Аннотация: Девять миниатюр. Тематика - печальная. Слова - народные. Музыка - интернациональная. Мировоззрение автора в качестве "доброго" подарка читателю (если таковой найдется) прилагается.
***** КУШАТЬ ПОДАНО, ГОСПОДА! *****
Зубами по тёплой, беззащитной коже. Прокусывая до ощущения бьющего потока кипящей жизненной струи. Вяжущий, приторный привкус на языке рекой по пищеводу вглубь, в самое нутро. Сладость. Горечь. Облизывая губы, впиться в послушное твоей воле тело - бездушный живой труп в руках бьётся судорожно и нервно. Глазами в глаза. С любопытством. Ненавистью. Страхом. Равнодушием. Бессмысленным отголоском старой родственной приязни.
Куски тёплого мяса внутрь. Пропихивая с трудом. Давясь в спешке. Сглатывая слюну, стекающую по подбородку вперемешку с ярко-красными сгустками. Комок, ощущение переполненного сверх меры желудка и бессмысленное желание выплеснуть содержимое, плещущееся у самого основания горла.
Потухшие голубые озёра, призрачный силуэт - фальшивое отражение человека, искажённое вдобавок собственным расплывчатым, полуобморочным мироощущением... Звериный вопль вырывается из груди, клокочет, пузырится на губах розовой пеной. Дыхание неровное, тяжёлое, сотрясает оболочку в конвульсивной дрожи и сумасшедшем хохоте. Перебороть себя. Замереть на секунду истуканом и, взбесившись, снова кинуться на своего единственного врага, соперника, предшественника, ввинчиваясь головой по затылок в горячее, влажное, мокрое, дрожащее как желе.
Тошнота. Все руки, лицо в запёкшейся грязной красно-коричневой стягивающей маске. Скользко под ногами. Пол, потолок, стены забрызганы пятнами неодинакового размера, причудливой формы. Весь мир накладывается на сетчатку картинкой в пурпурных, багряных, чёрных тонах. Усталость. Бесконечные рвотные позывы. Отвращение к себе. В многочисленных зеркалах чёткое, не поддающееся ложному толкованию отражение: на полу в луже тёмно-красного цвета распростёртый больной смеющийся человек. Эта картина только для тебя. Посторонние люди не замечают ни крови, ни чего другого. Обыкновенный человек, на лице безразличие... Но... его глаза смотрят прямо на тебя. Забираются в самую душу. Сеют могильный холод и необъяснимое беспокойство. Конечно, не первый; естественно, не последний!
Смерть - цепочкой, постоянно забирая, одаривая, - сопровождает жизнь тлетворной оболочки. Ты не такой, каким осознавал себя ещё вчера; не тот, кем будешь завтра; даже не можешь разгадать собственную сущность, не в силах понять: ты - это ты, или уже другой? Убийца? Жертва? Или просто так нужно?.. Перемена. Легкое изменение. Метаморфоза. Смерть. Рождение. Тождественность. Самоопределение. И кончина лишь последняя трансформация и завершение ещё одного "я". А их много. Разные: страшные, умные, глупые... Но... разве они - это ты? Можешь спокойно ждать прихода иного, того, кто займёт твоё место, будет пользоваться всем тем, что по праву считаешь только своим? Позволишь кому-то чужому копаться в собственных воспоминаниях, интерпретировать поступки, говорить за тебя, орудовать руками, просто мыслить иначе, вразрез с выработанными именно тобой убеждениями?!
Неумолимо сыплется песок вниз, переполняет нижний элемент фигурных часов. Последние крупицы наверху... Время... время... время... твоё время истечёт до последнего вздоха тела. Не бойся физического конца. Бойся перемены! В себе перемены. Именно она твоя первая и последняя настоящая смерть.
***** ПЯТНИЦА, ТРИНАДЦАТОЕ *****
Была пятница, тринадцатое число, холод страшный, темно, потому что уже наступил вечер, и небо, затянутое тучами, давило своей свинцовой тяжестью на сознание. Я не смотрел вверх. Но луна выскользнула из мрака. Она казалась огромной, цвета крови. Багровые облака. Окрашенный мятно-розовым свет. Просто на сердце стало жутко, и крупная беспричинная дрожь овладела телом.
Мимо проходило несколько мужчин. Их лица белые. Глаза красные. Странно... я не слышал о моде на линзы такого цвета в нашем городе, и, я думаю, по профессии многие из этих людей работали в мясных лавках, не иначе. Неопрятные, с всклокоченными волосами... а на куртках кирпично-бурые, словно ржавые, многочисленные пятна. Меня очень удивило их облачение: на униформу не похоже вроде бы... Наплевательское отношение к одежде отметил сразу.
Но... С ними показалось намного спокойней. Я не люблю призраков. Боюсь... Не видел, конечно, однако верю, что они существуют, потому боюсь... И эта ночь. Напряжённая атмосфера, разлитая в воздухе приторно-сладким привкусом...
Карнавал! Удивился. А я и не знал, представляете?.. Народ веселился: одни убегали, другие как будто "нападали на первых, испуганных и беспомощных, и убивали со страшным изощрением". На самом деле я чувствовал странную реалистичность этих спектаклей, красоту правды. Для меня откровением снизошло то, что мясники показали себя с самой хорошей стороны. "Настоящие лицедеи", - решил я. Да и жертвы вели себя на редкость убедительно и натурально. Восхищение этими простыми людьми, участвующими в праздных гуляниях, приятным чувством переполнило моё сердце. Не из-за денег, но чистого искусства ради, свершались эти чудные ритуалы во всех мельчайших деталях на радость немногочисленной публики. Даже удивительно! Кого же берут в наше время в актёры, раз обыкновенные прохожие играют намного лучше?! Всё по блату, другого мнения у меня нет, и объяснения халтурной работы комментаторов на телевидении тоже.
Мясники, их больше всего пришло на развлекательное мероприятие на улицы города, вели себя шумно, но молчали и только хрипели. А потом они вдруг начали окружать меня: не сговариваясь, вставали рядом и смешно вытягивали вперёд руки со сценическими когтями; широко раскрывали рты в дружелюбных улыбках, показывая изогнутые бутафорские клыки, измазанные красным. Помнится, я ужасно смутился. Я не компанейский человек, совсем нет. Но взять и уйти? Невежливо, право. И мне так сильно в этот миг захотелось расслабиться и пусть немного, но поучаствовать в этом празднике вместе со всеми.
Луна. Багровая. Висела. Шаром. Страшно!.. Я придвинулся ближе к этим незнакомым, но симпатичным мне людям - истинным артистам, а не тем, кто на экране обезьянничают за деньги, не отдавая душу своему делу. Хорошие свойские ребята! Они проводили меня. До дома. Молча. Не спрашивая ни о чём. Наверное, прекрасно понимали все мои страхи, моё растрёпанное душевное состояние - интуитивно, без слов. Я шёл и спотыкался. Земля, неровная, хлюпала под ногами, хотя дождя давно уже не случалось... Смотрел на весёлые лица прохожих, окружавших меня, и тоже радовался с ними. Не глядел вниз... Просто... Интересные парни. Они всё тянулись ко мне... хлопали по плечу... Ну, я решил, что именно этого они хотели, но... поймите, я очень стеснительный человек и с трудом сближаюсь с другими: физический контакт для меня - это нарушение личной зоны. Поэтому... Я действительно не хотел никого обидеть, но... я торопился домой. Необходимость доделать таблицы и графики расчётов довлела надо мной: работодатели, как это обычно у нас бывает, не имели ни малейшего сострадания к тяготам и заботам обыкновенных, честных тружеников.
Около подъезда я остановился и тепло распрощался со всеми. Мои новые знакомые оказались даже чересчур дружелюбными. У меня кости до сих пор трещат при воспоминании о неуклюжих объятьях... и одежду всю порвали... и на спине несколько царапин оставили... А один даже прокусил кожу на шее: так расчувствовался! И, знаете, если честно, они действительно показались мне за эту короткую дорогу домой самыми родными и близкими существами, точно друзья из далёкого прошлого, но... У них капала слюна... у всех... изо рта на одежду тонкими струйками... Аллергия на что-нибудь?! Я решил сменить свой парфюм завтра же. Испытывал страшную неловкость за доставленные неприятности своим добрым попутчикам, которые со столь искренним вниманием прониклись ко мне. Потому и поспешил уйти.
И вот, преодолев тёмный лестничный пролёт, с облегчением остановился около двери, открыл. Зашёл в комнату. Тишина. Яркий свет. Компьютер работал. Я не сразу обнаружил, что ко мне пришли письма - электронную почту мне совсем недавно настроил друг, я в технологиях не разбираюсь совсем, даже ещё и не говорил никому о своём адресе. И... там были странные подписи! Буквы в противоестественном хаотичном порядке... Моё сердце заколотилось в бешеном ритме. Я, честно признаюсь, перепугался и целый час в панике метался по комнате, шагая из угла в угол. Непонятные имена, которые сложно прочитать, невозможно выговорить... "Инопланетяне!" - билась в голове одна единственная ужасная мысль. Эту ночь, а также несколько следующих дней я провёл в тревожном ожидании. Я нервничал, испытывал глубочайший стресс, не мог найти себе места от страха и предчувствия всего самого худшего...
Знаете, я до сих пор с испугом отношусь к средствам электронного общения... Не поймите меня неправильно, я рад, когда ко мне приходят известия от моих друзей, но... Но... Я боюсь. То письмо... Я, конечно, понимаю неоценимую важность контакта с внеземными цивилизациями, всю проблематику и судьбоносность первого шага... Не знаю, поймёте ли и вы меня... Взглянуть на послание, принять неограниченную полноту ответственности за подобное открытие глазам нашей общественности - элементарно не для меня! Я слабый, безвольный человек, боящийся темноты и особенно разнообразных тварей, о которых рассказывают по ночам жутким шёпотом. Испугался. Просто испугался и удалил... Мне нет прощения, я сам это прекрасно понимаю, и всё же...
Умоляю, не судите меня строго!
***** ПОЛУДЕННЫЙ ЗНОЙ *****
Скука. Глаза полузакрыты. В голове туман, и думы невесёлые одолевают, по темечку стучат стопудовым молотом, но так нехотя, лениво. Сдохнуть хочется, ну, как обычно, впрочем. Хотя... даже руки наложить на себя, и то в данный момент кажется слишком сложным занятием, и думать об этом долго и муторно. Ухмылка на лице тает. Физиономия в гримасу не шибко "радостную" перекашивается.
Всматриваюсь в горизонт, ладонь козырьком ставлю: кого это нелёгкая на мою территорию принесла, какой такой козёл вздумал стадо моё тревожить?!
Заблеяли уже, сбились в кучу, окаянные. Точно - бараны! Что с них взять с животных неразумных, глупых, достаточного веса мозгов в черепушке не имеющих? Эх, пальнуть, что ли, в воздух из пугача потехи ради? Мои-то, недобритые, недорезанные, привыкшие уже к этому делу, а пижончик в белом пиджаке как пить дёру бы дал, кабы позволил я себе эдакую штуку выкинуть. Гм... выгонят меня из деревни, точно выгонят, если успеют! Лениво... Жарко сегодня чего-то более обычного. Не к добру всё это... Однако ж ходят тут всякие, ёшкин кот.
"И вам здорово. А погода-то последнее время стоит... жара, твою мать! Уж хоть бы дождик какой зарядил, а? Верно уже полегче было бы... Ищете то кого? Герасимова? Дык помер же старик давно, чего ж вы? Года три как уже. Помянем. У меня и водочка на особый случай припасена... Всем селом старика провожали... Да, любил он, царствие ему небесное, работать, так и представился за подковкой коня. Старосельцева жеребец. Буйный - ужасть. Пристрелили там же. Животинку, конечно, не старика ж! Ей богу, весельчак вы. Кто человека за так в сырую землю уложит?! Прошла сталинщина, и на том власти от нас большое крестьянское спасибо.
Хм, всякое случается. А ведь и там можно сдохнуть от скуки... Где "там", спрашиваете? Будто и не знаете сами?.. Хе-хе... все там будем, в своё время, конечно... а вообще, товарищ, не сбивайте меня с пути философских измышлений. Так на чём я, собственно, остановился?.. Да вот, представьте себе, появляетесь вы, такой весь из себя хороший, в ином мире, только-только избавившись от всех житейских забот, и в предвкушении райских кущ растягиваете губы в улыбке. А вас встречает нечто вроде: "Гражданин, пройдёмте, пожалуйста, с нами, в центр временной регистрации".
В гробу я видел такое развитие событий: прямо там же в петлю бы залез. Правда! Верёвки бы не нашел? Хм... Чёго вы смеётесь вообще, а? Весело вам! Ха-ха... Да разве можно представить, что даже потусторонний мир для нескольких человек идеальным стал?! Не верую... И что бы кто мне ни говорил, реально не убедите в существовании рая или ада. Поверить в божий суд это, по-моему, вообще садомазохизмом попахивает. Вот ответьте как на духу, вы - ангел и в жизни ни одного плохого поступка не совершили? Нет?! Хе-хе... поздравляю, голубчик, дорога в райские кущи вам отныне и навеки закрыта. За что? А поверьте, найдётся за что, и не спорьте! Любите вы, городские, на пустом месте дискуссию разводить, а вот не надо. Не у себя дома, право!
Или ещё какой другой идиотизм: значит не успели вы очухаться, глазом моргнуть, в новом мире освоиться, а тут такая обстановочка перед вами обрисовывается: перенаселение душами родной нашей планеты. Земля ж она, в конце концов, не резиновая. В курсе, сколько людей за всю историю вымерло? Представили?! То-то и оно! А дух он что, не человек разве? Ему тоже, значит, и место для раздумий нужно, и пространство своё жизненное, и ещё много чего... А тут перенаселение! И баста! Языковые разногласия. Культурные перегибы. И то, и сё... А бабы? Думаете, упокоились, и в ином мире добрые и послушные? Ждите, как же! Ничего подобного. Так что полный беспредел, значит, там должен твориться. Но... говорил я? Верить в загробную жизнь не способен, а то ведь страшно... Женат я был не единожды. И две мои - сговорились что ли? - от меня прямиком на тот свет. Что я, их не знаю? Увидят - на куски разорвут! Как пить дать разорвут и всё, не обратят внимания, что вроде как рай, говорят, место приличное, не базарная лавка. Склочницами они теми ещё при жизни считались, пусть земля им будет пухом, а иной мир разве характер улучшит? Нет уж, дудки!
А вы тут говорите: "Господь всё видит, о положении на Земле знает и рассудит правых и виноватых". Угу... слыхал уже. Я вашего брата знаю: навешаете лапши на уши - за год не отмоешься, ходишь потом как оплёванный, а котелок знай себе трещит и трещит. Да вот дорога до деревни-то... вот прямо по этой тропке и вон в ту сторону, не собьётесь. А мы тут с баранами моими ближе к вечеру тоже соберёмся. Паства моя ж, ёшкин кот. Тоже бог я для них в каком-то смысле... Вот уйду я, куда ж они денутся-то без меня?.. Жалко.
Верёвка зачем на шее? О, человек непонятливый. Жарко ведь, говорю, так хоть мылом намылил и всё попрохладнее... Всё-то вам городским интересно! И не фиг меня с дерева стаскивать... сам сползу... ну, как протрезвею немного... Подозрительные какие. Любите вы из ничего проблему выискивать. Городские ж, ёшкин кот!.. У меня семеро детей по лавкам... Прокормить. Одеть... Надоедает иногда жить так одному как перст... Ха-ха... скажете тоже, где такую дурёху взять, чтобы она, горемычная, за моими-то оболтусами-недорослями приглядывать согласилась?! Весельчак вы, право, хоть и голова от вас болит. Ладно, провожу вас. Заблудитесь, поди, один в трёх соснах-то?"
***** ОЧЕНЬ ХОЛОДНЫЙ ДЕНЬ *****
Удар. Череп будто на куски. Потоки из глаз брызгами кровавыми. Крик - оглушительный, рваный, скомканный. Пустота. Темнота. Обычное невезение! Звон в ушах тягучим отзвуком себя прошлого... Ползёшь вперёд. Наугад. Ощупью!.. Пытаешься понять, разобраться хоть в чём-нибудь, но где-то приходит осознание - незачем. Незачем. Лежи. Не сопротивляйся холоду. Замри. Успокойся...
Голова перевешивает, ноги не слушаются, грузом влачатся позади тяжеловесным и чужим, и страшно мутит от слабости. Обмороженным лицом протираешь припорошенную снегом землю, вгрызаешься зубами в почву, не соображая ничего от зуда постоянного ощущения непереносимой агонии и ослепительных разрывов. Преодолевая сопротивление, силишься встать, тянешься во тьму; движешься медленно, с трудом, подтягиваясь окоченевшими заскорузлыми руками; загребаешь ледяные иглы себе под ногти и кричишь разорванными в кровь губами совершенно беззвучно... Беспрестанное движение вперёд. Непрекращающиеся страдания.
Оголённым животом с задранной рубашкой по мёрзлому покрову - целая вечность. Кажется, и нет ничего больше вокруг и внутри, в целом мире. Только боль, отчаяние и тяжесть в висках, дробящая мысли на бессмысленные обрывки осязаний, впечатлений, бывших важными когда-то, да частично определяемое тело несгибаемым куском. Вперёд! Но... Зачем? Холодно. Так холодно. И хочется свернуться в комок. Маленькая надежда, что если остановишься, то и раскалывающая на тысячи ошмётков ломота прекратится тоже. "Я потом. Я чуть-чуть..." Сильно хочется согреться. Больше ничего и не нужно. Немного тепла. Совсем немного... и всё...
С большим напряжением переворачиваешься на спину. Застывшим стеклянным взором фокусируешься на окружающей реальности. Изо рта тянется в вышину облачко призрачного, остывающего дыхания.
Кружась, падают белые хлопья сверху. Точками расплывчатыми на фоне серого неба. Снежинки с острыми краями опускаются на нос. Не тают. Просто отстранённо сверкают при тусклом свете жёлтого фонаря. Безлюдная, пустынная улочка; в окнах домов мигают, переливаются яркие весёлые огни гирлянд. Новый год наступил, а ты так и не купил подарок для своей маленькой дочери!
Потом. Всё потом... Заиндевелые ресницы опускаются вниз, дрожат. И открыть их снова чрезвычайно сложно. Почти невозможно. Шепчешь: "Я куплю тебя зайку, но чуть позже, ладно, моя хорошая?" И понимаешь, что именно это сделать ты уже не сможешь. Никогда. Лжёшь себе, а совсем не озорной девчушке с веснушками, которая будет ждать своего отца ещё очень и очень долго. Именно себе! Темно, и красноватое плавающее марево наступает... Утыкаешься лицом в плечо. Слабая иллюзия тепла. И почти отсутствуют неприятные, болезненные укусы в самый мозг. Практически ничего не чувствуешь. Хорошо. Уютно. Спокойно.
- С Новым Годом, малышка... Я сейчас. Немного полежу... и приду. Правда...
***** ПРИКОСНОВЕНИЕ СТАЛИ *****
Лезвием по животу. Холод. Проникновение. Сгибаешься. Горячее с бульканьем выплёскивается наружу через полуоткрытый дрожащий рот, пенится на губах, выхаркивается на грудь пятнами ярко-бордового цвета... Хрипишь. С непониманием смотришь, выпучив глаза чуть ли не навыкат, но сомневаешься. Ещё не веришь. Ужас отражается на мгновенно побелевшем до мраморного цвета кожи лице, в то время как боль пока что даже не воспринимается. Шок. Полнейший ступор...
Кишки тёплым месивом по брюкам вниз свешиваются, тянутся. Руками хватаешь внутренности, на автомате запихиваешь назад, на прежнее место, но сложно... Остановилось время. Не соображаешь, не думаешь, занят процессом. Подхватить - впихнуть. Подхватить. Впихнуть... Бесконечность целая. "Дурак, - безразличный голос, шёпот разума, - что ж ты, идиот такой, делаешь, а?" Прислушиваешься, замираешь, соображаешь медленно-медленно... И это слабое шевеление разума в данный момент кажется для тебя самым сложным действием на всём белом свете.
Осколками, крупицами, песчинками малыми собирается мысль.
Сглатываешь нервно и судорожно. К горлу второй волной подступает тошнота. Ладони, окровавленные, с капающими вниз рубиновыми каплями, подносишь чуть ли не к самому носу. Всматриваешься с недоумением. Опомнившись вдруг, глядишь на собственное развороченное брюхо...
"Хе-хе... А парень-то не жилец!"
Падаешь... Падаешь... Падаешь... Долго. Ужасно долго... Но уже понимаешь. Принимаешь. Осознаёшь действительность и испытываешь невыносимое страдание... А хочется не чувствовать ничего и поскорее окунуться в полное забытье, потому что больно.
Твою мать, больно!
***** ПОСЛЕДНИЕ МЫСЛИ *****
Пальцами по глазам. Больно... Не склеишь! Острые изломы черепа сокрушительной, тяжёлой лаской впиваются в мягкие полушария мозга; и красновато-белёсый туман наплывает перед покалеченным взором как перемена. На колени падаешь, заваливаясь с глухим хрипом на бок - чёрная плоскость земли вперёд, в самое лицо, прямолинейно и резко. Отсутствует дыхание. Только пузыри розовыми сгустками крови и слюны изо рта тянутся на замызганную ткань одежды. Безразличен целый мир сейчас, и даже это ощущение плоти, растерзанной на куски, кажущееся совсем чужим, доканывает не более обыденного вечернего ритуала перед сном. Господи, забавно-то как...
Хохот сотрясает тело. Бьёт по ушам чуждым ощущением нереальности всего происходящего. Наверное, я совсем больной, или у меня шок, или в детстве меня всё-таки крепко приложили о твёрдый предмет, но никогда в жизни я ещё не чувствовал себя настолько хорошо. Спокойно. Безразлично... С проснувшимся, всплывшим из океана предсказуемого рассудка отголоском безумного веселья и какого-то возвышенного взгляда свысока на своё мирское, прямо скажем, крайне неважное теперешнее состояние.
Распоротое брюхо с тошнотворными кольцами кишок, волнообразно вываливающихся, словно гигантская змея, из-под сотрясающегося в конвульсивной предсмертной дрожи тела. Грязный расползающийся в разные стороны ком. Мгновенно обагрившаяся тёмной кровью бледно-зелёная трава. Всё это представляет собой поистине обычную хаотичную картину мироздания - процесс роста и увядания.
Хруст позвоночника. Последний отголосок ощущения и пустота. Белоснежное марево. Багровая река перед глазами течёт вспять, в никуда... Тишина. Мне плевать на мой уход, но почему тогда щиплет в глазах, и в том отсутствующем тоже? Расчувствовался. Не вовремя. Довольно жалеть себя. Право, недостоин! Успокаиваю поднимающиеся из глубин сознания волны тревоги, что всё это очень похоже на сон... Похоже на сон. Скрипит зубное крошево, как песок, и омерзительный привкус на языке отвлекает... Сон...
Небо. Оборванный край видимого горизонта. Красноватый закат. Розовые, багряные, серовато-голубые цвета... Я вот только в этот день, именно сейчас, в ничтожно краткое мгновение могу увидеть это природное явление... И затухающие краски дня проходят перед моими глазами в прощальном благородном жесте соприкосновения с действительностью. Последнее, что я замечаю, обессилено опуская веки: разорванная в локте рука с торчащими сухожилиями, ошмётками кожи, белым пятном раздробленной кости и скрюченными, как у старца, пальцами. За пластинками неровно остриженных ногтей грязные полоски, и мне почему-то становится стыдно за свою небрежность, неряшливость. Хотел ведь...
Поздно.
***** УПОРЯДОЧИВАНИЕ *****
Череп распилить на две ровные половинки. Извлечь мозг, рассмотреть и отложить. Физического воздействия не принимать, линий не сглаживать, в том числе, разумеется, и не множить. Определить размер. Свериться с грамотами людей в прошлом умом не обделённых, с должной скептичностью произвести сравнение с уровнем собственного интеллекта. Убедиться в своей же заурядности, что для личного уразумения, конечно, неприятно, но приемлемо: не всем же людям расположением ночных светил суждено иметь зачатки гениальности; соответственно, по данному поводу особливо заповедаю и не кручиниться.
Вытащить с превеликой осторожностью глаза, отсоединив мышцы, их удерживающие, прежде действа такого. На плоское чистое блюдо выложить сии зеркала души, покатать, рассмотреть, оценить и хранить в дальнейшем в футляре прозрачном. А дабы означенное зрелище пребывало доступным во времени и полной досягаемости, можно установить данный объект в непосредственной от себя близости, на рабочем столе. Челюсть нижнюю также отделить и убрать, ибо что за невидаль, право? Ровным куском отделить плоть от правой части лица по линии переносицы. Проследить за разрезом: лишнего не прихватывать, но и не оставлять сверх должного. Скальп содрать небрежным движением и одеть оный на подготовленную заранее деревянную болванку: в случае свободного своего расположения данная часть тела не будет правильным образом отражена в склянке с жидкостью.
Состав бальзамирующего вещества узнать загодя. Приготовить и проверить на простых животных, коих отловить можно самому или упросить кого в сём занятии пособить. Рецептура и способ заготовки дело, разумеется, очень важное, но по неумению всегда существует вероятность и великое деяние загубить одним единственным незначительным просчетом. Не простые слова. Многим отчаянным пустозвонным щёголям такое пренебрежение стоило их тел, а потому прислушайтесь и внемлите.
Наименования на стеклянные ёмкости начертать по подлиннику ровным каллиграфическим почерком, затем приклеить. Подобное необходимо для того лишь, чтобы к вещи, части былой сущности, легко из списка всего, что разложено, доступ иметь, и лишней сумятицы в порядок оный не привносить. Тело же разделить на левую и правую половину по собственному почину. Левое предлагаю делить на куски более крупные, почти целостные, правое - на мелкие. Так, руку, что на левой стороне туловища место имеет, оставить в полном покое, правую же расчленить по названию кости в состав её входящую: плечевая, локтевая, лучевая и кисть отдельными фрагментами. Освободить плоть сегментов от кожной ткани до самых хрящей с суставами и работу пальцев проверить.
Фолиант по биологии будет в вашем деле великим подспорьем. Многие, кстати, пренебрегают данной возможностью самопознания, но сие попустительство, естественно, их личное дело. А я думаю, что ежели возможность имеется, грех подобным подарком судьбы и не воспользоваться. Внутренние ткани и их системы также, по моему разумению, большой интерес представляют. Особливо касается это нашего самого разлюбезнейшего органа, кроветворного господина, который живительный состав по венам пускает ко всем отделам тела, к каждой маленькой клетке. Ежели вы в собственной анатомии мало чего смыслили при жизни, то неужто в момент переходный откажетесь от раскрытия тайн до того завесою тёмной сокрытых?
Сердце, почки, лёгкие и, несомненно, другие части сложного нашего организма распределить по банкам и оставить. Засим, освободившись от багажа прошлой жизни более приличествующего миру, как ни предосудительно, иному, советую упокоиться в полном порядке тела и духовного своего умиротворения; перейти спокойно в новое метафизическое состояние, и на том с миром живых окончательно и бесповоротно распрощаться.
Кстати, дабы людей, что по недоразумению себя ещё живыми считают, не пугать, и верующим их души наивные не калечить, заблаговременно в гроб вместо собственного тела советую положить кучку червей и горсть земли. На этом ваше действо, уверен, будет полностью перед народом и родственниками по крови али по состоянию душевного единства выполненным.
И к звёздам, господа. К звёздам. А астронавты... Что ж, простим их неразумных, не ведают они собственного пустого времяпровождения и тщету попыток бунта против порядка космоса, который один только и имеет значение!
***** СКРУЧЕННОЕ В СПИРАЛЬ НАПРЯЖЕНИЕ *****
Серое обволакивает. Нуль на леске. Движение туда-сюда, бессмыслица и полное разочарование. Тупое поползновение в кажущееся будущее. Время остановилось и всё равно тянется, переливается вперёд по кривой из пункта A в пункт B...
Прошлое. Будущее. Настоящее: смешной и нелепый миг, важный ориентир, точка отсчёта. Цель - мелкое видение, что маячит впереди. Озираться в тумане до постыдного скучно, голова полнится дурацким ощущением чистого листа - каждый прошедший невзрачно день. Собственное бытие - ад или хуже, простое лиловое ничто: белое, как утренний туман, распадающийся без следа в свечении далёкого солнца... Ночь. День. Чередование. Оглушительная гармония, место в которой маленького существа неясно, совершенно ничтожно, воистину бесплодно!
Изгибаясь, барахтаешься. Наживка. Резкий свист воздуха заканчивается со всплёском и собственным падением в грязную лужу. Зачем? Почему? За что? Срываешься с крючка охотника-любителя с мыслью: "Мужик - настоящий дурень! И тут не везёт. Как же всё это надоело..." Мечта: большая рыбина, которая с твоей помощью могла бы быть поймана, рушится, съедается неудачником, безмозглым придурком рода неумельцев-пустоцветов в один миг... Грустно всё. Очень. Уползаешь. Чудом - простое движение под ногами ругающегося матом подпрыгивающего существа, но... Увы! Поздно. Одноголовое глазастое озирается, нагибается и со злостью и неожиданной быстротой хватает в свои толстые пухлые щупальца. Смерть в обличье человеческом заглядывает в лицо и размышляет долгое мгновение, дышит яростным перегаром, затем грубо бросает тебя вниз. Долгий полёт и шмяк. А сверху резкое, острое - разрубает напополам... Месть как проявление агрессии и раздражения на собственную неуклюжесть. Всё понятно и, тем не менее, довольно грустно... Ох уж эта людская психология! И погода...
Скользкое, промозглое утро. Холодные, лазурные небеса... Незнакомый червяк отползает в сторону, из разреза на обрубке его тела истекает прозрачно-молочная слизь... Смерть - это укорачивание собственного тела, справедливость рулетки, самое начало жизни. Возможно... всё возможно...
"Хм... - философствовал ты, убираясь на безопасное расстояние, - люди участвуют в нашем размножении. Это очень и очень интересно..."
Следующая попытка продления своего рода тем же хоть и болезненным (что ни сделаешь ради науки?) способом не увенчалась должным успехом. И ты познал конечную смерть.
Втоптанный, размазанный по земле ботинком сорок девятого размера.
***** ЧУМА *****
Чума нагрянула внезапно. Схватила горожан и случайных гостей нашего города за шкирки, как слепых котят, подбросила вверх. Поймала. С глумливым смехом сдавила в плену ладоней, пропахших затхлостью и тленом. Жалостливо, с детским любопытством уставилась в глаза, провела своим хищным коготком по шее, а затем, будто наигравшись, безумно хохоча, ударила об стену. И ошеломлённых, растерянных, сбитых с толку оставила в кажущемся покое, лишь напоследок одарив гнусным шепотком, что надолго поселил в сердцах безотчётный, панический ужас.
Гнетущая атмосфера за какие-то несколько дней окутала город как в белый саван. И тени людей, бредущих по улицам, имели на себе маски отчуждённости и равнодушия: пустые глаза тусклыми пятнами проглядывали на серых лицах, когда-то весёлых и полных жизни, а теперь застывших и стянутых в одну гримасу всеобщей покорности судьбе. Стоны, доносящиеся из домов, где пировала чумная лихорадка, уже не вызывали прежнего любопытства скучающей толпы. Хотя, разве могло быть иначе? Наступило время, когда каждый оказался сам по себе и одновременно соединён цепью тотального несчастья в одну беспощадную поруку. Потому-то люди и тянулись в поисках общества друг друга, и в таком же отчаянном стремлении рвались остаться в совершенном одиночестве. А ветреная плутовка-чума весело носилась в поисках новой жертвы и вырывала её из дома, из-за закрытых ставней, как из толпы, одним прикосновением своих холодных пальчиков. Приникала тонкими алчными губами ко лбу. Выдыхала своё горячечное дыхание в рот. Спасения от её поцелуя не существовало. Каждый заражённый обрекался ею на гибель, гибель в тяжелейших мучениях... Она косила жизни направо и налево... Её смех звучал в свисте ветра, плыл в жарком нагретом воздухе и, казалось, притаился в тишине ночи, чтобы подкрасться и пожрать новую плоть бездушным призраком разгневанной любовницы.
Ты блуждал в туманном отречении от реальности. Неприкаянным гостем рассматривал территорию города, его улицы, дома, площади; заходил в кафе, отыскивал новые места, куда ещё не забирался раньше, хоть и прожил здесь всю свою жизнь; и подолгу замирал на каком-нибудь пятачке земли, взирая с отстраненным любопытством на зелень деревьев, на ослепительно синее небо. И новый день не отличался ничем от старого: те же унылые физиономии обречённых, тот же чистый небосвод, те же мысли, блуждающие внутри твоей головы по сложившемуся в последнее время цикличному пути. Но ходить долго под необычайно жарким для наших широт солнцем не представлялось возможным... Смотреть на лица? Видеть человеческое смятение? Зачем?..
Как-то незаметно изменилось твоё поведение, привычки. Теперь ночь казалась лучше дня, когда сами люди, медлительные движения их тел, голоса: неторопливые или наоборот нарочито быстрые - нелепо театральные в своей несбыточной надежде на лучшие времена - резали слух и уносили ноги во тьму, к тишине, завораживающему свету луны, блестящей россыпи звёзд на небе и размышлениям, в которых чума и её последствия играли далеко не первую роль. Ты бежал от давления болезни, от признаков её, даже мысли, но... бесконечно прятаться и дрожать в страхе невозможно. В конечном счёте, это стало ясно и тебе. Смирился. Уже давно, втайне от самого себя, принял неизбежность смерти и теперь безразлично наблюдал за тщетными попытками других обезопаситься, переждать небесную кару, ниспосланную на нас за все грехи человеческого рода. Наверное, ещё в те дни, когда город не находился на осадном положении, а бедствие не грозило свободе, прежнему укладу жизни, спокойствию, будущему всего населения, уже именно тогда предвестие всего воспринялось тобой, и дальнейшее течение жизни не произвело большего воздействия, чем тот вечер и картина гибели маленького существа, такого мерзкого на вид и в тоже время тождественного тебе.
Обыкновенный грызун, с ушками, пушистый. И... хотя крысы вызывают инстинктивное отвращение, но разве не похожи они на нас, людей? Болеют теми же болезнями, живут стаями, гнобят своих более хилых сородичей, так же бессмысленно убивают себе подобных, злятся, сходят с ума, придерживаются строгой иерархии, поражают своим интеллектом, приспосабливаемостью... Но ты думал, конечно, не об этом в тот момент, просто в агонии другой живой твари видел собственную кончину и, заворожённый этим зрелищем, долго ещё продолжал оставаться на прежнем месте.
Свалявшаяся клочьями пыльная шерсть, тусклые глазки, жмурящиеся от нечеловеческой, но не менее стоящей снисхождения боли, мёртвый роговой хвост, волочившийся длинным шнуром... Крыса, словно охваченная безумием, перекатывалась с одного бока на другой и таким образом хаотично и быстро вертелась кругами. Её тельце то металось в этом бессмысленном движении, то замирало на какое-то время и только часто-часто поднималось брюшко от учащённого дыхания, неимоверной усталости... Потом всё начиналось вновь. Нелепость, странное, тяжёлое очарование картины заключалось в том, что это, пока ещё живое существо, нашло единственную лужу на всём обозримом пространстве, и казалось, что это не просто случайность или нужда животного... Знак судьбы! Предвидение! "Так же и я, когда-нибудь, наверное, скоро", - вдруг подумал ты и, аккуратно обогнув место погребального хоровода, медленно побрёл дальше на работу, потому что осознание ещё не даёт право на прогул... и болезнь не даёт послабления. И даже если когда-нибудь город вымрет, кто-то обязательно будет работать, убирать трупы или выметать пыль с дорожек, пока сам не ляжет в этих мягких летних травах и аромате цветущей сирени... Единственное, что ты знал точно, это то, что не будешь последним - и страх отсутствовал.
Чума буйствовала до октября, затем сошла на нет. Твоя душа уже давно отправился к праотцам на тот свет, а белые кости с изъеденной, дурно пахнущей плотью, валялись в пещере под разбитым сводом на весеннем солнце, источая тёплый аромат гниения; рядом валялась опрокинутая полуторалитровая пластиковая бутылка из-под минеральной воды. Жажда, огонь, слабость... твои последние чувства не имели ничего общего с твоей человеческой сущностью. Простые животные ощущения...
В декабре никого из людей не осталось на карантинной зоне и лишь только крысы, приспособившись и одолев болезнь, нагло вышли на улицы, объедая, обгрызая всё, что попадалось на пути, и давая многочисленные выводки - разносчики вируса - они скоро вогнали весь мир в эпидемиологическую катастрофу. Вымерли города, страны; материки обезлюдели... А Земля... Земля, скинув с себя омерзительные покровы, не скоро ещё нарядилась в яркие цвета, но вздохнула свободнее и заторопилась сменить всё наносное естественным, природным.
Неожиданно, будто по некоему приказу, закончилась череда природных катаклизмов; всё-таки люди оказались непонятливым народцем: Земле, как любой женщине, хотелось быть красивой, она испытывала нужду в том, чтобы её уважали, ценили, любили, а не относились как к данности, расходному материалу. Нефть, природный газ, другие полезные ископаемые, воздух, богатый растительный мир - она отдала всю себя, а в благодарность получила истощённую почву, загаженную атмосферу, бетонные коробки, что гнойными нарывами распространились по всему её телу. И не одним, так другим способом, но планета обязана была избавиться от пусть уродливого, страшненького, злобного и всё же своего родного дитяти на благо оставшихся, крайне малочисленных популяций животных, испытывавших гнёт, рабство и угрозу полного уничтожения от действий старшего, нерадивого брата.
Земля предупреждала, наводнениями, тайфунами, смерчами, ураганами, морозами, снегами в тёплых районах и дождём во время зимы, пожарами, раздутыми из малой искры, и убийственными смерчами поднятого взъярившейся стихией воздуха. Кричала. Никто не услышал... Она меняла климат и не могла не вести себя как обиженная мать, чей отпрыск слишком долго обделял её вниманием, избаловался, напроказничал и ушёл на сторону, забыв про все её заветы... Но как родительница, планета просто не имела права не позаботиться о других своих детках, а их и так осталось мало. Слишком мало...