Левин Леонид : другие произведения.

Таможня

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это - неотредактированная версия. Новые и отредактированные книги Леонида Левина на http://www.lulu.com/shop/search.ep?keyWords=%D0%9B%D0%B5%D0%BE%D0%BD%D0%B8%D0%B4+%D0%9B%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D0%BD&type= Если по ссылке не получится - сайт Lulu.com наберите в поисковике Леонид Левин
  
  Таможня.
   Леонид Левин.
  
   О, доблестная Советская таможня... Сколько о тебе говорено разного, правдивого и не очень, горького и справедливого, сколько сложено былей и небылиц, составлявших непередаваемый эмигрантский фольклор.
  
   Эх, Чоп! Ох, Брест! О, Шереметьево! Эти славные словечки щекотали нервы, заставляли частить сердца. Занятные выдались денечки. В кучках эмигрантов рождались легенды об экзотических таможнях, о том как некие Миша и Раечка предпочли самолету и поезду автомобиль "Жигули" с маленьким. Словно игрушечным, прицепом. Правда, ничего хорошего из этой авантюры не вышло и при досмотре их несчастный автомобильчик бдительные стражи границы разобрали практически на запасные части в поисках валюты и драгоценностей. Никак не могли поверить, что жалкий автомобильчик с заваленным барахлом прицепчиком и есть те самые богатства! После досмотра бедные романтики дальних дорог тянули свое транспортное средство через границу наподобие репинских бурлаков. Промаявшись несколько дней им, правда, удалось запустить жигуленка, и, дотянув кое-как до Вены, сбыть несчастный механизм по цене металлолома за несколько тысяч шиллингов.
  
   Тогда, впервые попав в Шереметьево-2, мы с дедом лишь удивленно переглядывались. Шиллинги!? Пиастры?! ... Шиллинги - это много или мало? Дед побывал в Австрии во время войны, штурмовал Вену, но о шиллингах успел подзабыть. Может, все же пиастры надежней? Впрочем, поездка на автомобиле нам всё равно не светила и потому мы присоединились к группке потенциальных эмигрантов, в центре которой взлохмаченный молодой человек в очках повествовал о том, как всё еврейское население его городка укатило прямиком в Вену на туристических автобусах "Совавтотранса".
  
   - Извините, уважаемый, - вежливо перебила рассказчика аккуратненькая беленькая старушка, заботливо уложенная родственниками на сборную туристическую раскладушку, - если это так хорошо, то почему все уехали автобусами, а вы таки летите самолетом?
  
   - Ох, вей! Пока я собирался, пока решал, пока оформлял диссертацию... потом защищал ее. Наконец получил удостоверение кандидата наук... и ... И тут я решился ехать. Вы знаете, к тому времени уже не набралось евреев и на один автобус! Вот приходиться теперь лететь одному.
  
   - Не бойтесь, молодой человек. Я тоже лечу первый раз в жизни. - Сообщила старушка, счастливо откинувшись на подушку.
  
   Рядом, в кучке слушавших с открытыми ртами людей, излагалась история об одном кладбищенском деятеле. Опасаясь рэкетиров, он убыл в Москву из областного украинского города на автобусе с черной траурной полосой и приличествующей надписью ... "Бюро ритуальных услуг"! Для вящего правдоподобия наиболее ценные вещички заховали в? ... Правильно мыслите товарищи! ... В гроб! А семейство и сопровождающие изображали страждущих безутешных родственников. ГАИшников им провести удалось, автобус ни разу не остановили, жезл не поднялся у милиционеров гроб потрошить. А вот рэкетиры заранее узнали о трюкачах, потому по прибытию в Шереметьево горе несчастных действительно оказалось неподдельным и искренним. Гроб им, впрочем, оставили.
  
   Мы с дедом протиснулись между грудами багажа дальше. Для нашей семейки и обычный-то автобус слишком велик, а выхода на ритуальные услуги мы, слава Богу, пока не имели.
  
   Интеллигентный, научно-технический Харьков традиционно отправлял безродных космополитов в Вену через Шереметьево-2 под звуки веселеньких патриотических маршей, в чистеньких вагонах фирменного поезда "Харьков - Москва". Так уж получалось, что беглецам доставались всегда одни и те же номера купе в одних и тех же вагонах состава. Это являлось большим удобством как для бдительных и любопытных чекистов, так и подспорьем для ушлых московских привокзальных рэкетиров, сдиравших последние "жировые" накопления при перевозке страдальцев в аэропорт Шереметьево-2. Но что оставалось делать?
  
   - Вы берите три купе, не меньше. - Наставляла нас пышная блондинка в кожаном пальто и оренбургском платке. - В одном будете ехать сами, а в других сложите чемоданы и запустите туда провожающих.
  
   - Так может, нас и провожать окажется некому... - Заикнулся дед.
  
   - Как так, некому? У вас там, что все уже повыехали? Вы вот сейчас, в каком качестве сюда заявились? На экскурсию или помогать вещи тащить?
  
   - Да, в, общем-то, вы правы, мы - провожающие. - Признался дед.
  
   - Ну вот, видите, следовательно, найдутся люди, которые поедут проводить вашу семью. Захотят покрутиться при досмотре, посмотреть, что к чему, набраться опыта, решимости. Все мы так - сначала провожали, теперь вот сами... - Она всхлипнула. - Какой я ремонт сделала! Боже же мой! Если бы вы только знали. Какие деньги вложила, а зачем?
  
   Мы её поняли и тоже грустно вздохнули. Под руководством неугомонной мамочки прошлое лето всей семьей мы белили, красили, клеили обои. Умудрились перекрасить даже ванну и газовую печку в абстрактный кроваво-красный цвет. Тут, правда, вышел конфуз. Пришедшая в гости женщина-врач зашла помыть руки и упала в обморок от вида наполненной алой водой ванны. Поняв, что переборщили, мы дружно взялись за дело и вновь отмыли эмаль растворителями до первозданного белоснежного состояния. А воду в ванне мы тогда держали не нарочно, просто на случай планового отключения водопровода. Ей богу, без злого умысла. Красную газовую печку вскоре тоже пришлось менять и покупать новую, обычную. От жара патентованная кремнеорганическая жароустойчивая краска пошла, лущиться, и получилось, будто пятнистое железное чудо переболело ветрянкой. Это оказалось настолько страшное зрелище, что ЖЭК отказался принимать ее для сдачи в металлолом. Впрочем. Отважные пионеры-ленинцы оказались менее щепетильны и быстренько уволокли чудо кухонного дизайна в школу. А ведь этикетка обещала гарантийный срок приближающийся к вечности! Вот и верь потом печатному слову...
  
   - Что, и вы тоже? - Затравленно спросила блондинка, посмотрев на наши печальные лица. - Это же какое-то наваждение. Только еврейская семья заканчивает ремонт, как тут же срывается с места и несется в дальние края, распродав все нажитое и подхватив жалкие, набитые матрешками чемоданы... - Дама вновь жалобно всхлипнула и потянулась за носовым платком.
  
   Так переходили мы от одной группки к другой, и дед мусолил в руках знаменитую общую тетрадь, заведенную мамочкой еще до моего рождения, во времена первой, неудачной попытки вырваться за рубеж. Напутствуя нас перед поездкой, она несколько раз строгим учительским голосом повторяла:
  
   - Запомните и зарубите себе на носу. Вы едете не кататься, а по жизненно важному делу. Всё фиксируйте, все записывайте. Не вздумайте потерять тетрадочку - в ней наше спасение, весь накопленный поколениями эмигрантов опыт. Внимательно следите за Фимочкой, смотрите, что и как он делает. Он умней нас, хотя бы потому, что уезжает, а мы все еще чухаемся.
  
   - Персонально для тебя, папа. Не кури в тамбуре и, убедительно прошу, не рассказывай политических анекдотов, а также своих фронтовых историй незнакомым людям. Курение вредно для здоровья. Ты уже не Геракл. Если не веришь - посмотри в зеркало, а нам таскать чемоданы до самой Америки. Политика - еще опаснее. Будет чертовски обидно, если ты, дорогой, на старости лет отправишься в бесплатное турне по Ленинским местам, а нам опять перекроют дорогу за бугор. Да... деньги держи в надежном месте ... Ты знаешь где. ... Застегнутом на булавочку. Присматривай за ребенком... - Последнее относилось ко мне.
  
   ... Советская таможня, как и всё остальное в СССР было естественно самое - самое... Самое качественное, передовое, прогрессивное учреждение. И самое непредсказуемое. Один месяц таможня героически не пропускала колбасы и булочки, другой, грудью поднималась на борьбу с вывозом лекарств, третий - рыскала в поисках вывозимых книжек и словарей. Почти наверняка не пропускали золото и серебро - это знали все.
  
   Вдруг неожиданно оказывалось, что сегодня пропускают всё! Ну, прямо таки всё. Что пожелаешь вывезти! Но ... только половину! Вторую - не пропускают... Сегодня. Но, возможно, разрешат к вывозу послезавтра ... когда запретят первую.
  
   Наверняка, ни одна таможня мира не обладала таким обширным, часто меняющимся сводом правил и уложений, регламентирующих выскальзывание граждан за границу.
  
   Согласно полученной инструкции мы отправились утром на Ленинградский вокзал в здание Главного Таможенного Управления СССР. Наивные, мы мечтали ознакомиться с бюрократическим опусом и сделать выписки в заветную тетрадочку. Дед втайне надеялся, что вежливый и корректный страж Советского Закона объяснит ему, почему ветерану войны нельзя взять с собой старенькие мамины ложечки с семейными вензельками и папины "столыпинские" часы. Мне казалось, что втайне дед ещё не окончательно разуверился в доброте родной Советской власти и надеялся вырвать у чиновника гербовую бумажечку с положительным ответом. ...
  
   Наивный старенький дедушка. Затравленная, злая, красноглазая, то ли от хронического коньюктевита, то ли от не менее хронического перепоя, тетка со сбившемся набок шиньоном на голове, сорванным голосом, во всю необъятную ширь разевая пасть, орала на манер какаду одно и тоже слово - "Нельзя!". И тут же отсылала жаждущих истины к облепленному инструкциями коридорному щиту. Крепко взявшись за руки, чтобы не потеряться в людском водовороте, мы пробились к фанерному истукану и после часа головоломного чтения убедились, что кое-что действительно "Можно". Неожиданно толпа повалила в замурзанную комнатушку, где важный чиновник в парадном мундире давал объяснения и разъяснения своим уже почти бывшим согражданам и, даже, отвечал на вопросы особо любознательных. Вопросики задавались самые разные. Мрачный, брунет - интеллигент, скрестив на груди худые, нервные, жилистые руки, уставившись пылающим взглядом антрацитовых глаз в пространство за ушами чиновника, вопрошал: - Желаю вывести на память о горячо любимой социалистической Родине Государственный Флаг СССР с гербом и цитатой вождя... Можно?
  
   Все присутствующие замерли, и воцарилась всеобщая тишина. Гудели только мухи и вентиляторы, да матерились за окном родные россейские грузчики на товарном дворе.
  
   - Зачем Вам, хм ... гражданин, там хм ... в Израиле наш Флаг? Да ещё с гербом? Впрочем, если вы так страдаете - можете остаться на горячо любимой Родине!
  
   Крепко! Один - ноль! Но замученный язвой и борьбой с социалистическим реализмом интеллигент не сдается и отвечает неоднократно выверенной и отрепетированной тирадой: - Стану вывешивать в честь приезда высоких советских гостей рядом с флагом государства Израиль, уважаемый!
  
   Один - Один! Чиновник собрал складками толстый лоб, зажал в щепоть подбородок и устремил мефистофельский взгляд на вопрошающего. - Этот вопрос выходит за рамки моей компетенции. Мне необходимо посоветоваться с руководством. - И ушел советоваться.
  
   Оставшись одни, граждане весело перемигнулись - "Неплохая идейка! Этакий оригинальный сувенирчик хорошо пойдет на барахолках Вены и Рима".
  
   Товарищ таможенник возвращается и сообщает гражданам, что память о горячо любимой Родине придется вывозить в сердце, а флаг оставить там, где ему положено висеть. Герб СССР вывозить за границу нельзя. Все разочарованно вздыхают. Такой бизнес сорвался. Но язвенник не унимается:
  
   - А спортсмены на майках вывозят!
  
   - То спортсмены! А, вы ... вы ...
  
   - А я, я - значкист ГТО! Чемпион ЖЭК по поддавкам и настольному бильярду! Потребуется - представлю заверенные по всей форме документы из Кутаиси. В трёх экземплярах, в лучшем виде ...
  
   - Спортсмены привозят свои майки обратно!
  
   - Не всегда! По телевизору показывали - дарят соперникам!
  
   - Мне опять придется побеспокоить начальство.
  
   - Идите, идите. Я подожду.
  
   Ожидание затягивается, и собравшиеся начинают роптать. Когда речь заходит о физическом наказании слишком умного собрата, дверь открывается и торжествующий чиновник счастливым колобком вкатывается обратно за стол.
  
   - Мы посовещались и решили, что выход есть! Вы везете за границу красную материю, бахрому и кисти - всё это разрешено к вывозу и может быть куплено, например ... в салоне ритуальных услуг! Затем покупаете в кооперативном ларьке майку со стилизованным гербом и надписью "Перестройка" - она не только разрешена, но даже рекомендована к вывозу за пределы СССР. Можете немедленно надеть ее на себя, и Герб будет согревать вашу безутешную душу. Ну а древко с наконечником, так и быть мы разрешаем вывезти как спортивный снаряд - копье. Если конечно, представите справку о наличии спортивного разряда по его метанию. Очутившись на земле предков, Вы всё это сшиваете, собираете и получаете прекрасный и недорогой государственный флаг СССР. Чудесный сувенир и вечная память о потерянной навеки Родине.
  
   Чисто нокаут! Народ попискивает и повизгивает от полученного удовольствия в кулачки. Время потрачено совсем не зря, такое ни от Петросяна, ни от Арканова, ни от Жванецкого не услышишь!
  
   - Следующий!
  
   Следующий слезно молит о стареньких тарелках с цветочками.
  
   - Это на усмотрение дежурного сотрудника.
  
   - Ой, извините, а Вы не сотрудник?
  
   - Сотрудник, но тому виднее ... Он - дежурный! Моя задача - отвечать на вопросы, а не разбираться с тарелками. Следующий!
  
   - Извините, пожалуйста! Сегодня четырнадцатого, а пятнадцатого обещали изменение в списках разрешенного... Может, Вы нас просветите?
  
   Чиновник делает дикие глаза и, изображая великое неведение, объясняет, что до пятнадцатого никто ничего не знает и знать не может, ибо сие великая тайна есть. Страшная! Государственная!
  
   - Уважаемый! Я уезжаю в час сорок пять утра пятнадцатого!
  
   - Значит, Вам - можно.
  
   - Можно, что?
  
   - Там Вам объяснят! Привезите с собой всё, а то, что окажется нельзя - оставьте провожающим!
  
   - Большое спасибо! О, воистину Соломоново решение!
  
   В коридорчике шум, шепоток - " После пятнадцатого всё можно! Всё разрешат! Перестройка! Процесс пошел!". Женщины потащили мужей в магазины скупать нечто разрешенное. Мужики повздыхали и решили, что, скорее всего, под эту лавочку запретят даже то, что ещё можно четырнадцатого. Горький исторический опыт! Мы с дедом не стали встревать в дискуссию, сложили заветную тетрадочку, вышли на свежий воздух и поехали домой.
  
  
  
  Таможня-2.
  Леонид Левин
  
   Из южного российского города уезжал "деловой" кооператор, ушлый, тертый от природы и благотворного влияния окружающей социалистической действительности молодой человек. Начинал он, со строительного техникума, мечтал о великих стройках, но, проработав пару лет прорабом, поумерил пыл и нашел достойное применению молодому задору. В общем, к рукам кое-что прилипало. Перестройку провинциальный герой встретил на ура, мгновенно сориентировавшись, записался в её "прорабы" и открыл кооператив. Начал раскручивать "бизнес". Одним весьма нехорошим днем, довелось ему глянуть в серо-оловянные глаза сотрудников компетентных органов проявивших интерес к его предприятию... Обомлел и понял, что пришла пора срочно линять.
  
   Неудивительно! Прораба можно понять! Представь себе огромный, нависший над тобой "орган" с проницательными оловянными глазами и в форменной фуражке ... Чертовщина конечно, ... хотя с другой стороны - официально узаконенный идиотизм. Но беднягу до смерти напугало сие страшное видение.
  
   Деньги у прораба водились. И не малые. Но кому они там нужны, советские-то? Переводить в доллары и везти с собой "зелененькие" - очень опасно, хоть прямо заказывай у КГБ охрану. Но не мышам же оставлять нажитое! Решил страдалец прикупить камушки на вывоз. Вопрос - как их вытащить из страны? Если таможня застукает с подобным грузом, то романтическое путешествие в глубину сибирских руд или на свежий морозный воздух лесоповала, стопроцентно гарантировано.
  
   За соответствующее вознаграждение кооператор нанял ушлого, но прозябающего до поры, до времени на инженерной зарплате, физика-теоретика. Тот подошёл к решению поставленной задачи творчески, словно Ландау с Лифшицем. Прежде всего, определил краевые условия - "Родные пределы", параметры и константы - "Органы довольно глупы, но натасканы и своего постараются не упустить". Ассимптотику - "Клиента наверняка ведут, но до времени отпускают на вольной веревочке, давая возможность поднакопить жирка, заполучить камушки, а тогда уже повязать тепленького". Решение напрашивалось одно, "Самому сделать первый ход, навязать врагу собственную тактику и стратегию с матом в эндшпиле".
  
   - Дурак! Нужен настоящий, проверенный, идеологически выдержанный дурак! - Возопил Теоретик, хлопнув кулаком по лбу на манер ньютонового яблочка. - Нам нужен подходящий Дурак, нетривиальный, принципиальный и в меру мужественный. Желательно с партбилетом и, уж совсем хорошо бы, заиметь своего, из евреев.
  
   Сказано - сделано. Кооператор план одобрил и выплатил аванс, остаток отдал единственному посвященному в суть дела человеку, братишке - "невыездному" по неким личным соображениям. Тот обязался выплатить автору плана остаток гонорара только в случае полного успеха, а в случае провала хорошенько накостылять по шее.
  
   Дальше всё прошло как по маслу. Дурак свое дело сделал наилучшим образом. В ОВИРЕ проблем не возникло, все документы подписывал сам Старшой Начальник, скромно затеняя реденькими ресничками блестящие от радостного охотничьего азарта глазенки. Все штампики поставил, подписал. "До скорого", - говорит, - "свидания, уважаемый гражданин".
  
   Дальше как водится у евреев - билеты, багаж, валюта, аэропорт, досмотр.
  
   В таможне его уже ждали, разве что плакатик кумачовый, приветственный, не вывесили. Все действующие официальные лица оказались в сборе и развернули представление по заранее намеченному сценарию. Благодаря Дураку органы наперед четко знали, что, где, когда и в чем повезёт беглец.
  
   Для затравки, Дураку, естественно совершенно случайно, позволили услышать страшную тайну. Нечто такое, что всю ночь бедный промучался без сна в потной скомканной постели. Выходил, бедолага, в пижаме и тапочках на балкон, мусолил папироски, кряхтел, пыхтел, решал вечный росейский вопрос "Стучать - иль не стучать?".
  
   Думал, между прочим, и о том, что со стороны эти его метания очень напоминают мучительные раздумья кинематографических героев и полны социалистического, реального драматизма. Возможно в недалеком будущем поставят об этой ночке художественный фильм. Для воспитания на патриотическом примере неразумной молодежи. Вроде "Семнадцати мгновений весны". Отличный такой, на жизненном патриотическом материальчике, со вступительным словом чекистского, усталого, но мудрого начальника.
  
   Наутро, вместо работы, Дурачок побежал "стучать". "Там" его, естественно, приветили, обласкали и похвалили. Назвали истинным патриотом и партийцем. Так растрогали, что аж слезы покатились чистыми ручейками по плохо выбритым от волнения щечкам. Докладывал, дурашка, прерывающимся голоском, поминутно сбиваясь. - Всю ночь не спал... рассвета дождаться не мог. С утра - сразу к вам.
  
   - Не стоит волноваться, дорогой ты наш, настоящий советский человек. - По-доброму басил в ответ Начальник. - Позвонил бы, и спатки, со спокойной совестью. Вот и на работу не пошел ... Ну, этот вопрос мы сейчас решим, не волнуйся. Ты где, говоришь, трудишься?
  
   Начальство милостиво выслушало, подцепило рукой телефонную трубку, набрало номер.
  
   - Тихонович? Это Васильев беспокоит... Да, родной, именно - тот. Нет, нет, по пустякам не звоню ... Хорошо, что сразу не узнал ... Богатым буду! - Заговорщицки подмигнул Дурачку.
  
   - Тут такое дело... Сейчас у нас твой работник N находится... Знаешь такого? Что? Работал? Увольнять собрался? Прохиндей ... лодырь ... пьяница... из партии гнать? Гора компромата ... Почему звоню? - Игриво помахивая трубкой, начальство, между делом, ставило в известность о содержании разговора несчастного стукача. Барину смешно до слез, а холую становилось более и более неуютно, холодно, мокро, липко по телу ... там ... внизу ... под бельишком, ... в паху, ... под мышками. Вдруг дико захотелось вернуться во вчера, забыть всё ненароком услышанное, нырнуть в теплую постельку и рвануть с утречка на опостылевшую работу. Впрочем, разговор, наконец, принял совершенно иную, благоприятную тональность.
  
   - Увольнять! - Заорал, от шеи, до лысины заливаясь жарким, маковым, багрянцем, Начальник. - Я тебе - уволю! Не позволю обижать хорошего, настоящего советского человека и патриота. Не дам! Для того и стоят наши органы!
  
   Трубка вновь отчаянно забубнила, заскулила, неразборчиво затявкала.
  
   - Что? Что? Ах, спутал, маленько! Фамилия распространенная... О, передовик... Идейно выдержанный... Ударник... Повысить зарплату собрался... Это дело другое. Вот и выставь ему сегодня "восьмерочку" в табеле, да тихо, без шума. Твой человек сегодня у меня поработает... Понятно? ... Прекрасно... Физкульт привет жене.
  
   - Вот как все хорошо уладилось. - Сообщил Большой Начальник, потирая сухонькие ладошки, мокрому, словно мышь новобранцу "тихушного" фронта. - Вот тебе, друг-ситный, телефончик. Запиши, а еще лучше - запомни. Бегать сюда больше не следует. Чуть, что не нашенское увидишь, услышишь, прочитаешь - немедленно звони. Ну, а мы всегда поддержим, поможем, для того и поставлены наши органы товарищем Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Так с тех пор и стоим на страже великой нашей страны.
  
   Радостный и счастливый засланный казачок убыл домой и заснул, дурашка, с полной подушкой пусть наивных, но идеологически выдержанных мыслишек и снов. Словно и впрямь - праведник...
  
   Не успела за добровольным внештатным помощником закрыться дубовая дверь Учреждения, началась оперативная разработка полученного материала. Теоретик вовремя подбросил информацию разным болтливым персонам, и основной донос получил весомое подтверждение из других "надежных" источников. Наживка оказалась умело заброшена и потому жадно заглотана с радостью и чувством полного удовлетворения.
  
   В день отъезда деловой кооператор широким жестом оставил все набитые новенькими импортными шмотками чемоданы, кроме одного, ошалевшим от удивления и радости родственникам и друзьям. Закинул на плечо кожаную дорожную сумку, взял в одну руку единственный чемоданишко, в другую атташе кейс и в нарушение неписаных эмигрантских традиций убыл вместе с сопровождающими в Москву на самолете. Сдавать багаж ему не было нужды, а посему и появился сей счастливчик на досмотре прямо перед рейсом, бодро насвистывая популярный советский шлягер " Не кочегары мы не плотники..."
  
   Таможня оказалась стопроцентно готова к досмотру "клиента". У стойки выстроилась бдительная троица - старший смены, женщина из органов и молодой стажер. В роли последнего выступал репортеришко - "совершенно случайно" прискакавший в тот день из молодежной газеты для написания статьи о геройских буднях таможни.
  
   - Контрабанда? Наркотики? Недозволенные вложения? Валюта? ... Драгоценности, не указанные в декларации? Что незаконного везем, молодой человек? - Отодвигая бедром в сторону удивленного таким напором старшего смены, выпалила скороговоркой униформенная мадам, навалясь необъятной грудью на коричневый кожаный чемодан.
  
   - Ну, что вы, уважаемая! Ничего такого! ... Да разве же я могу себе позволить! - И посмотрел подлец нагло, до ужаса лживыми зелеными глазками в лицо законспирированному товарищу чекистке.
  
   - Откройте нам Ваш чемоданчик, пожалуйста. - Ласково проворковала дама.
  
   - О, пожалуйста, пожалуйста... - Досматриваемый начал шустро отщелкивать замочки атташе.
  
   - Нет! Этот! - Хором поправили все трое, указав перстами на чемодан.
  
   "Сработало!", - мысленно завопил "прорыватель" границы, но внешне не подал виду.
  
   - Конечно, конечно! Только вот найду ключик... где же он задевался?
  
   - Ищите хорошо молодой человек, а то вскрывать придется, попортим импортное добро. - Напутствовал старшой.
  
   Несчастный беглец опустил глаза долу, изображая полную растерянность, неуверенно, словно слепой огладил кожаный бок, вздохнул, залез в портмоне, выудил маленький несерьезный ключик и вставил в никелированный замочек. Взглянул на провожающих, на таможенников, словно заранее прося прощение за возможный конфуз. Среди провожающих пронесся шепоток, кто-то, заранее соболезнуя, охнул, кто-то, любопытствуя, из задних рядов вытянул шею и не сдержал радостного злорадства - "Ага! Попался голубчик! Ну, так тебе и надо. Не будь умнее всех!"
  
   Кожаная пупырчатая крышка медленно откинулась, бесстыдно обнажая содержимое для всеобщего обозрения. Таможенная братия сгрудилась вокруг вскрытого чемоданного нутра, словно бригада хирургов над операционным столом с очередной безгласной жертвой. Старшой, жестом профессионального фокусника, извлекающего жирного кролика из совершенно пустого цилиндра, выудил тощую стопку маек, трусишек, прочего мужского интимного бельишка и брезгливо отложил в сторону. Бельишко явно не представляло для искателей сокровищ профессионального интереса. Верхний слой содержимого был вскрыт и оказалось, что всё остальное пространство внутри кожаного красавца плотно заполнено разномастной обувью. Туфлями, ботинками, сапожками, тапочками и кроссовками.
  
   - Зачем Вам, гражданин, столько обуви? - Искренне удивился Старшой.
  
   - Понимаете, уважаемый, там, ну куда еду ... воссоединяться... хорошая обувь очень дорога, а я прораб-строитель, человек бедный, размер ноги у меня уникальный... Продал всё нажитое честным трудом советского человека и закупил на последние кровные денежки немного обувки на разные случаи жизни. Ведь можно? Вся обувка моя, без ярлычков, немного даже ношенная.
  
   - Можно, можно. Почему же нельзя? Если на последние кровные, то очень даже можно. Размерчик у Вас, того, действительно редкий. Везите на здоровьице... Только сначала мы её немножко проверим на наличие... или же обратно, отсутствие контрабанды. Вы, надеюсь, не возражаете?
  
   - Возражаю, не возражаю, но с вами же не поспоришь... Раз надо так надо. Проверяйте. Только, пожалуйста, поаккуратнее. Мне эта обувь тяжело досталась. Ударным, можно сказать, аккордным трудом на стройках областного и районного значения.
  
   Два таможенных пальца, словно белые заголенные ноги бесстыжей девки проскакали, прощупали содержимое и ткнули в изящные осенние итальянского происхождения сапожки. - Здесь! Наверняка здесь!
  
   Сапоги безжалостно выдернули из общей массы вещей и водворили на свободное пространство холодной металлической поверхности. Старшой лично заботливо прощупал каждый шов добротно сработанной пары, пощелкал ногтем по вишневой только слегка поцарапанной подошве, вздохнул непроизвольно с сожалением, покачал головой. - Эх, хорошая обувка, превосходная можно сказать.
  
   - Значит, Вы гражданин, утверждаете, что ничего противозаконного не провозите? Может, передумаете, сознаетесь по-хорошему, честно и чистосердечно. Вам и на душе сразу полегче станет ... и положение облегчит. - Запела привычно, словно уже на допросе, тетка.
  
   - Действительно, - Поддержал тощий, поджарый газетчик, набросавший мысленно макет статейки и торопившийся побыстрее воплотить мыслишки в чеканные строки забойного яркого репортажа. - Вы сознайтесь! Это будет так по-граждански, по-н-а-ш-е-н-с-к-и!
  
   - Экий гавнюк! - Возопил в мыслях досматриваемый. - Ну ладно - эти, они - профессионалы, им положено, а ты, дешевка, чего лезешь?
  
   Ответил, естественно совершенно другое. - Было бы что - сказал! Видит Бог, сказал! Но, чего нет - того нет! Я человек честный. ... Бедный. ... Пусть бедный, но - честный!
  
   Знакомые лица за барьером окаменели в предвкушении жутко интересного представления, заранее непредвиденного, такого, что можно потом долго вспоминать и рассказывать в хорошей компании под дефицитнейшие коньячок и икорочку.
  
   - Да знаем, всё знаем какие вы все на подбор бедные и честные! - Не удержалась, сорвалась бабенка, ханжески поджав аляповато помазанные розовой помадой тонкие губки.
  
   - Гражданин! Эта пара обуви вызывает у наряда серьезные подозрения. - Прервал прения Старшой. - Её надлежит вскрыть и проверить на предмет контрабанды.
  
   - Как вскрыть? Порезать? А носить потом Карла Марла будет? - Завопил дурным голосом гражданин.
  
   - Полегче, полегче... Не надо о святом в таком тоне и контексте! ... Вы еще на нашей стороне границы. - Назидательно напомнил комсомольчик, нахмурив прыщавый лобешник и тряхнув взвихренной прядкой непокорных волосенок - а-ля товарищ Суслов.
  
   Таможенник усмехнулся. Уж он то наверняка знал, что если и придется эту обувку кому-то носить, то уж точно не шумящему и негодующему владельцу, коему долго ещё ничего подобного на белы ножки одевать не придется. Но, как истинный профессионал, подавил улыбочку.
  
   - Не стоит беспокоиться. Если ничего не найдем - зашьем обратно. Вы и шовчика не отыщете. Сапожник у нас - экстра класса. Такие чудеса выделывает, залюбуетесь. Времени до посадки достаточно, остальных пассажиров другие посты проверят. Приступай, Петрович!
  
   Толстомясый, краснокожий Петрович появился на сцене словно материализовавшийся из воздуха русский дух. Незаметно и вовремя. Помял обувку короткими крепкими пальцами, заросшими жесткой черной щетинкой, хмыкнул нечто непотребное под набрякший синими прожилками нос и сильным, точным ударом скальпеля лихо, наискосок вспорол жалобно хрустнувший сапожок. Запустил в распор палец, пошевелил удивленно, но ничего не выудил. Следом настал черед второго сапога... Снова ничего. Словно сорвалась с крючка хорошо прикормленная, почти ручная золотая рыбка. Пару секунд люди у стойки изображали персонажей знаменитой историко-революционной картины "Не ждали!" Но быстренько очухались и вскоре бедному импортному чуду пробил последний час. Петрович, не сдерживая здорового рабоче-крестьянского инстинкта, распарывал все бесповоротно вдоль и поперек.
  
   - Ничего! - Провозгласила женщина, подводя итоги работы и широким жестом сдвинув остатки сапог на край стойки, выложила на прокрустово ложе жестяного прилавка роскошные адидасовские кроссовки.
  
   ... За час ударной работы бравый мужик превратил в бефстроганов всё содержимое чемодана. Потом ещё минут пятнадцать потратили на перещупывание и перетряхивание бренных останков и вспарывание чемоданных боков. Время шло, а стражи границы всё не верили, не желали верить глазам своим. Ведь всё казалось так хорошо оговорено заранее: где искать, как найти. Уже и камеры телевизионщиков ждали сигнала в соседней душной комнатенке. Как же так? Оперативная наводка оборачивалась стопроцентной туфтой.
  
   Будущий эмигрант сидел на приступке досмотровой стойки, обхватив голову руками, и тихонько поскуливал. Со стороны сии звуки могли сойти за сдерживаемые безудержные рыдания, уж очень похоже выходило. На самом деле его так и подмывало заржать словно дикий мустанг во всё горло и пуститься отплясывать безумный канкан прямо на рабочем месте трудолюбивой бригады.
  
   Столь интересное действо не осталось незамеченным. Прошедшие весьма поверхностный, по такому случаю, досмотр остальные пассажиры венского рейса наблюдая работу Петровича, вполголоса упоминали какие-то нелепые словосочетания вроде "Права человека... Хельсинское соглашение... Перестройка...", ну и прочую интеллигентно демократическую ерунду. Таможенники плевать хотели, естественно, на эту кухонную бредятину, но в общем контексте, да с учетом подпирающего времени отправления международного рейса, выслушивать подобное оказалось малоприятно.
  
   Старшой задумчиво пошкрябал пальцем подбородок и неожиданно его взгляд сфокусировался на ногах досматриваемого, обутых в не по сезону тяжелые, добротные туфли на толстой подошве прошитой белым суровым кантиком.
  
   - Здесь! Наверняка здесь! Перепрятал, зараза! Обдурить захотел! А ну - сымай!
  
   - Нет! Мамой клянусь, нет! Ничего у меня здесь нет и никогда не было! - Завопил отчаянно бывший гражданин, поджимая под себя ноги. Но, увидев сходящиеся с трех сторон парные наряды милиции, безропотно позволил Петровичу стащить с ног последнюю пару обуви и оказался стоящим на полу в полосатых веселеньких носочках.
  
   - Ну даёт таможня! - Вырвалось у молодого лейтенанта погранца. Он вытер платком изнутри донышко фуражки с зеленым околышем и отвернулся. Немудреное словосочетание, вырвавшееся у "своего" подстегнуло инквизиторов. Отступать им оказалось некуда и некогда. Остался последний шанс. Дабы усилить эмоциональный фон, босой эмигрант неожиданно изобразил отчаянную попытку вырвать своё добро из лап палача Петровича. Рванулся к стойке, но был на полпути ловко перехвачен милицией, профессионально удержан за плечи и руки, развернут на сто восемьдесят градусов и по базарному отпихнут назад. В приоткрывшуюся щель неприметной двери высунулось любопытное рыльце телекамеры, из-за барьера свесились головы провожающих. Страсти накалялись.
  
   - Жаловаться будем! ... Управу найдем! ... В ЦК напишем! ... В Литературку! ... Лесото! ... Горбачеву! ... Рейгану! ... Жванецкому! - Неслось с отечественной стороны барьера.
  
   Вдруг раздался скрежет скальпеля, звон лопающегося металла и вопль порезавшегося Петровича.
  
   - Кажись есть! - Заорал вурдалак, махая в воздухе красным пальцем.
  
   - Есть! Есть! - Радостно поддержала воспрянувшая духом таможня.
  
   - Нашли, ... нашли... - Запричитали, закурлыкали провожающие.
  
   - Всё же, есть! - Цыкнул на пол сквозь зубы лейтенант-болельщик и надел фуражку.
  
   - Что? Что там? - Норовил пролезть под мышку Петровича юный представитель свободной прессы.
  
   - Болт ... Стальной ... и ни хрена больше там нет ... - Сумрачно констатировал Старшой. Петрович обиженно постанывал и усиленно отсасывал кровь из пораненного в последнем раунде пальца.
  
   - Может он золотой? - Безнадежно вопросил представитель свободной прессы.
  
   - "Пилите Шура, пилите!" - Тут же отозвалась из-за барьера благодарная интеллигентная публика, вскормленная классикой.
  
   Под шумок кагэбэшница, газетчик и Петрович шустро покинули сцену, юркнув в комнату к невостребованным телевизионщикам. Кошмар! Такой сюжет сорвался. На сцене, после бегства прикомандированной публики, остались только Старшой, полупустой чемодан, гора кожаных ошметков и босоногий потерпевший. До окончания регистрации билетов и отправления рейса оставались считанные минуты.
  
   - Верни обувь, зараза! - Грузно пошел грудью на стойку клиент.
  
   - Сейчас, сейчас, сей минут... - Затрепыхался, закрутил головой в поисках "сапожника" старшой. Попытался сложить из остатков нечто похожее на лапоть, но взглянул, усомнился и бросил безнадежное дело. ... - Сейчас, минуточку, подберем подходящее из запасника.
  
   В таможенном запаснике не оказалось ничего близкого к нужному размеру.
  
   - Мне, что, с вашей легкой руки, в носках в Вену лететь? Там уж наверняка, журналисты встретят. - Ревел пострадавший.
  
   - Не волнуйтесь! Все восстановим, компенсируем, вышлем... - Лепетал Старшой. На хрен ему нужна такая концовка? В дополнение к кагэбэшному фиаско назревал международный скандал, а там, глядишь, и традиционные "поиски крайнего". Нет, в носках выпускать за границу человека явно невозможно. Время подпирало.
  
   - Может у провожающих, родственников что-то найдется! - В отчаянии обратился к публике таможенник, прочно насадившись по самые жабры на добротно сработанный мозгами Теоретика крючок.
  
   Провожающие уставились задумчиво на свои туфли. Подходящая обувь нашлась только у одного человека - родного брата отъезжающего, появившегося на свет с такими же огромадными ножищами. Тот покряхтел, поохал, но согласился, во избежание международного инцидента, уступить свои пусть не новые, но вполне приличные туфли босоногому братцу. Отъезжающий обулся, притопнул ногой, покачал сокрушенно головой. Оставил полупустой, порезанный чемодан на стойке, подхватил кейс и прошел на регистрацию. Пограничник, не глядя, проштемпелевал визу. Самолет взревел моторами и ушел в небо.
  
   Камешки свои эмигрант вывез... А счастье? ... Удачу? Рассказчик не знает окончания истории.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"