним из тех,
кто у костра в ночи не спит, всё утро ждёт.
На огонь идёт лесами и молчит,
ещё живёт, терпенье пьёт, ко мне придёт,
ведь знает брод -
лесной народ.
Лесные люди идут лесами,
Лесные люди, под небесами,
Дубы их братья, осины - сёстры,
Их рты закрыты а мысли - остры.
Поют им гимны лесные птицы,
Светлы их души, темны их лица.
Лесные люди глядят устало,
Земли им много, а неба мало,
Слова их песен никто не слышит,
Лишь только ветер в такт с ними дышит.
По небу звёзды ползут тоскливо,
Лесные люди пока что живы.
Когда пол неба согреет Солнце,
И утро хлынет к тебе в оконце
Иди, не бойся того, что будет,
Тебя заждались лесные люди.
Печаль сгорела, тоска забыта,
И двери леса тебе открыты.
Где я время пропивал, где я бродил по городам -
о том лишь знает только Бог,
Долго мир меня жевал, да подавился, сплюнул вниз,
но лес помог,
Стал теперь одним из тех, кто у костра
в ночи не спит, да утро ждёт,
На огонь придёт лесами и присядет у костра, а ночь споёт,
ей подпоёт, да не умрёт
лесной народ.
2000
Прямо к звезде выстелить даль,
От суеты прочь навсегда,
Как велика наша печаль,
Высохла здесь жизни вода.
Время пришло чёрной стрелой
Подлых царей, пошлых цариц,
Очень удобно новый герой
Спит под прицелом добрых убийц.
Прочь, демоны, прочь,
Мне уже не уснуть,
В эту страшную ночь
Я отправился в путь.
Тщетно хотел я изменить
Странный сюжет каждого дня,
Кто-то захочет снова убить
То ли коня, то ли меня.
Скоро рассвет, нужно успеть,
Чтобы прогнать глупую боль,
Всё рассказать, всё это спеть,
Хочешь послушать - что же, изволь.
Прочь, демоны, прочь,
Нам уже не уснуть,
И с тобой в эту ночь
Мы двинемся в путь.
Только зачем петь пустоте,
Лес опустел, вновь и опять
Здесь не поймут, люди не те
Всё, что хотел ты им сказать.
Всё, что хотел ты им пропеть,
Зря только струны перебирал,
Вот до рассвета бы только успеть
Всё это спеть, скоро финал.
Прочь, ночи обман,
Прочь, демоны, прочь,
Мы пройдём сквозь туман
В эту лживую ночь.
2001
К Донбассу
Курс был утерян, годы в ночь неслись,
Стирая память, светлое корёжа,
И кто ж в том виноват, что наша жизнь
На лабиринты шахты так похожа.
День и ночь, тьма и рассвет, привет!
Денег всё нет и нет, а мне за тридцать лет.
Наш Донбасс так возлюбил всех нас...
Свет, что нас грел - погас, мы обнищали враз
Все - под конвой, шагом в забой!
В дом наш второй, что под землёй,
И стволовой - папа родной,
Лучше бы был я сиротой.
Ночь и день, я затяну ремень,
Мне улыбаться лень, я не отброшу тень,
Здесь темно, нам это всё равно,
Вся наша жизнь - кино, ну а любовь - вино.
Проходчик Иван сел на диван,
Глянул в стакан, - пуст многогран,
Что за обман, где же дурман?
Пуст и карман, а я не пьян.
После плах мы позабудем страх,
Грязь на твоих руках чище, чем снег в горах,
В недрах лет мы позабыли свет,
Слыша в ответ лишь: "Нет!", да ещё звон монет.
Все - под конвой, шагом в забой,
В дом наш второй, что под землёй,
И стволовой - папа родной,
Лучше бы был я сиротой.
Милый Донбасс, ты нас не спас,
Свет твой погас, но будет час
Ночью иль днём все мы уйдём
Из катакомб к звёздам взойдём!
2001
Познавая времён быстротечность
В полумраке убогих квартир,
Мы стремились отрядами в Вечность,
Чтоб забыть этот проданный мир.
Мы стояли под пулями гордо,
Чтобы смерти в лицо посмотреть,
В переливах небесных аккордов
Не увидели мы эту смерть.
Чтобы смыть полуночные страхи
Умывалися звёздным дождём
И шагали от плахи до плахи,
Прямо в небо, за новым вождём.
О, бездарное, дикое время,
Твои дни безнадёжно пусты,
Коль посажено мёртвое семя -
Не распустятся жизни цветы.
В такт сердечный стучали колёса,
Но сжигая друг к другу мосты,
Всё бежали по льду, снегу босы,
По пути до ближайшей звезды.
Исчезали во мгле полустанки,
И топя свою горечь в вине,
Мы надеялись, жизни подранки,
Свет надежды увидеть во тьме.
Люди стали страшнее, чем звери,
Вещи стали важнее людей,
Нет полезных кормов, но без меры
Всё растёт поголовье свиней.
Коль во всём виноват только климат,
Но бесплатно не выпить воды -
Значит вновь ледниковый период,
Наступают полярные льды.
2001
Скакали полем-Вечностью с привычною беспечностью,
Все жизни были выпиты за пьяным столом.
Любовью - человечностью, с присущей бессердечностью
Дороги устилались в сумасшествия дом.
Надежда на спасение, в своём долготерпении
Скрывается до срока, до рассвета в лесу,
И если вы в томлении, в неистовом томлении -
Я вас на крыльях ночи в этот лес унесу.
Я верю вам понравится в лесу с собою справиться,
Я верю - вы забудете сует суету,
И может мисс-красавица от зависти подавится,
Ведь я предпочитаю ей осин красоту.
По звёздам добирались мы лесами и болотами
До самой, до желанной, до заветной звезды,
Мы бредили полётами, не стали мы пилотами,
Теряли мы друзей, но не редели ряды.
А лес стоит, качается и нам всё улыбается,
Мы чувствуем единство с ним в кругу у костра,
Но ночь всегда кончается, а утро приближается,
И лес нам тихо скажет, что в дорогу пора.
Всем тем, кто хочет в лес уйти
от яда и от копоти,
И тем, кто жизнью города задавлен и сжат,
И тем, кто разуверился в своём печальном опыте
Протягивает руку всем лесной наш отряд,
наш Астра-отряд.
2001