Процессия селян шла вокруг вспаханного поля, распевая песни об урожае, уважаемом боге и его сыновьях, о которых будут забоится крестьяне до самой осени. Босые грязные ноги шлёпали по мутной воде- водяные воротца, пускающие небольшую речку на поля, были уже отворены. Худые руки, в которых совсем не было силы, когда хор брал особенно высокие ноты, вздымали связанные крестом палки, с которых свисали белые полосы вышитой, украшенные аккуратно вышитыми символами.
Двое землян наблюдали за этим действом со стороны. На них не обращали никакого внимания. Смотреть было можно. Даже иностранцам. Мешать обрядам было нельзя. Но земляне и не мешали. Они вообще никому не мешали. И к ним привыкли.
Чужестранцы появились в деревне уже давно. Они пришли по дороге. Это-то и было удивительно. Дорога совсем расползлась после обильных весенних дождей, а до престола Первого Неба когда ещё дойдут о том известия, да и будут ли, когда в канцелярии фана о том вспомнят, свободные рабочие и хватит ли в казне серебряных пайзу с шестиугольной государственной дыркой, чтобы поправить дорогу не только на первом десятки ла от городских ворот... В общем, жители с пониманием и почтением относились к воле Первого Неба, диктуемой им канцелярией фана. Если кому и надо было в город,- а случалось это, если не считать торговых дней, нечасто, - тот ждал дня посуше или одевал деревянные гхэ, чтобы не проваливаться в размокшую глину. А кто и просто шлёпал по грязи босиком, повесив обувку на плечо, чтобы одеть её перед самым входом в город. А иностранцы, пришедшие сюда три года назад... У них на ногах были мягкие иката. К таким полагается богатый конь. Но, судя по виду их обуви, иностранцы прошагали уже много ла пешком. Селяне сразу зашептались, что это либо игроки, либо пьяницы, словом, люди недостойные.
Но господин Ми сразу обратил внимание на их чубы из настоящего паутинного шёлка паука, украшенные серебряным шитьем. Мудрено было не обратить внимание. Обычно, чубу вышивают как? Полы халата, которые всё равно будут забрызганы и засалены, оставляют чёрными. Узоры ранга и касты доходят лишь до пояса. На широкой полоске ткани уже и носят всякие магические амулеты и значки добрых богов, которым этот человек уплатил жертву. Часто даже чиновники из канцелярии фана, экономя деньги, просят просто пришить, заместо низа чубы, кусок более дешёвой ткани. А уж им-то платят не медью. И не маленькими серебряными дисками с круглой дыркой, а полновесной монетой, с четырёхугольным государственным. Чубы иностранцев, насколько это было ещё заметно в пятнах желтоватой дорожной глины, были вышиты до самого низа. И ни о каких дешёвых заменах и речи ни шло. Настоящий паучий шелк. А то и что-то получше. Уж господин Ми знал это точно.
"О!"- сказал многозначительно староста, видя их непривычку к здешней грязи, и первым подошёл к "почтеннейшим господам из города, украшению канцелярии фана", которые могли позволить себе пачкать такие восхитительные иката. Мысли господина Ана Ми вились так прихотливо, что этот клубок врядли мог распутать кто-то рангом ниже Второго Неба. Это так поражало и ,наверное, даже пугало заезжих торговцев и чиновников из Канцелярии Сборов, знатоков каллиграфии и шелков, людей куда более умных, чем деревенский староста(Господин Ми послушно кивал головой в ответ на все их, но ничего не говорил), что они давали и самую выгодную цену на кимчи, и очередную отсрочку по выплате недоимок. За это господина Ана Ми уважали и держали старостой уже двадцать лет. Никто так и не узнал, что точно значило это многозначительное "О!" господина Ми. Но если господин Ми что-то говорил - это всегда что-то да значило.
Как все узнали потом это значило то, что "почтеннейшие господа" платили за отдельную комнату в фанзы господина Ми, обед и пару татами из тростникового волокна каждый месяц аж тридцать серебряных ру с круглой дыркой. Старосте деревни и дел канцелярии Седьмого неба по которым здесь оказались эти люди, но раз ему послали их добрые боги... Впрочем , господин Ми, продолжал потихоньку приглядывать за этими двумя. Было в них что-то, что даже всеми признанный ум господина Ми никак не мог понять. Староста даже рискнул оставить деревню и съездить в город, где за шесть медных ри с круглой дыркой жертвы добрым богам и шесть серебряных ру жертвы на доброе дело богов(Которые брезгливо взял из почерневших от работы в земле рук старосты господин младший чиновник Канцелярии Сборов. Иностранцам такие порядки не нравились. Но господин Ми не спорил с Первым Небом), он получил заверение в том, что полученные от землян монеты самые настоящие.
В том, что они решили остановиться у старосты, господина Ми не смутило. Наезжавшие время от времени в деревню мелкие чиновники Канцелярии Сборов всегда останавливались в его фанцзы. Просто потому что из всего что было построено в деревне, только жилище старосты кое -как напоминало городской дом. Но каждый из них, пусть даже на чубе и шапочке у него был самый простой серебряный узор, требовал отдельную комнату. Случалось даже, что господину Ми Несмотря на безбожно задранную цену, они не стали торговаться. И они платили. Платили всегда и вовремя. Никто в деревне, включая самого господина Ми, не видел у них товара. Разве что младший из них нёс на спине какой-то загадочный, покрытый чёрным лаком, ящик(В котором помещался полевой синтезатор. Но господин ми о том не знал, а если бы и знал - то не понял, что это такое. Из этого ящика доставались положенные ему серебряные ру с круглой дыркой. И , иногда, одежда. Врядли что-то надо было знать больше господину Ми). И никто, даже следивший за ними и, как подобает вежливому хозяину, поддерживавшего беседу за столом старосты, не знал, чтобы они куда-то ездили. И было абсолютно непонятно откуда у них берутся деньги. С другой стороны, ру были настоящие, значит деревне и лично старосте, за укрывательство фальшивомонетчиков, ничего не грозило. Да в чайной их видели только один раз - в первый день. И большую часть купленного ими кувшинчика белого вина из кимчи выхлебал подсевший к ним староста, хоть не по его годам это уже было (Господину Ми было очень стыдно, но ничего он с собой поделать не мог. А варвары-иностранцы понятия не имевшие о приличиях, не обратили на это никакого внимания). Сами они только едва пригубили налитое в маленькие глиняные чашечки вино.
Возможно, у них могли просто остаться ещё деньги. В конце концов, серебро - это вроде честное. И есть ли дело старосте до причуд варваров-иностранцев, да ещё в такое горячее время? Приготовить поля, определить дни работы каждой из семей, долю, перебрать зерно, договориться с богами...
Хрум!
Стебли сухой кимчи хрустнули под ногой неосторожного господина Ми. Иностранцы обернулись. Староста замер.
На мгновение, господину Ми, видевшему КАК они обернулись, стало страшно. Намного страшнее, чем тогда, когда полицейские повалили на землю, заголили ему спину и приготовились выбивать из него палками все недоимки деревни.
Воина узнают по тому как он пьёт чай. Полицейского узнают по тому как он смотрит на полёт лепестков вишни.
Эти двое были воинами. Вне всякого сомнения.
Прятаться было бессмысленно.
Староста засеменил к иностранцам, радостно улыбаясь.
-А вот вы где! Почтеннейший господин, будущее украшение канцелярии Второго Неба Даниэль, уважаемый господин Томас!
Земляне проглотили ритуальную вежливость и пожелание продвижения по службе как горькую настойку на коре дерева.
Заговорил, как и положено, старший.
- Милейший господин Ми! - заулыбался он в ответ.
Оказывается, они наблюдали за тем, как крестьяне вершат ритуал договора с богом плодородия о хорошем урожае.
-Неужели мы помешали своими разговорами? -спросил господин Даниэль.
-Ну что вы! - поклонился господин Ми ,- Взгляд доблестного мужа прямит ритуал. Совет доблестного мужа исправляет ошибки в договоре с богами.
-Кстати об ошибках,- на них была одежда, не менее богатая чем в их первый день. За ганфу "почтенного господина Даниэля" из тончайшего шёлка и богато изукрашенное змеями, можно было вполне купить два таких домика, какой был у старосты, - Милейший Ана Ми, неужели вы продали всю собранную вами кимчи?
Если взглядом можно было бы убивать, то староста и почтеннейший господин Даниель тут же свалились бы замертво.
Неужели господина Даниэля так взбесило то, что какие-то крестьяне голодают? Обычно, подобным ему до нас нет никакого дела. И неужели господин Даниэль знает-что такое голод? Неужели, будущее украшение канцелярии Второго Неба третий год живя в деревне только сейчас заметило, что жители продают весь урожай кимчи - чтобы заплатить подати?! Да ещё гнут спину на своих огородах и отхожих промыслах - чтобы совсем не помереть от голода?
-Воистину, ваш взгляд почтеннейший, проникает до самого седьмого неба! -ещё раз поклонился господин Ми, больше для того, чтобы скрыть полыхнувшую в глазах злобу, чем из вежливости.
По наступившей, вместо ответа почтеннейшего господина Даниэля, тишине господин ми понял, что от него всё ещё ждут ответа.
- Даниэль, это бред!
-Бред,- согласился старший полевой группы Института Истории,- Бред, который называется религия и система обычаев.
- Обычаи! Ритуалы! Мировоззрение! Социальные страты! - взорвался Томас, совершенно не заботясь о том, что его может услышать за тонкой бамбуковой стенкой тот же староста, - Мы что-то исследуем, в причинах-следствиях копаемся, а самого главного - не видим! А главное.... Главное в том, что нельзя заключить договор с Добрыми Богами об урожае! Поэтому нельзя засеять второе поле! А урожая с одного едва хватает на продажу! Поэтому они жуют стебли кимчи! И чем меньше сил- тем меньше следующий урожай. И выхода нет. Это круг. Нисходящая спираль И мы, которые могли быв накормить всю эту планету...
Даниель Инграм не знал, что ответить. Вернее, знал. Такие дискуссии проигрывались множество раз. Но одно дело-уютные кабинеты и аудитории ИИ. Там не было голодающих, иссушенных злым солнцем лиц и худых рук.
Земля не могла кормить все планеты, которые она находила.
- Да,- ответил он невпопад,- Я буду на это смотреть. Только смотреть. Как и на всё, что делаешь ты.
Том Барнс, старший научный сотрудник и младший полевой группы Института Истории, готовый казалось, броситься на своего руководителя, разжал кулаки.
- Я знаю отличное место для поля. Там есть замечательный многоводный ручей. То, что надо для кимчи. Надо лишь расчистить его от леса. Минут пять работы лазером в рассеянном режиме , - помолчав немого, профессор Инграм добавил, - Пусть у них будет ещё одно поле кимчи.
Молекулосборник отказался воспроизводить атомный мотокультиватор целиком. А запрячь волов в плуг не получилось. Для человека двадцать второго века, даже знатока крестьянского быта, коим являлся Томас Барнс, там было много неизвестного и непонятного. Поэтому, расчистив поле и удобрив его пеплом сожжённых деревьев, он работал над ним, от зари до зари при помощи древнейшего и примитивнейшего инструмента, лопаты и мотыги, которые их "Ларец" воспроизвести согласился. Научная работа оказалась полностью заброшена. На неё не оставалось ни сил, ни времени, ни желания.
Даниэль Инграм обещал только смотреть и большего Томас от него не просил. Вот и сейчас, профессор стоит и смотрит, как его младший научный сотрудник работает в поле. Рядом с ним, как и всегда, неизменный господин Ми. Кажется, Даниэль задал ему вопрос о крестьянах. Каждый день они приходили, чтобы кричать что-то Томасу и бросать мусор в ручей, текущий на его поле. Тому приходилось чистить русло каждый день, что не ускоряло работы на поле. Крестьяне бы побили его, но, даже толпой, боялись этого светловолосого великана. Кроме того, деньги иностранцев были немалой частью дохода деревни.
-Один человек,- начал говорить господин Ана Ми, обращаясь, вроде бы, к стоявшему у края поля "почтеннейшему господину Даниэлю", но так, чтобы его слова доносились и до слуха Тома, - Никогда не верил в богов. Он перестал договариваться с богами, носить амулеты, не жертвовал серебро и начал поступать как ему хочется и вопреки ритуалу.
Сейчас, по правилам словесной живописи, пролагалось помолчать немного. Чтобы даже души варваров-иностранцев прониклись ожиданием неизбежной гибели святотатца и насладились преподанным ему Добрыми Богами уроком, прежде чем это случится в рассказе.
-И что было дальше? - пот катился с Тома градом. Он стоял оперевшись на свою лопату и глядел на господина Ми,
У господина Ми буквально скрутило дыхание. Нарушать "Время Размышлений" разговором! Открывать свою глупость и нетерпение поспешными вопросами! Варвар!
-Дальше, почтенный господин,- вздохнул господин Ми,- Он заболел. У него не стало глаз, ушей. Но он продолжал упорствовать. Полицейские вырывали ему все ногти на левой ноге и долго били палками, но он всё равно не видел правды и не желал заключить договор с Добрыми Богами.
-Он умер, - поспешно добавил господин Ми, видя нетерпение младшего, -У него была дырка между плечами.
-И вы в это верите?!- взорвался младший варвар-иностранец,- Господин Ми, вы же умнее прочих! Пусть даже успешно скрываете это. Неужели вы в это верите!?
Старший остановил его движением руки.
-Простите, господин Ана Ми,- заговорил он, впервые за всё время рассказа господина Ми,- Молодёжь нынче так непочтительна.
-Молодёжь всегда непочтительна,- вежливо ответил ему староста деревни,- К счастью, этот недостаток быстро проходит, сменяясь сединами мудрости.
-Вы как всегда правы, господин Ми,- согласился старший землянин и, обратившись уже к молодому, сказал несколько слов на непонятном господину Ми языке. Врядли бы их понял вообще кто-нибудь на этой планете. Но интонация, с которой они были произнесены, не оставляла двойного толкования. Господин Ми был доволен. Непочтительность была наказана и ритуал выпрямлен.
Господину Ми не требовалось во что-то верить. Он просто хорошо знал, что происходит с теми, кто не живёт по путям Добрых Богов. По крайней мере с теми, до которых добирается полиция.
Через несколько дней, младший научный сотрудник ИИ Т. Барнс зашёл к господину Ана Ми, чтобы купить зерна кимчи. И не сморгнув глазом, выложил шесть связок серебряных монет -столько они платили старосте за год жилья в его фанцзы.
На монеты было куплено в сто раз больше кимчи, чем её забрал для посева Томас. Это было хорошо.
- Добрейшего утра, почтенные господа Даниэль и Томас!
Чёрная чуба без вшивки. Кожаные щитки на запястьях. Чуб на гладко выбритой голове. Полицейский. Серебро на воротнике- не следователь. Нижний чин. И не то, чтобы с лазерным пистолетом стоило боятся здешней полиции. Но всё равно неприятно.
Профессор вежливо поинтересовался у него зачем он прибыл и посетовал, что не знает имени сего почтенного мужа.
- Ана Ри, младший испытатель Канцелярии Взысканий("Полицейский" - уточнил на ретинальном дисплее автомат-переводчик). Почтеннейший господин Ана Ми известил меня о беспорядках...
-Надеюсь, не мы тому виной?
-Отчасти, -ответил Ана Ри,- Жители опасались, что вы нарушите договор между деревней и Добрыми Богами. Но я знаю Закон. Конечно вы не имеете к этому договору никакого отношения. Вы иностранцы.
В конце лета, когда уже снимали урожай кимчи, почтеннейший господин Ми постучался к своим постояльцам. Господин Томас просил его разбудить пораньше и, вообще, чай уже был готов... Никто не ответил господину Ми. Он повторил свой зов несколько раз, а потом вошёл. Нельзя сказать, что он не был удивлён тому, что увидел.
Почтеннейшие господа и увядшие цветы, могшие украсить канцелярию Второго Неба, господа Томас и Даниэль лежали на запачканном кровью татами будто ещё спали. У них не было глаз, ушей и ногтей на левой ноге. А ещё у них, у каждого в груди, была огромная дырка.