Последний закат апреля догорал. Небо на западе расцветилось меркнущими, но все еще прекрасными красками: густо-лиловое, цвета темного сапфира, в зените; чуть ниже зеленовато-синее, как бесценный цейлонский аквамарин; затем бледная зелень уральского хризопраза; тронутая легкой рыжинкой прозрачность розового чешского граната-альмандина; и над самым горизонтом - янтарная чистота уже невидимого солнца. Если бы мне пришло в голову изобразить радугу апрельского заката в драгоценностях, и какой-нибудь безумный ювелир предоставил в мое распоряжение свою лавку, я бы не смогла подобрать лучшего сочетания камней...
Я вздохнула, закрывая створки окна. Последний закат апреля - он неповторим, и сердце от него заходится щемящей тоской по Неведомому...
В соседней комнате давно похрапывал отец. Ворочался во сне, временами бормотал что-то невнятное. Наверное, ему снова снилась Чукотка, где он служил в армии: тусклый глаз выброшенного прибоем на берег кита, сгущенка банками в годы повального дефицита, "маленькие лебеди" в балетных пачках, с волосатыми ногами, торчащими из начищенных керзачей... Я скользнула под одеяло к маме. Ее сны тоже интересные: детство, лесные тропинки, грибные семейки, ягодные полянки... Добрые, светлые сны, за которыми и не угадаешь всепоглощающего, неутолимого голода - мамино сиротское детство пришлось на годы войны...
Я закрыла глаза. И тут же открыла их снова. До меня долетел неясный, нежный перезвон с отчетливым двойным ритмом - как будто... как будто два коня мчались рядом резвым галопом. Тревожно, в унисон с перезвоном, забилось сердце. Тихо-тихо, чтобы не потревожить маму, я выбралась из постели, ощупью нашла трико и футболку, оделась и высунулась в окно - посмотреть, кто это скачет по ночам? И я увидела...
В ночи летели кони, и звенели, звенели, звенели их серебряные подковы.
Два гривастых скакуна вынырнули из ночного тумана и вздыбились у ограды нашего сада, повинуясь натянутым поводьям.
Я не стала раздумывать. С грустной улыбкой посмотрела на спокойное лицо мамы, блуждающей по тропинкам своего детства, выпрыгнула в сад, пробежала по тропинке и взобралась на забор.
Кони, остановленные на полном скаку, бесновались, грызли удила и рыли копытами землю. У светло-рыжего, которому удивительно подошло бы имя Огонек, с удил хлопьями летела пена, темно-гнедой тряс гривой и пытался вставать на дыбы. Всадников... вернее, всадниц я узнала, хотя не сразу: на светло-рыжем сидела Наташа - когда-то мы были подругами, пока наши родители не разъехались по разным городам и весям страны; на темно-гнедом гарцевала Ольга - случайная попутчица, которой я однажды помогла донести чемодан... Обе сильно изменились за годы, которые мы не виделись. И все-таки я их узнала.
По серебристо поблескивающей ткани их одежды тек звездный свет. У каждой на голове было по узкому обручу голубой стали, с аметистовой искрой на лбу. Подмышки оттопырены некими тяжелыми даже на вид предметами в черных кожаных кобурах.
Интересное кино...
- Мы спешим, - голос Наташи был странно звонок и прозрачен - почти призрачен. - Ты едешь с нами?
У меня внезапно перехватило горло - я не смогла издать ни звука. Но что, если мое молчание сочтут отнюдь не знаком согласия?
Я торопливо кивнула головой.
Ольга тихо свистнула, и темнота поредела, пропуская к ограде третьего коня - вороного, с пышной гривой и белой лысинкой на верхней губе. Как и скакуны девушек, он был огромен - метра два в холке, если не выше. Ограду мне по грудь высотой он мог бы, наверное, просто перешагнуть, не утруждая себя прыжком. Почему-то размеры коней удивили меня больше, чем странный вид всадниц.
Конь подступил вплотную к забору. Я выпрямилась, держась рукой за столбик ограды, и прямо с изгороди шагнула в седло, привычно ловя ногой тяжелое стремя. Путлища пришлись как раз по росту. Разбирая поводья, я заметила серебристый блеск на своих руках, ощутила тяжесть кобуры подмышкой и холод синей стали на лбу, но все это уже не имело значения.
Кони с места взяли упругим, размашистым галопом, и у меня захватило дух - так стремителен был бег-полет в ночной весенней степи.
На душе у меня было светло и странно. Я не знала, куда и зачем мы едем, почему позвали с собой именно меня (попробовали бы не позвать!), откуда эта странная серебристая одежда, обручи с аметистами и оружие (не косметичку же в кобуру затолкали, в конце концов!), где взяли невиданных коней, рядом с которыми ганноверан сойдет разве что за жеребенка-сеголетка, но все это, отстраненно осознаваемое, уже не волновало меня. Звенели серебром подковы, летела навстречу ночная степь - и больше, казалось, не осталось ничего в целом мире. Кроме предстоящей встречи с Неведомым.
Ольга пристроилась слева, Наташа справа, и мы мчались стремя в стремя, слившись воедино с нашими скакунами. Восторг, который дарило это единение, словами передать невозможно. Я просто не знаю таких слов.
Ольга первой нарушила долгое молчание.
- Сегодня до рассвета нам нужно успеть к приливу. Если Жемчужина попадет в руки рэкинов - будет беда.
- О чем ты? - удивилась я.
- Поймешь позже, - отозвалась Наташа. - Поймешь на рассвете.
- Это важно? - спросила я. По правде, мне вовсе не хотелось куда-то успевать - ночная скачка без определенной цели привлекала куда больше. Тем более, что ближайшее к нам море - Жигулевское, а там, насколько мне известно, никаких приливов не бывает.
- Очень важно. И очень опасно, - отозвалась Ольга. Помолчав, она добавила: - Но ты еще можешь вернуться. Конь отнесет тебя домой.
Как же. Чтобы потом всю оставшуюся жизнь кусать локти, изнемогая от неудовлетворенного любопытства? Разбежалась.
Я пришпорила коня и вырвалась вперед. Моим спутницам что-то угрожает, но они явно поворачивать не собираются. Прекрасно. А если даже вся эта таинственность - шутка или розыгрыш, впереди все равно было Большое Приключение, и вернуться домой меня не заставили бы и под дулом автомата. Ни за что!
Девушки нагнали меня, и мы снова помчались туда, где над горизонтом дрожала лучистая капля Венеры. Или не Венеры, но какая разница?..
Ночная степь не спала. Во мраке мерцали неясные искры, зловеще отсвечивали зеленым и красным чьи-то глаза, скользили смутные тени. Ветер нес с собой подземный шорох корней, осторожную поступь чьих-то шагов, далекий вой волчьей погони и теплый запах свежей крови. Он пьянил и тревожил.
- Слушай! - прозвенело слева.
Я вслушалась. Сквозь переливчатый звон подков начинали пробиваться иные звуки: ровный зловещий гул, временами переходивший в посвист, завывание, рокот... Рука сама собой потянулась к кобуре.
- Не надо! - Наташа перехватила излишне самостоятельную конечность. - Рэкины решились выпустить Южный Ветер, его этим не проймешь!
- Разъедемся, - сказала Ольга, тревожно оглядываясь назад. - На какое-то время это его задержит... пока он буде решать, за кем ему лететь. Встретимся на Белой Поляне.
- Верно, - кивнула Наташа. - Дальше Белой Поляны ему хода нет.
И обе, пришпорив коней, канули в ночь. Ольга - влево, Наташа - вправо. А я осталась одна, без малейшего представления о том, куда ехать и где искать эту самую поляну. Что же, возможно, это представление есть у моего коня?
Я доверилась своему скакуну, и он помчался напрямую какой-то одному ему ведомой тропой. Про себя я назвала его Вихрем - так стремителен и неудержим был его бег, что иного имени я ему подобрать не могла. Он перемахивал широченные овраги, проносился сквозь леса и рощи по звериным тропам, птицей взлетал на косогоры и так же стремительно спускался вниз.
Гул затих далеко позади - преследователь растерялся и теперь соображал, как ему поступить. А может, просто понял, что все равно не успеет настигнуть всех, и отказался от погони...
Вихрь замедлил бег, перешел на рысь и наконец остановился, тяжело водя взмокшими боками. Я осмотрелась. Мы оказались на поляне, сплошь заросшей мерцающими белыми цветами. Интересно, это из-за них Поляна получила вое название?
Со скоростью экспресса налетели гул, рев и свист, и на Поляну буквально вывалилась Наташа на своем рыжем, потемневшем от пота Огоньке. Конь радостно заржал, приветствуя нас. Наташа увидела, что я одна, и мгновенная боль мелькнула в ее глазах - Ольге до Поляны было уже не добраться...
Немыслимой силы ураган бушевал там. откуда примчались мы с Наташей, но воздух Поляны был безмятежно спокоен. Южный Ветер не мог сюда проникнуть. Он бесновался над лесом, а когда понял, что нас ему не достать, мстительно взвыл и принес откуда-то издали пронзительное, тоскливое ржание Гнедого...
Все стихло. Мы задержались на Поляне еще на несколько минут, чтобы дать коням драгоценную передышку.
- Пора! - Наташа набрала повод.
- А как же Ольга?..
- Она увела за собой Южный Ветер, чтобы дать нам шанс, - тихо ответила Наташа. А нам... а нам теперь придется драться за троих.
Где-то внутри шевельнулся невольный страх - ночное приключение на поверку выходило уж очень... рискованным.
Лес с Белой Поляной дано остался позади. Теперь вокруг стелилась голая, гладкая как стол и очень темная равнина. Удивительно, как только кони не потеряли направления?
- Будь внимательна! - прозвенел Наташин голос. - Это владения мрака, равнина вечной ночи. Очередная ловушка рэкинов.
Да уж, подумала я. Кое-кто из фантастов явно здесь бывал. А потом поделился впечатлениями. Настоящая Зона Мрака, даже звезд не видно. Впрочем... Присмотревшись, я убедилась, что Венера все-таки видна, хотя ее дружелюбный огонек едва пробивался сквозь мрак. Сразу стало светлее на душе, и я слегка расслабилась...
Никогда бы не подумала, что в мире может существовать что-либо чернее этой тьмы. Но впереди возникла гигантская черная масса, такая черная, что при взгляде на нее глаза слепли и слезились, как от прямого солнечного света. Распахнулась огромная светящаяся пасть, кони шарахнулись в разные стороны, я обнаружила, что уже держу в руках нечто обнадеживающе тяжелое, и почти не целясь спустила курок.
Два синих луча рассекли темноту. Уши заложило от визга, Вихрь перемахнул шевелящуюся массу, Избежав удара хвостом, Огонек последовал за ним, и вскоре рев издыхающей твари остался позади.
- Что это было? - спросила я, постепенно приходя в себя и пытаясь припомнить, как успела выхватить оружие и когда вернула его в кобуру. Память молчала, как партизан, а пытать ее не было ни желания, ни возможностей.
- Во Мраке водятся странные твари, - был ответ. - Кто с ними познакомился поближе, чем мы сегодня, уже никому ничего не расскажет...
Понадобилось еще два урока, чтобы нас оставили в покое. Порождения Мрака сопровождали нас, беззвучно скользя по сторонам и разевая светящиеся пасти, но вставать на пути уже не решались. Когда неподалеку возникала очередная черная тень, кони стригли ушами, нервно всхрапывали, но только прибавляли ходу, спеша убраться подальше от опасного попутчика.
Наконец вокруг посветлело, и кони веселее побежали дальше. Но я еще некоторое время озиралась, опасаясь тварей из Мрака.
- Для них тут уже слишком светло, - сказала Наташа. - Это обыкновенная ночь.
Ночь? Я была готова поклясться, что предрассветные сумерки. Мои глаза невольно обратились к востоку. Действительно, небо над горизонтом обрело серый оттенок - знак близости рассвета.
- Долго еще? - просила я.
- Да. А рэкины могут снова напасть. От Южного Ветра мы ушли, во Мраке не заблудились, значит, будет новая пакость. Они сделают все возможное, чтобы мы не успели на Звездный Берег...
- Это очень далеко?
- Да. И надо спешить. вперед!
И серебряный звон быстрее зазвучал в ночи.
Странно, думала я. Сейчас, перед самым рассветом, люди спят крепче всего, даже не подозревая, что где-то в ночи летят две всадницы на скакунах-исполинах. Летят, чтобы найти неведомую Жемчужину и отвести незнаемую беду. Две всадницы скачут, а третья где-то очень далеко позади захвачена бешеным ураганом, и лиловая искра больше не мерцает у нее на лбу.
Последняя ночь апреля наполнена серебряным звоном подков, но люди думают, что это ручей или дождь, и видят спокойные сны. В этих снах нет Южного Ветра и ослепительно-черных чудовищ Равнины мрака. В них нет загадочных, но по определению гнусных рэкинов, которых мы должны опередить во что бы то ни стало...
Люди спят спокойно...
До рассвета оставалось совсем немного, когда в темноте замелькали вспышки выстрелов.
- Рэкины! - Наташа пригнулась в седле. - Они вышли на перехват сами!
- У Огонька не хватит сил! - закричала Наташа. - Дай мне свой паллер и скачи! Лети как ветер, сбей Вихрю копыта хоть до самых щеток, но до рассвета ты должна успеть к приливу!
- А ты?!
- А я посчитаюсь за Ольгу! Каждому свое! Не опоздай к приливу!!!
Не было времени на споры и раздумья. Наташа поймала на лету за рукоять мой паллер (вот как, оказывается, называется эта штуковина!), и по холодному блеску ее сузившихся глаз я поняла, что рэкины задержатся здесь надолго. Очень надолго. Холодная ярость - горячее блюдо, так просто ее не прожуешь...
- Вихрь, вперед!
И звенели, звенели, звенели в ночи серебряные подковы! Вихрь словно обернулся настоящим вихрем, он явно знал дорогу и понимал, что от него теперь зависит все. Я подумала, что в описаниях богатырских коней былины были не так уж и далеки от истины, если все эти Белеюшки и Бурушки хоть сколько-нибудь походили на Вихря. Казалось, он перепрыгивает холмы и перелески, заметая хвостом следы, а с какой скоростью он мчался, я боялась даже предположить. Густая грива тяжело плескалась на бегу, высох пот на неохватной конской груди, и все быстрее четыре подковы отбивали дикий ритм безумной скачки.
Мы успели.
С треском проломившись сквозь густые кусты, Вихрь вымахнул на пляж и остановился, шатаясь от усталости. С запавших вороных боков слетала пена, мягкие бархатные губы дрожали, с них капал смешанный с пылью пот, но в глазах скакуна стоял глубокий торжествующий блеск.
Мы успели!
Я соскочила на землю. И замерла, глядя себе под ноги.
Странным был этот пляж. Словно крупинки звездного света устилали его вместо песка. А впереди вздымались невиданные волны - тысячецветные радуги, целый океан радуг! Они клубились, сплетались, взлетали к бледнеющим звездам, с размаху ударялись о звездный берег - Звездный Берег! - и с нежнейшим пением откатывались назад. И каждая новая волна подступала все ближе. Я никогда не видела моря, но даже мне было понятно, что это значит.
Начинался прилив.
Восход был близок, небо на востоке окрасилось в глубокий цвет розового турмалина. И вот радужные волны разом отхлынули от берега, вздыбились, взметнулись под самый небосвод одним исполинским валом, и вся эта радужная громада понеслась прямо на нас.
Я невольно отступила, но Вихрь не сдвинулся с места. И я, устыдившись своей робости, встала рядом с ним.
Волна начала опадать, изогнулась, рухнула на берег и с мелодичным плеском подкатилась к нашим ногам. Радуги лизнули копыта Вихря, отхлынули, звеня и волнуясь, и оставили на песке Жемчужину.
Я подняла ее. Тысячецветная горошина, крохотная звезда лежала на моей ладони, не грея и не холодя. Я ничего не помнила, ничего не знала, ни о чем не думала - я только смотрела на Жемчужину, вобравшую всю красоту, все краски мира. И что-то во мне менялось.
Радостным ржанием Вихрь встретил восход. Разом померкли волны, и Жемчужина погасла в солнечных лучах... только щепоть звездного песка, невесомого, как пепел, осыпалась вниз. А я вдруг увидела, как сквозь сияющий песок пробились тонкие стрелы молодых ростков, как лопнули набухшие почки на кустарнике и с тихим шелестом развернулись листья, источая горьковатый свежий аромат.
Теперь я знала, для чего было нужно успеть к приливу. В последню ночь апреля, вобрав солнечный свет и живое тепло человеческой руки, Жемчужина давала красоту и жизнь земле. Без нее не расцветут сады, не поднимутся травы...
А еще я поняла, почему мои спутницы заехали именно за мной. Только дерзость юности, едва вышедшей из детства и не успевшей еще утратить детскую веру в чудеса, могла провести нас всех туда, где беснуется Южный Ветер, где сквозь Мрак пробиваются путеводные лучи изумрудной звезды, где на звездный песок набегают радужные волны...
И еще я поняла, что это была дорога в один конец.
- Вставай, засоня! - мамины руки нежно, но настойчиво тормошили меня. - Опять полночи бродила невесть где, даже легла не раздевшись! Будешь теперь носом клевать на огороде, с курами вместе! Да вставай же, папа уже копает!
Но я еще успела погладить коня по белой лысинке на бархатной черной губе, прижаться щекой к его мокрой от пота голове и заглянуть в глаза. Вихрь простился со мной ласковым и грустным ржанием.
...с той поры прошло немало лет, но все эти годы словно струи реки, омывающие подводный камень - огибают и уносятся прочь. Они наложили свою печать на мое тело, но над душой моей не властны. Мне все еще пятнадцать, и так будет всегда. По крайней мере, так будет до тех пор, пока однажды для меня вновь не запоют в ночи серебряные подковы, и вороной конь с белой лысинкой на губе не встретит меня заливистым ржанием.
Мои подруги обнимут меня, и мы снова помчимся рядом туда, где бьется живой огонек Венеры, и уже никуда не нужно будет спешить, и никто не встанет на нашем пути.
Я еще не знаю, что ждет нас в конце дороги, и будет ли он вообще, этот конец. Но одно я знаю совершенно точно - это будет прекрасно.