Аннотация: Еще один текст из "Нового очевидца" 2004 года
Забыть о Грузии
Грузины должны быть готовы к войне с русскими. Если не прямо сейчас, то года через три-четыре, когда Грузия окрепнет, а Россия, соответственно, еще больше ослабеет. Так говорит нынешний президент республики Михаил Саакашвили и - начинает готовиться. Отводит войска из Южной Осетии, меняет начальника Генштаба, вынуждает российские власти заменить неуступчивого командующего миротворцами генерала Набздорова, объявляет призыв резервистов на переподготовку...
В общем, если русские не уйдут из Абхазии и Южной Осетии, войны не миновать. И если уйдут - не миновать также. Так думают теперь многие грузины. Так думают абхазы и осетины. Такова логика новейшей грузинской истории.
Как ни удивительно, но эта логика близка и России. Вячеслав Никонов, один из первой десятки главных российских политологов, всерьез полагает, что если между Грузией и Южной Осетией, между Грузией и Абхазией начнется серьезный вооруженный конфликт, то Россия неизбежно окажется втянута в него: "Вряд ли мы сможем отказаться здесь от войны, ведь выйти из этой ситуации России невозможно, не понеся огромных политических потерь. Если мы раздаем там российские паспорта и говорим, что в Южной Осетии и Абхазии российские граждане - то как нам уйти?".
Действительно, как можно бывшей империи уйти оттуда, где ее уже почти нет, но где она умудрилась создать иллюзию присутствия? Вячеслав Никонов не одинок в своем мнении, его точку зрения разделяет большинство наших политологов, политиков и просто граждан. Общее настроение России в отношении Грузии - недоуменное раздражение.
Ведь казалось, что совсем еще недавно этой логики не было и в помине. Казалось, что Грузия никогда не решится открыто и смело провоцировать могучего северного соседа и бывшую метрополию чуть ли не на прямой конфликт. Однако сегодня дело обстоит именно так, а Михаил Саакашвили, словно подначивая, ведет себя все дерзостней.
Отмахнуться, не обращать внимания на энергичные высказывания молодого грузинского лидера, конечно, можно. Темпераментные кавказские мужчины любят патетические слова, от которых потом легко отказываются перед лицом угрюмой реальности. Можно провести в окрестностях Грузии показательные учения и напомнить о российской военной мощи, которая все еще достаточно велика. Можно вспомнить и о том, что без российских поставок газа и электроэнергии Грузия просто не выживет, а долговые обязательства грузинской стороны пока только продолжают расти. Однако эти простые аргументы почему-то не действуют на нынешнее грузинское руководство, как, впрочем, не очень-то действовали и на правительство Шеварнадзе. А самое удивительное, что западное общественное мнение активно поддерживает Тбилиси, будто бы не замечая всей абсурдности грузинского блефа.
Грузия ведет себя так, словно знает некие таинственные причины, которые позволят ей выиграть в неравном споре с Россией. А Россия по-прежнему недоумевает, списывает все на личные качества и политические амбиции отдельно взятого Саакашвили, и упорно делает вид, будто не может осознать одного простого обстоятельства - Грузию, как и весь Кавказ в целом, нельзя мерить стандартным набором торгово-экономических или военно-политических параметров. Это не то что неразумно, а невыгодно.
Да, угроза русско-грузинской войны, разумеется, блеф. Малореальной пока кажется даже возможность нового грузино-абхазского конфликта. Но это очень выгодный и оправданный блеф. Сомнительное счастье России состоит в том, что никто из крупных мировых держав не демонстрирует готовность разыгрывать этот блеф именно сейчас. Потому что в умелых руках нынешняя грузинская карта может взорвать весь Кавказ, который просто начинен конфликтами: Азербайджан и Карабах, Грузия и Южная Осетия, Грузия и Абхазия, Ингушетия и Северная Осетия, Чечня и Дагестан, Чечня сама по себе, Карачаево-Черкессия, Кабардино-Балкария наконец... Трагические события в Северной Осетии показали, насколько хрупкое равновесии установилось в последние годы на Кавказе. И насколько легко использовать эту хрупкость против России.
Если только на минуту предположить, что кому-то, обладающему серьезными средствами влияния, может зачем-либо понадобиться жесточайший и совершенно катастрофический кризис в России, то устроить его будет не так сложно. Другое дело, что сама по себе наша страна пока никому настолько оперативно не нужна, чтобы вот так решительно браться за нее. Ее очередь придет в свое время, когда созреют все конфликты на перифериях бывшей империи. Чтобы ввергнуть в предварительный трепет российское общество хватит и регулярных терактов. Но Кавказ сейчас можно использовать и в других, не менее масштабных целях, среди которых воздействие исключительно на Россию будет занимать не первое место.
Если внимательно рассмотреть историю кавказских государств, то обнаружится, что этот регион никогда не жил собственной самостоятельной жизнь, никогда не обладал собственной самостоятельной ценностью, а на протяжении тысячелетий служил инструментом внешней политики для крупнейших империй Средиземноморья, Азии и Европы. И наибольшую выгоду этот инструмент доставлял тому, чье присутствие распространялось на меньшую часть Кавказа. Так что, хотя подавляющее большинство акций, проводимых окрестными империями на Кавказе, имели силовой характер, но в исторической перспективе успех чаще сопутствовал акциям дипломатическим.
Особенно показательна в этом отношении кавказская политика Британии XIX века, которую в наше время продолжают США. Главное условие несиловой, но эффективной кавказской политики как раз и заключается в отказе от непосредственных территориальных притязаний и циничном отношении к кавказским государствам как фишкам в большой геополитической игре.
Кавказ прежде всего - джокер. Дающий совершенно фантастические возможности игроку, обладающему им. Причем вне зависимости от конкретного способа использования этого джокера. Управление этим регионом позволяет влиять на страны черноморского бассейна, Передней и Центральной Азии, на Россию, наконец. Это гигантский взрывной потенциал, который привлекает как арабские исламистские сообщества, так и западные державы.
Вот эта ценность Кавказа и Грузии, как его центра, совершенно не учитывается российской политикой, как, впрочем, не учитывалась и раньше. Виной всему отсутствие у нашей страны осознанных, реальных и долгосрочных целей в азиатской политике, которая по факту остается куцым подобием азиатской политики предыдущих вариантов российского государства.
Россия перевалила через Кавказский хребет и утвердилась там прочно лишь в начале XIX века, при Александре I. Но первые попытки освоить Кавказ Москва предприняла еще в второй половине XVI века, при Иване Грозном, когда русский царь взял в жены кабардинскую княжну Темрюковну, а Кабарду, соответственно, под свое покровительство. Одновременно усилилось казачье движение на Северном Кавказе. И почти сразу же Россия обнаружила, что стоит на грани войны с Турцией, которая контролировала тогда не только всю западную область Кавказа, но и его центральную часть. Дальнейшее продвижение было временно приостановлено, а интерес к нему пробудился вновь в 1585 году, уже при Федоре Иоанновиче, когда кахетинский царь Александр II подписал "крестоцеловальную запись" о принятии Кахетии в русское подданство, желая московским покровительством оградиться от притязаний и Турции, и Ирана.
Последующие двести лет русско-грузинский роман развивался крайне неторопливо. В самом конце XVI века было предпринято две военные экспедиции на Кавказ, под предводительством воевод Хворостина и Бутурлина, но обе закончились неудачей. Очередная вспышка активности на кавказском направлении случилась при Петре I, который решил было силой укрепить торговлю с Ираном, но только на рубеже XVIII-XIX веков начался процесс реального присоединения грузинских княжеств, а затем и Кавказа в целом к России. Он продолжался без малого 63 года, вплоть до окончательного покорения последних черкесских аулов.
Вообще, присоединение Грузии к России в нашей исторической литературе считается благодеянием, которое было жизненно необходимо Грузии и оказалось довольно обременительно для России. Как пишет В. О. Ключевский, "в конце XVIII столетия русское правительство совсем не думало переходить Кавказский хребет, не имея ни средств к тому, ни охоты; но за Кавказом, среди магометанского населения, прозябало несколько христианских княжеств, которые, почуяв близость русских, начали обращаться к ним за покровительством... [грузинский царь] Георгий, умирая, завещал Грузию русскому императору, и в 1801 году волей-неволей пришлось принять завещание". После чего Россия была вынуждена "подравнивать границы" и утверждаться на всем Кавказе.
Очень показательная формулировка. Мы не хотели, но нас уговорили. Особенно показательная, если учесть, что грузинские историки и общественные деятели, которые, как правило, принадлежали к знатным дворянским родам, относились и относятся к этому событию иначе. По их убежденному мнению, Россия всегда хотела завоевать Кавказ, а Грузией воспользовалась только для достижения этой цели. Порой даже провоцируя турков и иранцев к нападениям на Грузию, чтобы сделать грузин более сговорчивыми.
Для российского сознания это кажется нелепицей, хотя и наши общественные умы никогда не признавались вполне честно в причинах масштабной экспансии на Кавказ. Между тем, это была обычная великодержавная безответственная глупость, отчасти оправданная формально - чувством солидарности с единоверцами, отчасти объясняемая действительной надобностью - желанием упростить торговлю с Ираном. В любом случае, за этой экспансией всегда просматривалась более чем туманная цель - покорение Турции - которую никто даже всерьез и не критиковал, настолько иллюзорной она представлялась.
Отношение русских и грузин к кавказской истории настолько различны, что это, в общем-то, довольно трудно сразу осознать. Да по сути, никто всерьез и не предпринимал таких попыток - нужды не было. Так русская, а особенно советская историческая литература, посвященная Грузии и Кавказу вообще, крайне скудна. Собственно грузинские исторические изыскания, которые начинают множиться с середины-конца XIX века, а в начале XX появляются в изобилие, на русский язык переведены мало. Это обоюдное небрежение вызвано совсем не тем обстоятельством, что русской интеллигенции всегда было мало дела до Кавказа и Грузии. Наоборот, кавказская тематика за период регулярных военных действий России в Закавказье - с 1806 по 1864 годы - очень тесно переплелась с идеями свободы и демократических преобразований. Мятежный Кавказ возбуждал сочувствие в среде русского дворянства; ссыльные офицеры, возвращавшиеся в Россию, привозили с собой не только кинжалы и черкесски, но дух и колорит, легенды об армянских и грузинских царях древности, родственных византийским и персидским правителям. Но именно мифологическая окраска исторических сведений и стала одной из преград для возникновения серьезных изысканий по кавказской истории. Главной же причиной прохладного отношения российских ученых к истории Кавказа было отсутствие политической надобности в ее изучении. Какой, спрашивается, резон имперской науке изучать историю "нескольких прозябавших христианских княжеств"? Поэтому серьезных трудов по истории Грузии и Кавказа в российской науке практически нет, за исключением, пожалуй, работ Николая Марра, которые быв однажды заклеймлены Сталиным как антинаучные, до сих пор остались под этим ярлыком. Между тем, и сама по себе история Грузии и Кавказа, и взгляд грузин на нее заслуживают особого внимания.
В Грузии своя, особая история. Домашняя. Она не только поддается перманентной правке и уточнениям, в ней до сих пор возникают слухи и сплетни - как будто столетия, отделяющие грузин от прошлого, равны дням. Вот некоторые сведения из оригинальной истории Грузии.
Где-то за полтора миллиона лет до нашей эры в Грузии появился первый человек. Скелет его был обнаружен в восьмидесяти километрах от Тбилиси, в местечке Дманиси. По мнению профессора Давида Лордкипанидзе, именно этот человек мог быть прародителем всех евразийцев.
Еще в 6-ом тысячелетии до нашей эры, в расцвет неолита, из общекавказского этнического единства стала, наконец, формироваться пракартвельская группа племен. Картвелы, в свою очередь, это и есть грузины.
Восточные картвельские племена (или колхи) неподалеку от города Поти хранили Золотое руно, за которым из древней Греции приплыли аргонавты.
Грузинский царский род Багратиони (или Багратидов) ведет свое происхождение от библейского царя Давида, который, как известно, был еще и предком Иисуса Христа. Впрочем, все они, так или иначе, произошли от Адама.
Великая Грузия простиралась от Черного моря до Каспийского; ее провинциями были Армения, Азербайджан, Дагестан, восточные области Турции и северный Иран.
Российская императрица Екатерина II тайно возбуждала иранцев к нападениям на Грузию, чтобы последняя охотнее искала русского покровительства.
И так далее.
Истории кавказских народов вообще перенасыщены подобными легендами. Осетины, например, зовущие себя аланами, выводят свое происхождение от скифов и сарматов. И полагают, что изначальные аланы - или древние осетины - были, ко всему прочему, теми самыми вандалами, которые разрушили Рим. А заодно были предками басков. Армяне считают себе прямыми потомками урартийцев, утверждают, что большинство византийских императоров были армянами. Знатный армянский род Багратуни (или Багратидов), в отличие от грузинского, ведет свое начало от правнука Ноя, первого армянина Гаоса (или Хайка). Абхазцы и вовсе уверены, что те самые древние грузины, чьими потомками считают себя грузины современные, были на самом деле древними абхазами.
Разумеется, периоды мифотворчества есть в любой национальной историографии, взять хотя бы российскую легенду о Рюрике и его братьях, которая занимала историков не одну сотню лет, но так и осталась непобежденной. Но для грузин, как, впрочем, и армян, эти легенды есть неотъемлемая часть истории; их знают все мало-мальски образованные граждане, не говоря уже об историках, их регулярно и даже яростно употребляют в актуальных общественных дискуссиях, и никогда не согласятся признать вымыслом.
Да и стоит ли, в принципе, ожидать какой-то особенной исторической строгости и достоверности в сведениях о регионе, который окрестные цивилизации считали северо-восточной окраиной мира и издавна украшали разнообразными мифами? И Ноев ковчег на Кавказ отправили, и Прометея, и даже страшных Гогов-Магогов...
На самом деле, объяснить такое количество, мягко говоря, преувеличений можно довольно просто. Для этого надо только взглянуть на кавказскую историю с некоторого отдаления и обнаружить, что основные ее этапы есть периоды прямой вассальной зависимости от тех или иных могущественных соседей. Их всего несколько: Урарту, следом Греция-Рим, потом Персия, далее римское влияние превращается в византийское, а персидское сменяется арабским, наконец Кавказ переживает монгольское нашествие и по прошествии его оказывается под властью Турции и Ирана. В совсем уже недавнем прошлом турков и иранцев вытесняют русские, а теперь, с нашим отступлением, начинается новый этап.
И если взять, например, отдельно историю Грузии, то обнаружится, что ее схема была выстроена только во время недолгого расцвета реальной грузинской государственности, в XI-XIII веке, в период от Давида Строителя до царицы Тамар. И вполне естественно, что грузинская хроника "Картлис цховреба", написанная тогда, включила в себя элементы исторических преданий и отдельных княжеств, составляющих Грузию, и тех империй, которые попеременно этими княжествами владели. Поэтому она выглядит такой причудливой мозаикой, где легенды соседствуют с гипотезами, заимствованиями и реальными фактами.
Для того, чтобы всерьез говорить об история Грузии, надо сперва признать, что Грузии нет. Она существует только для нас, на вынос. То государство, которое мы представляем себе как Грузию, складывалось в разные эпохи, из различных государственных образований. Даже само слово "Грузия" -- тоже для внешнего пользования и произошло от персидского и арабско-иранского именования этого региона: "гурджистан, страна гурджей". Арабское "гурдж" или персидское "горг" -- это волк. Грузия - страна волков.
Это, исходно персидское, а потом арабское и иранское именование связано совершенно не с тем обстоятельством, что в Закавказье водилось много волков. В иранской мифологии волки или псы сторожат путь в иной мир; для иранских племен, бывших большей частью скотоводами и земледельцами, волки - вообще знак враждебного чуждого. Поэтому воинственные обитатели северной периферии иранской ойкумены приравнивались к волкам-демонам. Точно также карелы и финны относились к лапландцам, как к жителям земли мертвых. Как к варварам, проще говоря.
Сами грузины называют себя "картвелами", свою страну - Картли или Сакартвело. Но и это название является оригинальным именем только части Большой Грузии. Грузия, по мнению грузин, состояла из семи княжеств - собственно Картли, Кахетия, Сванетия, Имеретия, Гурия, Мегрелия и Тао-Кларджети, которого больше нет, потому что его территория последние несколько сот лет принадлежит Турции. Абхазы добавляют к этому переченю Абхазию и утверждают, что именно с нее (когда она еще звалась Колхидой) и началась грузинская государственность. Грузины (т.е. картлийцы, кахетинцы, сваны и т.п.) полагают, что когда Абхазия звалась Колхидой, то жили в ней не абхазы, а колхи. Которые, в свою очередь, были именно что грузинами (см. выше). А нынешние абхазы суть потомки диких адыгов, спустившихся с гор в цивилизованную абхазами-грузинами землю. Верить не хочется никому из заинтересованных сторон, поэтому лучше прислушаться к мнению завотдела народов Кавказа института этнологии и членкора РАН Сергея Арутюнова: "Процессы ассимиляции горцев и жителей равнин на Кавказе были всегда и будут продолжаться впредь. Это пульсация. С очередной инфильтрацией обитатели равнин варваризуются, горцы - наоборот. В норме - это неизбежно конфликтный процесс. Но говорить о решительной подмене этнических составляющих было бы абсолютно некорректно".
Так или иначе, а наиболее адекватным является простое разделение на Западную и Восточную Грузию. Западная раньше вступила на цивилизационный путь. Там первым "грузинским" царством была Колхида. Она же считается в среде абхазских историков предтечей Абхазского царства. Его образование можно почти точно зафиксировать в зоне VIII века до нашей эры. Изначально Колхида находилась еще в зоне влияния Урартского мира и всецело принадлежала, таким образом, Азии. Позже, с победой эллинизма в Средиземноморье и Передней Азии, государство колхов не стало совершенно эллинской страной, но испытало сильнейшее греческое влияние, которое сменилось потом влиянием римским.
В Восточной Грузии первое государственное образование возникло существенно позже, а весь период до I века до нашей эры, она была зоной влияния Армении. Впрочем, какой-то окончательной ясности здесь можно добиться только если принять одну из трех тенденциозных точек зрения (грузинскую, абхазскую или армянскую). Вот простой пример. В грузинской хронологии есть событие, которое именуется "поход Помпея против Картли" или "вторжение Помпея в Иберийское царство". В римской истории это же событие рассматривается как "столкновение римлян с колхами", отнюдь не с картлийцами, мимолетный эпизод войн с Митридатом Понтийским. Картлийцев ни Помпей, ни римские историки толком не знали, а иберийцев помещали рядом с колхами. Для армян поход Помпея - это столь же мимолетный эпизод войны Рима с армянским царем Тиграном Великим.
Вообще историки и интеллигенция закавказских государств - в частности, Абхазии, Армении, Грузии и Осетии - так горячо и яростно отстаивают, порой, диаметрально противоположные позиции в трактовке тех или иных фактов и событий далекого прошлого, что это больше всего напоминает семейный скандал. Между очень близкими, но непримиримыми родственниками.
Грузины гордятся тем, что христианство, в качестве государственной религии, приняли одним из первых в мире - в 326 году. То, что армяне сделали это самыми первыми в мире и на двадцать пять лет раньше, грузины вспоминать не хотят. К тому же, армяне - не православные или, если мягче, не истинно православные. Истинно православные, безусловно, грузины. Русская православная церковь, по мнению грузин, многое приобрела от грузинской церкви. В частности, технику фресок. Грузинские мастера участвовали в росписи Киево-Печерской лавры, других русских храмов. Наконец, в Грузии христианство проповедовал никто иной, как апостол Андрей Первозванный, а по жребию это вообще должна была быть сама Пресвятая Богородица. Армяне убеждены, что принятие Грузией христианства есть результат деятельности святой Нино и святого Григория Армянского. Грузины, всячески почитая св. Нино, про миссию св. Григория стараются не распространяться.
В любом случае, как полагает доктор исторических наук, сотрудник института этнологии РАН Георгий Цулая, "все-таки именно Армения играла роль коридора между Передней Азией и Кавказом в целом. И в период до-эллинский, и в эллинский, и позже, в персидский период развивался процесс единства армяно-грузинской истории. Но армянское влияние на грузинские племена и государства, транслирующее греко-римские и персидские цивилизационные достижения, было определяющим". Такой же точки зрения придерживался Николай Марр, один из самых корректных историков Грузии.
Если упростить все максимально, то вначале была Великая Армения, в состав которой входили грузинские государственные образования, а через тысячу лет появилась Великая Грузия, которая частично распространила свою власть на Армению.
После Митридатовых войн и Грузия, и Армения оказались в центре борьбы между персами и Римом за господство в Азии. Это был долгий процесс. В 226 году в Персии восторжествовала династия Сасанидов и война с Римом приобрела жесточайший характер. Колхи попеременно вступали то в союз с Персией, то с Римом - в зависимости от степени и приемлимости деспотии, устанавливаемой той или иной стороной. Так же старались поступать и остальные кавказские народы.
Тогда, кстати сказать, сформировался специфический тип армянской и грузинской дипломатии, которая позволила этим народам и выжить, и сохранить свою государственность в последующие полторы тысячи лет. Лавирование между интересами Рима (впоследствии - Византии) и Персии, потом - между интересами Турции и Ирана, стало нормой. Армянские и грузинские правители постепенно породнились с знатнейшими персидскими и византийскими фамилиями, они оставляли своих детей в заложниках, принимали то мусульманство, то христианство, иногда добровольно шли на смерть, но всегда ставили во главу угла одно - существование своей земли, управляемой не присланными наместниками, но местными феодалами.
В VII веке нашей эры арабы разбили персов и впервые появились на Кавказе. С наступлением арабского господства кончается закавказская древность и начинается средневековье. В период арабского господства в Восточной Грузии (Иберии или Картли) существенно ослабло византийское влияние на все грузинские государства и появилась возможность объединения. В X-XI веке Западная и Восточная Грузия наконец соединяются в одно государство. Закончился этот процесс при Давиде Строителе, в начале XII века. А правнучка Давида Строителя, царица Тамар привела Грузию к самому блестящему расцвету. Этот период, с XI по XIII век считается золотым веком Грузии. Именно эта Грузия простирается от моря до моря, от Туапсе до Дербента, на севере включая в себя Осетию, а на юге - Армению. Именно в этой Грузии написан "Витязь в тигровой шкуре", построены роскошные соборы, созданы академии, описана, а во многом и придумана собственная история.
Для грузин нового и новейшего времени то, что происходило в те золотые времена, при Давиде Строителе и царице Тамар - актуально и по сей день. Ведь откуда, например, взялась Южная Осетия? Несложно ответить. Первый муж великой Тамар, русский князь Юрий, сын Андрея Боголюбского, был гомосексуалистом, поэтому Тамар его выгнала, и ей пришлось взять второго мужа, Давида Сослана. А он был осетином! Царица подарила ему Земо-Картли, земли в верхней Грузии. Чтобы его свита и он сам могли кормиться. Ведь мудрая Тамар не позволяла тратить государственные финансы на нужды своего двора. А теперь осетины забыли - как попали на исконные грузинские земли. И нагло требуют какой-то абсурдной независимости.
В самом деле, разве имеют значение восемьсот лет, прошедшие с тех времен - ведь настоящее великой Грузии живет в сердце каждого грузина и объемлет три тысячелетия, а не жалкие столетия.
Золотой век завершился вскоре после смерти царицы Тамар, в середине XIII века, во время царствования ее дочки Русудан. На Кавказ пришли татаро-монголы, а вместе с ними - черный период в грузинской истории, который продлился вплоть до вхождения Грузии в состав России. Впрочем, многие грузины теперь считают, что этот период кончился только в 1991 году, с обретением Грузии независимости от СССР.
К середине XIV века Грузия смогла освободиться от монгольского ига, но ненадолго: в конце четырнадцатого столетия в Закавказье пришли войска Тамерлана. А едва Хромой Тимур умер, как с запада пришла новая беда - турки-османы. На юго-востоке усилился Иран. В результате двухсотлетнего разорения и сопутствующих ему междоусобиц между грузинскими знатными родами, в XVI век Грузия вошла раздробленной на четыре крупных царства или княжества - Кахетия, Картли, Имеретия и Самцхе. Но и эти псевдогосударства не были едины и целостны, а дробились на малые феодальные вотчины. Западная и центральная Грузия - Имеретия, Самцхе и отчасти Картли - оказались под властью Турции. Кахетия старалась лавировать между Турцией и Ираном.
Триста лет, с XVI по конец XVIII века шла непрестанная борьба между Турцией и Ираном за власть над Закавказьем. Грузины то вступали в союз с одной стороной против другой, то восставали сами по себе.
Здесь надо принять во внимание одно немаловажное обстоятельство. Во-первых, Грузия почти всю свою историю (за исключением периода правления царицы Тамар) была под властью той или иной империи. За это время грузины привыкли к такому положению и относились к нему даже лучше, чем к неизбежному злу. Во-вторых, непосредственными правителями грузинских княжеств оставались сами грузины - пусть принявшие мусульманство или, как в домонгольский период, породнившиеся со знатными персидскими фамилиями. Но грузины. И в-третьих, особенно грандиозной культурно-религиозной пропасти между захватчиками и покоренными не было. Практически все грузинское дворянство знало персидский - он был для них вторым языком, так же, как для русских дворян французский. Разговорный турецкий тоже был понятен большинству населения, мусульманские обычаи не вызывали категорического неприятия, поскольку в Грузии всегда мирно соседствовали различные религии. Наконец, грузинские войска, ценившиеся в Центральной Азии как швейцарские наемники в Европе, часто, охотно и небесплатно сражались на стороне захватчиков. Иными словами, эти триста лет - ровно так же, как двести лет пребывания Руси под татаро-монгольским игом - нельзя считать чем-то, похожим на немецко-фашистскую оккупацию. Это были вполне обычные вассальные отношения.
И когда возникла возможность уравновесить зависимость от Ирана и Турции российской военной силой, Грузия, точнее, кахетинский царь Ираклий обратился за покровительством к Екатерине II. Знаменитый Георгиевский трактат, предполагавший довольно либеральный протекторат и сохранение грузинской царской династии у власти, был подписан в 1783 году, но только через восемнадцать лет в Грузию всерьез пришли русские. За эти годы Грузию успели разорить иранцы, сыновья Ираклия рассорились и разодрались, Екатерина Великая умерла. Павел I не увидел резонов для предоставления Грузии такой широкой автономии; его преемник, Александр I, оказался с ним солидарен и в сентябре 1801 года подписал манифест об упразднении Картли-Кахетинского царства и включении его в состав Российской империи. Вслед за Картли-Кахетией в российское подданство были приняты Имеретия, Гурия, Сванетия, Мингрелия и Абхазия.
Грузины, начиная с конца XIX века, относятся к этому как к аннексии, категорически отрицая тот факт, что только в составе Российской империи Грузия вновь стала единой, хотя, конечно, и не в тех масштабах, как при царице Тамар.
Под пятой русского царя Грузия существовала более чем сносно. Но только не с точки зрения самих грузин. Например, до начала 1830-х годов не облагались пошлиной транзитные товары, перевозимые из Турции и Ирана в Россию. Русским это казалось льготой, грузинам нормой. Когда пошлины в 1832 году все-таки ввели - в Грузии начались бунты, а представители царской семьи и высшего дворянства составили заговор.
Хотя первые годы русская администрация старалась не нарушать сложившийся в грузинских землях миропорядок, но таково было впечатление именно самой администрации. Например, поначалу страдали больше всего государственные крестьяне, но не за счет повышения налога, а за счет изменения системы его сбора. Прежде царские сборщики налогов сдавали деньги и натуральные продукты в царскую же казну, теперь они передавали их российским властям. Кажется, изменение минимально, но оно затрагивало одну из основополагающих особенностей не только грузинского национального, но и вообще восточного мировоззрения.
Естественный принцип восточного и грузинского, в частности, феодализма заключался и заключается до сих пор в системе "кормлений", когда жалованье как таковое практически отсутствует, зато чиновничеству высочайшим именем даровано право кормиться за счет исполняемой должности. Даже больше того. И чиновничество, и не служащие дворяне имели возможность кормиться еще и за счет дополнительных, так сказать, внеплановых разовых разрешений от имени царя или иного крупного феодала на взимание "дани". Эти разрешения именовались в Грузии "баратами", как правило, были устными и напоминали скорее официально дозволенный грабеж - по свидетельству командира егерского полка генерала Лазарева, прибывшего в Грузию в 1799 году, любой мало-мальски влиятельный (т.е. родовитый) чиновник или дворянин мог взять "по барату" сколько угодно добра и у кого угодно. Разумеется, в системе баратов была своя сложная логика, основанная на родственных и наследственно-должностных традициях отношений, но русским она виделась полным хозяйственным хаосом и произволом. Между тем, этот хаос был достаточно устойчив и всегда оставлял возможность для личных договоренностей, не вносимых в реестры и податные листы.
Попытка ликвидировать эту "налоговую" модель привела к тому, что она мимикрировала и ушла в тень. Но ни в коем случае не исчезла. Именно поэтому структурно более внятные, сравнительно простые и щадящие российские налоги стали для грузинского крестьянства не облегчением, а дополнительным бременем.
Заметим, что постепенно присланное российское чиновничество проникалось местным колоритом и конец XIX века, не говоря уже о XX, являет собой тихое торжество казалось бы теневых, но по сути - традиционных налоговых отношений в Грузии.
Было еще несколько важных поводов для недовольства элиты Грузии. Во-первых, упразднение автокефалии грузинской церкви. Духовенство, разумеется, также принадлежало к дворянским родам, а значит, было включено в систему "кормлений". Церковных крестьян переписали в государственных, духовенство приняли на службу - ведь российская церковь была тогда государственным институтом и подчинялась Святейшему Синоду. Следственно, жалование шло через государственное казначейство.
Во-вторых, российские власти упразднили тонкие различения между грузинскими княжескими (тавадами) и дворянскими (азнаурами) родами, которые издревле находились в вассальной зависимости от князей, объединив всех в одно синтетическое дворянство. Это, конечно, не затрагивало имущественных прав, но оригинальная местная иерархия была Россией дезавуирована.
И наконец, последнее обстоятельство. Российское правительство, еще даже не завершив присоединение всех грузинских, азербайджанских и дагестанских княжеств, начало расселять на грузинских землях русских, армянских и даже немецких переселенцев. Этому были объективные причины: войны с Ираном, Турцией, мятежи грузинских князей против России привели к тому, что многие земли обезлюдели. Кроме того, русская администрация хотела хотя бы частично нарушить многовековую вассально-родовую связь между грузинскими феодалами и крестьянством.
Вплоть до середины 30-х годов XIX века продолжался процесс присоединения грузинских княжеств к России, последней под руку российского императора перешла Сванетия. Этот процесс перемежался маленькими, локальными бунтами и выступлениями, которые заведомо не имели ни шансов на какой-либо успех, ни особенного резонанса - до 1828 года шла война с Персией, потом с Турцией, потом были бесконечные военные экспедиции против аварцев, черкесов, чеченцев и т.п. Слабое грузинское сопротивление попросту опасалось жесткой военной реакции русских. Кроме того, на грузин сильное влияние оказал генерал Ермолов, его огромный авторитет и сама личность легендарного первого наместника Кавказа. Ермолов легко воспринял восточный образ мысли грузин и всячески старался действовать в соответствии с ним - генерал был мягок и либерален всюду, где это только позволяли обстоятельства. Чтобы приручить грузинскую знать, он легко раздавал им чины, зачислял в армию на офицерские должности, брал в свою свиту. Но малейшее неисполнение уже утвержденных Ермоловым норм и порядков каралось немедленно и с наглядной жесткостью. Именно при Ермолове были ликвидированы все внутренние таможенные барьеры в Закавказье, ему принадлежит остроумное решение имущественных и торговых конфликтов - не имея еще собственного судебного аппарата, он ввел за правило назначать посредника в тяжбах по обоюдному согласию сторон.
В 1842 году, желая упорядочить процесс адаптации Кавказа к России и наоборот, Николай I учреждает Комитет по делам Закавказского края и специальное VI отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии для разработки административной реформы на Кавказе. А уже в 1844 году было создано полноценное Кавказское Наместничество, которое возглавил князь Воронцов, позже смененный князем Барятинским. В это двадцатилетие - до окончания в 1864 году кавказской войны - управление Грузией, разделенной на две губернии (Тифлисскую и Кутаискую), по-прежнему было одновременно и весьма либеральным, и суровым, ориентированным на местные нравы. Так, впервые прибыв в свою резиденцию в Тифлисе, вникнув в дела и обнаружив, что за время "переходного периода" в Грузии сильно оживилась традиция грабежей и набегов, наместник велел повесить всех, уличенных в грабежах. Эта мера оказала большой воспитательный эффект, массовые грабежи в Грузии немедленно прекратились. Другой пример: Николай I в середине сороковых годов даже советовался с Воронцовым - не освободить ли, в качестве предварительного эксперимента, закавказское, в особенности грузинское крестьянство от крепостной зависимости, памятуя об удивительном плодородии тамошних земель и желая сильнее расположить население к русским? Князь ответствовал в том духе, что в Грузии это даст обратный результат, потому как местные крестьяне являются потомственными подданными своих владетелей, а освобождение станет бедствием и для тех, и для других.
И Воронцов, и Барятинский старались - каждый, впрочем, в меру своего разумения - сохранять на Кавказе оригинальные общественные и сословные отношения, но с отставкой Барятинского и завершением кавказской войны эти усилия показались российскому правительству излишними. Полномочия и права Наместничества были урезаны, в Грузию и на Кавказ устремилась новая, не адаптированная к местным нравам администрация. Фактическая, хотя урезанная и разделенная с "огрузинившимися и окавказившимися" русскими, автономия завершилась. Началась действительная перестройка системы чиновного управления по российским стандартам. И немедленно, в ответ, началось грузинское "национальное возрождение".
В 1860 году в Тбилиси был основан комитет по восстановлению грузинского церковного пения, через три года самый, наверное, знаменитый грузин конца XIX века Илья Чавчавадзе организовал журнал "Вестник Грузии". Вокруг Чавчавадзе еще в 60-х годах начала собираться прогрессивная грузинская молодежь, получившая российское образование; эта группа назвалась "Теркдалиули", т.е. "испившие воду Терека", побывавшие в России, а в 70-х годах это был уже широкий, разветвленный круг общественных деятелей, просветителей, деятелей культуры и будущих революционеров.
Вот в этот период - от 60-х годов до первой русской революции - и сложилась окончательно грузинская националистическая традиция в подходе к собственной истории и политике, и в отношениях к России и русским.
Строго говоря, именно тогда, а не при царице Тамар, возник миф о великой Грузии от моря до моря, о запредельной древности грузинской цивилизации, ее бесчисленных страданиях и богоизбранности. Надо заметить, что феномен "национального возрождения" или "национального освобождения" вообще обладает удивительным действием на интеллигенцию. Она, если не сказать - дуреет, то, по крайности, маргинализируется, превращаясь из хранителя культуры в ее воинствующего распространителя. Так, начинания блестящего Ильи Чавчавадзе через годы обернулись резней, которую устраивали в Грузии и ее окраинах представители следующих поколений национальной интеллигенции - Ной Жордания и Звиад Гамсахурдиа.
Октябрьская революция 1917 года дала возможность Грузии заявить о своем суверенитете и после полугодичного переходного кризиса 26 мая 1918 года учредить независимую демократическую республику, которая просуществовала до марта 1921 года, когда части Красной Армии принесли в Грузию советскую власть. В российской историографии эта республика, прожившая три года, называется "меньшевистской Грузией", но, по сути, господствующей идеей того времени следует считать национал-демократическую.
Вообще, начало двадцатого столетия в Грузии, как и в России, можно считать "серебрянным веком" национальной культуры, а эти три года были, наверное, периодом наибольшего расцвета: открывается консерватория, оперный театр; грузинская интеллигенция, жившая и работавшая в России, устремляется в Тбилиси; такие имена как Тициан и Галактион Табидзе, Паоло Яшвили памятны, хоть и смутно, даже современной российской публике, а еще совсем недавно, при советской власти, были хорошо известны большей части нашей интеллигенции.
Грузины за эти три года успели поразительно много, и не только в сфере культуры. В сущности, политика грузинских национал-демократов ничем не отличалась от ленинской политики - такой же террор, такая же неразборчивость в средствах. Так, объявляя о собственной независимости от Российской империи и выходя из войны, Грузия вместе с Арменией попала под удар турков, которые едва не дошли пятидесяти километров до Тбилиси. Чтобы защититься от Турции, пришлось спешно заключать договор с Германией и впускать ее военые части на территорию республики. Следом в Закавказье потянулись британские и американские эмиссары. Пока тянулась вся эта неразбериха, в 1920 году, буквально за несколько недель, грузинскими войсками было уничтожено более 5 тысяч человек в Южной Осетии, сожжено около 50 деревень, больше половины осетинского населения было изгнано в Северную Осетию, их земли заняли грузинские переселенцы. С помощью военной силы, хотя и с гораздо меньшими жертвами, была присоединена Абхазия. В 1920 же году, во время очередного наступления турок на Армению, грузины демонстративно объявили о нейтралитете, толкнув, тем самым, армян в объятия РСФСР. И так далее.
Строго говоря, ничего особенно из ряда вон выходящего в этих действиях не было. Точно так же поступали все закавказские государства и княжества в период своего многовекового пребывания под рукой турков ли, иранцев ли, арабов или римлян. Да что там - закавказские; на Востоке вообще не очень распространено такое понятие как предательство друга или товарища, можно предать лишь владыку. Или, что еще хуже, свои интересы. Но эти три года навсегда прикрепили к подобной политике благородный ярлык национального возрождения, идеи которого вызрели в благополучнейшие времена российского владычества на Кавказе. Впрочем, и российские большевики исповедовали ту же политику, но, в отличие от грузинских меньшевиков, полагали, что несут свободу и возрождение всем народам без исключения.
Советская власть довольно быстро ликвидировала основных носителей национальных идей. Уже в 1937 году на всесоюзной партконференции Лаврентий Берия, бывший в 30-х первым секретарем ЦК компартии Грузии, доложил, что состав грузинской интеллигенции существенно обновился. На 97%. Вот это чудовищное "обновление", резко снизившее общий культурный уровень в республике, и стало одним из важнейших результатов утверждения советской власти в Грузии.
Другим, не менее важным, явилось включение в состав Грузии Абхазии и Южной Осетии. Первоначально они были присоединены военной силой правительства Жордании, потом советское правительство долго мучалось с идеей Закавказской федерации, в которой Абхазия 10 лет была самостоятельной республикой, а Осетия так и осталась разорвана на две части; наконец, в начале тридцатых, распуская федерацию, советское руководство просто подтвердило вариант 20-х годов. О возможных последствиях, разумеется, тогда не задумывались.
Дальнейшие события были более или менее стандартны: коллективизация, индустриализация, строительство предприятий союзного значения и т.п. Так, в 30-х годах был пущен в строй Зестафонский ферромарганцевый комбинат, который до сих пор является одним из крупнейших предприятий Грузии (хотя сейчас едва функционирует). Потом война, потом участие в востановлении, и вот с середины 50-х, как раз после смерти Сталина, в истории Грузии начинается новый период.
Тут, кстати, надо заметить, что грузины, в массе своей, не числят беды советского периода в перечне обид, нанесенных русскими. То есть, свержение меньшевистского правительства в 1921 году еще да, а все, что было позже - уже почти что нет. Возможно, этому причиной активное участие самих грузин в репрессивных акциях советской власти. Достаточно вспомнить хотя бы самых известных в этом отношении персонажей - Орджоникидзе, Джугашвили, Берия...
Так или иначе, а уже к середине 50-х жизнь в солнечной республике заискрилась самыми радужными красками. Теневой бизнес, выросший на продпоставках еще в военные и послевоенные годы, стремительно набрал обороты, и вот в 1952 году - первая ласточка, знаменитое "мингрельское дело". Да, разумеется, до всесоюзного масштаба его раскрутил Лаврентий Берия, желая оградить себя, как природного мингрела, от обвинений в поддержке земляков. Но уровень коррупции и злоупотреблений в руководстве республики был такой, что дело просто не могло остаться сугубой уголовщиной. Арестовали десятки высших чиновников во главе с вторым секретарем ЦК, несколько тысяч человек просто выслали из Грузии. Впрочем, остановить стремление к процветанию отдельно взятой республики было невозможно. И причина тут не только в национальных традициях - сама природа словно вынуждала грузинское чиновничество воровать и брать взятки. Ведь Грузия еще с начала XIX века была традиционным поставщиком фруктов и вина в Россию. А российский климат, не без участия, впрочем, неразумного хозяйствования, приравнивал фрукты к предметам роскоши. Не нажиться на этих поставках было решительно невозможно. А уж дальше теневое производство развивалось само, как снежный ком.
К началу 60-х Грузинская ССР стала одной из самых богатых и самых коррумпированных территорий в стране. Цеховиками и теневиками были в республике практически все, кто руководил хоть каким-нибудь официальным производством. Как рассказывают ветераны ОБХСС, уже к началу 60-х годов союзные партийные контролирующие органы пришли к выводу о необходимости создания отдельных групп, работающих исключительно по Грузии. За время царствования Хрущева грузинские органы внутренних дел стремительно коррумпировались, местные отделы по борьбе с хищениями соцсобственности и спекуляции просто не могли справиться сами с собой, не говоря уже о нарушителях соцзаконости. А уж брежневские времена сделали Грузию самой процветающей и самой криминальной республикой в Союзе. Грузинских авторитетов и закоников почти столько же, сколько и русских, это при всего лишь пятимиллионном населении. Вот показательный пример уровня развития теневого производства в Грузии: первые плащи и куртки "болоньи", которые появились в СССР, были сделаны именно там. Они возникли в продаже раньше, чем импортные. Размах и оперативность грузинских цеховиков просто поражали - даже в Японии, не говоря уж о европейских странах, у грузинских предпринимателей были свои представители, которые пересылали в республику самые первые образцы модных товаров. Естественно, что прибылью честно делились с руководством республики. Другой пример: по данным все тех же бывших сотрудников ОБХСС, в семидесятые годы едва ли не каждая десятая "Волга", которые продавались тогда, как известно, по спискам, уходила, в итоге, в Грузию.
В 1972 году министр внутренних дел республики Шеварднадзе под предлогом борьбы с коррупцией и злоупотреблениями свалил первого секретаря Грузии Мжаванадзе, друга самого Брежнева. Обстоятельства были таковы, что даже Леонид Ильич никак не смог замять дело. Под Сухуми обнаружился очередной подпольный завод. Казалось бы, теневых производств в республике были десятки тысяч. Но этот завод производил не обувь или галантерею, не вино или кожаные пальто, а оружие! Автоматы, карабины, пистолеты... Для советских времен это было абсолютно неслыханным хамством, "беспределом". Мжаванадзе отправился на персональную пенсию, десятки мелких фигурантов были посажены или расстреляны. Шеварднадзе года четыре перетрясал республиканское руководство, меняя старые кадры на новые, а потом спокойно, в комфортной обстановке продолжил дело своего предшественника. Ведь остановить процесс было нельзя, значит, следовало его просто контролировать.
Нет, разумеется, помимо персонажа в кепке "аэродром" и с толстой пачкой денег "на кармане", грузины ассоциировалась в сознании советского человека и с более воодушевляющими образцами - Отар Иоселиани, Георгий Данелия, ансамбль "Орэра", Давид Кипиани, наконец. Но самой Грузии это помогло мало. Теневое процветание не выдержало легализации.
Михаил Горбачев стал для республики худшей бедой со времен Орджоникидзе и Берии: он ее разорил. Сперва "сухой закон" обернулся не только вырубленными виноградниками, но и вынужденной ориентацией советских граждан на крепкие напитки. А это традиционно была северо-кавказская отрасль производства. Но дальше начался сугубый кошмар. Кооперативы едва только открыли грузинским цеховикам легальный путь на рынок, как началось лавинообразное увеличение импорта в СССР товаров "группы Б", товаров "народного потребления". Из Германии, из Восточной Европы, из Польши, из той же Турции, которой десятилетиями единолично пользовались грузины. В тех же целях, надо заметить.
Произошло увеличение не только централизованного импорта, но и "дикого", челночного. Грузинское теневое производство вмиг сделалось неконкурентноспособным, а модернизировать его и улучшать качество никто не желал - видимо, гордость не позволяла. Республика терпела чудовищные, катастрофические убытки. Разумеется, немедленно начался передел собственности, войны криминальных групп и кланов, все это соединилось с московскими и общесоюзными криминальными войнами и Грузия погрузилась в хаос.
После тбилисских событий 1989 года на все это безобразие наложилась национально-освободительная борьба, которую спровоцировали новые грузинские национал-демократы во главе со Звиадом Гамсахурдиа. И вот, в 1990 году Грузия провозгласила независимость, а уже в 1992 году националисты проиграли республику восставшему криминалу во главе с Джабой Иоселиани и Тенгизом Китовани. На царство - в качестве примиряющей фигуры - был призван Шеварднадзе.
В наследство ему достались две войны - в Южной Осетии и Абхазии. Одна, начатая из националистических побуждений Звиадом Гамсахурдиа, вторая - сугубо криминального характера, разгоревшаяся уже после свержения первого грузинского президента. Это различие никогда особенно не подчеркивалось - ни российской, ни грузинской, ни абхазской стороной. А между тем, Абхазия - благодаря портам, курортам, границей с Россией и цитрусовым плантациям - всегда была самым лакомым кусочком в Грузинской "цеховой республике". Собственно, это же обстоятельство двигало и абхазскими националистами, желавшими не только суверенитета, но и передела теневого бизнеса. Южная Осетия же ничем, кроме дороги в Россию, похвастаться не могла.
Шеварднадзе, как опытный советский дипломат, постарался скорее вывести республику из военного положения, и в конце 1992 года уже возникла иллюзия стабилизации: в Москву даже прибыла первая партия кахетинского, впервые с 1984 года. В 1993 году, после завершения абхазской войны, возобновились масштабные поставки абхазских мандаринов...
Кажется, стоило бы обратить внимание на эти малозначащие обстоятельства, но "седой лис", как уважительно именовали нового президента, был абсолютно советским руководителем. Ничем не хуже или не лучше Ельцина. Самым существеннным обстоятельством для этого типа менеджеров было сохранение личной власти. Идеальным инструментом они всегда считали короткие административные интриги. Конкретные задачи политики или экономики были им принципиально чужды, потому что они никогда не видели вокруг себя ничего, кроме гораздо более конкретных физиономий коллег по той же внутриведомственной интриге.
Да, конечно, на экономическую ситуацию в Грузии наложился еще и общероссийский экономический хаос, разрушение старых производственных связей, но сильнее всего повлияло другое обстоятельство - грузины оказались фантастически ленивы, упрямы и тщеславны. Можно, конечно, сказать - спокойны, консервативны и уверены, но это было бы фатальным преуменьшением. В период Горбачева-Гамсахурдиа из-за ленности и упрямства не захотели бросить все силы на модернизацию теневого производства ширпотреба. При Шеварднадзе горделиво не пожелали осознать необходимость перехода на сугубо аграрную модель экономики, ориентированную на экспорт в Россию и вполне самодостаточную. Строго говоря, и сам грузинский президент ничего не сделал для возрождения страны. Он мог воспользоваться своими связями времен руководства МИДом - он это сделал. И получил западные кредиты. Которые граждане, а пуще того, чиновники, просто проедали. Он мог крутить интриги с российскими военными базами, с российским военным присутствием в Абхазии и на Северном Кавказе - он это делал. И получил дополнительный интерес Запада, который превращал в следующие кредиты и проекты, наподобие нефтяного транзита. Но реалистичного, прагматичного, здравомыслящего отношения к собственной экономике он проявить не смог. Не потому что не хотел, а потому что никогда не подозревал о существовании такого подхода. Грузия стабилизировалась в полуистощенном и невротическом состоянии. Такой и досталась новому президенту, Михаилу Саакашвили.
Летом 1983 года на Тишинской площади возник здоровенный черный столб, устремленный в золотое колечко. Малоприличные ассоциации здесь неуместны - это был подарок Москве от Грузинской ССР "в память 200-летия добровольного присоединения Грузии к России". Монумент придумали скульптор Зураб Церетели и поэт-архитектор Андрей Вознесенский. Наверное, лучшим украшением памятника были серебристые кованые розы, разбросанные на чугунных цитатах из знаменитых русских и грузинских поэтов. К началу 90-х розы исчезли - окрестные жители постепенно растащили их, пытаясь примирить себя с трудным впечатлением от горбачевской перестройки и самого монумента. Еще через десять лет розы вернулись в Грузию - но уже как символ революции.
Новые грузинские лидеры Михаил Саакашвили, Нино Бурджанадзе и Зураб Жвания оказались более последовательными и прагматичными, чем Эдуард Шеварднадзе. Они увидели выход из тупика в том, чтобы следовать и дальше той же логике, которая загнала Грузию в этот тупик. Республика не хочет заниматься сельским хозяйством, а хочет заниматься политикой? Прекрасно, надо дать ей политику в максимальных объемах. Сделать Грузию элементом самой большой и важной мировой политики. Но только быстро, энергично и решительно.
Формально, главный лозунг теперешнего президента Грузии - объединение государства, возвращение в состав республики незаконно отпавших территорий. Их, собственно говоря, всего три: Абхазия, Аджария и Южная Осетия. Но этот простой лозунг предполагает весьма масштабные последствия, поскольку решение такой задачи включает Грузию в большую геополитическую игру.
С Аджарией вопрос решился довольно просто. Ведь по этническому составу Аджария - та же Грузия, но испытавшая сильнейшее турецкое влияние. Потому и живут там грузины-мусульмане, которым, в сущности, автономия нужна была гораздо меньше, чем возможность передела власти. При бывшем аджарском президенте в автономии действительно была стабильность, но это была стабильность клана Абашидзе, стабильность удельного княжества. Смена власти предполагала обновление чиновничества и обделенная часть аджарской элиты ухватилась за эту возможность.
Южная Осетия, а особенно Абхазия - совсем другое дело. Там преобладает этнически не-грузинское население, там сильна память не только о страшных событиях начала 90-х, но и о меньшевистской Грузии Ноя Жордании, которая с помощью военной силы "освобождала" и Абхазию, и Южную Осетию от большевизма. И если на территории осетинской автономии довольно много грузинских сел, то в Абхазии их теперь практически нет. Но дело даже не в этом. Ни Южная Осетия, ни более крепкая в военном отношении Абхазия не войдут в состав Грузии без масштабного вооруженного конфликта. Даже если предположить, что российские миротворцы устранятся от своей миссии, своими силами Грузия с подобной задачей не справится. Единственное, что в данной ситуации представляется реальным - развертывание масштабных боевых действий и последующая аппеляция к "мировому сообществу". Которое ждет этой аппеляции уже двести лет.
Принципиальный англо-русский конфликт, связанный с движением России в направлении Балкан, Кавказа и Средней Азии, окончательно оформился только в XIX веке, но созрел уже в середине XVIII. Первые два вектора русской экспансии были нацелены на территории, находящиеся под протекторатом Османской империи и, отчасти, Персии, которые были партнерами Англии в азиатской политике; третий затрагивал британские интересы впрямую.
Накануне крымской кампании 1853-55 гг., которая, кстати сказать, была безусловным следствием российского движения на юг, один из идеологов британской внешней политики лорд Пальмерстон писал: "Лучшей и самой эффективной гарантией европейского мира в будущем явилось бы отделение от России некоторых приобретенных ею окраинных территорий: Грузии, Черкессии, Крыма, Бессарабии, Польши и Финляндии...". Опасность, которую видел самый знаменитый министр викторианской Англии, была предельно проста, причины ее абсолютно естественны. Кавказ и Крым всегда были ключом к Передней Азии и Черному морю, Польша - к Восточной Европе и морю Балтийскому. Российская империя, владеющая этими важнейшими стратегическими позициями, была вынуждена стремиться к дальнейшему расширению, в частности - в направлении Босфора. Таково естественное упражнение империй: выравнивание границ.
Пожелания Пальмерстона исполнились в эпоху Горбачева-Ельцина, и практически все эти территории уже отделены от России, за исключением Черкессии, т.е. западной части северного Кавказа. Впрочем, и здесь есть возможности для дальнейшей игры. Но нас сейчас интересует именно роль Грузии.
Англо-русское противостояние еще в XIX веке стало элементом европейской политики, в нем принимали участие и Франция, и Германия. Да, разумеется, с ними у нас никогда не было столь длительной и принципиальной конфронтации как с Великобританией, но Турция и Кавказ всегда интересовали французов и немцев вне зависимости от союзов или войн с Россией.
Еще в XIX веке, во время кавказских войн, российские военачальники обнаружили удивительное по своим масштабам присутствие в регионе британских и французских разведчиков, вернее, шпионов или эмиссаров, как их тогда называли. Более всего их интересовала Грузия, которая была определена Европой как ключ к Кавказу. Да, разумеется, Римская империя полагала таким ключом Армению, но позднейшая история компенсировала армянскую карту наличием Турции.
Нынешняя схема интересов западного мира на Кавказе выглядит более абсурдно, чем сто или двести лет назад. И включение в состав игроков Американской империи совершенно не меняет ситуацию.
Итак, назовем основные мотивы любого современного присутствия на Кавказе.
Первый. Кавказ, в особенности линия Грузии-Азербайджана, может служить путем из Каспия в Черное море. Проще говоря, мостом из Средней Азии в Европу, минующем Россию. Помимо этого, есть еще одно транзитное направление - на север. Это пути по черноморскому побережью (Турция-Аджария-Грузия-Абхазия, а далее в Россию или Черным морем до Украины) и по каспийскому (Иран-Азербайджан-Дагестан, далее в Россию).
Второй. Кавказ является наиболее разработанной экспериментальной базой для проведения ограниченных опытов по столкновению различных форм мусульсманской идеологии. Проще говоря, конфликт между фундаменталистским исламом (Иран, Саудовская Аравия, шииты и ваххабиты вообще) и светским (Турция, Египет, Кувейт, Сирия), здесь может быть локализован и испытан.
Третий. Кавказ есть консервированная форма множества межнациональных конфликтов, могущих спровоцировать этническо-социальный кризис не только на юге России, но и в ее поволжско-уральских территориях.
Кажется, этого должно быть достаточно для включения Кавказа в сферу интересов любой крупной современной державы. Что, собственно говоря, и происходит.
А значение Грузии в Кавказском регионе, безусловно, можно считать едва ли не определяющим. И самое важное здесь - грузинские черноморские порты. Ведь именно через Грузию идет единственный транзитный путь из Каспия в Черное море. Ценность этого транзита очевидна не только для Армении и Азербайджана, но также для Казахстана и Туркмении. Кавказский маршурут среднеазиатской нефти и газа мало того, что обеспечивает определенную независимость закаспийских республик от российских трубопроводов и российской политики, но - в условном идеале - может оказаться и экономически более выгодным. Другое дело, что до этого идеала сейчас очень и очень далеко, но большая политика сродни фьючерсной бирже, и всерьез рассматривает обстоятельства, которые могут и не произойти.
Идея "большой каспийской нефти" ничуть не менее полезна, с точки зрения геополитики, чем идея "малого шелкового пути", долгое время державшая Россию на Кавказе. По самым скромным оценкам, развивать легенду о каспийской нефти можно будет еще лет пятнадцать - если постепенно отказываясь от сейчас уже малоперспективной азербайджанской нефти, включать в последующую разработку туркменскую и казахстанскую. Во всяком случае, здравомыслящий игрок, обладающий изрядным запасом сил и средств, никогда бы не отказался от такой возможности. Тем более, имея в виду перспективу существенного усиления влияния на Иран за счет общей экспансии в каспийский регион. Результатом этого влияния может быть хотя бы и раздел Ирана, аналогичный иракскому.
Общая длительность этого сценария может составить еще лет пятьдесят, особенно если присоединить к сюжету всю пост-советскую Среднюю Азию, Афганистан и Пакистан, которые, почти автоматически, тянут за собой Индию и Китай. Поэтому потенциальные геополитические резервы Кавказа несопоставимо больше каспийских запасов нефти. Грузия, равно как Армения и другие кавказские образования, обречены быть фишками в этой игре.
Кроме того, Грузия вместе с остальным Кавказом, в самом ближайшем будущем могут стать, и, кажется, уже становится, ареной борьбы между радикальными и либеральными мусульманскими течениями. Это только кажется абстрактной задачей большой мировой политики, но на самом деле, давно уже стало абсолютно реальной проблемой. Усиление влияния Турции на Азербайджан и Грузию, особенно заметное в последние годы, привлекло внимание исламистских арабских кругов, менее всего настроенных отдавать кавказский регион светской Турции. Они прекрасно видят, что традиционная религиозная общность Грузии и Армении сейчас перестала иметь какое-либо значение, особенно потому, что последние двести с лишним лет она подразумевала соучастие России. А поскольку грузины теперь категорически не хотят видеть русских на Кавказе в качестве активной силы, то на место прежней логики "союза единоверцев" предлагается простая геополитическая выгода. Главным принципом объединения Закавказья должно стать объединение вокруг Турции и НАТО.
Девальвация религиозных противоречий выгодна не только светским мусульманским государствам, поэтому уже сейчас арабские страны заявляют о своей готовности активно работать с Грузией и Азербайджаном. В частности, представители финансовых кругов Объединенных Арабских Эмиратов и Саудовской Аравии намерены вложиться в грузинский банковский сектор. А если учесть, что в Грузии и на Кавказе давно пытаются играть Штаты, которые теснейшим образом связаны с саудовским капиталом, то придется признать, что фундаменталистский ислам вторгается в регион не только своим собственным желанием, но и волей игрока N 1 в сегодняшней мировой политике.
Наконец, есть еще одно обстоятельство, которое, кажется, неприлично ставить в один ряд с грандиозными геополитическими сценариями. Но, тем не менее, его оперативное влияние на грузинскую политику ничуть не менее весомо. Через Грузию идет еще один транзит - наркотиков. В каком-то смысле, тема наркотиков стала для грузинской внутренней политики такой же разменной картой, как при советской власти тема коррупции и теневого производства. Оппозиция обвиняла Шеварднадзе в покровительстве наркотрафику, Шеварднадзе обвинял местных князьков и непокорные автономии; после свержения Абашидзе в Батуми был обнаружен подпольный завод по производству наркотиков; абхазские сепаратисты, как известно со слов нынешних грузинских руководителей, держатся за свою автономию только для того, чтобы сохранить морские наркоперевозки; главное грузинское обвинение против бывшего командира российских миротворцев в Южной Осетии генерала Набздорова - предоставление наркоторговцам свободного коридора в Северную Осетию и доля в прибыли. Наконец, недоброжелатели Михаила Саакашвили говорят, что его задача объединения страны на самом деле придумана международной наркомафией, которой нужна стабильная, воссоединенная Грузия для стабильного наркотрафика.
Надо полагать, что, как обычно и бывает в подобных ситуациях, правы все. Даже те, кто не выдвигает никаких обвинений, а спокойно работает. В любом случае, нынешняя грузинская экономика не предполагает возможности забыть о наркотранзите, потому что находится в руинах и самостоятельно отуда не выберется.
У правительства Михаила Саакашвили столько всевозможных проблем, что стиль его политики, чем-то напоминающий стиль игры знаменитого шахматиста Михаила Таля - безоглядное наступление с жертвами, ложными комбинациями и безумной скоростью - наверное, вполне оправдан. Первое, с чем столкнулся Саакашвили - жесточайший дефицит кадров. Те кадровые проблемы, которые испытывал Путин в начале своего правления, и которые породили полумифический феномен "питерских", ни в какое сравнение не идут с проблемами победившей грузинской оппозиции. Например, еще весной этого года, до того как было принято решение звать на министерство экономики Каху Бендукидзе, одной из вероятных кандидатур на этот пост был двадцатишестилетний замминистра. После того, как с министерским креслом вопрос решился, молодого парня бросили затыкать другую кадровую дыру - назначили начальником порта в Поти. Ведь старый хозяин порта категорически воспротивился приватизационным планам Бендукидзе. Да и как можно приватизировать потийский порт, когда он столько лет был главным грузинским портом - Сухуми и Батуми, как известно, не контролировались официальным Тбилиси. Справляться с этим, насквозь коррумпированным и криминальным бизнесом должен теперь человек, едва вышедший из возраста "молодого специалиста".
Впрочем, именно кадровый дефицит вынудил Саакашвили обратиться к представителям грузинской диаспоры. Каха Бендукидзе, нынешний министр иностранных дел республики, Саломе Зурабишвили, грузинка французского происхождения, которая была послом Франции в Тбилиси, группа московских грузин, которые уже вкладывают средства в восстановление пищевой промышленности... Если политическая ситуация нормализуется, то это движение может стать одним из двигателей грузинского возрождения. Впрочем, на примере Армении видно, что помощь диаспоры всех проблем не решает.
Вторая проблема, даже более важная, но так давно назревшая, что решать ее без своих людей просто нелепо - экономика. Почти пятнадцатилетний хозяйственный хаос привел к тому, что средняя зарплата сейчас в Грузии примерно полторы тысячи рублей, 80% промышленности в республике стоит или вовсе развалилось. Сейчас в республике собирают едва ли половину от запланированных в бюджете налогов. То, что позволяло Грузии быть одной из богатейших республик при социализме - дружеские или даже родственные отношения между предпринимателями и чиновниками, возможность всегда договориться о разумных пределах мзды, маленькая зарплата чиновников (в среднем - не больше трех тысяч рублей) - сейчас стало сильнейшим тормозом. Пенсии в республике нищенские, около трехсот рублей. Огромная эмиграция, более миллиона человек. Короче, жить и работать решительно невозможно, а если прибавить сюда бесконечные проблемы с электроэнергетикой, тотальное воровство на госпредприятиях и в местных администрациях, то становится понятно, почему Каха Бендукидзе согласился стать министром экономики. Восстановить этот развал - задача, ничуть не менее фантастическая, чем расчистка Авгиевых конюшен. Это уже не бизнес, это почти подвиг.
Третья проблема - внутренняя политика. Для грузинского президента непримиримая позиция в осетинском и абхазском вопросе - один из столпов популярности. Поэтому, кстати, Россия может вообще занять выжидательную позицию и рассчитывать на то, что риторика Саакашвили скоро исчерпает себя, а реального улучшения экономики так и не наступит. Тогда популярность молодого президента снизится, Грузия разочаруется в нем, успокоится и все вернется на круги своя. Но Михаил Саакашвили прекрасно это понимает и поэтому будет стараться всеми силами сохранить проблему автономий как пространство для наиболее публичной и демонстративной своей деятельности. Тем более, что в запасе у него остается война - с Абхазией или Южной Осетией. Заодно и с Россией. А война, как известно, все спишет.
Недавние резкие заявления США и ОБСЕ о непризнании выборов в Абхазии и о принципиальной нелигитимности абхазской автономии только подтверждают справедливость надежд Саакашвили на помощь Запада в эскалации конфликтов в грузинских окраинах.
Эта помощь, впрочем, может обернуться четвертой проблемой - полной зависимостью Грузии от западных партнеров. Но исторический опыт говорит, что Грузия такой зависимостью тяготиться не будет, а примет ее с радостью. Недавно грузинское правительство решило отправить несколько десятков своих военнослужащих в Афганистан. Последний раз грузинские солдаты наводили порядок в Афганистане триста лет назад, при царе Вахтанге VI. Тогда Восточная Грузия была под властью иранских шахов и, как того требуют вассальные обязательства, предоставляла свои войска для нужд метрополии. Теперь метрополия находится в другом месте, но задачи остаются прежними.
Россия уже не в силах действовать на Кавказе с позиций силы, и еще не способна к сложной дипломатической игре. Безусловно, это относится не только к российской политике в этом регионе, но и вообще ко всему поясу нашей периферии. Поэтому наиболее разумным нашим отношением к Грузии было бы игнорирование ее существования как молодого, агрессивного политического образования. И постепенное вторжение в грузинскую экономику, которая должна стать придатком российской. Все дипломатические усилия должны быть направлены именно на это. Иначе наше место окончательно будет занято Украиной, которая, пользуясь нашим взаимным охлаждением, уже несколько лет выстраивает торговые связи с кавказским регионом именно через Грузию.
Россия не может позволить себе сейчас даже видимости участия в потенциальном грузино-абхазском или грузино-осетинском военном конфликте. Если десятилетняя чеченская кампания еще может как-то считаться стимулирующим фактором для нашего государственного укрепления (без учета всех дестабилизирующих последствий), то новая кавказская война уже не сможет удержаться в локальных, частных рамках и вызовет непременное вмешательство Запада.
Грубо говоря, лучше частично поступиться дружескими отношениями с Южной Осетией, Абхазией и даже Арменией, но сформировать в грузинских умах образ максимальной выгоды от деятельности закавказского региона как сельскохозяйственного поставщика, например.
Еще раз повторим, внутренняя кавказская политика бессмысленно сложна для российского военного или государственного аппарата. Да и не только российского. Эта сфера всегда была наилучшим поприщем для сложных дипломатических и шпионских интриг. Поэтому наша политика в Закавказье должна ориентироваться на принципы Британской империи - максимальный цинизм, минимальное формальное присутствие и всемерное поддержание экономической зависимости.