По вечерам вся жизнь в квартире одинокой пенсионерки сосредотачивалась у телевизора. Это раньше, при царе Горохе новости можно было узнать только от коллег на работе, от соседок. Конечно, было и радио, но не сидеть же всю жизнь на кухне у "точки". А читать тогда газеты работающей женщине было некогда. Телефон - тоже связь с миром. Но много ли назвонишь? А сейчас и дорого! Особенно сыну в другой город.
Но теперь, слава Богу, то есть прогрессу - живем в век электроники, есть телевизор. И не просто новости, фильмы, а и передачи какие интересные показывают! Как раз начиналась ее любимая передача "Встать, суд идет!" Интересно, что на этот раз покажут, кого судить будут? И за что?
Женщина давно сделала все свои обычные домашние дела, поужинала, помыла посуду. Мыть-то было не так уж и много, как, впрочем, и ужин особым разнообразием не отличался. На пенсию-то...
Телеведущий объяснял правила телевизионного суда...
Это в простом суде судят судья и два заседателя. Даже, если и показывать такой обыкновенный суд на всю страну и сопредельные страны, то ничего в этом особенного, интересного не будет. А вот в телесуде, хоть и судили настоящих преступников, но не только судьи. Зрители в студии-зале суда тоже имели право голоса. Но главное, что именно и привлекало, право голоса имели и телезрители. Их мнение определялось количеством звонков по телефонам, установленным в зале...
А много ли надо пенсионерке на ужин? Совсем немного. Да ей много и не хотелось, привыкла уже. Сын-бизнесмен мог бы и помочь, но тревожить его она не хотела. Занятый, не дозвонишься. А домой ему звонить было неприятно. Слышать от невестки, что сама виновата - сама выбирала себе такую жизнь... А ему там и в голову не придет, ведь по телевизору говорят, что все хорошо.
Наконец вывели подсудимого в маске. Можно было и не объяснять, и так понятно, что маска - для объективности суда. А то попадется какой-нибудь красавец-маньяк, так его еще, чего доброго, оправдают зрители, а невинного урода, наоборот, засудят. Маска заодно и голос искажает до неузнаваемости.
Ага, сегодня судят не маньяка, не взяточника, не мафиози и не алиментщика. Очень актуально - неплательщика налогов. Ого, сколько наворовал! Не заплатил, значит то же, что и украл. Можете и не объяснять: все, что этот гад недоплатил - это недополученные пенсии, зарплаты учителям и врачам. Ну, врачи и учителя еще и подработать могут. А что делать нам, пенсионерам?
Телевизионного преступника она уже ненавидела. Да и по всему видно было, виноват. Он и сам своим противным искаженным голоском не только не отрицал свою вину, но, наоборот (вот наглец!), оправдывал. Она даже слушать не хотела, ушла за чаем в кухню. Но противный голос доставал ее и там. Мол, были бы налоги не такими большими, все бы платили... Мол, много идет на взятки всяким чиновникам, которых развелось... Мол, много бандитам и милиции платит за охрану друг от друга... Она это и так знала. От сына. От его друзей. От невестки, которая ее попрекает...Все так работают. Но, чтобы так много наворовать! Это уж слишком! На сахар не хватает! Расстрелять его мало!
Со стаканом чая в мельхиоровом подстаканнике в одной руке и с карамелькой в другой она удобно устроилась в кресле, положила руки на вытертые подлокотники.
Никогда еще она не звонила в студию. Сегодня, сейчас... Лучше с сыном на минуту меньше поговорить...
Наконец на экране появились номера телефонов. Этот - "тюрьма и конфискация", этот - "высшая мера". Хорошо, какая-то бабуся в студии крикнула: "Расстрелять его мало!" - вот и включили ее предложение в список.
Надо успеть, пока не закончилась передача, чтобы и ее голос был услышан. Еще и телефон, как назло, барахлит, а на новый денег не хватает. Из-за таких. Ну, я ему сейчас устрою правосудие! Надолго запомнит!
Последняя цифра номера телефона с "высшей мерой" никак не набиралась.
Припомнила, как отец рассказывал, что в его молодости вот так же осуждали таких же врагов народа, но только на собраниях трудовых коллективов. Кричали: "Смерть, бешеным псам!" Но уже потом, окончательно, суд вершила "тройка".
То ли дело сейчас, в век прогресса. Сидишь в мягком кресле, набираешь номер, и этому подонку - хана. И не коллектив - вся страна, и не одна, участвует. И кричать не надо, все интеллигентно, тихо, чисто, культурно...
Попробовала набрать номер телефона с "тюрьмой" - получилось, но тут же нажала на рычаг. Еще раз - "высшую". Вышло! Секунда соединения. И короткие гудки. Все, голубчик, не отвертишься! Поезд ушел! Раньше надо было думать, когда воровал у таких, как я, у меня...
Допила спокойно чай, опять вышла на кухню, бросила бумажку от карамельки в ведро, вымыла стакан, вытерла руки. Вернулась. А он, обреченный, все еще чего-то доказывает. Не он виноват, мол, система такая...
Наконец-то на экране компьютер высветил окончательные результаты телефонного голосования-приговора: большинство выбрало "тюрьму". Да и то, какое это большинство! Чуть больше половины... Зрители в студии - тоже. И суд - тоже. Как сговорились. Никакой справедливости!
Захотелось даже выключить телевизор, тем более, после передачи "Встать, суд идет!" ничего интересного по программе не было. Встала, подошла к телевизору...
Но вдруг этот ворюга, нет, чтобы радоваться, что легко отделался, вскочил, что-то стал кричать, сорвал маску, с укором посмотрел прямо в камеру.
Увидев его лицо, пожилая женщина вскрикнула. В голове застучало, все потемнело. Схватившись за сердце одной рукой, второй пыталась нащупать опору, но не найдя ее, осела на пол.