Аннотация: Рассказ "ШАХМАТИСТ"Судебный фарс эпохи конца перестройки.Рассказ повествует с чего начинался цикл "Не в деньгах, а в их количестве"
ШАХМАТИСТ
Судебный фарс эпохи конца перестройки
1.
О том, что у Савельева не всё ладно, Вишневецкий заподозрил в конце января, когда всегда очень опрятный и аккуратный Вадим стал появляться работе в неглаженных брюках, ходил по нескольку дней в одной и той же рубашке. На все вопросы отшучивался, уверял, что его дела в порядке. Но когда в феврале во взгляде Вадима появились страх и паника, он стал вздрагивать при каждом хлопке двери, Евгений забеспокоился.
Вообще-то Вадим ему был несимпатичен, часто раздражал, он таких людей не любил, и никогда не мог найти с ними общего языка. Савельев как будто сошёл со страниц книг Шукшина. Эдакий полупридурок, полугений, деревенский правдолюб. Он не пил, не курил, был трудолюбив и патологически честен. К тому же еще и держал в узде бригаду, состоящую наполовину из неоднократно судимых. Под его руководством бригада постоянно перевыполняла план. А Вадим, когда досконально прочувствовал специфику работы, стал еще и сам приносить договора. Иногда его занудство доводило Евгения до белого каления, бригадир требовал всё разложить по полочкам, не признавал так любимые начальником экспромты. Но достоинства у Вадима превышали недостатки, поэтому Вишневецкий засунул свои симпатии и антипатии куда подальше и старался ни в чём не обижать бригадира. Заменить бригадира было трудно, поэтому теперешнее его состояние очень обеспокоило начальство.
Поговорив с рабочими бригады, Евгений успокоился, оказывается жена Савельева, ждала ребёнка, была на седьмом месяце. Вишневецкий по себе знал, как тяжело большинство мужчин переносят первую беременность жены.
Видеть как любимая или, во всяком случае, симпатичная женщина превращается в барабан на спичках, затем это ходячее безобразие начинает думать только о том, что лежит в ней и совершено перестает замечать ЕГО единственного, учитывать ЕГО интересы и стремления. А окружающие! Психиатрическая больница! Вокруг кладки яйца начинается всеобщий психоз, даже ЕГО любимая мамочка попадает под общее нездоровое влияние, заражается всеобщей дурью. Навязчивые и совершенно справедливые мысли. "На кой чёрт, ему это надо?" и гарантированный ответ "Совершенно не нужно!". Словом, первая беременность жены - страшнейшее время, крайне тяжело переносимое самцами. Вишневецкий посочувствовал Вадиму. Ну ничего, дело-то житейское, в следующий раз будет легче.
В конце февраля бригадир исчез дней на десять. Пропади любой другой, никто бы и внимания не обратил. Запой - дело обычное. Зима - период простоя, отсутствие рабочего особого вреда не приносит. Для непьющего и сугубо положительного Вадима - это чрезвычайное происшествие. На третий день к Вишневецкому подошёл бригадир путейцев и сказал:
-Александрыч, тут такое дело, Савельев себе мальчишник устроил, у бабы завис. Просит прикрыть, если жена позвонит. Сказать, что он на объекте в тайге, там телефона нет. Дней через десять будет. Ей нервничать нельзя, рожать вот-вот!
-Прикрою.
Через пару недель, как раз к родам жены, Савельев появился,. Он сильно похудел, но был как обычно ухожен, спокоен, и на каждый стук более не реагировал. Евгений оценил качество сексотерапии и решил при случае взять адресочек.
Месяц спустя, когда бригады вышли на объекты после зимней спячки, в конторе мелькнул Вадим, хотя делать в городе ему было нечего. На следующей планёрке, в самом конце, зам Вишневецкого Седых сказал:
-Савельев вчера приезжал, характеристику просил.
-Дал?
-Хорошую.
-Правильно. На кой ему характеристика? Как у него дела, на вторую трубу перешли уже?
-В милицию вроде, подрался с кем-то. На вторую трубу завтра переходит.
-На него не похоже.
Следующий раз персона бригадира всплыла в конце апреля. Евгений расслабленно откинулся на спинку кресла, отходил от нудного разговора с двумя учёными, которые хотели отмыть хоздоговорные деньги, ни с кем не делясь, даже с ним, не говоря уж о государстве. Зазвонил телефон, приятный женский голос спросил:
-Вишневецкий, это ты?
-Я.
-Пономарёву, не забыл?
-Светка? Рад слышать! Ты как?
-Неплохо, председатель районного суда. И уже не Пономарева, а Лихова, дочке девятый год, - сказала одноклассница, обрадованная тем, что Вишневецкий ее не забыл. Поговорили минут десять, вспомнили знакомых.
-Жень, я вот почему звоню. У тебя числится такой работник Савельев?
-Да, бригадир.
-Что за человек?
-Работник хороший, но козёл. Зануда, не пьет, не курит. Жена только родила. Тебе он зачем?
-На него материал поступил, подрался осенью, судить будем.
-Что-то серьезное?
-Да нет, но он в бегах был полгода. Если б не это, на поруки отдала б, а теперь год условно.
- Понятно, когда его вызвать, он сейчас в командировке в соседней области.
-Положим, вызову его я сама. Вопрос другой, у меня в плане мероприятий стоит раз в квартал выездной суд на предприятиях.*1(Напоминаю, что речь идёт о конце 80х и тогда правила судопроизводства и жизни в целом сильно отличались от наших дней). У вас можно такое заседание провести?
Евгений задумался, у них были арендованы две маленькие комнатки в институте, там провести заседание суда, как положено, притом публично, было невозможно.
-В принципе, да. Давай завтра созвонимся в это же время. Я согласую с учебной частью, чтоб дали большую аудиторию. Судить ты будешь?
-Размечтался! Судью дам. Пиши телефончик, поговорите с ней, всё решите. Она девочка молодая, но толковая, вы там её не обижайте. Попробуй сделать на 17 мая после обеда. Обе, и судья, и прокурор, в этот день свободны.
Телефонными разговорами обойтись не удалось, через день в Центре появилась статная молодая женщина, представилась судьёй, попросила показать аудиторию, предназначенную для суда. В комнату вошёл один из соучредителей организации, Александр Красин. Высокий, широкоплечий, с европейской внешностью, большой поклонник женщин, имеющий у них успех. В двадцать восемь он все еще оставался холостяком, а в настоящий момент не имел даже постоянной подружки. Увидев молодую привлекательную женщину, Красин тут же сделал стойку.
Молодой человек явно встречался с ней раньше, но никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах, к тому же он хорошо помнил ненавязчивый запах ее духов. Воспоминание было связанно с чем-то приятным, но детали в памяти не сохранились. Без сомнения, он уже встречал сидящую рядом с ним женщину. Судья тоже с интересом смотрела на Красина. Она помнила явно больше, чем он. Похоже, и её воспоминания к негативным не относились.
Через пару минут приятной беседы оба вспомнили, что года три назад вместе работали в подшефном колхозе на картошке. В тот год он, комиссар студенческого отряда, попал в ночную смену на "витаминку". Выходил на фабрику в 23.30, а уходил в 8 утра. До 17-18 можно было отдыхать и отсыпаться, и до 23 даже оставалось время на личную жизнь, Правда, было уже темно, и ничего удивительного, что часто партнёры по вечерней любви утром с большим трудом опознавали друг друга. Иногда по необычным и ярким деталям одежды.
К исходу пятой минуты повторного знакомства Красин превратился в страстного сторонника выездных судов, и чуть ли не инициатором предстоящего.
2.
Для Евгения, потомственного юриста, активно практикующего мошенника и новоявленного предпринимателя, который поверил, что с совком навсегда покончено, и отныне он сможет делать деньги, не нарушая закон, судебные процедуры и взаимодействие с силовиками, хотя и с разных сторон баррикад, были естественны. Организация выездного суда представлялась ему приятым дополнением к рутине легального бизнеса. В его жизни стало мало адреналина, в котором он с избытком купался всю свою взрослую жизнь.
Пообещав однокласснице организовать выездное заседание, Вишневецкий принял на себя то, что не имел права обещать без согласования с правлением. В тот момент он вообще забыл о существовании этого органа. Полагал, что данный вопрос никого не касается, тем более что денег на проведение суда не требовалось. И тут же, к огромному своему изумлению, столкнулся с сопротивлением коллег.
Возможно, это произошло это потому, что те посчитали, что он и в общественной жизни берёт на себя слишком много. С его самовольством в производственной сфере они смирились, как с неизбежным злом. В работу созданных им бригад он вмешиваться не позволял никому. Но когда его лидерство и самодостаточность распространились и на общественную сферу, правление взбунтовалось.
В руководство их Центром входило шесть человек. Создатель компании и признанный лидер Андрей Степанов - инженер института, первым нашедший способ превращать деньги хозяйственных договоров кафедры в наличные, без привлечения к этому бухгалтерии, чем заслужил почтение у сотрудников института. Инженер отверг идею Вишневецкого в принципе, и даже был готов провозгласить официальный запрет, но его останавливало смутное подозрение, что Евгений пошлёт его куда подальше и не обратит на него никакого внимания.
Вторым по влиянию был профессор, учёный с мировым именем - Эдуард Костин. Его договора на сотни тысяч рублей создали основу финансовой стабильности новой организации. Он объявил происходящее баловством, принимать участие в играх малолеток отказался, но и мешать не стал.
Главбух Надежда вполне прогнозируемо поддержала председателя правления Степанова. Почему они возражали, ни Вишневецкий, ни Красин, главная движущая сила мероприятия, понять не могли.
Красин - коммунист, освобождённый комсорг и аспирант, делал деньги на оказании услуг юридического плана и переводов с иностранных языков. Бизнес был маленький, но стабильный. Евгений и Костин подбрасывали ему деньжат в расчёте на будущие дивиденды.
Неожиданную поддержку им оказал профорг института Олег Сафонов, скорее всего, в пику Степанову, которого откровенно недолюбливал, и всегда был готов сделать тому гадость. К тому же, если партия, в лице Красина, была "за", значит, советские профсоюзы обязаны поддерживать её инициативы. Он деньги не зарабатывал принципиально, и занимался только тем, что вытрясал их из Степанова на различные профсоюзные нужды, шантажируя председателя тем, что отключит параллельный с профкомом телефон, оставив Центр без связи. Таким образом, за проведение отрытого судебного процесс высказалось большинство руководства организации.
Евгения такая ситуация возмутила и вызвала раздражение. Самостоятельно приняв на себя обязательства, он готов был провести заседание суда вопреки мнению руководства организации. Поддержка же Красина вообще развязала ему руки. Тем более, что оппоненты говорили "я против", не объясняя, почему. Такие аргументы Вишневецкий за разумные доводы признавать не собирался, и прислушиваться к ним не стал, что ещё более накаляло обстановку. Сила Евгения в тот момент заключалась в том, что только он, десяток его администраторов и семьдесят рабочих и инженеров выездных бригад были штатными работниками компании и давали в общую копилку до 70% зарабатываемых Центром денег. Все остальные руководители и участники оставались совместителями. Евгений фактически контролировал аппарат, за исключением главного бухгалтера.
Относительный мир и согласие в правлении установились после того, как Костин на очередном бурно проходящем собрании руководства внёс предложение, формально всех устроившее, позволившее всем сохранить лицо и прекратить конфликт на пустом месте.
-Ребята, не понимаю, из-за чего вы ломаете копья. Суд денег не просит, никаких усилий не требует. В честь чего воюем? Савельев по возрасту комсомолец, двадцать семь лет, член коллектива. Все согласны с этим?
Возражений не последовало. Профессор продолжал.
-Комсомол против процесса не возражает?
-Целиком и полностью за, - ответил Красин. Его роман с очаровательной судьёй, выходил на финишную прямую. Он был готов каждый день проводить по процессу ради неё.
-Ну и отлично! Александр совершенно законно ставит бригадира на учёт. Проводим суд под эгидой комсомолии. Центру до этого дела нет. Евгений, ты не против такого решения?
-Согласен, мне суть важна, а не форма, - мгновенно среагировал Вишневецкий.
Председатель по-прежнему был против проведения суда, но формально это теперь его не касалось. Компромисс был найден.
Первые, и потому неожиданные, разногласия среди учредителей привели к тому, что отношение трудовых масс к мероприятию было различным. Сотрудники института, завязанные на Степанова и занятые обналичиванием хоздоговорных денег, отказались участвовать в позорном судейском фарсе в качестве зрителей. И вообще работяг равными себе не считали. Производственные коллективы, созданные Вишневецким, наоборот, с энтузиазмом отнеслись к идее поддержать коллегу, попавшего в трудное положение, и заполнили помещение.
Стараниями Александра, для суда была выделена одна из лучших аудиторий. Евгений обеспечил явку двух десятков рабочих, всех бригадиров, пятерых из управленческого аппарата Центра, подобранных им и обсуживающих производственный сектор. Через год именно по этой производственной черте произошёл раскол коллектива, в конце концов, приведший к смерти компании.
Так как выносить приговор, связанный с реальным сроком, никто не собирался, конвой отсутствовал. Решили обойтись без заседателей, о защитнике не позаботился обвиняемый. Свидетелей вызвали, но все понимали, что никто из них на выездное заседание невесть куда не поедет. Потерпевший в суд идти также оказался, написав, что к обвиняемому претензий не имеет. Надо признать, что точка зрения тех, кто называл проведение суда в таком регламенте фарсом, имела право на существование и, по совести говоря, была справедлива.
3.
Тринадцать часов пополудни, через пять минут начало четвёртой пары. Три эффектные молодые дамы гордо шествовали по учебному корпусу института. Они шли в ряд, почти перекрывая очень широкий коридор. Были свежи, но в тоже время выглядели очень внушительно, не смотря на юный возраст, никому из всей троицы не исполнилось и двадцати пяти.
Первая высокая стройная брюнетка с большим бюстом, по всем признакам без силикона, была одета в платье "сафари" до колена, болотного цвета, которое ей невероятно шло, и в босоножки на двенадцати сантиметровом каблуке в тон платья. Умеренное количество косметики, наложенной со вкусом. Прекрасные длинные волосы собранные профессионалом в пышную стильную причёску. Женщина без сомнения готовилась к выходу в люди, потратила на это немало времени и сил.
За ней по левую руку, отставая на два шага, плыла невысокая, пухленькая, с кукольным лицом блондинка, почти на голову ниже своей спутницы, хотя и была в чёрных туфельках с не меньшей высотой каблука. Строгий английский костюм из тёмно- синей тонкой шерсти элегантно обтягивал фигуру, как бы случайно выставляя в выгодном свете все округлости и достоинства, ценимые, многими мужчинами у пухленьких молоденьких женщин. Белоснежная блузка прекрасно сочеталась с льняными волосами, подстриженными каре. Её облик несколько портил огромный заслуженный портфель, который она несла.
С правой стороны от женщины в сафари, чётко печатая шаг, уверено шла третья красавица. Удлиненные каштановые волосы, невероятно нежные и густые, напоминали нечто похожее на толстую короткую косу, в которую была вплетена голубая лента. Во властных чертах лица угадывались восточные мотивы. Женщина была одета в светло- голубой прокурорский мундир, с длиной юбки на пределе приличия. Отчего ноги, и без того ровные и стройные, выглядели очень-очень длинными. Они плавно переходили в роскошные бёдра при осиной талии. Свой мундир она несла с таким видом, будто она, как минимум, Великая княгиня на царском приеме, и одета в платье от кутюр. Косметики на ней так же не было не из соображений корпоративной этики, а потому что она ей пока была не нужна.
В просторной, очень светлой, выходящей на юг аудитории, первые три ряда столов вынесли в коридор. На освободившейся площади установили полукругом три стола. Для судьи, прокурора и секретаря. Ещё один стол для подсудимого поставили под окном, напротив входной двери. Между столами президиума и зрительным залом оставались свободными метров пять.
Помещение заполнилось сотрудниками Вишневецкого, пришло несколько студентов, правоведов и пара преподавателей юридического факультета. Свободные места в комнате были, но немного.
Три эффектные служительницы фемиды вошли в аудиторию. Первая судья, за ней прокурор, замыкала шествие секретарь. Среди мужской части присутствующих прошёл лёгкий одобрительный шумок, правда, быстро стихший. У трети присутствующих за плечами было по две-три ходки в места не столь отдаленные. В бригаду путейцев Платоныча работников без двух ходок не брали вообще. Стажа, как говаривал бригадир, не хватало. Людей из бригады Савельева Евгений на суд не вызвал, чтоб не ронять авторитета бригадира. Он пытался использовать суд в целях укрепления дисциплины в коллективе и продемонстрировать работникам со сложной биографией, что его контора людей в трудный момент не бросает.
Не более минуты ушло на обустройство прибывших дам, после чего секретарь провозгласила:
-Встать! Суд идёт!
4.
Начался процесс, допрос обвиняемого. В начале обычная рутина. Фамилия, имя, отчество, возраст и т.п. и т.д. После выяснения биографических данных суд приступил к судебному следствию и допросу подсудимого, ввиду отсутствия всех прочих участников процесса. Судья, просмотрев протоколы, спросила:
-Обвиняемый, из материалов дела не ясно, что вы и потерпевший, и ещё двадцать три человека в двадцать два часа в рабочий день делали в городском парке? Начало октября, прохладно. В протоколе особо подчёркнуто, все присутствующие, когда прибыл наряд милиции, были мужчинами и ни один не находился в состоянии алкогольного опьянения. Присутствовало два несовершеннолетних, пятнадцати и шестнадцати лет.
-Мы пьяниц не терпим, сразу гоним.
По аудитории прошёл шумок, "в голубизне" Вадима никто не подозревал. Его ответ прозвучал фактическим признанием в преступной страсти.* (Статья о гомосексуализме в УК СССР не была отменена, но фактически не применялась). Ну, а действительно чем ночью на природе могут заниматься два десятка трезвых и здоровых мужиков?
-Похвально, что вы ведете трезвый образ жизни. Но, все-таки, что вы там делали?- задала прокурор, по мнению зала, риторический вопрос. Присутствующим ответ был уже ясен.
Наступило затишье, прерываемое хрюканьем людей, сдерживающих смех, доносившийся из разных углов. Первым захохотал Вишневецкий, гомосексуалистов он не любил, но относился к ним терпимо. Он любил женщин, кто-то мужчин, некоторые предпочитают коз, дело житейское, лишь бы по согласию. Его восхитил ответ. От Вадима он юмора не ожидал, не без основания полагая, что у бригадира это чувство отсутствует полностью. За ним загоготал весь зал. Судья и прокурор титаническими усилиями сохраняли серьёзность на лицах. Секретарь с трудом навела порядок.
-Значит, в шахматы? Ладно! Гм, теперь это так называется. Из-за чего возник конфликт с потерпевшим?
-Он украл у меня с доски проходную пешку.
Повисла гробовая тишина. Такого ответа зал и судейские не ожидали.
-В десять вечера холодной октябрьской ночью, в темноте, на улице, в парке, вы играли в шахматы с потерпевшим Сердюковым. Что делали ещё два десятка человек? - допытывалась судья.
-Тоже играли в шахматы. Там совсем не темно, фонари же светят. К часу, когда отключают, большинство домой уходит, а те, у кого фонари хорошие, бывает, до утра играют.
-В ходе игры Сердюков украл пешку, из-за этого вы подрались и порезали ему руку ножом. Так?
-Сердюков вообще мерзавец конченный, он постоянно фигуры ворует, на это и живёт. Наши игроки хотели подловить его несколько раз. Не получалось. В тот раз мы с секундантом сели играть под запись, вот Сердюков и попался.
До присутствующих стало доходить, что разговоры о шахматах не шутка, всё всерьёз.
-Вы сказали, что потерпевший ворует фигуры и на это живет? Он их продаёт? - спросила прокурор, пребывая в глубокой задумчивости от всего услышанного.
-Да нет!- раздражённый женской тупостью, бросил Вадим. - Мы люди серьёзные, на интерес не играем. Партия, минимум, четвертная, если игроки сильные. У слабеньких, начинающих и молодёжи по три-пять рублей. * (В описываемый период доллар фактически был равен рублю, и за их хранение и скупку давалось от 10 лет тюрьмы с конфискацией)
-Вы по какой ставке играли? - спросила искренне заинтересованная судья, об этой стороне жизни и накале страстей она и не подозревала.
-В тот раз по полтиннику, но иногда доходит до сотни за партию.
-Получается, что потерпевший, воруя фигуры, мошенничает, нечестно обыгрывает противников, получает за это деньги. Сколько же можно так заработать? - спросила красавица в прокурорском мундире.
-На то и живёт, нигде не работает уже лет пятнадцать. Целыми днями играет. Сколько можно взять?- задумчиво переспросил Вадим. - Когда как, в воскресенье, если тепло, лоха идёт много, не напрягаясь, тысчонку можно поднять. Но это я, очень хороший игрок. У него не больше пятисот.
-За такой вечер, когда произошла ссора, сколько денег можно получить? - уточняла прокурор.
-Две сотни.
Из зала раздался чей-то крик.
-Вадя! Зачем же ты тогда месяцами висишь на дымовых трубах на морозе и на солнцепёке, играл бы себе в радость!
-Мужчина работать должен, дело иметь,- неторопливо, с очень серьёзным выражением на лице произнес Савельев.- Шахматы - это так, для души. Кроме того, бывает, что проигрываешь. Этот гад и тунеядец на святое покусился!
-Подсудимый, делаю вам замечание, прекратите оскорблять потерпевшего,- среагировала на "гада" судья, заинтригованная услышанным не меньше остальных присутствующих в зале. - И много можно проиграть?
-Извините, больше не буду, - ответил Вадим, очень польщенный всеобщим вниманием к его персоне. - Как-то раз проиграл девять тысяч. * (Официальная стоимость автомобиля "Волга". Правда по этой цене её могли купить или кто-то по блату, или чиновники высокого ранга, прочие с рук по двойной цене.) . Гроссмейстер из Москвы приехал, пятьсот рублей за партию брал.
Прокурор решила сменить тему допроса, так как продолжение в этом направлении могло привести подсудимого под расстрельную статью за получение нетрудовых доходов в особо крупном размере. Заодно потянуть туда и половину шахматной элиты страны. Статью за подобные преступления последние несколько лет фактически не применяли, но никто и не отменял.
-Почему вы три месяца скрывались от следствия? - прокурор задала вопрос на тему, более близкую к проходящему процессу.
-Как зачем? Так они за мной гонялись, посадить грозились. Мне в тюрьму нельзя, жена должна была рожать. Ей нельзя беспокоиться.
В зале раздались смешки.
-Почему в феврале сдались и признали свою вину?
-Да ничего я не признавал и не сдавался! Это следователь мне зачем-то сам явку с повинной написал. Я его не просил.
-Расскажите суду, как вас задержали.
-Первые два месяца я боялся ходить играть в парк, потом приходил, из кустов смотрел, как другие играют, выучил расписание движения нарядов через нашу площадку. После Нового года стал выходить, играть начал. Не утерпел!
-Тогда поясните суду, в протоколе допроса написано, что вы чистосердечно признались, что дрались с потерпевшим и поранили его. Это правда? Или вас в милиции пытали, били?
- Никто меня не бил и не пытал, как в парке задержали, привели к следователю, я всё ему честно рассказал, как было.
В словах обвиняемого было явное противоречие. Прокурор замолчала в полной растерянности.
-Расскажите, как произошёл конфликт, всё, как было, с самого начала, - произнесла судья, поняв, что они опять попали в какие-то словесные дебри, и сейчас также далеки от сути происшедшего, как и в начале процесса.
Вадим обстоятельно, не спеша, с массой деталей, кто с кем играл, кто какой ход делал, кто именно наблюдал за игрой, рассказал об обстановке в парке. Поведал, как они сговаривались об условиях мачта, торговались о цене, об условиях привлечения (кто и сколько ему платит) и личности секунданта. Потерпевший был со многими, по словам обвиняемого, в неприязненных отношениях, и найти того, кто готов был иметь дело с Сердюковым, а он, в свою очередь, с потенциальным секундантом, было сложно. Затем последовал не менее обстоятельный рассказ очередности ходов. Зрители и участники процесса заскучали, казалось, всё самое интересное было уже позади.
-На тридцать первом ходе я его поймал, ходов через пяток ему был бы мат. Потерпевший задумался, что делать. Секундант записал мой ход. Я отошёл посмотреть, как у кого идёт игра. Когда через пять минут вернулся, Сердюков сделал ход. Кроме того, моя проходная пешка исчезла с доски. Я ему сказал - верни на место и деньги готовь, ты проиграл. Он начал кричать, ругаться, оскорблял по-всякому меня и секунданта. Попытался забрать записи и порвать их. Собрались мужики, проверили, всё сошлось, по-моему. Получалось, он украл фигуру.
-Свидетелей конфликта было много? Они все убедились, что потерпевший играл не честно, вёл себя вызывающе? - уточнила судья.
-Да, все видели, кто был в парке. Он совсем озверел, стал кричать, что воровал фигуры, ворует и воровать будет, что мы все лохи. Он за наш счёт десять лет живёт и дальше жить будет.
-Расскажите, как началась драка?- спросила прокурор.
-Послушав его наглые крики, я понял, что у него нет ни стыда, ни совести, и что надо наказать его за всех обиженных им шахматистов. Не место таким на земле. Только еще не знал, что лучше сделать, зарезать его или забить лопатой. Долго думал и решил, что буду резать.
Недоумённый шумок в зале.
-В деле есть показания потерпевшего, данные после того, как вас задержали, что он не видел и не почувствовал в момент драки, как получил травму руки. Он в своих показаниях утверждает: "Было темно и я не видел, обо что поранился, может, о пряжку на куртке обвиняемого, может, о ветку, в куче которых мы дрались. Ножа я не помню".- Зачитала секретарь нужное место из дела по команде судьи.
-Когда меня задержали в феврале, наши, то есть шахматисты, его выгнали с площадки. У него других источников дохода нет, хоть ложись и помирай с голоду. Сказали ему, что прибьют, если меня посадят. Иди, делай что хочешь, а Вадим, то есть я, должен быть на свободе! Вот он и пошёл менять показания.
Напряжённую тишину нарушил вопрос прокурора.
-Оставим показания потерпевшего, они очень противоречивы. Получается, Сердюков оказался мошенником, - Вадим энергично закивал головой. - Вы очень расстроились, разнервничались, его действия грозили вам значительным материальным ущербом. Вы на время потеряли над собой контроль, самообладание. Были не в себе от возмущения, тем более, потерпевший сам вас оскорбил, назвав при товарищах лжецом и лохом. - Бригадир с возмущением замотал головой в знак отрицания.- Вы хотели его призвать к порядку, объяснить ему, что он не прав, но Сердюков побежал, споткнулся, упал в кусты и поранил руку.
Скажи Савельев "Да", кивни, просто промолчи, на том слушание и закончилось бы. Год условно. Все счастливые расходятся, кто по домам, кто в ресторан. Вадим встал, с возмущенным выражением на лице. Задумался на минуту и твёрдо сказал:
-Я человек вообще не пьющий, в рот не беру. Ни-Ни. Все подтвердят! Я всегда в своём уме. Не в себе не бываю. Всегда сознаю, что делаю! Как было, так говорю. Вы, товарищ прокурор, пожалуйста, меня не сбивайте. Посмотрел я на этого гада, простите, потерпевшего Сердюкова, понял, такие, как он, не имеют права жить. Тогда я достал нож, выбрал самое длинное и острое лезвие, открыл его и пошёл его резать!
Прокурор сидела, открыв рот, быстро-быстро моргала длинными ресницами над ярко синими глазами. Судья ошарашено смотрела на Вадима, выронив карандаш, которым дописывала приговор. Третья судейская красотка, секретарь суда, застыла над протоколом, с испугом переводя взгляд с судьи на прокурора и обвиняемого. Судья нервно махнула ей рукой, давая команду прекратить запись, у неё во рту пересохло, она потеряла дар речи. Вадим продолжал:
-Он, значит, потерпевший, всё понял и побежал в темные аллеи парка, что б скрыться. Я помчался за ним, гнал его так, что б отсечь от людных мест. Я радовался, что он бежит от людей. На площадке мне бы не дали его наказать. Прохожие и наши игроки могли мне помешать. Нагнал гада, то есть потерпевшего Сердюкова, за лодочками, сразу ударил ножом в плечо, достал...
-Вадик, заткнись! - закричал со зрительских мест бригадир путейских рабочих Платоныч, человек лет пятидесяти, имевший четыре ходки за грабежи и разбои. Он одновременно с судьёй и прокурором понял из показаний Вадима, к чему идёт дело. И продолжал, обращаясь уже к судейским,- Девушки, милые, не в себе он, да разве человек в своём уме станет такое говорить! Он уже чирик себе наболтал!
-Платоныч, не мешай! Суд разберётся, кто из нас мерзавец! Врать советскому суду не буду! Итак. Он от удара упал, закричал очень громко, на четвереньках попытался продолжить бежать. Тогда я схватил его за воротник, приподнял, поставил на ноги, развернул к себе лицом и ударил ножом в грудь. Он вошёл глубоко, по рукоять, наткнулся на что-то твёрдое. Я выдернул его и замахнулся, чтоб ударить ещё раз. Гад страшно завопил, попытался меня ударить, вырвать нож. Потом сильно толкнул. Я резанул его по руке, потерял равновесие, упал на кучу сухих веток, а когда выбрался, он уже убежал, в какую сторону, я не заметил. Поискал его немного и вернулся на площадку к нашим шахматистам и стал играть дальше, пока не приехала милиция.
С прокурорского места раздался нервный смешок. Очнулась судья.
-Перерыв десять минут! Всем покинуть зал заседания. Вы,- обращаясь к Платонычу, - поговорите с коллегой, он действительно не в себе. Господа Вишневецкий и Красин, останьтесь.
В опустевшей аудитории на четыре окна повисла тяжёлая, липкая тишина.
-Что делать будем* - задала риторический вопрос прокурор Марина Осадчая. Она, как и судья, в прошлом году окончила юридический факультет, это было её первое, как и у судьи, самостоятельное обвинение.
Судья Ольга Носова с тоской протянула:
-Закрывать мужика надо, да конвоя нет.
-Кроме конвоя нет заседателей, адвоката у обвиняемого, ни один свидетель не пришёл,- добавила Марина. - Мужик прав, ему лет семь светит, тяжкие телесные, нанесенные с умыслом на убийство. Потеря трудоспособности на полгода.
-Председатель суда меня благодарила, что я выездное слушание организовала. Да у меня приговор готов, год условно!
-Если я такое дело на ДС отправлю, меня и прокурор и милицейские со свету сживут! Мальчики, что делать будем?
Под мальчиками она понимала Вишневецкого, которого знала плохо, он был старше судьи на десять лет, и Красина, Александр Дмитриевич окончил институт на два года раньше девиц, а в данный момент числился освобожденным комсоргом института и аспирантом на кафедре уголовного права. Несколько лет назад у них Ольгой что-то было в колхозе, и сейчас намечалось бурное продолжение. Сегодня после суда, который девочки планировала быстренько завершить, аспирант с судьей намеривались посетить самый дорогой кооперативный ресторан города.
Комсорг шиковал, так как последние полгода он связался с Вишневецким и профессором Костиным, числился в учредителях Центра Инициатив Молодёжи, * ( НТТМ - научно-техническое творчество молодёжи. Организации созданной на основании постановлений Совета Народных Комисаров СССР от 1936 года, никем по какому-то недоразумению, не отмененному за последние пол века). в связи с чем жил не на грошовую подачку ВЛКСМ и такую же стипендию аспиранта, а имел стабильный доход, раза в два превышавший ректорский. Имел он свои копейки и с бригады Вадима. При том копейки немалые, так как бригада маляров-высотников была лучшим и наиболее прибыльным изобретением Вишневецкого. Потеря такого бригадира его печалила, так как непьющего и патологически честного Савельева заменить было трудно.
-Жалко мужика, но, с другой стороны, покушение на предумышленное убийство,- начал Красин, - потеря трудоспособности. Ни капли раскаянья!
-Ты сюда ещё добавь организацию игорного притона в парке,- фыркнул Евгений. - С трудоспособностью, кстати, вопрос, при его специальности, пешку можно легко двигать левой.
-Вечно у тебя шуточки! Девочкам-то что делать?
-Сегодня всех разгоняем. Завтра прокуратура отдыхает. Меня назначают общественным защитников. Количество зрителей сокращаем до минимума.
-Это, я думаю, бесполезно, они у него все в шахматах да еще в том, чтоб в ста метрах от земли на дымовой трубе краска ровно ложилась, - хмыкнул Красин.
-Правда, что он вообще не пьет, зашился или кодирован?- спросила прокурор.
-Ни-ни, в рот не берёт. И раньше не пил,- рассмеялся Вишневецкий. - Он на флоте служил, на каком-то большом корабле. И вот его, как непьющего, аккуратного и вообще, редкую зануду, которого все терпеть не могли, но боялись, так как кулаки крепкие имел, назначили заведовать всем спиртом и спиртосодержащими жидкостями крейсера. Их там было говорят тонн десять разных.
-И что, все выпил, больше не лезет? - с интересом спросил Александр.
-Хуже, он получил за усердие мичмана, и его переселили в каморку при складе. Там были проблемы с вентиляцией. В итоге, заработал тяжелейшую аллергию на спирт в любом виде.
-Бедненький, - с искренним сочувствием протянула секретарь.
-Ну что, принимаете предложения о переносе суда? - спросил Евгений. - Саше ещё надо договориться с учебной частью об аудитории на завтра.
-Марин, ты как?- судья посмотрела на прокурора.
-Пожалуй, это лучшее, что можно сделать,- согласилась та. Затем подумав, засомневалась. - А если он опять говорить начнёт? Что тогда будем делать?
-Кто ему, барану, слово даст? Зачитали милицейские протоколы, дескать защитник признает вину, просит снисхождения от имени коллектива, просит передать на поруки. И все! Пошёл вон!- Проговорил Вишневецкий. Возражений он не встретил.
Пока Красин бегал в учебную часть договариваться об аудитории, зрителей и обвиняемого пригласили в зал и объявили о переносе слушаний дела на завтра. После к Евгению подошёл Платоныч, спросил:
-Была такая мысль, но вроде обошлось. Вы, парни, Вадьке разъясните, что б завтра пасть не разевал.
-Он совсем тупой, слышать ничего не хочет! Все мозги в шахматы проиграл. На зоне ему тяжко будет! Нельзя ему туда.
-Не бойся, не отдадим, заверил бригадира Евгений.
-Мы на тебя, Александрыч , сильно надеемся. Ты уж не подведи. Пацаны тебе, как себе, верят.
5.
Заседание открылось на следующий день в 10-30, сразу после первой пары. Аудиторию выделили ту же, что и вчера. Прокурор отсутствовала, заседатели также, количество зрителей сократили до минимума. Профессор Костин узнав о переносе слушаний дела, и, выслушав десятки сплетен о произошедших событиях в первый день, захотел непременно на нём присутствовать. Позднее недоброжелатели утверждали, что он пошёл полюбоваться на судейских красавиц, а суть вопроса была ему безразлична.
Конвоя так же не было. Судья пришла в последний момент, когда все уже собрались. Вслед за ней вошёл Красин. Секретарь, которая была на месте за полчаса до назначенного времени, уже начала беспокоиться. Как только в зал вошла Ольга, тут же провозгласила:
-Встать! Суд идёт.
Секретарь огласила имена и должности лиц, принимающих участие в процессе. В том числе назвала Евгения Вишневецкого в качестве общественного защитника. Это вызвало недоумение у обвиняемого, который был убеждён, что никакая защита ему не нужна. Суд должен самостоятельно во всём разобраться.
Судья была одета в то же платье, что и вчера, но оно слегка помялось, причёска была уже не фирменная, из салона красоты, а самодельная на скорую руку. Глаза у неё были шалые, изредка по лицу пролетала лёгкая улыбка, как у человека, вспоминаюшего и заново проживаюшего что-то очень приятное. Настроение было томное, возвышенное. Только очень хотелось спать, не смотря на лошадиную дозу выпитого утром черного кофе из свежепомолотых зерен.
Красин, присевший рядом с Евгением, выглядел, как довольный мартовский кот, развалившийся по утру на завалинке деревенского дома на весеннем солнышке.
Вадим разложил перед собой листки с какими-то записями, он готовился к борьбе за справедливость в его понимании. Секретарь начала методично и скучно зачитывать протоколы с показаниями свидетелей, не явившихся в слушание. Когда протоколы кончились и секретарь села, раздался голос Вадима:
-Товарищ судья, разрешите? ..
-Вам слово представят позднее, - резко сказала Ольга. - Секретарь, зачитайте показания потерпевшего.
Секретарь не спеша открыла нужные страницы в деле. Начала методично, ничего не выражающим ровным голосом, зачитывать противоречивые показания Сердюкова. Потерпевший сначала в деталях описывал, как Савельев его пытался убить, как ему было страшно. Затем он же не менее подробно говорил, как сам случайно поранился о ветки. Какой Вадим хороший человек, и что он претензий к обвиняемому не имеет. По окончании заслушивания показаний Сердюкова, Вадим попытался взять слово, в чём ему и в этот раз отказали.
-Огласите заключение экспертизы и врачей, - потребовала судья.
Секретарь покорно зачитала затребованные места из дела, ориентируясь по заранее подготовленным закладкам. Процесс превращался в маразм. Наконец, домашние заготовки кончились, секретарь села, захлопнув худенькую папку уголовного дела. Ольга, полистав свои записи, провозгласила:
-Общественный защитник, вам слово!
-Разрешите, товарищ судья..., - начал Вадим, вставая и перебирая листки с записями.
-Подсудимый, сядьте!- грозно проговорила секретарь. - Вам слова не давали!
Савельев стушевался и, растерянный, молча сел на стул, переводя взгляд с судьи на начальника.
Слово взял Вишневецкий и занялся своим любимым делом, в просторечье называемом пиз...ь ни о чём. Он вещал о прекрасном семьянине и отце, передовике производства и наставнике молодёжи, верном товарище и чутком руководителе. И прочая, прочая, прочая. Рассказал о той неизбежной катастрофе, которая ждёт их коллектив, если тот лишится Соловьёва. В заключение он признал вину обвиняемого, и просил о снисхождении, просил передать его на поруки на перевоспитание коллективу.* (В те годы существовала такая форма наказания, для подсудимых.).
Вадим не слушал хвалебную оду самому себе. Он и сам знал, сколь ценен для компании. Бригадир был до глубины своей истинно русской, мирской души оскорблён всем происходящим. Его осадили в течение часа раз шесть, не дав слова. Авторитет советского суда, самого справедливого суда в мире, в его глазах пал ниже уровня городской канализации. Он жаждал справедливости, в которую свято верил всю жизнь. Теперь же судили его, борца за неё, а не мерзавца, которого он пытался покарать. Суд не желал ни в чём разбираться. Впредь он сам, своими силами будет решать такие проблемы. Его невесёлые размышления, прервал вопрос судьи.
Опять что-то зачитывала секретарь, начальник передавал судье документы и ходатайства. Судья сказала, что подсудимому предоставляется последнее слово, но почему-то обратилась опять к Вишневецкому.
-Защита?
Задумавшись, Вадим даже не успел открыть рот, его общественный защитник опередил его, окончательно лишив надежды на справедливость.
-От последнего слова подсудимый отказывается. Защита просит для обвиняемого снисхождения!- быстро выпалил Вишневецкий.
-Прошу покинуть зал заседания, суд удаляется на совещание!
Через десять минут участников процесса пригласили в зал заседаний. Приговор гласил - три года условно. Решение суда устраивало всех, кроме Савельева, который считал, что судить надо не его, а потерпевшего. Но никаких апелляций подавать не стал.
6.
В коридоре Савельева обступили три других бригадира, присутствовавших на суде, искренне поздравляли новоиспеченного уголовника, дружески хлопали по спине. Они признали его своим в доску. У троицы бригадиров суммарно было десяток судимостей, теперь и последний пополнил их дружные ряды.
Вишневецкий, слегка уставший после своего эмоционального и долгого выступления, вышел из аудитории, оставив Красина ворковать вокруг Ольги. На его плечо легла рука, раздался дружелюбный голос профессора Эдуарда Костина.
-Евгений, согласись, что наш друг Степанов, назвав всё происшедшее, позорным судебным фарсом, был вообще-то прав?- и внимательно посмотрев на группу обнимающихся бригадиров, добавил. - Думаете всё так просто и это конец?
-Может быть и так. Но скажите, профессор, кому было бы лучше, если бы этого дурака посадили лет, этак, на восемь? Нам всем, ему, его жене, потерпевшему, его ребёнку, обществу в целом? Кому? Он бы их гарантированно получил, проходи процесс в любом другом месте.
-Не знаю, Евгений, не знаю...
-Ну, тогда прав я. Иначе не получается!
- И ты не прав! Это точно.
-Согласен, профессор. Но мой вариант, всё же лучше. Гуманней, надеюсь.
-Кто его знает, поживём - увидим! Вообще-то у тебя талант, такого вдохновенного трёпа я давно уже не слышал. Иди в политику, там тебе самое место. Не хуже Горбачёва говоришь ни о чём!
-Спасибо профессор, обдумаю ваше предложение.
Задним числом, много лет спустя, Вишневецкий признал, что профессор Костин, а через десять лет академик, был прав. Тот приговор через много лет, в свете всего происшедшего позднее, смотрелся не так безукоризненно и бесспорно, как это казалось в 1989 году.* (См. повесть "Кровавые рельсы")