Аннотация: из рассказа "Война без фронта или взгляд из своего окопа" цикла Кавказский дневник, события 2001 года. Документальная хроника командировки, в жанре "что вижу о том и пою".
Знать бы, кто есть - кто? - в войне добра со злом.
Начальник управления, где я работаю - подполковник Страмковский все время меня вроде наставлял, вроде по отечески воспитывал и все предлагал в 1999 году:
-Езжай в Чечню. Ты уже там был, боевой опыт есть. И боевые хорошие
платят!
Я и прислушивался к его словам, да все отказывался. А в душе шальная мысль рикошетом отдала порослью: "А было бы интересно с СОБРами или с краевым ОМОНом смотаться!".
Что-то долго она прорастала крамольная мыслишка. Да и не пестовал то ее. Иногда глушил собственными рассуждениями о бесполезности и никчемности этой войны. А тут в 2001 вдруг решился. Записался на осень. Достала что-то такая жизнь невеселая и беспросветная. Вроде что ещё надо. Все у меня есть. Служу в аппарате краевого ГУВД, по карьере поднялся до заместителя начальника отдела. Так бы и до пенсии добрался. Да что-то гложет в душе. Кто я то? Клерк в капитанских погонах. А смог бы как мужики в СОБРе? Когда ребята рассказывали как их нохчи "причесали" все томился вопросом: "А ты смог бы там выстоять?". Хотя зимой 95 года вроде смог, выстоял, но для себя выводов, кто я есть на свете, не сделал.
Командировка предстояла в состав временного ОВД Итум-Калинского района, что расположен в Аргунском ущелье. Не первый год туда катаются милиционеры края, по переменке с коллегами из другого Сибирского города. Чистый горный воздух полезен для поправки здоровья.
После бумажных формальностей направили в учебный центр на переподготовку. Побегали с мужиками, постреляли. Людей, с которыми предстоит ехать, посмотрел, себя показал. Отряд большой, под триста человек. Командиром назначен начальник одного из райотделов - полковник Лопухин.
Обмундирование было выдано стандартное. А остальное, камуфляжи, сумки - штурм рюкзаки, и прочее за счёт спонсоров или за свои кровные. На территории учебного центра ГУВД построение убывающих для строевого смотра. Я тоже смотрю. Для себя отмечаю, что всё назначенное руководство временным отделом участие в "войнах" не принимало, в боевых действиях не участвовало. Кадровый военный из них только начальник штаба, но тоже пороха не нюхавший. "Боевиков", воевавших на Кавказе в первую войну и в начале второй, человек десять наберется. Но все они, даже офицеры, на рядовые должности назначены. Никому их боевой опыт не нужен.
Нас связистов, едет четыре человека. Начальником связи Андрюха Акелов, со мной в управе главка служит, да из УВД города Володя Малой, да по линии ЗАСовской связи Костя Волков и я.
Руководство улетело на смену раньше. А мы поездом. В пути следования назначили меня начальником связи эшелона - Андрюха улетел с руководством. В штабном вагоне для связистов выделено отдельное купе. В соседнем купе медслужба расположилась. В целом до Моздока доехали без больших происшествий.
МОЗДОК-ХАНКАЛА
Моздок встретил нас жарой и необустроенностью быта на железнодорожных путях. Как ранее не было туалета - сколько лет здесь не был, так и нет. Котлован вырыт, а доски на туалет постоянно воруют и списывают. Так что все кусты в округе обоссаны и наступить негде - обосраны. Знаменитый мой земляк, писатель Виктор Астафьев, в своих произведениях писал: "...Даже такой льготы, даже такой роскоши, как путный туалет, лишены были красноармейцы сорок второго года" . Вот и мы, но уже в 21 веке, лишения принимаем.
Основная группа перебазируется на аэродром для последующей заброски вертушками в Итум-Кале. Я остаюсь - включен в группу сопровождения автомобильной колонны цетрзавоза с нашим грузом. Когда он, груз, прибудет в Ханкалу. Оружие всему отряду из состава временного ОВД выдадут при прибытии к месту дислокации отдела. Автоматы только у группы сопровождения колонны с грузом. Нам только на завтра предстоит вылететь в Ханкалу.
Ночь в Моздоке проводим на улице - вагоны занимает сменившийся отряд, партиями прибывающий из Итум-Кале. Ночь тёплая, сменившиеся мужики гуляют во всю мощь изголодавшихся организмов. Местные жители подсуетились, "наваривают" деньгу на военных. На машинах привезли проституток. Мужики свои здоровые намерения делали прямо в машинах. Очередь выстроилась - как в мавзолей. Во, сутенер, бабок огреб. Девчонки долго не выдержали, еле вырвались из "оголодавшего" окружения.
Утром перебираемся на аэродром. На аэродроме Моздока провели полдня, в ожидании борта Ми-26 - в просторечии "коровы". Место сбора "пассажиров" тоже представлял собой небольшой гадюшник. В Ханкале предстоит где-то с неделю жить. Это ничего. Срок у нас долгий, более девяносто суток.
Валялись на траве "привокзальной площади" военного аэродрома. Пухли от жары и наблюдали за полётами "грачей". Наконец разрешили посадку. Построение на инструктаж у борта. Тащусь по взлётно-посадочной полосе со своей огромной сумещей, к вертолёту. Неподъемная она для меня. В ней 27 портативных радиостанций везу с зарядками и запасными аккумуляторами. Всё для личного состава по сопровождению колонны. На Ми-26 долетели до Ханкалы. От вертолёта до встречающего нас автобуса метров двести, пешком.
Разместились в палатках "гостевых" с койками и матрасами. Питание в столовой, с телевизором. Есть магазинчик военторга. Главное - баня и душ. По прибытию пригласили нас на ужин в столовую. На нашем пути, как гром среди ясного неба, встретился заместитель генерала нашего главка, полковник Сафронов, отбывающий свой срок в группировке. Не зря говорят, земляка поиметь, как на родине побывать. И здесь он в руководстве группировкой пристроился. Как же - "боевик". Вот начал нас строить и равнять. Это что за банда. Где внешний вид. Вы куда, в столовую? Это не хлев, привести форму в порядок. А жара страшная. Кстати, в столовой, ханкалинские ребята были кто в чем. Вот вода, привозимая для питья нам, была отвратительно нефтяная. И кипятили, и кофе делали и спирт разбавляли. На вкус - нефть гольная.
Днями развлекались созерцанием работы "крокодилов", которые обрабатывали из НУРСов близлежащие возвышенности окружающие Ханкалу. Распиловкой дров для колонны центрподвоза и прочими хозяйственно-бытовыми проблемами. Ночью раздетыми уже не поспишь - холодно. Вагоны с грузом пришли. Теперь ходим, охраняем свои вагоны от любопытного ханкалинского населения. Если встать на крышу вагона, видны дома мрачных окраин Грозного. В вагонах, кроме всего прочего, стройматериалы для восстановления Итум-Калинской школы и школьные парты. Не первую школу придётся восстанавливать Сибирякам. Пусть, уж лучше их дети учатся, чем воюют. Хотя сколько не корми волка...Через солдат-срочников расположенного рядом подразделения ВДВ приобретали спальные мешки за 350 рублей.
Жили в целом неплохо. Поближе познакомились. Отчего-то хотелось быстрее к своим, в Итум-Кале попасть. По прибытию в Ханкалу сразу узнали, что на срок нашего пребывания в Чечне командование группировкой определило всего 6 дней боевых. По два дня в месяц. Так что воюй, не воюй, больше не дадут. Пару раз за наше пребывание в Ханкале приезжали концертные бригады. В палатках электричества не было. Так что пришлось мне идти на узел связи, знакомиться с местными связистами и у них оставлять заряжаться аккумуляторы для наших радиостанций. Свои братья связисты, а подменили мне пару аккумуляторов, на негодные. И при том такими честными глазами смотрели.
Днём стояла жара. Заготовленная в пластиковые бутылки, привозная "бензинная" вода уходила на принятие душа путем обливания возле палатки. Солнце закрыло всё небо. Оно опустило свои огненные лучи на палаточный брезент. С потрескавшейся земли зной жжет. Расплавленный воздух плавает, облизывая меня жарой. Потный и голый валяюсь в палатке на койке. Назначен - дневальным. Как ветеран. Как немощный симулянт. Мужики наши - кто на разгрузке прибывших с нашим имуществом вагонов, кто на распиловке дров. Готовимся к убытию с колонной центразавоза. Убываем в Итум-Кале. Вышел, как был, на "двор". Вылил из пластиковой бутылки на себя тёплую воду - отдающую бензином и маслянистую на ощупь. Нырнул в палатку. Облегчения нет. Горячий и задроченный матрац не манит. Не зовет в свои объятия. Сейчас бы бабу. Вяло натягиваю трусы на вялое естество. Вода с мокрого тела испарилась - ручьями потёк пот, оставляя на теле замысловатые узоры. Тащусь в соседнюю палатку. К такому же дневальному симулянту. "Димон, вода осталась нормальная? Тогда пойду схожу до магазина. Присмотри за палаткой" - говорю я Димону, фельдшеру нашего отряда. Димка такой же вялозаморенный, выходит на улицу под тент, дающий небольшую тень. Снова обливаюсь водой. Форму натягиваю прямо на мокрое голое тело. Засунул босые ноги в берцы. Благо, что магазин рядом, за туалетом, около КПП группировки МВД. И такая дребедень - каждый день. Купил две упаковки минеральной воды на вечер. Через пожарных купил два пузыря осетинской водяры. На ужин. Мужики, ушедшие на разгрузку вагона сказали, что притырят ещё литру. Какой-то чудик на букву "М" из руководства видно, везет вместе с грузом временного отдела десять ящиков нашей "Кристальной". Думал - задаром его водку перегружать будем. Утраченное пойло спишем на естественный бой посуды. И классно же идет водочка после спиртяги.
Ждем-пождём формирования колонны центра завоза, которая потянется в Аргунское ущелье по воинским частям, комендатурам и временным райотделам. А колонна центра завоза ждёт вертолёты. А у вертолётчиков то смена, то очередное звание, то ещё что. И погода в горах нужна. Аборигены из местных ханкалинских пожарных привозят на продажу осетинскую водку, по 50 рублей. Рядом с расположением наших палаток вырыты окопы, которые по тревоге занимает Московский ОМОН, который рядом с нами живет в щитовых казармах со светом и прочими благами цивилизации.
По ночам играли тревогу. Старший в нашей группе - при первой ночной тревоге - влетает в палатку и хочет, чтобы мы заняли оборону в окопах. Командир, говорят ему уже воевавшие раньше, не суетись. Кто нам определял место в чужом огороде, кто показывал сектора стрельбы и участок обороны? Никто. Так сидим и не вносим панику в темноте. Кому надо, уже в окопах сидят и нас охраняют вместе со всем Ханкалинским генералитетом.
Как-то ездили в Грозный на склады, получали для нашего ВОВД (временный отдел внутренних дел) продукты. Так на складах солдаты срочники и контрактники, почему-то поголовно "кавказской" национальности, такими бабками ворочают!
На складах этих, можно сказать банды военнослужащих, орудовали, воровали.
Отъевшиеся и злые, конечно полупьяные. Они не столько выдавали, сколько меняли и продавали имущество, даже оружие. Думаю, не один автомат, не одна граната через те склады, через тех тыловиков-грабителей попали в руки бандформирований. И к нам подходили, предлагали продать им тушенку. По 200 рублей за ящик. А в ящике 40 банок, минимум по 20 рублей за банку. Нам то не выгодно, а вот солдатики-окопники, приезжавшие за продуктами, продавали. На водку то хватит. И водку им тут же, те же тыловики втридорога продают.
Вот и пришёл тот день, которого так долго ждали. Колонна центра завоза готова к выходу. Расположились в двух УРАЛах, в кузове которых установлены бронированные будки. Неторопливо поползли к дороге, вытягиваясь в колонну. Раза четыре стояли, вроде пережидали обстрелы и работу "крокодилов", а также различные поломки и дорожно-транспортные происшествия. Кто это придумал, что крокодилы не летают. Очень даже летают. Вот и сейчас, две пары симпатичных "крокодилов" выписывают восьмёрки в воздухе. При мне две рации, одна на канале взаимодействия с Ханкалой, другая на канале колонны. Пока я лазил на крышу будки, потом спускался, одна из моих радиостанций улетала от меня на дорогу. Раза три. Хорошо - водила КАМАЗа, идущего за нами, выбегал и подбирал её. За это пришлось ему налить три раза по 200. Но зато могу рекомендовать, радиостанция Motorola GP-300 надежная и ударопрочная.
К вечеру прибыли в Итум-Кале. Мои мужики-связисты меня встретили, помыли, накормили, разместили. Поить было не нужно. Я и в колонне принял на грудь. Что же, завтра приступаю к работе.
Итум-Кале
Прежде всего, хочу поставить нерукотворный памятник благодарности, героизму и мужеству, ежедневному, ВОДИТЕЛЯМ. Водилам, которые гоняли по горным дорогам, которыми и дорогами назвать трудно. Став невольным свидетелем их, водителей, работы, только закрывал глаза на поворотах и дух мой замирал, а душа уходила в низ живота, когда они вписывались на скорости в повороты, когда лететь, если что, метров 600. Борт машины скреб по скале, а с противоположной стороны колёса еле цеплялись за обваливавший дорожный грунт. Я бы за каждый выезд награждал водителей медалями и орденами.
Итум-Кале в те времена представляло собой село, расположенное на левой стороне реки Аргун, на самом дне ущелья. Главная улица имени Героя Советского Союза, защитника Бресткой крепости - Узуева. Глава тейпа и глава администрации - Узуев. В расположенных в районе других селах, Конжухой, Хачарой, Тазбичи, Ушкалой и других, свои тейпы, свои главы администраций. Кого не проверишь, какой ни будь замглавы администрации. Все начальники. На окраине Итум-Кале, за мостом, на правой стороне реки, расположилась военная комендатура. Метров шестьсот выше нас располагался Тусхаройский погранотряд. А с другой стороны, выше нас - Тазбичи, где располагается подразделение миномётчиков. Нам их было видно, если облака не закрывали.
В селе своя районная милиция, человек 80. Райотдел расположен прямо рядом с нашим, временным. Из местной милиции удостоверение МВД РФ только у начальника, остальные милиционеры даже и не скрывали своего участия в бандформированиях, во время первой войны. Местное население относилась к нам, русским милиционерам по принципу, из двух зол выбирают меньшее. На мелкие шалости наши говорили, что лучше пьяный милиционер, чем отмороженный десантник. По всему селу остались следы пребывания здесь голубых тельняшек. Слава ВДВ! Местные, до сих пор, впадают в ступор при их виде. Нас даже просили не носить тельники, у кого были. Итум-Кале печально знаменито событиями подвига роты десантников. Хотя аборигены от действий вахабитов тоже не в восторге. Те слишком строги были. Один нохч рассказывал, что готовился он к свадьбе, так те всю выпивку вылили, а его на площади принародно высекли.
Наш временный ОВД дислоцировался между рекой и дорогой, от дома главы Узуева, до здания администрации. Личный состав расположен частично в палатках, частично в оставшихся капитальных строениях. Было две столовые и две бани. Одна столовая и одна баня офицерская. Нет, не в том понимании, как в армии. Подлый, унижающий быт. Быдловое существование, уничтожение достоинства, не так заметное дома, когда после службы расходишься по квартирам. И выпирающее из людей, в ежеминутном общежитии, самое отвратительное, мелочное, блудное. Во временном ОВД половина личного состава - офицеры. Но офицерами у нас считались: начальник ВОВД полковник Лопухин, его замы, человек 6 прапорщиков и сержантов, пару земляков начальника, являющихся лизоблюдами и подхалимами. Свита. Он, Лопухин, так и ходил, как царь, идёт первым, важно и неторопливо вышагивая, а за ним семенит лебезящая свита, готовая по команде фас порвать любого. Кучка дармоедов, создающая видимость правды, видимость кипучей деятельности. Забывшая, что было, что есть в человеке от матери, от родного дома. Так что в столовой, в одной очереди за пайкой стояли и сержанты, и подполковники, и рядовые и капитаны. А пайка зачастую состояла из горохового супа, пшенной каши и кильки в томатном соусе. Бывало, выдавали заплественелый сыр. Сразу вспоминалась мне моя срочная служба на надводных кораблях ВМФ и "макароны по флотски".
В расположении нашего временного ОВД жили два мужика, бывших раба. Один обслуживал штаб, другой бани. Дрова, печь, вода и порядок. Слава Богу, одному наши паспортисты (сотрудники паспортно-визовой службы) оформили и выдали Российский паспорт и вывезли мужика с нашим отрядом при смене, до Волгограда.
По периметру расположения временного отдела окопы и колючая проволока. Рядом с нашим пристанищем связистов - одноэтажная постройка ИВС (изолятор временного содержания задержанных). В ИВС из комендатуры и от погранцов доставлялись солдаты и контрактники, как на гауптвахту.
Связисты жили в отдельном кубрике, с отдельным входом, в бывшее здание кинотеатра. Над нами - караульное помещение. В кубрике две двухярусные кровати, с матрацами, одеялами, спальниками и по два комплекта постельных принадлежностей. Так вчетвером и жили.
Свет в расположении был от непостоянной линии, в резерве временного ОВД два дизельгенератора. Узел связи, расположенный в штабе имел ещё свою АБэшку, бензиновую Хонду. От неё мы запитали и наш кубрик. Рядом со штабом ЗКП. На построения и разводы мы, связисты, не ходили. У нас и так на троих распорядок вахты по 12 часов через 24. Андрюха, наш начсвязи, занимался оргвопросами. В кубрике и узле связи смена оставила нам отремонтированное помещение, так что мы решили заниматься вопросами восстановления поврежденных линий связи. А было их столько, что в дождь и грязь нашей связи два месяца работать пришлось.
Зато природа, какая шикарная. Реликтовые деревья, чистый горный воздух. Климат правда не тот, что в Сибири. Ночью чистейшее звездное-звездное небо. К утру затягивается тучами, и так до обеда. Солнца не видно. Затем поднявшийся ветер разгоняет тучи и наступает жара. Вершины гор покрыты нетающим снегом. Аргун, река, течение имеет бурное, стремительное. Ревела река Аргун, заглушая грохот двух движков дизель-электрических станций, пробивая себе путь между скал Аргунского ущелья...
ЛОЖКА ДЕГТЯ ДЛЯ "ДЕМБЕЛЯ"
Домой! Пора домой! Эх, и застучат колеса. Понесут нас в Сибирь родную. Милую. Долгожданную. Да, нам пора домой, пускай другие, ждут награды, а я вернусь домой живой и все родные будут рады.
По дороге домой, с Вовкой я попал в первую партию. На "восьмерке" до аэродрома подскока, пересадка на "корову" и вот мы в Моздоке. Прибыв к железнодорожному отстойнику-гадюшнику, где ждал нас "дембельский" эшелон, идем с Вовкой в заранее расписанный, на связистов, вагон. В нашем купе уже сидят два медика. "Хлопцы, вы чего в этом купе?". "А начальник эшелона определил". Иду выяснять. "Товарищ полковник, почему в нашем, под связистов определенном купе, медики расположились?". "Все правильно, по ходу изменили размещение людей". "А куда еще два связиста поселятся" - спрашиваю? "Где их место будет? Так не пойдет. Я с мужиками сто дней и ночей из одного котелка баланду хлебал, одной шинелью укрывались, последний кусок делили на всех и вдруг я в тепле, а они как неродные? Я не буду заселяться" - говорю. Кантовались до вечера, до самой темноты - с Вовкой на улице, под вагонами, как беспризорники неприкаянные. Пока солнышко светило ещё терпимо было.
Начальник эшелона, полковник Мусиков, мудазвон, так и не стал ничего решать, с размещением еще не прибывших двоих связистов. Продрогнув, потащились заселяться с Вовкой в последний, плацкартный вагон на боковые полки. Только согрелись, только поужинали, прибегает назначенный дежурный по эшелону. Приказ начальника поезда полковника Мусикова взять радиостанции и убыть в комендатуру для их подзарядки. "Передай этому начальнику, что днем надо было ему мозгами шевелить, когда я под вагонами мёрз" - отвечаю я дежурному. На борзость такую начальник эшелона вызвал меня к себе.
По темноте, в вагонах освещения нет, иду в штабной вагон. Зашёл в коридор, спрашиваю - "кто меня приглашал?". Из открытого купе, из темноты слышу грозный начальственный рык. "Почему, не выполняете приказа?". " С кем имею честь разговаривать? В темноте не вижу". "Полковник Мусиков, начальник эшелона". Я повторил ранее высказанное пожелание, про заселение своих связистов. Снова из темноты летят в меня угрозы в немыслимых карах по прибытию домой, вплоть до увольнения, если не выполню приказ. Твердо стою на своем и ухожу.
Прибыла вторая партия с частью руководства временного отдела. Моих связистов еще нет. Имею честь лицезреть бывшего, мы сейчас все уже бывшие, начальника штаба и особиста, посетивших меня в моем пристанище. Мне повторяют приказ начальника эшелона. Идти в комендатуру заряжать радиостанции на дорогу - я упорно продолжаю отказываться. Только и успел перекурить.
Налетела свора, рычащая, злобно брызгающая слюнями, дышащая перегаром. Состоящая из заместителей и приближенных, бывшего начальника временного отдела, разных мастей. Матерящаяся, с рожами зверскими, мелочными, пытающимися растоптать моё достоинство, превратить меня в быдловое состояние, уничтожить и даже убить. Чувствую - закипаю. "Указчику - говна за щеку" - выплёвываю им в ответ. Свора, показывающая свое самое отвратительное нутро. Уже и руки тянут ко мне. "Эй, так не пойдёт. Языками мелите, а рукам воли не давайте". Размельченные людишки, получившие команду фас и добро наказать строптивца. Они окружили меня, прижали к вагонной переборке. "Тогда, ещё в 95, я перешагнул через себя. Перешагнул через боль страдания. Затушил свет в себе. Так, что всякие ваши угрозы мне, что жужжание мухи перед лицом" - бросаю им в оскаленные пасти. ЭХ, людишки, облеченные властью и погонами, в душе у них угас свет добра, зажженный в них матерями при рождении. Что горько - самые смертельные обиды терпишь от своих же военных товарищей.
Хорошо, что я был трезв как стеклышко, отогреваясь от улицы только чаем и не празднующим отъезд домой. А то бы быть беде. Я себя знаю. Они, первый раз на Кавказе побывавшие матерят меня последними словами. Меня, ещё в зимней кампании 95 года довольно навидавшегося указчиков, воспитателей, лизоболюдов...И прочей погани. Мне и на первой войне удалось сохранить самостоятельность и независимость. Слезами, сердечной болью далась мне эта самостоятельность. И тут, сейчас, даже этой рычащей своре дармоедов, не сломить, не свернуть меня.
Прибыла крайняя партия. Встречаю на улице Костяна и Андрюху. Говорю им размещаться в штабном вагоне в купе с медиками. А меня с Вовкой искать в крайнем вагоне. Разместившись и узнав новости, Андрюха и Костя приходят ко мне. "Лёва, что за дела? Тебя в штабном вагоне кончить начальнички хотят" - спрашивает Андрюха. Рассказал все наши с Вовкой перипетии. Вован тоже молодцом. Не встревал. "Ерунда" - говорит Андрей - "давайте, отдыхайте, а мы с Костей до комендатуры с рациями сходим". Последствий для меня не было. Прибытие домой отвлекло бывших начальничков от моей персоны. В дороге и без меня, им хватило разгребать вагон и маленькую тележку проблем с людьми, шумно праздновавших своё благополучное убытие домой.
А я, как только пришел приказ об очередном звании, через два месяца уволился из органов наших внутренних. Бог всем судья.