Аннотация: Ох, и давно же это было написано. Когда ещё мало кто называл этот жанр "фэнтэзи". Спасибо моим снам.
"СИЛОЙ ГЛАЗ И МЫСЛИ".
Многие этому верили, а многие считали это простой выдумкой, не основывающейся ни на каких фактах, и говорили мне: "Да, Лир, ты просто сказочник, - тебе бы писателем стать - и цены бы тебе не было!". Я слушал их упреки с улыбкой на лице, но и по сей день продолжаю рассказывать то, что пережил сам (поэтому-то я и улыбаюсь их словам).
Да, теперь я семидесяти шестилетний старик, который сидит у камина, грея свои болячки, и вспоминает прошедшую молодость. Да, правильно говорили, когда я был еще мальчишкой, что ничего в старости интересного нет. Я им верил, но теперь могу убеждаться в этом лишний раз каждый день. Я бы не сказал, что меня что-то гнетет, но иногда становится как-то грустно, что ты стар, а молодость прошла и назад не вернется. Мне по сей день доставляет удовольствие рассказывать детишкам о своих славных подвигах и приключениях, тем более, когда я вижу, что они слушают меня с нескрываемым интересом, не то, что их родители, которые говорят, что такого попросту не бывает. Эх, я бы мог им доказать это, но зачем, - лучше уж пусть они останутся убеждены в своей правоте - им будет спокойнее спать, да и вообще...
Тогда мне было двадцать лет и я, довольно-таки видный юноша, был в свите при дворе королевы Стефании, у которой, в свою очередь, была прелестная дочь, которой тогда только исполнилось девятнадцать. И её вот уже не первый год безуспешно пытались выдать за какого-нибудь принца, но, к моему счастью, принцы все были какими-то старыми и некрасивыми и принцессе не нравились, но, правда, не нравились и ее отцу-королю Гаалу.
Я говорю, что, к моему счастью, потому, что я тогда был безумно влюблен в принцессу Настасью, так влюблен, что это трудно передать простыми словами. Действительно, она была такой красивой девушкой, что красота богинь и нимф лесных (по сравнению с ее красотой) была, что металлическая роза в сравнении с розой живой. Она была как цветок: румянец на ее щеках был просто необыкновенного розового цвета, глаза глубже и синее неба, губки настолько чувственны, что ветер в сравнении с ними казался не нежнее камня, а ее длинные шелковистые волосы по цвету превосходили красоту солнца! Когда она улыбалась, а улыбалась она часто и вообще была очень веселой, я таял, как свеча, сердце мое стучало сильнее и сильнее, стараясь выскочить из груди и упасть к ее ногам.
Я ее любил безумно, а она, хоть и замечала меня и разговаривала со мной лучше, нежели с самым близким другом, не любила меня; она любила другого, во всяком случае, - сама так считала. Того - другого - я знал и мог, так как она встречалась с ним тайно, рассказать обо всем королеве, но я слишком ее любил и не мог допустить, чтобы она пострадала от моей нелюбви к тому, с кем она встречалась, а не любил я его именно за то, что она его любила. Впрочем, тут и так всем все ясно.
Я бы очень хотел оказаться на его месте. Но все равно, даже если бы Настасья меня и любила, ее мать никогда бы не дала возможности нам связать судьбы, потому что я был простой дворянин, а в Настасье текла королевская кровь; так что все пути к её сердцу были закрыты, но...
К середине лета намечалось провести ежегодный рыцарский турнир и на этот раз за обладание рукой и сердцем принцессы, то есть Настасью отдавали в жены победителю турнира. Решение отца было окончательным, и я понимал, что если не выиграю на турнире, то Настасью я больше не увижу. На турнире же должны были участвовать только принцы крови и, хотя я таковым не являлся, я решил принять участие в турнире, не чтобы завоевать Настасью, а чтобы на год отсрочить это безрадостное событие, когда бы ее отдали какому-либо принцу, а тем более не здешнему. План был прост; я выступаю в роли незнакомца - "Железной перчатки", а когда выигрываю и обман раскрывается, результаты турнира аннулируются, а следующий же турнир только через год. При этом меня не волновало, что после сделают со мной. Правда, я знал точно, что убить меня не смогут (я имею в виду, казнить), а вот заточить в старинном замке, об ужасах которого легенды складывались по сей день, могли, но решимость мою ничем нельзя было поколебать. Я собирался сражаться за правое дело - за свою любовь, а все остальное было не столь важно, да и жизнь без любимой Настасьи просто не имела никакого смысла: что я без нее - ничто!
Целую весну я готовился к турниру. Отец учил меня фехтовать и держаться в седле и, так как у меня было огромное желание победить, вскоре я сумел выбить из седла своего отца - самого славного рыцаря во всем королевстве. Когда же пришло время ехать на турнир, отец подарил мне свой меч, крепко обнял меня и произнес следующие слова, которые я запомнил на всю оставшуюся жизнь, - это были его последние слова.
- Сын мой, ты едешь сражаться за правое дело, и я понял, что вырастил настоящего мужчину, который может отстаивать свои взгляды с мечом в руках, когда словом уже не поможешь. Благословляй врагов своих и помни, что только тогда ты можешь добиться желаемого, когда очень этого хочешь и веришь, что добьёшься. Воплощай желаемое в жизнь только через мысли, а когда необходимо - и через действие. Прощай навсегда, и помни, что жизнь твоя будет нелегкой и опасной, в ней будет место подвигам, приключениям и огромной любви! Больше мы не увидимся.
Отец, действительно, знал, что говорил. Он был прав во многом, если даже не во всем. И когда я уезжал, он знал, что это последний раз, когда он меня видит, и что скоро он умрет. Впоследствии я узнал, что отец умер в тот день, когда меня замуровали навечно в замке "Смерти", и что был он тихо и мирно похоронен моим дядей, а его братом Михаэлем, с которым я потом, через двадцать лет, как раз перед его смертью, встретился и помог его почти разорившейся семье.
День выдался хмурый, солнце спряталось за тучи, и по всему было видно, что вечером будет дождь, но пока шел турнир, дул только сильный ветер, который мешал рыцарям разгонять своих коней до той скорости, с которой можно было выбить противника из седла даже легким движением. Приходилось полагаться только на свои силы и свое мастерство. До самого конца турнира лидером был принц Роберт, который сразил уже пятнадцать желающих обладать рукой юной Настасьи. Роберт был обаятельным, но жестоким молодым человеком. Ему было всего восемнадцать, но душа его была ужа полна ненавистью ко всему живому на этом свете. Настасья ему была не нужна, ему нужны были только деньги, которые Гаал отдавал в приданое дочери. В народе говорили, что Роберту помогают злые духи, но я в это не верил.
- Ну что, доблестные рыцари, неужели больше не осталось желающих завоевать руку и сердце моей прекрасней дочери Настасьи, - обратился Гаал к приехавшим на турнир, но желающих не было, отчего Гаал сильно помрачнел, а Роберт только жестоко усмехнулся.
- Я желаю победить Роберта! Я -рыцарь в маске-"Железная перчатка", - сказал я и выехал на середину поля брани под одобрительные вздохи приглашенных и облегченную улыбку самого короля.
Битва была не очень долгой. Мы столкнулись на копьях на скаку и, когда я наконец выбил Роберта ИЗ седла, мы стали сражаться на мечах, стоя обеими ногами на сырей земле. Роберта сложно было унять, он успокоился только тогда, когда я стоял над ним, лежащим на земле, держа меч у его горла.
- Да здравствует "Железная перчатка"! - кричала публика и видно было, что я им понравился. Король сделал знак и все утихли.
- Откройся нам, о, рыцарь в маске. Кто ты есть на самом деле, принц или король?
- Я разочарую вас -я ни то и ни другое, - сказал я, снимая маску и слезая с коня.
- Лир, это ты? - удивился Гаал, меняя выражение лица на противоположное. Публика также была удивлена и без конца охала и ахала, не зная, что и думать.
А дальше случилось то, на что я и рассчитывал: результаты турнира были аннулированы из-за того, что выигравший не принц крови, а я за нарушение королевских законов должен был быть заключен навечно в замок "Смерти" - месте унылом и непривлекательном.
- Настасья, я тебя люблю! - кричал я, когда меня под конвоем уводили G поля боя, и я видел, как у принцессы проскочила едва заметная искорка в глазах. Роберт был доволен исходом сражения, король сердился, что его дочь еще целый год так и не будет замужем. Настасья горько плакала, глядя на меня, а приглашенные только вздыхали.
Вечером того же дня стена замка "Смерти" была пробита, чтобы замок смог поглотить меня навечно. Не скажу, чтобы я был слишком уж расстроен тем, что исчезну навсегда из жизни и с глаз людских долой, но сердце мое сильно билось в предчувствии чего-то необыкновенного. Стену замуровали опытные каменщики нашего королевства, пожелавшие мне выжить в борьбе с крысами, и над головой моей, как и вокруг меня, до конца моей жизни должен был царить непроглядный мрак, с чем я уже давно смирился. Итак, я остался наедине сам с собой и с крысами, которые, по словам начальника охраны, должны были меня скоро сожрать. Но пока этого не произошло, я должен был распределить все свое свободное время, чтобы мне не было скучно. Первым делом я затеял тренировку с фамильным мечом, который был мне любезно и милостиво оставлен, - мечом, увы, стену не проломишь. По окончании же тренировки, я вложил меч в ножны и предался размышлениям о своем безрадостном будущем и, как ни прискорбно сознавать, заснул за этим довольно-таки интересным занятием.
Когда я проснулся, на дворе уже должен был стоять день, но сквозь стены замка солнце не проникало. Крыс я не увидел, зато по мне ползала маленькая белая мышка. Я уже начал привыкать к темноте и различал два цвета - это уж точно: черный и белый. Хотя, может быть, мышка просто светилась в темноте, - сейчас я уже ничему не удивлюсь. Мне пришла в голову интереснейшая мысль, как мне казалось, я хотел проследить, куда эта мышка побежит, поразвлечься, а заодно и обследовать замок, что я и сделал.
Замок, точнее те его части, которые представлялись моему взору, оказываясь у меня с моей маленькой Дэзи (так я назвал мышку) на пути, не представляли собой ничего необычного: старые унылые стены, неинтересная архитектура, плесень, сырость, паутина и кости, оставшиеся от прежних его постояльцев. Дэзи, маленькая и забавная, бежала, на первый взгляд, как-то смешно, а на второй - странно. Она как будто вела меня по какому-то лабиринту. И наконец мы куда-то пришли. Это была огромная зала с камином, который не зажигался уже сотни лет, столом и стульями посередине.
- Здравствуй, о, бесстрашный Лир, благородный и смелый. Проходи. Я давно тебя жду. Садись за стол, - возник ниоткуда голос, который по звуку напоминал голос старого человека.
- Здравствуйте. Но кто вы? - удивился я, не видя никого перед собой. От стены отделилась тень, которая подплыла ко мне, взяла меня за руку и проводила до стола. Мне было чуточку странно не почувствовать в своей руке руку незнакомца, его руки как бы не существовало.
- Я сэр Анри Клавдий Неаполитанский. И очень рад с вами познакомиться воочию. Хотя я вас давно знаю, но видеть мне вас физически но приходилось. Очень рад встрече!
- Как, вы и есть тот самый Великий Анри Неаполитанский, выигравший знаменитую битву при Креоне? Но это невозможно. Этого попросту не может быть. Как?..
- Вы удивлены. Да, тут есть чему удивиться. По вашим меркам я просто легенда, меня уже нет. Вы хотите сказать, что битва при Креоне была триста лет тому назад? Вы абсолютно правы, но это ничего не значит. По людским понятиям, я уже давно умер?
- Да, и об этом есть запись в метрической книге.
- Это глупость. В Библии сказано: не верьте глазам своим, не верьте ушам своим. Хотя в одном вы правы: вы не почувствовали моей руки?! Да, у меня нет ни рук, ни ног, ни всего остального. Я призрак, но я реален, иначе вы бы не разговаривали здесь со мной. Только не дрожите от страха, я не причиню вам вреда, напротив, вы мне нужны и жду я вас здесь уже около ста лет. Кстати, спасибо Дэзи, что она все сделала, как надо, ведь это она привела вас сюда. Теперь она мне во всем помогает вот уже второй год. Итак, вы хотите выбраться отсюда на свободу, к солнцу и очаровательной юной Настасье. Я о вас все знаю, можете не стесняться.
- Да, хочу, потому что...
- Я все знаю. Можете не тратить, время впустую, рассказывая мне вашу историю, потому что я всё о вас знаю, и даже то, чего вам пока знать не дано, но это только пока. Значит, вы хотите на волю, но готовы ли вы к испытаниям, которые выпадут на вашу долю, готовы ли вы потратить без малого пять с лишним лет вашей жизни на то, чтобы отсюда выбраться, но не просто выбраться, а выйти человеком всемогущественным, готовым править всем миром. Хотя, что я спрашиваю...
- Да я готов. В любом случае, лучше что-то делать, а не сидеть здесь, сложа руки и ожидая прихода смерти. Но как я смогу отсюда выйти, ведь стены непреодолимы и несокрушимы?
- Э, есть кое-что помогущественнее стен. Есть на Земле вещи, способные противостоять целому королевскому войску. Я говорю о магии и философии ее, доставшимся мне по наследству от моего учителя, который был триста пятьдесят лет назад заточен в этом замке. Передав мне свое могущество, он рассказал мне о тебе, и отправился в вечность, на встречу с Богом или с Сатаной. Я же не хочу ни на небо, ни к людям, потому что на небе неинтересно, а людей я презрел за их низость. Я счастлив, что могу быть хозяином этого замка и сотни лет размышлять. Да и Бог не возьмет меня, наверное, наверх, потому что я грешен, хотя сейчас и совершаю добро. Но запомни навсегда, что никому не дано знать, что есть добро, а что - зло. А люди - существа лживые, низкие и эгоистичные. Потому я и не пошел к людям обратно, когда стал могущественным, хотя мог спокойно разрушить стены замка. "Нет, - решил тогда я, - останусь лучше здесь навсегда - пользы будет больше". Лучше творить добро, потому что зла на свете и так слишком много и оно сильно. Но возвратимся к тому, с чего начали, вы хотите на свободу и не пожалеете пяти лет жизни, чтобы стать магом?
- Да, не пожалею. Но раньше я во всё это не верил.
- Я могу вас ни о чем не спрашивать, потому как мне заранее известно, что вы скажете, равно как я знаю, что вы думаете, но я должен соблюдать традиции. Я посвящаю вас в свои ученики, и дай Бог, чтобы вы знали столько же, сколько знаю я, ведь вам придется очень трудно. Интересно то, что каким бы хорошим ни был ученик, но он никогда не будет знать столько же, сколько знает его учитель, - очень жаль. Но надеюсь, что вы станете прекрасным магом, который сможет противостоять силе зла. Зло вездесуще, как вездесущ страх-это первоосновы мира, но мир может быть и светел, просто к этому никто не прилагает никаких усилий. Все живут только для себя. Живи для других, о, мой мальчик, и тебе будет дано то, что не дано другим. Твори добро. Урок первый: нет оружия сильнее мысли. Ничто по силе не сравнится с верой...
Таким образом, за философскими размышлениями, беседами и тренировками глаз, рук и навыков стали мирно течь дни моего заточения. Наука была сложна в восприятии, но я понял, что отец в свое время создал мне основу, опираясь на которую, я мог не запутаться в сложном мире философии оккультизма и практической магии. Господи, удивляюсь, сколько люди не могут узнать в своей жизни, сколько не могут сделать, о скольких вещах не имеют представления! Анри Клавдий, конечно, не был величайшим, но знания, которые были у него на вооружении, были достойны звания великой науки и не могли быть переданы кому угодно, а тем более человеку злому, который использовал бы их в корыстных целях против людей. Эти знания также не мог воспринять кто угодно из людей бескорыстных, но (благодарение судьбе) я мог стать их обладателем. Я не говорю о том, что я был каким-то необычайным человеком, - за время моего обучения мне было привито чувство меры, скромности, но и чувство собственного достоинства им не уступало. Стоит еще упомянуть о том, чему я там научился, чтобы у слушателей сложилось полнейшее впечатление о преимуществах тайных наук. Кстати, стоит упомянуть и о том, что в те годы еще не допускались тайные знания и запрещалось всяческое их изучение и распространение, а люди, нарушающие эти законы, приговаривались к смерти на костре, но часто на кострах горели не те, кто этого заслуживал...
А теперь немножко о тех вещах, которые я научился делать в процессе своего обучения. Например, однажды был случай, когда к нам в замок замуровали простого крестьянина, - но в целом - ни за что; за то, что он не захотел отдавать львиную долю своего урожая прислужникам Гаала и вступился за свое имущество с граблями в руках. У него была сломана нога, два пальца на правой руке, он был в синяках и кровоподтеках. Разумеется, я его полностью вылечил за два дня, а после выпустил на свободу через переход сквозь пространства и вдобавок дал ему немного денег, потому что его семья нуждалась и могла бы умереть с голода. Да и вообще, за эти пять лет, которые я провел в замке, мне с Анри Клавдием приходилось часто выпускать на волю каких-либо случайно залетевших "птиц", я имею в виду безобидных граждан, которых сажали в замок за какие-нибудь мелкие проступки, раздуваемые дворянами и солдатами до жутких преступлений.
За последнее время я стал понимать, что и сам Гаал и его жена Стефания очень плохо управляют как нашим государством, так и нашим народом, и то, что они не такие добрые и справедливые, какими на первый взгляд казались. И это навело меня на мысль, что необходимо будет навести порядок в Тилинии, как только я отсюда выйду, о чем и сказал в свое время Анри Клавдию.
- Зачем им помогать? - спросил Анри, - разве они сами не избрали себе эту участь, разве они делают хоть что-нибудь, чтобы это изменить? Нет! Они ждут. Может быть, я и жесток и, может быть, я поступаю неправильно, но, если ты хочешь что-то изменить, то действуй один, я ничего не хочу делать для тех людей, которые в свое время меня предали и допустили мое заточение в этом мрачном месте.
- Да, но не забывайте, что это было триста три года назад и люди за это время могли измениться. И почему же тогда не помочь людям.
- Если вам так хочется, то я буду это делать один, - сказал я Анри Клавдию, - но, конечно, вы во многом правы.
С этого дня я больше его не уговаривал, а продолжал постигать науку, из-за которой сюда, по словам Анри, тогда и попал. Временами мне казалось, что я здесь буду находиться вечно, но я не хотел расставаться с моим учителем, потому что еще не пришло время, а с другой стороны, видимо, было что-то, о чем учитель не говорил и что мне еще нужно было узнать. Правда, я не терял времени даром. Например, я научился распылять свое тело в пространстве что у простых смертных называлось становиться невидимым, но, увы, без помощи кольца с камнем из гнезда мифических птиц. Я научился вызывать души умерших, и именно с их помощью я узнавал о том, что происходит с моей любимой Настасьей. А то, что с ней происходило, требовало от меня решительных действий, но я очень хорошо помнил изречение призрака:
- Если хочешь жить - живи, если хочешь любить - люби, если можешь действовать - действуй. Но помни одно: существуют вещи необратимые, и не в нашей власти изменять их. А любя, никогда не теряй головы и не делай необдуманных поступков. Любовь - это великое чувство, потому и требует от нас серьезных и умных решений. С Настасьей у тебя все получится, хотя никогда не старайся предсказывать сам себе, иначе ты сделаешь свою жизнь необратимой, а тогда тебе её будет не изменить, а так - судьбы не существует, никогда не верь в первородное предопределение.
Я с полной серьезностью относился к тому, что он сказал, а точнее, я полностью в это верил и действовал согласно этому. А все-таки для меня было очень трудно сидеть сложа руки и я делал то, что мог. Через год после моего заточения состоялся новый рыцарский турнир за обладание рукой безвольной Настасьи и ее приданым. Роберт, естественно, был там и стал победителем турнира. Вот тогда-то мне и пришлось начинать действовать, чтобы предотвратить многое не желаемое, а точнее - сделать то, что от меня было необходимо. На поле боя я не мог помешать Роберту, потому что он был под защитой своего колдуна, о котором мне рассказал призрак Анри, и я видел тот черный заслон, ограждавший рыцаря Роберта со всех сторон. Я вспомнил разговор о "злых духах". Беспрепятственно Роберт увозил Настасью, смирившуюся со своей судьбой, в Антию, в свой родовой замок, чтобы навечно отлучить ее от свободы. Так что ее бывший возлюбленный Седу остался с носом, но ничего не пожелал сделать, чтобы вернуть Настасью. Но кроме того я слышал, что он просто перетрусил, когда еще до поединка Роберт пообещал его заколоть при любой возможности. Седу бежал к своим далеким родственникам в страхе и смятении, боясь смерти. И теперь Настасья была в руках Роберта в его замке. Это могло бы закончиться плачевно, если бы вовремя не вмешался я.
Колдун Роберта Сандвера был могущественным, но знания его были гораздо меньше, чем у меня. Ко всему тому же я убедился, что лучшая защита - нападение, и нападал раньше, чем Марко-колдун успевал это предвидеть. Если Роберт хотел приблизиться к Настасье, и как только он подходил к двери ее спальни, я насылал на него головные боли, от которых он корчился и падал почти замертво, а потом Марко неделями лечил его в постели. Но убивать я его не хотел и не мог - у меня был собственный кодекс, запрещавший убийство практически безоружного человека, ведь против меня он был бессилен.
Так продолжалось в течение нескольких месяцев, когда я досаждал незримо врагу добра - Роберту. Он ни о чем не догадывался, но однажды, по каким-то непонятным причинам, он решил с головой окунуться в черную магию, которой его стал обучать Марко, а затем и вовсе пригласил к себе именитого обладателя "Черной книги", общавшегося с потусторонним злом и творящим зло здесь, на земле, лордом Гран фон де Герблэком - графа Стенбери Дакка. Стенбери прославился своими деяниями, как и Герблэк, на земле десяти объединенных королевств. Его ненавидели, но боялись и не находилось ни одного мага или посвященного, кто бы смел ему перечить, а тем более выступать против этого великого мага. Можно было только предполагать о том, чему Стенбери научит новоиспеченного ученика. Самое главное, что нравилось Роберту, это то, что его учитель не брал денег, а взял у него лишь маленькую толику, о которой он - Роберт-не знал и которая в сущности была ему не нужна - он взял его душу, чем и скрепил договор, подписанный кровью. Теперь Роберт становился опасен, - он перешел границы обыкновенного бездействия и становился достойным противником, но до моего уровня ему все равно было еще очень далеко...
В целом, пять лет пролетели, как одни день, и приходилось расставаться с Анри Клавдием, хотя мне почему-то делать этого не хотелось, а с другой стороны, меня тянуло к Настасье, которую я не видел целых пять лет. И было огромное желание истребить все то зло, которое столь прочно въелось в землю нашего королевства, да и других королевств тоже. Больше с Анри мне не суждено было свидеться, потому что он этого не хотел, но напоследок он меня благословил на добрые дела, что мне придало дополнительные силы. Он посмотрел мне в лицо и сказал:
- Я верил, Лир, что ты станешь хорошим человеком, я верил в то, что ты будешь хорошим учеником, и ты впитал в себя все то, что я хотел тебе передать. Я буду верить и в то, что ты победишь. Вера - это то оружие, которое посильнее и покрепче мечей и копий, - это то, что дает нам силу, перед которой сила тысячи солдат ничто. Ты будешь верить в самое главное - верить в себя и никогда не забывать о той цели, для которой ты родился. Она всегда в тебе, у твоего сердца, и, следуя ей, ты многого добьешься. Будь счастлив!
И призрак Анри растворился в полутьме замка. Я мысленно поблагодарил его за все, что он для меня сделал, и направился в тонопроход между мерностями, дабы сразу оказаться в замке Сандверов.
Мне не нужно было строить какие-то хитроумные планы и много думать - у меня были вера и любовь, а также тайные знания призрака Анри Клавдия. Я не хочу вдаваться в описания той мрачности и черноты, которые я там увидел.
Я стоял посреди огромного зала и ожидал, когда хоть кто-нибудь в нем появится, а конкретно, я ждал рыцаря Роберта. Но, увы, мои ожидания не были удовлетворены, потому что моему взору предстал никто иной, как Марко.
- Знаю ли я вас, незнакомец, или не знаю, - сказал он мне, - но в любим случае я ощущаю в вас опасность. А теперь назовите себя и скажите: зачем вы сюда пожаловали?
- Я - Лир, можешь так и сообщить своему черному хозяину. А теперь я посоветую тебе, преданный пес зла, отойти в сторону и не чинить мне препятствия, если ты не хочешь отправиться в страну вечной ночи. Итак...
- Как ты смеешь, человечишка, оскорблять меня-придворного колдуна третьего крейцера Марко Иделео. Ну что ж, готовься отправиться туда сам.
Я не стал отвечать ему, чтобы не затягивать разговора, который с этим колдунишкой был у меня и без того большим, и стал ожидать нападения. Первое, что я в себе почувствовал- это то, что потолок стал к моей голове гораздо ближе и начал давить мне на темя, стараясь прижать к полу. А потом сотни иголок, которыми пользуются швеи, стали вонзаться мне в тело со всех сторон. Если бы кто-то посмотрел на это со стороны, то увидел бы, что потолок стоит на месте, равно как и не существует никаких иголок. "Ладно, ты подписал свой приговор. Марко", - подумал я. Я освободил свою голову и превратил иголки в большие мечи, которые и отослал обратно Марко. Он попытался сопротивляться и закрыться от них щитом, но его попытка не удалась ни на толику, - куда ему было биться со мной. Он закричал от боли, когда один за другим мечи стали вонзаться в его тело, а он терял силы и все ниже пригибался к полу. Изо всех его ран струился свет, но простой человек ничего бы не увидел, а мы с Марко это видели. Наконец мечи пропали, а свет, который струился из ран, стал разрывать Марко на части, и в конце концов он рассыпался на сотни тысяч блестящих искр, которые я тут же потушил тьмой и отправил с порывами ветра в разные стороны света, - Марко стал не опасен.
Теперь предметом моего поиска был Роберт.
Я мог отступиться, но к счастью, я кое-что знал о подвалах и подземных этажах этого здания, о которых даже не догадывались окружающие, но в которых очень часто находили последний приют богатые инфанты, купцы, и в которых хранились все несметные сокровища, доставшиеся ему нечестным путем.
Здесь-то, в одном из длинных залов я и встретил Роберта, который сначала немножко удивился, а потом расплылся в одобрительной улыбке и захотел было меня по-дружески (дружба, естественно, была поддельной) обнять, но я отстранил его.
- Да, да, да, старина Лир. Не удивлен, а уважен. Я знал, что ты жив, я просто не мог поверить, что такой доблестный юноша, как ты, превратившийся теперь во взрослого мужчину, просто так мог сгинуть в каком-то старом заскорузлом замке. Очень, очень рад, что ты пришел. Ты знаешь, я на тебя не в обиде за то, что ты меня победил тогда. Напротив, тогда ты заставил меня подумать о том, что мне-то семейная жизнь не к лицу. Ну, проходи, проходи; мы сейчас с тобой, как старые добрые друзья, закатим пышный обед по поводу твоего воскресения, будем веселиться и пить амбру.
-Ладно, хватит гримасничать. Ты отлично знаешь зачем я сюда пришел и то, что я не собираюсь отравляться на тот свет из-за отравленных напитков. Я пришел сюда за Настасьей и не уйду, если не заберу ее с собой. Мне всё равно, если придется жертвовать тобой ради этого. Ты мне не опасен, поэтому можешь продолжать жить, а тунику отмщения пусть надевают на себя оскорбленные и убитые тобой. Проведи меня к ней или мы с тобой будем биться насмерть в этом зале, а потом я найду ее сам. Ты понимаешь, что я должен победить.
Не говоря ни слова, Роберт поменял выражение лица с поддельной улыбки на неподдельную злость и сжал руки в кулаки. На моих глазах он переоблачился и, когда туман, окутавший его, рассеялся, передо мной в стойке Ники стоял хорошо вооруженный рыцарь с мечом в руках.
- Видит Бог, я не хотел твоей смерти, - сказал он, - а теперь ты умрешь, но это будет не моя вина. Умри!
С этими криками, окруженный черным куполом зла, он ринулся на меня. Я был наготове и взглядом остановил его на месте и волной с силой отбросил его обратно. Он упал на пол, но в то же мгновение встал и пошел в новую атаку, размахивая мечом у меня перед носом. Я отступал к другой двери, ведущей из зала, а меч Роберта, который мог убить меня уже сотни раз, будь я нормальным человеком, проходил сквозь меня. Я был призрачным, но постепенно он начал меня материализовывать, чему его, видимо, научил Дакк. Последний удар частично задел мою ногу и из неё фонтаном хлынула кровь. Всё, пора было прекращать играть в поддавки. Я туг же залечил свою ногу, а Роберт опять был отброшен к противоположной двери и поднимался на ноги.
Я его не видел, а только чувствовал, - я был им. На минуту мы замерли, а затем бросились навстречу друг другу. Я представил в своей руке меч, которого на самом деле не было, и, ухватившись за него второй рукой, стал держать его над головой. По мере того, как мы приближались, вера моя росла, как и росло мое мастерство владения мечом. Я устремился вперед так, что мы могли столкнуться только на бегу. Роберт с силой выкинул меч вперед, желая меня пронзить, но я отбил его выпад и с разворота ударил его мнимым мечом в живот на срез. Роберт попытался отбиться, но тут я в упор посмотрел на него, и мой меч, срезавший его меч, как нож масло, разрубил его почти напополам. Простояв в оцепенении несколько мгновений, Роберт упал, испустив дух, а я только здесь скинул с себя напряжение и распрямился из последней стойки, из которой был нанесен удар. Роберт был мертв и занятия магией ему не помогли - он в нее практически не верил, в отличие от меня!
Оставалось только найти Настасью и возвратить себе родовое имение, состоявшее из нескольких строений, отобранное Гаалом для своих подопечных после смерти моего отца.
Это не заняло много времени, и через минуту я уже стоял перед дверью тех покоев, в которых она находилась со времени своего заточения в замке Сандверов. Сердце мое бешено билось в груди, а перед глазами расстилался розовый туман, и голова отказывалась думать о чем-либо, кроме как о ней. Но все мои ожидания были оправданы с лихвой.
- ...Лир, это ты?! - закричала заплаканная Настасья и по лицу ее пробежала буря чувств, которые невозможно было передать на словах, но я все прекрасно видел. Она хотела мне что-то сказать, но язык, ее не слушался, он застыл, но я слышал ее внутренний голос. Боже, как она изменилась и как похорошела за эти пять лет. Ее лик достоин был кистей самых прославленных мастеров искусств. Но наряду с этим, моя будущая прекрасная супруга была сама добродетель - безупречна во всем. И даже с Седу, кроме прогулок по аллеям, у нее ничего не было. И неужели я мог не любить такую девушку; наверное, я был бы ужасным лицемером и самохвалом, если бы я ее не любил и если бы я ее не защитил тогда, когда она требовала защиты. Она кинулась навстречу и крепко меня обняла, рыдая от радости и ежеминутно всхлипывая у меня на плече.
- Настасья, моя милая Настасья. Не плачь, разве ты не видишь, что я жив и здоров, а самое главное - мы вместе, снова вместе!..
Я целовал ее горячие губы и все крепче прижимал к своей груди, чтобы лишний раз удостовериться в правде увиденного. Да, это была страсть, это была любовь, от которой не спастись ни красавцу, ни уроду, ни карлику, ни великану, ни дураку, ни умному, ни королю, ни нищему,- настолько она всесильна над людьми, насколько они беспомощны пред нею. Это было мое первое и последнее самое сладкое поражение. Она меня любила так же, как и я любил ее.
Иногда вечность настолько мала, что ее не хватает. Хотя эти мгновения были не меньше ее, но все же и им пришел конец, а положил его никто иной, как сам граф Стенбери Дакк, появившийся тогда, когда его меньше всего ожидали. Я был выбит из колеи нежностями Настасьи и теперь нужно было снова приходить в себя, но мы уже сидели за четырьмя стеклянными стенами, выйти из-за которых было очень сложно. Кто-кто, а сэр Стенбери очень хорошо подготовился к моему приходу, потому что знал об этом, а моя же бдительность была усыплена слабостью Роберта. Мы были в ловушке. Возникли светящееся и жужжащее световое кольцо , которое начало вокруг нас сжиматься. "Силой глаз и мысли",- вертелись у меня в голове фраза. Я посмотрел на кольцо и стены. Все стены рассыпались на мелкие осколки, а кольцо растворилось. Тогда, сам не знаю почему, я взял Настасью и бросился бежать.
Стенбери стоял на месте и не собирался никуда двигаться, а двери, к которым мы бежали с силой захлопнулись. Я остановился на секунду и, в упор смотря на двери, попытался их открыть. Как будто ураган пронесся по залу, он распахнул их, равно как и все двери, которые были за ними, и взору нашему предстал бесконечный коридор, состоящий из пустых залов и дверей, по нему мы и бросились бежать вперед без оглядки, и, как только мы выбегали из очередной двери, она тут же захлопывалась у нас за спиной. Конечно, это не могло продолжаться до бесконечности. Со Стенбери мы были на равных и то, что мог я, мог и он, поэтому надо было реально смотреть на его возможности и быть наготове. Мы убегали, но коридор тянулся и тянулся, мы выбегали на лестницу, спускались или поднимались, но, непременно, оказывались на том же этаже, в том же коридоре. Я смотрел в окно и ничего не мог понять: здание, по которому мы убегали, было круглым и одноэтажным, но тогда почему же коридор был прям, стекла выбить было невозможно, а по количеству этажей это здание не уступало знаменитой Пафелевой башне , и каждое из окон смотрело на противоположную стену внутрь двора. Здесь не оставалось сомнений в причастности к этому графа. Мы остановились, потому что продолжать бег дальше было бессмысленным занятием.
- Ну что. Лир, устал? - спросил граф, стоя у меня за спиной, и не успел я обернуться, как отлетел к стене и ударился головой.
И тут началось. Я уже не знал: существую я или нет, - я провалился в какую-то бездну и тщетно пытался сообразить: Где я? Что я? Что со мной? Бессвязные мысли носились у меня в голове, как капли дождя в водовороте. Отовсюду доносился гул, и перед глазами плыли бессвязные разноцветные картинки, руки и ноги у меня были не то каменные, не то гибкие, как ивовый прут, но, одним словом, они меня не слушались. Дальше же я полностью отключился и уже ничего не видел, не слышал и не думал. Еще чуть позже я вышел из себя и поднялся над своим телом. По совпадению с рассказом Клавдия Неаполитанского - моего учителя - о своей смерти, я понял, что я помер.
- Нет!-услышал я со всех сторон крик Настасьи, которая сидела на коленях перед моим телом, закрывая лицо руками, - Лир, не уходи, я но могу без тебя!
Ради этих слов стоило жить! Я напряг все свои силы и перед глазами у меня закружились все уроки, данные моим учителем, а в ушах зазвучал тихий ничей голос:
- Если хочешь жить - живи, если можешь действовать - действуй. Любовь - великое чувство и иногда оно может сделать великое дело. Судьбы не существует. Ничто по силе не сравнится с Верой. Верь и дано тебе будет то, во что ты веришь, и получишь ты столько от Бога, насколько дал ему и верил.
Я возвращался в себя, вливаясь обратно в свое тело, и сразу стал ощущать жгучую острую боль, что говорило о том, что я живой. Любовь творила чудеса, ведь я не только восстановил себя и начал и мелить и реинтерировать сознание, но и почувствовал силы в тысячи раз большие, чем имел. Тогда я встал и посмотрел на Стенбери, как скорпион на свою добычу. Он должен был умереть. А он удивился, увидев меня живым, но защиту и внимание почти не понизил.
- Умри, страж Ада! - закричал я, вытягивая руки в его направлении, из которых потоком полился ярчайший свет, который мог бы заменить нам сотню солнц. Стенбери поставил защиту руками - черный крест, и стал рассеивать свет во все стороны. Но было бесполезно, потому что я удесятерил силу так, что у меня начинала болеть голова от перенапряжения. Достаточно было Стенбери на секунду ослабить защиту, как сразу же я завладел и его телом, и его разумом. Я не хотел играть в игры добрых малых, и отправил его душу туда, откуда она пришла - в царство вечной тьмы, а разум, служивший так усердно вездесущему злу, я развеял в почти что бесконечной Вселенной. А тело его было изъедено червями в считанные минуты. И остались от графа одни кости, которые были оставлены мной у замка в назидание потомкам, а над ними надпись: "Зачем величие тому, кто все равно впоследствии станет костями".
...Мы с Настасьей возвратились к себе в королевство, где сыграли самую пышную за всю его историю свадьбу. Гаал и Стефания, очищенные от скверны их душ, стали простыми мирными селянами и жили счастливо до конца своих дней. Не желая больше уничтожать, я стер их память и сделал крестьянами, дабы до конца своих дней они могли созерцать великолепие природы и трудиться во славу созидания и на благо людей. Я стер всю черноту, что мешала жить другим, и наше королевство стало столицей добра среди других королевств. Сначала мы с Настасьей правили этой великой страной, а затем ушли на покой, уподобившись родителям Настасьи. И больше никогда это королевство не было разделено на королей и их подданных - все были равны.
Настасья умерла в возрасте сорока двух лет, но здесь я уже не пытался использовать магию, ибо кто знает: сможет ли он усилиями и заботой продлить свою жизнь хотя бы на час! Предопределение!
А как мы сражались c Гepблэком - это уже другая история...