Я стояла в толпе любопытных, громко и возбужденно обсуждающих происшествие. Как обсуждают то, что тебя лично не касается. Как обсуждают те, кто в душе рад, что горе обошло его стороной.
Говорили разное, но все сходились в одном. И именно это я не хотела слышать.
Но, стоя среди них, не слышать их я не могла. Но могла им не верить.
Потом пришли мама с братом. Брат хмуро сказал: "Пошли". И я пошла.
Они шли чуть впереди меня. Мама тихо плакала. Брат вел ее под руку.
А я упрямо не хотела верить. И сдавленные мамины рыдания слышать не хотела. И не хотела идти с ними рядом.
- Девочка, девочка, - услышала я негромкий голос за своей спиной.
Я оглянулась. Несколько женщин, по-видимому, они шли за нами от самого пирса, знаками подзывали меня к себе. Я подошла, с тайной надеждой, что они сообщат мне то, во что я продолжала упрямо верить.
И обожглась, наткнувшись на их сочувствующие лица.
- Ты с ними? Эта женщина и ее сын, кто тебе?
Я подтвердила свое родство с горем. Хотя и не понимала, зачем это им нужно.
Так же, как не могла понять, зачем они говорят о каких-то людях, которые нас жалеют. Меня не надо жалеть. У меня все в порядке. Надо только поскорей уехать от этой толпы, от этого города, от этого, предавшего меня, моря.
Я не вникала в слова, остановивших меня женщин, и поэтому не сразу поняла, о чем они толкуют и зачем вложили в мою руку небольшой сверток. Я так отчаянно мечтала избавиться от их сочувствия, мешавшего мне вернуться в мою прежнюю жизнь, с улыбающимся папой и нашим предстоящим путешествием, что не сразу вникла в смысл сказанного.
- Это люди на пирсе вам собрали. Помочь. Мы не хотим тревожить твою маму. Ты сама ей отдай эти деньги...
Деньги? - Заметалось в моем мозгу последнее осмысленное слово. - Деньги?!
- Нет-нет, - рванулась я, протягивая обратно страшный сверток. - Нам не нужны деньги!
Они пытались что-то объяснить. Про всех людей, которые хотели, как лучше. Про их желание помочь нам, сиротам...
Сиротам?! - я с ужасом посмотрела на ту, которая произнесла это страшное слово, не имеющее ко мне никакого отношения.
- Мне папа не велит брать деньги! - выпалила я, вернув сверток.
- Что они от тебя хотели? - спросила мама, когда я догнала их с братом.
- Ничего. Просто так.
И мы пошли с нашим горем дальше.
Не знаю, что подумали обо мне эти представительницы пославшей их толпы. Как они потом, бедные, возвращали эти деньги тем, кто давал их от всего сердца, не зная иного способа выразить сочувствие нашему горю. Но они все равно бы не поняли меня, даже, если бы я могла объяснить им, про ту трёшку, которую папа заставил меня когда-то отнести обратно.
Правильно ли поступила я тогда, отвергнув помощь, не знаю.
Знаю только, что по-другому я поступить не могла. Я слишком хорошо помнила тот папин урок...