Когда число моих "замечательных" любительских стихов перевалило за сотню (а писал я их до трёх в день), пришёл с ними в творческое объединение молодых писателей при Союзе писателей в Минске. Там я узнал, во-первых, что мои стихи далеко не замечательные, а во-вторых, что надо избегать глагольных рифм и рифм избитых, таких, как, например, "любовь - кровь". Я, конечно, поверил опытным товарищам по перу, но писать в рифму продолжил. А пообщавшись с ещё более опытными авторами на сайте Самиздата (СИ), отказался от стихотворчества. Но не перестал читать стихи коллег по СИ, а иногда и пародии на них писать. Пародии, если верить пародируемым, получались хорошими - с разрешения авторов я их и публиковал в СИ.
И вот, набравшись пародийного опыта, решил замахнуться на известного поэта, чьи стихи мне категорически не нравятся с детства. И написал пародию на С. Есенина "Выткался на озере алый свет зари". Узнать мнение автора я, по понятным причинам, не мог, и опубликовал пародию "Измятая пьянь" на свой страх и риск.
Но избитый (или всё же измятый?) червь сомнения меня грыз: а не критикан ли я, к тому же завистливый? Проверить это было несложно. Достаточно было бы въедливо почитать также известного поэта.
Вот так и получилось, что я заставил себя прочитать "Евгения Онегина" Пушкина нашего Александра Сергеевича - от корки до корки. Заставил - потому, как в школе мне привили стойкое отвращение, если не к А.С. Пушкину, то к его "Евгению Онегину" - точно! Потому что нельзя принуждать мальчиков учить наизусть бабское письмо (письмо Татьяны Лариной к Евгению Онегину), и потом позориться перед всем классом, читая вслух исключительно женский текст. Не говоря уже о том, что все эти поэтические перипетии любви и безразличия не могут быть по достоинству оценены без собственного жизненного опыта, коего у школьников ноль, по сравнению с объевшимся им Евгением Онегиным, о ком, собственно, и поэма написана. Да, и в целом эта поэма - женское чтиво, так как её сюжет - о несчастной любви.
Ну, и каков результат теста?
Парой слов тут не обойтись. Сначала примеры.
Начинается поэма с глагольной рифмы, да к тому же с примитивной, типа "кеды - полукеды": "занемог - мог". И глагольные рифмы на каждом шагу.
Рифма "себя - тебя" в самом начале поэмы тоже не пример высокого штиля. То же: "радость - гадость" (гл. 7, XLII). Заменить одну буковку в слове - не большого творческого ума дело.
Но больше всего меня поразили избитые рифмы, даже не то, что они избиты вообще (может, они избитыми стали уже после Пушкина), а то, что Александр Сергеевич их лично избивал, то есть использовал неоднократно. Итак:
"любовь - кровь" (5 раз): гл. 1, XXXIV, гл. 2, IX, гл. 6, XXXII, гл. 7, II, гл. 8, XLIII;
"любовь - вновь" (6 раз): гл.1, XLVII, гл.3, XXIII, гл.3, XXVI, гл. 4, XLIX, гл. 6, XVIII, гл. 8, XXI;
"радость - младость" (4 раза): гл. 1, XXX, гл. 2, XIX, гл. 5, VII, гл. "Путешествия";
"сладость - младость" (2 раза): гл. 4, XXIII, гл. 6, XLIV;
"розы - слёзы" (2 раза): гл. 2, X, гл. 4, XIV;
"полукруг - вдруг" (2 раза): гл. 7, XXXVI, гл. 7, LI.
Я не специально искал повторяющиеся рифмы, они сами бросались в глаза. Например, редкое геометрическое слово "полукруг" в поэме встречается всего два раза, причём в одной главе, и оба раза с рифмой "вдруг" (есть ещё, правда, "полукругом"). Надо признаться, глазам помогал компьютер - для уточнения найденного.
И что же? Неужели этих откровенных ляпов не видели до меня специалисты: литературоведы, филологи, журналисты и журналюги? Конечно, видели. Да и сам Александр Сергеевич, надо полагать, их видел:
"Мечты, мечты! где ваша сладость?
Где, вечная к ней рифма, младость" (гл. 6, XLIV)
"И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей...
(Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)" (гл. 4, XLII)
И потешался над идеальностью слога:
"Кто б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья ль от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай Бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
За сим расстанемся, прости!" (гл. 8, XLIX, полужирным выделено мною, курсив - автора)
И он прав! Несмотря на отмеченные погрешности, несмотря даже на окрепшее моё мнение о поэме, как женском чтиве, у меня не возникло ни малейшего желания её пародировать: ни в целом, ни в частностях. Да и бросить читать "женское чтиво" не хотелось - уж очень оно приятно, "по шёрстке" написано, да и много остроумной (в прямом смысле: от острого ума) мужской философии.
Пародия возникает в ответ на неточное выражение автором своих мыслей, которые он пытался донести до читателя в произведении. Пародист высмеивает именно эти нечаянные смыслы.
А.С. Пушкин абсолютно точно выражает словами то, что хотел сказать. У него, как известно, был огромный запас слов, и потому он умел легко выразить любые нюансы мыслей, чувств, действий. Кроме того, поэт использовал много как бы исковерканных, устарелых слов (бывшими таковыми, наверное, уже и для его времени), поскольку, очевидно, они точнее выражали мысль автора (необычные, глубокие мысли могут не иметь аналога в обыденном словесном выражении).
Что касается повторяющихся рифм, то они не мешают общему восприятию текста, так как точность передачи мысли из-за них не страдает.
Очевидно, гениальность автора и состоит в точности передачи мысли, хотя и качество мысли тоже имеет значение. Не будучи специалистом, рискну предположить, что классики литературы на 99 процентов - высокообразованные потомственные интеллигенты. А иначе, откуда взять запас слов (и мысли), как не из того, что уже выработало человечество?
Но нам, простым смертным, с ограниченным запасом слов и мыслей, лучше маскировать эти недостатки, и не светиться с рифмами типа "любовь - кровь".
Тут на ум приходит басня И.А. Крылова "Орёл и куры". В ответ на ехидное замечание кур, что орёл перелетел с сарая на сарай, подобно курице, было сказано: