Эжен Делакруа. Гамлет и Горацио на кладбище. 1839 год
Весь следующий день я размышлял на такие темы, как кто я, зачем я, тварь ли я дрожащая или мудак тупой, быть или не быть, и если быть, то - как и, опять-таки, зачем.
Ада ко мне не приходила. Если и приходила, то я ее не видел. Я лежал с перемотанными руками, предаваясь меланхолии и время от времени засыпая или уже привычно проваливаясь в небытие.
Мне никто не мешал. Иногда только приходили люди в скафандрах, молча меняли мне повязки и также молча уходили.
У меня кровоточили пальцы. Это было так странно... Ни нос, ни уши, что могло бы быть от перенапряжения, ни ладони, что, прости Господи, можно было бы принять за стигматы, а - пальцы. Кончики пальцев. Подушечки. Ранок на них не было. Кожа не трескалась. Но кровь сочилась из пор, невидимых невооруженным глазом - то сильнее, то слабее, то останавливалась, то снова текла - потихоньку, по капле... Меня опять обвешали приборами, но, насколько я мог понять, это им мало помогло в решении проблемы. Они брали кровь на анализ, возили меня на рентген и на МРТ, но - безрезультатно.
А вечером мне привезли мою Жертву... как-то язык теперь не поворачивается называть его Торквемадой или даже Инквизитором...
Жертва сидела в инвалидном кресле как на троне, упиваясь своим триумфом великомученика. Он знал, что ЭТО сделал я. И он знал, что я это знаю. И что знаю, что он знает. Поэтому смотрел на меня пронзительно и осуждающе.
Но это на меня не действовало, так как я и сам себя пронзал и осуждал.
- Вы, кстати, зря сюда прикатили, - долго не выдержал его присутствия я. - Вам покой нужен. И ингаляции. А то до пневмонии докатаетесь...
- Именно поэтому я и катаюсь, а не хожу, - возразил он. - Так меньше сил затрачивается.
Он закашлялся в платок. Я отвернулся.
- Зато на разговоры - больше, - пробубнил я. - Так что вам пока ко мне нельзя. Говорить вы все равно пока не сможете. То есть, много и связно. Да и думать над моими словами тоже. Вы сейчас заняты - вы кашляете. Да и я тоже не совсем свободен... - я приподнял руку, на которой снова начало расползаться кровавое пятно.
Он знаком приказал трансформерам сделать мне перевязку, они тут же засуетились, живо напомнив мне келлеровских интернов.
- Именно поэтому я здесь, - глухо ответила Жертва. - Пока я не выяснил, что с вами, предпочитаю быть рядом.
- Жалко что я не могу на вас жениться, - щелкнул я языком, - такая верность пропадает...
- Это не верность...
- Это предусмотрительность, я понял, - перебил его я. - Вам будет обидно, если я сдохну в вашем отсутствии - а вдруг я перед смертью передам вам дар? Или какой-нибудь секретный код? Что тоже интересно...
- Обидно, не то слово, - кашлянул он. - Именно поэтому я постараюсь не допустить вашей смерти.
- Отпустите меня, - неожиданно попросил я. - И я не умру.
Торквемада захлопал глазами. Я бы тоже захлопал, но не стал, только потому что представил, как это будет по-идиотски выглядеть. Но вообще я тоже не понял, к чему это сказал. И еще больше загрузился.
Что он мне отвечал дальше, я не слышал - я задумался, а потом как-то незаметно отключился.
- Вы не умрете, Алекс...
Она все-таки пришла. Но не на следующий день, а несколько позже.
Стояла и смотрела на меня, как Мадонна или Соня Мармеладова. А я чувствовал себя психованным студентом, замочившим старушку...
- Все умрут, - прохрипел я. - И я тоже. Каждый в свое время.
- Но ваше время еще не пришло...
- Ну да, именно поэтому я тут с койки не слезаю... Ада, я молодой мужик, мне положено не слезать с койки по другой причине! А я через день в отключке. Вам не кажется, что это ненормально?
Она села ко мне на кровать.
- Это началось еще в больнице, да? - деловито спросила она. - До аварии или после? Я имею в виду ту аварию, которая переполнила приемное отделение и заняла вас работой на трое суток.
Я попытался напрячь подзаржавевшие извилины.
- Мне кажется... где-то в процессе...
- Значит, в тот момент он был где-то рядом с вами... - задумчиво проговорила Ада.
- Он?
- Он подстроил аварию, а потом поехал в больницу, - она смотрела в пустоту, едва заметно шевеля губами. - И повлиял там на вас... Или нет. Он повлиял на кого-то из пациентов, что могло и послужить причиной аварии...
- Ада, простите, но я понимаю.
- Алекс, вы помните, как вам стало плохо, когда вы осматривали охранника? - в лоб спросила она.
- Это когда меня потом стошнило на ботинки вашего начальника? Помню, конечно. Такое не забывается.
- Он... Я имею в виду, охранник, в свое время попал под удар менталиста - предположительно того же самого, который пытался вас убить...
- Этот менталист тоже работает на вас?
- Не на нас, - опять этот взгляд в мозг.
Она как-то выделила последнее слово. Так, что это прозвучало не "не на нас, но мы скоро узнаем на кого", а... "не на нас, а на них" - то есть, на Торквемаду и прочих. На тех хозяев этого бункера, которые к загадочным "нам" не имели отношения.
Ада молча кивнула. Она все-таки видит мои мысли...
- Ада, а не вы ли тот самый менталист? - прищурился я.
- Нет, не я, - просто ответила она.
Ну да, конечно... Я посмотрел на повязки. Белые. Чистые. Но как только я подумал, на них тут же снова показались красные пятна.
- Алекс, не отвлекайтесь, - резко оборвала Ада цепь моих деструктивных размышлений. - Вспомните, тогда, в ту ночь... вам тоже было плохо?
Я постарался восстановить события, предшествующих тем злосчастным шести-тридцати утра, когда я разбил телефон в общественном туалете...
Обычный рабочий день. Несколько операций средней сложности - два удаления межпозвоночной грыжи, одна резекция желудка, пересадка сердечного клапана. Все проходит спокойно, я в совершенно нормальной форме и даже бодром расположении духа - настолько, что приглашаю Грэма к себе домой с целью познакомить с сестрой, которая приехала буквально на пару дней...
Я выхожу из операционной и вижу начало Апокалипсиса - приемная переполнена раненными и покалеченными, я отзваниваюсь сестре, говорю, что у нас форс-мажор и... начинаю работать в режиме нон-стоп...
- Вы можете вспомнить пациентов?
Я пытаюсь. Я помню руки, ноги, разорванные связки и артерии, ушибленные селезенки и пробитые легкие. И все это нужно восстанавливать как можно быстрее. Я работаю без перерывов, выныривая из одного пациента и тут же погружаясь в другого...
- Алекс, я не спрашиваю о том, как они выглядели, мне безразличны их имена. Вы можете вспомнить, какие они внутри?
Я... у меня начинает болеть голова. Я хочу поднести руки к вискам, но они в капельницах и бинтах. Я отцепляю капельницы, срываю бинты и начинаю остервенело тереть виски.
- Алекс, как часто бывает такое, что вы не помните пациентов? Не как личность, а... их внутренний мир?
Она попадает в точку.
- Никогда, - отвечаю я.
- Вы помните всех своих пациентов?
- Абсолютно. Я не могу точно сказать, в какой день была операция, так как на календарь у меня не очень хорошая память. Но если он попадет ко мне еще раз, я вспомню его с одного прикосновения. И, наверное, даже без него.
- А тех, что попали к вам в результате той аварии - не помните?
Я мотаю своей вконец отупевшей головой.
- Может быть... просто их было слишком много? - пытаюсь я как-то оправдать свою несостоятельность. - И потом - одно дело обычная операция, и совсем другое - экстремальная ситуация...
Ада пришпилила меня взглядом к стене, как опытный энтомолог - мотылька, даже не дав трепыхнуться.
- Виктор Красовский в одном из своих интервью упомянул, что первый раз увидел вас за работой, когда вы оказывали помощь жертвам землетрясения, - таким голосом обычно сообщают новости дикторы телевидения. Или в суде зачитывают приговор. - Вы тогда работали в команде спасателей?
- Не-не-не, я не работал в их команде, я просто сотрудничал с ними, - замахал я руками. - Какой из меня спасатель? Я врач. Они разгребали завалы, вытаскивали оттуда людей. А я оказывал первую помощь...
- Первую? - недоверчиво уточнила Ада.
- Ну... какую мог, - смутился я. - Понимаете, "скорая помощь" может взять на выезд ограниченное число аппаратуры. Даже если разбить походный госпиталь... все равно на доставку и установку техники нужно время. А не с каждой травмой можно до этого дожить. Не говоря уже о том, что многие пострадавшие были не транспортабельны...
- А второй раз он увидел вас на месте крушения самолета... А третий...
- Да, да, я работал со спасателями, - сдался я. - Им был нужен толковый доктор, который не жует сопли и быстро врубается в ситуацию. А мне...
- А что было нужно вам?
- Практика, - пожал плечами я. - И возможность доказать самому себе, что я не чудовище. Что мое проклятие может приносить пользу окружающим...
- Сколько вам тогда было лет?
- Я был студентом. Начал подрабатывать на "скорой", но понял, что там могут справиться и без меня.
- То есть, вы искали ту работу, где без вас не справятся?
- Скажем так, ту, где я смогу принести больше пользы.
Ада удовлетворенно кивнула.
- И примкнули к спасателям. Вместе с которыми ездили с одной чрезвычайной ситуации на другую.
- Ада, к чему вы все это говорите?
- То есть, тогда ваша работа не казалась вам экстремальной?
- Слушайте, я же сказал, тогда я был студентом, а студенты вообще безмозговые...
- Вы можете вспомнить тех пациентов, которых вы тогда спасали?
Я открыл рот и тут же закрыл.
Женщина... с раздробленной берцовой костью, разрывом связок и переломанной ключицей. Я соединял ей кости из мельчайших частей, которые так и норовили нырнуть в кровоток... Я помню, как с ними боролся, собирая этот чудовищный паззл, и как победил.
Мужчина с переломом позвоночника. Немолодой, но сильный. Несмотря на отшибленную почку и осколки в спинномозговой жидкости. Его мы тоже вытащили.
Как и ту беременную, с младенцем... вернее, с плодом. Первый раз в жизни пришлось лечить плод. И убеждать его, что ему еще нескоро предстоит родиться...
Хотя, конечно, не всех удавалось спасти. К одним мы опоздали, а на других не хватило даже моего дара. Я врач, но я не Господь Бог. У меня тоже есть свой предел... И это я понял тогда, еще при первом же вызове... Я до сих пор помню этих людей, помню их каждую клеточку... тех, кого спас, и особенно - кого спасти не смог. У каждого врача есть свое кладбище, и в моем - идеальный порядок. Могилки моих покойников тщательно ухожены, на них - ни царапинки, ни пылинки. Они всегда со мной, в моей душе и памяти, и если я не помню имен своих невинно убиенных, то все остальное я о них расскажу, не задумавшись ни на секунду.
Но я помню и живых. Всех. И не только тех, с которыми меня столкнула судьба на самом начальном этапе моей карьеры - понятно, что первые пациенты, как и первая учительница, не забываются никогда. В том-то и дело, что я помню всех, кого когда-то лечил. Что всегда бесило Нику - что я не помню лиц и имен своих ассистентов, но вот пересаженную несколько лет назад почку узнаю, даже не заглядывая в историю болезни - ни бывшего, ни нового ее хозяина.
- Теперь вы понимаете, о чем я? - приподнимает бровь Ада.
Я понимаю.
Я не помню ни одного человека, которого лечил в ту ночь... вернее, в те трое суток, начиная с той ночи. Только общие моменты. Помню, что были руки, ноги, ожоги, переломы... словом, все то, что обычно бывает при крупных авариях. Все эти люди сливались в одно стонущее покалеченное существо, тянущее из меня силы...
Да, мне было плохо. Но даже не из-за того, что я проработал трое суток почти без перерывов, хотя и это, конечно, тоже. Но плохо мне стало гораздо раньше - где-то на втором или третьем пациенте... Я только прикоснулся к нему, и...
- Да, у меня была та же реакция, как и на вашего "трансформера"... то есть, охранника, извините.
- Ничего. Что вы почувствовали?
- Что меня отторгают. Как инородное тело.
- Именно вас? Или что-то еще?
- Что-то еще. И меня в том числе.
- А вот этого не было? - она кивком указала на мои руки. Пальцы уже не кровили, но не понять, о чем она спрашивает, было невозможно.
- Нет, - сознался я. - Это реакция не на менталиста.
Она кивнула, уловив направление моей мысли.
- Алекс, не переживайте. Все в порядке.
- В порядке?! - завопил я. - Вы что, ничего не поняли?!
- Поняли, - спокойно подтвердила она. - И поверьте, ничего страшного в этом нет.
- Ничего страшного?! Я чуть не убил человека!
- Мы заметили, - так же спокойно пожала плечами она.
- Если вас это успокоит, скажу, что этот человек на вас не обиделся, - раздался за ее спиной голос моей неудавшейся жертвы. Ада недовольно поджала губы. Незаметно, но я это уловил. - Более того, он вас спровоцировал. Не самый умный ход, согласен. Но вы здесь не единственная увлекающаяся натура.
Я таращился на них обоих, не понимая, как мне на все это реагировать. Оба смотрели на меня ободряюще. Но по-разному. В его глазах читалось: "Алекс, не переживайте, все в порядке, рабочий момент...". В глазах Ады: "потерпите еще чуть-чуть, это скоро закончится". И мне очень хотелось верить ей. Может, потому что мне просто хотелось, чтобы оно закончилось? Потому что я не хотел таких вот "рабочих моментов"?!
- Вы же врач. Только не говорите, что у вас никогда не умирали пациенты, - усмехнулась Жертва, и моя совесть сразу же разжала челюсти, перестав терзать мою истекающую кровью душу. Душа воспрянула и заматерилась. Жертва снова стала Инквизитором.
- Умирали - да, - медленно проговорил я. - Только "не смог спасти" и "попытался убить" - это разные вещи.
- Ну да, - беспечно пожал плечами Торквемада, демонстрируя полное отсутствие инстинктов самосохранения. - Те, кого вы "не смогли спасти", умерли. Те, кого "попытались убить" - живы. Мне кажется, это существенная разница.
- Он что, действительно не понимает? - спросил я Аду. Та не шелохнулась.
- Алекс, не стройте из себя девственницу, - раздраженно ухмыльнулся Торквемада. - Эта сентиментальность вам не свойственна.
- Это не сентиментальность. Это принцип.
- Который вы нарушили, - парировал Торквемада. - Алекс, ну прекратите уже, в самом-то деле! Вы - врач. Хирург. Трупов насмотрелись достаточно. И не только трупов, но и сам переход из живого состояния в мертвое. Так что это вас шокировать не должно. Более того, вы сами неоднократно убивали - пусть и не специально. Непреднамеренно. А теперь всего лишь появилось намерение...
- Я. Никого. Никогда. Не. Убивал, - отчеканил я, чувствуя, как во мне снова что-то звереет.
- Да что вы? А пациенты у вас не умирали? Под вашим ножом хирурга?
- Умирали. Но я до последнего пытался их вытащить.
- А по вашей вине?
Удар был рассчитан, но цели он не достиг. Кошмар каждого врача - пациент, умерший из-за его врачебной ошибки. Проблема в том, что я этих ошибок не допускал. Не потому что я такой молодец - я физически не мог ее допустить. Дар не позволял...
- Нет.
- А как же врачебные ошибки? Что, ни разу не допускали?
- Нет.
- Что, серьезно? - на его лице появилось искреннее удивление.
Я усмехнулся.
- Алекс, вы меня пугаете. Еще чуть-чуть, и я поверю, что заполучил святого.
Я усмехнулся еще раз. До святого мне было примерно как отсюда - до мастерской моей матушки на каких-то там островах, куда она укатила с адамоподобным натурщиком писать рай с натуры.
- Вас так часто пытаются убить святые? - приподнял я бровь. - Ничего себе у вас карма... Я б на вашем месте постеснялся такое говорить...
- Я рад, что вы перестали стесняться и мучиться совестью. Как вы себя чувствуете?
- А вы?
- Как вы могли заметить, отлично, - заулыбался Торквемада.
- Сделайте глубокий вдох, - прищурился я.
- Ну, если не отлично, то вполне терпимо, - признался он.
- Дайте руку.
- Вы что, хотите повторить попытку?
- А вы что, боитесь?
Он раздраженно передернул плечами.
- Алекс, вам не кажется, что ловить на "слабо" - это ребячество?
- Ловить - нет. А вот вестись - да.
Он махнул рукой, прекращая неприятный ему разговор, и сел в кресло.
- Если хотите, можете курить, - кивнул я на столик с пепельницей. - Сигареты а ящичке.
- Спасибо, воздержусь, - скривился он и тут же раскашлялся. Ну вот, а то я уж удивлялся, как это он так быстро вылечился...
- Не хотите - ваше право, - одобрительно кивнул я. - Тогда я один покурю.
- Вы не могли бы с этим повременить? - попросил Торквемада, переводя дух.
- Чёй-то? - "не понял" я.
- Мне бы хотелось с вами поговорить...
- Говорите, - я протянул руку к прикроватной тумбочке, - я же вам не мешаю...
- Алекс, я еще не настолько здоров, чтобы...
- Так идите лечитесь, - пожал плечами я. - Я все равно никуда не убегу... - я развел руками, как бы невзначай коснувшись отцепленных капельниц и сорванных повязок.
Торквемада смутился.
- Я не боюсь, что вы убежите...
- Вы боитесь, что я умру? - просто спросил я. - Не бойтесь. Я постараюсь никого не убивать.
Торквемада машинально схватил зажигалку и принялся играться с огоньком. Ада взяла из прикроватной тумбочки чистые бинты и, коротко вздохнув, начала перевязывать мне руки.
- Алекс, вы не понимаете...
- Это вы не понимаете, - перебил его я. - Вы что, думаете, я не знаю, зачем вы меня сюда привезли? Зачем спровоцировали? Вам не надо, чтобы я кого-то там лечил. Вам надо, чтобы я убивал. Так?
Торквемада поморщился.
- Как же вам нравится делать из меня Злодея... - покачал он головой. - Мы же уже с вами вроде все выяснили - нам нужно изучить ваш дар, понять ваши возможности.
- Вы мне не ответили.
- Ну хорошо, - закатил он глаза. - Мне не надо, чтобы вы убивали. Мне надо понять, можете ли вы это делать. Вы довольны?
- А вы?
Он смущенно кашлянул.
- Пока об этом судить рано. Но о чем-то уже - вполне. Ну вот, например, мы поняли, что вы взаимодействуете с организмом человека без помощи подручных инструментов. Для взаимодействия вам достаточно одного касания. Но при необходимости вы можете обойтись и без него. Причем, взаимодействовать вы можете по своему усмотрению - вы можете как вылечить, так и убить. Словом, полостью берете контроль над телом субъекта. Учитывая, что вы здесь всего неделю, а мы уже столько всего узнали - да, я доволен.
Я внезапно почувствовал себя инопланетянином, попавшим в плен к дикарям, убежденным, что Земля плоская и держится на трех слонах.
- Что, вы скажете, я не прав? - заметив мое недоумение, спросил Торквемада.
- Да нет, что вы, всё так, - пожал я плечами. - А еще можно электронным микроскопом орехи колоть... Тоже неплохой результат будет...
Взгляд Инквизитора стал жестким и холодным.
- Алекс, вы не электронный микроскоп.
- Разумеется. Я - прибор гораздо более тонкий и менее изученный. Как инопланетная техника - непонятно кто ее сюда завез, откуда и зачем. Ко мне нет инструкции и сменных деталей. И вам совершенно непонятен принцип работы этого прибора - как он включается, что умеет, отчего ломается, и как его потом чинить. Но вы с остервенением колонизатора вторгаетесь на неизведанные земли, приспосабливая все вокруг к тому, на что способна ваша убогая фантазия. Вы находите древнюю амфору с загадочными письменами и справляете в нее нужду. Вы натыкаетесь на источник с живой водой и сливаете в него нечистоты. Вы получаете чудо-машину, которая может избавить человечество от болезней и смерти - и бьете об нее кокосы. И головы несогласных. И при этом вы упорно именуете себя исследователями, а свои цели считаете исключительно благими и направленными на развитие общества.
Торквемада откинулся на спинку кресла.
- Алекс, вы очень занятно рассуждаете. Вот только мы - не дикари.
- Конечно, не дикари. Я же сказал, вы - колонизаторы. Это диаметрально противоположные понятия. Колонизаторы как раз уничтожают дикарей вместе с их культурой...
- Алекс, замолчите! - не выдержал он. - Вам надо было не врачом становиться, а...
- Интересно, кем? - удивился я.
- Лектором, адвокатом, прокурором или ведущим ток-шоу...
- Да, там бы мой дар, конечно же, был бы более кстати, - саркастически заметил я. - Странно, зачем это я пошел в медицину? Даже удивительно.
- Дару, конечно, там делать было бы нечего, - кивнул он. - Но вот ваш язык нашел бы должное применение.
- Слушайте, вы так беспокоитесь о правильном применении моего языка, что мне даже неловко, - "смутился" я. - Ладно, не комплексуйте, я никому не скажу.
- Что?! Алекс, скажите, а если вам язык отрезать, вы сможете работать? - его, кажется, опять начало потрясывать.
- Что, я попал в точку? - расплылся я в подлой улыбке. - Вы действительно интересуетесь... А ваше начальство об этом знает?
- Алекс, вы что, бредите?!
- Нет. Пытаюсь прояснить интересующий меня вопрос. Почему это вас так нервирует? Мы же живем в современном мире, так? Так что в ЭТОМ ничего такого нет, правда ведь? Но вас это бесит. И вы, что самое удивительное, пытаетесь это скрыть. Но безуспешно. Во-первых, потому что начинаете нервничать там, где не надо... а во-вторых, потому что я - врач. Который держал вас за руку. И, - я сладострастно облизнул губы, - был у вас внутри...
Он, видимо, намереваясь на меня наорать, резко набрал в грудь побольше воздуха и, конечно же, закашлялся.
Я предвидел такую реакцию, более того, примерно этого я и добивался. Не обращая на него внимания, я уже более уверенно протянул руку к тумбочке, извлекая из нее сигареты и зажигалку. Пепельницу с тумбочки убрали, но искать ее мне было лень. Я откинулся на подушки, сунул в зубы сигарету, чиркнул зажигалкой - получилось только с третьего раза, руки совсем не слушались, - и с наслаждением закурил.
- Ой, простите, я же забыл, что вы не любите табачного дыма... - "спохватился" я, выпуская облачко в потолок.
Торквемада ответил мне новым приступом удушающего кашля и вылетел из комнаты.
Хорошо. Только жалко, что он не насовсем вылетел, а только в туалет. Хотя есть призрачный шанс, что его утянет какая-нибудь рептилия-мутант, вылезшая из унитаза, или доппельгангер из зеркала позовет в иную реальность, или охраняющие пороги крохотные тролли заманят в хитроумную ловушку, или просто его оттуда похитят инопланетяне, или... на самом деле, у меня было еще штук пятнадцать вариантов того, что могло бы случиться с Инквизитором, чтобы наши с ним дороги никогда более не пересеклись, но... но я решил не обольщаться. А просто, воспользовавшись его отсутствием, немного отдохнуть. И подумать. И покурить.
- Алекс, вам не стыдно?
Иногда мне кажется, что она - моя галлюцинация. Причем, не в какой-то конкретный момент, а - вообще, по жизни. Как Тайлер в "Бойцовском клубе". Она возникает в самые нужные моменты, как воображаемый друг, говорит проникновенно или, наоборот, молчит, заставляя меня размышлять вслух. И кроме меня ее никто не видит. Нет, в принципе, такое вполне может быть, особенно учитывая, что я - психически неуравновешенный тип, лишенный полноценной сексуальной жизни, да к тому же пребывающий в состоянии постоянного стресса. Вполне логично, что у меня рано или поздно должна была появиться воображаемая подруга - примерно такая, как Женщина-Кошка, Шельма из Людей-Икс или Черная Вдова. Героиня комиксов с рыжими волосами, пронзительным взглядом, стреляющая с обеих рук и исчезающая в облаке дыма...
Я закрыл глаза и ничего не ответил - если она моя галлюцинация, то и отвечать ей не обязательно. И вообще... Надо брать себя в руки. Пора научиться отделять реальность от вымысла. Я взрослый мальчик и как-нибудь постараюсь обойтись без Карлсона и его десяти тысяч люстр. Надо учиться думать своей головой, а не идти на поводу у глюков.
Надо отсюда выбираться...
Эта мысль стрельнула мне в висок, как пуля или приступ мигрени, так неожиданно и сногсшибательно, что если бы я не лежал, то наверняка бы упал.
Вторая мысль прогремела контрольным в голову.
Я здесь умру.
Это было так просто, естественно и неоспоримо, что я даже не испугался. Я просто осознал, что умру, медленно или быстро, безболезненно или мучительно, не знаю, но... именно так и будет.
И вот что интересно... Не то чтобы раньше я этого не предполагал. Я как раз предполагал, что меня убьют, что надо мной будут ставить эксперименты, несовместимые с жизнью. И я даже в какой-то момент отчаялся и перестал бороться... Ну, мне так казалось.
Но почему я перестал бороться на самом деле, я понял только сейчас. Не потому что впал в депрессию. Просто мне стало интересно посмотреть, что будет.
Я посмотрел. И увидел.
И то, что я увидел сейчас, мне не понравилось. Если раньше сюжетная линия моей жизни могла развиваться в нескольких направлениях, то сейчас - строго в одном. Тупиковом.
Так что надо было выбираться. Пусть не прямо сейчас. Но как можно скорее.
- Ада, вы здесь? - спросил я, не открывая глаз.
Она кивнула - я это почувствовал сквозь сомкнутые веки.
Мне показалось, что если я спрошу ее "Готова?" - она кивнет и взорвет все к чертовой матери. А потом будет прикрывать мне спину во время побега. И мы прорвемся... Ну, как это обычно бывает в кино ...
Проблема в том, что мы не в кино. Чтобы совершить побег, надо иметь возможность бежать. Или как минимум ходить. А я сейчас вряд ли смогу даже ползать.
Надо с этим что-то делать.
- Принесите мне горячего шоколада. Много. И какой-нибудь коктейль с протеинами...
Ее пальцы коснулись моей руки. Вернее, повязки. Я даже почувствовал себя раненным героем и уже хотел сказать что-нибудь такое слезливо-пафосное, но вовремя себя одернул.
- И еще заберите у меня сигарету. А то я сейчас ее выроню и сгорю к хренам собачьим, как герой какой-нибудь дебильной социалки о том, что нельзя курить в постели...
Забрала. Еще раз коснулась руки. Встала. Вышла.
- Ада!
Остановилась на пороге.
- И музыку поставьте какую-нибудь... попронзительнее.
Что-то она поняла. Потому что руки касалась почти траурно, а вот музыку ставить зацокала бодро. Понять бы еще, что она там поняла... Ох уж эти умные женщины... Они так нас понимают, как мы не понимаем сами себя. Это как психоаналитик. Ты к нему идешь, он тебя понимает и потом же тебе, идиоту, все про тебя рассказывает. То есть, расшифровывает все то, что в твоей же голове творится. Пообщавшийся со мной психиатр в свое время уволился и, кажется, сменил профессию. Не осилил. Потому что он не женщина. А для женщины все просто. Мне кажется, Ада меня разгадала в первые пятнадцать минут общения. Только вот делиться разгаданным не собирается.
Взвыла электрогитара, резко и внезапно. Ударили басы. Если бы у меня были соседи, они бы сейчас принялись стучать по батарее. Я глубоко вздохнул. Хорошо...
Не знаю, как это работало, но я почувствовал, как меня вливаются силы. Конечно, возможно, это плацебо, ведь человек от музыки зарядиться не может, хотя... ну зачем-то же ее пишут, так ведь?!
Моей руки коснулось что-то твердое и холодное. Пульт.
- Спасибо.
- Наслаждайтесь, - мурлыкнула она и зацокала за шоколадом.
Я еще прибавил громкости и впал в состояние, близкое к нирване. Правда, ненадолго - очень скоро я из него выпал. Потому что треклятый Инквизитор вышел из ванны, забрал у меня пульт и сделал тише.
- Отдайте, - потребовал я. - Это моя кислородная подушка.
- Я хотел бы с вами поговорить.
- А давайте вы проблемы своих хотелок будете обсуждать с сексопатологом или друзьями в кабаке. Я теперь вообще боюсь с вами наедине оставаться.
- Алекс...
- Слушайте, как мне еще донести до вас, что я не настроен на общение с вами? Я тут и надымил, и музыку включил на полную громкость... и вообще практически перешел в астральное состояние... Мне сдохнуть надо, чтоб вас не слышать? Или вы и тогда будете вызывать мой дух и задавать мне вопросы?
Торквемада нахмурился. Вернул мне пульт. Я снова закрыл глаза. И сделал громче.
Как отреагировал на мою выходку Инквизитор - не знаю. Вполне возможно, что никак. А может, стал прыгать по комнате, корча обидные рожи и показывая мне неприличные жесты. В любом случае, это осталось на его совести - нет, я, конечно, очень любопытный, но что-то мне подсказывало, что мое равнодушие разозлит его еще больше. Такого шанса упустить я, понятное дело, не мог. Да и устал я, к тому же...
А отдохнув, обнаружил на прикроватном столике чашку с шоколадом - ароматным, горячим, разве что не дымящимся.
И музыка играла совсем другая.
Классическая. Шопен. Прелюдии.
Я еле удержался от того, чтобы рывком не вскочить с постели.
Не то чтобы я не любил Шопена... Я искренне считаю его гением, и мне очень нравится его музыка, но... я очень редко его слушаю. Все-таки он лирик. А я чаще всего слушаю что-нибудь более агрессивное. Обычно мой плейлист забит роком под завязку, но иногда там находится место и для Бетховена... а также Скрябина, Рахманинова и даже Вивальди... Но Шопен там бывает редко. И потом, ну "Революционный" этюд - еще куда ни шло, но - прелюдии?!
"Квинтовый круг. Диезный", - мелькнуло в моей голове. - "Принцип построения прелюдий Шопена. Цикл прелюдий Шопена строится по квинтовому кругу. Помните, мы с вами говорили?"
Или я пересмотрелся в детстве фильмов про разведчиков, или...
Она поставила Шопена неслучайно. И фразу про этот треклятый квинтовый круг тоже сказала не просто так. Эта фраза еще тогда меня резанула по уху... Кстати, чем? Тем, что она внезапно стала мне отвечать мне формулами, да еще и на тот вопрос, который я задал ей черт знает когда, уже и сам забыл, о чем спрашивал...
Потому что я е об этом не спрашивал. Я не мог задавать ей вопроса о Шопене. Я и упоминать его не мог... Я упоминал...
"...А я могу перечислить навскидку почти всех итальянских художников Кватроченто вместе с их наиболее выдающимися произведениями или рассказать о драматургии прелюдий и фуг Баха, наиграв тему каждой из них на электрическом органе..."
Когда-то в прошлой жизни, еще до взрыва ее машины... до Большого Взрыва, уничтожившего мой личный мир, мы трепались с ней о бесполезности моих разносторонних знаний. Вернее, это я трепался. А она слушала. И наверняка думала, как это использовать...
А потом через какое-то время, уже здесь, в Бункере, внезапно ответила:
"...И еще я не знаю художников Кватроченто. И принцип построения прелюдий Шопена. И не говорю по-японски. Алекс, я обычная женщина".
Все бы ничего, но вот только я говорил о Бахе, а она - о Шопене. И все бы ничего - ну мало ли, оговорилась женщина, с кем не бывает... да и не обязана она запоминать весь этот словесный мусор, который я обычно вываливаю на людей в неисчисляемом количестве. И я бы не обратил на это никакого внимания.
Если бы она потом не припечатала меня этим квинтовым кругом - еще и намекнув с нажимом: "Помните, мы с вами говорили..."
Если бы сейчас она не поставила те самые прелюдии Шопена. Тот самый цикл. Двадцать четыре прелюдии. Построенные по квинтовому кругу...
Черт возьми, как это мне может помочь?!
Я почувствовал себя героем компьютерной игры - такого квеста, где герой попадает в совершенно непонятную ему реальность и шарахается в поисках выхода, собирая по ходу части загадочной головоломки и порой совершенно не связанные друг с другом предметы, которые на каком-то этапе поисков смогут ему пригодиться. Например, обрывки неизвестных фотографий, потрепанные перфокарты, ключи, не то от комнат, не то от ящика стола, не то от камеры хранения на каком-нибудь вокзале на другом континенте, шестеренки, бусины, фрагменты статуй, а еще тряпки, лестницу, садовые ножницы, топор и огнетушитель. И вот герой это все таскает с собой (без палева так, не привлекая внимания обитателей этого чудного места), спускается в подвалы, вторгается в секретные лаборатории, раскапывает могилы, переклеивает фотографии в семейных альбомах и обои в комнатах и, добывая информацию по крупицам из самых нетривиальных источников, раскрывает какие-то страшные тайны. Потом попадает в лапы маньяку, призраку или демону, но, правильно применив бусины, шестеренки и садовые ножницы, побеждает злодея, снимает проклятие, спасает девушку, друга или хомячка и уходит живым и здоровым, восстановив справедливость в отдельно взятом фрагменте этой ужасающей реальности... После чего тут же стирает всю эту ерунду с жесткого диска своего компьютера и загружает новый квест...
У меня аж руки зачесались от желания стереть это бездарное порождение фантазии явно больного на голову квест-мейкера. Сначала просто удалить, потом зайти в настройки компьютера, найти там "установка и удаление программ", найти там ее (если от нее что-то осталось), удалить насовсем и провести форматирование жесткого диска. А потом вытащить его, разбить молотком вдребезги, а потом эти "дребезги" собрать и сжечь. В мартеновской печи. Чтоб наверняка...
Найти бы только этот компьютер...
Компьютер!
Невидимый молоток стукнул меня по голове и разбил вдребезги события последних нескольких дней.
Мне нельзя здесь оставаться, потому что у меня там незаконченное дело. Оно осталось там, снаружи, на компьютере Леонарда, и я его помню! Да, я, тот самый псих, который не запоминает ничего, кроме человеческих внутренностей и историй болезни, помню, что что-то не доделал на компьютере!
