Линн Рэйда : другие произведения.

Белый обелиск. Общий файл

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:



  Стоявший на углу жандарм подозрительно косился на шатающегося под окнами Алька. То ли чувства охранителя порядка оскорблял сам факт того, что кто-то с неизвестной целью торчит возле парадного, то ли охотничий инстинкт жандарма возбуждала студенческая фуражка - в любом случае, он явно был готов остановить столь подозрительную личность и потребовать у нее "соблюдать порядок, разойтись и не толпиться". Чтобы подразнить его, Свиридов поднял воротник и состроил самую зловещую физиономию, которая должна была навести "фараона" на мысли о конспиративных явках, бомбах и нелегальных паспортах. Жандарм насторожился. Будь на месте Александра его друг Лопахин - тощий, долговязый, с курчавой и жесткой, словно проволока, бородой - эффект наверняка превзошел бы все ожидания. С черной щетиной на впалых щеках и длинными руками, которые он всегда прятал от холода в карманы, Лопахин выглядел необычайно мрачно, а любой костюм, даже приобретенный пять минут назад, на нем сразу же начинал казаться старым и обтрепанным. Вдобавок ко всему, обычно он ходил, ссутулив плечи, глядя на прохожих исподлобья и являя собой прямо-таки классический образчик нищего студента-революционера. А вот Альк в роли предполагаемого террориста выглядел не слишком авантажно. Впечатление изрядно портили прозрачно-серые глаза, русые волосы и мягкий подбородок, покрытый, вместо бороды, почти невидимым светлым пушком, который было тошно видеть в зеркале, и бесполезно - брить. Если бы не студенческая форма, Алька, несомненно, принимали бы за гимназиста.
  Альк раздумывал, не следует ли, сохраняя прежнее многозначительно-сосредоточенное выражение лица, свернуть к ближайшей подворотне и посмотреть, метнется ли жандарм за ним? Все равно Ада сочтет ниже своего достоинства спуститься раньше, чем назначено. Но в этот раз она его изрядно удивила. Узкая рука в черной перчатке ужом скользнула под локоть к Альку - Ада никогда не дожидалась, пока ей предложат руку, и завладевала ей сама - а хорошо знакомый хрипловатый голос произнес:
  - Куда это вы смотрите, мсье Свиридов?.. Мои окна в противоположной стороне. Вам полагалось бы, как истинному рыцарю, смотреть на них, а не таращиться на толстого жандарма. Вы его смущаете. Ну что, какие новости?..
  От ее напора Александр, как обычно, на секунду потерялся. Искоса взглянул на узкое лицо с насмешливыми, тонкими губами, и мучительно задумался, что бы сказать.
  - Только не вздумайте опять кормить меня историями про ваши листовки, стачки и собрания, - предупредила Ада, вставляя в длинный черный мундштук тонкую папиросу. Вероятно, от постоянного курения этих проклятых папирос происходило ее хрипловатое, чарующее меццо-сопрано, от которого у Алька всякий раз мурашки шли по коже. Даже несмотря на то, что Аду он нисколько не любил - можно даже сказать, она его невероятно раздражала. Лопахин как-то раз весьма цинично объяснил Свиридову загадку этого "мистического притяжения" и жестами изобразил, как следует решать проблему в таких случаях. Сказать по правде, способ был хорош, вот только Ада пока снисходила лишь до поцелуев. Да и то - не слишком часто.
  - ...Если продолжить список тем, которые я не считаю интересными, то к ним относится ваш друг, мсье Лопахин, и все ваши университетские дела - поскольку там давно уже не учатся, а занимаются политикой, - как ни в чем не бывало, продолжала Ада. - Знаете что, Александр? Может, лучше я вам расскажу о ваших новостях?
  - Моих?.. - невольно удивился Альк, хотя общение с Аделаидой приучило его быть готовым ко всему.
  - Да, ваших. Вот послушайте... Четыре дня, на протяжении которых мы не виделись, вы провели просто отлично. Вероятнее всего, вы либо вовсе не были на лекциях, либо сходили туда только один раз, а остальное время посвятили более серьезным делам. Вы, несомненно, посетили какую-нибудь студенческую сходку, а потом весь вечер просидели на квартире у мсье Лопахина за портвейном и картами. Не жмите руку, это больно... я ведь угадала, правда? Вы беседовали с ним о полицейском произволе и грядущей революции и чувствовали себя без пяти минут народовольцами.
  Свиридов понемногу начал закипать.
  - Народовольцы - это...!
  Но договорить ему не удалось, так как его попутчица небрежно дернула плечом.
  - Ну, пусть не народовольцами, а, например, эсерами. А может, Кассием и Брутом. Вы же у нас все-таки историк. Одним словом, вы провели вечер очень плодотворно. А на следующей день я видела вас на катке. С такой смешливой дурочкой... румянец во всю щеку и коса размером с мой кулак. Я просто умилилась. Где вы ее взяли?..
  Все праведное негодование Свиридова мгновенно схлынуло. Альк покраснел - как и всегда, когда ему случалось растеряться. Ада была на катке... с ума сойти, такое просто не укладывалось в голове! Да если бы он когда-нибудь позвал ее туда, она бы точно посмотрела на него, как на десятилетнего, и промурлыкала: "Спасибо, нет".
  - Это моя... сестра, - глупо соврал Свиридов, у которого в эту минуту мысль о простодушной Анечке способна была вызвать только тошноту. И зачем-то счел необходимым пояснить - Двоюродная.
  Аделаида хрипло рассмеялась и отбросила докуренную папиросу.
  - Очень хорошо, что не родная! Целоваться со своей _родной_ сестрой, как вы вчера - это уж слишком.
  "Все. Сейчас скажет еще какую-нибудь гадость и... уйдет. Совсем уйдет" - подумал Альк. Щемящей боли в сердце и всей прочей ерунды, которой обязательно кончаются подобные истории у классиков, Свиридов не почувствовал. Только бессильное и злое разочарование - на Анечку, на Аду, на упущенный им шанс...
  - По счастью, улица совсем пустая, так что можете поцеловать и меня тоже, - по-кошачьи улыбнулась Ада. - А потом я расскажу вам, куда мы идем.
  
  Шелковинка, умница, переступала очень осторожно, но у Старой площади Хенрику все равно пришлось остановить ее и спешиться. Толпа была такая, что с высокого седла это людское море казалось бескрайним и необозримым. Покрикивать "Дорогу!" было бесполезно. Разве что взять лошадь под уздцы и пробиваться самому. Конечно, будь он истинным аристократом в плаще с пурпурной каймой, которого сопровождало бы несколько пышно разодетых слуг, дорогу бы ему освободили. Но Ольгеров выцветший мундир не вызывал у горожан особенного пиетета. Таких ветеранов в Лотаре встречались сотни.
  Хенрик иронично улыбнулся и пошел вперед - по хорошо знакомой улице, ведущей к его городскому дому. Дому, где ройт Ольгер появлялся самое большее на два месяца в году.
  Пока он двигался вдоль древних стен городской ратуши, было еще терпимо, но чуть дальше начались торговые ряды, и ройта то толкали в бок (отчего плохо сросшиеся ребра тут же отзывались болью), то норовили схватить за рукав и навязать какую-нибудь ерунду - то макахамские ковры, то кислое ристанское вино, то "самый лучший в Касетине виноград". Хенрик досадливо отмахивался, два или три раза ловил чью-то руку у самых тесемок подвешенного к поясу кошелька. Один недоумок посчитал произошедшее случайностью, и, выждав время, потянулся к перевязи снова. По-прежнему не оборачиваясь, Хенрик перехватил его кисть и резко крутанул ее запястьем внутрь. Услышал болезненное оханье и улыбнулся с мрачным удовлетворением. Воровать этот гаденыш, разумеется, не перестанет, но следующую неделю или две побудет честным человеком. Заодно подумает, стоит ли дальше заниматься прежним ремеслом. В принципе Хенрику, как честному подданному Их Величеств, полагалось не устраивать подобный самосуд, а кликнуть стражу, но после драконовских законов лотарских властей подобный шаг казался ройту слишком уж жестоким. Безусловно, королевский флот нуждается в гребцах, но знать, что кто-то - пусть даже такой паршивый вор - будет неделями и месяцами задыхаться в тесном трюме, прикованный к тяжеленному веслу, и жрать только протухшие лепешки и похлебку, больше походившую на вываренные помои... нет, увольте.
  Ройту было жарко. Слабость от последнего ранения, помноженная на естественное утомление от многих дней в седле, брало свое, и голова у Хенрика слегка кружилась. В юности с ним такого не случалось, но, наверное, пора было смириться с тем, что молодость уже закончилась. Тридцать пять лет - уже не мальчик. Особенно если при этом у тебя полголовы седых волос.
  Когда его в очередной раз ухватили за руку, Ольгер подумал было, что это опять какой-нибудь торговец, и уже собрался раздраженно рявкнуть на очередного идиота, пожелавшего всучить ему "прекрасный козий сыр" или "великолепный чернослив". Но, взглянув на человека, так бесцеремонно стиснувшего его руку, ройт увидел вместо потного торговца невысокую, темноволосую девушку-эшшари, на смуглом лице которой резко выделялись темно-синие глаза. Вместо цветастых платьев, которые обыкновенно выбирали женщины ее народа, она почему-то была одета в однотонное темное платье - вероятно, страшно жаркое в подобный день. На Хенрика она смотрела как-то странно - пристально, даже встревоженно, как будто собиралась попросить его о помощи.
  Хенрик вовремя прикусил язык, уже готовый извернуться для какого-нибудь крепкого словечка. Ольгер уже собирался спросить девушку, что у нее стряслось, но тут эшшари встряхнула копной волнистых темных волос и сказала:
  - Дай руку, капитан. Я тебе погадаю.
  Хенрик даже рассмеялся. Ну и идиот же он! Совсем забыл, что девушки-эшшари, если только не танцовщицы или воровки, обязательно гадалки. Впрочем, иногда они - все это вместе, а еще, по совместительству, знахарки и колдуньи.
  - У меня нет денег, - соврал Ольгер, улыбаясь собственной наивности и ловкости девицы, почти напугавшей его этим странным выражением лица.
  - Тогда я погадаю тебе просто так, - ответила она спокойно. - Не за плату.
  - Почему же всем - за плату, а мне - так? - осведомился Хенрик, и сейчас же упрекнул себя за то, что ввязывается в какой-то совершенно лишний разговор.
  - Не знаю. Может, потому, что ты красивый. Или потому, что ты свободный, как эшшари, только мои братья счастливы своей свободой, а тебя она гнетет.
  Пока ошеломленный Хенрик размышлял, что следует ответить на такое заявление, девушка беспрепятственно развернула жесткую, мозолистую руку Ольгера ладонью вверх и принялась с самым серьезным видом изучать ее, как будто там и в самом деле можно было разглядеть что-то помимо ссадин и мозолей. Ройт с некоторым запозданием пришел в себя и подумал, что, наверное, он далеко не первый, кто ссылается на отсутствие денег, так что все эти гадалки давно отработали манеру поведения в подобных случаях. Сначала поразить воображение клиента каким-нибудь неожиданным, туманным замечанием, а потом воспользоваться его замешательством, чтобы все-таки совершить свое черное дело. Проще говоря, наврать с три короба очередному остолопу. И в конце концов таки заставить его раскошелиться.
  Ну а раз Хенрик оказался таким легковерным дураком, что позволил поймать себя на такую же нехитрую удочку, то следовало доиграть этот спектакль до конца. И все-таки дать бедной девушке несколько соэнов. Что и говори, она их вполне заслужила.
  - Ну и что же меня ждет?.. - снисходительно улыбаясь, спросил Ольгер.
  Девушка перевела взгляд с ладони ройта на его лицо, и Хенрика снова поразили эти странные, напоминающие растревоженное море темно-синие глаза. Она не торопилась отвечать - только смотрела на Ольгера. Так и стояла молча, продолжая держать руку ройта на весу, и Хенрик вдруг заметил, что сжимавшие его запястье пальцы сделались совсем холодными.
  - Я вижу смерть, - сказала она, наконец.
  Ройт даже фыркнул. После такой длинной паузы он ожидал услышать что-то более внушительное.
  - Всего лишь смерть?.. Боюсь, ты ошибаешься. Как раз сейчас она мне не грозит, хотя пару недель назад мы с этой дамой были исключительно близки.
  - Я вижу. Ты совсем недавно встал с постели после раны - далеко не первой такой раны, верно?
  - Верно. У тебя задатки лекаря, - похвалил гадалку Хенрик. Повязку с ребер сняли еще в лагере, но эшшари все равно догадалась о его ранении по одной ей заметным мелочам. Наверное, от такой обостренной, почти инстинктивной наблюдательности и пошла легенда о провидческих талантах ее народа. Людей впечатляет, когда им с невозмутимым видом сообщают о таких вещах, которые они считают скрытыми от посторонних глаз.
  Девушка чуть заметно покачала головой.
  - У меня нет задатков лекаря. Просто я вижу то, чего не видят остальные. Ты не слишком молод, но в душе ты еще старше, чем на самом деле. Ты много воевал - про таких говорят, что смерть давно приберегла для них последний поцелуй. Но жизнь всегда любила тебя больше. Это странно, потому что жизнь напоминает женщину-эшшари: она любит только тех, кто отвечает ей взаимностью.
  Сердце у Ольгера тоскливо сжалось. Ему было наплевать на все предсказанные ему смерти разом - и на ту, которую пророчила ему целительница в лазарете, и на ту, которую "увидела" темноволосая и синеглазая эшшари. Но последние слова гадалки укололи его глубже, чем он готов был признаться даже самому себе. Впрочем, умение владеть своим лицом не подвело, и Хенрик шутливо улыбнулся.
  - Ну, красавица, такими предсказаниями многого не заработаешь. Послушай мой совет и поступай как остальные: всегда говори, что видишь в чужом будущем великую любовь и королевскую корону. Людям почему-то нравится слышать такие вещи, даже если они точно знают, что им врут.
  Ольгер засунул руку в кошелек - на диво, тот по-прежнему висел на своем месте, хотя Хенрик забыл и думать о воришках, от которых нужно было охранять свое добро - и вытащил оттуда несколько монет.
  - Возьми. Будем считать, что я доволен предсказанием.
  Но, к его удивлению, эшшари снова покачала головой.
  - Не предлагай мне денег. Это все равно, что заплатить за собственную смерть. Я ничего у тебя не возьму...
  Она разжала пальцы и смешалась с толпой прежде, чем Ольгер успел придумать, что ответить - гибкая, как горностай, но стремительностью больше походившая на ласточку или стрижа.
  Хенрик пожал плечами. Судя по всему, бедная девочка и в самом деле верила во все, что говорила.
  - Надо было у нее спросить, поставят ли мне белый обелиск, - пробормотал ройт Ольгер.
  Впрочем, если он действительно умрет в Лотаре, то едва ли обстоятельства его кончины будут стоить памятника. Жаль.
  
  Альк сидел и злился. Как он мог позволить затащить себя в эту дурацкую компанию?.. И ладно бы еще очередной литературный вечер, все эти приторно-эстетствующие молодые люди с томными, меланхолическими лицами, и курящие папиросы декадентки вроде Ады. К этим он уже привык. Но спиритический сеанс?! Можно представить, как бы среагировал Лопахин, если бы узнал, где именно проводит вечер его друг.
  Волнующая полутьма и приготовленные для "общения с умершими" предметы вызывали у Свиридова тоску сродни той, которую испытывает человек, у которого с утра разболелся зуб и который пытается отвлечься, но уже прекрасно понимает, что общаться с зубодером все равно придется. Ада же во всей этой дешевой театральной атмосфере ощущала себя просто замечательно. Сделав вид, что от витающего в воздухе гостиной дыма у него внезапно разболелась голова, Альк выбрался в прихожую - "проветриться". Он рассчитывал немного побыть в одиночестве, но оказалось, что у узкого окна уже стояла незнакомая Свиридову девушка. Волнистые темные волосы свободно рассыпались по ее плечам, и Альк сморгнул. Передовые девушки иногда стриглись коротко, все остальные связывали волосы узлом, плели толстые косы или делали прическу. С длинными распущенными волосами появлялись только эти. Выражаясь вежливо - кокотки.
  Девушка внезапно обернулась, словно ощутив спиной взгляд Алька. Была она смуглой, но при этом - почему-то - синеглазой, несколько напоминающей цыганку (хотя где найдешь цыганку с синими глазами?..)
  - Здравствуйте, - сказал Свиридов - просто чтобы что-нибудь сказать. И, сообразив, что они видятся с ней первый раз, представился - Александр Свиридов, студент историко-филологического факультета. А вы?... Вы...
  - Я буду медиумом на сегодняшнем сеансе, - сообщила девушка, поймав взгляд Алька, все еще разглядывающего ее темные, распущенные волосы. - Считается, что нужно снять с себя все украшения, достать все шпильки из волос и, по возможности, не перевязывать их даже лентой. Значит, вы друг Ады?..
  "Если подразумевать под этим то, что мы пришли с ней вместе, то, определенно, да" - подумал Альк, а вслух сказал:
  - Именно так.
  - Вы раньше никогда к нам не приходили.
  - Если честно, я не слишком... увлечен всем этим. Ну, сеансы и тому подобное, - неловко отозвался Альк, боясь, что собеседница обидится. Но она только улыбнулась.
  - Почему же?..
  - Потому что это ерунда, - не удержался Альк. - Ведь собираются же здесь не кто-нибудь, а образованные люди, а туда же - блюдца, свечи... духи... Ладно бы еще, если бы эти мертвецы вам отвечали, как по аппарату Бэлла, а то вызывают Цезаря, и только блюдце дребезжит. Но все в восторге - как же, дух проконсула "явился"!
  - Значит, вы хотели бы, чтобы с вами разговаривали, "как по аппарату Бэлла"? В это вы бы верили?..
  - И в это бы не верил, - с удовольствием ответил Альк. - Поскольку духу Цезаря, как следует из курса древней истории, следует изъясняться на латыни, а какому-нибудь Рюрику - на варяжском или там древнеславянском. И реши они действительно с нами поговорить, их никто даже не поймет.
  - Значит, вы скептик.
  - Да, - охотно подтвердил Свиридов. Девушка помимо воли начинала ему нравиться. Она смотрела на него с таким вниманием, с каким на Алька не смотрел еще никто и никогда. Ни Ада, ни даже влюбленная в него Анюта. Но одновременно в этом пристальном, неотрывном взгляде незнакомки было что-то удивительно тревожное.
  Он вдруг подумал, что, в отличие от него самого, она до сих пор не представилась. Альк уже хотел сам спросить о том, как ее зовут, тем более, что разговаривать, не зная, как следует обращаться к собеседнице, было неловко, но в этот момент она встряхнула головой и неожиданно задумчиво сказала:
  - Это очень интересно. Вы никогда не задумывались, что по-настоящему невероятные события случаются только со скептиками? Будто сама жизнь пытается над ними подшутить.
  - Нет, не задумывался. А вы приведите мне пример хотя бы одного "невероятного события", - ответил Альк. - С нашими темпами развития науки вероятно все, даже полеты на Луну.
  Произнеся эти слова, Свиридов чуть заметно покраснел. С Луной он, разумеется, загнул, да и наука... вот придумал, тоже, о чем побеседовать с красивой девушкой в прихожей, где царил такой уютный полумрак.
  Девушка посмотрела на него и улыбнулась.
  Очень странно улыбнулась - так, что Альку на секунду стало страшно.
  - Ну, Луна - это еще не очень далеко, - загадочно ответила она.
  А потом вокруг Алька неожиданно сомкнулась темнота, и он еще успел подумать, кто и для чего решил внезапно погасить все газовые фонари на улице.
  ...Первым, что он почувствовал, придя в себя, было тепло. Даже, можно сказать, жара. Свиридов удивленно заморгал, и сквозь его ресницы брызнуло в глаза совсем не петербургское, и уж подавно - не ноябрьское солнце.
  Александр обнаружил, что лежит на чем-то жестком и колючем, при ближайшем рассмотрении оказавшемся высохшей травой. А небо над ним было головокружительно высоким и при этом совершенно безоблачным, как будто бы облитым ярко-голубой эмалью. Приподнявшись на локте, Альк обнаружил с одной стороны от себя - узкую песчаную косу, которую облизывали неправдоподобно-синие морские волны, а с другой - серые и песочно-желтые постройки никогда не виданного прежде города.
  Если бы этот город походил на Петербуг, Москву или хотя бы Будапешт, Свиридов, вероятно, ощутил бы настоящий ужас. Но и город с его стрельчатыми башенками и лепившимися друг к другу домами, и весь остальной пейзаж выглядели настолько _нереальными_, что Альк практически не удивился.
  То, что из темной прихожей, где они беседовали с синеглазой девушкой, он неожиданно попал сюда, доказывало лишь одно - не было ни прогулки с Адой, ни дурацкой, скомканной беседы о Луне и скептиках. Секунды две Свиридов был уверен, что он просто спит в своей постели, и вот-вот проснется, ощутив плывущий из столовой запах свежесваренного кофе.
  Откинувшись обратно на траву, Альк закрыл глаза, немного полежал и приказал себе проснуться. Черта с два. Все так же щекотали шею жесткие травинки, и все так же беспощадно жгло ему глаза встающее на горизонте солнце. Альк почувствовал, как по груди и ребрам под фланелевой рубашкой прокатилась капля пота. Это совершенно заурядное, в общем-то, ощущение внезапно напугало его так, что в горле моментально пересохло. Ощущать такие мелочи во сне Свиридову до сих пор никогда еще не удавалось.
  Альк оперся о траву и резко сел.
  Мир даже не подумал измениться. Та же полоса прибоя, тот же город, та же жесткая, пожухлая трава.
  - Господи Боже мой... - в отчаянии прошептал воинствующий атеист Свиридов.
  
  В город его пропустили беспрепятственно. Впрочем, толпа и давка у ворот была такой, что на отдельно взятого Свиридова всем было абсолютно наплевать. Альк сам не знал, зачем он потащился в город. Возможно, потому, что это было проще, чем сидеть на одном месте, все сильнее проникаясь ощущением, что с ним произошло нечто необъяснимое и жуткое. Пока Свиридов оставался на ногах, он мог, по крайней мере, убеждать себя, что ищет выход из создавшегося положения.
  Несмотря на двухлетнюю учебу в Университете, историк из Алька был неважный. Пока его однокурсники штудировали на одних занятиях Плутарха и Светония, а на других - Ключевского с Карамзиным, Свиридов главным образом читал Плеханова - во всяком случае, именно эта книга покрывалась пылью на его столе, пока сам Александр занимался более насущными делами. Но то, что вокруг него изменилось не только _пространство_, но и _время_, или, правильнее было бы сказать, эпоха, Альк заметил сразу. Его студенческий сюртук с гербовыми пуговицами (фуражка осталась висеть на гвоздике в прихожей) смотрелся исключительно нелепо рядом с местными короткими камзолами (или кафтанами?.. или колетами?.. в истории костюма Альк был тоже не силен), не говоря уже о том, что поднимавшееся солнце накаляло воздух все сильнее, так что Альк воспользовался первой же оказией, чтобы потихоньку стянуть его с себя и по рассеянности "позабыть" на первом же гранитном парапете.
  Так как Александр не имел даже малейшего понятия, куда ему теперь идти, то он брел просто наугад, стараясь обращать больше внимания на окружающих людей и местную архитектуру, чем на собственную нараставшую тревогу и тоскливую беспомощность.
  Относительно чужого языка и спиритических сеансов он, как выяснилось, был кругом неправ. Вокруг кричали и переговаривались минимум на трех неизвестных Альку языках, не походивших ни на русский, ни на кое-как изученный в гимназии немецкий. До тех пор, пока Свиридов не прислушивался к этим выкрикам, он отдавал себе отчет, что слышит абсолютно незнакомое ему наречие и ничего не понимает. Если же по какой-нибудь причине все его внимание полностью переключалось на происходящее, Альк словно забывал о том, что вместо связной речи ему полагалось слышать только непривычный набор звуков. В первый раз это произошло с ним на мосту, где яростно бранились два каких-то человека. Привлеченный этим шумом, Альк сначала оценил в цветистые сверх меры идиоматические обороты, из которых состояла речь обоих спорщиков, и только мгновение спустя испытал запоздалый ужас, вспомнив, что _не должен_ понимать, о чем они говорят. Для одного-единственного дня внезапных потрясений было, прямо скажем, многовато.
  Этим утром Альк не завтракал - ну не считать же завтраком одну-единственную чашку кофе и прихваченный в столовой маковый рогалик, который он (дурак!) еще и не доел. Когда он ждал Аду у ее подъезда, было уже часа два, а может, три после полудня. Потом они шли через весь город, много целовались в скверах и безлюдных переулках, игнорируя промозглый ветер неодобрительные взгляды редко попадавшихся прохожих. Одним словом, завернуть в какую-нибудь ресторацию, как Альк планировал в начале, им так и не довелось. Потом квартира Перегудова, диван в гостиной, полутемный коридор... И вуаля. В том странном месте, куда его занесло (Альк пока не пришел к какому-нибудь выводу по поводу того, где именно он оказался), было утро - пусть не слишком раннее, но утро. Но для Алька это не имело ни малейшего значения. Он чувствовал, что для него давно уже настало время ужина, обеда, завтрака и лэнча разом.
  Вдоль широкой набережной, на которую он вышел после получаса бесцельных шатаний по чужому городу, то тут, то там виднелись низкие лотки с разнообразной снедью, при виде которой желудок Свиридова болезненно сжимался. Он старался не смотреть в ту сторону, но запахи каких-то местных пряностей, копченостей и свежей выпечки волнами накатывали на него, мешая думать о чем-то другом.
  Свиридов успел пройти, вероятно, шагов сто, когда его впервые посетила мысль о том, что можно как бы невзначай приблизиться с какому-нибудь из прилавков и стянуть себе пирожок. Или еще какую-нибудь мелочь.
  Как и всякий настоящий революционер, Альк презирал частную собственность. В теории. Так же, в теории, он привык с убежденность оправдывать всякое воровство тяжелым положением люмпен-пролетариата, ролью среды и воспитания, а главное - несправедливостью существующего строя. Но самому Альку до сих пор не приходилось брать чужого - только дрянной перочинный ножик в прогимназии, из-за которого его до тошноты стыдили дома, а потом заставили вернуть игрушку ее настоящему владельцу. Ну и еще пару раз они с друзьями промышляли на Лотошном рынке яблоки и сливы. Почти то же самое, что он намеревался сделать в настоящую минуту.
  Пирожок - это практически не кража. Про такую ерунду даже неловко говорить "украл". Крестоостровские мальчишки в таких случаях употребляли эвфемизмы типа "слямзить". Или "свистнуть"... одним словом, "стырить". Каким бы нелепым и безрадостным не было положение Свиридова, он все-таки невольно улыбнулся от дурацкого воспоминания.
  И окончательно решил, что обязательно добудет себе что-то на обед. А дальше - будь что будет.
  Если бы он знал, что будет дальше, он бы, вероятно, не отнесся к делу так беспечно.
  
  Ольгер не любил этот причал. То есть сама по себе пристань Святой Люсии могла быть довольно живописной, но смотреть на сбившихся в голодную и грязную толпу приговоренных к каторжным работам, что ни говорите - удовольствие весьма сомнительное. А этих приговоренных пригоняли сюда каждый день.
  Когда ройт Ольгер осознал, что накануне, в день своего приезда, он не зашел в магистрат - узнать, не ожидает ли его еще одно письмо от брата, Хенрик скрепя сердце выбрался из дома. Было еще рано, и Ольгер рассчитывал вернуться прежде, чем на город упадет обычная для августа жара. Поэтому он выбрал самую короткую дорогу к магистрату, рассудив, что обойдет причал Святой Люсии стороной, и постарается не замечать закованное в кандалы ворье и остальную шваль. Сказать по правде, еще лучше было бы идти мимо причала, зажав нос, чтобы не ощущать дурного запаха от нескольких десятков скученных, немытых тел.
  Но, разумеется, стоило Хенрику сказать себе, что он и не подумает смотреть на будущих галерников, как его взгляд помимо воли потянулся к их толпе. И сразу выделил из всех стоявших на причале юношу лет восемнадцати.
  Взгляд парня выражал полнейшую растерянность. Мешковатая и грубая одежда на нем была в точности такой же, как на остальных приговоренных, но в остальном он разительно выделялся на общем фоне. Особенно странно смотрелась нетронутая загаром кожа (это в середине августа!), и чистые, хоть и растрепанные волосы. Тут светловолосый парень в очередной раз споткнулся, наступив на какой-то камешек, и Ольгер окончательно решил, что босиком ходить он не привык. Хенрик подумал бы, что перед ним богатый сын какого-нибудь иноземца, прибывшего в метрополию совсем недавно, но резонно было бы предположить, что тогда его давно, сбиваясь с ног, искала бы его богатая родня. А прежде того - его никогда не отпустили бы бродить по улицам Лотара без сопровождения слуги. Прибрежный город отличался чем угодно - своей трехсотлетней гаванью, большим базаром, примечательной архитектурой, дикой смесью из обычаев и языков... но уж никак не безопасностью. Мальчишка, судя по всему, не очень понимал, что его ждет. Что было даже странно, потому что, когда тебя уже обрядили в серое, а на ноги набили кандалы, легко понять, что речь идет о каторге. Особенно когда вокруг тебя - такие вот небритые разбойничьи рожи.
  Нет, будь этот недотепа с островов - он не вертел бы головой по сторонам с таким наивно-изумленным видом. Говоря по правде, выглядел юноша так, как будто он свалился с неба и еще не до конца привык к тому, что происходит на земле.
  Ройт Ольгер был заинтригован. Он подозвал стражника, кинул ему монетку и спросил, кивнув на парня:
  - Этого - за что?
  Дозорный ответил, не сверяясь со своей табличкой - видно, необычный парень успел примелькаться и ему.
  - За кражу, ройт. А также за рукоприкладство по отношению к блюстителю порядка.
  Ольгер приподнял брови.
  - И кого он... рукоприложил?
  Стражник довольно ухмыльнулся.
  - Это целая история. Решил он, значит, утащить лепешку у торговца выпечкой... По мне, чем воровать с такими неуклюжими руками, лучше уж повеситься. Только вообразите: схватил он одну лепешку, а другие - целая гора - падают с блюда прямо в грязь. Этот дурак, вместо того, чтобы бежать, вытаращил глаза, схватился за поднос - и что вы думаете? - опрокинул сам лоток. Торговец, натурально, верещит, как резанный. Ну, подбегает стража, их десятник, Петер Доэрс, хватает парня за шиворот - а тот, не будь дурак, со всего маху бьет его по голове подносом. Петеру-то полагалось одевать в дозоре шлем, но сейчас уж очень жарко, почти вся дневная стража так и ходит с непокрытой головой. Доэрс тоже. Вот и получил по голове подносом. Звон стоял, как будто в медную кастрюлю черпаком колотят. В общем, у Петера - во-от такая шишка, а этому идиоту, вместо штрафа за мелкое воровство - три года на галерах.
  - Поздравляю королевский флот с приобретением, - хладнокровно отозвался Хенрик. - Судя по внешнему виду, за веслом он не протянет и двух месяцев.
  Стражник принял слова Ольгера за шутку и с готовностью заухмылялся, покосившись на светловолосого парнишку. Тот таращил на шпиль ратуши дымчато-серые глаза, как будто в жизни не видал ничего интереснее облупленных от времени и непогоды стен Лотарского магистрата.
  Юродивый какой-то, - мысленно вздохнул ройт Ольгер.
  - Сколько за него назначено? - осведомился он.
  - Пятнадцать синклеров.
  - Распорядитесь, чтобы принесли бумагу и чернила, - сказал ройт, подумав. - Напишу расписку. Я надеюсь, ваш начальник не рассчитывает, что кто-нибудь носит при себе такую сумму серебром?..
  - Вы это серьезно что ли, ройт?.. - от удивления дозорный даже позабыл о вежливости. - Вы посмотрели бы сперва на его руки. Вот чесслово, этот парень ничего тяжелее ложки за всю свою жизнь не поднимал. Зачем он вам? Такой даже лопату на удержит.
  - А зачем ему держать лопату? - холодно осведомился ройт. - Я что, похож на фермера?..
  - Ну, если так... оно конечно, - пробормотал стражник озадаченно. Спасибо хоть на том, что досаждать ему советами больше не стал и сам доставил все необходимое - и пузырек с чернилами, и перья, и бумагу.
  Ольгер быстро написал расписку на имя Вика Хорфа, старого ибрисского менялы, бывшего его банкиром в Лотаре, и зло, витиевато расчеркнулся на предложенном листе. Злился Хенрик на себя, поскольку его неожиданный порыв был бы еще понятен и простителен двадцать лет назад, когда он только что выпустился из корпуса, но для тридцатишестилетнего мужчины такие бессмысленные жесты уже просто неприличны. Это раз. А два - пятнадцать синклеров составляли почти половину его месячного содержания, так что внезапная покупка парня означала, что придется либо затянуть потуже пояс, либо, наступив на горло своей гордости, писать младшему брату и просить у него денег.
  
  Люди, к которым его приковали после инцидента с пирожком, повергли Алька в настоящий шок. Что за лица! Что за разговоры!! По сравнению с местным "люмпен-пролетариатом" любой питерский щипач-карманник мог бы показаться гимназисткой в белой пелеринке - а ведь Альк еще сумел понять не больше четверти того, что слышал. К нему это кодла не особо приставала, сразу же решив, что он немой. Проведя с ними вечер и всю ночь, Свиридов был невероятно счастлив, когда местный кузнец наскоро сбил цепь с его колодки. Потом провожаемого свистом и завистливыми выкриками Алька потащили в деревянную хибарку, несколько напоминавшую сарай - снимать с ноги саму колодку и наклепывать на правое запястье тонкий металлический браслет.
  Под конец этой работы в сарай, пригнувшись перед низкой притолокой, вошел человек, которого Альк видел возле пристани - тогда этот мужчина о чем-то беседовал со стражником. Сейчас Свиридов разглядел его получше.
  Если не считать темных волос, спускающихся ниже плеч, он выглядел почти нормально - гладко выбритый, не слишком молодой, с внимательными темными глазами. Если изменить прическу и надеть вместо всей местной бутафории нормальную одежду, то его вполне можно было бы вообразить задумчиво стоящим где-нибудь возле канала Грибоедова или пьющего чай в кафешантане на Васильевской.
  - Вы уже закочили?.. Как твое имя? - спросил "петербуржец", пристально разглядывая Алька. Этот вопрос ему уже задавали, но вчера, пока его допрашивали, он молчал. Сначала опасался, как бы его не начали бить, но от него довольно скоро отвязались - видимо, сочли глухонемым.
  - Свиридов... Александр, - отозвался он, решив, что числиться немым все же не слишком-то удобно.
  Его собеседник выразительно поморщился.
  - Слишком длинно. Как короче? Алек?
  - Альк.
  - Все выполнено в лучшем виде, ройт, - похвастался кузнец.
  - Благодарю. Можете быть свободны. И откуда ты?.. - последнее, похоже, относилось к Альку. - Острова? Эштар?
  Свиридов растерянно молчал.
  - Фергана?.. Локрид?... Сельн?.. - продолжал допытываться человек, которого здесь звали ройтом. В ответ на какое-то очередное название Альк кивнул, просто чтобы скорей отделаться от нудного допроса. Темноволосый посмотрел на него как-то странно, но, во всяком случае, расспросы прекратил. Альк решил, что теперь его очередь расспрашивать своего собеседника.
  - Кто вы такой? - осведомился он, ожесточенно растирая только что освобожденные от кандалов запястья.
  Глядя на Алька сверху вниз, чужак сказал - раздельно, словно разговаривал с ребенком или слабоумным:
  - Я ройт, а также капитан гвардии Их Величеств, Хенрик Ольгер. Я только что выкупил тебя.
  Он показал на металлический браслет, надетый на запястье Алька. До Свиридова мало-помалу начинало доходить.
  - Что значит "выкупили"? - переспросил он чужим, осипшим голосом.
  - Это значит, что тебя приговорили к каторжным работам на галерах, а мне нужен был слуга, и я рассудил, что ты мне подойдешь. Называть меня хозяином не обязательно, но, когда обращаешься ко мне, добавляй "ройт", или "ройт Ольгер".
  - Да с чего я должен быть вашим слугой? - не выдержал Свиридов. - Я свободный человек. Меня нельзя ни продавать, ни выкупать.
  - Ты не "свободный человек", а вор, которого поймали за руку на месте преступления. Если ты до сих пор не понял, повторюсь: тебя отправили бы на галеры, если бы никто не пожелал тебя купить.
  - И что с того?.. - осведомился Альк довольно независимо.
  - А то, - похоже, собеседник начинал терять терпение, - Что больше половины каторжников умирает еще в первый год на веслах.
  - Я вам не верю.
  Мужчина поморщился.
  - Мне плевать, во что ты веришь, но, если ты еще раз посмеешь обратиться ко мне, не добавляя "ройт", ты очень пожалеешь. А сейчас пошли со мной.
  Альк посмотрел на ройта и задумался, стоит ли принимать всерьез его угрозы. Его собеседник был не слишком молод, да и атлетическим телосложением на первый взгляд не отличался, но, во-первых, он был на голову выше Алька, а во-вторых - скупые жесты и неуловимая самоуверенность, сквозившая в манерах ройта, отбивали всякую охоту его злить. Одна беда - идти за этим Ольгером неведомо куда Альку хотелось даже меньше, чем испытывать, на что он был способен. Притворившись, что он вполне примирился со своей будущей участью, юноша вышел из сарая вслед за Ольгером, но, пройдя около ста шагов по набережной, улучил момент и бросился бежать. Мельком взглянув через плечо, он обнаружил, что мужчина смотрит ему вслед, но гнаться за ним, судя по всему, не собирается. А может, просто не надеется поймать.
  На Алька накатил восторг. Оказывается, сбежать было не так уж сложно... Появившегося на его пути дозорного - и не кого-нибудь, а того самого десятника, Петера Доэрса, будь он неладен! - юноша заметил слишком поздно, когда было уже невозможно повернуть в другую сторону или хотя бы уклониться от прямого столкновения со стражником, шагнувшим беглецу наперерез.
  Что-то тяжелое ударило Свиридова по голове, перед глазами вспыхнули багровые круги, и он кулем осел на землю, на мгновение ослепнув и оглохнув.
  Петер возвышался над стонавшим Альком, словно башня, с торжеством помахивая полагавшейся ему по должности дубинкой, пока к ним не подошел ройт Ольгер. Альк расслышал неразборчивую фразу, из которой смог понять только слова "пару монет", а потом - ответ Хенрика Ольгера.
  - Вы его чуть не убили, так что это мне впору потребовать с вас деньги за ущерб.
  - Но, ройт... я же вернул вам вашу собственность, - пробормотал в ответ десятник.
  Альк разлепил губы, чтобы возразить, что никакая он не "собственность" - но сразу потерял сознание.
  
  В себя он приходил совсем не так, как пишут в пьесах и романах, а как-то постепенно. Сперва Альк почувствовал, что кто-то поднимает его на ноги и тащит - а точнее говоря, почти несет - куда-то в неизвестном направлении. Альк машинально переставлял ноги, думая только о том, что может означать эта ужасная боль в голове.
  Он тихо застонал.
  - Дурак. Кто же так бегает?.. - с насмешливым сочувствием спросил идущий рядом человек. И приказал - Не ной. Это простое рассечение. Придем домой - займемся твоей ссадиной, а пока будь любезен, не изображай покойника и шагай сам.
  Голос невидимого собеседника звучал знакомо. Сделав над собой усилие, Альк даже смог припомнить его имя - Хенрик Ольгер.
  Они повернули прямо с улицы в какой-то дом, и встретивший их в холле человек испуганно заохал, глядя на почти висевшего на ройте Алька. Свиридова между тем мутило все сильнее. В первые секунды он еще боролся с приступами тошноты, а потом махнул на все рукой. Нечто подобное уже случилось с ним однажды, когда они с Лопахиным рассчитывали напоить медичек с Женских двухгодичных курсов заботливо припасенным кахетинским, а девушки почему-то не пришли, и от досады они взяли и распили все, что у них было, на двоих, после чего им было очень скверно. Сейчас с ним происходило то же самое - с той только разницей, что в этот раз он вовсе ничего не пил. Согнувшись в три погибели, Альк еще успел отметить, что в прихожей ройта был красивый мозаичный пол.
  Мужчина вовремя прихватил Свиридова за шиворот и приглушенно выругался. Слуга всплеснул руками и явно собрался закатить очередной "плач Ярославны", но ройт Ольгер отмахнулся от него, словно от надоедливо зудящей мухи. Альк едва заметил, как они пересекли просторную и светлую прихожую и оказались в зале, отдаленно напоминавшем петербургские гостиные. Там ройт насильно усадил его в жесткое кресло и отдал какое-то распоряжение застывшему в дверях слуге. Потом он развернулся с Альку и с ловкостью какого-нибудь фельдшера ощупал его раненную голову. После приступа внезапной тошноты Свиридову заметно полегчало, только во рту оставался вяжущий и горький привкус желчи - с самого утра он съел только половину комковатой и полусырой лепешки и выпил несколько кружек воды.
  - В самом деле, ничего серьезного, - постановил ройт наконец, пожав плечами. Голос у него был слегка удивленным. Очевидно, Ольгер не привык, чтобы простой удар по голове вызывал у людей такую странную реакцию. - Ладно, сиди пока что, сейчас придет мой врач.
  И, развернувшись, как ни в чем ни бывало вышел через скрытую тяжелой бархатной портьерой дверь.
  Через другую дверь, в которую они вошли, слегка очухавшийся Альк мог видеть часть прихожей и парадный вход. Юноше пришло в голову, что можно встать и попытаться незаметно выскользнуть из дома, но голова у него по-прежнему болела и кружилась, а самое главное - ему внезапно зверски захотелось есть. Время было как раз обеденным, и у Свиридова мелькнула пакостная, исключительно подлая мысль: если уж этот ройт Ольгер дотащил его сюда и позаботился, чтобы к нему прислали лекаря, то, скорее всего, он не станет морить его голодом. Альк попытался устыдить себя, но в тот момент ему было решительно плевать, что этот местный сноб считает его своей собственностью - лишь бы он не забыл распорядиться дать ему поесть.
  А план побега можно будет строить после.
  
  Седой и сухощавый Квентин, бывший одновременно камердинером, дворецким и слугой Хенрика Ольгера, вошел в гостиную и сообщил:
  - Я послал племянника убраться в холле, ройт. Обед уже накрыт на две персоны.
  Ольгер озадаченно нахмурился.
  - А почему на две?.. Разве я приглашал кого-то на обед?
  Но Квентин был немного глуховат, поэтому как ни в чем ни бывало продолжал:
  - Где прикажете разместить вашего гостя, ройт? Может быть, отпереть спальню с красным тофом?..
  Хенрику стало смешно. Похоже, Квентин был так сильно поражен разыгравшейся в прихожей сценой, что с двух шагов не различил браслета на запястье парня.
  - Этот молодой человек - не мой гость, Квентин. Я сегодня выкупил его в ферганской гавани. Надо будет приставить его к делу, хотя вы с Лесли и так замечательно справляетесь. А пока что неси обед.
  Хенрик подумал, что в ветшающем старинном доме, где из пятнадцати комнат пользовались в лучшем случае тремя, а в остальных стояла сдвинутая к стенам мебель, покрытая белыми чехлами, было бы вполне достаточно двух слуг - старого Квентина и его слабоумного племянника.
  Лет пять назад ройт Ольгер написал своему брату, прося отпустить к нему управляющего их усадьбы. Хотя Хенрик совершенно не стремился видеться ни с кем из своей прежней жизни, для немногих избранных людей он сделал исключение. В порядочности Квентина у ройта никогда не возникало никаких сомнений, и доверить ему дом было куда разумнее, чем незнакомому слуге. Найтан охотно согласился отпустить старого управляющего - как подозревал сам Ольгер, потому, что постаревший Квентин уже не годился в мажордомы столь блестящей аристократической усадьбы.
  С предстоящим переездом возникла всего одна проблема - Квентин ни в какую не желал оставить дома своего племянника. Шестнадцатилетний Лесли был весьма старателен, но туп, как пробка - еще самую малость глупости, и получился бы классический дурачок, который бестолково улыбается и пускает изо рта слюну, что ему ни скажи. Сам Ольгер видел Лесли всего пару раз, когда тот был гораздо младше, но толстогубое, щенячьи-бестолковое лицо запомнилось ему надолго, так что перспектива принять _это_ к себе на службу привела Хенрика в ужас. Но обидеть Квентина было никак нельзя, и ройт, махнув на все рукой, написал брату, чтобы отпустил к нему и дядю, и племянника. Можно себе представить, что подумал Найт, читая то письмо. Наверное, решил, что братец окончательно свихнулся. Ну и пусть его.
  Хенрик задумчиво жевал кусок жаркого, окуная в соус мягкий белый хлеб.
  - Ройт Ольгер, если вы позволите спросить... - вклинился в его размышления скрипучий голос Квентина.
  - Позволяю, - вздохнул Хенрик, знающий по опыту, что под почтительностью старого слуги скрывается поистине ослиное упрямство. Так что не мытьем, так катаньем, а своего Квентин добьется.
  - Вы редко задерживаетесь здесь дольше одного, самое большее двух месяцев. Я столько раз предлагал вам нанять еще слуг и управляющего, а вы говорили, что для того, чтобы присматривать за пустым домом, и двух человек вполне достаточно. И снова уезжали через несколько недель. И вот сегодня вы приводите этого парня... Могу я надеяться, что вы решили поселиться здесь надолго?
  - Все может быть, - задумчиво ответил Хенрик.
  Морщинистое лицо Квентина заметно прояснилось.
  - Тогда, если вы разрешите мне дать вам совет, - вкрадчиво начал слуга (что характерно, на сей раз благоразумно не дождавшись позволения) - то будет лучше заменить приходящую кухарку с прачкой на какую-нибудь женщину, которая взялась бы привести ваш дом в приличный вид.
  - Ни в коем случае, - ответил Ольгер благодушно. - Нужно быть чудовищем, чтобы заставить женщину все время жить под этой крышей. И потом, на мой вкус, мой дом и так выглядит вполне прилично. И не вздумай снова причитать про грязные камины и проеденные молью занавески. Меньше занавесок меня в этой жизни беспокоит только... хм, вот леший, даже не могу придумать, что.
  - Ну, как прикажете, - разочарованно вздохнул старик. - А куда поселить этого малахольного?..
  Хенрик откинулся на спинку кресла и расхохотался, неожиданно подумав, что старик не так уж и не прав. Сам Квентин стар, как Двенадцатилетняя война, его племянничек - редкостный идиот, а сероглазый парень, выкупленный с каторги, действительно какой-то малахольный. Не богатый особняк, а прямо богадельня, дом призрения для сирых и убогих.
  Впрочем, я и сам хорош, - подумал Хенрик, мрачно улыбаясь. Бывший офицер, бывший аристократ, бывший первый меч Западной армии. По-своему зрелище еще более печальное, чем глуповатый Лесли и блюющий среди коридора новичок.
  - Ну, пусть пока поспит на чердаке. До холодов еще успеем разобраться, куда его поселить.
  В глубине души ройт ничуть не сомневался, что его новый слуга попробует сбежать еще до пресловутых холодов. Вот только вряд ли из этой затеи выйдет что-нибудь хорошее.
  "Помянешь волка - вот и уши" - сказал себе Хенрик, когда Альк вошел в гостиную - взлохмаченные волосы торчат из-под плотной повязки вокруг лба, а руки вызывающе сцеплены за спиной.
  
  - Поди сюда, - распорядился ройт.
  Альк замер в полудюжине шагов от его кресла, настороженно следя за каждым жестом нового хозяина.
  Ольгер, от которого, похоже, не укрылось напряжение в лице Свиридова, лениво улыбнулся.
  - Ближе. Я не ем детей. Во всяком случае, после такого сытного обеда.
  Детей?!.. Альк вспыхнул и взглянул на Ольгера без всякой теплоты.
  Вот ведь свинья... сидит, закинув ногу на ногу, перед пустой тарелкой, и явно плевать хотел на то, что его собеседник с самого утра не видел никакой еды, кроме краюхи хлеба. Впрочем, в мире Алька аристократические представления о благородстве тоже относились исключительно к представителям своего сословия.
  Мужчина скользнул взглядом по повязке у него на голове.
  - Будем считать, что за сегодняшний побег ты уже поплатился. В следующий раз будет еще добавка, лично от меня. А вообще, я не намерен запирать свой дом или следить за тем, куда ты ходишь. Можешь снова попытаться убежать, только учти, что человек с таким браслетом, - Хенрик указал на металлическую ленту, обвивавшую запястье Алька, - сразу привлекает к себе общее внимание. Чтобы покинуть город, тебе нужно мое письменное разрешение, так как без подорожной тебя посчитают беглым. А потом - как повезет. Могут вернуть сюда, могут избить и отправить мостить дороги. Если все-таки сумеешь выбраться из города, есть большой риск столкнуться с местной криптией - это охотники на беглых сервов, они хуже стражников. Ты про них слышал?
  - Нет... ройт Ольгер.
  - Расспроси кого-нибудь при случае. Я мог бы тебя просветить - но тогда ты, чего доброго, решишь, что я тебя запугиваю, - усмехнулся Хенрик.
  Альк угрюмо посмотрел на Ольгера, но промолчал. Не то чтобы Свиридов не нашелся бы, что ответить этому самодовольному нахалу, но очередной спазм в животе напомнил Альку, что злить Ольгера _до_ обеда было крайне неразумно. Хенрик счел вопрос исчерпанным и приказал:
  - Убери со стола. Потом я объясню тебе, что именно тебе придется делать.
  - А как же... можно мне... я с самого утра не ел! - от волнения Альк сбился и понес какую-то чушь. Широкие брови Хенрика приподнялись.
  - Серьезно?.. Ну, тогда прошу к столу.
  Альк ухватился за ближайший стул, но, встретившись с холодным взглядом ройта, против воли отступил на шаг.
  - Так ты из Сельна, говоришь?.. - повторил ройт задумчиво. - Невероятно. Если бы меня спросили, я поклялся бы, что ты с луны свалился. Ты что, правда собирался сесть?..
  Ольгер вздохнул.
  - Ну ладно, будем справедливы, я сам предложил. Мне следовало бы учесть, насколько сильно тебя треснули по голове. Тогда запоминай: слуги обедают на кухне. Чтобы не возникло никаких дальнейших недоразумений - завтракают и ужинают тоже. И еще. Когда я что-то говорю, не следует перебивать меня вопросами о том, когда ты сможешь пообедать. Это ясно?..
  Альк кивнул, кипя от возмущения. "Да хватит уже распинаться! - думал он, сверля глазами ройта. - Мне, по правде говоря, не важно, где я буду есть - на кухне там, на чердаке или в чулане. Только бы без лишних проволочек"
  Надо думать, эти мысли отразились на его лице, поскольку продолжавший наблюдать за ним Ольгер задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику своего кресла. Но придраться было не к чему, и ройт сказал:
  - По поводу твоих обязанностей. Будешь помогать по дому Квентину и прислуживать мне лично. Кроме того, с завтрашнего дня займешься лошадьми. Их у меня всего две: Янтарь и Шелковинка. До сих пор с конюшней управлялся Лесли, но для одного работы многовато. Будешь помогать ему. Обычно те, кто занимается конюшней, в доме не прислуживают, но у меня всего двое слуг, если не брать в расчет тебя, так что придется тебе заниматься всем понемногу.
  - Я не умею чистить лошадей, - сумрачно сказал Альк. И, поймав взгляд собеседника, добавил - Ройт.
  - Научишься, - заверил Хенрик.
  "Даже не подумаю" - мысленно возразил Свиридов. Он не сомневался, что сбежит отсюда раньше, чем успеет превратиться в конюха.
  Ольгер наконец-то сжалился над ним и приказал:
  - Собери все тарелки со стола, отнеси их на кухню и поешь. А потом возвращайся, ты мне еще понадобишься.
  
  - Александр, я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, ты вчера не был в университете... Перед отцом стоял чай в красивом подстаканнике, но приват-доцент Свиридов так и не сделал ни глотка. Сейчас он ожесточенно протирал платком свои очки, чтобы не встречаться взглядом с Альком, сидевшим на противоположном краю круглого стола в гостиной.
  Свиридов-младший закатил глаза. "Ну все, пошел зудеть..." - подумал он без всякого сыновнего почтения.
  Альк сгреб с блюдца ближайшую булочку с корицей, разом откусил от нее половину и, пользуясь преимуществом, которое давал набитый рот, довольно неопределенно отозвался:
  - Угмм-уммму.
  Отец перестал протирать очки и, водрузив их на нос, посмотрел на Алька укоризненно - точнее, попытался, потому что осуждение довольно плохо сочеталась с жалостным, будто у замерзающей собаки, взглядом.
  - Александр... ну давай поговорим серьезно. Ко мне в прошлый вторник заходил Ланцовский.
  - Удивляюсь, как ты только можешь принимать этого черносотенца, - ввернул Свиридов-младший, в глубине души надеясь, что это сработает, и разговор удастся перевести на политику. В подобных обсуждениях все козыри всегда были у Алька, потому что отец сам стыдился своего реликтового, ископаемого либерального мировоззрения, и всякий раз сдавался под напором Алька, мыслившего куда радикальнее, а следовательно, и прогрессивнее. Но на сей раз уловка не сработала. Приват-доцент проигнорировал наживку и продолжал гнуть свою собственную линию:
  - Так вот Лев Николаевич мне... ну, как бы намекнул... что ты на лекциях бываешь реже, чем курсистки-вольнослушительницы. Професср Бэр тобою крайне недоволен. Если и дальше так пойдет, экзамены тебе не сдать.
  Альк, наконец, взорвался.
  - Профессор Бэр! Этрусская культура, тирания Суллы!.. Ну конечно, тиранией Суллы заниматься куда проще, чем такой же тиранией Николашки. Интересно, он про стачку на Путиловском заводе слышал, или у него вместо газет - папирусы и глиняные черепки?.. Осточертело!
  Возмущение Алька было не совсем искренним. Если профессор Бэр не знал о стачке на Путиловском заводе, то и сам Свиридов знал о ней - если не брать в расчет три строчки, напечатанных в "Известиях" - только из хвастливых откровений Милькиса с Лопахиным, которым он не слишком доверял. Уж очень героическими деятелями в этих рассказах представала эта парочка, в то время как все остальные выглядели, в лучшем случае, колеблющимися тупицами. Но сейчас Альк почти забыл о тех своих сомнениях.
  - И я тебя прошу, нет, даже умоляю: хватит уже, наконец, совать свой нос в мои дела! - бушевал он, держа вилку, как конкистадор - свой меч. - Отстань! Просто оставь меня в покое! Это что, так сложно?..
  Альк не обратил внимания, когда отец успел подняться из-за стола, но тот вдруг стиснул пальцами его плечо и принялся трясти, как грушу. Это поведение так мало походило на его обычную манеру, что Альк крайне удивился и резко взмахнул рукой, пытаясь избавиться от неожиданной помехи.
  А потом упал - но не со стула в их гостиной, а с грубо сколоченного лежака, застеленного узким войлочным матрасом. И тюфяк, и одеяло оказались на полу одновременно с ним.
  
  Ударившись о жесткий пол локтями и коленом, Альк кое-как подтянул под себя ноги, сел и ошалело заморгал.
  - Проснулся, наконец, - хмыкнул стоявший рядом человек. - А я было решил, что ты сошел с ума.
  - Где я?.. - пробормотал Свиридов, глядя на покатый низкий потолок и паутину, затянувшую маленькое, будто отдушина, окошко наверху. Потом он покосился на своего собеседника и, узнав в нем Хенрика Ольгера, с ужасом понял, что и дом, и разговор с отцом ему просто приснились.
  - То есть все-таки сошел?.. - мужчину все происходящее, похоже, откровенно забавляло. - Я сказал Квентину, чтобы он тебя разбудил и приказал тебе спуститься, но старик пришел назад ни с чем и клялся, что в тебя вселились злые духи, и ты бредишь на каком-то незнакомом языке. А если к тебе подойти, то начинаешь драться. Злые духи - это слишком любопытно, чтобы пропустить такое зрелище, так что я пришел сюда сам. Но, к сожалению, к тому моменту ты уже заговорил по-нашему.
  Судя по насмешливой, но, в общем-то, не злой улыбке, настроение у Хенрика было приподнятым. Вообще вид у него был куда более простым, даже домашним, чем вчера. Одежду ройта составляли только брюки и холщовая рубашка со шнуровкой возле ворота. Перевязи на нем не было, а давешнюю саблю в темных ножнах он держал в руке.
  Свиридов задался вопросом, что Ольгер успел услышать и понять из его слов. В их отношениях с отцом не было ничего такого уж особенного, но при мысли, что "свидетелем" из разговора мог стать посторонний человек, Альку внезапно сделалось не по себе.
  - И долго ты еще думаешь рассиживаться на полу?.. - осведомился Хенрик с неподдельным интересом. - Я и так по твоей милости потратил уже кучу времени. Вставай.
  "Какого еще времени?.." - подумал Альк. Судя по бледно-золотому свету, сочившемуся из открытого окошка наверху, сейчас должно было быть около шести, самое позднее - семи часов утра. Они тут что, всегда встают в такую рань?
  Тем не менее, ему пришлось подняться, кое-как побросать на лежак свою постель и вслед за Хенриком спуститься вниз, на задний двор, куда вела скрипучая узкая лестница. Ройт указал ему на выдолбленный в камне желоб и на небольшой колодец, размещавшейся в углу двора, и приказал:
  - Набери воды для умывания.
  Альк опустил ведро в колодец и обернулся, чтобы посмотреть на ройта. Оружие, которое сначала показалось ему чем-то вроде сабли, в действительности представляло собой узкий длинный меч, с которым ройт, похоже, превосходно управлялся. Темные с проседью волосы ройта были перевязаны тесьмой, чтобы не лезть в глаза. Мужчина двигался с пластичностью балетного танцора в Мариинском театре. Альк злорадно фыркнул, вообразив Ольгера в виде Вацлава Нижинского на одной сцене с Павловой или Карсавиной. Вот это была бы картинка... Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться в голос, и начал вращать скрипучий ворот, изредка поглядывая на Хенрика через плечо.
  Правда, вскоре Альку стало не до смеха. Одна серия стремительных ударов сменялась другой, а ройт не демонстрировал никаких признаков усталости, хотя рубашка возле ворота успела потемнеть от пота. Теперь было видно, что это не только сильный человек, но и довольно молодой еще. Когда, примерно полчаса спустя, ройт Ольгер наконец-то вбросил меч в ножны, его темные глаза блестели, а лицо казалось куда более живым и выразительным, чем накануне. Сейчас ему вполне можно было бы навскидку дать лет тридцать.
  На краю колодца одиноко красовалось полное ведро. Альк спохватился, что он так и не набрал воды для умывания, некстати засмотревшись на "балет".
  Ройт посмотрел на пустой желоб для воды, перевел удивленный взгляд на Алька.
  - Я сейчас... - пробормотал Свиридов. Ольгер возвел очи горе и, не глядя, сунул ему ножны со своим мечом, который оказался неожиданно тяжелым. Потом стянул через голову рубашку и умылся прямо над ведром, расплескивая вокруг ледяную воду.
  Ольгера никак нельзя было назвать красавцем, но в одежде он, по крайней мере, выглядел довольно презентабельно. Она скрывала перебитую ключицу, выступающую сломанным крылом лопатку и худощавый, загорелый торс, вкривь и вкось обмотанный жгутами жестких мышц.
  Пользуясь тем, что ройт не смотрит на него, Свиридов исподволь разглядывал бледно-розовые, стянутые тонкой светлой кожей шрамы на руках и на груди у ройта. В медицине Альк был не силен, однако понял, что некоторые из этих ран когда-то были исключительно опасны. Очевидно, Хенрик много воевал, прежде чем поселиться в своем доме. Это наблюдение противоречило тому портрету сибарита и бездельника, который Альк уже успел нарисовать в своем воображении.
  Хенрик откинул со лба влажные темные пряди, отобрал у Алька меч и приказал:
  - Накрой на стол. Специально для свалившихся с луны: в будние дни на завтрак выставляют масло, хлеб, сыр, мед и каффру. Квентин объяснит, где что лежит. И больше не считай ворон. Пошел...
  Альк потащился в дом, на все лады прокручивая в голове, как следовало бы ответить ройту на его тираду. Мимолетное сочувствие к Ольгеру испарилось, как вода на раскаленной сковородке.
  
  А на следующий день у Алька возник новый план побега.
  Ольгер не обманул его, когда сказал, что надзирать за ним никто не собирается. В дневное время главный вход все время стоял нараспашку, так что выбраться на улицу было проще простого. Но из всех попыток Алька снять браслет не вышло ничего хорошего - только кожа вокруг металлической пластинки покраснела и опухла, и ройт покосился на его запястье с понимающей ухмылкой, от которой Альку страстно захотелось его придушить. Но, в конце концов, даже дурацкие порядки этой варварской цивилизации можно было, поразмыслив, обернуть себе на пользу.
  Следуя за Хенриком по всему дому, Альк отметил любопытнейшую вещь. В небольшой комнате, которую он мысленно окрестил кабинетом Ольгера, стоял массивный старый секретер, в котором постоянно торчал ключ. Когда ройту в очередной раз понадобилось за какой-то надобностью отпереть его, Свиридов улучил момент, чтобы как будто ненароком заглянуть ему через плечо, и обнаружил среди столбиков серебряных монет и перевязанных тесьмой бумаг плотные желтоватые листы, украшенные гербовым щитом и размашистой подписью хозяина особняка. Альк сразу понял, как можно использовать это открытие, чтобы вернуть себе свободу. Следует дождаться, пока ройт куда-то отлучится, отпереть проклятый секретер и взять один из гербовых листов, которые вполне сойдут для составления фальшивой подорожной. Не умеющим читать и писать стражникам будет вполне достаточно герба и росписи Хенрика Ольгера.
  К несчастью, тот словно нарочно вознамерился испытывать терпение Свиридова, и следующие несколько дней не уходил из дома дольше, чем на полчаса. По-видимому, ройт был домоседом. По утрам он разминался во дворе, потом пил каффру, разбирал бумаги, а потом объезжал несколько ближайших улиц на гнедой тонконогой Шелковинке или рыжем Янтаре, чтобы те не застоялись в своих денниках. Во время первой из таких прогулок Альк ошибочно решил, что ройт уехал надолго, и едва не погорел с идеей взлома секретера, после чего решил впредь быть как можно осторожнее.
  Вернувшись с прогулки, Ольгер лично чистил своего коня, потом усаживался в кабинете и читал какую-нибудь книгу. Часа в три-четыре пополудни он обедал. Вечером писал и пил вино в своей гостиной. И, похоже, вовсе не считал, что в такой жизни может чего-то не хватать.
  В конце концов Свиридову осточертело ждать, и он решил устроить вылазку не днем, а ночью. От спальни Ольгера кабинет отделяла пустая гостиная, так что можно было не опасаться, что случайный шорох может разбудить хозяина особняка. Да и потом, там дел-то на одну минуту - открыть секретер, взять два листа с подписью Ольгера (один для подорожной, второй - про запас), и унести их к себе на чердак. На следующий день как ни в чем ни бывало выйти с Хенриком во двор, подать ему умыться, а чуть позже, улучив минутку, выбраться из дома и сбежать. Главное - проделать это раньше, чем Ольгер зачем-нибудь заглянет в секретер.
  На следующую ночь после того, как он пришел к такому выводу, Свиридов приступил к реализации своего плана. Дождавшись, пока в дома станет совершенно тихо, Альк прокрался в кабинет, пугливо замирая от любого неожиданного шороха. Ночь была довольно теплой, но от страха и азарта Алька начало знобить, как при температуре. Ощущение было одновременно восхитительным и тошнотворным.
  Первая неожиданность ожидала его в кабинете. Ставни были сдвинуты, и в комнате было темно, как в погребе, а Альк не захватил с собой свечи. Раскинув руки в стороны, словно слепой, Альк прошел к секретеру, наугад ощупал его крышку и негромко выругался.
  Ключа не было.
  Сначала он подумал, что Ольгер, возможно, уносил его с собой, когда ложился спать, и уже был готов вернуться на чердак, махнув рукой на план побега, но потом заколебался. Как ни мало он успел узнать своего нового "хозяина", он смутно чувствовал, что каждый вечер уносить ключи от секретера и совать их себе под подушку было совершенно не в характере такого человека, как ройт Ольгер.
  Очевидно, ключ остался где-то здесь. Возможно, в маленькой шкатулке на столе, а может быть, на мраморной каминной полке.
  В темноте Свиридов налетел на край стола, больно ушиб бедро и чуть не взвыл, зато его догадка оказалась совершенно правильной. Первым же предметом, который нащупал Альк, когда полез в шкатулку, был небольшой медный ключ от секретера. Альк метнулся назад к секретеру, вставил ключ в замок и дрожащими от нетерпения руками открыл его. Страх рассеялся, уступив место наслаждению своей сообразительностью и везением. Вытащив из под писем сразу несколько листов с гербом, Альк торопливо сунул их за пазуху. От неловкого движения несколько монет упали на ковер. Юношу посетила мысль, что для успешного побега - да и просто для того, чтобы не умереть от голода в чужом и непонятном ему мире - ему обязательно потребуются деньги. Он замер в нерешительности. Ольгер покусился на его свободу и нисколько не стеснялся помыкать им, словно своей собственностью. Несомненно, Хенрик был самодовольным снобом. Но, как ни крути, за это время он не сделал ничего такого, чтобы теперь можно было со спокойной совестью обокрасть его и посчитать, что это справедливое возмездие.
  С другой стороны, в сложившемся положении ройт Ольгер - его враг, а на войне все средства хороши, или, как обычно говорится, a la guerre comme a la guerre. Не глупо ли быть слишком щепетильным, когда на кону стоит его судьба, а может быть, и сама жизнь?.. Еще чуть-чуть поколебавшись, Альк взял несколько монет и торопливо сунул их в карман. В конце концов, если забрать совсем немного, то от ройта не убудет. Хенрик, судя по всему, не бедствует. Уж как-нибудь переживет потерю горстки серебра.
  В эту минуту комната внезапно осветилась колеблющимся, мягким светом от свечи, который после недавней темноты показался Свиридову невероятно ярким.
  Альк сообразил, что он попался, и во рту мгновенно пересохло.
  Стоявший в дверях Ольгер был не слишком-то похож на человека, поднятого из постели среди ночи. Во всяком случае, заспанным он отнюдь не выглядел, да и одет был совершенно так же, как и днем. И хотя Альк не преминул удостовериться, что ройт уже заснул, прежде чем заходить в гостиную, сейчас ему казалось, что мужчина с самого начала знал о его замысле и просто дожидался, когда можно будет взять его с поличным. Возможно, из-за этого тяжелый взгляд Хенрика Ольгера, направленный на Алька, показался тому еще более пугающим.
  Альк попятился и налетел на угол секретера. В кармане предательски звякнули монеты.
  - Убью, - мрачно пообещал ройт Ольгер. То ли Альку, то ли самому себе.
  В другое время Альк, возможно, понял бы, что убивать его никто не собирается, но сумрачный вид ройта сделал это обещание весьма правдоподобным. Продолжая пятиться от Ольгера, Свиридов, словно утопающий, схватился за тяжелый бронзовый подсвечник.
  В глазах Хенрика Ольгера впервые промелькнуло что-то человеческое. Может быть, ему стало смешно.
  - Хватит дурить... Поставь обратно. И не дергайся ты так, насчет "убить" я не всерьез.
  Но Альк только вцепился в свое "оружие" еще крепче. Ройт пожал плечами и направился к Свиридову. При этом выражение лица у Ольгера было пугающим - не раздраженным и тем более не злым, а скорее спокойно-деловитым.
  "Драка", если ее вообще можно назвать подобным словом, заняла не больше двух секунд. Отчасти потому, что Ольгер оказался опытным бойцом, а отчасти - потому, что Альк в последнюю минуту не нашел в себе решимости по-настоящему ударить живого человека. Одно дело - стукнуть Доэрса подносом, и совсем другое - замахнуться на кого-то штукой, которой вполне возможно ненароком пробить голову. К такому обороту дела Альк внезапно оказался совершенно не готов.
  Зато Ольгер ни от каких интеллигентских сантиментов не страдал. Он заломил Альку руку за спину и легко забрал подсвечник из мгновенно онемевших пальцев юноши. Альк беспомощно задергался, пытаясь вырваться из хватки ройта, но легкий нажим на руку отозвался в локте такой болью, что Свиридов, тихо ахнув, замер. Ройт шагнул назад к столу - водрузить подсвечник на его обычное место - и Альк, как привязанный, потянулся за ним. То, что делал Ольгер, не напоминало ни боритцу, ни английский бокс - сказать по правде, это вообще было похоже не на драку, а на управление марионеткой. Их тени беспокойно колыхались на стене в такт огоньку свечи. Из-за пазухи Свиридова предательски выглядывал краешек гербовой бумаги.
  - Воровство, приготовления к побегу... - перечислил ройт задумчиво. - А о твоей дурацкой выходке с подсвечником я вообще молчу. Ну, и что мне теперь прикажешь с тобой делать?.. Посадить на хлеб и воду? Или просто выпороть?
  При мысли о подобном унижении Альк похолодел. Его отец был либералом и противником любых телесных наказаний. За всю жизнь Свиридова никто не тронул даже пальцем.
  - Вы не посмеете! - вырвалось у него.
  - Я что?.. Что ты сказал? - переспросил ройт Ольгер изумленно. - Клянусь Всевышним оком! Я обыкновенно слуг не бью, но ты, по-моему, уже совсем зарвался.
  Продолжая прижимать запястье Алька к его собственной спине, ройт Ольгер без особого усилия нагнул Свиридова над письменным столом. Услышав, как негромко щелкнула пряжка ремня, и осознав, что слова ройта вовсе не были пустой угрозой, Альк бешено задергался. От бессильной ненависти на глазах Свиридова вскипели злые слезы.
  - С-сволочь!... - чуть не плача, выругался он. - Лучше бы убил сразу!
  Почему-то Ольгер его не ударил. Несколько секунд в комнате было тихо, а потом ройт Ольгер вполне мирно уточнил:
  - Слушай, Альк, или как там тебя по-настоящему. Может, ты правда чуточку того?.. Ты сам-то себя слышишь?
  Альк не отозвался, и Ольгер продолжил рассуждать.
  - Ладно бы ты был обыкновенным сумасшедшим. Я бы это понял. Так ведь нет. Большую часть времени ты как раз выглядишь вполне нормальным - но потом несешь такую чушь, что уши вянут. Вот этого я, честно говоря, понять не в состоянии.
  - Да где уж вам понять! - от злости и обиды Альк уже не размышлял о том, что говорит. - Вы думаете, что у человека есть достоинство, только если он имеет титул "ройт"?!
  - По-моему, у человека есть достоинство, только если он не ворует, - сухо сказал Ольгер. - А у тебя "достоинство" довольно странное. Совать в карман чужие деньги оно тебе не мешает, а вот на побои реагирует весьма... болезненно. Да леший с тобой, поднимайся!
  И мужчина выпустил Свиридова. Тот распрямился, все еще не веря, что ройт Ольгер передумал.
  Тот взглянул на Алька и задумчиво вздохнул.
  - Нет, все-таки брат не зря считает меня недостаточно серьезным человеком. Сам он никогда не распустил бы своих слуг до такой степени, чтобы они сначала взламывали его секретер, а потом заявляли, что он ущемляет их достоинство. Все, что украл, сложи на стол. Быстрее. Это все, больше ты ничего не взял? Тогда - за мной.
  Альк счел за лучшее не спрашивать, куда его ведут.
  В саду было темно и несколько прохладнее, чем в доме. До конюшни они дошли молча, а у самого порога Ольгер сунул ему в руки что-то длинное и удивительно тяжелое. Альк стиснул пальцами шершавый черенок и понял, что это лопата.
  Ольгер взял из ниши в стене лампу, зажег ее и сообщил:
  - Обычно Лесли поднимается часа в четыре пополуночи - убрать навоз, вычистить денники, и принести воды и свежего овса. Сегодня поработаешь и за себя, и за него. Чтобы к утру в конюшне было чисто, лошади стояли вычищенные и сытые. Работы много, так что не считай ворон. Понятно?
  - Да! - поспешно отозвался Альк - с настолько явным облегчением, что Ольгер хмыкнул.
  Правда, несколько часов спустя, когда одежда, волосы и даже руки Алька, как ему казалось, пропитались запахом навоза, а на пальцах и ладонях стали лопаться мозоли, "снисходительность" Ольгера стала выглядеть весьма сомнительной. Граблями выгребая прелую солому из денника Шелковинки и с трудом протискиваясь между стенкой стойла и лоснящимся гнедым крупом, потому что упрямая кобыла была себе на уме, и отодвинуться, чтобы позволить ему убрать дальний угол, не желала ни в какую, Альк начинал думать, что изобретенное Ольгером наказание было не поблажкой, а, наоборот, особо изощренным издевательством. Лесли обычно управлялся со своей работой часа за полтора, самое большее за два. Свиридову понадобились все четыре. К утру Алька совершенно истерзала раздирающая рот зевота, ноющая боль во всех мышцах и вдобавок зверский голод - как после целого дня ходьбы по городу. Наконец, выйдя из конюшни и надеясь хоть чуть-чуть поспать, он, как назло, наткнулся на Ольгера, бодро выходящего из дома с неизменными ножнами в руках.
  - Пошли, подашь умыться, - велел Ольгер. И наморщил нос, скотина. - С подветренной стороны, пожалуйста.
  Свиридов заскрипел зубами и поплелся выполнять приказ.
  Потом Ольгер изволил завтракать. А Алька он с порога дома завернул назад - переменить одежду и вымыться самому. "Навоз хорош для удобрений, а не для столовой" - сообщил ройт Ольгер назидательно. И когда Альк, сменив рубашку и наскоро вымыв руки и лицо, примчался в дом, его худшие ожидания сбылись - со стола уже все убрали, и возившийся на кухне Квентин запер ларь с продуктами. Свиридов чуть не застонал. Казалось, ройт задался целью доказать ему, что до сих пор его существование было довольно сносным.
  День кубарем катился под откос. Альк клевал носом и помимо воли допускал ошибку за ошибкой. Когда Ольгер, наконец, оседлал Янтаря уехал на свою прогулку, Альк, которому в этот момент следовало подметать внутренний двор, бросил метлу и растянулся прямо на земле, пристроив голову в тени. Тащиться к себе на чердак сил уже не было.
  Ему казалось, что он только-только смежил веки, когда его начали трясти.
  - Подъем, - приказал ройт. - Марш на конюшню, чистить Янтаря.
  Обычно Ольгер занимался этим сам. Альк знал, что ройту нравилось возиться с лошадьми - но измываться над Свиридовым ему, похоже, нравилось еще сильнее.
  - Почему двор не подметен?..
  - Простите... я заснул.
  - "Ройт Ольгер".
  - Я заснул, ройт Ольгер.
  - Закончишь потом, - подвел итоги Ольгер, отходя.
  - А еще сапоги тебе не вычистить?.. - чуть слышно пробурчал себе под нос Свиридов, пребывавший в крайне раздраженном настроении не вовремя разбуженного человека. Альк сам едва расслышал, что сказал, и был уверен, что успевший отойти на несколько шагов ройт Ольгер не услышит и подавно. Но, к несчастью, Ольгер обладал прекрасным слухом. Не прошло и двух секунд, как Альк внезапно ощутил, что его ухо самым зверским образом выкручивают жесткие, как плоскогубцы, пальцы.
  - Сапоги почистишь после, - процедил ройт Ольгер, пока скорчивший ужасную гримасу Альк из последних сил удерживался, чтобы не потянуться за его рукой, буквально отрывавшей ему ухо. - Чтобы через час Янтарь был вычищен, а на дворе все было чисто. А если я еще раз услышу от тебя какое-то "глубокомысленное" замечание...
  - Простите! Я совсем не то хотел сказать...
  - Я так и понял.
  Если раньше выражение "кипеть от возмущения" казалось Альку риторическим, то на сей раз он осознал, что оно вполне соответствует действительности. Оказавшись в деннике у Янтаря и убедившись, что на ворохе соломы, собранной в углу, не дрыхнет перегревшийся на августовском солнце Лески, Альк со всего размаха пнул дощатую перегородку.
  - Чтобы ему провалиться! - выпалил Свиридов. Потом, осознав, что говорит по-русски, повторил это на местном языке. Конечно, ройт, вернувшийся обратно в дом, никак не мог его услышать - а если бы мог, то Альк трижды подумал бы, прежде чем говорить такие вещи. Но ему хотелось думать, что он _мог_ бы высказать что-то подобное в лицо Хенрику Ольгеру. - Дикарь. Пещерный троглодит. Индюк надутый!!
  Альк еще раз покосился в сторону двери и, окончательно удостоверившись, что в полутемной и пустой конюшне он совсем один, снял с Янтаря седло и достал с полки щетку и скребок.
  Высокий рыжий жеребец с интересом посмотрел на оттопыренное ухо Алька и, выждав момент, прихватил его мягкими губами.
  - Тьфу, и ты туда же, - выругался Альк. - Хотя, с тебя-то что возьмешь... А Ольгер твой - скотина. Унтер Пришибеев местного разлива.
  Высказать накипевшее хотя бы лошади было приятно. Альк увлекся, вычищая жесткую медную шкуру Янтаря скребком, а попутно красочно, во всех деталях объясняя, что он думает о ройте. Конь косил на Алька темным глазом и, похоже, слушал с интересом.
  
  * * *
  
  Еще дня два ройт Ольгер всячески припоминал Свиридову его побег, а потом жизнь мало-помалу возвратилась в свою колею. И вот тогда-то, как ни странно, Альку стало окончательно паршиво. Раньше, когда его постоянно отвлекали мысли о побеге или злость на Ольгера, Свиридов забывал - или, по крайней мере, делал вид, что забывает - о самом главном. Проще говоря, о том, что он по-прежнему не знает, где он, сколько дней или недель ему еще придется здесь пробыть и даже - сможет ли он вообще когда-нибудь вернуться к своей настоящей жизни. Девушка, из-за которой Альк, похоже, впутался во всю эту историю, сказала, что Луна - это еще не очень далеко. Из этого следовало, что Свиридов может находиться где угодно. На Уране, на Плутоне или даже на какой-нибудь еще Альфа Центавре. Но скорее все же на Уране, потому что солнце здесь было точь-в-точь такое же, как на Земле. Оставив в стороне вопрос, как ему удалось перенестись через огромное, пустое черное пространство, заполнявшее космический эфир, и очутиться прямо здесь, Свиридов задавал себе естественный вопрос - не может ли случиться, что он точно так же неожиданно и просто "упадет" обратно? И каждое утро, не успев открыть глаза, долю секунды верил в то, что снова очутился дома.
  Может быть, о нем уже составлена заметка в полицейском околотке. "Пропал без вести Свиридов Александр..." Хотя не исключено, что Альк попал не в настоящее, а в прошлое, и само время для него застыло, будто муха в янтаре. Тогда получится, что он здесь что-то делает, пытается сбежать от Ольгера - а где-то там, в квартире Перегудовых, Алелаида сидит с поднесенным к губам мунштуком, и неподвижный дым вокруг нее похож на клочья серой ваты. Но, как бы там ни было, его жизнь разделилась на две половины - "там" и "здесь".
  Домой, - мысленно повторял Свиридов. Я хочу домой. Я не смогу тут жить.
  Несмотря на все сходство Этого Места с его миром, были и различия. Малозаметные, подчас почти неуловимые, но от того гораздо более саднящие. Чуть-чуть другой оттенок неба. Едва ощутимое различие во вкусе пищи и воды. Даже сам воздух, хотя и вполне пригодный для дыхания, все-таки был совсем другим, хотя Альк в жизни не сумел бы объяснить, в чем заключается отличие. Странное дело: когда Альк бывал в Крыму, вода, и воздух, и южное солнце отличались от привычных, петербуржских, даже больше, чем теперь, а все-таки _тогда_ он вообще не чувствовал себя чужим. Теперь же бывшему студенту иногда казалось, что он - что-то наподобие занозы в теле этого чужого мира. Нечто бесполезное и чужеродное, от чего и время, и пространство всячески стараются избавиться. И никого, конечно, не волнует, каково при этом быть на положении самой занозы.
  Но самым кошмарным, безусловно, были люди.
  Кроме ройта, Квентина и Лесли, Альк не видел почти никого, но этой троицы было вполне достаточно, чтобы понять, что в этом мире ему _никогда_ не отыскать такого человека, который будет в состоянии его понять. Местные жители были чужими - от подметок башмаков до кончиков ногтей.
  Альк все сильнее погружался в беспросветную хандру. С Ольгером он уже не пререкался, но и улыбаться почти перестал. Беспрекословно исполнял все, что ему велели, а как только Хенрик отпускал его, шел в свою комнату на чердаке и сразу же ложился спать. Во сне он никогда не видел Это Место. Только дом, Лопахина и университетские лекториумы.
  Глядя на Алька, Ольгер то и дело мрачно хмурился. У Свиридова даже создалось впечатление, что сейчас Ольгер недоволен им гораздо больше, чем в первые дни, когда Альк постоянно забывал что-нибудь сделать и дерзил по двадцать раз на дню.
  Но поначалу он решил, что это ему только кажется. В конце концов, с чего бы Ольгеру быть недовольным?..
  В очередной раз закончив убирать тарелки со стола и получив от ройта позволение идти обедать самому, Альк ровным голосом ответил "Да, ройт Ольгер", но направился не в кухню, а в прихожую. Альк думал, что уже привык к манерам ройта, но на этот раз мужчина его удивил.
  - А ну стоять, - приказал Ольгер таким тоном, что Свиридов сперва замер посреди гостиной, и только потом подумал, что он, собственно, сделал не так. - Обедать ты не собираешься?
  - Простите, ройт. Я не хочу.
  - А почему?
  - Не голоден, наверное.
  - Последние _четыре дня_?
  - Нет. Я сегодня ел, ройт Ольгер.
  - Да, это я заметил по твоим ввалившимся щекам, - фыркнул мужчина. - А как ты "ел", я видел. Кусок хлеба с сыром и стакан воды. Какого лешего?.. Если так будет продолжаться, то соседи скажут, что я своих людей голодом морю.
  Альк посмотрел на ройта с удивлением.
  - Сюда же никто не заходит, ройт.
  - Тьфу, бестолочь, - поморщился мужчина. - Шагай на кухню и поешь по-человечески. Можно подумать, что мне больше делать нечего... а, ладно.
  Оборвав себя на полуслове, Ольгер махнул на Свиридова рукой - катись, мол.
  Впервые за несколько дней в душе Алька шевельнулось возмущение. Что это получается? Мало Хенрику Ольгеру того, что Альк без возражений выполняет все его приказы, так теперь его так называемый "хозяин" еще собирается ему указывать, когда и что он должен есть. Что дальше? Пожелает контролировать, с какой ноги Свиридов встал с постели?!
  Альк пришел на кухню, раздраженно плеснул в глиняную миску чечевичной похлебки - на самое донышко, только чтобы ройт Ольгер потом не придрался, что его распоряжение не выполнили, и стал возить в миске деревянной ложкой.
  - Эй, Альк, - окликнули Свиридова. Он вскинул голову и увидел стоявшего в дверях Ольгера. Тот привалился плечом к притолоке и смотрел на собеседника со странным выражением сочувствия. - Я понимаю, в чем проблема. Я почти два года был в плену у белгов. Почти в том же положении, что ты теперь, но только хуже. В самый первый месяц в рабстве мне не то что есть - жить не хотелось.
  Альк уронил ложку в суп.
  - Вы были в рабстве?!
  Ройт слегка прищурился.
  - Был.
  Отодвинул рукав и продемонстрировал едва заметный след вокруг запястья. Александр запоздало удивился, что он не заметил его раньше. Вероятно, потому, что слишком не рассчитывал увидеть что-нибудь подобное.
  - И вы... сбежали?
  - Не совсем, - качнул головой ройт. - Когда я попал в плен, я был серьезно ранен и не мог даже ходить. Тот человек, который заплатил за право взять меня к себе, не дал мне умереть. Он знал, кто я такой, и потому рассчитывал, что, когда я встану на ноги, я буду учить его сыновей фехтованию. Он предложил мне договор - я обучаю их три года, а потом он возвращает мне свободу.
  Альк поморщился. Ну Ольгер, нашел, с чем сравнить. Он знал, что рано или поздно попадет домой, и даже в рабстве занимался делом, которое ему определенно нравилось.
  - ...Естественно, я отказался, - спокойно закончил Ольгер.
  - Почему? - вытаращил глаза Альк.
  Ольгер повел плечом.
  - Белги - наши исконные враги. Я не могу учить владению оружием того, кто потом обратит его против моей страны.
  - И ваш хозяин не пытался вас заставить? - спросил Альк скептично. Опыт жизни в этом мире научил его, что принципы или желания прислуги здесь в расчет не принимались.
  В глазах Ольгера мелькнул какой-то странный огонек.
  - Нет, - мягко сказал Хенрик - с недоступной пониманию Свиридова иронией. - Он не пытался меня принуждать.
  
  Ольгер едва не улыбнулся, когда мальчишка подозрительно спросил, не попытался ли его бывший хозяин настоять на своем. Хенрика привезли в усадьбу белга на рассохшейся подводе. А до этого из него восемнадцать дней пытались выбить правду - сколько инсарских корпусов форсировало реку Сош, пока отряд Хенрика Ольгера отвлекал противников на противоположном берегу. В конце концов им все же удалось узнать количество прорвавшихся инсарцев. Но - не от него.
  И когда Ольгер, улыбнувшись черными разбитыми губами, сказал "нет", его новый хозяин, заплативший за полубесчувственное тело на подводе восемьдесят синклеров - гораздо больше, чем стоила жизнь обычного раба - с минуту молча постоял над ройтом, а потом ушел.
  Белги порой бывали исключительно жестоки. Но вот дураками их еще никто не называл.
  - Меня пытался вынудить давать уроки фехтования не сам хозяин, а его старший сын, - сказал ройт Ольгер, ухмыльнувшись. - Потом, уже после того, как я оправился после своей... болезни. Парню было лет тринадцать, и ему покоя не давала мысль, что предназначенный для него с братьями учитель носит воду или чистит овощи на кухне. Он решил, что не мытьем, так катаньем добьется от меня чего-нибудь полезного. Он выбрал удобный момент, когда нас с ним никто не видел, взял палку и попробовал меня ударить. Я отобрал палку и сломал ее - а на второй день повторилась та же самая история. Мне это начало надоедать, так что я сунул его головой в сугроб и дал хорошего пинка. Я был уверен, что он пойдет жаловаться своему отцу, но ничего подобного. Меня никто не трогал, и я понял, что он никому ничего не сказал. А когда подобная история произошла еще раз, до меня дошло, что я уже учу этого парня - хотя, разумеется, не совсем так, как это представлял его отец. Я понял, что так дело не пойдет.
  - И тогда вы сбежали?.. - предположил Альк. Ольгер едва заметно усмехнулся. Тема о побеге явно занимала его собеседника превыше всего остального. Вероятно, хотел выяснить, как должен убегать из рабства _умный_ человек. У самого-то парня с планами побега выходило плохо.
  - Нет, сбежал я куда позже. А тогда я просто перестал ему отвечать. Первое время он даже не понимал, в чем дело. Потом разозлился и решил, что у него получится меня заставить.
  
  - Разве у тебя нет чести, что ты позволяешь себе бить?.. - голос темноволосого парнишки был высокомерно-безразличным, как и полагается знатному человеку, обращавшемуся к серву, но глаза сверкали от негодования. Казалось, что эти глаза вот-вот прожгут у Хенрика в спине дыру.
  Ольгер поднял топор и расколол еще один чурбак.
  - Эй! Разве ты меня не слышишь, серв? Отвечай, когда с тобой разговаривают!
  - Ну, раз мы говорим о чести, вспомни, что за это утро ты уже три раза нападал на безоружного.
  Подросток вспыхнул.
  - Это не одно и то же! Ты сильнее, даже когда безоружный. И я уже видел, как ты отбираешь эту палку, когда хочешь. Может быть, ты думаешь, что я кому-нибудь пожалуюсь? Не бойся. Я не побегу рассказывать отцу!
  - Я знаю, - усмехнулся Ольгер, выкатывая из поленницы еще одно бревно и взгромоздив его на козлы, чтобы позднее распилить на несколько поленьев.
  - Но сражаться ты не будешь? - раздраженно донеслось у Хенрка из-за спины.
  - Нет, не буду, - согласился Ольгер, уже зная, что мальчишка сейчас оседлает своего любимого конька.
  И не ошибся.
  - Потому что у тебя нет чести! Только человек без чести может допустить, чтобы его били палкой, как собаку.
  Ольгер отложил топор и обернулся. Он серьезно опасался, что от серенад на тему "у тебя нет чести" у него в конце концов поедет крыша. Хенрик слушал их последние три дня и понял, что занудство большинства учителей в кадетском корпусе - ничто в сравнении с упорством малолетнего паршивца, возжелавшего во что бы то ни стало обучаться фехтованию.
  - Малыш, достоинство мужчины состоит не в том, чтобы ударить каждого, кто вздумает ударить тебя первым. Истинная честь - это умение не уклоняться от своих решений, как бы трудно тебе ни пришлось, - сказал ройт Ольгер.
  И вернулся к прерванной работе. Как ни странно, постояв у него за спиной еще немного, мальчик потихоньку отошел.
  
  - ...Двумя годами позже этот парень помог мне сбежать из плена, - завершил свое повествование ройт Ольгер. - Поначалу я боялся, что он меня выдаст, но он принес мне еды в дорогу и даже кое-какие деньги. Я сказал ему, чтобы он не мешался в этом дело, и что отец поколотит его, если все откроется, но он все-таки помогал мне опоить обоих сторожей в усадьбе. Восемь дней спустя я уже был в предгорье и попал в одну из наших приграничных крепостей. О том, чтобы вернуться в гвардию после того, как я был сервом и носил браслет, конечно, не могло идти и речи. Мне оставили мой чин - из уважения к прошлым заслугам - но о настоящем офицерстве мне пришлось забыть. Я стал простым разведчиком - тем более, что за время своего пребывания у белгов превосходно изучил их нравы и язык. Что же касается тебя...
  Ольгер вздохнул.
  Да не так уж ему нужен был еще один слуга - до сих пор Хенрик превосходно обходился Квентином и Лесли. И даже потраченные деньги - леший с ними, вон его бывший хозяин потерял из-за самого Ольгера в четыре раза больше. Но вот для "свалившегося с Луны" парня вожделенная свобода обещала обернуться кое-чем похуже службы в доме Ольгера. Даже похуже королевской каторги, если на то пошло. В реальной жизни этот парень разбирался хуже, чем иной десятилетней, зато безответственности и дурацкого упрямства у него хватило бы на пятерых.
  Сказать ему об этом напрямую - Альк, скорее всего, будет оскорблен до глубины души. А если не сказать - зачахнет от тоски или придумает еще один нелепый план побега.
  Ройт еще чуть-чуть подумал и сказал:
  - Что касается тебя, не забывай о том, что жизнь непредсказуема. Сегодня кажется, что никакой надежды уже нет - а завтра получается совсем иначе.
  Альк во все глаза смотрел на Ольгера, как будто ожидал, что тот добавит что-нибудь еще. Но Ольгер развернулся и ушел, поскольку ему резко - и, как это с ним бывало, совершенно - расхотелось хоть о чем-то говорить.
  Ольгер не сомневался в собственных словах, сказанных Альку. Но одновременно с этим твердо знал, что в _его_ жизни ничего хорошего произойти уже не может.
  
  * * *
  
  После памятной беседы с ройтом Альк подумал, что он вел себя как эгоист. Или же как дурак - если считать, что это не одно и то же. Во-первых, он был не вполне справедлив к Хенрику Ольгеру. При более пристальном рассмотрении ройт оказался не такой скотиной, какой Альк его воображал. И уж тем более не туповатым солдафоном с кругозором отставного прапорщика. Кто бы мог подумать, что Ольгер способен на сочувствие к слуге, а уж тем более на то, чтобы пытаться его чем-то подбодрить?..
  Тем временем настал сентябрь, ночи стали холоднее, и в очередное утро Квентин слег в постель от приступа местной болезни, здорово напоминавшей ревматизм. После чего мгновенно стало ясно, что порядок в доме Ольгера держался исключительно на нем. Альк, не любивший мажордома за неискоренимое занудство, вечный старческий бубнеж, а прежде всего - за манеру говорить о ройте так, как будто бы речь шла о высшем существе, теперь едва ли не молился, чтобы Квентину быстрее полегчало. Александр чувствовал, что голова у него идет кругом от общения с кухаркой, приходившей в дом готовить им обед и ужин, и от остальных разом свалившихся на него дел.
  Спасало то, что Ольгер был не слишком привередлив. Скажем, Альк ни разу даже не притронулся к метелочке из птичьих перьев, которой Квентин без конца сметал со столов и канделябров пыль, но Хенрик этого как будто не заметил.
  Впрочем, Ольгеру сейчас было не до него.
  Ройт наконец-то получил письмо, из-за которого так часто ездил в городскую ратушу. Но если допустить, что Ольгер ожидал каких-нибудь хороших новостей, то он их явно не дождался. Альк был в гостиной в тот момент, когда Ольгер читал свое письмо, и видел, что за эти несколько минут Ольгер как будто постарел на десять лет. Глаза у него потускнели, а в углах плотно сжатых губ обозначились горькая складка. Альк помимо воли посочувствовал Хенрику Ольгеру - но благоразумно воздержался от вопросов, что его расстроило. Не приходилось сомневаться, что ройт не потерпит непрошенного вмешательства в свои дела даже от равного, а уж от "серва" и подавно.
  Впрочем, здравомыслия Свиридову хватило ненадолго. Поздно вечером, когда он уже собирался идти спать, Альк случайно обратил внимание на свет, горевший в кабинете ройта. Это показалось ему крайне необычным, так как в это время Ольгер, поднимавшийся довольно рано, чаще всего уже спал. Как будто невзначай пройдя мимо открытой двери кабинета, Альк почувствовал тянувшийся оттуда горьковатый запах каффры и отметил, что его "хозяин" сидит за столом, бездумно глядя в одну точку.
  Альк сказал себе, что это его совершенно не касается. Еще немного постоял у двери кабинета, уговаривая себе плюнуть на странное поведение Хенрика Ольгера и отправляться спать... а потом, мысленно обругав себя последним идиотом, вошел внутрь.
  К счастью, Ольгер даже не подумал спрашивать, что он здесь делает. В ту самую минуту, когда Альк вошел, ройт потянулся к чашке, убедился, что она уже пуста, и тяжело вздохнул.
  - Да, неудобно жить без управляющего. Тебя, что ли, научить готовить каффру?..
  Альк хорошо помнил наслаждение, с которым ройт обыкновенно пил свою густую черную бурду из тонкой белой чашки, здорово напоминающей земной фарфор. Квентин всякий раз смотрел на этот ритуал, как на какое-то священнодействие, но для Алька кафра выглядела куда менее таинственно. Он покосился на лежавший на столе мешочек с зернами, весьма напоминавшими обыкновенный кофе, и решил рискнуть.
  - Я знаю, как ее готовят, ройт. Сварить вам еще к...каффры?
  Ольгер вопросительно приподнял брови - как всегда, когда чему-то удивлялся. А Свиридов мысленно спросил себя, зачем ему понадобилось лишний раз выскакивать с такими предложениями? Если учесть разницу эпох, мешочек этих зерен вполне мог стоить дороже, чем сам Альк. Охота была связываться!
  - Хорошо... валяй, - поколебавшись, кивнул Ольгер, ошарашив этим просторечным выражением Свиридова, привыкшего, что ройт обычно изъясняется совсем иначе.
  Когда спустя примерно полчаса Альк вошел в кабинет, неся поднос с местным аналогом кофейной турки, ройт все так же сидел за столом, откинувшись на спинку кресла и держа в руке раскрытый медальон. Тонкая блестящая цепочка медальона, как живая, обвивалась вокруг пальцев ройта. А лицо... пожалуй, сейчас Ольгера вполне возможно было спутать с экспонатом из коллекции мадам Тюссо.
  Недавно пробудившееся сочувствие к ройту оказалось вытеснено любопытством. Альк не отказался бы узнать, на что Ольгер смотрел с таким отсутствующим видом.
  Обычно необходимость менять своему "хозяину" приборы или наполнять его бокал буквально выводила Алька из себя, но на сей раз он напрочь позабыл почувствовать досаду - слишком соблазнительной была возможность ненароком заглянуть в раскрытый медальон. Наливая каффру в чашку, он скосил глаза и увидел маленький овальный портрет, написанный в такой живой манере, что Альк озадаченно сморгнул. С портрета на него смотрела девушка, выглядевшая немного младше Алька, с тщательно уложенными пепельными локонами и огромными, чуть-чуть испуганными серыми глазами.
  - Моя бывшая невеста, - неожиданно сказал ройт Ольгер, от которого, оказывается, не укрылся любопытный взгляд в сторону медальона. То ли дело было в свежей каффре, то ли созерцание портрета привело мужчину в задумчивое настроение, однако он, похоже, не сердился.
  Альк заметил, что лицо у Хенрика осунулось, а взгляд сделался непривычно-грустным, и, не удержавшись, брякнул:
  - Она умерла?..
  Ройт вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна.
  - Нет. Она жива и сейчас замужем за моим братом. Это очень давняя история.
  Ольгер сжал ладонь, и медальон захлопнулся, тихонько щелкнув. А мужчина взял наполненную Альком чашку, отпил маленький глоток и с одобрением кивнул.
  - Отлично. Кто бы мог подумать...
  Хенрик даже улыбнулся - почти так же, как обычно. Все, казалось бы, вернулось на круги своя, но темные глаза мужчины словно затянуло пленкой льда. И выглядело это жутковато.
  - Это тот самый брат, который не считает вас достаточно серьезным человеком?.. - спросил Альк. Лучше пусть Ольгер злится на его дурацкую назойливость, чем и дальше сидит с таким видом.
  Ройт поставил чашку с каффрой и вскинул на Свиридова бесконечно удивленный взгляд. Кажется, если бы с ним вдруг вздумала заговорить бронзовая мантикора с мраморной каминной полки - даже это озадачило бы его меньше, чем замечание Алька.
  "Доигрался?.. - мысленно спросил себя Свиридов. - Нашел, о ком беспокоиться. Вот сейчас он просто съездит тебе в ухо - тогда и посмотрим, кто больше нуждается в сочувствии".
  Но, похоже, в этот раз все шло наперекосяк, поскольку ройт внезапно усмехнулся.
  - Да, тот самый.
  "Пронесло. Оттаял!..." - с облегчением подумал Альк.
  - Подай вина, - внезапно приказал ройт Ольгер. Альк подал ему стоявшую на подоконнике бутылку, и мужчина, вытащив зубами пробку, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Это настолько не вязалось с аристократичной сдержанностью Хенрика, что Свиридов, позабыв о вежливости, ошалело вытаращил на него глаза.
  - Сядь, - последовал новый приказ.
  Альк опустился на соседний табурет, с каким-то завороженным вниманием следя за тем, как его "господин" за несколько приемов осушает пыльную пузатую бутылку.
  - ...Когда делали этот портрет, ей было лет шестнадцать, - без всяких переходов сказал Хенрик. Глаза у него остались совершенно трезвыми, но это были глаза человека, из которого пытаются извлечь застрявшую когда-то давно пулю. - Мне его прислали, когда дядя и другие родственники устраивали наше сватовство. Я в это время воевал на западной границе. Прошел целый год, прежде чем та кампания закончилась, и только тогда я поехал в их поместье, чтобы обручиться с ней по-настоящему, а потом увезти к себе домой. Наши семьи давно собирались породниться, но мне было наплевать. Мне было двадцать четыре года, и я влюбился в нее с первого же взгляда - не считая многомесячных разглядываний этого портрета, разумеется. Она тоже меня полюбила - ну, по крайней мере, так мы тогда думали. На деле-то все было совершенно по-другому. Ей целыми месяцами говорили, что я ее будущий супруг, расписывали в самых ярких красках мои подвиги в Кронморе, и, естественно, она вообразила себе рыцаря без страха и упрека. А потом влюбилась в собственные вымыслы. Не могу упрекать ее за это, ей было всего семнадцать, а я делал все, чтобы укрепить в ней это наивное детское восхищение, которое я посчитал любовью. Одним словом, я привез ее домой, потом уехал на три месяца в свой лагерь - а когда вернулся, обнаружил, что она, сама того не замечая, уже по уши влюбилась в моего младшего брата. Найтану в то время было девятнадцать - то есть они были почти сверстниками. Он сопровождал ее во время верховых прогулок, раскачивал на качелях и катал по озеру на лодке. К моему приезду все это зашло уже настолько далеко, что он всерьез подумывал украсть ее из-под венца, сбежать с ней вместе в приграничье и навсегда отказаться от нашего родового имени.
  Ольгер поморщился.
  - Редкостный все же остолоп - мой братец. Убежать с любимой женщиной - это, конечно, очень поэтично, но вряд ли он хотя бы приблизительно представлял себе, что его ждет. Всеобщее презрение, вечная бедность, постоялые дворы с клопами... о какой любви тут может идти речь? Я ведь неплохо знаю брата. Он хороший человек, и даже добрый... в своем роде. Но такой же черствый, как и наш отец. - Ольгер невероятным гуттаперчевым движением достал до подоконника и прихватил с него еще одну бутылку. Пробка хлопнула, как новогодняя петарда. - В день, когда он осознал бы, что потерял все то, что раньше ценил в жизни, он бы возложил всю вину на девушку, из-за которой он пошел на это. Разумеется, он бы ее не бросил и не стал бы вслух винить за то, что получилось из его затеи, но она бы обязательно почувствовала, что он ее разлюбил. И это было бы несправедливо. Потому что она-то как раз была из тех людей, которые вполне способны забыть самого себя и пойти за любимым на край света. Среди женщин это вообще встречается гораздо чаще, чем среди мужчин. Что лишний раз доказывает то, что в целом они лучше нас.
  "Не надо это слушать, - неожиданно подумал Альк. - Он же меня убьет, как только протрезвеет!"
  Александр беспокойно шевельнулся, но ройт даже бровью не повел.
  - ...Одним словом, брат воображал, будто я ничего не замечаю, и уже готовил лошадей и вещи для своего идиотского побега. Пришлось мне прогуляться с ним по саду и поговорить начистоту. Не самый легкий разговор на моей памяти. Сначала он вообразил, что я намерен вызвать его на поединок. Потом, когда я категорически отверг эту идею, он подумал, что я трус, и решил принудить меня к дуэли силой. Потом нам пришлось прерваться, чтобы вправить ему руку. Одним словом, когда мне наконец-то удалось растолковать ему, чего я от него хочу, было уже довольно поздно. Той же ночью я формально отказался от всех своих титулов и навсегда уехал из фамильного поместья, передав его своему брату. Так как брачный договор касался главы рода, он остался в силе - нашим семьям даже не пришлось по-новой заниматься сватовством. С братом я потом виделся всего три раза - если не считать того, что раз в году мы с ним обмениваемся письмами.
  Альк не знал, что думать. Если вся эта история случилась, когда ройту было меньше двадцати пяти, то лет с тех пор прошло уже немало. Но, если судить по выражению глухой тоски в глазах Ольгера, могло показаться, что это произошло вчера.
  - И вы... никогда больше с ней не виделись, ройт Ольгер? - рискнул спросить Альк у Хенрика.
  Ройт безразлично качнул головой.
  - Зачем?.. Все, что я должен был ей сказать, я сказал, когда зашел к ней попрощаться. - Впервые с начала разговора Ольгер поднял взгляд на собеседника и, несколько секунд посмотрев на Свиридова в упор, вздохнул - Вот проваль, да я вообще не понимаю, с какой стати я тебе это рассказываю!..
  Альк вскочил.
  - Простите. Я пойду к себе.
  - Никуда ты не пойдешь, - ответил Ольгер неожиданно спокойно. - Раз уж у нас сегодня вечер откровенных излияний, будет только справедливо, если ты тоже ответишь на один вопрос.
  Альк сразу же почувствовал неладное.
  - Какой вопрос, ройт Ольгер?
  - О, вопрос довольно любопытный. И я уже несколько недель хочу его тебе задать. Кто ты такой на самом деле, Альк?..
  Свиридов открыл рот. Опять закрыл. И, наконец, промямлил:
  - Простите, ройт, я вас не понима...
  - Да все ты понимаешь, - отмахнулся Ольгер. - Я желаю знать, где твоя родина и кем ты был, прежде чем оказался здесь. Короче говоря, откуда ты такой свалился на мою голову.
  Альк лихорадочно соображал, что бы теперь соврать. Увы, об этом мире он успел узнать так мало, что вот так вот сходу сочинить хоть сколько-то правдоподобную историю не представлялось никакой возможности.
  Но, может, стоит все-таки попробовать?..
  - Считаю до пяти, - предупредил ройт Ольгер. - Если потом ты не ответишь на вопрос, или попробуешь, по своему обыкновению, сказать какую-нибудь чушь, придется поискать какой-то другой способ развязать тебе язык. И я его найду.
  Неплохо узнав Ольгера за две последние недели, Альк не слишком верил в то, что ройт в самом деле станет выбивать из него "добровольное" признание. Но от загадочного многообещающего тона, которым тот произнес свое "я найду способ", Альку сделалось не по себе. В изобретательности ройта сомневаться не приходилось. И особенно теперь, когда Хенрик был пьян, как дюжина сапожников.
  - Итак?..
  Альк опустил глаза.
  - Ройт Ольгер, я не могу вам этого объяснить. Вы просто не поймете.
  Ольгер усмехнулся.
  - В жизни не встречал такой самонадеянности! Я еще могу понять, что ты распространяешься о том, какой я самодур, дикарь и варвар, когда считаешь, что тебя никто не слышит... По большому счету, мне плевать, даже если мой серв считает меня редкостным невежей, да еще глухим впридачу. До тех пор, пока ты обращаешься с подобными тирадами только к крапиве на дворе или котлам на кухне, я не видел смысла обращать на это лишнего внимания. Но сейчас ты, кажется, пытаешься сказать все это мне в лицо.
  Альк застыл, уставившись на маленькую чашку с каффрой - это было куда безопаснее, чем поднимать глаза на Хенрика. А тот невозмутимо продолжал:
  - Кстати сказать, что значит "феодал"? Что-нибудь наподобие "мерзавец"?.. - опустевшая бутылка гулко стукнула о стол. Уже вторая за каких-то полчаса, автоматически отметил Альк. Это же до какого состояния он должен был надраться?! - Хотя нет, мерзавцем ты обычно называл меня отдельно, значит, слово "феодал" должно переводиться как-то по-другому.
  - Это примерно то же, что и "ройт", - пролепетал шокированный Альк.
  Почувствовав, что не способен выдержать повисшей паузы, все же рискнул взглянуть на Ольгера. И обнаружил, что тот откровенно веселится, глядя на его испуганное и смущенное лицо.
  - Так вы... все это слышали? И ничего со мной не сделали?
  - А что ты предлагаешь сделать? - хмыкнул ройт. - Подумай сам: слуга, которого я до сих пор не тронул даже пальцем, несмотря на то, что он все время делает все шиворот-навыворот, дерзит, а как-то раз даже попался на краже бумаг из моего стола, уверен, что я варварски жесток, и постоянно плачется на то, какой я бессердечный негодяй. Смешно сказать, но, что бы я ни сделал в такой ситуации, я только утвердил бы тебя в этом убеждении.
  Альк густо покраснел. Когда "хозяин" в очередной раз заставлял его разбрасывать навоз, или отвешивал дежурный подзатыльник из-за брошенной куда попало сбруи, Альк выжидал, когда его оставят одного, и с наслаждением отводил душу, обзывая Ольгера последними словами. Говоря по правде, в большую часть сказанного Альк и сам давно уже не верил, просто это позволяло ему как-то примириться со своей малоприятной ролью в доме Ольгера. Кто же мог предположить, что все так обернется?..
  - ...Так все-таки - откуда ты? - с пьяным упорством спросил ройт.
  Альк сдался. Спорить дальше было бесполезно.
  - Только не подумайте, что я сошел с ума, - попросил он, подумав про себя: вот интересно, есть ли у них здесь дома умалишенных, или всех помешавшихся людей тут просто "милосердно" убивают? Меньше всего Альку хотелось выяснять этот вопрос на практике. - Ну, в общем... я жил в совершенно другом мире, а потом просто открыл глаза - и оказался здесь.
  - Ага. Ну что же, значит, я был прав, - задумчиво кивнул ройт Ольгер. Посмотрел на свет опорожненную бутылку и разочарованно вздохнул. - Ты ведь даже не знаешь, где здесь погреб, да?..
  - Вы были правы?.. - повторил Свиридов, уязвленный тем, как хладнокровно ройт отнесся к новости, которая, по мнению самого Алька, должна была его потрясти.
  - ...Хотя какая разница, ключи-то все равно у Квентина. А если его сейчас разбудить, то можно сразу идти спать на улицу, поскольку от его стенаний даже крысам станет тошно, - размышлял ройт Ольгер вслух. Альк весь извелся, пока тот не соизволил, наконец, ответить на его вопрос - Да, прав. В старинных хрониках описана пара подобных случаев. Конечно, я не мог не вспомнить про эти истории, когда увидел человека, до такой степени неприспособленного к нашей жизни.
  Альк едва не подскочил. Другие люди, попадавшие сюда из его мира?!
  - А что с ними стало дальше, ройт? Ну, с этими людьми, о которых говорится в ваших хрониках?
  - Точно не скажу. Кажется, один много лет считался сумасшедшим и был шутом. Второй нашел лекарство от болотной лихорадки и погиб во время эпидемии в Дархане. На его могиле поставили белый обелиск. Возможно, были и другие, но о них я ничего не знаю.
  Обелиск? Какой там, к черту, обелиск?..
  - А было так, что кто-то... возвращался в свой обычный мир? - в отчаянии спросил Альк.
  Ройт посмотрел на него почти с жалостью.
  - Думаю, что могло быть и такое. Но, поскольку минимум два человека точно оставались здесь до самой своей смерти, я не слишком тешил бы себя подобными надеждами.
  Альк глухо застонал. Несколько минут в комнате было тихо. Потом ройт задумчиво сказал:
  - А вообще-то говоря... Про того человека, который потом погиб в Дархане, в одной старой книге говорилось, что он мог вернуться. Но не захотел.
  - Не может быть! - выпалил Альк. Чтобы хоть кто-нибудь по доброй воле отказался от нормальной жизни для того, чтобы остаться здесь?!
  - А что, твой мир настолько лучше этого?.. - прищурился ройт Ольгер.
  Отвечать на вопрос искренне было, пожалуй, несколько рискованно - того гляди, Ольгер посчитает это оскорблением. Но, если попробовать слукавить, ройт наверняка почувствует в его ответе фальшь.
  Пока Альк колебался, что сказать, внизу залаяли собаки, и Ольгер настороженно прислушался.
  - Кого еще несет?.. Не помню, чтобы я кого-то приглашал. Иди открой... Хотя нет, подожди. Убери со стола, а вниз я пойду сам.
  Только что Альк готов был поручиться, что его хозяин совершенно пьян, но, когда Ольгер положил на стол цепочку с медальном и самым обычным, твердым шагом, сбежал вниз по лестнице, Альк усомнился, что ему не померещилось, что Хенрик только что опорожнил две винные бутылки на его глазах.
  Открытая Ольгером дверь противно скрипнула, и Альк некстати вспомнил, что уже два дня все время забывает смазать петли маслом.
  - Анри!! - радостно загремел внизу чей-то густой и низкий голос.
  - Здравствуй, Годвин, - сдержанно ответил Хенрик. Очевидно, поздний гость был ему хорошо знаком. Но разобрать, обрадован ли ройт его визитом или втайне раздосадован, было никак нельзя. Скорее всего, истину надо было искать где-то посередине. - Я буду тебе очень признателен, если хотя бы через восемнадцать лет ты, наконец, запомнишь мое имя - Хенрик.
  На последнем слове голос Ольгера прервался, как у человека, которого внезапно и без предупреждений стиснули в объятиях.
  - Да брось, Анри, за восемнадцать лет уже пора бы и привыкнуть! Угостишь нас ужином?.. - донеслось из прихожей.
  - Безусловно. Но сначала, будь так добр, представь мне своего спутника.
  - Это наш полковой писарь, мейстер Маркус Кедеш. Исключительно ученый человек, к тому же храбрец, каких мало.
  Тихий голос второго приезжего, кажется, что-то возразил, но Альк не различил ни слова.
  - Не прибедняйтесь, Маркус!.. - отозвался тот же жизнерадостный и сочный баритон. - Не верь ему, Анри, он просто скромничает. Где наш ужин?..
  - Ждет вас наверху. Прошу за мной.
  - При каждой нашей встрече ты становишься все более и более занудным, Ан. Только представьте, Марк - я еще помню время, когда он еще не казался таким церемонным сухарем. В кадетском корпусе Анри всегда был нашим заводилой. Помнится, только однажды автором нашей затеи был не он, а я - на третий год учебы, когда мы, все четверо...
  - Ради всего святого, Годвин, - перебил ройт Ольгер недовольно.
  - ...пошли в бордель. Да, редкостный выдался вечерок! - ройт Годвин заливисто расхохотался. - Кстати говоря, ты еще помнишь ту эшшари, Зитту?
  - Прошу извинить моего друга, мейстер Маркус. Мы давно не виделись, и он сейчас немного не в себе от радости, - бесстрастно сказал Хенрик.
  Альк беззвучно захихикал. Судя по сдержанным интонациям Хенрика Ольгера, ройт Годвин его нестерпимо раздражал. Возможно, именно поэтому Свиридов уже чувствовал к этому человеку самое глубокое и искреннее расположение.
  Внезапно он сообразил, что, вместо того, чтобы прислушиваться к чужим разговорам, ему следовало бы убрать со стола Ольгера опорожненные его хозяином бутылки, а потом убраться прежде, чем сам ройт и его гости успеют подняться на второй этаж. Но шаги троих мужчин уже были слышны на лестнице, так что Свиридов сделал то, что мог - сунул бутылки под стоявшее у стенки кресло, не забыв напомнить самому себе, что завтра ройт его убьет. И даже, если можно так сказать, за дело.
  Внешность ройта Годвина полностью соответствовала его голосу. Ростом он был примерно с Ольгера, но зато почти в полтора раза шире его в плечах. И не в пример плотнее. Назвать его толстым было невозможно, но при этом из него можно было вылепить двоих таких, как Хенрик Ольгер. У гостя были крупные черты лица, массивный подбородок, линию которого слегка смягчала небольшая светлая бородка, и широкие, лопатообразные ладони... Когда он вошел в кабинет, тот сразу стал казаться маленьким и тесным. Мейстер Кедеш, пожилой мужчина с коротко подстриженными седыми волосами, совершенно потерялся рядом с такой примечательной фигурой.
  - Ну и ужин! - горестно присвистнул Годвин, обнаружив пустой стол, на котором оплывала воском одинокая свеча. - Прости, Анри, но это я жевать не буду.
  Ройт бросил взгляд на замершего у двери Свиридова.
  - Альк, марш на кухню. Принеси холодное жаркое, корского вина, галет и сыра.
  Альк кивнул и пулей вылетел за дверь. Вслед ему несся голос Ольгера:
  - Прошу прощения, что не могу предложить ничего лучше. Я бы позаботился об угощении, если бы только мог предположить, что у меня сегодня будут гости.
  Когда Альк вернулся в кабинет, внутри было светло и почти празднично. Ольгер зажег все свечи и несколько масляных светильников, а сам сидел за столом вместе с Годвином и Маркусом.
  - Поставь поднос, - распорядился ройт, даже не посмотрев на Алька. - Хорошо, можешь идти. Сегодня ты мне больше не понадобишься.
  - Значит, из-за этого ты угодил в эту дыру? - продолжил разговор светловолосый ройт, плеснув себе в бокал вина. Вторая рука Годвина, лежавшая на столе, сжалась в кулак. - Анри, честное слово, если бы ты только знал, что эти белгские ублюдки...
  - Возьми галету, Годвин, - перебил ройт Ольгер словно невзначай. И посмотрел на Алька с выражением "какого-лешего-ты-еще-здесь".
  Свиридов выскользнул за дверь, поднялся на чердак, скрипя рассохшимися старыми ступенями, а потом потихоньку возвратился на второй этаж и подошел почти вплотную к двери кабинета.
  Ничего, мысленно успокоил себя он. Ольгер сказал "можешь идти". Но он же не велел ему сидеть на чердаке, не так ли?.. Значит, по большому счету, Альк ни в чем не нарушал его приказ.
  - Я вижу, что вы с господином Хенриком давно знакомы, - донесся до Алька приглушенный голос Маркуса.
  - Не то шлово. Штолько не шифут, - с набитым ртом подтвердил Годвин. И, похоже, все же проглотил мешавший ему говорить кусок, так как с энтузиазмом предложил. - Вот кстати говоря, Анри! Расскажи Маркусу, как ты избавил нас от Кринга.
  - О боги, Годвин - когда тебе уже надоест все время вспоминать это старье?.. - устало спросил Хенрик.
  Но рассказчика это нисколько не обескуражило. Наоборот, он, кажется, даже обрадовался, что не нужно уступать кому-то слово, и, не отвечая ройту, снова обратился к Кедешу.
  - Раз он не хочет, то я сам вам расскажу. Эта история когда-то сделала его героем всего корпуса. Полковник Лестер Кринг однажды дал Анри пощечину на общем построении. А нам всем тогда было лет примерно по четырнадцать-пятнадцать. Я сейчас уже не помню, в чем там было дело, но полковник вообще долготерпением не отличался и любил всячески унижать кадетов, которые, понятно, не могли ему ответить. Погодите, я только налью себе еще вина... зачем ты отослал того парнишку, Ан? Можно подумать, что у нас какой-то тайный заговор, а не обыкновенный ужин. Может, позовешь его обратно? Нет?.. Ну ладно, шут с тобой. Короче говоря, проходит еще пара лет, Кринг, разумеется, уже давно забыл об этом давнем эпизоде - а тут выпускается наш возраст, и к полковнику внезапно заявляются три секунданта с вызовом на поединок. Кстати, позволю себе нескромно уточнить, что я был в их числе. Полковник поначалу возомнил, что достаточно будет стукнуть кулаком по столу и, как обычно, наорать на нас, чтобы вопрос решился сам собой. Но мы открытым текстом сообщили Лестеру, что Ан предвидел нежелание полковника с ним драться. И просил нас передать, что в случае отказа он вынужден будет публично нанести Лестеру рукоприкладное оскорбление, поскольку не намерен уезжать из корпуса, пока дуэль не состоится. Ну а фехтовальщиком Анри был просто замечательным. Даже тогда. Думаю, что нашему полковнику совсем не улыбалось с ним драться, но прилюдно получать по морде ему улыбалось еще меньше - ведь тогда придется либо драться, либо уходить в оставку, так? Ну, наш толстяк и согласился. И наутро уже ждал на строевом плацу. Прохаживался взад вперед, пыхтел от злости и, по-моему, заметно нервничал. Мы трое ждали вместе с Крингом. Сами знаете, на место поединка принято являться чуть пораньше - из учтивости к противнику. Но до начала их дуэли оставалось пять минут, а Анри еще не было. Кринг даже начал улыбаться - вероятно, уже представлял, как скажет, что его противник струсил, и избавится от щекотливой ситуации. А мы занервничали, потому что испугались, что Анри действительно не явится и всех нас опозорит. Но беспокоились мы зря. Анри явился к месту поединка в самую последнюю минуту. Вообразите себя картину - он врывается на плац, буквально на ходу снимает плащ, и вообще выглядит как человек, которого оторвали от важного дела для какой-то ерунды. Полковник, слегка прибалдев, встает в позицию, Ан достает его чуть ли первым же ударом по ногам, и Лестер валится на землю, как подрубленный. Мы подбежали посмотреть, что с ним такое - а у Кринга рассечено коленное сухожилие. Анри подходит к толстяку и эдак, знаете, спокойно, как о завтрашней погоде, говорит, что он не мог позволить себе с чистой совестью покинуть корпус, пока его возглавляет такой паршивый командир, как Лестер Кринг. А теперь тот, мол, все равно не сможет исполнять свои обязанности в связи с хромотой, поэтому он уезжает с легким сердцем. Кстати говоря, полковник Лоран, заменившй Кринга, в самом деле был не так уж плох - во всяком случае, мой младший брат, который обучался в корпусе пять лет спустя, не мог сказать о нем ничего плохого. За эту выходку Анри отправили служить на самую окраину страны, зато в тот день, когда он уезжал, оставшиеся в корпусе кадеты на руках несли его до городских ворот. Скажи начистоту, Анри - ты все-таки был первым в нашем выпуске, не жалко было отказаться от блестящего будущего в столице из-за такого старого осла, как Кринг?..
  - Да нет... Мне повезло - мой первый командир когда-то тоже обучался под началом Лестера. Так что меня он принял, как родного, - отозвался ройт.
  Прижавшийся к стене за дверью "кабинета" Альк внезапно осознал, что уже несколько минут довольно глупо ухмыляется.
  
  Без всякой видимой причины Альк проснулся в приподнятом настроении и первым делом вспомнил о приехавших вчера гостях. Хотя было не вполне понятно, чему радоваться в такой ситуации Свиридову. Это Ольгер получил приятную возможность поболтать со старым другом, а для Алька присутствие двух посторонних в доме означало только больше беготни с подносами и еще двух лошадей на их конюшне. Тем не менее, Альк сбежал с чердака, прыгая через две ступеньки и мыча себе под нос нечто весьма бравурное, напоминающее увертюру из "Руслана и Людмилы".
  Во дворе он быстро поднял из колодца три ведра воды, сложил на краю умывальника чистое полотенце... и только потом спросил себя, где ройт. Хенрик относился к своим ежедневным экзерсисам исключительно серьезно и всегда был во дворе в одно и то же время. А сегодня он опаздывал уже на четверть часа. Проспал?.. Да нет, не может быть. Альк сунул пальцы рук за пояс и начал задумчиво насвистывать "На заре ты ее не буди", но, различив шаги на лестнице, переключился на "Тореадора" из "Кармен".
  Спустившийся во двор ройт Ольгер удивил его иссера-бледным цветом мрачного лица, большими темными кругами вокруг глаз и таким недовольным видом, будто Альк уже успел с утра пораньше натворить бог знает что.
  - Чтобы я больше не слышал в своем доме этих мерзких звуков, - хмуро сказал он, отбрасывая ножны в сторону. Свиридов оскорбился. Мерзких?.. Это он о музыке Жоржа Бизе?
  - Простите. Больше не услышите, ройт Ольгер, - отчеканил Альк. Ольгер поморщился.
  - Да ты что, нарочно, что ли, так орешь? Иди и приготовь мне каффры. Голова просто раскалывается.
  - Вы нездоровы, ройт? - вскинулся Альк. И запоздало обругал себя за недогадливость - после вчерашнего Ольгер должен был мучиться от жесточайшего похмелья. Ройт провел ладонью по глазам.
  - Альк, шел бы ты!... на кухню. Пока я тебя тут ненароком не прибил.
  За спиной у Свиридова со скрипом распахнулась дверь, ведущая во двор, и ушей Алька достиг голос ройта Годвина.
  - Узнаю старину Анри! Все как обычно: ни свет ни заря на улице с мечом.
  Ройт на мгновение прикрыл глаза, как будто бы действительно надеялся, что "наваждение" само собой рассеется. А потом тяжело вздохнул.
  - Доброе утро, Годвин.
  - Разрешишь мне присоединиться? Мы сто лет не фехтовали вместе.
  Ольгер посмотрел на Алька так, как будто это он был во всем виноват.
  - Конечно. Присоединяйся, - сказал он меланхолично. - Сейчас принесу для нас пару затупленных мечей.
  Альку очень хотелось посмотреть на этот поединок, но пришлось идти на кухню и готовить каффру к завтраку. Только потом он смог, наконец, выбраться во двор - под тем предлогом, что необходимо доложить Хенрику Ольгеру о выполнении его приказа. Находившиеся во дворе мужчины его появления как будто не заметили. Хенрик поигрывал мечом, заняв центр двора, пока его противник обходил его по кругу. Ольгер выглядел несколько оживленнее, чем полчаса назад, но Альк, привыкший к его утренним разминкам, все-таки отметил, что движениям Хенрика Ольгера недостает обычной лаконичной четкости.
  - Стареешь, Ан!.. Сдаешь позиции! - ройт Годвин белозубо ухмылялся. - Два на два! Ну что, давай теперь последнюю, решающую схватку?
  - А может, хватит?.. - вздохнул Ольгер, вытирая о штаны разбитые костяшки пальцев.
  - Ну уж нет! - праведно возмутился Годвин. - В кои-то веки раз не кто-нибудь другой, а _ты_ на волоске от поражения, и сразу предлагаешь мне закончить?! Научись проигрывать, Анри!
  - Как скажешь.
  Ройт Годвин был без колета, а его батистовая белая рубашка успела потемнеть от пота. Несмотря на то, что они сражались на затупленном оружии, с рукава Годвина свисал лохматый окровавленный лоскут. Альк пропустил момент, когда противник Ольгера внезапно перешел в атаку, оттесняя Хенрика к забору. Мечи в руках у ройтов замелькали с такой скоростью, что у застывшего в дверях Свиридова с непривычки начало рябить в глазах. Альк был уверен, что такого натиска, который Годвин обрушил на своего противника, не выдержит ни один человек, но неожиданно светловолосый ройт остановился прямо посреди атаки. Альк не сомневался, что тот просто-напросто споткнулся, или еще что-то в том же духе, но Годвин воткнул меч острием в землю и взревел:
  - Тысяча ведьм, Анри!.. ОПЯТЬ!
  - А что, достал? - поинтересовался Ольгер, опуская меч.
  - "Достал"! - передразнил его противник. - Как будто сам не знаешь, чертов лицемер.
  Хенрик слегка развел руками. Получилось, с точки зрения Свиридова, не слишком убедительно.
  - Как ты все время это делаешь, прах тебя побери?! - продолжал бушевать ройт Годвин.
  - Я ведь тебе уже говорил. Ты слишком полагаешься на всякие эффектные финты, да еще прешься напролом, как раненый кабан. Будь хладнокровнее... Так что, продолжим или пойдем завтракать?
  - Завтракать, Ан, и пропади ты пропадом.
  - Идет, - ройт Ольгер улыбнулся, и, приобняв друга за плечо, пошел с ним в дом.
  
  - А знаешь, Ан, я даже рад, что ты все еще в форме, - сказал ройт Годвин, уже сидя за столом. Из вежливости он отпил чуть-чуть из чашки с каффрой, поднесенной ему Альком, но почти тотчас же выразительно поморщился и незаметно отодвинул ее в сторону. - Я ведь заехал к тебе неспроста.
  - Вот как?.. - переспросил Ольгер и мысленно обругал себя болваном. В самом деле, если старый друг, с которым вы не виделись последние шесть лет, внезапно делает огромный крюк, чтобы заехать в Лотар, ему вряд ли хочется просто распить с тобой бутылку корского или пофехтовать. К тому же, спутник ройта, Маркус Кедеш, не спустился к завтраку - должно быть, знал, что Годвин собирается вести с хозяином какой-то важный разговор.
  - Ну да. Я не сказал тебе вчера, но около месяца тому назад меня повысили до звания полковника, - сообщая эту новость, Годвин неловко опустил глаза, и в груди Хенрика на мгновение всколыхнулось какое-то недоброе чувство - впрочем, почти сразу же сменившееся мрачным безразличием.
  - О. Что ж, поздравляю, господин полковник, - сдержанно ответил он.
  Друг вскинул на него глаза.
  - Анри, да неужели я не понимаю, что ты думаешь?.. Мы оба знаем, что, если бы не эта скотская история с пленом у белгов, ты бы получил патент полковника еще пять лет назад. И еще... если уж на то пошло, из нас двоих ты куда более достоин этого.
  - Чушь, Годвин, - поморщился ройт Ольгер. - Я не думал ничего подобного. Меня вполне устраивает моя нынешняя жизнь.
  - Вот это меня и пугает, - неожиданно серьезно отозвался Годвин, поднимая на него глаза. - Я не могу поверить, чтобы ты, Анри, способен был довольствоваться таким положением.
  - И чем же плохо мое положение? - холодно спросил ройт. - Я сам себе хозяин. Мне не нужно постоянно муштровать безмозглых новобранцев, спорить с командирами, зависеть от чужих решений... Я свободен, и - что самое приятное - мне совершенно нечего терять.
  - Но ничего приобрести ты тоже не пытаешься, - заметил Годвин тоном человека, уличающего собеседника в чем-то постыдном.
  Хенрик махом допил свою каффру и пожал плечами.
  - Для человека, знавшего меня почти всю жизнь, ты что-то уж слишком удивляешься этому обстоятельству. Посуди сам. В корпусе я только и делал, что пытался стать достойным родового титула. Потом попытался стать счастливым мужем. Наконец, решил, по крайней мере, стать хорошим офицером. И к чему все это привело?..
  - Так что же, ты решил махнуть на все рукой?
  - В самую точку, Годвин.
  Какое-то время его сотрапезник молча смотрел на Ольгера, как будто сомневался, верить ли тому, что он только что слышал.
  - Ты уже другой. Не тот, кого я знал.
  - Ты меня сегодня просто поражаешь тонкостью своих наблюдений! - отозвался Ольгер желчно. - Помнится, вскоре после нашего знакомства я сказал, что ты немного туповат. Так вот: беру свои слова обратно.
  - Да подожди, Анри. Я ведь приехал как раз для того, чтобы тебе помочь. Помимо чина мне присвоено звание коменданта Браэнворна.
  Ройт Ольгер выразительно присвистнул.
  - Даже так? Сначала звание, а потом еще и Воронья крепость?.. Годвин, если бы я не знал, что с придворными кругами ты никак не связан, я сказал бы, что у тебя очень сильная протекция.
  - Да я сам не понимаю, с какой стати они так расщедрились. Сам же знаешь - я не самый умный человек, я и трех книг за всю жизнь не прочитал, а коменданту Браэнворна недостаточно только уметь махать мечом. Воронья крепость - это же, считай, ключ ко всему Северу. Зато - и это уже напрямую связано с тобой - столичных снобов и других любителей надувать щеки там не встретишь. Понимаешь? Для меня-то твой патент ничем не хуже остальных. Так что улаживай свои дела, бросай этот протухший Лотар и добро пожаловать ко мне. Ни один комендант в здравом уме не откажется от такого капитана.
  Ольгер невольно улыбнулся простодушию старого друга.
  - Да ведь у тебя под началом уже должен быть какой-то капитан. Как думаешь, ему понравится, если кто-нибудь пожелает узурпировать его обязанности?..
  Годвин довольно ухмыльнулся.
  - Это как раз самое веселое. Я навел все справки. Знаешь, кто там капитан? Френц Эйварт!..
  - Погоди. Дергунчик? Жеванный Рукав?
  - Он самый. Правда, не уверен, что он сейчас отзывается на эти прозвища.
  - Мир тесен, - рассмеялся ройт. - Вот уж никогда бы не подумал, что еще увижу его после выпуска. Ну что же, если я действительно приеду в Браэнворн, то мне наверняка покажется, что я опять попал в кадетский корпус.
  - Если?.. Ты сказал, если приедешь? - Годвин изумленно посмотрел на Ольгера. - Разве у тебя есть какие-то сомнения?
  - Д-да нет, - ответил Хенрик и внезапно рассмеялся. - Слушай, а ты прав. Я изменился больше, чем сам думал. Я приеду, Годвин. Обязательно приеду.
  - Вот и славно! А ты не возьмешь Маркуса Кедеша с собой? Наврем ему, что ты нуждаешься в проводнике... или я дам ему какое-нибудь поручение, которое задержит его в Лотаре. Недельку поживет у тебя дома, а потом поедете вдвоем. Не против?
  - А в чем дело? - удивился Ольгер. - Вчера ты так его хвалил, а теперь хочешь от него избавиться.
  - Ну, Ан, ты меня знаешь. Я человек не ученый. И если куда-то еду, то люблю такие постоялые дворы, где есть вино и симпатичные служанки. А пока мы добрались до Лотара, я чуть не взвыл. Маркуса хлебом не корми, дай только рассказать о том, что тракт, по которому мы прямо сейчас едем, был проложен по приказу короля Эреварда, продолжительностью он столько-то верст, а этот верстовой столб установлен в память эпидемии красного мора, случившейся в каком-то там году. А уж насчет служанок из трактиров вообще молчу.
  Ройт Ольгер удивленно посмотрел на друга, и тот закатил глаза.
  - Слушай, вот ты когда-нибудь пытался посадить девчонку себе на колени, когда рядом сидит человек и с пресерьезной миной рассуждает о торговле с Локридом или о пошлинах на шерсть?
  - Да, тяжело тебе пришлось, - сочувственно кивнул ройт Ольгер - Хорошо, поедем в Браэнворн втроем: я, Маркус Кедеш и мой слуга, Альк.
  Ройт Годвин укоризненно взглянул на Ольгера.
  - Вот никогда бы не подумал, что ты обленился до того, что даже путешествовать не можешь без прислуги.
  - Просто не хочу, чтобы в мое отсутствие он спалил дом, - пожал плечами Хенрик.
  
  
  ...Неделя сборов прошла быстро и на редкость суматошно. Поначалу мысль о предстоящем путешествии вызвала у Алька настоящий ажиотаж. Вот так, вживую, посмотреть на незнакомый мир было довольно интересно. Пока что Альк решил твердо придерживаться версии, что рано или поздно он все же сумеет вернуться назад, а до тех пор разумнее всего было получше изучить местные нравы. Разумеется, не для того, чтобы потом писать отчеты в Петербургское Этнографическое общество - мгновенно угодишь в дом для умалишенных - а хотя бы просто для себя. Неплохо было бы вести какие-нибудь записи, - невольно размечтался Альк и с ностальгией вспомнил маленькую записную книжку, которую у него отобрали стражники. Кстати сказать, вместе с его одеждой и часами.
  Интересно, что эти невежи сделали с брегетом. Чего доброго, таскают на цепочке, как простое украшение.
  Но старыми отцовскими часами Александр и дома почти не пользовался, а вот книжки было жаль. Сейчас она бы ему очень пригодилась. Делать свои путевые записи на местной волокнистой, шершавой бумаге было, вероятно, очень неудобно, но проверить это у Свиридова не было никакой возможности, так как бумаги и чернил у него не было.
  Альк долго собирался с духом, чтобы обратиться с просьбой к ройту Ольгеру. Казалось бы, что тут такого? Вспыльчивостью ройт не отличался. Альк неоднократно повторил себе, что в самом худшем случае Хенрик всего лишь посмеется над слугой, который занимается подобными прожектами вместо того, чтобы сосредоточить все свое внимание на оттирании кастрюль и на уборке конского навоза. Но, в конечном счете, от насмешек до сих пор еще никто не умирал.
  Но когда Альк, уткнувшись взглядом в пол, все-таки изложил Ольгеру свою просьбу, ройт даже не подумал сказать "нет". Жаль только, "да" он тоже не сказал. Ройт выбрал нечто среднее.
  - Зачем? - осведомился он, расчесывая гриву Янтаря - поскольку разговор происходил в конюшне. - Письма писать тебе, если я верно понял, некому. Очередной блестящий план побега?..
  Впрочем, тон у Ольгера был вполне мирным, и Альк попытался кое-как растолковать ему, что именно он собирается писать. Пока он говорил, мужчина положил на полку щетку и скребок и привалился к косяку, внимательно слушая Алька, а в конце концов вздохнул.
  - М-да. Стоит мне подумать, что ты меня уже вряд ли чем-то удивишь... - ройт не закончил фразы и, взглянув на вытянувшееся в предчувствии отказа лицо Алька, пожал плечами. - Чернила и бумагу я тебе, положим, дам, не жалко. Только занимайся своей писаниной там, где тебя никто не увидит. Здесь у нас не очень-то привыкли, чтобы чей-то серв устраивался в укромном уголке и вместо исполнения своих прямых обязанностей начинал марать бумагу. Шелковинку ты уже почистил?..
  - Да, ройт Ольгер.
  - Тогда выводи ее из стойла. Подберем тебе седло.
  - Седло?.. - в груди у Алька заворочалось недоброе предчувствие.
  - Ну да, седло. Янтарь на себе никого чужого не потерпит, значит, остается только Шелковинка. Что ты на меня таращишься? - нахмурился мужчина.
  - Ройт Ольгер, я так не смогу! - запротестовал Альк. - Я в жизни не сидел на лошади. Ну, может, только в детстве.
  Ройт прищурился.
  - То есть верхом ты ездить не умеешь?..
  Альк ожесточенно помотал головой.
  - А почему раньше не сказал? - осведомился Хенрик обманчиво-мягким тоном. Альк поежился. С такими интонациями ройт обычно разговаривал с придурковатым Лесли.
  - Не подумал, - честно сказал Альк.
  - Угу. Зато чернила и бумагу ты у меня попросить додумался, - вздохнул мужчина. - Ладно. Бери Шелковинку и веди ее во двор. Будешь учиться.
  Альк с трудом удержался, чтобы не напомнить, что они выезжают послезавтра. Научиться чему-либо за подобный промежуток времени казалось невозможным. И вдобавок у Свиридова было сложившееся - и весьма пессимистическое - представление о своих способностях к езде верхом.
  Зато ройт Ольгер почему-то оживился. "Нашел новую забаву" - мысленно определил для себя Альк. Но злиться на кого-нибудь, кроме себя, сил уже не было.
  Надев седло и подтянув подпругу - к этим действиям он уже так привык, что мог бы повторить их даже среди ночи, не успев еще продрать глаза - Альк со второй попытки кое-как взобрался на Шелковинку. Умная кобыла удивленно покосилась на него через плечо, а Ольгер выразительно скривился, но занудствовать и делать замечания не стал. Альк очень скоро понял, почему. За следующие пару часов Альк столько раз падал и залезал в седло по-новой, что в конце концов это начало получаться у него как бы само собой. Во всяком случае, в сравнении со всем остальным это стало казаться сущим пустяком. Первое время главным чувством Алька оставался страх. Шелковинка, которую он привык чистить, седлать и угощать подсохшими лепешками, из невысокой и покладистой кобылки превратилась в поразительно большое, сильное, и, как казалось самому Свиридову, неуправляемое существо. На Алька оно обращало столько же внимания, как на присевшую к себе на спину муху, и слушалось только отрывистых команд Хенрика Ольгера.
  Даже как следует порывшись в своей памяти, Свиридов вряд ли смог бы обнаружить в ней что-то ужаснее этого импровизированного урока верховой езды. Инстинкт самосохранения подсказывал ему одно, а Ольгер требовал совсем другого. Пока Шелковинка шагом обходила двор, Свиридов чувствовал себя не так уж скверно, но потом ройт Ольгер щелкнул языком, и лошадь, поведя ушами, перешла сперва на мелкую трусцу, а после и на крупную, размашистую рысь. Альк смутно помнил вычитанное в какой-то книге утверждение, что на рыси следует приподниматься в стременах в такт ходу лошади. Но, попытавшись применить этот совет на практике, он обнаружил, что уловить этот самый "такт" не так-то просто.
  - Отпусти луку седла, она не для того, чтобы в нее вцепляться. Равновесие нужно держать за счет коленей и осанки, - доносилось до Свиридова, словно сквозь сон, но разжать судорожно стиснутые пальцы было выше его сил.
  - Я упаду.
  - Боишься? - спросил ройт пренебрежительно. Альк прошипел сквозь зубы нечто абсолютно нецензурное и разжал руки. Удивительно, но равновесия он из-за этого не потерял.
  - ...За повод тоже не хватайся. Он тебе пока не нужен, - продолжал мужчина.
  - П-почему? - привстав на стременах, Альк в очередной раз неуклюже плюхнулся в седло, и зубы у него довольно громко клацнули.
  - Ты пока что не управляешь лошадью, а только учишься на ней сидеть. А если ты начнешь тянуть поводья на себя, то Шелковинка может расценить это как сигнал к галопу.
  Альк похолодел. Только галопа ему не хватало!... Посмотрев на его перекошенное лицо, Ольгер рассмеялся.
  - Не переживай, в галопе никаких особых сложностей... Да, вот еще что. Не пихай сапог так глубоко в стремя. Иначе, когда будешь падать, можешь зацепиться за него. Это не слишком-то приятно.
  Александр промолчал. В глубине души он начинал надеяться, что падать ему все же не придется, но, увы, на этот счет Свиридов ошибался. Оказалось, научиться кое-как держаться на спине у Шелковинки - это еще полбеды. Куда труднее - не вылететь из седла при внезапной остановке или резком повороте. Когда Альк в первый раз почувствовал, что падает, он чуть не заорал от ужаса. Однако, оказавшись на земле и с удивлением почувствовав, что ничего не вывихнул и не сломал, Свиридов в глубине души порадовался, что не успел закричать. Выглядеть размазней в глазах Хенрика Ольгера ему почему-то не хотелось. По той же причине Альк вскочил и снова сел в седло, не дожидаясь приказания от ройта. И все началось по-новой.
  Когда Ольгер счел, что на первый раз с него достаточно, Альк спешился и ощутил, что ноги у него гудят, а на всем теле, кажется, не осталось места, не покрытого ушибами и синяками. Стоять на твердой земле после двухчасовой езды верхом и отупляющей муштры казалось крайне непривычным. Когда он собрался вести Шелковинку в стойло, Ольгер отобрал у него повод.
  - Так и быть, на этот раз я расседлаю сам. А ты иди за мазью от ушибов. Третья полка, справа, на горшке большая бирка из зеленого воска.
  Все лекарства в доме Ольгера хранились в небольшом шкафу на кухне. Альку как-то стало любопытно, какими средствами располагает медицина в этом мире, и в отсутствии старого Квентина он основательно порылся в порошках, горшочках с мазями и пыльных флаконах с неизвестными настойками. Так что сейчас примерно представлял, где именно нужно искать.
  Указанной Ольгером мазью оказалась жирная, пахучая субстанция противного желтого цвета. Впрочем, несмотря на свой довольно неприглядный вид, она приятно холодила кожу и довольно быстро унимала боль. Альк закатал рукав и, морщась, принялся втирать ее в ушибленный после очередного падения локоть. Рукав сползал, пачкаясь в жирной мази. Альк, вполголоса ругаясь, возвращал его назад.
  - Дурак, - прокомментировал его старания ройт Ольгер, заходя на кухню и одним глотком допив оставшуюся после завтрака каффру. - Снимай рубашку.
  - Да ну ее, и так нормально... - вяло воспротивился Свиридов.
  Ольгер только усмехнулся.
  - Думаешь, я о тебе забочусь? Если в день отъезда ты будешь лежать пластом, то у меня прибавится головной боли.
  Альк стянул рубашку. И, скосив глаза, действительно увидел наливающийся на боку синяк. Точнее, целую цепочку синяков. Сейчас Свиридов даже не мог вспомнить, когда именно их приобрел.
  - Этими займешься сам, - заметил Хенрик, и прежде, чем до Алька в полной мере дошел смысл этой фразы, ройт весьма бесцеремонно развернул его спиной к окну, откуда в кухню лился белый дневной свет.
  Альк одеревенел, по коже почему-то поползли мурашки. Жесткие чужие пальцы сильными, но легкими движениями втирали мазь в болезненно-чувствительный ушиб возле лопатки. Это было непривычно и неловко. И, пожалуй, еще более неловко потому, что ощущения были по-своему приятными.
  - Ройт Ольгер, ну зачем... я сам... - Альк попытался отыскать какой-то аргумент, который должен был подействовать на Хенрика, но не сумел и замолчал.
  
  Хенрик услышал, как в прихожей скрипнула входная дверь. Маркус, - сразу же определил для себя Ольгер. Не считая Квентина, военный писарь был единственным, кто аккуратно притворял за собой двери, остальные обитатели старого дома хлопали дубовой створкой почем зря. Можно было бы, конечно, наорать на Алька или Лесли, но ройт Ольгер всегда отличался безалаберностью в обращении с собственным имуществом, поэтому считал несправедливым требовать порядка от прислуги. Обед ему накрывали в срок, о лошадях заботились на совесть, а все остальное Хенрика не волновало.
  Писарь не стал заглядывать на кухню, а сразу прошел наверх, к себе. Оно и к лучшему, иначе, посмотрев на изукрашенного синяками Алька, мейстер Кедеш обязательно спросил бы, что случилось. Ройт не представлял себе, как стал бы объяснять попутчику, что нужно было за день научить слугу сидеть в седле - или, по крайней мере, сделать так, чтобы иномирянин, никогда до этого не ездивший на лошади, не падал с Шелковинки через каждые пятьсот шагов. Идея взять в Воронью крепость серва и так должна была выглядеть достаточно сомнительной, а после подобных объяснений Маркус вообще наверняка уверился бы в том, что давний друг полковника сошел с ума. Вслух он, конечно, этого не скажет, но, как все вежливые, образованные люди, будет оч-чень выразительно молчать.
  Интересно, Годвин в самом деле оставил Маркуса только потому, что серьезность писаря так сильно действовала ему на нервы? - подумал ройт Ольгер, набирая из горшочка еще мази. В первую минуту объяснение старого друга не показалось Хенрику таким уж странным, но, общаясь с Кедешем последние пять дней, он убедился в том, что мейстер Маркус вовсе не такой зануда, как казалось по рассказам старого приятеля. Интриган из Годвина был никудышный, так что его истинные цели и мотивы всегда вылезали на поверхность, словно шило из попавшего в пословицу мешка. Похоже, новоявленный полковник навязал другу попутчика нарочно для того, чтобы лишить Ольгера возможности пойти на попятный и остаться в Лотаре - ну, словом, предпочесть спокойствие и скуку капитанскому патенту.
  Обидно, когда лучший друг видит в тебе не офицера, а надломленного жизнью домоседа, не желающего шагу ступить за ворота. Впрочем, разве он не сделал все возможное, чтобы у Годвина сложилось именно такое впечатление?..
  Ройт Ольгер обнаружил, что задумался и продолжает втирать мазь в лопатку Алька уже просто по инерции. А тот, после недавних отговорок и протестов, как-то подозрительно примолк. Застыл посреди кухни, как живая статуя, и, казалось, опасался лишний раз вздохнуть. Вот ведь беда с этим иномирянином! То держится с хозяином свободно, словно прирожденный ройт, то безо всякой видимой причины начинает вести себя так, как будто Ольгер его каждый день колотит.
  - Возьми мазь и катись отсюда, - сказал ройт устало. Он подумал, не поручить ли Альку собрать в дорогу его вещи, но почти сразу отказался от этой идеи. Тот обязательно все напутает, уж лучше уложиться самому. К тому же, взгляд у серва был совершенно осовевшим. Альк просунул голову в ворот рубашки и теперь пытался натянуть ее, не попадая в рукава. Толку от подобного "помощника" не будет.
  - Иди к себе и ложись спать, - распорядился ройт. - Маркус не хочет терять лишний день в этой дыре, так что мы выезжаем завтра на рассвете. Не хочу, чтобы ты всю дорогу клевал носом. Хотя погоди... Я обещал дать тебе перья и бумагу. Если ты еще не передумал, разумеется.
  Альк почти с ожесточением замотал головой. Ройт Ольгер усмехнулся. Любопытно было бы когда-нибудь прочесть записки, о которых с таким увлеченным видом говорил "свалившийся с Луны" мальчишка. Вероятно, из них можно было бы многое узнать о родине иномирянина. То, что эта родина нисколько не похожа на нормальный мир, ройт Ольгер уже понял. Если взрослый юноша, который, судя по всему, не бедствовал, толком не знал, как сесть на лошадь, значит, в их краях путешествовали как-то по-другому. Человек, который попал в Инсар примерно лет на двести раньше Алька, когда нынешнее королевство еще носило громкое название империи, плел дикие небылицы про летающие корабли, общение на расстоянии и путешествия во времени. Его, конечно, посчитали сумасшедшим и оставили при императорском дворе на положении шута. Глядя на Алька, Ольгер временами готов был поверить во что угодно, хоть в летающие корабли. Временами ройта так и подмывало подступить к серву с расспросами, но он отлично помнил, как мгновенно исказилось лицо Алька, когда Ольгер спьяну, без какой-то задней мысли, спросил у него - "А что, ваш мир настолько лучше этого?". Похоже, парень до сих пор не мог отделаться от потрясения после того, как оказался в чужом мире, и Ольгеру совершенно не хотелось без нужды усугублять его тоску подобными расспросами. Совсем другое дело - записи, которые Альк будет делать совершенно добровольно. А еще ужасно интересно было бы взглянуть на метрополию глазами чужака, толком не знающего здешней жизни. Может быть, в заметках Алька будет пара строк и о самом Хенрике Ольгере?
  Впрочем, даже если так, в этих нескольких строках вряд ли будет что-то новое. Мерзавец, феодал и далее по списку...
  - Ладно, пошли в кабинет. Попробую найти для тебя что-то подходящее.
  
  Вот уже примерно месяц, как я оказался в этом странном месте, - писал Альк, от усердия прикусив кончик языка, словно в подготовительном классе гимназии. Чернила расплывались по ворсистой, неудобной для письма бумаге, так что для того, чтобы буквы не наползали друг на друга, и написанное оставалось удобочитаемым, приходилось постоянно оставаться начеку. В голове Алька даже промелькнула подлая мыслишка, что ройт Ольгер нарочно дал ему такую скверную бумагу, чтобы посмеяться над нелепой просьбой "серва". Но Свиридов многократно видел, как ройт пишет свои письма и расписки на таких же желтовато-серых, расползавшихся листах. Хорошая бумага в этом мире явно была редкостью и стоила чертовски дорого, поэтому и пользовались ею только для особых случаев. Гладких, кремово-розовых листов, снабженных личным гербом Ольгера, в хозяйском секретере оставалось меньше дюжины. Свиридову их, разумеется, никто не предлагал - еще и потому, что одного подобного листа было вполне достаточно, чтобы сбежать из города, оставив ройта в дураках.
  
  Чуть позже непременно запишу все по порядку, начиная с девушки-спиритуалки из квартиры Перегудовых - вдруг какой-то человек однажды прочтет мои записки и сумеет разобраться, как все это получилось? Это было бы огромным достижением науки. Но даже сейчас гипотезу о том, что на других планетах Солнечной системы тоже существует жизнь, можно считать доказанной. Ведь это - явно не Земля.
  Город, в который меня занесло, называют Лотаром. Название страны мне неизвестно, знаю только, что здесь правит королевская чета, которую местные именуют просто Их Величествами, без упоминания имен. Велики ли их владения? Сколько в них городов? Какой здесь век и как соотносить его с земной историей? Чтобы узнать ответы, надо обратиться к ройту Ольгеру, но сделать это не так просто. Несмотря на то, что человек он, по большому счету, неплохой, все его интересы крайне ограничены. Простой пример - с тех пор, как он узнал, кто я такой, он ни разу (!) не пытался расспросить меня о нашем мире. Подобное нелюбопытство просто поразительно. Профессор Бэр, кажется, называл такое безразличие "умственной ленью".
  
  Альк пососал кончик пера, задумчиво поглядывая на уже написанные строки.
  
  Впрочем, за исключением этого случая, ройта вряд ли можно обвинить в отсутствии каких-то интересов, - написал он дальше, не желая быть несправедливым. Я чуть ли не каждый вечер вижу его с книгой. Надо думать, по меркам этого мира он отлично образован. В этом месяце, получив денежное содержание, ройт тоже первым делом пошел к местному книготорговцу. Для простого офицера у него прекрасная библиотека - записки каких-то местных путешественников, несколько поэм, пара трактатов по естественным наукам... Разумеется, в какой-нибудь цивилизованной стране Ольгер показался бы невежей, но в сравнении с другими представителями местной знати его следует считать довольно прогрессивным человеком.
  
  Альк остановился и напомнил самому себе, что пишет вовсе не об Ольгере, а о порядках в этом новом и пока малоизвестном мире.
  
  Здесь есть армия и, кажется, уже изобрели аналог пороха, но все носят при себе холодное оружие. Лотар, похоже, расположен в метрополии. Есть и колонии, оттуда доставляют каффру (точное подобие нашего кофе). Очевидно, доставлять ее сюда стали сравнительно недавно, и она пока не получила особого распространения. Большинство здешних жителей пить каффру не привыкли. Полковнику Годвину она определенно не понравилась, зато ройт Ольгер выпивает три-четыре чашки утром и столько же вечером. Это похоже на болезнь, которую французы называют кофеманией.
  
  Тьфу ты, опять. Историк, называется! Вместо полезных сведений о новом мире - перечень каких-то глупых, никому не нужных бытовых подробностей. А ведь хотел писать серьезное исследование, способное однажды пролить свет на важные для физики, истории и астрономии вопросы.
  
  Местные понятия о социальной справедливости нелепы, - с чувством записал Свиридов, зачеркнув две предыдущие строки. - Повсюду процветает рабство и холуйская угодливость. Сословное устройство в целом мало отличается от нашего. Есть высшая аристократия, за ней идет военное сословие, чем-то похожее на русских офицеров века эдак восемнадцатого. Удивительно, но женщины здесь, кажется, вполне эмансипированы - во всяком случае, ройт как-то раз обмолвился, что от последней раны его вылечила женщина, служившая в походном лазарете. Если слабый пол здесь допускают до военной медицины, то, скорее всего, в остальном он тоже не испытывает никаких особых ущемлений. Милькису с Лопахиным бы обязательно понравилось. Помнится, они целыми вечерами напролет теоретизировали о женщинах в медицине, женщинах в образовании и женщинах черт-знает-где-еще, чуть ли не в угольных шахтах. Есть и еще один серьезный плюс - до сих пор я не сталкивался со следами религиозных суеверий. Духовенство здесь, кажется, есть, но того мракобесия, с которым ассоциируются Средние века или даже Новое время в нашем мире, совершенно не заметно. Ольгер даже не подумал поинтересоваться моим вероисповеданием. Что, в общем-то, и к лучшему. Едва ли они в этом мире уже доросли до атеизма.
  Отдельно следует сказать о рабстве. Здесь есть сервы - это что-то вроде наших крепостных до шестьдесят первого года. Меньшую часть сервов составляет личная прислуга - эти не работают в полях, а живут в доме у своих хозяев и работают бесплатно, за еду. Судя по поступкам ройта Ольгера, хозяева не ставят под сомнение свое право бить домашних слуг.
  
  Альк почувствовал, что самым глупым манером краснеет. Как-то несерьезно было называть битьем десяток подзатыльников, полученных за время службы ройту. А писать о взломе секретера и последовавшей за ним сцене бывшему студенту и подавно не хотелось. На второй месяц жизни в этом мире становилось ясно, что в идее ройта отлупить его за кражу не было ничего странного. Скорее, удивительным следовало признать то, что Ольгер его все-таки не тронул.
  
  Несмотря на это, некоторые аристократы - в том числе и сам ройт Ольгер - своих слуг не бьют, - немного поразмыслив, дописал Свиридов рядом с предыдущей фразой. Вообще, похоже, что Хенрику Ольгеру не чуждо представление о человеческом достоинстве и даже равенстве людей. Конечно, в этом отношении мышление у него совершенно архаичное, но ведь с волками жить - по волчьи выть. У них тут ни французской революции, ни Маркса пока не было, и вообще прогресс свернул куда-то не туда. Ройт Ольгер кажется вполне гуманным человеком. Он...
  
  Сообразив, что нить повествования опять ушла куда-то не туда, Альк зло встряхнул рукой, и по шершавому, чуть желтоватому листу мгновенно расползлась уродливая клякса.
  Ладно, видимо, он попросту слишком устал после "урока верховой езды" - вон даже Ольгер сжалился и отослал его наверх вместо того, чтобы опять гонять по разным поручениям. Когда они доедут до Вороньей крепости, нужно будет переписать вступление к задуманному путевому дневнику, изъяв из текста лишние упоминания об Ольгере и сделав стиль заметок более сухим и наукообразным. А пока и так сойдет.
  Альк бережно свернул несколько исписанных листков в трубу и сунул их в особый кожаный чехол, выданный тем же Ольгером. А потом наконец-то растянулся у себя на лежаке, чувствуя ноющую, но по-своему приятную боль в усталых мышцах.
  
  Хенрик не соврал; они и в самом деле выехали на рассвете, хотя с точки зрения Свиридова, была еще глухая ночь. Небо едва-едва успело посветлеть, и сентябрьский воздух был пронзительно холодным. После вчерашних упражнений попытка сесть в седло обернулась настоящей пыткой, и перспектива путешествовать верхом, еще накануне представлявшаяся Александру исключительно заманчивой, внезапно показалось совершенно не такой приятной. Одна беда - его мнения никто не спрашивал. Хорошо еще, что Ольгер по какой-то непонятной прихоти решился взять его с собой, а не оставил дома вместе с Квентином и туповатым Лесли. Пока ехали по городу, и лошади шли шагом, было еще терпимо, но за городом ройт Ольгер пустил Янтаря рысью, и Свиридов вспомнил все известные ему ругательства - сначала русские, потом услышанные в этом мире. Здесь, по-видимому, считалось в порядке вещей ехать без остановок несколько часов подряд, во всяком случае, когда они остановились в первый раз, чтобы напоить лошадей, солнце было уже довольно высоко над горизонтом. Альк кулем свалился с Шелковинки в придорожную траву, бессильно растянувшись прямо на земле. Ему казалось, что все тело ниже пояса успело превратиться в один большой синяк. Вдобавок ко всему, Альку мучительно хотелось спать. Но отдохнуть ему не дали.
  - Поднимайся, - строго велел Ольгер. - Всадник должен первым делом позаботиться о лошади, а не разваливаться на траве. Ослабь подпругу. Да не так, дурак... ты бы еще под брюхо ей залез! Кавалериста из тебя не выйдет, это точно.
  "Ну и слава богу" - огрызнулся про себя Свиридов. Вот, наверное, не повезло тем рекрутам, которые когда-то попадали под начало Ольгера. Бедняги, надо думать, просто выли от его дотошности.
  Ройт тем временем спокойно продолжал:
  - Тут невдалеке течет ручей. Отведешь туда Шелковинку. И не торопись, дай ей как следует напиться.
  - Эта тварь меня ни в грош не ставит, ройт, - пожаловался Свиридов. Все его попытки управлять кобылой ни к чему не приводили - лошадь игнорировала и его команды (впрочем, никаких команд, помимо "тпру" и "но", Альк все равно не знал), и неуклюжие попытки своего наездника послать ее в галоп. - Можно, я срежу себе хлыст?..
  - Попробуй. Только не скули, когда она тебя сбросит.
  Альк мысленно выругался и поплелся выполнять приказ.
  Последним к пробегавшему невдалеке ручья отправился полковой писарь, ведя под уздцы серую в яблоках Алекту. Ройт к тому моменту уже сел в седло и отъехал к росшему возле дороги дереву, слегка похожему на земной вяз.
  Все нижние ветки дерева были сплошь обвязаны лентами и какими-то тряпичными лоскутами, чуть повыше меток становилось меньше, но ни одна ветка не была свободной от подобных "украшений". Даже на самой верхушке красовались разноцветные платки, хотя залезть туда, по мнению Свиридова, смогла бы разве что мартышка.
  - Что это такое? - полюбопытствовал он.
  - Дерево Желаний, - улыбнулся ройт. Он выглядел помолодевшим и довольным. Вероятно, Лотар успел надоесть не только Альку. - Местные жители верят, что, если оставить здесь какую-нибудь вещь и загадать желание, то оно непременно сбудется. Хочешь попробовать?
  - Нет, спасибо, - буркнул Альк. Еще не хватало ему, бывшему студенту Университета и законченному материалисту, принимать участие в подобных суевериях.
  - Ну, как хочешь, - хмыкнул Ольгер и толкнул Янтаря пятками, направив его к дереву. Там он ловко отрезал от своего серого плаща длинный лоскут и повязал на ветку, наклонившуюся над дорогой.
  - Вы что, правда в это верите? - скептично спросил Альк. - Какое-то магическое дерево...
  - Это не магия. Скорее уж, напоминание. Для самого себя. О том, что я хочу и должен сделать, - отозвался ройт, не обижаясь на пренебрежение в голосе Алька.
  "Хочу и должен"... вероятно, только Ольгеру могло прийти в голову поставить эти слова рядом. Причем получилось это у него как-то на редкость органично.
  - Подождите, - встрепенулся Альк. - Можно мне тоже?..
  Хенрик, чуть заметно усмехнувшись, протянул ему свой нож.
  "Хочу оказаться дома" - мысленно твердил Свиридов, пытаясь откромсать лоскут от подола рубашки. Альк ужасно торопился, опасаясь, что Маркус напоит лошадь, и их маленький отряд поедет дальше. Не станет же ройт Ольгер дожидаться, пока он закончит. Нож соскользнул, из пореза на пальце закапала кровь, но Альк этого даже не заметил. Сейчас он, как никогда, хотел попасть домой. Домой, домой, домой...
  Вот Хенрик говорит - хочу и должен. Почему тогда Свиридов так легко смирился с тем, что его возвращение от него совершенно не зависит? "Я сделаю все, чтобы вернуться, - думал Альк с ожесточением, затягивая узелок на той же ветке, что и Ольгер. - Наверняка есть какой-то способ... Если нужно, я переверну вверх дном весь этот мир, но я его найду".
  Маркус вернулся от ручья, ведя Алекту под узцы, и уже рядом с деревом взлетел в седло. Свиридов поневоле позавидовал такой сноровке. Ладно еще Ольгер, большую часть жизни прослуживший в местной кавалерии, но мейстер Кедеш - человек сугубо мирный и уже немолодой - с лошадью управлялся куда лучше самого Свиридова.
  
  ...Когда они доехали до Бейтри, Альк был так вымотан, что его состояние заметил даже Ольгер. Он молча отодвинул серва в сторону и принялся расседлывать Шелковинку сам. Альк тупо наблюдал за ройтом и думал о том, что с удовольствием заснул бы прямо здесь, на покрывавшей пол соломе. Ольгер обернулся и, наткнувшись на его осовелый взгляд, махнул рукой.
  - Нечего здесь торчать, отнеси вещи в наши комнаты.
  Свиридов знал Хенрика Ольгера уже достаточно, чтобы понять - несмотря на приказные интонации, ройт просто отсылает его отдыхать. Альк взял дорожные сумки и понес их наверх, раздумывая, в какой момент манеры ройта Ольгера перестали его раздражать. Наверное, все дело было в совместном путешествии, в котором все участники были как бы уравнены между собой тяготами пути. За четыре дня в дороге он узнал о ройте больше, чем за три неделе в Лотаре. Причем без всяких пьяных откровений вроде тех, в которые пустился Ольгер, получив письмо от брата.
  - Мы должны объехать Гедспур стороной, - заметил Маркус Кедеш на второй день путешествия.
  - Значит, восстание еще не кончилось?.. - осведомился ройт довольно безразлично. Писарь коротко кивнул.
  При слове "восстание" Альк навострил уши. На него как будто бы повеяло знакомым воздухом зимнего Питера, самозабвенной лихостью уличных сходок и кружащей голову свободой, которую ощущаешь, когда идешь в самом центре взвинченной, орущей лозунги толпы. Он немного подождал, не станут ли его попутчики продолжать обсуждение этого вопроса, но мужчины ехали вперед все так же молча, так что под конец Свиридов понял, что, если он и в самом деле хочет что-нибудь узнать, придется задавать вопросы самому.
  - Ройт Ольгер, - вкрадчиво позвал он ехавшего слева Хенрика. - А что за восстание такое в этом... Гедспуре?
  Ольгер раздраженно повел плечом, но все-таки ответил.
  - Обычный крестьянский бунт. Несколько сотен дураков, которые хотели не платить подати. Я слышал, заводилой у них некий Кобольт, бывший каторжник с Малькарских рудников. С месяц назад туда отправили два корпуса солдат под руководством Исенгрима Лея. Честно говоря, я был уверен, что с восстанием давно покончено.
  - Кобольт увел своих людей в леса, - пояснил Кедеш, ни к кому не обращаясь. - Сперва их было всего несколько десятков, но сейчас их стало куда больше, а насколько - никто в точности не знает. Они зазывают к себе всех, кто больше не желает власти короля и привилегий ройтов. Если берут в плен кого-нибудь из солдат Лея, вешают возле дороги, напоказ всем остальным.
  Сердце у Алька радостно забилось - настоящее крестьянское восстание! Выходит, даже в этом косном и отсталом мире угнетенные в конце концов решились защищать свою свободу. Но слова насчет повешенных солдат несколько охладили пыл Свиридова. Он явственно представил себе виселицы вдоль дороги и поежился. Пришлось уговаривать себя, что никаких причин жалеть этих людей на самом деле нет: по отношению к жителям Гедспура пришлые солдаты Лея - то же самое, что иноземные захватчики. А война - не место для дурацких сантиментов.
  - Каждый раз одно и то же, - пробормотал Ольгер. - Появляется какая-нибудь шваль, которая клянется и божится, что построит царство справедливости и равенства, и находит себе кучу идиотов, которые в это верят. А кончается все виселицами и поджогами. Я только никогда не мог понять, почему все эти "борцы за справедливость" никогда не смотрят дальше собственного носа.
  - А куда они должны смотреть?.. - звенящим от досады голосом спросил Свиридов, которого во время речи Ольгера попеременно то бросало в жар, то начинало продирать ознобом. Альк не помнил случая, когда он был бы так же сильно возмущен. Не помогала даже мысль, что Хенрик, в общем-то, не виноват в собственной ограниченности - он ведь просто жертва предрассудков и полученного воспитания.
  Негодование в голосе Алька было слишком явным, чтобы его можно было не заметить, но ройт все равно ответил так, как будто бы понял вопрос буквально.
  - Всем этим мятежникам не помешало бы спросить себя, что будет дальше. Лей запросит из столицы подкрепление, в Гедспур введут войска, и обдерут провинцию, как липку. Если им себя не жалко, так подумали бы хоть об остальных. Они поиграют в вольницу несколько месяцев, а Гедспур будет вылезать из нищеты еще лет пять.
  Альку сделалось не по себе. Буквально полчаса назад он в первый раз услышал о существовании этого самого Гедспура, но сейчас судьба восставшей области занимала его сильнее, чем любой другой вопрос. Даже сильнее, чем собственная свобода или возвращение домой. Если ройт Ольгер прав - а никаких причин сомневаться в его правоте у Алька не было - то ничего хорошего жителей Гедспура не ждет.
  - И вы говорите об этом так спокойно?.. - спросил Альк, уставившись на ройта. - Вы даже не попытаетесь им чем-нибудь помочь?
  Мужчина удивленно вскинул брови.
  - Лею и его солдатам? Думаю, они и без меня управятся.
  И без того предельно взвинченному Альку показалось, что собеседник над ним просто издевается.
  - Причем тут Лей? Я имел в виду повстанцев, - буркнул он.
  После этих слов повисло долгое, неловкое молчание. Альк неожиданно заметил, что ехавший слева мейстер Маркус, до сих пор не обращавший на беседу ройта со Свиридовым особого внимания, теперь вывернул шею и уставился на собеседников во все глаза. И выражение этого взгляда Альку совершенно не понравилось. Он вдруг подумал, что, возможно, так открыто выражать свою симпатию восставшим было не вполне разумно с его стороны. Но извиняться или брать свои слова назад, конечно, было бы еще глупее, так что Альк молчал, не зная, что сказать.
  Мучительную паузу нарушил ровный голос Ольгера.
  - Мне следовало бы предупредить вас раньше, мейстер Маркус... Этот молодой человек страдает слабоумием, или, научно выражаясь, размягчением мозговой субстанции. Сам я к нему кое-как привык, и вам тоже советую не обращать внимания.
  Маркус перевел взгляд с Хенрика Ольгера на раскрасневшегося от досады Алька, а потом назад. С лица мейстера Кедеша мало-помалу уходила настороженность.
  - Простите мое любопытство, ройт, но для чего вы взяли в услужение душевнобольного?.. - спросил он.
  - А его недуг, как видите, не так легко заметить. Мне не повезло, - меланхолично отозвался ройт.
  Взбешенный Альк уже готов был сообщить, что он так же здоров, как и любой из них, и уж кто-то, а Ольгер это прекрасно знает, но в самую последнюю минуту получил достаточно чувствительный тычок под ребра. Посмотрев на Ольгера, он встретился с таким тяжелым взглядом, что сразу раздумал вылезать с какими-либо комментариями. Маленький отряд двинулся дальше, а ройт Ольгер завел с Кедешем негромкую беседу о Вороньей крепости. На Алька Хенрик больше не смотрел, как будто бы его здесь вовсе не было.
  "Нет, ну а что? Что я такого сделал?!.." - возмущался про себя Свиридов, уткнувшись взглядом в гриву Шелковинки. Но его негодование на своих спутников было отравлено трусливой мыслью, что ему еще придется как-то объясняться с Ольгером, когда они останутся одни. Приятнее всего было бы думать, что к тому моменту, когда они встанут на привал, ройт уже отвлечется и забудет об утреннем разговоре. Но достаточно было взглянуть на неестественно прямую спину Ольгера, чтобы понять - ничего Хенрик не забудет. Когда они останавливались, чтобы напоить коней или наскоро пообедать, Альк старался лишний раз не привлекать к себе внимания, и, втайне злясь на себя за малодушную угодливость, все же старался выполнять распоряжения Хенрика Ольгера быстрее, чем обычно. К счастью, Маркус постоянно находился где-то рядом, а в планы ройта явно не входило устраивать Альку выволочку прямо на глазах у писаря.
  Когда вокруг уже сгущались сумерки, они остановились в "подорожном доме" - старом, но еще не обветшавшем полностью строении, стоявшем в стороне от тракта. Альк уже успел узнать, что "подорожные дома" - особенность этого мира, и оценил их по достоинству. Обычно они представляли из себя одноэтажный деревянный сруб с обложенным камнями очагом и несколькими лежаками для проезжих. За дорожным домом размещалась такая же пустая конюшня, чтобы остановившимся на ночлег путешественникам не приходилось оставлять своих лошадей под открытым небом. Иногда в "подорожных домах" обнаруживалось кое-какое имущество - дешевые глиняные кружки или порыжевшие от старости одеяла. То ли оттого, что этот хлам ничего не стоил, то ли потому, что местные ценили "подорожные дома", никто из путешественников не пытался завладеть этим имуществом. Даже наоборот - ройт Ольгер говорил, что жители окрестных сел сносили в "подорожные дома" ненужные им самим предметы - огарки свечей, вытертые половики и всякую другую дрянь. В результате в некоторых из таких домов было достаточно уютно. А в других, располагавшихся далеко от жилых мест, не было ничего - только голые стены. Двор, где они остановились на ночлег, относился именно к последней категории.
  Полковой писарь объявил, что отправляется за хворостом, и Альк тоскливо проводил его глазами, даже не надеясь, что ройт Ольгер пошлет его помогать мейстеру Кедешу - слишком уж было очевидно, что у Хенрика другие планы. Дождавшись, пока Маркус отойдет подальше и исчезнет за деревьями, ройт подошел к Свиридову и безо всяких объяснений закатил ему такую оплеуху, что в ушах у Алька тонко и противно зазвенело.
  - За что?!.. - неискренне возмутился Альк. Конечно, уважающий себя человек повел бы себя в такой ситуации совсем иначе. Например, ударил бы Хенрика Ольгера в ответ (и наплевать, что драка между ним и ройтом бы ничем хорошим не закончилась). Но Александр с отвращением почувствовал, что здорово перепугался - даже больше, чем в тот день, когда попался ройту возле секретера. За все время их знакомства он как-то привык к тому, что Ольгера не так уж просто разозлить, а сейчас Хенрик выглядел по-настоящему рассерженным.
  - "За что"? - повторил ройт сквозь зубы. - Ты действительно не понимаешь - или просто притворяешься?.. Не знаю, может, в твоем мире допустимо бунтовать против законной власти или не платить налоги, но у нас за это вешают. Конечно, слабоумным многое прощается, но если ты и дальше будешь высказываться в таком духе, как сегодня утром, тебя даже сумасшествие не извинит.
  Свиридов озадаченно сморгнул. Ну ничего себе. Выходит, ройт беспокоится о его безопасности?.. Спасибо, конечно, но мог бы и по-человечески сказать, - подумал Альк сердито, незаметно потерев ушибленную щеку.
  Ройт тем временем немного поостыл.
  - И угораздило же меня вообще в тот день пойти через причал святой Люсии! - с кривой усмешкой сказал он.
  Альк озадаченно нахмурился. Что еще за святая и какой такой причал?.. А Ольгер между тем невозмутимо продолжал:
  - Знал бы заранее, что из этого получится - сходил бы в магистрат на следующий день. Мне что, теперь до конца жизни вытаскивать тебя из неприятностей, в которые ты по собственной дури вляпаешься?
  Теперь Альк сообразил, что Ольгер говорит о дне, когда он выкупил Свиридова с торгов. Альк сердито засопел. Нашелся благодетель! Сперва покупает человека, как скотину, заставляет его на себя батрачить, а потом еще и представляет дело так, как будто это Альк ему обязан.
  - Вот скажи, как тебе в голову пришло спросить, не собираюсь ли я помогать бунтовщикам? - не унимался ройт. Теперь он уже откровенно насмехался, но Альк все же предпочел не раздражать Ольгера лишний раз.
  - Я не хотел вас оскорбить, - заверил он.
  Ольгер хищно улыбнулся - белая полоска зубов матово блеснула в темноте.
  - Прелестно. Ты предположил, что я способен изменить своей стране и Их Величествам - но оскорблять меня ты, тем не менее, не собирался. Интересное же у тебя понятие об оскорблениях.
  - Но вы же сами говорили, что солдаты Лея "обдерут провинцию, как липку". Пострадают женщины и дети... Они же не виноваты в том, что угнетенные... в смысле, мятежники затеяли восстание!
  - Не виноваты, - согласился Ольгер неожиданно серьезно. - К сожалению, за чью-то глупость всякий раз приходится расплачиваться тем, кто сам ни в чем не виноват.
  Сейчас в голосе Ольгера не было слышно равнодушного высокомерия, с которым он говорил о восставших утром. Альк решил рискнуть.
  - А вам не кажется, что те, кто не желает отдавать свой урожай экплуата... Ну, в смысле, тем, кто ничего не делает, тоже могут быть в чем-то правы?
  Ольгер приподнял брови.
  - А кто это - "те, кто ничего не делает"?
  - Дворянство, духовенство... да хотя бы те же сборщики налогов. Вобщем, высшие сословия.
  - Таков естественный порядок жизни. Кто-то должен сеять, кто-то - воевать, а кто-то - править, - сухо сказал ройт.
  Свиридов чуть не застонал. Насколько все же проще разговаривать с людьми, которые уже хоть что-то смыслят в политэкономии!
  - А почему кто-то другой присваивает себе право решать за меня, какую часть того, что я успею вырастить, я должен отдавать ему?! Кто не выращивает хлеб, тот должен за него платить, и уж, во всяком случае, не жить чужим трудом! - с искренним жаром сказал Альк. Ольгер выглядел изумленным, но слушал внимательно и не перебивая. Это придало Свиридову уверенности, и он решительно закончил - По-моему, совершенно очевидно, что каждый должен получать столько общественного продукта... в смысле, денег и еды, сколько он сам приносит пользы окружающим.
  Ройт тяжело вздохнул.
  - Прекрасная идея, но, если ей следовать, ты первый же умрешь от голода, - заметил он. И прежде, чем до Алька дошел смысл его слов, решительно сказал - Хватит болтать. Я расседлаю лошадей, а ты помоги Маркусу собрать нам хвороста.
  К счастью, последний дождь прошел несколько дней назад, и в лесу было сухо. Альк ходил между деревьев, стараясь не слишком отдаляться от дороги, и подбирал хворост. Сперва он ломал о колено высохшие ветки с настоящей яростью, воображая на месте каждой из них Хенрика Ольгера. Потом сгребал свою добычу в кучи и охапками таскал их в дом. Про себя он твердо решил, что их беседа еще не закончена, и за долгой, утомительно однообразной возней с хворостом выискивал все новые и новые аргументы в свою пользу.
  Против всяких ожиданий, ройт заговорил с ним сам. Когда с ужином было покончено, и Кедеш, завернувшись в свой дорожный плащ, заснул на жестком деревянном лежаке, ройт еще продолжал сидеть у очага, задумчиво глядя в огонь. Пока Свиридов силился придумать, как возобновить угасшую беседу, Ольгер сам вернулся к неоконченному разговору.
  - То, о чем ты сегодня говорил... - начал мужчина как бы нехотя, с усилием произнося отдельные слова. - Это ты сам придумал, или так считают в твоем мире?
  - Это... да, у нас считают так.
  - Значит, у вас нет налогов, короля и армии? - продолжал допытываться ройт.
  Альк еле удержался от того, чтобы ответить утвердительно. Просто потому, что признавать, что у него на родине людям до сих пор живется не намного лучше, чем в этой стране, было обидно - словно он каким-то образом проигрывал их спор. Но и врать ройту тоже почему-то не хотелось.
  - Пока есть. Но скоро их уже не будет.
  - Почему?..
  Странное дело, ройт не насмехался. Создавалось впечатление, что ему в самом деле интересно было знать, что скажет Альк. Свиридов сам не понял, как начал выкладывать своему собеседнику все, что мог припомнить - от "Утопии" Томаса Мора и французской революции до Маркса и Бакунина. Мужчина слушал, не перебивая - без язвительной усмешки, с которой такие рассуждения выслушивала Ада, но и без явного одобрения. В конце концов, это безмолвное внимание сделалось нестерпимым, и Свиридов почти вызывающе спросил:
  - Вы-то, конечно, не согласны с тем, что люди должны быть равны?
  - Ну почему, - мягко ответил ройт. - Это очень красивая... мечта. Возможно, когда-нибудь из нее и правда что-нибудь получится.
  Почему-то эта снисходительность взбесила Алька больше, чем открытая насмешка.
  - Разумеется. "Когда-нибудь". Ну а пока что вас вполне устраивает то, что вы свободны, а другие должны вас обслуживать, - процедил Альк, уже не думая о том, что переходит все границы допустимого. Он был вполне готов к тому, что за такую дерзость Ольгер влепит ему вторую за день оплеуху, но мужчина только поглядел на него темными глазами, в которых сейчас плясали отсветы костра, и хмуро усмехнулся.
  - Но я вовсе не "свободен", Альк. И никогда не был свободен. Если уж ты решил, что вправе осуждать наш мир, ты мог бы для начала разобраться в том, как этот мир устроен. Ты считаешь, что аристократы - это люди, которые могут делать все, что вздумается. Может быть, на твоей родине все так и есть, но у нас дела обстоят иначе. Всякий ройт обязан служить своей стране и воевать с ее врагами. Это та истина, которую ты понимаешь еще в детстве. Я всегда завидовал детям нашей прислуги - они могли делать, что хотели, пока я размахивал мечом или сидел над книгами. А если я пытался хоть на несколько часов удрать из дома и заняться тем, чем мне хотелось, мне устраивали выволочку за то, что я веду себя недостойно своего происхождения. Каждый из нас с раннего детства понимает, что мужчина живет только ради долга. Женщины - те хотя бы могут выбирать, чем им заняться, если не желают выйти замуж и заняться домоводством. Их естественные привилегии - лекарское дело, преподавание, изящные искусства. В последние годы их, пусть и со скрипом, стали допускать даже к военной службе, правда, пока только вестовыми. А для юношей-аристократов существуют только два пути - либо на государственную службу, либо в полк. Церковники - и те выходят из людей незнатного происхождения. Ройтов довольно мало, Альк, а на них держится вся армия Инсара. Так что наши предпочтения никого не волнуют. Мне было тринадцать лет, когда меня послали в корпус, где нас всех муштровали с утра до ночи, а через четыре года, сразу после выпуска, меня лишили места в гвардии за поединок с Крингом и послали в крепость на границе. И поверь - мне в голову не приходило возмущаться.
  Альк чувствовал себя обескураженным.
  - Но вы, по крайней мере, никогда не голодали, - сказал он, думая о крестьянах в Гедспуре.
  Ольгер пожал плечами.
  - Я провел четыре месяца в осажденном Форосе, и не знаю места, где голодали бы страшнее. В таких случаях обычно говорят - "мы ели крыс", но правда в том, что к середине той зимы в городе не осталось ни единой завалящей крысы, так что мы вываривали шкуры наших дохлых лошадей. Ты прав, в мирное время я могу позволить себе есть на серебре и мягко спать за счет людей, которые работают вместо меня. И все же большую часть жизни - взрослой жизни, я хочу сказать - я должен был питаться солониной и галетами, спать на земле и проводить в седле по восемнадцать часов в сутки. И даже сейчас, имея полную возможность завести себя пуховую перину и полдня сидеть в гостиной за обеденным столом, облизывая пальцы, я, как видишь, вовсе не намерен это делать.
  - Почему?.. - глупо спросил Свиридов.
  - Хотя бы потому, что, если я умру в каком-нибудь паршивом Лотаре, мне не поставят белый обелиск.
  Альку стало неуютно. Что еще за обелиск, и почему ройт говорит о нем с таким торжественно-серьезным выражением?.. Конечно, Ольгер не сошел с ума, это исключено. Но, может быть, он так устал в дороге, что невольно начал заговариваться. Как бы убедить его, что нужно отдохнуть?
  Должно быть, эти размышления достаточно красноречиво отражались на лице Свиридова, поскольку ройт негромко рассмеялся.
  - Я же говорю, ты ничего не знаешь о наших законах. Белый обелиск - это признание, что ты заслуживаешь места в памяти потомков. Ройтов, которые умирают дома, на своей постели, принято хоронить без надгробия, никак не отмечая их могилу. Так похоронили моего отца. А вот над могилой моей матери установили белый обелиск. Когда в нашем поместье случилась эпидемия болотной лихорадки, она устроила в доме лазарет и ухаживала за больными. А потом за моим младшим братом Найтаном. Думаю, от него она и заразилась. И... ну, словом, большинство людей тогда успешно выздоровели, а вот мать была слишком истощена заботой о больных, и уже не могла бороться с лихорадкой. Она умерла на третий день болезни. Я узнал об этом только несколько недель спустя - меня в то время уже отослали в корпус.
  - Мне очень жаль, - сказал Свиридов совершенно искренне. Свою мать Альк помнил очень смутно, потому что она умерла, когда ему было лет пять, и всю сознательную жизнь Свиридов знал только отца - рассеянного и излишне суетливого, по мнению самого Алька, человека. Но если большую часть времени приват-доцент Свиридов дико раздражал своего сына, то при мысли о его возможной смерти Альк мгновенно ощутил холодную, пугающую пустоту внутри. Нет уж, пусть живет как можно дольше. Тем более, что донимать Алька своей ноющей заботой он теперь при всем желании не мог.
  - Спасибо, - кивнул ройт. - Но я рассказал это не для того, чтобы ты мне сочувствовал - в конце концов, все это очень давняя история.
  Альк покосился на своего собеседника. После того, как Ольгер в приступе нетрезвой откровенности рассказал серву о своей невесте, Александр пришел к выводу, что Хенрику, в отличие от большинства других людей, не свойственно со временем проникаться равнодушием к своему прошлому. Наоборот, казалось, что для ройта прошлое существовало параллельно с настоящим - такое же осязаемое и реальное, как комната с закрытой дверью, в которую при желании всегда можно войти. Жутковатая особенность, но, с другой стороны, сумел же Ольгер дожить до тридцати с лишним лет и не свихнуться...
  - Я просто хотел, чтобы ты понял - большинство людей действительно стараются построить свою жизнь с таким расчетом, чтобы их потомки могли вспоминать их имя с гордостью, - продолжал Хенрик, явно не подозревая, о чем думает в эту минуту его собеседник. - Ройт, которого хоронят без надгробия - это гораздо хуже, чем простолюдин. Если ты недостоин обелиска - ты никто. Ты перечеркиваешь свою жизнь, как будто ее вовсе не было.
  Свиридов молча смотрел на мужчину и думал, что он, кажется, догадывается, что загадал ройт Ольгер возле Дерева Желаний. А еще Альк думал, что во всем этом есть что-то удивительно неправильное - жить ради того, чтобы достойно умереть.
  Неизвестно, что было написано на лице Алька в тот момент, но, встретившись с ним взглядом, ройт нахмурился.
  - Что-то мы слишком заболтались, - сухо сказал он, вставая на ноги. - Давай-ка спать, иначе завтра глаз не продерем.
  В следующие два дня путешествия они не перемолвились ни словом, не считая обычных распоряжений ройта - ослабь подпругу, оботри лошадей сухой травой, кто так седлает, бестолочь? - и прочая. На привалах Ольгер либо беседовал с Маркусом, либо заворачивался в плащ и сразу засыпал. Иногда Свиридову казалось, что ройт Ольгер избегает оставаться с ним наедине. Возможно, ройт действительно жалел, что так разоткровенничался в прошлый раз, но, скорее, ему было просто наплевать на Алька, как и раньше, а случайная беседа на привале ничего не изменила. Впрочем, Альку тоже вскоре стало не до разговоров. Он, в отличие от ройта, не привык целыми днями проводить в седле, а потом спать несколько часов на жестких лежаках в "дорожном доме" или прямо на траве. Силы таяли с каждым днем. Порой Свиридову казалось, что наутро, когда ройт распорядится седлать лошадей и ехать дальше, у него не хватит сил подняться на ноги. Когда они наконец-то добрались до Бейтри, где их ждали настоящие постели, подогретая вода для умывания и хоть какой-то отдых, Альк готов был расценить это как чудо.
  Поднявшись в верхнюю комнату, где было три кровати, Альк тотчас же растянулся на одной из них. На то, чтобы снять сапоги, его еще хватило, а вот на то, чтобы переодеться или хотя бы отмыть от пыли руки и лицо - уже нет. Когда дверь скрипнула, впуская ройта Ольгера, Альк находился в состоянии какого-то блаженного полузабытья, и готов был отдать все что угодно, лишь бы его хоть на несколько часов оставили в покое. Должно быть, Ольгер это понял. Он отпустил несколько нелестных замечаний о свинской натуре тех, кто не испытывает никакой потребности переодеться в чистое после долгого путешествия верхом и нескольких ночевок на земле, но все-таки не сделал ни одной попытки растолкать Свиридова. Вскоре до Алька донесся плеск воды, по которому он понял, что ройт умывается над оставленным в спальне тазом.
  - М-ммм эаим этти? - промычал Свиридов, силясь оторваться от подушки.
  - Что? - фыркнул невидимый для Алька собеседник.
  - Мы выезжаем на рассвете?..
  Ольгер рассмеялся.
  - Думаю, что "на рассвете" тебя даже я не добужусь. Нет, завтрашний день я думаю провести в Бейтри. Утром мы с мейстером Кедешем пойдем в местную ратушу, а ты... ты, так и быть, можешь остаться здесь. Но с постоялого двора ни шагу, ясно?
  Альк зарылся головой в подушку, понадеявшись, что ройт расценит это как кивок. Конечно, ясно. Да и зачем ему куда-то идти, лучше он проведет все утро здесь, и будет спать, спать, спааать... Додумать эту мысль Свиридов не успел, погрузившись в глубокий сон без сновидений.
  Проснулся Альк в прекрасном настроении, и сразу убедился, что проспал он очень долго. Судя по положению солнца за окном, сейчас было никак не меньше десяти утра. С тех пор, как он попал на службу к ройту Ольгеру, ему еще не приходилось спать так долго. Альк спустился в кухню, надеясь чего-нибудь поесть, и втайне негодуя, что ройт Ольгер не оставил ему денег. Впрочем, оказалось, что о завтраке для Алька Хенрик все же позаботился - перед Свиридовым поставили огромную шипящую яичницу с беконом и разбавленное местное вино. Почувствовав, что он ужасно голоден, Альк набросился на еду, проглатывая огромные куски и обжигая губы. Одновременно он подумал, что Хенрику Ольгеру, наверное, ужасно не хватало каффры, которую ройт обычно требовал на завтрак в Лотаре.
  Ольгера с Маркусом все еще не было, и Альк не имел представления о том, когда они намерены вернуться. Чтобы скоротать оставшееся время, Альк, чуть-чуть поколебавшись, решил выйти в город - в конце концов, вчера, в день их приезда в Бейтри, он едва держался на спине у Шелковинки и меньше всего думал о том, чтобы глазеть по сторонам, а впечатления о новом месте очень пригодились бы ему для путевых заметок. Правда, Ольгер запретил ему куда-то отлучаться из трактира, но Альк быстро успокоил свою совесть тем, что он не собирается уходить дальше двух ближайших улиц. Хенрик ведь наверняка имел в виду, чтобы он не уходил далеко отсюда - ну так Альк и не уйдет. А ройт, скорее всего, вообще ничего не узнает об этой прогулке.
  То, что решение выйти на улицу было подсказано ему самой судьбой, Альк понял далеко не сразу - сперва он просто дошел до конца улицы, внимательно осматривая каждый дом и сравнивая его с тем, что видел в Лотаре. Он уже собирался повернуть назад, когда его внимание привлекла шумная толпа, собравшаяся прямо на ближайшем перекрестке. Охваченный любопытством, Александр подошел поближе. Впрочем, ничего особо примечательного он там не увидел - то, что привлекло внимание зевак, больше всего напомнило Свиридову цыганский табор. Смуглые, темноволосые девушки в цветастых платьях, черноглазые мужчины и толпа чумазых ребятишек. Эта горстка оборванцев величаво и неспешно двигалась через город, не обращая никакого внимания на собравшихся вокруг людей - разве что самые маленькие из цыганских ребятишек беспардонно дергали прохожих за рукав, выклянчивая мелочь. Альк спросил стоявшего с ним рядом человека, кто все эти люди, и услышал в ответ краткое - "эшшари". Казалось, у жителей Бейтри эти самые эшшари вызывают смесь из самых противоречивых чувств - от раздражения до любопытства. Альк решил, что его это совершенно не касается, и уже собирался выбираться из тащившей его за собой толпы, когда его взгляд неожиданно упал на одну из девушек. Свиридова подбросило, как от удара током. Тонкие черты лица, распущенные по плечам темные волосы и эти невозможно-синие глаза... Девушка из квартиры Перегудовых! В тот раз он видел ее всего несколько минут, да и то в полутемном коридоре, но все-таки ошибиться было невозможно - эта была именно она. Та самая мерзавка, по вине которой он попал в этот проклятый Лотар.
  Альк чуть не заорал от возмущения, но, к счастью, тут же понял, что это ни к чему не приведет. Если он закричит, то только привлечет к себе ее внимание, а эта негодяйка, вероятнее всего, засунула его сюда, преследуя какие-то свои тайные цели, так что вовсе не горит желанием вернуть Свиридова обратно. Ему еще повезло, что он сумел ее найти... Теперь самое главное - не дать ей ускользнуть от него снова.
  Альк представил, как до боли стискивает тонкое запястье и требует немедленно вернуть его назад. Что если девушка не станет его слушать? Или решит сделать вид, что вообще не понимает, о чем речь?.. Станут ли остальные члены "табора" вступаться за нее, или среди эшшари так не принято?
  Толпящиеся вокруг люди оттеснили Алька в сторону, так что он больше не видел лица девушки, но все же не терял ее из виду. Когда улица, по которой двигался "цыганский табор", несколько расширилась, Свиридов яростно заработал локтями, пробиваясь к ней поближе, и нацелился схватить ее за край широкого алого рукава. По счастью, за секунду до того, как он это сделал, девушка-эшшари обернулась, и Свиридов с ужасом отпрянул, увидев чужое, совершенно незнакомое лицо. Правда, кое-что общее между этой девчонкой и "спиритуалкой" из квартиры Перегудовых и правда было, но глаза у этой девушки, вне всякого сомнения, были не синими, а черными, с цыганской томной поволокой. Альк застыл с полуоткрытым ртом. Его толкали, грубо спрашивая, с чего ему вздумалось стоять столбом посреди улицы, но Альк не отзывался. Он боялся, что, если сейчас откроет рот, то из глаз сами собой брызнут слезы. Все напрасно. То ли эта ведьма снова ускользнула от него, то ли - что вероятнее - никакой девушки на самом деле не было, а Альк давно сошел с ума.
  Как бы там ни было, домой он уже не вернется.
  Зря он вообще начал гоняться за эшшари и ушел так далеко от постоялого двора. Альк равнодушно подумал о том, что за то время, пока он охотился за призрачной цыганкой, Ольгер вполне мог вернутся, и теперь устроит своему слуге головомойку за самовольную отлучку. Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Альк нарочно шел, не ускоряя шага, потому что теперь ему было уже все равно. Он прошел высокий, выкрашенный желтым дом, который вроде бы запомнил по дороге. Значит, на следующей улице должен быть постоялый двор.
  Но на соседней улице двора не оказалось, как и на соседних двух. Альк начал понимать, что заблудился, и слегка встревожился, но именно слегка - апатия, накрывшая его после погони за цыганкой, до сих пор не собиралась проходить.
  Как назло, Альк не мог вспомнить ни названия трактира, где они остановились, ни фамилии его хозяина (которой, впрочем, никогда не знал). Дома вокруг тем временем делались меньше и беднее с каждым пройденным кварталом. Какая-то встреченная женщина довольно долго слушала сбивчивые объяснения Свиридова по поводу вывески трактира и выкрашенных в ржаво-красный цвет ворот, а потом задумчиво сказала:
  - Так это, должно быть, в Бейтри.
  Альк похолодел.
  - А разве я - не в Бейтри?..
  - Нет, это уже предместье. Еще чуточку пройдете - и пойдут одни поля, - поведала словоохотливая женщина.
  В голове у Свиридова забрезжил свет.
  - Поля?.. А как же городские стены?
  - А их нет. Мы ведь не в приграничье, кто может на нас напасть.
  Альк поблагодарил и подождал, пока женщина отойдет подальше. Сердце у юноши колотилось так, что Альк боялся, как бы его поведение не показалось очевидцам подозрительным.
  Итак, у Бейтри нет крепостных стен. А значит, нет и стражи, которая станет останавливать его на выходе из города и требовать у Алька подорожную, подписанную его "господином". Теперь становилось ясно, почему ройт Ольгер запретил ему выходить с постоялого двора - уж он-то знал, что при желании Альк сможет беспрепятственно покинуть город. На секунду сделалось обидно, что ройт с ним лукавил, но эта мысль почти тотчас же потеряла всякое значение. Он был свободен!
  Альк одернул рукава, чтобы они получше закрывали его металлический браслет, и быстрым шагом двинулся вперед. Свиридова душило ликование. Должен найтись какой-то способ снять этот браслет, а значит, рано или поздно он сумеет от него избавиться. План того, что делать дальше, начал вырисовываться сам собой - нужно пробраться в Гедспур и присоединиться там к повстанцам. Хотя, если в этой провинции сейчас идет война, то вряд ли он сумеет так легко туда попасть... Ладно, не так уж важно, что он станет делать дальше, главное - теперь Альк был свободен и мог сам решать, куда идти и чем себя занять. Ройт Ольгер ему больше не указ, и вообще он вряд ли еще раз увидит бывшего "хозяина".
  Как ни странно, последняя мысль несколько охладила его эйфорию. Альк внезапно понял, что успел в каком-то смысле привязаться к Ольгеру. Порой тот раздражал его невероятно, но, как ни крути, ройт был единственным человеком в этом мире, которому было какое-то дело до Свиридова. К тому же, если выкинуть из головы дворянские замашки ройта, о нем вспоминалось исключительно хорошее.
  Вот интересно, кстати, станет Ольгер посылать за ним погоню, когда станет ясно, что его "слуга" сбежал?.. На всякий случай следовало отойти как можно дальше от Бейтри, так что Альк шел почти несколько часов, прежде чем в первый раз остановился на привал. Ноги у него устали, а еще - хотелось есть и пить, но рассиживаться у дороги Альк не стал - заставил себя встать и идти дальше. Может, никакой погони и не будет, но все-таки лишняя осторожность еще никому не навредила.
  Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись сжатые крестьянами поля, как рамкой, обведенные темной полоской леса. Жилья видно не было, а люди попадались очень редко, да и те не проявляли к Альку никакого интереса. Радужное настроение Свиридова мало-помалу начало сменяться ощущением смутной тревоги. Он ушел из Бейтри без еды и денег, даже без плаща, в который можно будет завернуться ночью. Альк сказал себе, что это ничего, и что он непременно что-нибудь придумает - но почти сразу же болезненно поморщился, припомнив, к чему привела его попытка "что-нибудь придумать" в прошлый раз.
  День тянулся дольше, чем любой другой на памяти Свиридова, но под конец все-таки начало смеркаться - как-то удивительно стремительно и жутковато.
  Ноги гудели от усталости, а во рту совершенно пересохло. В начале дневного путешествия Альк был так беззаботно счастлив, что даже пел - а теперь пожалел, что не держал рот на замке, поскольку на зубах скрипела пыль. Свиридов сел на край оврага прямо у дороги и задумался. Мысли были совершенно беспросветными - как будто бы тот человек, который с таким ликованием покинул Бейтри, был кем-то совсем другим, чужим и совершенно непонятным. Хорошо, допустим, он будет идти до ночи, но так и не встретит ни только какого-нибудь человеческого жилья, но даже стога сена, в которое можно было бы зарыться. Что тогда делать? Идти дальше, сколько хватит сил, или ложиться прямо на краю дороги?..
  Чем больше Альк размышлял об этом, тем яснее понимал, что надо возвращаться. Правда, когда Альк попробовал представить, как отреагирует на его появление ройт Ольгер, он почти готов был отказаться от этой идеи. Но, в конце концов, закончить свою жизнь в какой-нибудь канаве было куда неприятнее, чем иметь дело с ройтом, который, во всяком случае, не станет его убивать.
  В глубине души Свиридову хотелось, чтобы вся эта ситуация уладилась без его личного участия. К примеру, чтобы Ольгер с Маркусом внезапно появились из-за поворота, и необходимость принимать какое-то решение отпала бы сама собой. А потом Алька посетила мысль, от которой все внутри оборвалось. С чего он вообще решил, что Ольгер будет торчать в трактире, выжидая, пока беглый серв вернется? Альк шагал по проселочной дороге целый день, а возвращение потребует и того больше времени - хотя бы потому, что он чудовищно устал, а идти нужно будет в темноте. К тому моменту, когда он вернется в Бейтри, Хенрик с Маркусом могут давно уже продолжить свое путешествие в Воронью крепость.
  Альку стало жутко. До сих пор он исходил из мысли, что ройт Ольгер попытается его вернуть. Но, положа руку на сердце, зачем Ольгеру такие хлопоты?.. Купит себе нового серва вместо Алька, вот и все. Другой слуга, во всяком случае, не станет постоянно спорить с Ольгером и не ударится в бега при первой же возможности.
  Альк сделал над собой усилие и встал. Может быть, если он поспешит, то все-таки застанет ройта в Бейтри. Впрочем, Альк почти сразу обнаружил, что быстро идти не сможет. От непривычки к долгой ходьбе ноги натерлись так, что каждый шаг кажется пыткой. Правда, днем натертые местными сапогами волдыри тоже болели, но вполне терпимо, а вот после отдыха нарывы разболелись так, что после каждого нового шага перед глазами Свиридова вспыхивали зеленые и алые круги. Альк ковылял вперед, мысленно проклиная все и вся - эшшари, собственную глупость, город Бейтри, не имеющий крепостных стен, и пыточные сапоги. Единственное, о чем он старался не думать - так это о том, что в эту самую минуту Ольгер мог спокойно выезжать из Бейтри в противоположном направлении.
  Альк искренне намеревался продолжать идти всю ночь, но силы кончились намного раньше. Было уже совсем темно, когда он, наконец, сошел с дороги и свалился в жухлую траву. На земле было холодно, а через некоторое время должно было стать гораздо холоднее. Альк вяло подумал, что к утру наверняка подхватит воспаление легких, но заставить себя встать уже не смог - только свернулся на земле в комочек, подтянув колени к животу и обхватив себя руками. А потом заснул.
  Разбудил его чей-то влажный и холодный нос, касавшийся его щеки. Свиридов конвульсивно дернулся, открыл глаза - и чуть не заорал, увидев над собой огромную собаку. Впрочем, кричать ему сразу расхотелось, потому что, стоило Свиридову подать признаки жизни, в глазах пса мгновенно загорелись злые огоньки. Свиридов разглядел широкий кожаный ошейник и успел обрадоваться мысли, что эта собака - все же не какая-нибудь одичавшая местная псина, способная напасть на случайного прохожего. Если на ней есть ошейник, значит, где-нибудь поблизости должен быть и хозяин - или же хозяева.
  Собака подняла огромную лохматую башку и залаяла, при этом, между прочим, умудрившись наступить на сжавшегося на земле Свиридова ногой. Альк с удовольствием избавился бы от тяжелой лапы, упирающейся ему в ребра, но решил не двигаться и подождать, пока идущие вслед за собакой люди, силуэты которых уже угадывались на дороге, сами отзовут своего пса.
  - Ну что там, Торос?.. - спросил один из людей. Низкий, охрипший голос звучал не особенно приятно. Альк подумал, что, пожалуй, рано радуется - люди, которые бродят по окрестностям Бейтри среди ночи, могут оказаться кем угодно, в том числе какими-нибудь проходимцами с большой дороги. Правда, у Свиридова взять нечего, но мало ли, на что способны люди подобного сорта...
  Отвратительная псина между тем разгавкалась еще сильнее.
  - Э, да у нас, кажется, улов! - произнес еще один голос с удивлением.
  Люди приблизились к Свиридову. Один из них, не обращая ни малейшего внимания на пса, нагнулся, сгреб Свиридова за шиворот и рывком вздернул на ноги. От незнакомца неприятно пахло чесноком.
  - Спасибо, что отозвали пса, - сказал Свиридов. И едва не откусил себе язык, поскольку человек немедленно влепил ему затрещину.
  - Захлопни пасть! Говорить будешь, когда тебя спросят.
  - Погоди, Рябой, - заметил тот, что стоял рядом. - Может, он вольный.
  В ответ на это заявление третий из их компании громко заржал.
  - Да как же, вольный! Ты посмотри на его руку - он даже браслет не снял... Совсем страх потеряли - прется прямо по дороге, да еще и спать ложится тут же, на обочине. А хочешь, у него самого спросим? Что, молокосос, ты беглый или нет?..
  - Нет, - пролепетал Свиридов. И тотчас же получил еще один удар - на сей раз кулаком. Боли Альк поначалу почти не почувствовал, а вот губа начала быстро распухать. Собака зарычала.
  - Это я так, на пробу, - сообщил чесночник назидательно. - А будешь врать - я тебе все зубы повышибаю. Ну так что же? Ты ведь беглый, а?..
  - Да, - быстро согласился Альк.
  - Откуда?
  - Из Лотара... То есть из Бейтри.
  - Кто хозяин?
  - Ольгер. Хенрик Ольгер.
  - Да плевать мне, как его зовут! - рыкнул чесночник. - Кто он сам, дурья твоя башка? Торговец, фермер или кто-нибудь из чистой публики?
  - Он ройт, - затравленно пробормотал Свиридов. Посетившая его недавно мысль, что эти люди могли искать его по приказу ройта Ольгера, развеялась как дым. Похоже, его собеседник никогда не слышал это имя.
  Услышав о титуле Хенрика Ольгера, чесночник даже не подумал преисполниться почтения - напротив, густо сплюнул себе под ноги.
  - Военный, стало быть. А звание?
  - К-капитан.
  - Что запинаешься, сопля?! Выдумываешь?
  Альк старательно замотал головой. Чесночник больно ткнул его под ребра.
  - Отвечай словами, когда с тобой разговаривают! Та-ак... Ройт Ольгер, значит. Капитан. А денег у него, наверное, немного, раз уж он вместо приличного слуги купил тебя?
  Альк начал понимать, с кем его угораздило столкнуться. Эта троица охотилась на беглых сервов, Ольгер как-то раз рассказывал ему о таких людях. Хенрик говорил, что пойманных рабов они обычно либо продают на рудники, либо возвращают прежнему хозяину за выкуп - разумеется, если тот пожелает такой выкуп заплатить. Альк отчаянно искал какой-то выход из создавшегося положения, но было очевидно, что в одиночку ему с этими тремя не сладить. И еще. Если он скажет, что ройт Ольгер беден, то они не станут тратить время и тащить его обратно в Бейтри - продадут первым же встречным перекупщикам, как беглого, и вся недолга.
  - Ройт - богатый человек, - решительно ответил Альк.
  - Ну что... похоже, надо возвращаться, - сказал тот, который пытался одергивать Рябого.
  - Надо или нет - это как посмотреть. Таскаться взад-вперед из-за одного сопляка - пустое дело. Этот офицер, его хозяин, больше пяти синклеров не даст.
  - Так за него ты и на приисках больше двенадцати не выручишь, - буркнул на это первый. - Сразу видно, что работник из него никчемный. Белоручка.
  Тем не менее, настаивать на том, чтобы вести добычу в Бейтри, он явно не собирался. Альк почувствовал, что земля уплывает у него из-под сапог - хотя, возможно, дело было в том, что один из ловцов за беглыми по-прежнему держал его за шиворот, а ростом он был куда выше самого Свиридова.
  - Ройт Ольгер даст вам больше!.. - выпалил Альк. И немедля получил еще одну пощечину.
  - Тебе что было сказано? Пока к тебе не обращаются - молчать!
  Но в сравнении с маячившей перед ним перспективой оказаться у какого-нибудь перекупщика пинки и зуботычины пугали мало, так что Альк и не подумал выполнять распоряжение чесночника.
  - Я говорю, ройт Ольгер даст вам столько, сколько захотите! Только отведите меня в Бейтри.
  О том, что сказал бы сам ройт, если бы слышал его обещания, Альк предпочел пока не думать.
  Чесночник удивленно уставился на Свиридова, а потом насмешливо осклабился.
  - Впервые вижу серва, который так рвется возвратиться к прежнему хозяину! Что ж ты тогда сбежал?
  Альк не нашелся, что ответить. Правда, когда троица переглянулась и довольно гнусно заржала, у Алька возникло странное впечатление, что они потешаются не над его бессмысленным побегом, а над чем-то еще, понятным только им, но не Свиридову. Впрочем, сейчас это казалось сущей мелочью. Куда важнее было то, что его перестали бить - во всяком случае, пока.
  - Ну ладно, парни, сейчас встанем на привал, а с утра двинем в Бейтри... - решил наконец Рябой. - А этого свяжите, а то как бы ночью не удрал.
  - От Тороса не удерет, - зевнул второй.
  На привал охотники за беглыми рабами встали быстро - без труда нашли подходящее для ночлега место, ловко развели костер и так же ловко связали Свиридову руки и ноги. Рядом с Альком положили Тороса - от кобеля невыносимо пахло мокрой псиной, а еще он начинал рычать, стоило Альку хоть немного шевельнуться. Несмотря на это, Альк заснул довольно быстро - и, проваливаясь в сон, еще успел услышать странное замечание:
  - Надеюсь, ты хоть рожу ему не попортил. А то вместо выкупа нам будет шиш на постном масле.
  Альк еще успел спросить себя, почему этот бандит, явно не церемонившийся со своим товаром, вдруг начал заботиться о состоянии его физиономии, но внятного ответа не нашел и задремал. Ему приснилось, что ройт Ольгер выехал из Бейтри, почему-то оставив в трактире Кедеша. Маркус равнодушно смотрел на то, как чесночники уводят Алька, а когда Свиридов закричал, упрашивая не бросать его в подобном положении, и вовсе повернулся к ним спиной. Другие сны были ничуть не лучше, но, по счастью, их Свиридов уже не запомнил.
  
  Ольгер был просто вне себя. Свиридов как сквозь землю провалился. Хозяин трактира клялся, что вчера парень спустился вниз, плотно позавтракал, а потом потихоньку вышел за ворота. И с тех пор больше не появлялся. Это могло означать все что угодно. Либо Альк сбежал - что в его положении было бы верхом глупости - либо он заблудился и попал в беду. Воображение услужливо подсказывало Ольгеру десятки неприятностей, подстерегавших в чужом городе неосторожного иномирянина. Если сначала Хенрик злился, то довольно скоро охватившая его тревога вытеснила все прочие чувства. Причем, судя по неприкрытому сочувствию во взгляде Маркуса, скрыть свое беспокойство ему удавалось плохо.
  Они уже пробыли в Бейтри дольше, чем планировали, но тактичный писарь до сих пор не заикнулся об отъезде. Вероятно, он, как и сам Хенрик, полагал, что Годвин не обидится на них за пару дней задержки. Еще сильнее ройт был благодарен Маркусу за то, что тот не лез к нему с расспросами. Ольгер не представлял, как стал бы объяснять, почему нужно прерывать их путешествие из-за такой малозначительной причины, как изчезновение какого-то слуги. Вчера ройт Ольгер произвел необходимые расспросы, и узнал, что Алька видели идущим по проселочной дороге в противоположную от Бейтри сторону. Значит, несчастный случай исключался. Это в самом деле был побег. Парадоксальным образом Ольгер немного успокоился, поняв, что с парнем пока не случилось ничего плохого.
  Хенрик мысленно сказал себе, что самым лучшим, что он мог бы сделать в такой ситуации, это махнуть на все рукой и предоставить Альку сполна насладиться плодами своего побега. Мысль была заманчивой - вот только Ольгер очень четко понимал, что ничего подобного не сделает. Наверное, Найтан был тысячу раз прав, когда обвинял его в слабохарактерности. Как бы веселился младший брат, если бы увидел, как ройт Ольгер места себе не находит из-за совершенно постороннего мальчишки-серва!..
  Впрочем, Альк не был совсем уж "посторонним". Когда-то у Хенрика Ольгера были друзья, но прошло уже много лет с тех пор, как Ольгер с кем-то говорил начистоту. А потом появился Альк, и Ольгер неожиданно поймал себя на том, что говорит с иномирянином о том, о чем не собирался говорить ни с кем и никогда. Годвин наверняка сказал бы, что к тридцати шести годам "Анри" просто начал сходить с ума от одиночества, а Альк тут совершенно ни при чем - на его месте мог бы оказаться кто угодно. Но сам Хенрик полагал иначе.
  Так что ему оставалось только назначить за беглого слугу награду, снабдить внешними приметами Свиридова все городские патрули, а дальше - дальше сохранять видимость равнодушия, а про себя скипеть зубами. Альк, болван!.. Нашел же время для того, чтобы удариться в бега.
  Убью, - с усталым раздражением думал ройт Ольгер. Пусть только этот идиот найдется. И желательно - живым и невредимым.
  К полудню второго дня кто-то постучал в дверь их комнаты, и Хенрик мрачно буркнул:
  - Ну, чего еще?..
  В комнату заглянул слуга.
  - Ройт Ольгер, там внизу несколько человек... ловцы из местной криптии. Они хотят вас видеть. Говорят, привели беглого. Проводить их наверх?
  Ольгер просветлел лицом. Кажется, парень все-таки нашелся.
  - Веди, - коротко велел он слуге.
  - Позвольте вас поздравить, ройт, - негромко сказал Маркус Кедеш, когда дверь закрылась. Ольгер чуть заметно покривился, но все-таки вежливо кивнул.
  Ловцы из криптии ввалились в комнату все вместе, не оставив во дворе даже свою собаку. Ройт подумал, что другому гостю содержатель постоялого двора никогда в жизни не позволил бы подняться на жилой этаж с огромным и не слишком чистым кобелем, но охотниками за беглыми рабами спорить явно не решались. Ольгер криво усмехнулся. Криптию он сильно недолюбливал - не столько за их род занятий, сколько за то, что в нее шли, как правило, отъявленные негодяи, бывшие ничем не лучше каторжников, которых им приходилось ловить. Впрочем, люди другого сорта с таким делом попросту не совладали бы. Беглым сервам чаще всего уже нечего терять, и человеческая жизнь - чужая и своя - стоит для них недорого. Альк в данном случае, скорее, исключение. Оставалось надеяться, что члены криптии в этом разобрались и обошлись со своим пленником без обычной для них жестокости.
  Ройт Ольгер оглядел "пропажу" с пристальным вниманием. Парнишка похудел, выглядел грязным и довольно-таки жалким, но, похоже, в остальном ничего страшного с ним не случилось. Настроение у ройта поднялось.
  - Мы собирались продать его в ту же штольню, куда свозим остальных, - рассказывал охотник с изуродованным оспинами лицом, перекатывая за щекой комок жевательного табака. - Но ваш парень дал понять, что вы заплатите за него большой выкуп.
  Ольгер выразительно приподнял брови.
  - Вот, значит, как он вам все расписал?.. А я бы не сказал, что этот юноша был мне особенно полезен, - сказал ройт насмешливо.
  Рябой набычился.
  - Если окажется, что мы зазря сделали лишний крюк, чтобы с вами поговорить, то я этому лживому гаденышу все кости поломаю. Все равно на руднике за него много не дадут.
  Ройт Ольгер скрестил руки на груди.
  - Вы что, разжалобить меня пытаетесь?.. Человеку вашей профессии, милейший, это даже как-то не к лицу.
  Два остальных ловца переглянулись с выражением "плакали наши денежки". Рябой взглянул на Хенрика и уточнил:
  - Стало быть, так: мальчишка вам не нужен, и платить за него вы не будете?
  Ройт покосился на зажатого между двумя ловцами Алька. Тот стоял, низко опустив голову, и на протяжении всего разговора то и дело шмыгал носом. На Ольгера он больше ни разу не смотрел. Вот интересно, до него все-таки что-нибудь дошло? - подумал ройт. И тут же мысленно вздохнул - до этого дойдет, пожалуй...
  - Сколько вы хотите? - спросил Хенрик сухо.
  - Двадцать синклеров, - рискнул ловец.
  - Это смешно.
  - Семнадцать.
  - Нет.
  - Тогда пятнадцать, - предложил Рябой. И угрожающе предупредил - Это последняя цена. Сбавлять не буду.
  - И не надо, - холодно ответил ройт. - Должно быть, это его настоящая цена. Во всяком случае, в прошлый раз я покупал его за столько же.
  Еще несколько дней назад иномирянин точно встал бы на дыбы услышав что-то в этом роде, но сейчас он только ниже свесил голову. Ройт криво усмехнулся. Судя по некоторым оговоркам главного ловца и в особенности по тому, что Альк был доставлен к нему в том же виде, в каком его изловили - не избитым и не покалеченным, - бесхитростная троица решила, что смазливый паренек пользовался совершенно исключительным расположением своего господина. Хорошо, что вся эта история произошла не в Лотаре, а то пришлось бы весь остаток жизни привыкать к довольно интересной репутации.
  Продолжая усмехаться углом рта, ройт отсчитал на угловом столе запрошенную сумму.
  - Развяжите, - приказал ловец, дважды пересчитав монеты. Его спутники быстро распутали веревку, стягивавшую руки Алька. Тот мгновенно начал растирать запястья, старательно притворяясь, что полностью занят этим делом и не замечает ничего вокруг. Встречаться взглядом с Ольгером ему определенно не хотелось. "Неужели стыдно стало?.." - восхитился Хенрик про себя.
  Когда омерзительная троица наконец удалилась, Ольгер подошел почти вплотную к беглецу и, взяв его за подбородок, вынудил все-таки поднять голову.
  - Ну что?.. Насладился свободой? - спросил Хенрик. Прозвучало это куда мягче, чем хотелось Ольгеру. Несколько часов назад ройт был уверен, что, если бы Альк каким-то чудом оказался здесь, он первым делом закатил бы наглому иномирянину затрещину. Но, по большому счету, бестолкового мальчишку было даже жаль.
  - Я одного не понимаю, - сказал ройт почти задумчиво. - Если уж ты решил бежать, почему не собрал себе чего-нибудь в дорогу? Не хотел одалживаться за мой счет? Так мог бы не стесняться, право слово.
  Альк продолжал краснеть, хотя это казалось почти невозможным.
  - Ройт Ольгер, все совсем не так, как вы подумали...
  - Серьезно?
  - Я даже не собирался убегать.
  - Весьма решительное заявление для человека, который сначала исчезает на два дня, а потом появляется в компании ловцов из местной криптии. И вообще, стоило мне взяться за розыски, как на меня со всех сторон посыпались рассказы, как тебя видели то в предместье, то за городом.
  - Вы меня искали? - встрепенулся Альк. Ройт усмехнулся.
  - Тебя это удивляет?.. Меня, если честно, тоже. До сих пор не понимаю, почему не бросил все как есть. Ну ладно. Если я правильно тебя понял, убежать ты не пытался. Что тогда случилось?..
  Альк слегка замялся, объясняя, почему он ушел с постоялого двора, но дальше история пошла довольно гладко. Хенрик слушал и кивал. Он сразу же поверил в то, что парень просто заблудился, наблюдая за эшшари - хотя было непонятно, зачем он за ними потащился. А вот дальше Альк начал темнить. Из Бейтри он, видите ли, вышел нечаянно, но повернуть обратно не додумался. То есть додумался, но не сумел, поскольку, как назло, столкнулся с местной криптией. Дальше, если верить Альку, он отсиживался в каком-то овраге, надеясь, что охотники уйдут, выбрался только ночью - а они все это время поджидали его где-то рядом и схватили, когда он попробовал дойти до Бейтри.
  Ольгер перебил.
  - Ну а потом, насколько я могу судить, ты посулил им золотые горы, если они приведут тебя назад. Кстати, не припоминаю, чтобы я когда-то обещал платить за тебя выкуп после каждого побега.
  
  ...Пятнадцати синклеров было, конечно, жаль, но черт бы с ними. Куда больше раздражали Ольгера воспоминания о собственных метаниях по городу, полубессонной ночи и дурацком облегчении, которое он испытал, когда увидел приведенного ловцами Алька.
  Наверное, не надо было столько времени миндальничать с иномирянином. Если бы он с самого начала объяснил мальчишке, что к чему, многих проблем, скорее всего, удалось бы избежать.
  А может быть, и нет. Сам леший ногу сломит в том, что происходит в голове у Алька. Вполне возможно, что та дурь, которая обычно лечится одной хорошей поркой, в случае Свиридова была врожденной и неустранимой. Но, как бы там ни было, присутствие Маркуса Кедеша, полностью посвященного в последние события, не оставляло ройту выбора.
  - Мейстер Маркус, будьте так любезны... проводите молодого человека на конюшню и распорядитесь, чтобы его выпороли за неудавшийся побег.
  Альк заметно побледнел. Ройт был почти готов к тому, что он устроит сцену вроде той, которая происходила в Лотаре, но Альк, хвала Создателю, молчал.
  - ...А я пока пойду распоряжусь, чтобы нам приготовили обед, - закончил ройт. - Пообедаем и поедем.
  Маркус покачал головой.
  - Едва ли, ройт. Вашему парню еще нужно будет отлежаться после порки.
  Ройт нахмурился. Алька, конечно, давно следовало проучить, но это уже слишком.
  - Вот что, мейстер Маркус. Сходите-ка лучше вы к хозяину, а остальным я займусь сам, - сказал он писарю.
  - Как пожелаете. А что заказать на обед?..
  - Да что угодно, - отмахнулся ройт. - Я доверяю вашему вкусу.
  
  Когда Маркус вышел, Хенрик взял со стола свой хлыст для верховой езды и толкнул Свиридова к застеленной кровати.
  - Ложись, - распорядился он.
  Больше всего Альку хотелось сказать "не надо!". Но, во-первых, даже в его собственных ушах это звучало жалко и по-детски, а во-вторых, не приходилось сомневаться, что ройт Ольгер его не послушает. Свиридов с самого начала представлял, что ожидает его после возвращения, и даже успел решить, что по сравнению с грозившей ему перспективой оказаться в рабстве у какого-нибудь местного скота или попасть на рудники это сущая мелочь. Но все-таки сделать шаг вперед и лечь, тем самым соглашаясь с унизительным наказанием, было выше его сил. Щеки у Алька полыхали. Он не двигался с места, глядя в пол. Точнее - на сапоги Хенрика Ольгера, по которым ройт похлопывал хлыстом.
  После короткой паузы Хенрик с сомнением сказал:
  - У меня такое ощущение, что тебя раньше никогда не били. Это так?
  - Мой отец всегда считал физические наказания недопустимыми, - с натугой отозвался Альк.
  Хенрик вздохнул.
  - У нас не принято говорить дурно о чужих родителях, но я все же скажу. Твой отец был не прав. Он не сумел привить тебе даже элементарного понятия о дисциплине. А хуже всего то, что, когда ты что-нибудь делаешь, ты совершенно не задумываешься о последствиях.
  Альк подумал, что ройт говорит о выброшенных на ветер деньгах - как он отлично знал, немаленьких. По приблизительным подсчетам Алька, сумма в пятнадцать синклеров должна была составлять около четверти всех денег, взятых Хенриком из дома. Альк не знал, как можно дать Хенрику Ольгеру понять, как сильно он жалеет о своем поступке, и при этом не заставить ройта думать, что Свиридов просто трусит.
  - Простите, ройт, - все-таки выдавил из себя Альк. Ройт Ольгер криво усмехнулся.
  - Ты еще скажи, что больше так не будешь. Я сказал - ложись.
  На этот раз Свиридов лег. А унизительнее всего было то, что он поступил так даже не потому, что Ольгер легко мог его заставить. У него не было сил спорить с Ольгером, поскольку во многом ройт был прав.
  Альк подтянул к себе подушку и уткнулся в нее головой.
  - Штаны, - подсказал ройт.
  "Плевать..." - подумал про себя Свиридов и рывком спустил штаны.
  Боль от первого удара оказалась резкой и внезапной, словно его били не полоской выделанной кожи, а железным прутом. Минуту назад Альк был уверен, что не станет унижаться и выдержит все, что с ним сделают, в гордом молчании, но эта решимость пошатнулась почти сразу. Вжав лицо в подушку, он кое-как выдержал еще несколько ударов, но потом буквально взвыл. Конечно, он и раньше знал, что это будет больно - но чтобы настолько?! Нравственные терзания из-за того, что его лупят, как какого-то сопливого мальчишку, отступили далеко на задний план.
  - Хватит! - вырвалось у Алька. Но ройт Ольгер, судя по всему, придерживался другого мнения, поскольку даже не подумал прервать экзекуцию.
  - Пожалуйста, перестаньте! Я уже все понял! - взмолился Свиридов, окончательно махнув рукой на принципы.
  - Вот даже как? И что ты "понял"? - спросил ройт.
  Альк сбивчиво забормотал про свое обещание никуда не уходить с постоялого двора и про потраченные Ольгером пятнадцать синклеров, но ройт нетерпеливо перебил.
  - Положим, выкупать тебя меня никто не принуждал. Так что в растрате своих денег виноват только я сам. Но вот та троица, которая доставила тебя сюда, могла продать тебя на рудники, где ты, с твоим характером, не протянул бы даже месяца. Или для собственного развлечения переломать тебе все кости. Или как-нибудь вечером, напившись, отыметь по очереди. И что самое паршивое, об этом я тебя уже предупреждал. Я думал, что достаточно рассказывал тебе про этот мир - но, похоже, разговоры на тебя не действуют. Не так ли?..
  Судя по всему, вопрос был риторическим, поскольку ройт, не дожидаясь ответа, снова пустил в ход свой хлыст.
  Когда ройт, наконец, позволил ему встать, Альк был близок к тому, чтобы самым позорным образом разреветься. Уцелевшей гордости едва хватило на то, чтобы подняться, натянуть штаны и поскорее выбраться из комнаты. Впрочем, далеко он не ушел, остановился внизу лестницы, привалившись к теплой стене плечом. О том, что вечером придется снова сесть в седло, думалось с ужасом.
  Альк поразился сам себе - неужели это он, социалист, студент второго курса Университета, всерьез размышляет о том, как неудобно будет ехать верхом после порки? В его прошлой жизни было принято считать, что ни один нормальный человек не сможет жить после того, как его подвергли такому унизительному наказанию. По этой логике, после случившегося наверху Свиридову бы следовало пойти на конюшню и повеситься. Но сейчас это почему-то выглядело форменным идиотизмом.
  Альк не знал, сколько он простоял под лестницей - может быть, всего несколько минут, а может, полчаса. Потом наверху открылась дверь, и ройт потребовал подняться. Альк последовал приказу неохотно - он не очень представлял себе, как теперь смотреть Ольгеру в глаза. Впрочем, Хенрик вел себя так, как будто ничего особенного не случилось.
  Увидев накрытый стол, Альк подумал было, что ройт позвал его прислуживать за обедом, но тот дернул подбородком.
  - Садись и ешь. Нет времени на церемонии.
  Свиридов мрачно уставился на ройта. Правда, он ничего не ел со вчерашнего утра, и живот подвело от одного запаха приготовленных на кухне блюд, но сесть за один стол с человеком, который... нет, это и вправду было уже слишком!
  - Спасибо, я не голоден, - ответил Альк ледяным тоном.
  Темные глаза Хенрика Ольгера сузились.
  - Или я совершенно ничего не понимаю, или у ловцов не принято кормить свою добычу, - сказал он.
  Альк упрямо вздернул подбородок.
  - Сядь, - приказал ройт. Свиридову показалось, что голос у него упал на целую октаву, сделавшись похожим на приглушенный рык. Поняв, что спорить бесполезно, Альк сел на стул (ощущения были не из приятных) и придвинул к себе миску с супом.
  
  Обед проходил в полном молчании. Надутый вид сидевшего напротив ройта Алька был вполне понятен, но при этом все равно необъяснимо раздражал. Маркус аккуратно резал ветчину, глядя только в свою тарелку, но, похоже, тоже ощущал повисшее в комнате напряжение.
  - Вы с ройтом Годвином еще встречались после корпуса? - спросил он неожиданно.
  - Всего несколько раз, - ответил Ольгер, благодарный Маркусу за то, что тот решил разрядить обстановку. - Первый раз в Кронморе, потом в приграничье, и последний раз - буквально за день до того, как белги захватили меня в плен. Обычно у нас с Годвином было не слишком много времени на разговоры. Если наша встреча приходилась на такие месяцы, когда в предгорье было тихо, то мы успевали побеседовать о прошлом и распить пару бутылок. А бывало и иначе - когда кто-нибудь из нас просто осаживал заляпанную грязью лошадь, успевал сказать несколько слов и уносился дальше. В общем, я бы не сказал, что после выпуска из корпуса мы с ройтом Годвином были такими уж близкими друзьями. У нас просто не хватало времени. А после этого мы вообще не виделись почти шесть лет.
  - Да? А у меня сложилось впечатление, что господин полковник считает вас своим лучшим другом. Когда я слушал, как он говорит о вас, я с трудом представлял себе, как вы сможете служить под его началом. Понимаете, обычно все-таки предполагается, что подчиненный должен признавать если не превосходство командира, то, по крайней мере, его право принимать решения за всех. А в данном случае выходит все наоборот. Ройту Годвину ничего не стоило сказать о каком-нибудь деле - "Ну нет, мне в этом никогда не разобраться, голова не та. Вот был бы здесь Анри, он бы уладил это куда лучше". Я не стал бы это повторять, но он ведь и при вас нередко говорил такие вещи, так что это не секрет. Ройт Годвин не скрывал, что всегда вами восхищался.
  На памяти Ольгера это была самая длинная тирада, которую когда-либо произносил немногословный писарь. Хенрик против воли улыбнулся.
  - Ну, положим, не всегда... Первое время после нашего знакомства мы с Годвином терпеть друг друга не могли.
  - Да что вы? - удивился Маркус Кедеш.
  - Да. Но, признаюсь - это была исключительно моя вина. В те дни я вел себя, как настоящий сноб.
  
  Первое время после поступления в кадетский корпус ему было не до того, чтобы обращать внимание на своих новых соседей по комнате. Он как раз получил короткое письмо из дома, в котором сообщалось, что болевший лихорадкой Найт пошел на поправку, как и большинство других больных из их усадьбы, а вот мама заболела. Письмо написал их с братом ментор, мейстер Жанэ. Об отце в нем не было ни слова, но Анри и так прекрасно знал, как обстоят дела. С самого начала эпидемии отец почти все время проводил в своих комнатах наверху - он очень мало интересовался заболевшими, следя только за тем, чтобы никто из помогавших в лазарете слуг не имел доступа в господскую часть дома. Поступки собственной жены, лично ухаживающей за больными в лазарете, глава поместья считал нелепой и опасной блажью, но не пытался вмешиваться, так как в глубине души, должно быть, понимал, что без ее усилий эпидемия бы охватила все поместье. Анри никогда особенно не уважал отца, но в дни перед отъездом в корпус он был готов его возненавидеть.
  После получения письма Анри провел несколько недель, словно в тумане. Только мысль о своем долге помешала ему взять в конюшне лошадь и верхом помчаться назад, домой, чтобы удостовериться, что с мамой все будет в порядке. Правда, в тот момент ему еще казалось, что самое худшее все-таки не произойдет. Анри было тринадцать лет, и смерть еще казалась чем-то нереальным, не имеющим прямого отношения к нему и его близким. А потом пришло еще одно письмо. Каким-то непонятным образом он догадался о его содержании еще до того, как прочитал его - в ту самую секунду, когда принял у слуги конверт. Но больше всего его поразило то, что мама умерла уже давно - по сути, в те же дни, когда он получил первую новость о ее болезни. Все эти дни, пока он так отчаянно желал, чтобы все обошлось, она была уже мертва. Собственные мысли на этот счет запомнились ему довольно плохо, а вот ощущение бессмысленности и какой-то разъедающей несправедливости произошедшего осталось очень четким даже много лет спустя. Словом, неудивительно, что к концу первого месяца обучения в кадетском корпусе он с трудом мог припомнить, как зовут соседей по спальне. Другие ученики их возраста приписывали его замкнутость высокомерию - это было неудивительно, если учесть, что Анри принадлежал к одной из самых знатных в корпусе фамилий, а состояние его отца значительно превышало те, которыми могли похвастаться семьи его сокурсников. Этого было бы вполне достаточно, чтобы остальные его невзлюбили, а Анри, сам того не замечая, постоянно подливал масла в огонь. Помимо строевых занятий и фехтования, им полагалось проходить некие общие дисциплины, вроде математики, истории Инсара и чистописания. Получившему прекрасное домашнее образование Анри его товарищи казались невыносимо тупыми. Возможно, если бы он не ощущал себя таким несчастным, он легко заметил бы, что в подавляющем большинстве случаев дело было отнюдь не в тупости, а в недостатке изначальных знаний, но он постоянно чувствовал себя измученным и раздраженным и не испытывал никакой наклонности проявлять снисхождение к другим. Так что, если его сосед по спальне, Годвин Торис, полчаса не мог решить элементарную задачу, Анри совершенно не стеснялся поднять руку и скучающе-небрежным тоном назвать правильный ответ - к восторгу ментора и бешенству всех остальных учеников. А поскольку его отец мог позволить себе нанимать для своих сыновей лучших наставников, то в фехтовальном зале он легко отбивал наскоки Годвина, желающего отплатить "паршивому аристократу" за испытанное в классе унижение. Словом, Ан не замечал, как восстанавливает против себя остальных кадетов. Напротив, Годвин, не переносивший однокурсника, мало-помалу стал душой компании. Некоторые, вроде неуверенного в себе Френца Эйварта по прозвищу Дергунчик, потянулись к Торису из-за того, что нуждались в его покровительстве, другим, как Джулиану Лаю, просто импонировал открытый и жизнерадостный характер Годвина. Торису почти никогда не изменяло дружелюбие - за исключением моментов, когда ему приходилось иметь дело с Анри. После нескольких столкновений однокурсник начал действовать на Годвина, как яркая тряпка на быка.
  Катастрофа разразилась где-то в первых числах октября. Анри ненадолго отлучился из комнаты для занятий, а, вернувшись, услышал за дверью обсуждение, связанное - как он внезапно понял - с ним самим.
  - Интересно, что он там все время прячет под бумагами. Вы видели? Стоит наставнику отвлечься, как Индюк сдвигает книгу в сторону и таращится на какой-то листок.
  - Сейчас посмотрим, что у него там! - заявил Годвин, подходя к столу.
  Анри резко толкнул дверь класса. Он заметил, как при его появлении некоторые из кадетов как бы невзначай отступили к своим скамьям, и это разозлило его даже больше, чем Годвин, с идиотским видом замерший прямо возле его стола. Лежавшие на нем листы и книги были сдвинуты, а обтрепавшееся от многих прочтений письмо оказалось у Ториса в руке. Анри почудилось, что от злости все внутри сжалось в тугой, холодный ком.
  - Я вижу, вы позволяете себе трогать чужие вещи, - отчеканил он.
  В присутствии наставников кадеты должны были обращаться друг к другу на "вы", но в спальне и гостиной это правило обычно нарушалось, и даже ученики из разных возрастов запросто обращались к собеседнику на "ты". Но отчуждение, которое окружало Анри со всех сторон, диктовало свои правила. Не желая признаваться, что мнение каких-то посторонних людей может что-то для него значить, Анри отвечал на неприязнь других кадетов подчеркнутой холодностью и буквальным следованием параграфам устава. Это, разумеется, не прибавляло ему популярности, но иногда оказывалось на руку. От ледяной официальности его манер кадеты растерялись так, как будто их застал на месте преступления кто-то из менторов.
  Но потом первое оцепенение прошло, и Годвин покраснел от злости - так он багровел почти всегда, когда дело доходило до открытых столкновений с его недругом.
  - Положите письмо на место, Торис, - холодно сказал Анри. - И никогда больше не смейте подходить к моему столу в мое отсутствие.
  Наверное, если бы он этого не сказал, то ничего бы не произошло - и Годвину, и остальным присутствующим было вполне очевидно, что они не правы, и развязывать крупную ссору никто из них не хотел. Но отступить после того, как с ним заговорили в таком тоне, Торис уже не мог.
  - Для твоего сведения, Индюшка, на занятиях нужно слушать ментора, а не рассматривать какую-то постороннюю бумажку. Может, ты расскажешь нам, что в ней такого интересного?.. Твой сосед говорит, что у тебя глаза буквально стекленеют, когда ты на нее пялишься. Это, наверное, письмо твоей подружки?
  Кадеты засмеялись. Анри почувствовал, что внутри все опускается, как будто бы он падал с большой высоты. Наверное, он сильно побледнел, поскольку Годвин счел его реакцию подтверждением своей догадки.
  - Ты не против, если мы тоже почитаем? - ухмыльнулся он.
  - Брось, Тори, это уже слишком... - начал кто-то. Но Годвин, что называется, закусил удила. Тем более, что, кроме нескольких кадетов, предлагающих оставить эту сомнительную затею, нашлись и те, кто поддержал идею Тори восхищенным гулом. Годвин вскочил на скамейку, картинно выпрямился и начал громко и с выражением зачитывать последнее письмо, полученное Анри из дома. Начинал он патетичным тоном, которым обычно декламируют стихи самые худшие ораторы - в подобном исполнении даже самый обычный текст покажется смешным. Но уже после первых строчек голос Ториса зазвучал неувереннее, а на слове "умерла" просел совсем. В зале повисла гробовая тишина. Вошедший в класс наставник удивленно обвел взглядом замерших кадетов.
  - Что тут у вас происходит?.. Торис, немедленно слезьте с лавки. Эйварт, доложите, кто отсутствует.
  Пока Френц Эйварт скороговоркой произносил обычное объявление, что весь их корпус присутствует на занятии в полном составе, Анри стоял навытяжку рядом со всеми остальными и невидяще смотрел перед собой. Потом, когда им разрешили сесть, он взял чистый лист, который ему вообще-то полагалось использовать для занятий по чистописанию, оторвал от него узкую полоску бумаги и написал на ней "После обеда, в парке под каштанами. Возьмите меч". Потом он аккуратно сложил из бумажной ленты маленький квадратик и, толкнув в плечо соседа, сунул ему записку и кратко дополнил "Торису". Ответ пришел пару минут спустя и был, сказать по правде, совершенно не таким, какого ожидал Анри. На обороте его собственной записки были выведены всего три слова: "Ни за что". Анри едва дождался, пока занятия закончатся, и в первый раз за месяц их наставник остался им совершенно не доволен. Зато когда он вышел, Годвин дожидался его в коридоре. На сей раз - без неизменной свиты из Лая, Эйварта и остальных кадетов. Прежде, чем Анри успел что-то сказать, Торис выпалил:
  - Прости. Я ничего не знал.
  - А чего тут можно "не знать"? - процедил Анри. - Или тебе не объясняли, что читать чужие письма - это низость?
  - Нет... то есть ты прав, конечно, - это было низко. Только драться нам никак нельзя - за дуэль сразу вышвырнут из корпуса.
  Анри с трудом удержался от комментария, что об исключении Годвин может не волноваться - все равно фехтует он гораздо хуже своего противника. Но это было бы ребячеством, поэтому Анри сказал совсем другое.
  - Ну и что ты предлагаешь? Ждать до выпуска?
  Годвин дернул подбородком.
  - Ты не понимаешь... Даже если бы не исключение, я все равно не стал бы с тобой драться. Я ведь в любом случае не прав. Я вел себя, как полный идиот. Прости, пожалуйста.
  - По-твоему, достаточно сказать "я полный идиот", чтобы все стало хорошо? - скептически спросил Анри.
  - Я просто хотел объяснить, что я не стану с тобой драться. Но если захочешь дать мне в морду, я пойму.
  - Да пошел ты... неохота руки пачкать, - буркнул Анри и, обойдя Годвина, отправился обедать. Если бы кто-нибудь сказал Анри, что это малоприятное происшествие раз и навсегда изменит его положение в корпусе, то он, скорее всего, вообще не понял бы, о чем толкует его собеседник. Его больше никогда не называли Индюком - ни за глаза, ни, уж тем более, в лицо. О его предполагаемой надменности тоже никто больше не вспоминал, зато некоторые сокурсники, которым плохо давались исчисления или отдельные приемы в фехтовальном зале, стали обращаться к нему за советами. И совсем уж непонятно вышло, как он незаметно для других и самого себя вошел в компанию, куда раньше входил Френц Эйварт, Годвин Торис и Джулиан Лай.
  Сказав Маркусу Кедешу, что они не были такими уж близкими друзьями, Ольгер слегка покривил душой. В действительности, хотя виделись они довольно редко, в дружеских чувствах Годвина ройт Ольгер никогда не сомневался. Впрочем, в чувствах Годвина не приходилось сомневаться никому - свое расположение, презрение и неприязнь школьный товарищ Хенрика проявлял с одинаковой открытостью. Он был единственным известным Хенрику Ольгеру человеком, которого даже его подчиненные все время звали "ройтом Годвином", а не фамильным именем "Торис". Хенрика эта непосредственность притягивала и раздражала в одно и то же время, точно так же, как его одновременно восхищало и бесило непобедимое жизнелюбие старого друга. У того, кто наблюдал за Годвином хотя бы несколько минут, невольно создавалось впечатление, что Годвин получает удовольствие от жизни в любых ее проявлениях. Даже от вымазанных грязью cапогов, ночевок под открытым небом, скудной лагерной еды и прочих "прелестей" походной жизни. Ольгер с детства был способен стиснуть зубы и терпеть любые неудобства с подобающей мужчине выдержкой, но постоянно слышать рядом чей-то неприлично-громкий хохот и беззлобные подначки временами было выше его сил.
  Хотя сейчас, наверное, общество Годвина было именно тем, что ему требовалось. Старый друг был прав - от своей одинокой, ни к чему не устремленной жизни Ольгер начал постепенно покрываться плесенью.
  - ...А почему ройт Годвин постоянно называет вас "Анри"? - поинтересовался Маркус, с интересом выслушав рассказ о ссоре в корпусе.
  - Ну, это старая история, - махнул зажатой в руке вилкой Ольгер. - Когда мы с полковником учились вместе, меня так и звали. А потом, когда я кончил корпус и уехал служить в приграничье, ройт Северc, мой тогдашний командир, взглянул на мой патент и посоветовал мне взять другое имя. Моя настоящая фамилия звучала слишком аристократично для окраинного гарнизона. Начались бы пересуды, почему я оказался на границе, а не в гвардии. И в любом случае, новые сослуживцы стали бы воспринимать меня, как выскочку. Я уже проходил это в кадетском корпусе и не особенно хотел начинать все сначала, так что предложение моего командира показалось мне вполне разумным. Так что я назвался лейтенантом Хенриком Ольгером и приступил к несению своих обязанностей. О том, как меня зовут на самом деле, знал только наш капитан. Я так привык к этому имени, что иногда мне самому казалось, что я стал каким-то новым человеком. И мне это нравилось. А потом, в связи с некоторыми личными обстоятельствами, я порвал со своей семьей, и после этого стал Ольгером вполне официально. К сожалению, полковник Торис не считает нужным изменять свои привычки.
  - Я боюсь показаться бестактным, ройт, но вряд ли вам удастся сохранить свое инкогнито в Вороньей крепости, где, кроме господина полковника, будет еще ройт Эйварт, который, если я верно понял ройта Годвина, учился с вами вместе.
  Ройт пожал плечами.
  - Никакой особой тайны в том, как меня звали раньше, нет. Я сам не говорю об этом просто потому, что мое имя - это часть моего прошлого, которое я не хотел бы ворошить.
  - Тогда простите, если я каким-то образом...
  Ольгер покачал головой, показывая, что Маркусу не за что просить прощения. Про себя ройт подумал, какое удивительное сочетание представляют из себя Маркус и Альк. Вот уж воистину две противоположности. Маркус умен, безукоризненно воспитан и очень сдержан, но при этом слегка скучноват в своей бесцветной правильности, Альк, наоборот - живое воплощение непредсказуемости. Парень, кстати, перестал изображать оскорбленное достоинство, и, притворяясь, что он занят исключительно едой, явно прислушивался к разговору сотрапезников. Иномирянин вообще проявлял странный интерес к тому, что вспоминал о своем прошлом ройт, будь то рассказы о побеге из белгского плена, о военной службе или о его семье. И ладно бы Свиридова при этом интересовали полезные вещи, связанные с миром, где ему придется жить, так нет же. Все полезное в его рассказах парень всегда пропускал мимо ушей, зато хорошо запоминал какие-то ненужные, касающиеся только самого Ольгера подробности, и потом внезапно ошарашивал Хенрика внезапными вопросами. "Это тот самый брат, который не считает вас достаточно серьезным человеком?.." - спросил он однажды в тот момент, когда сидевшему в гостиной Ольгеру уже далеко не в первый раз хотелось выть от беспросветной, выцветшей от времени тоски. На Хенрика это произвело такое впечатление, словно кто-то внезапно выплеснул ему в лицо стакан воды. Внезапно, но при этом очень отрезвляюще. И даже само время в тот момент как будто сделало скачок, из прошлого вернувшись в настоящее.
  Пожалуй, было даже интересно, что запомнится иномирянину в его сегодняшнем рассказе. Хотя Хенрик уже начал понемногу уяснять ход мыслей серва, он все-таки не решился бы сделать какое-то определенное предположение. В определенном смысле Альк был так же раздражающе-непредсказуем, как и Годвин. Ройт подумал, что ему уже пора признать - хотя бы мысленно, перед самим собой - что это качество ему ужасно нравится. И это даже несмотря на то, что оно выливается в сплошную головную боль.
  
  * * *
  
  В тот день, когда Свиридов и его попутчики наконец добрались до окрестностей Вороньей крепости, было уже начало ноября. Пейзаж вокруг чуть-чуть напоминал Свиридову картинки с Альпами, которые он раньше видел в книгах. В предгорье было холодно, и путешественникам приходилось кутаться в плащи, но солнце все равно светило почти так же ярко, как в июле. От этого открывающийся перед ними вид на горы показался Альку праздничным - ярко-голубое небо, прилепившиеся к склонам сосны и уцелевшие, несмотря на осень, островки ярко-зеленой травы в низинах. Альк подумал, что в России в это время часто уже выпадает снег, но эта мысль впервые не отозвалась в его сознании привычной болью. Испытывать грусть, когда все вокруг тонуло в леденящем золотистом свете, было просто невозможно. Еще никогда - ни до, ни после, Альк не видел ничего настолько же красивого. Грудь у Свиридова просто распирало от восторга. Хотелось запрокинуть голову наверх и закричать от переполнявших его чувств. Мешала только мысль, что об этом могут подумать его спутники. Впрочем, на Ольгера и Маркуса невероятный вид тоже оказал свое действие. Настроение у обоих мужчин явно было превосходным. Когда они проезжали через узкое ущелье, где каждый случайный звук мгновенно отзывался гулким эхом, ройт и писарь, выразительно переглянувшись, принялись по ролям декламировать какую-то инсарскую поэму. Из-за эха выступление имело удивительно комический эффект, который два чтеца всячески старались усилить драматической манерой декламации. Альк заворожено смотрел на своих спутников, изредка фыркая себе под нос. Раньше он никогда бы не подумал, что ройт Ольгер, не говоря уже о сдержанном мейстере Кедеше, способны на подобное мальчишество.
  Впрочем, по мере приближения к Вороньей крепости оба его попутчика стали вести себя так, как Альк не мог даже представить в Лотаре. Маркус стал гораздо непосредственнее и общительнее, чем в начале путешествия, а Ольгер... Ольгер просто стал казаться куда более живым. К примеру, ранним утром, когда они проезжали утопавшее в тумане озеро, ройт неожиданно остановил коня и попросил попутчиков немного подождать - он, видите ли, вздумал искупаться. Альк, у которого от одного лишь вида озера в туманной дымке начинало сводить челюсти от холода, вытаращился на попутчика, как на безумного. Но Ольгер явно не шутил. Он легко соскользнул с седла, спустился к озеру и сбросил теплый плащ на камни. Следом полетела верхняя рубашка, нижняя рубашка и штаны. Писарь завистливо вздохнул. Сам он плохо переносил холодную погоду и уже несколько дней заметно хлюпал носом, скрепив ворот своего плаща под самым подбородком. А вот Хенрику, похоже, все было нипочем. Он легко оттолкнулся от камней и исчез в пелене тумана. Несколько секунд спустя Альк разглядел Ольгера снова - тот вынырнул довольно далеко от берега, и быстрыми, резкими гребками поплыл к середине озера, туда, где туман сгущался и висел плотной белесой пеленой. Альк внезапно испугался, что ройт просто не увидит берега, когда захочет повернуть назад. Но опасения оказались напрасными - несколько минут спустя ройт Ольгер как ни в чем ни бывало выбрался на берег и натянул одежду прямо на мокрое тело. Альк поежился, представив, как должно быть холодно полураздетому и мокрому человеку на пронзительном ветру. А ройт тем временем вернулся к ним, улыбаясь с таким удовлетворенным видом, будто сделал что-то удивительно приятное. Поступок ройта вызывал в Свиридове одновременно восхищение - и странную досаду.
  К середине дня они доехали до небольшой деревни, называющейся Белые столбы, и Ольгер придержал коня возле ворот местного постоялого двора. "Мне кажется, ройт Годвин не расстроится, если мы прибудем на несколько часов попозже, - сказал он своим попутчикам. - Я бы не отказался привести себя в порядок перед приездом в Браэнворн. А вы пока пошлите в крепость весточку о нашем приближении. Хозяин этого двора наверняка ведет дела с солдатами из Браэнворна. Пусть пошлет туда слугу".
  Альк радовался передышке больше остальных, хотя успел привыкнуть проводить по много часов в день верхом и уставал теперь гораздо меньше, чем в начале путешествия. Про себя Альк даже гордился собственной выносливостью - он и вправду сильно изменился с того дня, как оказался в Лотаре. В прошлом он уставал, если проводил на ногах три часа кряду, мотаясь с Лопахиным по Питеру, зато теперь подобная прогулка показалась бы ему сущей безделицей.
  После обеда Ольгер приказал хозяину согреть воды и поднялся наверх, в предназначавшиеся для приезжих комнаты, оставив своих спутников внизу. Альк уже начал клевать носом, устроившись в углу общего зала, когда в трактир неожиданно ввалились четверо солдат в серых мундирах. Причем выглядели эти четверо не слишком дружелюбно - даже с точки зрения Свиридова, привыкшего к угрюмости иномирян. Альк ошарашено завертел головой, а Маркус встал, с некоторым удивлением разглядывая своих сослуживцев.
  Один из них решительно шагнул ему на встречу.
  - Нас прислал капитан Эйварт, мейстер Кедеш. Вы должны поехать с нами. Капитан распорядился привезти вас в крепость сразу же, как только вы окажетесь на месте.
  - Капитан?.. - растерянно переспросил военный писарь. - А что говорит полковник?
  - Господин полковник умер восемь дней назад, - бесстрастно пояснил солдат с зелеными нашивками сержанта.
  - Умер? От чего?!
  Сержант сделал нетерпеливое движение.
  - Вы все узнаете на месте, мейстер. Едем.
  - Подождите. Мне еще нужно собраться. Мои вещи наверху.
  - Где ваша комната? Я пошлю за вещами своего солдата.
  Маркус явно начал понемногу раздражаться.
  - Я бы предпочел подняться сам, - отрезал он.
  - Боюсь, что это невозможно. Мне предписано...
  - Предписано меня арестовать? - перебил писарь. - Ваши действия нельзя назвать никак иначе.
  - Не моего ума дела, мейстер. Вы пойдете с нами, а по своей воле или нет - это уж как вам больше нравится.
  Маркус медленно поднялся, метнув выразительный взгляд на Свиридова. Альк понял, что от него требуется, и тихонько выскользнул за дверь - благо на него никто из ворвавшихся на постоялый двор солдат не обращал внимания. Оказавшись снаружи, Альк перестал заботиться об осторожности и, перепрыгивая через три ступеньки, помчался на второй этаж. Дверь комнаты, которую занял ройт Ольгер, оказалась заперта. Разводить церемонии было некогда, и Альк замолотил по створке кулаком. Из комнаты не донеслось ни звука. "Ройт! Откройте! Маркуса пытаются арестовать!" - заорал Альк. Непривычные к подобным упражнениям руки заныли после первых же ударов, и Свиридов принялся пинать чертову дверь ногой. Несмотря на то, что он поднял страшный шум, ройт Ольгер открыл далеко не сразу. Впрочем, когда Альк увидел Хенрика, он сразу понял, почему. Ройт был полуодет, темные волосы блестели от воды, а на лице было написано недовольство человека, которому испоганили все удовольствие.
  - Что ты орешь? - сумрачно спросил он.
  До Свиридова дошло, что через плеск воды и толстую дверь было не слышно почти ни чего из того, что он тут кричал.
  - Маркуса Кедеша пытаются арестовать, - выпалил он. - Внизу полно солдат. Их главный говорит, полковник Годвин умер...
  Лицо Ольгера неуловимо изменилось.
  - Так, - коротко сказал он. И, к удивлению Свиридова, исчез за дверью. Впрочем, на сей раз - всего на несколько секунд. Когда он появился снова, в руке у Хенрика был меч.
  - Ройт Ольгер, у них пистолеты, - выкрикнул Свиридов уже в спину Ольгеру. От волнения он позабыл, как называется это оружие в Инсаре, но надеялся, что ройт его поймет.
  Наверное, Хенрик и в самом деле его понял. Но он не замедлил шаг и уж тем более не обернулся. А Свиридов запоздало понял, что сглупил. Их местное оружие - совсем не то, что дома, тут нужно сначала всыпать пороха на полку, потом вложить пулю, и только потом взвести курок. В подобной ситуации меч куда эффективнее, чем огнестрельное оружие.
  Не желая оставаться в стороне от основных событий, Альк рванул следом за Ольгером. Картина, открывшаяся их глазам внизу, выглядела далеко не идиллической. Два человека тащили Маркуса к выходу, заломив ему руки за спину, а их сержант наблюдал за происходящим с хладнокровным удовлетворением человека, выполнившего свой долг.
  Ройт Ольгер не стал тратить времени на разговоры, а попросту преградил солдатам из Вороньей крепости путь к выходу. Несмотря на распахнутый мундир и влажные волосы, рассыпанные по плечам, выглядел он достаточно внушительно. Ольгер стремительным движением отбросил ножны в сторону, обнажив узкий длинный меч. В следующий момент меч прочертил короткую дугу, и скошенное острие замерло возле горла одного из двух солдат, державших Маркуса. Жест был предельно недвусмысленным. Отпустить Маркуса совсем солдаты не решились, но ослабили хватку настолько, что военный писарь смог освободиться сам. И быстро отступил к стене, подальше от подрастерявшего прежний апломб конвоя.
  - Что здесь происходит, мейстер Кедеш?.. - холодно осведомился Хенрик Ольгер, отведя немного в сторону свой меч.
  - Эти люди говорят, что капитан Френц Эйварт отправил их за мной и приказал без всяких промедлений проводить меня в Воронью крепость, - несмотря на растрепанный вид, докладывал военный писарь четко, словно на параде. - Они уверяют, что полковник Годвин умер восемь дней назад в результате несчастного случая, так что обязанности коменданта теперь временно возложены на ройта Эйварта. Когда я сказал, что мне необходимо время, чтобы собрать свои вещи, сержант и его люди попытались вывести меня отсюда силой. А потом ваш слуга позвал вас.
  Ройт Ольгер сделал шаг вперед, и солдаты невольно попятились перед ним, хотя их было четверо. Альк знал Хенрика Ольгера вполне достаточно, чтобы не слишком удивиться подобной реакции. А Ольгер между тем обратился к человеку, который приказал остальным вывести Маркуса на улицу.
  - Ваше имя?.. - отрывисто спросил ройт.
  - Сержант Лодеш, - отозвался тот. То ли его впечатлила форма Ольгера, то ли сработала автоматическая реакция на приказной тон.
  - Сколько всего у вас людей?
  - Десять солдат, - растерянно сказал сержант. Но сразу после этого как будто бы очнулся и, набычившись, осведомился. - А кто вы такой, чтобы меня допрашивать?
  - Капитан Хенрик Ольгер, - представился ройт. - Я прибыл в Браэннворн по личному распоряжению полковника.
  - Мы ничего не слышали о том, что вы должны приехать, - недовольно буркнул Лодеш.
  - Господин полковник должен был отчитываться перед вами? - резко спросил Ольгер, сверля собеседника глазами.
  - Нет, - вынужденно ответил тот.
  - Нет, капитан, - с нажимом сказал Хенрик.
  Сержант явно принял для себя определенное решение, поскольку выпрямился и ответил совершенно другим тоном.
  - Виноват, господин капитан. Никак нет, полковник Годвин перед нами не отчитывался.
  - Какой приказ вы получили от вашего капитана?
  - Встретить мейстера Кедеша и проводить его до крепости.
  - Я, кажется, отстал от жизни... Давно в Браэнворне принято высылать навстречу полковому писарю эскорт из десяти солдат? Или это нововведение, связанное со смертью вашего полковника?
  Сержант таращился на Хенрика, не зная, что ответить. Хенрик махнул рукой, показывая, что вопрос был риторическим.
  - Послушайте, сержант, если ваша задача - проводить Маркуса Кедеша до Браэнворна, то почему вы обращаетесь с ним так, как будто бы он арестован?
  - Капитан сказал, мейстера Кедеша следует привезти немедленно, - пояснил собеседник Хенрика. - Если он заупрямится или станет оказывать сопротивление, то мы должны применить силу.
  Ольгер недобро усмехнулся.
  - Значит, сопротивление?.. А с какой стати человеку, который и без того направляется в Браэннворн, оказывать сопротивление своим сопровождающим?
  - Не могу знать, господин капитан, - бодро ответил Лодеш. Хенрик покривился.
  - Ну хорошо. Если ваша задача - проводить Маркуса Кедеша в Воронью крепость, то вы так и сделаете. Но только после того, как он соберет свои вещи. И, конечно, я поеду с вами.
  - Как прикажете, господин капитан...
  Маркус поднялся в комнату и вынес дорожные сумки - и свои, и ройта Ольгера. Альк в это время быстро седлал лошадей. Он чувствовал себя немного ошалевшим - значит, Годвин умер. Причем, если сопоставить сроки, получается, что в Браэннворне новоявленный полковник успел провести никак не больше двух недель. Альк вспоминал шумного и веселого полковника, и ему делалось не по себе. А еще было жалко Ольгера - ведь Годвин, судя по рассказам Хенрика, был его близким другом.
  Когда они выехали со двора, ройт Ольгер придержал коня и поравнялся с Лодешем.
  - Что вы можете рассказать о смерти ройта Годвина, сержант? - осведомился он.
  - Ну... он разбился, упав с лошади. Буквально через десять дней после приезда в крепость. У полковника была привычка ездить по окрестностям, чтобы конь не застаивался на конюшне. Он так делал почти каждый день. Ну вот, а потом он разбился... Причем сразу - насмерть. Очень неудачно получилось - лошадь прибежала в крепость без наездника, и капитан отправил нас на поиски. Ребята говорят, они нашли полковника на дне оврага, а помочь было уже ничем нельзя, ройт Годвин сразу сломал себе шею. Там очень крутой склон, а внизу одни камни. Горы все-таки.
  - И что, ни у кого не возникало никаких сомнений в естественности такой смерти? - хмуро спросил Ольгер. - Я хорошо знал ройта Годвина. Он был очень хорошим наездником.
  Сержант заморгал.
  - Ну... знаете, эту тропинку как раз развезло после дождей. На месте ройта Годвина я бы точно не стал там ездить. Лошадь оступилась, мало ли... бывает, капитан!
  - Ну-ну. А что вы скажете об отношениях полковника и ройта Эйварта? Полковник был доволен капитаном?
  - Я не знаю... понимаете, ройт Годвин пробыл в крепости совсем недолго. У него, наверное, были большие планы, только он ничего толком сделать не успел, хотя за дело взялся очень решительно.
  - Вот как? И что он делал?
  - Да проще сказать, чего он не делал. В первые же дни объехал линию защитных крепостей, устроил смотр складов и оружия...
  - И как? Остался всем доволен?
  - Сказать по правде, не особенно. При прежнем коменданте порядки были не слишком строгие, ребята разболтались... Но никаких ссор между полковником и капитаном Эйвартом вроде бы не было.
  - Прекрасно, - отрывисто сказал Ольгер, но по его голосу Альк сразу понял, что ройт Ольгер не находит в этом ничего прекрасного. Хенрик ударил каблуками Янтаря и поравнялся с Маркусом. Лошадь Свиридова привычно потянулась вслед за ройтом.
  Нагнав писаря, Ольгер повел себя довольно странно. Прежде всего, он заговорил на чужом языке - том самом, который Альк слышал на мосту в самые первые часы после того, как оказался в Лотаре. От мягкого, почти певучего инсарского это наречие заметно отличалось твердыми согласными и резким, почти лающим звучанием.
  - Маркус, вы знаете язык белгов? - спросил ройт Ольгер тихо.
  Писарь ответил на том же языке:
  - Не слишком хорошо.
  - Неважно, главное, мы сможем понимать друг друга. Разговор серьезный, я бы не хотел, чтобы нас кто-нибудь подслушивал. Вы знали капитана Эйварта последние несколько лет, а я - очень давно, когда мы были мальчишками. Поэтому ваше свидетельство важнее моего. Вы бы рискнули поручиться за его безукоризненную честность?
  - Нет, - чуть-чуть подумав, отозвался Маркус Кедеш. Ройт вздохнул.
  - Я почему-то так и думал. Ладно. Зато капитан явно высокого мнения о вас, точнее, о ваших умственных способностях. Или он просто перетрусил... зная Эйварта, это весьма возможно. Он понимал, что смерть полковника может показаться вам подозрительной, и опасался, что вы примете какие-нибудь меры - например, напишете губернатору, или предпримете какие-нибудь еще более решительные действия. Я думаю, ваше письмо вошло бы в резкое противоречие с отчетом, который отправил губернатору сам Эйварт. Я не могу с уверенностью утверждать, что смерть полковника имела неестественные причины, но, признаться, эта ситуация нравится мне все меньше. Вы со мной согласны?
  - Полностью.
  - Тогда второй вопрос. Как вы считаете, солдаты в курсе планов Эйварта, или они просто выполняют свой приказ?
  - Я бы поставил на второе.
  - Да, я тоже. А теперь последнее - у вас с собой есть письменные принадлежности?
  Маркус слабо улыбнулся.
  - Разумеется. Я же все-таки писарь.
  - Понимаю, что писать в седле - не самое удобное занятие, но выхода у нас нет. Пишите обо всем, что мы услышали в трактире, и не забудьте помянуть, что мы с вами направляемся в Браэннворн в компании десяти солдат.
  - А дальше?..
  - Дальше я скажу, что забыл в трактире свои вещи, и отправлю туда Алька. Судя по тому, как со мной говорил сержант, наши сопровождающие ничего не понимают в этом деле. С Альком их приказ никак не связан, так что задерживать его они не станут. А он передаст ваше письмо по назначению.
  - Хорошо, ройт Ольгер. У меня только один вопрос - почему вы поехали со мной? Если бы вы остались там, в предгорье, вы могли бы сами съездить к губернатору.
  - И что бы я ему сказал? - пожал плечами Ольгер - Не забудьте, что, в отличие от вас, я здесь лицо неофициальное. Кроме того, пока я ездил бы в Фергану, с вами тоже мог произойти какой-нибудь несчастный случай.
  - А теперь "несчастный случай" угрожает нам обоим.
  - Ничего. На то, чтобы иметь дело со мной, Дергунчик точно не рассчитывал. А значит, он будет не подготовлен к такому развитию событий. Попытаемся извлечь из этого как можно больше. А пока пишите. И поторопитесь, мы вот-вот приедем...
  Кедеш вынул из дорожной сумки нечто, похожее на грифельную доску, пристроил ее на луке своего седла и прикрепил поверх доски листок бумаги. В специальное углубление импровизированного "стола" вставлялся пузырек с чернилами. Марк писал быстро, ни на что не отвлекаясь, словно он работал не в седле, а в комнате за письменным столом. Следя за писарем, Альк даже на минуту позабыл о том, что только что услышал. Но потом он вспомнил - и все внутри тоскливо сжалось. Если Ольгер прав, поездка в Браэннворн для них с мейстером Кедешем - смертельный риск. Зачем он вообще пошел на это?.. Хотя да, надо признать, выбор у Ольгера был невелик. Либо отправить Маркуса в Воронью крепость вместе с присланным за ним "конвоем", либо все-таки ехать вместе с ним. Ройт сказал, что губернатор края не поверил бы его свидетельству, поскольку Хенрик, якобы, лицо неофициальное и к Браэннворну не имеющее никакого отношения, но Альк подозревал, что в данном случае Ольгер лукавил. Ройт просто не мог позволить себе бросить Кедеша на произвол судьбы, даже если с рациональной точки зрения куда важнее было сообщить местным властям о положении вещей в Вороньей крепости.
  А вот Свиридова он решил отослать назад. Альк вдруг почувствовал, что, несмотря на угрожающую им опасность, он не испытывает ни малейшего желания бросать своих попутчиков и возвращаться на постоялый двор. Но, с другой стороны, это единственное, чем он может быть полезен Хенрику. Альк пожалел, что не умеет ни стрелять, ни обращаться с местными мечами, так что в случае любого нападения толку от него не будет никакого.
  Ольгер повернулся к серву.
  - У меня для тебя будет поручение, - сказал он непривычно мягким тоном.
  Александр встрепенулся.
  - Я все слышал, ройт. Вы говорили с Маркусом...
  - А ты понимаешь белгский? - удивился ройт. - Как это получилось?
  Альк пожал плечами. А как получилось, что он вообще стал говорить на местном языке?.. Правда, была у Алька одна гипотеза насчет того, как именно он овладел чужими для него наречиями, но по-настоящему задуматься об этом времени у него постоянно не хватало. Ольгер тоже решил, что обсуждение этого вопроса можно отложить на будущее.
  - Что ж, тем лучше. Значит, мне не нужно объяснять все с самого начала. Теперь слушай, что от тебя требуется, - ройт непринужденно перешел на белгский, которым, в отличие от писаря, владел ничуть не хуже, чем инсарским. - Ты доедешь до деревни, вернешься на постоялый двор и будешь ждать. Если у нас все будет хорошо - а я все же надеюсь, что все так и будет - то я за тобой вернусь, либо сегодня ночью, либо завтра утром. Если же нет... тогда ты должен будешь отослать это письмо по назначению. Лично везти его в Фергану от тебя не требуется, просто дождись местной почты. По соседству с той деревней, где мы останавливались, есть еще одна, вроде бы она называется Поречье. Мне говорили, что паром, который перевозит почту, приходит туда первого и пятнадцатого числа каждого месяца. То есть следующий придет через четыре дня. Тебе нужно будет его дождаться и отправить письмо Маркуса по назначению. Ничего объяснять тебе, скорее всего, не придется, - с подписью мейстера Кедеша это письмо пошлют по назначению без дополнительных расспросов. Деньги я тебе оставлю. Ты все понял?..
  - Да, ройт Ольгер! - отозвался Альк. У него промелькнула мысль, что станет с ним после того, как он отдаст письмо, но спрашивать об этом ройта было слишком мелочно. Хенрик вот вполне спокойно говорит о том, что до утра может лишиться жизни или, в лучшем случае, свободы, а Альк станет причитать из-за того, что ему некуда будет податься?..
  - Мейстер Кедеш, - сказал Ольгер между тем. - Будьте любезны, допишите в конце своего письма, что податель сего - мой слуга Альк, который в случае моей безвременной кончины или любых других непредвиденных событий должен считаться отпущенным на волю и свободным поступать, как он считает нужным. Написали?.. Благодарю вас. Дайте мне доску, я поставлю свою подпись.
  Когда до Свиридова дошло, что ройт не шутит, он сглотнул. Но вставший в горле ком упорно не желал исчезнуть. Альк смотрел на высеченные прямо в скале стены Вороньей крепости, но ничего толком не видел. Когда он мечтал о том, как он вернет себе свободу, то обычно представлял это совсем не так.
  Значит, пятнадцатого ноября он сможет пойти в кузницу и с полным правом снять с себя браслет. Вот только Ольгера к тому моменту уже...
  Альк до крови прикусил себе губу. Ну почему все так несправедливо?!
  - Возьми, - сказал ройт Ольгер, отдавая ему лист и кошелек, который всегда висел у Хенрика на поясе. Альк знал, что в этом кошельке лежат все деньги, которые Ольгер взял из дома. - Дорога здесь почти прямая, заблудиться ты не сможешь.
  - А...
  - Некогда, Альк. Поговорим потом. Езжай!
  Они действительно уже почти приехали. Альк развернул лошадь и попробовал направить ее в противоположную сторону. Шелковинка заупрямилась. Хотя она не доставляла своему наезднику особенных хлопот, считать Свиридова хозяином кобыла явно не желала. Чаще всего она двигалась туда же, куда ехал ройт на Янтаре, а на Свиридова при этом обращала столько же внимания, как на навьюченные на седло мешки с поклажей. Альк старался подобрать поводья и заставить Шелковинку повернуть обратно, но кобыла встряхивала головой и пританцовывала на одном месте, явно не желая выполнять желания наездника.
  Лодеш и все его солдаты удивленно наблюдали за происходящим.
  - Что у вас такое, капитан?.. - спросил сержант у Ольгера. Тот качнул головой.
  - Ничего страшного, сержант. Я вспомнил, что забыл в трактире часть своих вещей. Но это пустяки, мой серв за ними съездит.
  "Если сможет справиться с этой скотиной!.." - мысленно добавил Альк.
  Но тут ройт Ольгер выкрикнул какую-то команду, разобрать которую Свиридов не успел, и ударил Шелковинку хлыстом по крупу. Оскорбленная подобным обращением кобыла закусила удила и с места взяла в галоп, так что у Алька только зубы лязгнули. Какое-то время Шелковинка продолжала мчаться вскачь, но потом постепенно перешла на рысь, а после и на мелкую, ленивую трусцу. Альк положил письмо, написанное Кедешем, за пазуху, и ударил кобылу пятками, заставляя ее бежать быстрее.
  Ройт сказал "поговорим потом". Значит, он правда верил в то, что они еще встретятся? Или он сказал это просто для того, чтобы немного успокоить Алька?.. Хотя - почему Ольгер должен думать, что Альк станет беспокоиться о нем?
  Только бы все как-нибудь обошлось, - думал Свиридов. А свобода... да получит он еще свою свободу, от того же ройта и получит. Ольгер вон ни на секунду не задумался, прежде чем фактически дать ему вольную. И, надо полагать, не только потому, что положение самого Хенрика стало таким рискованным. Просто ройту Ольгеру не нужен был никакой серв, что бы он там ни говорил. Альк поразился, что не замечал этого раньше. И пришпорил Шелковинку снова.
  Только бы все обошлось...
  
  У капитана Эйварта дрожали руки - совсем как в кадетском корпусе, когда наставник вызывал его с несделанным заданием к доске. Собственно, если бы не эти трясущиеся, словно жившие собственной жизнью руки, Ольгер не узнал бы старого приятеля. Время обошлось с Дергунчиком весьма немилосердно - резкие морщины и высокие залысины на лбу сделали его практически неузнаваемым. Хотя, наверное, сам Ольгер тоже показался школьному товарищу ужасно постаревшим. Ройт давно привык к своему отражению - с жесткими складками у губ и сединой, слишком заметной в черных волосах - но для человека, который не видел его почти двадцать лет, перемены должны были выглядеть разительными.
  Пожалуй, меньше всех из них троих переменился Годвин. Торис даже в тридцать пять выглядел так, как будто был на десять лет моложе.
  Годвин...
  - Ты, конечно, уже слышал о Годвине, Анри? - нервно пробормотал Дергунчик, стискивая одну кисть другой. - Такое горе!..
  - Да, - коротко подтвердил ройт Ольгер, глядя в водянистые глаза старого друга. То, что он в них видел, Хенрику катастрофически не нравилось. Как бы Френц Эйварт ни старался изобразить скорбь по погибшему полковнику, сейчас в его глазах плескался только страх. Правда, Дергунчик никогда не отличался особой отвагой. Сложное, двусмысленное положение, в котором он невольно оказался после смерти своего начальника, могло бы напугать его даже в том случае, если бы он был ни в чем не замешан - но все-таки не до такой откровенной паники, которую ройт Ольгер видел на его лице.
  - Я ведь даже не предложил тебе присесть, - ненатурально спохватился Эйварт. - Ты, наверное, устал в дороге... Может быть, выпьешь вина?
  Ройт Ольгер промолчал, но все-таки последовал за капитаном Эйвартом к двум креслам, стоявшим возле камина, и устроился в одном из них. Дергунчик расцепил ладони, чтобы разливать вино, и Хенрик разглядел на его руке бледные полосы - так сильно он стискивал пальцы. Ольгер поймал себя на том, что он внимательно следит за тем, чтобы Дергунчик наполнил оба бокала из одной бутылки, а потом отпил по меньшей мере половину своего, прежде чем ройт последовал его примеру. То есть не то чтобы он и вправду верил, что Френц Эйварт может вот так сходу отравить старого друга, чей приезд - теперь ройт Ольгер был в этом уверен - грубо мешал каким-то непонятным делам капитана Эйварта, но направление у мыслей Хенрика было довольно показательным. Вот интересно, беспокоился ли Годвин, когда приходилось ужинать со своим капитаном за одним столом? Хотя... навряд ли. Прямодушному полковнику едва ли могла прийти даже мысль об отравлении.
  У ройта накопилось множество вопросов к Эйварту, но он молчал, предоставляя инициативу собеседнику. Пусть Жеванный Рукав пытается заполнить чем-то неуютное молчание, повисшее в гостиной коменданта - чего доброго, нечаянно расскажет что-то важное.
  - Мне доложили, что произошло в Белых столбах... - Дергунчик громко хрустнул пальцами - Ольгер всегда терпеть не мог эту привычку. - Извини, Анри... Я всего-навсего приказал Лодешу и его людям проводить Маркуса в крепость. Мне в голову не приходило, что эти олухи поймут мое распоряжение в том смысле, что нужно тащить его сюда насильно. Очень хорошо, что ты был там и смог вмешаться.
  Ольгер пригубил вино. Он мог спросить у Эйварта, для чего ему в принципе понадобилось присылать за Маркусом такой эскорт - или, точнее было бы сказать, конвой - но Хенрик понимал, что молчание собеседника будет нервировать Дергунчика куда сильнее, чем любые возражения или вопросы. Для людей такого склада, как Френц Эйварт, нет ничего хуже неопределенности.
  Дергунчик еще раз нервозно щелкнул пальцами - и решил сменить тему.
  - Я не знал, что Годвин взял тебя на службу. Разумеется, у нас было не так уж много времени на разговоры, но он не упоминал даже о том, что виделся с тобой... не говоря уже о том, что подписал приказ о твоем производстве в капитаны Браэнворна...
  Хенрик слегка наклонил голову. В действительности никакой приказ ройт Годвин не подписывал. Обидно было это признавать, но Годвин всегда был слишком беспечен, а к собственной жизни относился удивительно легко. Причем не только в Браэннворне, где полковнику, на первый взгляд, действительно ничто не угрожало. Годвин был таким всегда, сколько ройт Ольгер его помнил. Даже в дни самых жестоких боев в приграничье Годвин говорил о будущем с такой уверенностью, словно они все были бессмертными.
  Вспоминать об этом было больно, хотя Ольгер сделал все возможное, чтобы думать о смерти друга максимально отстраненно. У него сейчас не было времени на скорбь. Потом, когда он разберется в том, что происходит в Браэннворне, он позволит себе вспомнить, что ройт Годвин был его ближайшим другом, но пока первостепенная задача состояла в том, чтобы переиграть Дергунчика, и это требовало полной концентрации всех его сил.
  Как бы там ни было, ввиду некоторых особенностей своего характера, полковник собирался официально утвердить новое положение Хенрика Ольгера уже после его приезда в крепость, и не видел никаких причин задумываться о таких вещах заранее. А та бумага, которую два часа назад рассматривал Дергунчик, была всего-навсего искусно сделанным подлогом. Надо отдать должное мейстеру Кедешу - почерк полковника был воспроизведен безукоризненно. Глядя на результат его трудов, Ольгер подумал, что, если бы писарю пришло на ум избрать себе другое поприще - скажем, подделывать расписки для ростовщиков, он стал бы богачом почище Вика Хорфа.
  Заметив, что Ольгер поглядывает на его ладони, которые капитан Жеванный Рукав все время потирал и стискивал в замок, ройт Эйварт воровато спрятал их под стол.
  - Однако я не понимаю, почему ройт Годвин скрепил свой приказ обычной полковой печатью... - продолжал Дергунчик сухо. - Это же не повышение какого-нибудь рядового до сержанта, а очень серьезная бумага.
  - Полковник Торис никогда не отличался педантичностью, - пожал плечами Ольгер. Называть старого друга Годвином, сидя напротив его вероятного убийцы, ройту совершенно не хотелось. Это лишний раз напоминало бы ему о корпусе, об их совместных вылазках в соседний город и о долгих вечерах, которые они, все четверо, проводили за обсуждением какой-нибудь очередной рискованной проделки - словом, обо всем, о чем Хенрику Ольгеру хотелось бы забыть.
  - Ну да, ну да, - согласно закивал Френц Эйварт. - Я не сомневаюсь, что он обязательно исправил бы свою оплошность после твоего приезда в Браэннворн. Но Годвин, к сожалению, погиб... а без его личной печати приказ все-таки выглядит несколько спорным.
  Хенрик наклонил голову.
  - Разумеется.
  Щеки Дергунчика слегка порозовели. Видимо, он принял поведение Ольгера за покладистость и начал верить в то, что сможет от него избавиться. В голосе ройта Эйварта даже появились дружеские интонации.
  - Я к чему все это говорю, Анри... конечно, если бы я был полковником и комендантом Браэннворна, тут и говорить было бы не о чем - я бы назначил тебя своим капитаном, и вопрос был бы исчерпан. Но я заменяю коменданта только временно, и не уверен, пожелают ли в столице утвердить меня на этой должности. А приказ ройта Годвина составлен не по форме...
  Намек повис в воздухе - слишком прозрачный, чтобы можно было сделать вид, что Ольгер его недопонял. Хенрик опустил ресницы, притворившись, что смакует белое вино - и в самом деле очень недурное для Ферганы.
  - Понимаю. Впрочем, Годвин говорил, что он во всех деталях обсуждал мое назначение с маршалом Бриссаком. Я немедленно отпишу в столицу и попрошу о подтверждении моих полномочий. Кстати говоря, если тебя не затруднит - зови меня Хенриком Ольгером.
  Однажды ночью, на привале, Альк спросил о Вороньей крепости, и Ольгер начал вспоминать о самых знаменитых комендантах Браэннворна. А в ответ иномирянин неожиданно рассказал своему собеседнику занятную историю о знаменитом полководце из того, другого мира. Звали этого военачальника почти так же странно, как самого Алька - "Юлий". Хенрик слушал с интересом, но вот фразу "Жребий брошен!" понял до конца только теперь.
  Жребий действительно был брошен. Прежде Ольгер отличался безупречной репутацией, которую омрачал разве что плен у белгов. А теперь, всего за несколько часов, он совершил подлог, пошел на грубую, заведомую ложь, чтобы остаться в Браэннворне, да еще беспардонно впутал в это дело маршала Бриссака. И что самое ужасное - это его нисколько не стесняло, а, наоборот, пьянило, как глоток шипучего мельсинсокого вина.
  Услышав о письме в столицу, Эйварт побледнел.
  - Так значит, маршалу известно о твоем назначении? Тогда все в порядке. Да... в порядке. Как ты полагаешь... письмо до столицы и назад идет довольно долго... Может быть, стоит решить этот вопрос приватным образом? Печать полковника осталась у меня. Конечно, это не совсем по правилам, но мы ведь оба знаем, что он подтвердил бы твой приказ, если бы не эта печальная история... Ты ведь не станешь возражать, если я сам исправлю это небольшое недоразумение за ройта Годвина?
  - Делай, как знаешь, - равнодушно сказал Ольгер, рассматривая свой бокал на свет. - Я могу подождать ответного письма от маршала Бриссака или приступить к своим обязанностям уже завтра. Как тебе будет удобнее.
  Эйварт хлопнул себя по колену и деланно рассмеялся.
  - Спрашиваешь!.. Мне будет удобнее, чтобы ты начал как можно скорее. Меня здесь буквально разрывают на куски.
  - Ну что ж, попробую тебе помочь. Выделишь мне какое-нибудь помещение?
  - Даже не знаю... - задумался капитан Эйварт. - Понимаешь, Хенрик... Браэннворн, при всей своей раздутой славе - очень старая и неудобная постройка, ты в этом скоро убедишься. Так, как здесь, в Инсаре строили лет за четыреста до нас. Толстые стены, холод, маленькие комнаты и теснота. Я-то за несколько последних лет уже привык, а вот ты, скорее всего, будешь неприятно поражен, когда как следует посмотришь на "самую знаменитую в Инсаре крепость" изнутри. Приличных помещений тут не так уж много. Может быть, займешь пока комнаты Годвина?
  Несмотря на все свое самообладание, ройт Ольгер все-таки метнул на собеседника удивленный взгляд. Положим, интриган из Эйварта действительно паршивый - тики и судороги вообще имеют неприятную особенность мгновенно выдавать любые чувства человека, а Дергунчику вдобавок еще в школе не хватало живости воображения и быстроты ума - поистине необходимых качеств для любой интриги. Но все-таки дураком его не назовешь. И вдруг он предлагает Ольгеру занять пустующие комнаты полковника, как будто бы не понимает, что в глазах солдат вновь прибывший офицер, занявший место ройта Годвина, будет выглядеть его преемником. Либо это проявление фатальной глупости, либо - и это вероятнее - у Эйварта есть более серьезная причина хотеть, чтобы ройт Ольгер поселился именно в тех комнатах. Может быть, это как-то связано с "несчастным случаем", жертвой которой стал бедняга Годвин?
  В любом случае, другой возможности детально осмотреть жилье старого друга у него не будет. Нужно соглашаться, - рассудил ройт Ольгер.
  Эти размышления заняли у него не больше двух секунд. Потом Хенрик заставил себя усмехнуться.
  - Получается, я бросил свой лотарский дом, чтобы жить в холоде и тесноте?.. Об этом Годвин меня не предупреждал. Ну ладно, если ты считаешь, что мне стоит поселиться в его комнатах, я так и сделаю. Только сначала съезжу в Белые столбы.
  Лицо Дергунчика опять заметно напряглось.
  - Зачем?..
  - Да ерунда... Отправил туда своего слугу, чтоб он привез мне мой кошелек, который я забыл в трактире, а этот болван до сих пор не приехал. То ли заблудился по дороге, то ли не нашел в трактире кошелек и теперь боится возвращаться.
  Складка на лбу Эйварта разгладилась.
  - А ты не думал, что твой серв, наоборот, нашел тот кошелек и решил сделать ноги?.. - осклабился он. Хенрик отметил, что, несмотря на насмешливо растянутые губы, глаза у его старого приятеля не улыбались.
  - Да ну, куда он денется с невольничьим браслетом, - отмахнулся Ольгер, но потом, изображая озабоченность, добавил. - Ладно, я поехал. Еще не хватало, чтобы ты оказался прав.
  - Дать тебе людей в сопровождение? - осведомился Жеванный Рукав.
  - Думаешь, стоит?.. - равнодушно спросил Ольгер. И Дергунчик окончательно успокоился.
  - Да, в общем, нет. Дорога тут прямая, доберешься сам. Я прикажу, чтобы ребята у ворот не уходили в караулку, а то ты промерзнешь до смерти, пока они тебе откроют... Взяли моду - как никого нет, так они сидят в караулке и режутся в кости. Или даже варят грог.
  - Ну, хорошо хоть девок не приводят, - рассмеялся Хенрик, на секунду задержавшись на пороге. Но при этом мысленно сделал себе еще одну зарубку относительно Дергунчика. Тот искренне старался сделать вид, что они с Хенриком - просто два старых друга, встретившихся после корпуса. И, с точки зрения самого Ольгера, изрядно переигрывал. А впрочем, его собственное поведение в гостиной тоже, вероятно, выглядело в глазах Эйварта не слишком натуральным.
  И еще. Либо Дергунчику не приходило в голову, что капитан, который жалуется не нехватку дисциплины у своих людей другому офицеру - исключительно паршивый командир, либо же он _намеренно_ старался показаться Хенрику паршивым командиром. Первое было предпочтительнее, но ройт решил пока что остановиться на втором предположении. Годвин всегда недооценивал Дергунчика - и к чему это привело?.. Хенрик не собирался повторять такой ошибки.
  
  На улице начинался снегопад - должно быть, первый в эту зиму. Недовольный тем, что его вынудили третий раз за день покинуть теплую конюшню, Янтарь всячески показывал характер - фыркал, дергал головой и даже пару раз шарахнулся в сторону, как будто бы пытаясь высадить наездника. Впрочем, ройт быстро напомнил жеребцу, кто здесь хозяин, и заставил его бежать ровной крупной рысью. Нервы у Хенрика были предельно напряжены. Он настороженно прислушивался к каждому случайному шороху возле дороги.
  Правда, с рациональной точки зрения, Ольгеру ничего не угрожало. Гибель Годвина Эйварт сумел представить как естественную смерть, но, если за полковником в первый же день последует прибывший в крепость офицер, то даже самый недалекий из солдат поймет, что дело тут нечисто. А ведь есть еще и Маркус Кедеш, от которого Дергунчику тоже придется избавляться... После того, как Ольгер присмотрелся к гарнизону крепости и лично побеседовал со "старым другом", он гораздо лучше представлял себе масштабы угрожавшей им опасности, поэтому и смог оставить Марка в Браэннворне одного. На новое убийство Эйварт не пойдет, особенно теперь, когда он полагает, что о назначении Хенрика Ольгера в Воронью крепость знают высшие военные чины в столице. Но все-таки рассуждать о безопасности поездки через лес, где погиб Годвин - это одно, а сделать так, чтобы кровь не бурлила, как шипучее вино, от каждого мало-мальски подозрительного шума за спиной - это, как ни крути, совсем другое.
  Первую половину своего пути ройт Ольгер думал о Дергунчике. Пожалуй, он поторопился обвинить своего старого приятеля в нехватке предприимчивости. В корпусе Жеванный Рукав был большим мастером на то, чтобы придумывать разные пакости наставникам, тиранившим их взвод. Правда, осуществление его идей, которое обычно было сопряжено с риском быть застигнутым на месте преступления, обычно брали на себя более смелые кадеты, прежде всего тот же Годвин, но в определенной хитрости Дергунчику отказывать не стоило.
  Интересно, чем же все-таки ройт Годвин так мешал старому другу, что тот решил от него избавиться? Правда, даже беглый осмотр Браэннворна убеждал, что новоявленный полковник имел основания быть недовольным здешними порядками, но это - совершенно рядовое дело, Годвин подтянул бы дисциплину в гарнизоне еще до конца зимы. Может быть, полковник выяснил нечто такое, чего ему знать не полагалось, а потом имел неосторожность проявить свою осведомленность перед Эйвартом?..
  Хенрик вздохнул. Строить какие-то предположения было бессмысленно - во всяком случае, сейчас. Сначала нужно было найти Алька. Мысли Ольгера переключились на Свиридова, и Ольгер запоздало пожалел о том, что потащил иномирянина в Воронью крепость.
  Раньше собственный расчет казался ройту совершенно безошибочным - оставлять парня в Лотаре нельзя, там он либо зачахнет от тоски, либо сбежит, а бежать Альку совершенно некуда. Дать ему вольную тоже нельзя, так как мальчишка не способен выйти за ворота без того, чтобы не вляпаться в очередные неприятности. Выход напрашивался сам собой - взять серва в крепость, авось для него отыщется какое-нибудь дело. Кто же мог знать, как все обернется!.. Раздраженный подобными мыслями, ройт все сильнее подгонял коня.
  Когда он, наконец, добрался до окраины деревни, было уже достаточно поздно, и все посетители трактира разошлись - иные по домам, иные по гостевым спальням на верху. При скудном свете нескольких огарков слуга протирал сдвинутые к стенам столы, пока хозяин клевал носом возле стойки. Появление Хенрика Ольгера заставило обоих слегка оживиться.
  Ройт спросил об Альке, втайне опасаясь, что услышит что-то вроде - "Ваш слуга? Светловолосый такой паренек?.. Так он уехал вместе с вами, разве нет?".
   Но, к счастью, содержатель постоялого двора сейчас же подтвердил, что Альк вернулся несколько часов назад, заказал комнату до завтра и поужинал. Ройт Ольгер с облегчением вздохнул.
  - Значит, сейчас он наверху?..
  - М-мм... нет. По-моему, он вышел. Где-то с полчаса назад. Наверное, вы просто разминулись. Но кобылу и все вещи он оставил здесь - значит, еще вернется.
  - Пойду поищу, - вздохнул ройт Ольгер, недоумевая, с чего Альку не сиделось наверху. Другой бы пообедал и лег спать, а этот - безо всякой видимой причины потащился на собачий холод. Недоразумение ходячее... Впрочем, Ольгер тут же напомнил самому себе, что Альк все-таки выполнил порученное ему дело, так что возмущаться было бы несправедливо.
  
  Холодный ветер пробирался под одежду и трепал отросшие за осень волосы. В лицо летели мелкие колючие снежинки. Альк подумал, что плаща - даже с широким капюшоном - для такой погоды явно маловато. Но, увы, взять шапку и перчатки ему было негде. Уши у Свиридова давно заледенели, а пальцы перестали гнуться. Но заставить себя развернуться и пойти на постоялый двор он все равно не мог. Подняться в свою спальню и заснуть - это все равно, что вслух признать, что Ольгер не вернется. А сидеть внизу и праздно наблюдать за припозднившимися посетителями очень быстро сделалось невыносимо. Даже зверский холод был приятнее, чем ожидание и неподвижность. Альк знал, что, стоит ему снова оказаться в полутемном зале, как ему мучительно захочется немедленно куда-нибудь бежать и что-то сделать, чтобы помочь ройту с Маркусом.
  Альк закусил губу. И за что Ольгеру всю жизнь так не везло? Невеста, полюбившая родного брата, плен у белгов, рабство... а теперь еще и смерть единственного друга. А в довесок - сам Свиридов, из-за которого у Ольгера одни сплошные неприятности.
  Альк вдруг подумал, что, если бы Ольгер не возился с сервом всю дорогу в Браэннворн, он вполне мог успеть в Воронью крепость вовремя. И Годвин бы остался жив... Юношу даже замутило от подобной мысли.
  И зачем только Хенрику Ольгеру понадобилось с ним возиться? Особенно если вспомнить, что с первой же встречи на причале Альк выказывал "хозяину" только враждебность и демонстративное презрение. Пусть даже он давно их не испытывал, но Ольгеру-то откуда об этом знать?
  Наверное, ройт тратил на него время из-за того, что принял на себя эту ответственность и не считал возможным от нее отказываться. Все из-за этой непонятной требовательности к самому себе, которую Свиридов раньше посчитал бы глупой блажью представителя привилегированных сословий, а сам ройт, наверное, назвал бы "честью". Ольгер мог считаться полной противоположностью людей, которыми Свиридов восхищался в своей прежней жизни, но надо было признать, что рядом с ним товарищи Лопахина, блиставшие на университетских сходках, в лучшем случае смотрелись бы самонадеянными пустобрехами. Была в Хенрике Ольгере какая-то особенная цельность, делавшая его непохожим на любого из людей, которых Альк знал раньше.
  Альк ссутулился, тоскливо размышляя, где сейчас ройт Ольгер с Маркусом. Может быть, после приезда в крепость их обоих сразу же арестовали. И теперь допытываются у них, о чем полковник договаривался с ройтом в Лотаре... По коже у Свиридова прошел мороз. Он был плохим студентом, и из него вряд ли получился бы историк - теперь не было никакой причины это отрицать - но его познаний все равно хватало, чтобы представлять себе, какие методы допроса применялись в Средние века, а уж тем более Новое время. И Свиридов сильно сомневался, что в этом отношении Инсар выгодно отличается от стран Земли.
  А до прибытия проклятого парома оставалось еще четыре дня. Да за такое время с Ольгером и его спутником может случиться, что угодно!..
  Погода как будто бы подстраивалась к настроению Свиридова. Тучи неслись по небу, то и дело закрывая бледную луну, и тогда близлежащие дома и лес тонули в непроглядной темноте. Обычно это продолжалось всего несколько секунд, а потом снова делалось светлее. Во время очередного из таких "затмений" Александр загадал - если сейчас луна покажется опять, то с ройтом Ольгером все будет хорошо. Это было совсем как в прошлом, когда он полушутя, полувсерьез загадывал на то, что, если увидит дворника, выходя из своей квартиры утром, то вечером Ада согласится постоять в парадном. Или же что он сумеет, несмотря на все прогулы, сдать очередной экзамен в университете... Просто удивительно, о какой чуши он в то время беспокоился, считая это самыми что ни на есть серьезными делами!
  Свиридов запрокинул голову и выжидающе уставился на небо, но на этот раз луна упорно не желала появляться из-за облаков. Альк пожалел, что выдумал такое идиотское условие. Что ему стоило быть поумней и загадать наоборот?..
  - Давай же, ну!.. - пробормотал Альк почти в отчаянии.
  Неожиданно услышав за спиной чьи-то шаги, Альк чуть не подскочил и резко обернулся, готовый к чему угодно - даже к тому, чтобы увидеть там одетых в серое сукно солдат из Браэннворна. Нервы у Свиридова были натянуты до предела.
  - Альк, какого лешего...? - начал ройт Ольгер. Но растерянно замолк, увидев бледную и перекошенную физиономию Свиридова.
  Узнав Хенрика Ольгера, Альк чуть не завопил от радостного облегчения. Он даже не успел понять, что делает, когда порывисто шагнул вперед и крепко обнял Хенрика, уткнувшись носом в мокрую, заснеженную куртку.
  Ольгер. Живой и невредимый. Вопреки всему, что он успел себя навоображать...
  
  Когда взгляду Хенрика Ольгера предстало бледное, неузнаваемое от испуга лицо со странно покрасневшими глазами, он сразу же понял, что с иномирянином что-то не так. Но подумать, в чем тут дело, Хенрик не успел, поскольку в следующий момент Свиридов неожиданно шагнул вперед и стиснул Ольгера в объятьях. Хенрик опешил. У него были все причины полагать, что серв терпеть его не может. Это как же Алька выбили из колеи последние события, если теперь он цепляется за Ольгера, как утопающий!
  - Все хорошо, - успокоительно заметил Ольгер. На секунду ему показалось, что он разговаривает с перепуганным ребенком или нервной лошадью. Он даже успокоительно похлопал парня по плечу. Это подействовало. Несколько секунд спустя Альк отодвинулся, уставившись на свои сапоги. Щеки иномирянина мало-помалу заливала краска. Хенрик сделал вид, что не заметил никакой неловкости и как ни в чем ни бывало продолжал.
  - Маркус остался в Браэннворне. Думаю, что ни ему, ни нам пока что ничего не угрожает. Эйварт никогда не отличался склонностью к экспромтам. Капитан успел решить, что станет делать, когда Маркус возвратится в крепость, но теперь, когда обстоятельства изменились, ему потребуется время, чтобы придумать какой-то новый план.
  - А если нет?.. - резонно спросил Альк.
  Хенрик пожал плечами.
  - Будь у меня какие-то сомнения, я бы остался в крепости... Хотя задерживаться здесь нам в любом случае не стоит. Едем, Альк.
  Казалось, парень собирается сказать что-то еще, но Альк все-таки не произнес ни слова. С того момента, когда он увидел серва, ройту расхотелось спрашивать, зачем Свиридову понадобилось мерзнуть на окраине деревни. Так что он просто направился назад к трактиру, размышляя, где ему устроить Алька в Браэннворне. Лучше всего было бы поселить серва вместе с писарем - тогда рядом с иномирянином все время будет хоть один надежный человек. Вот только согласится ли на это Маркус?..
  Альк плелся где-то позади - и, против всяких ожиданий, молчал. Обернувшись, ройт наткнулся на несчастный и какой-то умоляющий взгляд Алька, устремленный ему в спину. Парень быстро опустил глаза, а Ольгер недовольно сдвинул брови.
  Таким пришибленным иномирянин не был никогда - даже в самом начале их знакомства, когда Альк пытался убежать и, потерпев неудачу, впал в глубокую хандру... Нет, даже когда серв считал, что Ольгер пожалеет денег и не станет выкупать его у криптии.
  - Да что с тобой такое?.. На тебе лица нет, - сказал ройт, остановившись и загородив Свиридову дорогу.
  - Ничего, - мотнул обросшей головой иномирянин. А потом внезапно выпалил. - Я просто хотел сказать... Простите меня, ройт!
  Хенрик с недоумением взглянул на Алька. Ладно, серв действительно заставил его обойти все Белые столбы, и извиниться бы ему действительно не помешало, но устраивать из этого подобную трагедию было просто нелепо. Значит, пока Хенрик ездил в Браэннворн, произошло что-то еще.
  От этой мысли Ольгер чуть не застонал. Он с удовольствием остался бы в неведении относительно того, что парень сотворил на этот раз, но положение обязывало.
  - За что? - уточнил Хенрик осторожно.
  - За... за Бейтри. И все остальное.
  Ольгер слегка развел руками. Он бы рассмеялся, но у Алька был такой траурный вид, что это было бы жестоко.
  - Альк, это было полмесяца назад, - все же напомнил он. - С чего тебе вдруг вздумалось просить прощения? И почему тогда сейчас, а не еще через полгода?
  - Если бы вы не задержались в Бейтри, мы приехали бы в Браэннворн гораздо раньше, и ройт Годвин был бы еще жив, - пробормотал Свиридов, не поднимая глаз на Ольгера.
  - Вот оно что... - протянул ройт. Пожалуй, а это ощущение было ему знакомо. Он мог бы ответить Альку, что ройт Годвин умер восемь дней назад, а значит, их задержка в Бейтри ни на что не повлияла - все равно они приехали бы слишком поздно. Только Алька это все равно не убедит. Он скажет - вполне обоснованно, если на то пошло, - что замедлял движение отряда просьбами об отдыхе и неумелым обращением с конем. А нет - так выдумает что-нибудь еще.
  Ройт подошел к иномирянину почти вплотную, взял его за плечи и слегка встряхнул.
  - Прекрати. В том, что случилось с Годвином, виноват не ты. И даже не мы с Марком.
  Парень шмыгнул носом. Видимо, совсем простыл, пока торчал возле ограды.
  - Вы-то тут причем?.. - гнусаво спросил он.
  - Ну, если рассуждать, как ты, то мне сейчас следовало бы винить себя за то, что я остался в Лотаре улаживать свои дела, а не поехал с Годвином. Ведь если бы мы приехали в Воронью крепость вместе, все могло повернуться совершенно по-другому... Когда начинаешь рассуждать подобным образом, всегда найдешь какую-то причину обвинить себя в случившемся. Но правда в том, что мы вообще не должны думать о таких вещах. Что случилось, то случилось. Это уже не исправишь. Наше дело - позаботиться, чтобы реальные виновники гибели Годвина не добились того, чего они хотели. Это лучшее, что мы способны сделать в нашем положении. Согласен?..
  Альк чуть поколебался и кивнул. Ройт осознал, что его руки все еще лежат у серва на плечах, и отступил на шаг. А потом, посмотрев на покрасневший нос иномирянина, стянул перчатки и вручил их Альку.
  - Надевай, - распорядился он. Альк вскинул голову.
  - Зачем?..
  Ольгер вздохнул. Ничего умней не мог спросить, в самом-то деле.
  - Тошно слушать, как ты клацаешь зубами, - коротко ответил он.
  И почти сразу понял, что это было ошибкой. Надо было предоставить парню мерзнуть до тех пор, пока бы он не превратился в ледяную статую. Потому что после его слов иномирянина как будто прорвало.
  - Ничего вам не тошно, - заявил парень так, как будто уличил его в каком-то надувательстве. - Вы все время говорите так, как будто о себе заботитесь, а делаете все наоборот. И в Лотаре. И в Бейтри. И теперь! Вам ведь не нужен никакой слуга. Вы даже Квентина и Лесли держите не потому, что они вам нужны, а потому, что они не нужны никому больше! И меня вы тоже выкупили просто так, а не затем, чтобы я чистил вашу лошадь или прибирался в доме.
  Ройт поморщился.
  - Допустим. Ну и что?..
  У Алька сделалось такое лицо, как будто бы из-под него внезапно выдернули стул. Наверное, он ожидал, что Ольгер начнет спорить, и такая быстрая капитуляция заставила его опешить.
  - Но... но вы!... Зачем вам вообще понадобилась вся эта чепуха с браслетом, если вы просто хотели мне помочь?! - праведно возмутился он.
  Ольгеру стало смешно.
  - А как бы ты хотел?.. Я выкупаю мелкого воришку, которого приговорили к каторге за то, что у него хватило наглости ударить стражника подносом, привожу его в свой дом и говорю: живи здесь, сколько хочешь, ешь и одевайся за мой счет, а если надоест - то возвращайся на базар и продолжай таскать еду с прилавков? Так?..
  Альк ошарашено молчал.
  - Пошли назад, - распорядился Ольгер, втайне опасаясь, что сейчас иномирянин скажет что-нибудь еще, и им придется проторчать у этой чертовой ограды до рассвета.
  
  * * *
  
  Когда Альк проснулся, в комнатах полковника было уже совсем светло. Ольгер уже успел куда-то испариться, причем, уходя, он запер дверь на ключ, так что Альк при всем желании не смог бы выйти в коридор. Но это обстоятельство нисколько не расстроило Свиридова - даже наоборот, заставило его почувствовать себя спокойнее. Если он сам не может выйти, то, по крайней мере, к нему тоже не войдет никто, кроме Хенрика Ольгера. А в том, что тот скоро вернется, не могло быть никаких сомнений, иначе он не стал бы закрывать за собой дверь. Скорее всего, Хенрик по привычке вышел поразмяться с тренировочным мечом или отправился следить за сменой караулов у ворот.
  Удостоверившись, что в трех просторных комнатах, принадлежавших прежде ройту Годвину, нет никого, кроме него, Свиридов торопливо вытащил из сумки свое главное сокровище - перья, чернила и бумагу, выданную ему ройтом еще в Лотаре. Пристроившись за письменным столом полковника, он вынул из футляра чистый лист и записал:
  
  Воронья крепость.
  День второй.
  
  Вчера у меня совсем не было времени на то, чтобы что-нибудь написать.
  Ройт Ольгер сперва собирался поселить меня с мейстером Кедешем, но комната у писаря такая маленькая, что места в ней хватает только одному. Капитан Эйварт - то есть Жеванный Рукав - сказал, что я могу жить на конюшне с остальными слугами. Но Ольгер заявил, что я могу ему понадобиться, так что теперь я сплю в гостиной бывшего полковника. Впервые с того дня, как меня занесло в Инсар, я живу в нормальной комнате, а не в каком-нибудь "дорожном доме" и не на чердаке. Но ройт Ольгер недоволен. Он уверен, что Дергунчик не случайно поселил нас в эти комнаты. Он говорит, что здесь опасно, и что мы должны все время быть настороже, так как за нами постоянно кто-нибудь шпионит.
  
  Вчера Ольгер делал смотр гарнизону крепости, как будто настоящий комендант - не Жеванный Рукав, а он. Многое ему не понравилось. Прежде всего он приказал перенести оружие в верхние помещения, поскольку в нижних оказалось слишком сыро - и при этом даже не спросил мнения капитана Эйварта. Но Эйварт все равно доволен. Ольгер говорит, что это потому, что до тех пор, пока он занимается солдатами или оружием, Дергунчик может ни о чем не беспокоиться. Похоже, Жеванный рукав действительно что-то скрывает. Вот бы еще выяснить, что именно!..
  
  Изнутри Воронья Крепость даже больше, чем я думал. А вот местный гарнизон, насколько я понял, составляет всего пара сотен человек. Все, разумеется, мужчины. Здесь есть только одна женщина, и та не слишком молодая. Ей, должно быть, уже больше сорока. Зовут ее Флоренс, или просто Фло. Она заведует местным лазаретом, потому что в этом мире почти не бывает докторов-мужчин. За ужином она задала мне с полдюжины вопросов о Хенрике Ольгере. На кухне женщин нет совсем, повару помогают те же самые солдаты. Наверное, поэтому еда здесь самая простая. Но ее хотя бы много.
  
  Я весь день ходил по крепости за ройтом и чудовищно устал. Думал, что ночью просто упаду и буду спать без задних ног... хотя бы для разнообразия - не на земле, а на диване. Но не тут-то было. Ройт пришел в гостиную, как ни в чем ни бывало растолкал меня и стал расспрашивать о том, как в нашем мире принято расследовать убийства. Рассказал ему все, что смог припомнить, про сыщика Каффа, который искал Лунный камень, и про Ната Пинкертона. Ольгер очень разочаровался, когда я сказал ему, что это просто вымысел. Но он все равно вытянул из меня все подробности, какие только можно было вспомнить в первом часу ночи. Может быть, он думает, что это поможет ему как-то разобраться в том, кто убил ройта Годвина?.. У меня глаза уже почти не открывались, а Ольгеру все было нипочем. Он пил вино, расхаживал по комнате и не давал мне спать. Честное слово, мне его ужасно жаль, но под конец я все равно почти хотел, чтобы он сломал себе шею вместо ройта Годвина - только бы можно было хоть немного отдохнуть. Но, к счастью, тут он наконец-то вспомнил, что уже довольно поздно, и ушел. Хотя сегодня утром у меня все равно было ощущение, как будто я не спал всю ночь.
  
  Кстати сказать, встают в Вороньей крепости не так уж рано - около восьми часов утра, когда в предгорье еще только начинает рассветать. Но Ольгер все равно вскочил в такую же несусветную рань, как в Лотаре, и куда-то ушел еще до завтрака. Надеюсь, он скоро вернется. Без него в этой крепости становится как-то не по себе.
  
  А вот и Ольгер говорит нечего тут рассиживаться нужна помощь - торопливо, опуская знаки препинания, дописал Свиридов и поспешно выскочил за дверь.
  
  ...Альк готов был поклясться, что с момента их приезда в крепость он передвигался исключительно бегом. Это было единственной возможностью поспеть за ройтом, который как будто задался целью находиться в нескольких местах одновременно. Если в Лотаре ройт Ольгер вел размеренную и довольно предсказуемую жизнь, а во время путешествия был слишком погружен в дорожные заботы, то превращение в капитана Браэннворна изменило его до неузнаваемости. Этот новый Ольгер двигался стремительно, говорил мало, но при этом так, что никому даже не приходило в голову поставить под сомнение какой-нибудь его приказ. Альку казалось, что сам воздух вокруг Ольгера искрит от напряжения. Даже внешне Ольгер выглядел совсем не так, как в Лотаре. Волосы, которые раньше свободно падали ему на плечи, теперь были стянуты в аккуратный хвост и перевязаны тесьмой, мундир застегнут на все пуговицы, а ладонь почти всегда небрежно лежала на рукояти узкого меча, с которым ройт практически не расставался. Но самая главная перемена произошла все-таки в выражении лица. Исчезла сардоническая складка в углу рта и морщины на лбу. Альку казалось, что тот человек, которого он знал, помолодел на десять лет.
  Солдаты отзывались о новом капитане очень одобрительно и не стеснялись лишний раз заговорить о нем в присутствии Свиридова. К удивлению Алька, они не обращали никакого внимания на его невольничий браслет и относились к нему так, как если бы он был одним из них. Альк мысленно твердил себе, что доброе расположение этих людей связано только с тем, что он "принадлежит" новому капитану, то есть, в общем, радоваться тут особо нечему, но все равно помимо воли раздувался от нелепой гордости, когда кто-нибудь из солдат в очередной раз делал "серву" незамысловатый комплимент вроде того, что его ройт - мужик что надо.
  Несмотря на то, что в эти дни у Алька не было даже пары минут на то, чтобы побыть наедине с собой и поразмыслить о своих делах, он все-таки успел прийти к нескольким очень важным выводам.
  В основе этих выводов лежало то открытие, которое он сделал в день приезда в Браэннворн. Альк, скрепя сердце, должен был признать, что Ольгер с самого начала не считал его ни своим пленником, ни своей вещью. Правда была в некотором смысле еще унизительнее - ройт относился к нему, как к обузе, которая доставляла ему массу неудобств, но от которой было непорядочно избавиться. Иначе говоря, ройт Ольгер видел в Альке человека, который не способен ступить шагу без того, чтобы кому-то не пришлось вытаскивать его из новых неприятностей. А самое обидное, что Альк каждым своим поступком только укреплял в Хенрике это убеждение. При мысли о первых неделях в Лотаре Свиридову теперь хотелось со стыда сгореть. А уж о том, что он в то время думал о самом Хенрике Ольгере, Альк вообще бы предпочел забыть. Больше всего он сожалел о том, что ройт не попытался объясниться с ним начистоту. Хотя, пожалуй, в тот момент Альк все равно не стал бы слушать Ольгера, что бы тот ему ни сказал. А тут еще традиции Инсара, с их довольно архаической моралью... Да уж, что и говорить, непонимание вышло почти фатальное. Но, поразмыслив, Альк пришел к оптимистическому выводу, что это дело поправимое. Если он сам успел кардинально пересмотреть свое отношение к Хенрику Ольгеру, то почему инсарцу, в свою очередь, не изменить своего мнения о нем? Добиться этого будет даже не слишком сложно - ройт, в конце концов, не только умный, но и вполне справедливый человек.
  Альк мысленно пообещал себе, что он больше не станет ныть и жаловаться на судьбу, забросившую его в чужой мир, или мечтать о невозможном возвращении домой, а до поры до времени сосредоточится на том, чтобы заслужить уважение или хотя бы одобрение Хенрика Ольгера. Когда эта мысль впервые пришла ему в голову, Альк со странным удивлением подумал, что и вправду сильно изменился за последние несколько месяцев. Раньше его возмутило бы само предположение насчет того, что он, поди ж ты, должен еще заслужить свою свободу, выкаблучиваясь перед каким-то инсарским снобом. И, однако, сейчас ему совершенно не казалось, что пытаться быть полезным ройту - значит перед кем-то "выкаблучиваться". И не то чтобы его прежняя точка зрения была неправильной... скорее, она с самого начала не имела никакого отношение к тому, что с ним происходило в этом мире.
  
  Не считая того времени, когда он завтракал или обедал за одним столом с солдатами, в большом и неуютном зале, выполняющем в Вороньей крепости роль трапезной, Свиридов постоянно находился рядом с ройтом. Иногда Ольгер действительно давал ему какое-нибудь поручение, но большую часть времени он его едва замечал. У Алька создавалось впечатление, что ройт не только делает несколько дел одновременно, но вдобавок держит в голове еще десяток. И чем бы он не занимался - муштровал солдат во внутреннем дворе, осматривал складские помещения или набрасывал короткую записку Маркусу, Ольгер выглядел человеком, страстно увлеченным тем, что делает. В этом его настрое было что-то крайне заразительное. На десятый день после приезда в крепость Альк привычно наблюдал за тренировкой во дворе, скромно устроившись в дальнем углу площадки, и неожиданно поймал себя на том, что уже с четверть часа пялится на Ольгера, приоткрыв рот от восхищения. Альк поспешно отодвинулся подальше в тень, от всей души надеясь, что никто не смотрит в его сторону. Чувствовал он себя чудовищно неловко. Что подумают солдаты Ольгера, если кто-нибудь из них заметит, что он смотрит на их командира, как... ну да, в точности как влюбленный? Нет, в каком-то смысле он действительно был влюблен в Ольгера. Самую малость. И, конечно, совершенно платонически - примерно так же, как в далеком детстве мог влюбляться в персонажей из любимых книг, которые зачитывал до дыр. Но это, безусловно, не могло служить причиной для того, чтобы теперь вести себя, как полный идиот.
  Как будто бы в ответ на его мысли, ройт скомандовал солдатам "вольно" и направился прямиком в сторону Свиридова. Сердце у Алька подскочило. На какую-то секунду ему показалось, что ройт заговорит с ним именно о его нелепом поведении, но ничего подобного, конечно, не произошло.
  - Альк, сходи к Маркусу, - распорядился он. - Скажи ему, что я хочу с ним побеседовать. Я буду ждать его на западной стене примерно через четверть часа. Проводи мейстера Кедеша наверх и проследи, чтобы никто за ним не увязался. Если что - просто предупреди меня.
  - Конечно, ройт! - ответил Альк с невольным облегчением и приготовился сразу сорваться с места. Хенрик тронул его за рукав.
  - Тише, не нужно никуда спешить. Если увидят, что ты куда-то несешься сломя голову, сразу поймут, что я дал тебе какое-нибудь поручение.
  Альк кивнул и подождал, пока ройт Ольгер вернется на свое место на площадке. Еще пару минут Свиридов простоял на прежнем месте, словно размышляя, оставаться ему во дворе или уйти, а потом сунул руки в карманы и неторопливо побрел в сторону ворот. Краем глаза он еще успел заметить, как ройт Ольгер одобрительно кивнул.
  
  - Скажите, капитан - почему мы должны были встретиться именно здесь, а не у вас? - осведомился мейстер Кедеш, тяжело переводя дыхание после подъема по крутым ступенькам.
  Хенрик слегка поклонился Марку в знак приветствия.
  - Я думаю, в бывших апартаментах Годвина есть какое-то секретное отверстие, через которое можно круглосуточно следить за тем, что происходит в этих комнатах, - пояснил он. - Это единственная причина, по которой Френцу было выгодно, чтобы я поселился в помещении полковника. Я принял самые простые меры предосторожности, но по-настоящему обыскивать комнату в поисках смотровых щелей нельзя - Дергунчик должен верить в то, что ему удалось меня перехитрить. Первое правило любой войны: противник должен быть уверен в том, что преимущество на его стороне, тогда он вполовину менее опасен.
  - Значит, вы поэтому не разговаривали со мной всю последнюю неделю?.. Чтобы не внушать ненужных подозрений капитану Эйварту?
  - Не только. Наш Дергунчик сделал все возможное, чтобы у меня ни осталось ни одной свободной минуты. Думаю, он до смерти боится, что я начну по примеру Годвина вникать в его распоряжения и выясню что-нибудь неприглядное. Полковник, кстати, был убит после того, как решил лично осмотреть линию наших приграничных крепостей. Неплохо, правда?.. Меня так и подмывает самому проехаться от Ледяной Иглы до Каменных голов. А вместо этого приходится вертеться здесь, как белка в колесе.
  - Могу я что-то сделать? - спросил Маркус деловито.
  - Пока нет... наверное, - пожал плечами Ольгер. - Вообще-то план Дергунчика совсем не так хорош, как ему кажется. Эйварт хороший интриган, но исключительно паршивый командир. Он радуется, что придумал способ удержать меня в пределах Браэннворна, но совсем не беспокоится о том, что думают его солдаты. Жеванный Рукав и раньше не имел особого авторитета у своих людей, а уж теперь-то и подавно. Офицер, который так легко переложил все свои обязанности на другого, очень скоро перестает восприниматься как командир. Впрочем, я вызвал вас сюда не для того, чтобы обсудить личные качества Дергунчика... Скажите, Маркус: вы уже пришли к какому-нибудь выводу по поводу того, как умер Годвин?
  - Да, капитан. Я думаю, что Годвина убили в крепости, а уж после этого отнесли тело в лес, чтобы изобразить несчастный случай.
  - Рад, что мы пришли к одним и тем же выводам - это доказывает, что они наверняка верны.
  - Значит, вы тоже думаете, что полковника убили здесь?
  - Вне всякого сомнения. Я еще в первые дни после приезда в Браэнворн пришел на местную конюшню, посмотрел на вороную шестилетку Годвина и побеседовал с людьми, которые поставлены смотреть за лошадьми. Никто, естественно, не удивился, что я потрясен этой историей и хочу узнать подробности. Так вот - никто не может вспомнить, как полковник уезжал из крепости. В свое оправдание они говорят, что Годвин ездил на свои прогулки очень рано и обычно сам седлал себе коня, но все-таки это довольно странно, согласитесь. На конюшне постоянно ночует кто-нибудь из слуг, но на сей раз ни один из них не проснулся. Значит, либо Годвин прокрался туда, как мышь - что на него не слишком-то похоже - либо лошадь выводил кто-то другой.
  - Этот "другой" довольно сильно рисковал. Представьте, что его застали бы на месте преступления. Хорошенькое дело: рано утром потихоньку выводить из денника чужую лошадь, да еще и лучшую из всех, какие есть в этой конюшне!.. Малого бы точно приняли за конокрада. И в любом случае, изобразить естественную смерть полковника после такого стало бы значительно сложнее.
  - Да, конечно, риск большой. Но если наш убийца - тот, о ком я думаю, то нервы у него поистине железные. Все обстоятельства этого дела говорят о том, что устранение полковника было вынужденным и не продуманным, так что убийцам пришлось придумывать план буквально на ходу. А заодно примите во внимание, что убить ройта Ториса, да еще так ловко, с одного удара - тоже задачка не из легких. Тот, кто это сделал - без сомнения, очень опасный и невероятно хладнокровный человек.
  - Вы говорите так, как будто бы уже кого-нибудь подозреваете.
  - Да. Ильса Дриера.
  - Почему именно его?
  - Хотя бы потому, что он не "Ильс" и уж тем более не "Дриер".
  Писарь вопросительно приподнял бровь.
  - То есть как? Вы его знаете?..
  - Нет, вы меня неверно поняли, - покачал головой ройт Ольгер. - Я никогда не видел его до приезда в Браэннворн. Но я провел достаточно времени среди солдат, и успел убедиться в том, что этот псевдо-Дриер - чистокровный белг. Готов поспорить, что еще и офицер в придачу.
  Более экспрессивный человек на месте Маркуса издал бы какое-нибудь удивленное восклицание или хотя бы охнул. Но мейстер Кедеш молча поразмыслил над словами Ольгера, а через несколько секунд сказал:
  - Он очень чисто говорит по-нашему. Я никогда не заподозрил бы, что он из Белгмара. То есть... не то чтобы я вам не верил, ройт. Но вы-то до конца убеждены, что не ошиблись?
  - Абсолютно, мейстер. Я ведь сам - примерно то же самое, что он. Я очень чисто говорю по-белгски... и не раз бывал в Белгмаре в качестве разведчика. Так вот, этот лже-Дриер - самый натуральный белг, за это я готов ручаться своей жизнью.
  - Да, правда. Я совсем забыл о вашем прошлом, ройт. Прошу простить, что заподозрил вас в ошибке. Но, сказать по правде, я бы предпочел, чтобы вы все-таки ошиблись. Потому что, если белгский разведчик убивает ройта Годвина, а Эйварт в курсе дела... кстати, как вы думаете, Эйварт в курсе?
  - Девять против одного, что да, - мрачно сказал ройт Ольгер. - Конечно, остается вариант, что он попросту перетрусил и пустил все на самотек, но лично я в это не верю.
  Марк вздохнул.
  - К сожалению, я тоже. Ну так вот, если Френц Эйварт в курсе, и при этом покрывает белга, значит...
  - Да. Дергунчика купили с потрохами. Полагаю, даже с ведома какой-то сволочи в столице.
  - Но... зачем?
  - Вторжение в Фергану, - резко сказал Ольгер. - Летом по долине Ста Озер большой отряд не проведешь, а до начала ледохода - запросто.
  - А Эйварт, значит, должен сдать белгам Браэннворн?
  Ольгер задумчиво потер ладонью подбородок и честно сказал:
  - Сложный вопрос... Если эта интрига действительно начинается в столице, то от Эйварта вообще мало что зависит. Новая война может быть выгодна и для Белгмара, и для пентальеров, но захват Вороньей крепости - это уже совсем другое дело. Отобрать ее обратно будет почти невозможно, а если она останется в руках противника, то белги вообще начнут ходить в Фергану, как к себе домой. Даже если кто-нибудь из столичной знати изменяет Их Величествам, у них достаточно ума, чтобы не создавать самим себе подобный геморрой. Но я, в конце концов, могу и ошибаться. Если пентальеры ни при чем, а Эйварт сам, на свой собственный страх и риск, вступил в переговоры с белгами...
  - Кишка тонка, - возразил Маркус хмуро.
  - Вероятно, - согласился ройт. - Но совершенно исключать подобную возможность я бы все-таки не стал. Знаете, что нам нужно, Маркус?..
  - Что же?
  - Ознакомиться с бумагами Дергунчика. Подозреваю, там найдется что-то интересное.
  - Даже если так, мы до них ни за что не доберемся.
  - Предоставьте это мне, - самоуверенно сказал ройт Ольгер. - Дергунчик как раз пригласил меня распить бутылочку-другую и поговорить о старых добрых временах. На редкость мило с его стороны, вы не находите?..
  Ройт мрачно рассмеялся. Марк смотрел на него, как на сумасшедшего.
  - Вы согласились?
  - Разумеется. Я ведь вам уже сказал, что мне нужны его бумаги.
  - Простите, но это какое-то мальчишество. Вы что, надеетесь, что вам удастся напоить вашего собутыльника до бессознательного состояния, а потом поискать бумаги в его комнате?
  - Ничего подобного. Я думаю, что ради нашей старой дружбы Френц отдаст их добровольно.
  Марк нахмурился.
  - Вы собираетесь угрожать капитану Эйварту? Это плохая мысль. У вас нет ни малейших доказательств всех этих идей по поводу его измены. Уверен, что он понимает это так же хорошо, как мы. Ну и зачем ему по доброй воле признаваться в преступлении, за которое его неминуемо повесят?
  Губы Хенрика Ольгера сложились в жесткую, прямую линию.
  - Думаю, я смогу его уговорить. Не забывайте, что Френц Эйварт - жуткий трус.
  - Тем более он будет изо всех сил цепляться за жизнь. И потом - не станете же вы его пытать, в конце концов.
  - Почему нет? - мрачно поинтересовался Ольгер. - Или вы считаете, что наше положение не может оправдать такие меры?
  Маркус даже покривился.
  - Бросьте, Хенрик. Вы меня прекрасно поняли. Дело не в нашем положении, а в вас. Не забывайте, что я наблюдал за вами два последних месяца... Вы, ройт, как раз из тех людей, которые вытаскивают из канавы недотопленных котят. Хоть застрелитесь, палача из вас не выйдет.
  Ольгер изумленно посмотрел на писаря - а потом внезапно и безудержно расхохотался, так что бедный Маркус даже вздрогнул от такого неожиданного проявления веселости.
  Все еще посмеиваясь, Хенрик удивленно качнул головой.
  - Клянусь святым Танкредом, никогда бы не подумал, что произвожу такое впечатление на подчиненных. Остается только удивляться, что в этом проклятом форте еще сохраняется намек на дисциплину... Ладно, мейстер, что вы предлагаете? Подсыпать Эйварту снотворного?..
  Маркус едва заметно оживился.
  - А у вас оно есть?
  Ольгер улыбнулся и слегка развел руками.
  - Нет, конечно. Как вы могли заметить по дороге в Браэннворн, я не старадаю от бессонницы.
  - Я тоже, - виновато сказал Марк.
  - Какая жалость, право... А вы замечали, что в трагедиях Боссюра у героев непременно есть снотворное или какой-то яд, чтобы использовать его при подходящих обстоятельствах?.. Не зря я всегда говорил, что этим пьесам не хватает реализма.
  Маркус поднял глаза к небу.
  - Можете вы хоть чуть-чуть побыть серьезным, ройт?
  - Попробую, - пообещал ройт Ольгер. - А сейчас давайте разойдемся и попробуем найти какой-то выход по отдельности. Может, поодиночке нас быстрее осенит удачная идея, как избавиться от Эйварта. В любом случае, до вечера еще полно времени... Альк! Иди сюда, нам больше не нужна охрана.
  Иномирянин с готовностью приблизился. Лицо у него было совершенно безмятежным. Ну конечно...
  - Подслушиваем, значит? - полуутвердительно осведомился Ольгер. Альк не стал ломаться и признался сразу.
  - Я подумал - вдруг я смогу чем-нибудь помочь.
  Ройт Ольгер удивленно хмыкнул. В других обстоятельствах он бы наверняка задумался, с чем связана такая перемена в поведении Свиридова, но сейчас у него не оставалось ни желания, ни времени раздумывать о такой ерунде. Да и потом, Ольгер поставил серва охранять их от чужих ушей, тогда как скрывать содержание своей беседы с Маркусом от самого Свиридова в планы ройта не входило. Даже, так сказать, наоборот. Имея всего двух помощников на всю Воронью крепость, вряд ли будешь слишком избирательным.
  - Прекрасно, - подытожил Ольгер. - Значит, не придется дополнительно вводить тебя в курс дела. Если у тебя появятся какие-то идеи относительно того, как нам добраться до бумаг Дергунчика - сообщи об этом мне или мейстеру Кедешу.
  Свиридов с удивительной серьезностью кивнул.
  Только пару часов спустя до Хенрика дошло, что Альк, который обычно постоянно путался у него под ногами, на сей раз куда-то запропал. Ройт Ольгер уже начал беспокоиться из-за такого долгого отсутствия иномирянина, но тут Свиридов появился, как из-под земли - причем с таким сияющим лицом, что ройту поневоле стало страшно.
  Ольгер как раз находился во дворе, и он намеренно свернул под арку внутренних ворот, рассчитывая поговорить с Альком без свидетелей. Свиридов явно понял его мысль. Он догнал ройта и зашагал рядом с ним, а в тот момент, когда они скрылись под аркой, сунул ему в руку маленький флакон.
  - Возьмите, ройт. Флоренс разводила этот порошок для того парня с больным зубом, чтобы он уснул. При хорошей дозе действие наступит почти сразу. Всего несколько минут - и Жеванный Рукав тоже уснет.
  - Где ты это взял? - спросил ройт Ольгер, поднося флакон к лицу, как будто бы не мог поверить собственным глазам.
  Впрочем, сказать по правде, так оно и было.
  Альк потупился с видом скромного героя.
  - В лазарете.
  - Ты его что, украл?..
  - Конечно, нет! Все эти склянки запираются в особом сундуке, а ключ всегда у Флоренс.
  - Да, действительно, - припомнил ройт. - Но тогда как?
  - Ну... я просто пришел к ней и сказал, что вы все время мучаетесь от бессонницы, жалко смотреть. А стоит предложить вам пойти в лазарет, только отмахиваетесь - со мной, мол, все в порядке, не суй нос не в свое дело.
  - Так, - мрачно сказал ройт Ольгер. - Ну и что?
  - Она спросила, давно это с вами. Я сказал - нет, раньше все было нормально. Но с тех пор, как вы услышали о смерти ройта Годвина, вы просто сам не свой. Флоренс явно что-то слышала про вас с полковником. Она спрашивает - они правда в одном корпусе вместе учились?.. Ну я ей и рассказал, что вы с полковником были самыми лучшими друзьями, и как вы переживали из-за его смерти...
  Представив, как он пересказывает Флоренс все эти подробности, ройт Ольгер почувствовал приступ настоящей ярости. Он сгреб иномирянина за шиворот и притянул его к себе.
  - Да кто тебе позволил с кем-то обсуждать мои дела?.. - процедил он.
  Туманно-серые глаза Свиридова расширились, но - удивительное дело - он смотрел на ройта не с испугом, а с каким-то странным выражением, больше всего напоминающим сочувствие.
  - Простите, ройт. Я понимаю, что это вышло очень бестактно и... и, может быть, вы сами справились бы лучше. Но я просто не знал, как еще выпросить у нее порцию снотворного для капитана Эйварта.
  Ольгер напомнил самому себе, что он действительно велел своим помощникам подумать, как им быть с Дергунчиком. Правда, говоря "подумать", ройт имел в виду - наметить приблизительный план действий и сообщить его самому Хенрику, а вовсе не бросаться тут же воплощать все свои замыслы в действительность. Но после этих месяцев пора бы ему было понимать, что, посвящая в дело Алька, ничего другого ожидать просто нельзя.
  К тому же, говорят, что победителей не судят - а снотворное иномирянин все-таки достал. Ройт еще несколько секунд смотрел на огорченное лицо Свиридова - а потом неохотно разжал пальцы.
  - Может быть, расскажешь, как случилось, что она тебе его дала? - сумрачно спросил он. - Ей вообще-то полагается хранить подобные лекарства у себя. Флоренс должна была потребовать, чтобы я пришел в лазарет и принял этот порошок в ее присутствии, но не давать его тебе. Это чудовищное нарушение всех правил.
  - Вот именно поэтому мне и пришлось рассказывать ей всю эту историю. Я дал понять, что вы никогда в жизни не придете в лазарет - зато уж точно надаете мне по шее, если выяснится, что я с кем-то обсуждал ваши проблемы.
  - Хорошая мысль, - проворчал Ольгер. - Все равно, не понимаю, как ты вообще решился сунуться к ней с такой откровенной липой. И тем более не понимаю, почему она пошла тебе навстречу.
  Альк нервически хихикнул.
  - Что, действительно не понимаете?.. На самом деле, это очень просто. Вы ей нравитесь. Я еще в первый день заметил.
  Ройт вспомнил чопорную, исполненную собственного достоинства Флоренс. В присутствии целительницы Ольгеру все время делалось слегка не по себе, как будто бы она смотрела на него и на всех остальных жителей Браэннворна - что солдат, что офицеров - как на свору бестолковых малышей. Самой целительнице было сорок или, может, сорок пять, но выглядела она так, как будто вовсе не имела человеческого возраста, как не имеют его мраморные статуи. Глаза у ройта поползли на лоб.
  - Я - что?! О чем ты только думаешь, когда несешь такую ерунду!..
  - Это не ерунда. Говорю вам - Флоренс в вас почти влюбилась. Она дала мне этот порошок и сказала, что, когда я буду относить вам ужин, надо подмешать немного порошка в вино. Для вида я даже начал отнекиваться - говорю, вдруг я положу больше, чем необходимо, а вы потом вовсе не проснетесь?.. Она даже рассердилась. Говорит - "Ты думаешь, я бы дала тебе такое средство, которым можно кого-нибудь убить? Сыпь смело, в самом худшем случае, твой ройт проспит подъем и встанет на пару часов позже обычного. Но судя по тому, что ты рассказываешь, ему это будет только на пользу". Вот и все.
  - Черт знает что, - пробормотал ройт Ольгер. Потом покосился на Свиридова - и тяжело вздохнул. - Ну ладно... Вероятно, я должен сказать тебе "спасибо". Если бы не ты, я положительно не знаю, что пришлось бы сделать с Эйвартом.
  Иномирянин улыбался так, как будто ему только что вручили орден. Ольгер понадеялся, что парень не воспримет эту похвалу как знак того, что следует и дальше проявлять подобную инициативу при любом удобном или неудобном случае.
  Ольгер провел ладонью по глазам.
  - Теперь нужно подумать, что нам делать с Дриером, - сказал он вслух, не столько обращаясь к Альку, сколько проговаривая собственные мысли. - Если наш Дергунчик в самом деле что-то замышляет, он наверняка надеется на помощь своего сообщника. Так что от Ильса следует избавиться в первую очередь. Ну вот что, Альк! Ты ешь с ним за одним столом. Сумеешь незаметно сыпануть этого порошка ему в тарелку?
  - Думаю, что да, - быстро ответил Альк.
  Ольгер с сомнением посмотрел на Свиридова.
  - Надеюсь, что ты понимаешь, что это очень серьезно. Мы не можем допустить, чтобы он что-то заподозрил.
  Альк задумался, а потом азартно предложил:
  - А давайте, перед ужином вы наорете на меня и отправите на кухню разливать еду по мискам?.. Тогда Дриер точно ни о чем не догадается.
  Ольгер задумчиво посмотрел на Алька сверху вниз.
  - Ну ты даешь... - только и сказал он.
  - Что, неудачный план? - расстроился иномирянин.
  - Нет, как раз наоборот. Дело не в твоем плане, а в тебе самом. Я как-то не подозревал в тебе подобной предприимчивости.
  Губы Алька растянула удовлетворенная улыбка. А ройт Ольгер окончательно решил, что жизнь в Браэннворне идет юноше на пользу. Раньше Альк производил впечатление человека, которому отвратительны и его пребывание в Инсаре, и сам Хенрик Ольгер лично. Потом это вроде бы прошло, но временами вид у Алька был таким несчастным, что ройт Ольгер предпочел бы прежнюю враждебность. Но теперь иномирянин больше не казался человеком, который не знает, куда себя деть.
  И это не могло не радовать.
  
  Слонявшемуся взад-вперед по коридору Альку очень быстро начало казаться, что затеянная Эйвартом попойка будет продолжаться вечно. Правда, более хладнокровный Маркус уверял, что Хенрик Ольгер зашел к коменданту всего около полутора часов назад. Но даже если Марк не ошибался, такая задержка все равно казалась крайне подозрительной.
  - Терпение, - повторял писарь. - Ты же ведь не думаешь, что Ольгер мог с ходу подсыпать Эйварту в бокал снотворный порошок?.. Сначала он должен был как-то его уболтать... усыпить его бдительность...
  - Если Дергунчик в самом деле дожидается какой-то весточки от Дриера, усыплять его бдительность бессмысленно, - заспорил Альк.
  - Все равно нужно ждать, - возразил Маркус. - Если бы Ольгеру понадобилась наша помощь, он бы нас позвал, тебе не кажется?..
  С последним аргументом спорить было трудно.
  Дело уже перевалило за полночь, когда дверь в личные апартаменты коменданта приоткрылась, и в освещенном проеме показалась долговязая фигура ройта Ольгера.
  - Заходите. Только побыстрее, - коротко распорядился он.
  Марк покосился на тело, валявшееся на ковре перед камином.
  - Что с Дергу... с капитаном Эйвартом?
  - Он спит.
  - Вам удалось найти, где спрятаны бумаги?
  Ройт насмешливо скривился.
  - Сам бы я, может, и не справился, но получилось так, как я и говорил. Взвесив все "за" и "против", господин комендант отдал бумаги добровольно.
  - Что, на самом деле добровольно? - не сдержался Альк. Он постарался вспомнить, не развался ли из кабинета шум, напоминающий борьбу, и должен был признать, что нет - иначе у него бы просто не хватило выдержки остаться в коридоре.
  Хенрик усмехнулся углом рта.
  - Да, совершенно добровольно. Эйварт явно что-то замышлял против меня, а люди его типа всегда судят о намерениях своих ближних по себе... к тому же, капитан всегда был склонен к ипохондрии. Когда он почувствовал действие снотворного, то сразу же вообразил, что я подсыпал ему яд. Я посчитал, что глупо будет не воспользоваться такой ситуацией.
  У Маркуса был вид человека, не решающегося вполне поверить в то, что происходит на его глазах.
  - И... как вы ей воспользовались?
  - Очень просто. Намекнул ему, что, если я не дам ему противоядия, то через четверть часа он умрет в кошмарных корчах. И что это будет моя месть за ройта Годвина.
  - Вам удалось его убедить?
  - Настолько, что он ползал у меня в ногах, выклянчивая это мифическое противоядие.
  - И что вы ему дали?
  - Остатки снотворного. К тому моменту я уже почти жалел, что я действительно его не отравил... Но это лирика. Бумаги на столе. К несчастью, мне пока не удалось их прочитать. Может быть, общими усилиями у нас что-нибудь получится.
  Альк подошел к столу, взглянул на пожелтевшие от времени бумаги, о которых говорил ройт Ольгер, но вместо привычного письма увидел только ряды цифр и каких-то странных закорючек.
  - Это что, какой-то шифр?..
  Хенрик раздраженно покосился на него, и Альк сконфуженно умолк. Действительно, нашел о чем спросить...
  Ройт посмотрел на своих сообщников и повел плечами.
  - Выбора у нас нет. К тому моменту, когда Жеванный Рукав придет в себя, мы должны знать, что тут написано. Так что займемся дешифровкой. Маркус, у вас имеется какой-то опыт в таком деле?
  - Боюсь, что нет.
  - Жаль. Мне случалось доставлять шифрованные донесения, и там обычно действовали очень просто. Брали ключевую фразу и присваивали каждой букве номер, который ей соответствовал в одном из слов. Иногда вставляли лишние, бессмысленные номера. Но, конечно, в тонкости меня не посвящали. Ключ от шифра должен знать только автор письма и его получатель. Это главное условие. Подобную шифровку почти невозможно прочитать, если не знать кодовой фразы. Надеюсь, этот шифр создавался по какому-то другому принципу, иначе нам придется признать свое поражение.
  Маркус задумчиво перелистал бумаги и ответил:
  - Думаю, что здесь действительно использовался другой шифр.
  - Почему? - заинтересовался Ольгер.
  - Тут целая связка писем, написанных в разное время и, по-видимому, разными людьми. А если ключевую фразу знает столько человек одновременно, то теряется весь смысл.
  Ройт пару секунд подумал и кивнул.
  - Замечание принимается. Ладно, начнем с самого простого.
  Ольгер взял перо и лист бумаги и быстро покрыл его какими-то значками. Альк придвинулся поближе и заглянул ему через плечо. Заметив его любопыство, Ольгер снизошел до объяснений:
  - У белгов и Инсара общий алфавит, только некоторые бувы читаются по-разному. Прежде всего нам следует проверить, не используется ли для обозначения букв порядковые номера.
  - Не идиоты же они, - заметил Марк с сомнением.
  - Скорее всего, нет. Но почти любой числовой шифр начинается именно с этого. Дальше возможны вариации. Либо буквы меняются местами, либо нужно обращать внимание только на определенное число в ряду - скажем, второе или третье, либо номера присваиваются в прямом порядке, а слова при этом пишутся зеркально, задом наперед. Хуже всего, если шифруется не буква, а определенный слог. Но это слишком неудобно и громоздко. Еще можно разбивать числовой ряд на несколько групп и менять порядок цифр в каждой...
  Хенрик явно собирался продолжать, но Альк и без того успел прийти в отчаяние, приблизительно прикинув, сколько всего версий им придется перепробовать.
  - Нам даже за неделю это не проверить! - выпалил он. Судя по расстроенному лицу писаря, Маркус был с ним полностью согласен.
  - Да, работы много, - согласился Ольгер. - Тебе я участвовать не предлагаю - все равно ты не читаешь по-инсарски. Лучше встань у двери. Предупредишь нас, если услышишь снаружи что-то необычное.
  Хенрик выглядел человеком, полностью погруженным в свое дело. Его перо так и летало по листу, скрипя и брызгая чернилами. Альк мысленно спросил себя, неужели Ольгер действительно верит в то, что им удастся прочитать бумаги Эйварта? Каким бы упрямством не отличался ройт, есть вещи, которые сделать просто невозможно. Например, подобрать ключ из тысячи возможных вариантов, когда у тебя в запасе всего несколько часов.
  Альк встал в дверях, но прислушивался не столько к звукам в коридоре и на лестнице, сколько к тому, что происходило у него за спиной. Альк плохо понимал, как у Хенрика Ольгера и Маркуса получается решать подобную задачу сообща, не споря и не повторяя неудавшихся попыток дважды. Изредка ройт с писарем обменивались репликами, точнее, всего парой реплик "А что, если...?" и пару минут спустя, чуть тише "Нет, опять не то". Примерно через час Свиридову уже хотелось заткнуть пальцами уши, чтобы только этого не слышать. Ольгер с Маркусом хотя бы заняты каким-то делом, для них время вряд ли тянется так издевательски-медлительно, и вместе с тем не кажется таким необратимым.
  Поддаваться страху раньше времени было бессмысленно, не поддаваться - просто невозможно. Александр так старательно запрещал себе прислушиваться к словам Хенрика и Маркуса, что далеко не сразу осознал, что за столом заговорили на какую-то другую тему.
  - ...сдаст обоих губернатору Ферганы, - говорил ройт Ольгер. Голос Хенрика звучал устало и насмешливо. - Зря вы со мной связались, Маркус. В день нашего знакомства вы показались мне очень почтенным человеком. А теперь, глядишь, месяца через два будем грести с вами на одной галере.
  - Для человека, рассуждающего о галерах, вы на редкость несерьезны, - сдержанно ответил писарь.
  Ольгер фыркнул.
  - Королевский флот - это не так уж плохо, Маркус. Я, к примеру, с ранней юности мечтал о путешествиях. Даже хотел когда-нибудь стать моряком и написать новую книгу по землеописанию. Пока не понял, что мне все равно придется идти в армию.
  - В последнее время вы меня просто поражаете. Простите за бестактность, но в день нашего знакомства в Лотаре вы разговаривали и держались, как старик. Зато теперь ведете себя так, как будто вам лет двадцать...
  - Это потому, что в Браэннворне я опять почувствовал себя живым. Будь я здесь один, плевать бы я теперь хотел на капитана Эйварта. Но мне чертовски жаль, что я втянул в это дело вас и Алька.
  - Я, между прочим, действовал по своей воле. И не собираюсь ни о чем жалеть, - отрезал писарь. Альк подумал, что не только Ольгер успел измениться до неузнаваемости.
  - Сколько букв в инсарском алфавите, ройт? - спросил он неожиданно.
  - Двадцать четыре, - удивленно отозвался тот. - А что?
  - Я тут подумал... точнее, вспомнил... про один шифр, с помощью которого люди общаются в тюрьме. Правда, его придумали не для письма, а для того, чтобы можно было перестукиваться с заключенным из соседней камеры. Нужно записать все буквы алфавита в несколько рядов, а потом каждую из них обозначить двумя числами - номер строки, а после этого номер столбца. Или наоборот.
  Альк покраснел. Он чувствовал, что получается не слишком-то понятно. Но Ольгер заинтересованно прищурился.
  - Тюремный шифр, говоришь?.. Иди сюда и покажи.
  По непонятной ему самому причине Альк волновался так, что с трудом справлялся в с дрожью в пальцах. Он успел набросать таблицу из шести рядов и четырех столбцов, когда Хенрик кивнул и забрал у него перо.
  - Я понял. Действительно, неглупо! Из этого что-то может получиться.
  Альк развел руками.
  - Все равно, для расшифровки еще нужно знать, как выглядит исходная таблица и какой из номеров пишется первым, а еще...
  Ройт отмахнулся.
  - Как раз это уже дело техники. Не отвлекай меня, пожалуйста.
  Альк был готов всерьез обидеться. Значит, "не отвлекай"?.. Создавалось впечатление, что один только ройт был занят важным делом, а сам Альк только и знал, как путаться у него под ногами. Но потом, взглянув на утомленное, сосредоточенное лицо Ольгера, Альк простил его недавнюю бестактность и мысленно понадеялся, что на сей раз у ройта что-нибудь получится.
  Долгое время в кабинете было тихо. Поначалу Алька прямо-таки лихорадило от напряжения, но потом он незаметно успокоился. Настолько, что в голову полезли совершенно прозаические мысли - например, вроде того, что накануне он не выспался, а за ужином так и не смог толком поесть.
  - Есть!.. - совершенно по-мальчишески воскликнул Ольгер, качнувшись на своем кресле так, что оно чуть не опрокинулось назад.
  Альк подскочил на месте.
  - Получилось?!
  - Как ни странно, да! - подтвердил Ольгер, рассмеявшись. Он резко поднялся на ноги и потянулся так, что плечи звучно хрустнули. В глазах у Хенрика плясали отблески свечей, что в сочетании с шальной улыбкой ройта выглядело почти пугающе. Казалось, Ольгер сейчас сотворит какую-нибудь дикость - например, пройдется колесом или сгребет стоявшего у него на пути Свиридова в охапку и начнет вальсировать по комнате.
  Но Ольгер ограничился тем, что походя взъерошил Альку волосы и вернулся к столу.
  - Маркус! Возьмите себе лист с ключом и начинайте расшифровывать бумаги. Если попадется что-то не особо важное - смело бросайте и берите следующий лист. Не думаю, что нам понадобится вся эта кипа. Доказательств у нас теперь хватит в любом случае.
  - А вы?..
  - Я пойду разбужу солдат.
  
  Свечи догорали, капая на стол медово-желтым воском. По ощущению Свиридова, было не меньше четырех утра, во всяком случае, спать Альку хотелось просто адски. Свиридов поерзал в жестком кресле, стараясь устроиться поудобнее, и потер пальцами глаза. Ольгер ушел, вернулся снова, сообщил, что по его приказу сержант Лодеш и его люди взяли Дриера под стражу. Они даже связали спавшему мертвым сном белгу руки и ноги - на этом настоял ройт Ольгер. Он утверждал, что, когда "Ильс" придет в себя и поймет, что оказался в плену, то попытается покончить с собой еще до первого допроса - именно так обычно поступали белгские разведчики. Лодеш несмело возразил, что в пустой камере арестант все равно не сможет ничего с собой сделать - даже для того, чтобы разбить голову о стену, надо все же хорошенько разбежаться, а в крошечной комнатке проделать такое совершенно не возможно. Но Хенрик даже не подумал отменить приказ, и белг был связан самым тщательнейшим образом. Обо всем этом Хенрик коротко поведал Маркусу и Альку, залпом выпивая чашку чего-то подозрительно похожего на каффру, а потом умчался прежде, чем Свиридов успел уточнить, действительно ли ройту удалось найти редкую и баснословно дорогую каффру в приграничной крепости. Пару секунд Альк размышлял, не позаимствовал ли ее Ольгер из запасов Френца Эйварта, когда рылся в его вещах - в полном согласии с законами любой войны, в которой имущество побежденных переходит к победителю. Хотя, конечно, зная страсть Хенрика Ольгера к любимому напитку, можно было ожидать, что он прихватит мешочек зерен из своего лотарского дома. Потом Альк попытался заговорить с Кедешем, но целиком ушедший в свое дело писарь уклонился от беседы. Нет, он не стал обрывать Алька, как сделал бы на его месте Ольгер, но его вежливая просьба "подождать одну минуточку" пресекала всякие поползновения мешать ему работать даже лучше, чем любая резкость.
  Было отчего-то грустно сознавать, что Хенрик и военный писарь заняты по горло, и только для одного Свиридова не нашлось никакого дела. Марк работал методически, едва заметно шевеля губами. Альк пожалел, что он не имел привычки бормотать себе под нос. Тогда, по крайней мере, можно было бы ловить какие-то обрывки фраз и представлять себе, что писарь смог узнать из писем Эйварта. Альк подавил зевок и в сотый раз за последние полчаса пообещал себе, что не заснет, пока ситуация хоть сколько-то не прояснится. Вот так и будет сидеть и следить за работой Маркуса. Ну разве что позволит себе опустить голову на руки и на минуточку - одну только минуточку - прикрыть глаза...
  Открыв их снова, Александр обнаружил, что он уже не сидит на кресле, а лежит, причем на чем-то мягком. Более внимательный осмотр показал, что кто-то перенес его на постель Эйварта и даже потрудился стянуть с Алька сапоги. Это как же крепко он должен был заснуть, чтобы ничего этого не чувствовать! Впрочем, в этом-то как раз не было ничего удивительного. Мало того, что он изрядно вымотался еще в путешествии, так с того дня, как они прибыли в Воронью крепость, Альк почти все время добровольно вскакивал одновременно с Ольгером, и спать тоже ложился в одно время с ним - то есть на сон у него оставалось всего несколько часов. Четыре, много - пять каждую ночь. Ольгеру такой ритм, похоже, был вполне привычен, во всяком случае, изможденным ройт отнюдь не выглядел. Да и Свиридов слишком погрузился в бурную жизнь приграничной крепости, чтобы обращать внимание на постоянный недосып... но каждый раз, когда он случайно видел свое отражение в темном овальном зеркале в покоях ройта Годвина, Свиридов поневоле отмечал, что под глазами залегли темные тени, а цвет лица сделался бледнее, чем обычно. Похоже, его тело объявило забастовку и решило взять свое. Но кто же позаботился о том, чтобы перенести его на кровать? Во всяком случае, не Маркус Кедеш - немолодой и субтильный писарь его попросту не поднял бы. А значит... значит...
  Альку сделалось неловко. Он постарался убедить себя, что Хенрик не при каких обстоятельствах не стал бы таскать "серва" на руках, а поручил бы это дело кому-нибудь из солдат, но до конца поверить в это так и не сумел.
  Утешала Алька только одна мысль: если у ройта нашлось время заниматься подобными мелочами, значит, ночное предприятие закончилось успешно. Следовало поскорее выяснить подробности. Поднявшись и натянув сапоги, он вышел в гостиную Дергунчика и обнаружил Ольгера, который сидел за столом бывшего капитана. С одной стороны от Хенрика лежали бумаги, а с другой стоял поднос с завтраком. Увидев на подносе мягкий белый хлеб, сыр, яйца и графин с вином, Альк проглотил слюну.
  Ройт покосился в его сторону.
  - Доброе утро, - сказал он, слегка кивнув Свиридову. - Снимаю шляпу - я-то думал, ты проспишь, по крайней мере, до обеда.
  - Сколько сейчас времени? - хриплым спросонья голосом осведомился Альк.
  - Начало одиннадцатого. Завтракать будешь?
  Альк кивнул, и Ольгер указал ему на кресло на другом конце стола. Кажется, даже то же самое, в котором Альк заснул прошедшей ночью.
  - А почему вы здесь, а не в аппартаментах ройта Годвина?
  Ольгер хмыкнул.
  - А ты хотел бы, чтобы я таскал тебя через всю крепость? Нет, увольте. Ты и так-то оказался тяжелее, чем я думал... боюсь, по лестнице я с такой ношей просто не поднялся бы. Так что мы с Маркусом расположились тут. Ну и потом, дел у нас было столько, что спать все равно было бы некогда.
  Альк сел за стол и начал очищать вареное яйцо. Так было проще сделать вид, что насмешки ройта его совершенно не смущают.
  - А что вам удалось узнать из переписки Эйварта?..
  Ольгер потер скулу и досадливо поморщился - наверное, привыкшему бриться каждое утро ройту были неприятна даже такая, почти не заметная со стороны щетина.
  - Боюсь, мне будет трудно тебе объяснить. Чтобы понять суть дела, надо знать, что происходило в Инсаре в последние десятилетия.
  - Я постараюсь понять, - быстро сказал Свиридов, опасаясь, что Хенрик решит оставить его в неведении.
  Поняв его тревогу, Хенрик усмехнулся.
  - Ладно. Без твоей помощи нам вряд ли удалось бы прочитать эти бумаги, так что будет в высшей степени несправедливо ничего тебе не объяснить... Только начать придется с небольшого экскурса в историю.
  Ройт взял графин, плеснул себе в бокал вина и задумчиво прищурился, глядя куда-то мимо Алька.
  - В общем, до прихода к власти Их Величеств у нас правил король Теодор. Он пришел к власти в результате дворцового переворота, и всю жизнь боялся нового мятежа. Такая подозрительность - очень плохое качество для короля. Но у Тео она постепенно превратилась в паранойю. Он издавал новые законы, в соответствии с которыми любое свободомыслие уже считалось политической крамолой, и преследовал за недовольство властью так же жестко, как когда-то - за вооруженные восстания. А поводов для недовольства властью было много. Прежде всего потому, что король окружил себя людьми, бывшими родом из той же провинции, что и он сам, и безоглядно раздавал им привилегии и земли. Видимо, считал, что это лучший способ обеспечить их лояльность. Фаворитов Тео называли "пентальерами", поскольку почти все они были родом из южной провинции Пенталь. Но постепенно это слово поменяло смысл и стало обозначать вообще всех придворных лизоблюдов, вырывающих у короля все новые и новые подачки... Словом, недовольных среди знати было много, хотя в первое время ни о каком настоящем заговоре против Тео речь не шла. А потом король создал Личный королевский трибунал, который занимался политическим сыском, и пообещал доносчикам половину имущества "врагов престола". Думаю, ты представляешь, к чему это привело?..
  - Представляю, - кивнул Альк. Вряд ли история Инсара кардинально отличалась от земной. Значит, у них все должно было развиваться точно так же, как во времена испанской инквизиции, опричнины и Тайного приказа. - Кто-то начал доносить, чтобы разбогатеть за чужой счет, а кто-то просто потому, что хотел расквитаться за какую-нибудь старую обиду.
  - Уг-м, все верно. Причем дело скоро приняло такой размах, что люди стали доносить просто от страха. По принципу - обвини соседа раньше, чем он сможет обвинить тебя... В Инсаре стало просто невозможно жить. Тогда и возник настоящий заговор против Тео и его сторонников. В основном, конечно, среди старой знати и армейских офицеров. Но участвовали и ученые из трех столичных академий, и даже церковники. Не знаю, мог ли такой заговор оказаться успешным при той душной атмосфере доносительства и полицейских провокаций, в которой тогда существовал Инсар, но факт есть факт - заговорщикам удалось создать крупную и хорошо законспирированную тайную организацию, прежде чем кто-то выдал их властям. Все заговорщики, которые на тот момент находились в столице, были арестованы, допрошены под пытками и казнены. Те, кому посчастливилось находиться в провинции, бежали в Белгмар. А в Инсаре начались повальные аресты. Кое-кто из арестованных не смог выдержать пыток и подписал показания не только на своих реальных соучастников, но даже и на тех, кто ничего не знал о планах заговорщиков. Многим из ройтов тогда было очевидно, что заговорщики были, по сути, правы и заботились о благе государства, которое день ото дня разрушали изнутри законы Тео и непомерные аппетиты пентальеров. Но почти никто не рискнул заступиться за арестованных или бежавших в Белгмар - все сидели тише мыши и больше всего боялись, что на каком-нибудь очередном допросе назовут их собственное имя. Действовал своеобразный отрицательный отбор. У кого было чуть побольше совести и чувства справедливости и кто не мог, как остальные, с пеной на губах ругать покинувших Инсар "предателей" и делать вид, что верит в то, будто заговорщики с самого начала действовали по указке Белгмара - те погибали. Остальные, более способные к равнодушию и к лицемерию, сумели уцелеть. Позорное это было время, Альк. Мне в свое время стало почти дурно, когда в кадетском корпусе я познакомился с кое-какими документами по новейшей истории и понял, что мы все - потомки трусов и приспособленцев. Тео умер собственной смертью, доведя страну до разорения. После него правил его сын, но он через четыре года умер... на престол взошли королева Изабелла и король Франциск. Мы подписали Бронзовую хартию, в которой Их Величества пообещали соблюдать наши Уложения и не принимать никаких важных решения без согласия Государственного совета.
  - Так у вас тут конституционная монархия?.. - вскинулся Альк.
  Ольгер нахмурился.
  - Что, что?..
  Альк замешкался с объяснением, а Ольгер не стал дожидаться и предупредил:
  - Лучше пока не перебивай меня, а то мы так и до обеда не закончим. Ну так вот... Сразу же после подписания Бронзовой хартии началась борьба за то, чтобы отнять у пентальеров латифундии и привилегии, полученные ими раньше. Разумеется, эта идея встретила ожесточенное сопротивление. В отдельных, самых вопиющих случаях это удалось, но большая часть пентальеров все-таки остались на плаву. Они уже много лет стараются снова занять главенствующее положение при дворе. И, к сожалению, достигли в этом начинании определенного успеха. Их Величества не похожи на Тео, но любым правителям приятнее видеть рядом с собой придворных, демонстрирующих им личную преданность и абсолютную лояльность, чем придворных вроде маршала Бриссака, который считает своим долгом говорить королям правду - и даже особенно тогда, когда им будет неприятно ее слышать. Вторжение в Фергану - хорошо продуманная интрига, выгодная и пентальерам, и Белгмару. Белги доберутся до знаменитых серебряных рудников, разграбят десяток приграничных поселений и вернутся обратно с отличной добычей. А пентальеры смогут сместить маршала Бриссака, который является главой враждебной им партии. Бриссак отвечает за Северную армию, белгов, хозяйничающих в Фергане, ему не простят - даром что он сейчас находится в столице, а не в Браэннворне. Вот такая вот история...
  - И что теперь?
  Ройт Ольгер отодвинул от себя поднос.
  - Теперь я пойду допрашивать Дергунчика. Он должен рассказать подробности, которых нам не удалось узнать из переписки.
  Альк отметил, что Хенрик почти не прикоснулся к завтраку, и чуть было не сказал об этом вслух, но вовремя одумался. Ройт Ольгер - взрослый человек, ему едва ли нужна нянька. Но и оставаться в стороне от основных событий Альку не хотелось. Он торопливо проглотил остаток хлеба с сыром и поднялся на ноги.
  - Я пойду с вами, ройт.
  Лицо у ройта стало жестким.
  - Никуда ты не пойдешь, - отрезал он. - Тебе там делать нечего.
  Свиридов собирался возразить, но Ольгер посмотрел на него - так неприязненно и зло, что слова замерли у Алька на губах.
  - Ты останешься здесь, - непререкаемо повторил ройт и вышел, плотно притворив за собой дверь.
  Альк снова опустился в кресло. Было до того обидно, что хотелось выскочить за ройтом в коридор и бросить ему в спину что-нибудь обидное и резкое. И пусть потом делает все, что хочет. Все равно задеть Алька сильнее, чем пару минут назад, Хенрику уже не удастся. Только что они сидели за одним столом и разговаривали так непринужденно, словно были настоящими друзьями, а теперь Ольгер счел нужным напомнить ему его место. Пнул, как собачонку - просто чтобы "серв" не вздумал возомнить, что после пережитых за последние два дня событий он может держаться с Ольгером накоротке...
  Альк взял бокал Хенрика Ольгера и допил остававшееся в нем вино. Потом налил себе еще и выпил залпом, не успев почувствовать ни вкус, ни аромат напитка. За те месяцы, которые он провел в Инсаре, Альк успел совсем отвыкнуть от алкоголя, и сейчас голова закружилась почти сразу - в точности как в детстве, когда Александр потихоньку стащил со стола бутылку недопитого кагора. Из чистого упрямства Альк налил себе еще. Неплохо было бы напиться так, чтобы забыть и об Инсаре, и о заговорах, и - самое главное - об Ольгере.
  Одна беда - при одной мысли о брезгливом выражении на лице Ольгера пить Альку сразу расхотелось.
  
  * * *
  
  Когда ройт Ольгер вошел к арестованному белгу, тот сидел на каменной лежанке, заменявшей в карцере постель. Тонкий соломенный тюфяк, брошенный на лежанку, вряд ли мог спасти от холода, но пленник даже не пытался отодвинуться от ледяной стены. Хенрик дал знак, чтобы за ним закрыли дверь, и опустился на тяжелый деревянный табурет, стоявший у стены. Пару минут ройт сидел молча, глядя на того, кого он раньше знал как Ильса Дриера.
  - Как вас зовут - по-настоящему? - осведомился Хенрик наконец.
  - Вам непременно нужно знать мое имя, чтобы меня повесить?.. - спросил белг презрительно.
  Ольгер проигнорировал вызывающий тон пленника.
  - Хорошо, я буду называть вас Дриер, как и раньше. Надо же к вам как-то обращаться.
  - Собираетесь меня допрашивать?
  - Это моя обязанность.
  Разведчик неприятно усмехнулся.
  Ольгер вспомнил, что когда-то точно так же улыбался в лицо офицеру из разведки белгмара - и они оба понимали, что эта улыбка значит "я ничего не скажу". Тот белг был еще молод и, похоже, счел это простой бравадой. Восемнадцать дней спустя он вынужден был признать свою ошибку.
  Ольгер повел плечом.
  - Этот допрос - обычная формальность. Жеванный Рукав... то есть, простите, капитан Френц Эйварт... уже рассказал мне все, что знал. Не думаю, что вы смогли бы добавить что-то новое, даже если бы мне вздумалось допрашивать вас под пытками.
  Разведчик выругался, а потом негромко процедил:
  - Я всегда говорил, что нельзя доверять лишних подробностей инсарцу.
  Ольгер прищурился.
  - Вы думаете?.. А по-моему, подданство Эйварта значит гораздо меньше, чем его характер. Ваши командиры сделали ошибку, полагаясь на такого человека. Хотя это было почти неизбежно.
  - Почему же?
  - Вам ведь нужен был предатель, который способен был продаться Белгмару со всеми потрохами. Так кого вы, собственно, рассчитывали получить? Годвина Ториса?..
  "Дриер" поморщился - а потом нехотя кивнул.
  - Может быть, вы и правы, капитан. Хотя, конечно, это очень странная беседа для допроса.
  - Вы желаете вернуться к более насущным темам? Хорошо. Скажите, как погиб полковник Торис?
  - Я его убил, - бесстрастно сказал "Дриер". - Полковник вызвал к себе капитана Эйварта и начал говорить о том, что ему знать не полагалось. Дело приняло слишком серьезный оборот, чтобы я мог позволить себе колебаться, так что я подкрался к нему сзади и прикончил Ториса одним ударом. Думаю, он умер раньше, чем успел что-то сообразить.
  Пленник помолчал, как будто ожидая от Хенрика какого-нибудь вопроса или замечания, но ройт молчал, глядя на догорающую на столе свечу.
  - Если бы у меня был выбор, я бы предпочел убить полковника как-то иначе, - сказал пленник. Ройту показалось, что он в первый раз с начала их беседы почувствовал себя не в своей тарелке. - Но мне нужно было позаботиться о том, чтобы эту смерть можно было выдать за несчастный случай... Я знаю, что вы были его другом и хотели отомстить его убийце. В других обстоятельствах я предложил бы вам поединок. Но теперь вы сможете получить удовлетворение и так - когда меня повесят.
  Ольгер покачал головой. Странное дело - мысль о том, что этот человек убил Годвина Ториса, почему-то не вызывала в нем ненависти. Вот Дергунчик - да, его он ненавидел всеми фибрами души. А белг - всего лишь враг. Он не учился вместе с Годвином в кадетском корпусе...
  - Если позволите, я бы тоже хотел задать один вопрос, - заметил арестант, нарушив затянувшуюся паузу. - Скажите, как давно вы догадались, что я белг?
  Ольгер все еще размышлял о Годвине с Дергунчиком, поэтому не сразу понял, о чем его спрашивает "Дриер".
  - Ах, это... В первые же дни после приезда в Браэннворн. Я с самого начала держал вас на подозрении.
  Разведчик озадаченно нахмурился.
  - В самом деле?.. Что же меня подвело?
  - Сущая мелочь. Вы прекрасно говорите по-инсарски, но у вас столичный выговор и чересчур хорошее произношение. Если бы мы встретились в каких-то других обстоятельствах, то я бы подумал, что вы человек хорошего происхождения, который решил скрыться от закона и вернуть себе доброе имя службой в приграничной крепости. А так... мне ведь известно, что "инсарские потомки" с удовольствием идут служить в разведку, где полученное ими воспитание оказывается более чем полезным. Кстати, могу я спросить: кто из ваших родственников был инсарским подданным?
  - Отец.
  - Вот как? - невольно удивился Ольгер - Он, должно быть, был уже не молод, когда покидал страну?
  - В общем-то, да. Ему было под шестьдесят. Он не ушел в отставку только потому, что ему отводили важную роль в мятеже против Тео. А в столице у него была жена и двое взрослых дочерей. Кстати сказать, когда отцу пришлось бежать, жена явилась к Теодору вместе с дочерьми и их мужьями, и они стали наперебой доказывать, что не запятнаны изменой. Им это удалось, и они сохранили за собой фамильные владения. А отец оказался в чужой стране с десятком серебряных монет в кармане. Он написал старым друзьям, прося их оказать ему какую-нибудь помощь, но ни один из них не решился ответить на его письмо. А теперь скажите, капитан - кто кого предал? Мой отец - свою родину, или наоборот?..
  Хенрик задумчиво кивнул.
  - Я понял вас.
  Белг насмешливо скривил губы.
  - Это не ответ.
  - Это единственный ответ, который я могу вам дать. Я не хочу сказать, что вы не правы. У вас есть причины презирать этих людей, предавших вашего отца. А поскольку все они были инсарцами, то вполне очевидно, что вы презираете Инсар. Но я служу своей стране и думаю, что люди здесь не хуже и не лучше, чем в Белгмаре или, скажем, в Сельне. Разница только в том, что Тео показал нам, на что мы способны и как низко можем пасть. А остальные до сих пор считают себя безупречными.
  - Забавно, - протянул разведчик. - Никогда не думал, что инсарцы даже в собственном позоре могут отыскать очередное доказательство величия своей страны.
  Ольгер задумчиво покачал головой.
  - Боюсь, что вы неверно меня поняли. Впрочем, неважно.
  "Дриер" с заметным раздражением повел затекшими плечами.
  - Когда меня казнят? - осведомился он.
  - Завтра, как только рассветет, - ответил Ольгер. И, немного поразмыслив, сказал. - Насколько мне известно, в Белгмаре повешенье считается очень позорной смертью. Может быть, вы предпочтете быть расстрелянным?..
  Белг вопросительно взглянул на Хенрика.
  - Смотря что вы потребуете взамен, - осторожно сказал он. - Если вы хотите, чтобы я ответил на еще какие-то вопросы о полковнике, мы, может, и столкуемся. Но если вас интересует что-нибудь другое - лучше не трудитесь.
  Ольгер поднялся на ноги. Конечно, в подозрениях разведчика не было ничего особенного, но Хенрику все равно сделалось тошно.
  - Вы ошибаетесь. Я не пытаюсь с вами торговаться. Просто я несколько лет провел в вашей стране и обратил внимание на то, что у вас вешают только за самые позорящие преступления - а тех, кто умер такой смертью, не хоронят на обычных кладбищах. Вот мне и пришло в голову, что вы, возможно, предпочтете пулю. Впрочем, вы, возможно, выше таких предрассудков. Доброй ночи... На рассвете я пришлю сюда солдат.
  На лице белга промелькнуло изумление.
  - Постойте, капитан, - окликнул он в последнюю минуту, когда ройт Ольгер уже подошел к двери. - Что касается торгов и всего остального - прошу меня извинить. Я не хотел вас оскорбить, просто не ожидал какого-то другого обращения со стороны инсарца.
  Ройта так и подмывало рассказать, к какому обращению он сам привык у белгов - но, пожалуй, это было слишком мелочно.
  - Не будем спорить о наших обычаях, иначе это заведет нас слишком далеко, - сухо ответил он. - Но, в любом случае, то предложение, которое я сделал, остается в силе. Подумайте.
  - Да что тут думать... правда, каждый человек, который поступает в Черный корпус, должен отказаться от своего родового имени и от фамильной чести - именно из-за того, что ему обязательно придется совершать бесчестные поступки и наверняка окончить жизнь на виселице... Но раз уж вы так любезны, что предоставляете мне выбор, то я предпочел бы быть расстрелянным.
  - Как скажете.
  Ройт Ольгер вышел, и солдаты сразу же закрыли за ним дверь. До рассвета оставалось еще несколько часов, а так как предыдущую ночь Хенрик провел без сна, то сейчас глаза закрывались против воли. Он не сомневался, что заснет, как только доберется до кровати, но на деле сон никак не шел, и Херик ворочался с боку на бок, невидяще глядя в темноту. За свою жизнь он много убивал, несколько раз присутствовал при казнях, но ему еще ни разу не приходилось спокойно беседовать с пленником, чьей казнью ему предстояло распоряжаться через несколько часов. В их разговоре с белгом было что-то противоестественное. Ольгер сумрачно подумал, что он с радостью обошелся бы и без такого опыта.
  
  Утром Альк с Хенриком Ольгером не перемолвились ни одним словом. Ольгер пришел с допроса очень поздно - Альк слышал сквозь сон, как он открывает дверь и идет через гостиную к спальне полковника. Скорее всего, ройт проспал не больше трех часов - во всяком случае, с утра он был похож на собственную тень. Альк уже знал, что обращаться к Ольгеру, когда он пребывает в таком состоянии, не стоит. Поэтому он молча наблюдал, как Хенрик надевает капитанский мундир и перевязь, а потом перевязывает волосы тесьмой.
  Альк не стал спрашивать у капитана разрешения пойти на казнь, поскольку опасался, что, если он сейчас напомнит ройту о своем существовании, тот обязательно велит ему остаться в комнатах полковника. А то еще и разозлится - совсем как вчера, когда Александр захотел присутствовать при допросе Френца Эйварта. Свиридов поступил иначе. Он дождался, пока ройт оденется и выйдет, а потом тихонько выскользнул на двор следом за Ольгером. Заметив его, Хенрик скорчил недовольную гримасу, но отсылать Свиридова назад не стал. Альк сперва обрадовался этому обстоятельству, и лишь потом, дойдя до места казни, в первый раз задумался - а стоило ли так упорно добиваться своего?..
  Он знал, что белга должны расстрелять, а Эйварта, как бывшего офицера королевской гвардии, пусть и предателя - обезглавить. Но вчера эти слова были для него пустым звуком, а сегодня он впервые понял, _что_ ему предстоить наблюдать.
  За ночь каменный двор крепости покрыло тонким слоем снега, и сейчас воздух казался удивительно холодным. Маркус поднял воротник и натянул перчатки. Ольгер остался неподвижным, словно ледяная статуя.
  Первым из Браэннворна вывели Эйварта. В сером мундире с сорванными эполетами он почти ничем не отличался от сопровождающих его солдат. Еще вчера Альк рассмеялся бы, если бы кто-нибудь сказал ему, что он станет сочувствовать Дергунчику, но сейчас ему сделалось не по себе. Бывший капитан шел, то и дело спотыкаясь на ровном месте, а глаза на бледном лице казались черными провалами.
  Следом за Эйвартом вывели "Ильса Дриера". В отличие от Жеванного Рукава, белг шел, не спотыкаясь, и имел вид человека, вышедшего на прогулку. Он смотрел поверх голов конвоя на светлеющее небо и едва заметно улыбался. Альк спросил себя, сумел бы он держаться хотя бы вполовину так уверенно, если бы его собирались расстрелять, и мысленно признался, что, скорее всего, нет. Даже сейчас, когда он был всего лишь наблюдателем, Свиридов не мог избавиться от сосущего ощущения под ложечкой и от подкатывавшей к горлу тошноты. Если бы не боязнь выглядеть трусом в глазах Ольгера, он бы плюнул на все и вернулся в крепость.
  Сержант Лодеш обернулся к Ольгеру, ожидая его указаний. Но капитан смотрел только на белга.
  - Дриер! - неожиданно окликнул он. - Сегодня ночью вы признались, что убили ройта Годвина. Как вам известно, покойный полковник был моим хорошим другом, и я оставляю за собой право лично отомстить за его смерть. Я вызываю вас.
  Пленник впервые потерял свою невозмутимость. Он напряженно посмотрел на Ольгера.
  - Это шутка, капитан?..
  - Отнюдь. Сержант, пусть Дриеру развяжут руки. И найдите ему подходящий меч.
  - Ройт Ольгер, что вы делаете? - прошипел над ухом ройта Маркус Кедеш. Альк услышал его только потому, что он стоял почти вплотную к Ольгеру.
  - Отойдите, Маркус, - тихо, но твердо сказал ройт. И повысил голос, оглянувшись на застывшего сержанта. - Выполняйте, Лодеш!
  Маркус поджал губы и отступил на шаг назад. Казалось, он с трудом удерживается, чтобы не продолжить спорить с Ольгером.
  Альк был готов поддержать писаря. Он совершенно ничего не понимал. Неужели Хенрик в самом деле так сильно хотел собственноручно прикончить убийцу друга, что готов был ради этого рискнуть собственной жизнью? Хотя это ладно, на такое Ольгер как раз был вполне способен. Но сейчас он должен отвечать за гарнизон Вороньей крепости! Если Свиридов хоть немного понимал характер ройта Ольгера, тот никогда не мог поставить чувство выше долга.
  Что на него вдруг нашло?!
  Похоже, даже белг придерживался того же мнения. Пока солдаты распутывали веревки на его локтях и на запястьях, "Дриер" продолжал таращиться на Ольгера - как показалось Альку, с выражением болезненного изумления.
  - Вы ненормальный, - хрипло сказал он, поводя затекшими плечами. - Не боитесь, что я вас убью?..
  Ольгер покачал головой.
  - Не думаю, что вам это удастся. Впрочем, если вы действительно меня убьете, останется только полагать, что такова воля Создателя... Сержант, будьте любезны, одолжите Дриеру ваш меч. Мне думается, он придется ему по руке.
  Лодеш молча извлек оружие из ножен и подал его белгу - честь по чести, рукоятью вперед. Тот принял меч не сразу - перед этим он с минуту растирал затекшие запястья. Ольгер терпеливо ждал.
  - ...А все-таки, зачем вам это нужно? - спросил "Дриер", взвесив чужой меч в руке и коротко кивнув сержанту Лодешу.
  Ольгер расстегнул тяжелый плащ и бросил его Альку.
  - Ваши вчерашние слова заставили меня задуматься. Фамильная и родовая честь - это, конечно, очень важно, но мне кажется, что прежде всего у любого человека есть его личная честь. И никакая армия... ни даже сам король и его маршалы... не могут требовать, чтобы он отказался от нее.
  Альк озадаченно нахмурился. О чем он говорит?..
  Ольгер тем временем отошел на середину двора. Помедлив, белг последовал его примеру.
  - Вы вчера спрашивали о моем настоящем имени. Шеано ан-Бриан, к вашим услугам, - сказал он и отсалютовал противнику мечом.
  Ольгер помедлил и повторил его жест.
  - Анри Героль д"Эрез, - сказал он сухо.
  Маркус негромко ахнул. Альк еще успел подумать, что, похоже, родовое имя Ольгера было достаточно известным, а потом белгский разведчик быстрым, как у атакующей змеи, движением попробовал достать противника, сталь звонко ударилась о сталь, и на Свиридова внезапно навалилось осознание происходящего.
  Это не тренировочная схватка с ройтом Годвином.
  Они дерутся насмерть.
  Альк вцепился левой рукой в запястье правой. Зачем только Ольгеру понадобился этот дурацкий поединок?! Ройт, конечно, превосходный фехтовальщик, но все равно это глупо, глупо, глупо!!
  Обменявшись десятком ударов, Ольгер и ан-Бриан, похоже, одновременно пришли к выводу, что встретили достойного противника, и стали действовать гораздо осторожнее. Теперь они кружили по площадке, выжидая подходящего момента для атаки, и эти обманчиво-неторопливые движения, а главное - ватная тишина вокруг казались Альку гораздо более жуткими, чем звон и скрежет скрещивающихся мечей. Белг достал ройта длинным выпадом - тот успел отклонить острие его меча, и вместо того, чтобы проткнуть бок, лезвие зацепило бедро Ольгера. По серому сукну начало быстро расплываться темное пятно. Ободренный этой удачей белг попробовал перейти в наступление, но Ольгер холодно и методично отразил все следующие атаки.
  Выматывающее кружение возобновилось.
  Альк почувствовал сильную боль и запоздало понял, что прокусил себе щеку - вероятно, в тот самый момент, когда Шеано достал Ольгера.
  В первый момент сознание того, что Хенрик ранен, привело его в ужас, но потом он осознал, что несколько поторопился с выводами. Ройт двигался точно так же, как в начале поединка, и лицо у него оставалось таким же спокойным и сосредоточенным. Если бы не багровые капли на снегу и не набухшее от крови серое сукно штанины, Альк решил бы, что недавняя удача белга ему просто померещилась.
  "Чего он ждет? - с отчаянием подумал Альк, стискивая свое запястье так, что ногти больно впились в кожу. - Он потеряет слишком много крови и не сможет драться дальше".
  То ли Ольгер услышал его мысли, то ли ройт решил, что он уже достаточно узнал о способностях своего противника, однако ройт атаковал, заставив белга отступать чуть ли не до ограждавшей двор стены. Кровавый зигзаг тянулся за ним по снегу. А потом все кончилось - так быстро, что Свиридов даже не успел осознать значение происходящего. Короткий выпад - и разведчик, как-то странно пошатнувшись, упал на заснеженные каменные плиты. Капитан рывком выдернул меч. На снег брызнула кровь - на сей раз почему-то не багровая, а ярко-алая.
  - Черт, прямо в сердце... - то ли восхищенно, то ли изумленно пробормотал кто-то из солдат.
  Ройт обернулся, нашел взглядом Эйварта.
  - Тебе, Дергунчик, я не предлагаю умереть мужчиной - ты им никогда и не был. Сержант, ведите его сюда.
  Френц Эйварт попытался упираться, но сопротивление было каким-то вялым, словно он и сам не верил, что его усилия чему-нибудь помогут. Ольгер смотрел на него - по-прежнему без выражения, и держал меч в опущенной руке. Последняя треть лезвия казалась маслянисто-красной.
  "Он что, намерен казнить Эйварта собственноручно?" - поразился Альк. И почти сразу понял - да, намерен.
  - Именем Их Величеств... - медленно и веско начал ройт.
  - Анри, не надо!.. Я же все сказал!
  По лицу Дергунчика текли самые настоящие слезы. Зрелище было отталкивающим, но через отвращение все равно пробивалось что-то вроде жалости. Альк сглотнул. Убить человека, который умоляет тебя этого не делать - это, пожалуй, сложнее, чем казнить кого-нибудь вроде Шеано ан-Бриана.
  - На колени, - скомандовал ройт, не слушая Дергунчика.
  - Анри, честное слово, я не знал, что он прикончит Годвина! Я ничего такого не хотел!!
  Ольгер кивнул сержанту, и Эйварта поставили на колени силой.
  Меч ройта не сверкнул - движение было слишком коротким и стремительным, невидимым для глаза. Затылок Френца резко дернулся назад, из-под меча веером разлетелись капли неправдоподобно-красной крови. В первое мгновение это было даже красиво - как будто кто-то бросил на колючий снег горсть клюквы. А потом голова Эйварта мягко ударилась о землю, и Альк, поспешно зажав рот рукой, бросился прочь.
  Он еще успел забежать за угол, прежде чем его все-таки вырвало. Перед глазами все еще стояла отлетевшая от тела голова, и каменное лицо ройта Ольгера, одним движением вложившего меч в ножны.
  
  Утром было почти ясно, а теперь над Браэннворном собрались плотные серые тучи, и стеной повалил снег.
  Ольгер был в госпитале - ему требовалась перевязка. Альк попробовал представить, как должна выглядеть рана, нанесенная Хенрику белгом, и его снова замутило. Раньше ему в голову бы не пришло, что он не переносит вида крови... но ведь раньше он и крови-то почти не видел. Не считая всяких глупостей вроде порезанного пальца. Как же глупо...
  Ольгер вернулся в комнаты полковника с плотной повязкой на ноге. Во время боя он двигался так же быстро, как обычно, а теперь начал хромать. Он пересек гостиную с приемной, вошел в свою комнату и, не раздеваясь, упал на постель. Того обстоятельства, что Альк последовал за ним, ройт либо вовсе не заметил, либо ему было наплевать. Ройт Ольгер, не моргая, смотрел в потолок, и в полутемной комнате его лицо казалось серым. Альк только сейчас понял, что Хенрику все случившееся во дворе тоже обошлось дорого. Наверное, казнить кого-нибудь куда сложнее, чем убить в бою. И дело вовсе не в бездушности Хенрика, а в том, что ройт, в отличие от Алька, должен был держать себя в руках. Даже тогда, когда голова Эйварта покатилась по заметенному снегом двору, оставляя за собой кроваво-красный след... А ведь они учились вместе в корпусе. Наверное, даже в последние минуты во дворе Хенрик видел перед собой не предателя, продавшегося Белгмару, а того юношу, которого когда-то знал.
  Альк еще несколько минут понаблюдал за Хенриком. Отстегнутые ножны с мечом валялись у кровати - там, где ройт их бросил. Снег, попавший Ольгеру на одежду, таял, оставляя на мундире темные разводы. Поколебавшись, Альк все-таки выбрался из своего угла и, подойдя к постели, потихоньку стащил с ройта сапоги. Потом поднял и положил у изголовья меч. Он побоялся вытащить клинок из ножен и проверить, вытер ли Ольгер кровь Френца.
  Ольгер мог бы этого не делать, - неожиданно подумал Альк. Можно было просто приказать, чтобы предателя обезглавил кто-нибудь другой.
  Но Хенрик всегда делал то, что должен. Ройт не делал никаких поблажек - ни себе, ни окружающим. Кроме... ну да, пожалуй, кроме самого Свиридова. Наверное, он просто считал Алька совершенно безнадежным.
  - Вам что-нибудь нужно, ройт?.. - спросил Альк негромко. Он очень хотел, чтобы мужчина отозвался, даже если ройт откроет рот только затем, чтобы приказать ему выметаться.
  Разумеется, Ольгер был жив - Альк видел, как едва заметно поднимается и опускается верхняя пуговица на его мундире. Но когда Свиридов смотрел на застывшее, безжизненное лицо Хенрика, с темными кругами вокруг глаз и плотно сомкнутыми веками, его одолевал соблазн взять ройта за руку и убедиться в том, что это теплая рука живого человека.
  Ольгер покосился на него и чуть заметно качнул головой. Взгляд у него был отсутствующим - совсем как несколько месяцев назад, когда он рассматривал портрет из медальона. Альк помимо воли покосился на расстегнутый ворот рубашки Ольгера и озадаченно нахмурился - цепочки не было. Впрочем, раздумывать об этом сейчас было некогда. Ольгера начал колотить озноб, и Альк задумался, является ли это простым следствием потери крови, или рана в самом деле воспалилась? Фло, конечно, свое дело знает, но ведь медицина в этом мире наверняка очень отсталая.
  Альк решил, что думать о субординации в такой момент как минимум нелепо, и присел на край кровати.
  - Вы в порядке? - спросил он у Ольгера.
  - Не волнуйся, умирать я пока не собираюсь, - мрачно усмехнулся тот. И, помолчав, добавил - Все-таки чертовски жаль, что мне пришлось его убить. Он был достойным человеком.
  - Эйварт?.. - удивился Альк.
  - Да нет, конечно. Дриер. То есть ан-Бриан.
  Альк озадаченно нахмурился.
  - Но он же убил ройта Годвина!
  - Полагаю, он считал, что у него нет другого выхода... - откликнулся ройт Ольгер. - Вчера днем я был почти в таком же положении. По счастью, Жеванного Рукава было достаточно немного припугнуть. Думаю, мне в тот момент было страшнее, чем ему. Я понял, _что_ пришлось бы сделать, если бы Эйварт упорствовал - и я знал, что я бы в самом деле это сделал. Ты навряд ли представляешь, что это такое... к счастью для тебя. Потом я пошел к белгу. У нас вышел не совсем обычный разговор, а под конец он рассказал мне о довольно любопытной клятве. Человек, который поступает в их разведку, отрекается от своей чести, чтобы, не задумываясь, делать то, что нужно в данных обстоятельствах. Убить кого-нибудь из-за спины, допросить пленника, окончить жизнь на виселице - если это нужно для процветания Белгмара. Эта идея не давала мне покоя. Мы, в Инсаре, не даем такую клятву, но действуем так же, как и белги. Дипломатия, война, политика - они просто немыслимы без этого. По крайней мере, так считает большинство людей. Иногда я думаю, действительно ли никаких других путей не существует, или дело в том, что никто не пытается их отыскать?
  - Поэтому вы и решили драться с ан-Брианом? - медленно спросил Свиридов. Он искренне старался понять Ольгера, но пока не улавливал в его словах особой связи.
  - Нет, не только, - отозвался Хенрик, помрачнев. - Инсар ему кое-что задолжал. Помнишь, я говорил тебе про Теодора?.. Ну так вот, элитная разведка Белгмара чуть ли не наполовину состоит из тех, чьи родственники вынуждены были бежать в Белгмар после неудавшегося мятежа. У нас их любят называть предателями и продажными мерзавцами, но это несправедливо. Все эти "инсарские потомки" - истинные патриоты Белгмара. И их такими сделали вовсе не белгские подачки, а наши отцы, которые трусливо наблюдали, как казнят их близких.
  - Ну а вы-то тут причем? - страдальчески скривился Альк. - Он же вас ранил! А мог бы даже убить... Он ведь очень хороший фехтовальщик, вы наверняка об этом знали! И при этом все-таки решили драться с ним. Можете на меня орать, сколько хотите, ройт, но это просто глупо!!
  Он ожидал, что после такой дерзости Ольгер нахмурится и велит ему убираться, но на ройта его возмущение произвело неожиданное действие. Он улыбнулся - весело и чуточку насмешливо.
  - Ты меня удивляешь. Несколько недель назад я ни за что бы не подумал, что ты однажды станешь беспокоиться из-за моей персоны.
  - Я и не беспокоюсь, - буркнул Альк, почувствовав себя довольно глупо.
  - Разумеется, - ответил Ольгер мягко. А потом внезапно протянул руку и убрал со лба Свиридова прядь волос. Ройт уже несколько раз говорил Альку, чтобы тот либо подвязывал отросшие волосы, либо сходил к полковому цирюльнику, но у Алька постоянно не хватало времени. В итоге спутанные пряди то и дело лезли Свиридову в глаза.
  На мгновение пальцы ройта скользнули у Алька в волосах, касаясь головы почти ласкающим движением, и Альку стало жарко, а потом рука исчезла, и Альк почти безотчетно потянулся следом. Отрезвил его внимательный взгляд ройта Ольгера. Хенрик больше не улыбался и задумчиво смотрел на Алька снизу вверх. Свиридов с ужасом представил, как он сейчас должен выглядеть со стороны - красный, как помидор, с расширенными шалыми глазами.
  - Я пойду, - пробормотал он, резко поднимаясь на ноги.
  Альк закрыл за собой дверь, не прекращая мысленно отвешивать себе оплеухи.
  Что он натворил, дурак! Что теперь станет думать Ольгер?..
  Хотя ройт и сам хорош, подумал Альк с внезапной злостью. С чего это ему вздумалось гладить Свиридова по голове, как комнатную собачонку?
  Впрочем, чего уж тут удивляться, растравлял себя Свиридов. Две последние недели он таскается за ройтом, как привязанный, таращит на него глаза, как впечатлительная барышня - что-нибудь в этом роде обязательно должно было произойти!
  Но что теперь делать дальше? Сделать вид, что ничего особенного не произошло?.. Ройт наверняка ему подыграет. Или нет?..
  От этих размышлений Альку стало почти дурно. Пару минут он метался по гостиной, словно тигр из зоологического сада - по слишком тесной для него клетке. Потом взгляд Свиридова упал на кувшин с вином, доставленный для ройта Ольгера из кухни, и Альк, подойдя к столу, стал жадно пить. Вино текло по подбородку и по шее, пачкало рубашку, но ему было плевать.
  Кувшин опустел почти наполовину, когда кто-то внезапно схватил его за плечо.
  - Альк, что ты делаешь?.. - сердито и встревожено осведомился этот кто-то голосом Маркуса Кедеша. Писарь потянулся за кувшином и забрал его у Алька, преодолев вялое сопротивление Свиридова.
  Альк замер у стола, хватая воздух ртом и пытаясь понять, что следует ответить на вопрос мейстера Маркуса.
  - Ты раньше никогда не видел казней, да?.. - сочувственно спросил Маркус.
  Казнь... ах, ну да, он говорит о казни ан-Бриана с Эйвартом. Альк обнаружил, что почти забыл о ней.
  - Не видел, - согласился он.
  - Сядь, - велел писарь, подтолкнув его к стоявшему у стола креслу. Альк подумал, что Маркус ведет себя не совсем так, как раньше, и задумался, с чем это может быть связано. Но долго ломать голову Свиридову не пришлось. Словно прочитав его мысли, писарь разъяснил. - Ройт Ольгер объяснил мне, кто ты такой. Еще в ту ночь, когда мы расшифровывали письма Эйварта.
  Альк чуть было не уточнил, что именно рассказал писарю ройт Ольгер. Последние события так сильно выбили его из колеи, что Альк впервые за все эти месяцы перестал поминутно вспоминать о возвращении домой. Впрочем, мгновение спустя он все же понял Маркуса.
  - Ройт... сказал вам? Зачем?
  - Просил за тобой присмотреть, если с ним что-нибудь случится. Если я правильно понял, там, у вас, жизнь несколько спокойнее.
  "Спокойнее!" Хорошее определение, - мрачно подумал Александр. Голова у юноши шла кругом.
  Ну, а ройт в своем репертуаре. До сих пор считает, что Свиридов шагу не способен ступить самостоятельно, и ему непременно нужна хоть какая-нибудь нянька. Если не сам Ольгер, так хотя бы мейстер Кедеш.
  - Мне самому было не по себе, когда я в первый раз присутствовал при казни. Это неприятно, но со временем можно привыкнуть, - сказал Маркус.
  "Да я не из-за казни!" - чуть было не отмахнулся Альк, но, к счастью, вовремя одумался. Пусть лучше Кедеш думает, что он до сих пор переживает виденное во дворе.
  
  * * *
  
  - Господин комендант велел тебя позвать, - сообщил Альку сержант Лодеш. - Сказал, чтобы ты зашел к нему сразу после завтрака.
  Альк торопливо доел свою порцию и поспешил наверх. Он знал, что Ольгер вызовет его к себе. И даже более того - заранее предвидел все, что "комендант" намеревается ему сказать. Поэтому, шагая через две ступеньки, всячески накручивал себя, раздувая тлевшее внутри негодование на Ольгера. Ройт не привык отступать от собственных решений, и вдобавок он, как и любой военный, почему-то был уверен в том, что может принимать решения не только за себя, но и за окружающих его людей. Поскольку Ольгер, видите ли, лучше знает, в чем их благо.
  Но сегодня этот номер не пройдет.
  Ройт Ольгер сидел за столом. В кабинете полковника Ториса он смотрелся на редкость органично, но при этом выглядел как человек, готовящийся к скорому отъезду. Даже в кресле коменданта он сидел не так, как в своем доме в Лотаре, а на самом краешке сиденья, как человек, который уже собирался уезжать, но в самую последнюю минуту решил написать несколько писем. Когда вошел Свиридов, ройт как раз подписывал какие-то бумаги. Мельком посмотрел на Алька, коротко кивнул:
  - Садись.
  Альк сел в другое кресло, сцепил руки на коленях. Ольгер посыпал лежавший перед ним лист мелким речным песком, привычно сдул его и пододвинул лист Свиридову.
  - Держи.
  - Что это, ройт? - осведомился Альк, хотя на самом деле уже знал ответ. Хенрик ответил:
  - Твоя вольная. С этой минуты ты - свободный человек. Разыщешь полкового кузнеца, он поможет тебе снять браслет, - ройт говорил коротко и сухо, словно он просто давал Свиридову очередное поручение. Мужчина вытащил из ящика стола знакомый Альку кошелек и положил его на стол. В ответ на вопросительный взгляд Алька так же деловито пояснил. - Здесь двадцать синклеров. Немного, но на путешествие до Лотара должно хватить. Возьмешь в конюшне Шелковинку, она к тебе привыкла, так что будет тебя слушаться. В Лотаре найдешь Вика Хорфа, это мой банкир, живет в Масличном переулке, за две улицы от ратуши. Пусть передаст тебе бумаги, которые он хранил на мое имя. Вот письмо для Хорфа, - рядом с кошельком лег узкий конверт с сургучной печатью. - Никаких вопросов он задавать не будет. Дальше можешь поступать, как посчитаешь нужным.
  - Это все, что вы хотите мне сказать?.. - спросил Свиридов.
  Ольгер поднял голову и в первый раз с начала разговора посмотрел на Алька.
  - Ты прав, я начал не с того конца, - сказал он после паузы. - Мне следовало поблагодарить тебя за помощь в деле с Эйвартом. Без этой помощи мы до сих пор разгадывали бы этот проклятый белгский шифр. Я уже не говорю о том, что ты достал снотворное для "Дриера" с Дергунчиком... Так что свою свободу ты, бесспорно, заслужил. Но, начиная с нынешнего дня, наши пути расходятся. Надеюсь, ты найдешь себе какое-то занятие и будешь счастлив. Только постарайся не наделать глупостей... и непременно съезди в Лотар. Даже если тебе кажется, что у тебя есть дела поважнее, чем разыскивать какого-то банкира.
  - Эти бумаги, которые он должен мне передать - это ведь что-то вроде завещания? - спросил Свиридов почти грубо. - Правда, ройт?..
  Ольгер нахмурился.
  - С чего ты это взял?
  - Я слышал ваш вчерашний разговор с Маркусом Кедешем, - ответил Альк, свирепо глядя на Хенрика Ольгера.
  - А, вот оно что... - пробормотал ройт Ольгер. И устало потер лоб.
  Свиридову очень хотелось бы услышать от Хенрика Ольгера что-нибудь более определенное. Тогда бы он тоже сказал Ольгеру что-нибудь такое, что имеет право говорить только свободный человек. Ну, например, что ройт - изрядная скотина. Если бы Альк не подслушал этот чертов разговор Ольгера с Кедешем, то он бы точно посчитал, что Хенрик отсылает его из-за той неловкой сцены в спальне. Вчера Альк полдня мучался мыслями о том, как теперь смотреть Хенрику в глаза. Если бы после этого ройт Ольгер вызвал бы его к себе и сообщил, что дает ему вольную и отсылает из Вороньей крепости - то Альк убрался бы из Браэннворна без малейших колебаний. Разумеется, потом он обязательно узнал бы правду - только было бы уже непоправимо поздно.
  Однако судьба распорядилась иначе. Вместо того, чтобы дать себе отлежаться после раны, Хенрик вызвал к себе Маркуса и заперся с ним в кабинете ройта Годвина, разложив на столе какие-то карты. Сержант Лодеш совершал вечерний обход Браэннворна в одиночку и рычал на всех, кому хватило храбрости осведомиться о здоровье коменданта. Но количество любопытных все равно не уменьшалось. Дуэль ройта с белгом обсуждала вся Воронья крепость, даже те, кто не присутствовал при злополучном поединке. Альк заметил, что после казни Дергунчика все, включая Лодеша, единодушно стали называть Ольгера "комендантом", хотя даже самому тупому из солдат было известно, что ройт Ольгер был всего лишь капитаном, взятым в крепость по протекции Годвина Ториса.
  Сам Свиридов прямо-таки изводился от желания узнать, о чем советуются Хенрик с Маркусом. Хотя ройт Ольгер не оставил никаких распоряжений насчет ужина, Альк решил принести его наверх, и через полчаса уже стучался в кабинет Годвина Ториса, прижав к груди уставленный тарелками поднос.
  Ответа не было довольно долго, но потом дверь все-таки открылась.
  - В чем дело?.. - сухо спросил Ольгер. Все волнения Свиридова насчет того, как ему теперь следует себя вести, внезапно показались Альку страшной глупостью - ройт Ольгер выглядел, как человек, который едва помнил о его существовании, не говоря уже о том, что произошло между ними после поединка.
  - Я принес вам ужин, - сказал Альк.
  - Я не голоден.
  - Зато я голоден, - вмешался Маркус из глубины комнаты. - Нет ничего хуже, чем вести важные разговоры на пустой желудок. Пропустите его, ройт.
  Ольгер поморщился, однако посторонился.
  Альк поставил поднос на стол, снял накрывавшую тарелки полотняную салфетку.
  Ольгер тут же оценил количество приборов.
  - Ну ты и нахал, - устало сказал он, покачав головой. И приказал - Забирай свою порцию и выметайся. У нас с мейстером Кедешем серьезный разговор.
  Альк расставлял тарелки как можно неспешнее, надеясь, что писарь первым вернется к прерванной беседе. Расчет оказался верным. Маркус покосился на Ольгера и спросил:
  - Значит, вы думаете, что ваш гонец прибудет в Фергану слишком поздно?..
  - Безусловно, - мрачно согласился Ольгер, отщипнув кусочек от лежавшей на подносе булки. - Даже если маршал Лей немедленно двинет войска к границе, белги будут здесь гораздо раньше.
  Альк остановился, не успев наполнить чашку ройта каффрой.
  - Почему?.. Ведь заговор уже раскрыт.
  Ройт Ольгер иронически прищурился.
  - А ты не спрашивал себя, почему я так долго присматривался к обстановке в Браэннворне, прежде чем что-нибудь предпринять?.. - должно быть, по лицу Свиридова было понятно, что он ни о чем подобном не задумывался. Ольгер тяжело вздохнул и пояснил - Да потому, что я никак не мог поверить, что мы имеем дело исключительно с Дергунчиком и "Дриером". Я тщательно присматривался к каждому из рядовых солдат, подозревал сержанта Лодеша и еще больше - Флоренс, ведь в ее распоряжении находятся такие снадобья, которыми при случае можно было бы запросто перетравить весь гарнизон. Однако постепенно стало ясно, что они тут ни при чем. А значит, вся эта возня с Дергунчиком понадобилась белгам вовсе не затем, чтобы он сдал Воронью крепость. Отдай Жеванный рукав такой приказ - ему бы не помог никакой "Дриер"... Значит, белгов интересовал вовсе не Браэннворн. Потом я вспомнил, что полковник Торис был убит после того, как он решил объехать всю линию приграничных укреплений. Я как следует прижал Дергунчика, и он сказал, что в Инис Вальде перекуплены все офицеры и по меньшей мере половина гарнизона. Их задача - пропустить белгскую армию в долину. А от Жеванного рукава в качестве коменданта Браэннворна требовалась исключительно бездействие. Дергунчик явно думал, что я сохраню ему жизнь, чтобы иметь свидетеля против офицеров Инис Вальда, поэтому был довольно откровенен. В любом случае, теперь мы знаем, что белги войдут в долину через Ледяной клинок, а этого уже немало. Теперь мы должны решить, что делать с этим знанием. И я буду тебе очень признателен, если ты не станешь нам мешать.
  Альк вышел, однако позаботился о том, чтобы закрыть дверь в кабинет не слишком плотно. Поставив пустой поднос на стол в гостиной, он потихоньку возвратился к кабинету и остановился у порога, напрягая слух. При этом Александр саркастически подумал, что, наверное, за всю прежнюю жизнь он не подслушивал под дверью столько, сколько за эти два месяца в Инсаре. И не то чтобы Свиридова так сильно волновали местные интриги, но, в конце концов, сейчас от них зависела их общая судьба.
  После публичной казни "Дриера" с Дергунчиком Свиридов был уверен, что самое худшее уже осталось позади, однако теперь становилось ясно, что он был до ужаса наивен. Судя по тому, что Хенрик Ольгер даже не хотел обсуждать положение дел при Альке, ситуация была действительно паршивой.
  - ...ждать прихода Лея мы не можем, - доносился из-за двери приглушенный и серьезный голос Ольгера. - Лезть в Ледяной клинок тоже бессмысленно, сейчас их голыми руками не возьмешь. Значит, нужно остановить белгов до того, как они доберутся до Инис Вальда. Вы со мной согласны?
  - Как сказать... В теории - согласен. Но не думаю, что вам удастся это сделать, Ольгер. У вас недостаточно солдат.
  - Для боя на равнине - безусловно. Но для гор...
  - Даже для гор, - невежливо перебил Маркус. - Если занять хорошую позицию, то на какое-то время вы их, разумеется, задержите. Но сотня человек не может удержать целую армию. В конце концов, вы все погибнете, а белги все равно дойдут до Инис Вальда и войдут в долину.
  - Ничего подобного, - парировал ройт Ольгер хладнокровно. - Посмотрите вот на эту карту. Видите, самый короткий путь на Ледяной клинок идет по Зимнему каньону, а обойти его возможно здесь, вот тут и... да, пожалуй, здесь. Не так уж много, правда?.. А в горах в такое время года, как теперь, часто случаются обвалы, - со значением добавил Ольгер. - Местные крестьяне говорят, что иногда обвалы происходят даже от громкого крика или от случайно рухнувшего камня... Нам осталось только обернуть это себе на пользу. Для того, чтобы устраивать обычную засаду, людей в Браэннворне недостаточно, но для того, о чем я говорю, много людей не требуется. Три или четыре взрыва - и подходы к Инис Вальду станут крайне труднопроходимыми. Да и потери белгов будут совершенно несоизмеримы с нашими. Ну, а теперь самое главное. Как думаете, у нас хватит пороха?
  - Должно хватить, - помедлив, отозвался Маркус. - Извините за такой вопрос, господин капитан, насколько вы хороший инженер?
  - Весьма паршивый, - отозвался Ольгер. Альку показалось, что он улыбается. - Но ведь любое дело когда-нибудь приходится делать в первый раз.
  - Конкретно в вашем случае первый раз будет и последним. Вас попросту похоронит вместе с белгами.
  - Не беспокойтесь. Поскольку много людей мне не потребуется, я возьму только добровольцев.
  - И оставите Воронью крепость?.. Это нарушение устава.
  - Разумеется; для коменданта. Но ведь я не комендант.
  - Вы правы. Впрочем, есть еще одна загвоздка... Эти горы - территория Белгмара. Если вы осуществите ваши планы, белги будут утверждать, что инсарцы первыми начали боевые действия на их земле, - заметил Маркус. - Думаю, вы понимаете, что Белгмар не упустит шанса выставить нас нарушителями мира и агрессорами. Это может создать Их Величествам серьезные проблемы. Не лучше ли будет подождать?.. Может быть, Лей все же успеет подвести войска.
  Голос Ольгера снова стал серьезным.
  - Их Величества, конечно, предпочли бы, чтобы позиция Инсара в предстоящем конфликте выглядела совершенно безупречной. Я их понимаю, но... давайте говорить начистоту! Для Их Величеств главное - серебряный рудник в Эстелии, он пополняет королевскую казну. Я очень надеюсь ошибиться, но, признаться, я не удивлюсь, если маршалу Лею поручено выдвинуться к границе с Белгмаром не раньше, чем серебро будет вывезено с рудника и отправлено в столицу. А в долине Ста озер - десятки мирных деревень. Там живут люди, которые в случае вторжения окажутся на пути у белгской армии. Не бойтесь, я не стану прибегать к обычной в таких случаях риторике о женщинах и детях - это пошло... Но, если касаться наиболее банальной стороны вопроса, то все .эти люди много лет платят налоги на содержание защитных крепостей вместе со всеми гарнизонами. Мне кажется, что они вправе ожидать от нас, что мы сделаем все, чтобы белги не вошли в долину. Эти люди честно выполнили свою долю обязательств перед армией. Теперь настала наша очередь исполнить наши обязательства. Мне кажется, что это будет только справедливо.
  Альк не верил собственным ушам. Ройт Ольгер что, действительно рассчитывает устроить для белгской армии "сражение при Фермопилах"? Даже если это будет стоить жизни ему самому и всем, кто пойдет с ним?..
  Судя по звукам, Маркус встал и пару раз прошелся взад-вперед по кабинету.
  - Значит, вы считаете, что никакого другого пути нет? - спросил он, наконец. Свиридов ужаснулся, осознав, что Маркус уже внутренне смирился с планом Ольгера.
  - Да, я считаю, что другого пути нет.
  - Ну что ж... тогда я пойду с вами.
  В кабинете наступила тишина. Казалось, Ольгер так же сильно удивлен этим внезапным заявлением, как и Свиридов.
  - Нет, Маркус, вы меня не поняли, - мягко сказал он, наконец. - Я для того и рассказал вам о своих планах, чтобы попросить вас заменить меня до приезда нового коменданта Браэннворна.
  - Я всего лишь писарь.
  - Да, а Лодеш - всего лишь сержант. Ни одного из вас поодиночке невозможно было бы оставить здесь за командира. Ему не хватило бы ума и такта, вам - умения командовать. Зато вдвоем вы точно справитесь с этой задачей. Он будет командовать солдатами, а вы - следить за обстановкой и подсказывать ему разумные решения.
  - Я вижу, вы неплохо все обдумали.
  - У меня было время поразмыслить.
  - А что будет с Альком?
  Свиридов и раньше ловил каждое слово, долетавшее из кабинета, а теперь и вовсе превратился в слух.
  - Я дам ему вольную и денег, чтобы он уехал из Вороньей крепости, - очень спокойно сказал ройт, ничуть не удивившись этому вопросу. - В приграничье ему сейчас делать нечего. В конце концов, он не инсарец, и наши конфликты с белгами его совершенно не касаются.
  Свиридов стиснул кулаки. Ну до чего же ловко Ольгер все это решил! Естественно, мнение самого Свиридова Хенрик при этом спрашивать не собирался...
  Остаток вечера и большую часть ночи Александр во всех красках представлял, как выскажет Ольгеру все, что думает о его манере поступать с людьми. Однако сейчас, когда момент решительного объяснения настал, Свиридов как-то позабыл придуманные загодя слова - слишком уж утомленный вид был у Хенрика Ольгера.
  - Ну, раз ты слышал весь наш разговор с мейстером Кедешем - значит, ты должен понимать, что тебе следует уехать, - сказал ройт.
  - Никуда я не поеду.
  Ольгер нахмурился.
  - Что значит "не поеду"?.. Я велел тебе ехать в Лотар - вот и отправляйся.
  Альк взял со стола подписанную Ольгером бумагу и нахально помахал ей перед носом ройта.
  - Я теперь свободный человек, и могу делать все, что захочу. И я останусь с вами - нравится вам это или нет.
  Пару секунд Ольгер почти растерянно смотрел на Алька. Потом тяжело вздохнул и сообщил:
  - Альк, ты уж меня прости, но ты действительно болван. Само собой, я не могу заставить тебя ехать в Лотар. Но уж выставить тебя из Браэннворна мне определенно ничего не стоит. Прикажу солдатам - через пять минут будешь стоять с этой бумагой за воротами. А дальше поступай, как знаешь.
  - Ну так прикажите, - предложил Свиридов, скрестив руки на груди.
  Больше всего Альк боялся, что Ольгер действительно распорядится вышвырнуть его из Браэннворна силой. Но, по счастью, ройт был слишком сильно удивлен внезапным и необъяснимым поведением Свиридова.
  - Черт знает что, - вполголоса заметил он. И предпринял еще одну попытку апеллировать к здравому смыслу. - Ну скажи, зачем тебе понадобилось оставаться в Браэннворне? Тебя же здесь убьют, дурак!
  - Вас тоже, - не остался в долгу Альк.
  Ольгер насмешливо прищурился.
  - А тебе что, не терпится составить мне компанию?..
  Маркус говорил, затея ройта - верное самоубийство, вспомнил Альк, и по спине прошел противный холодок. Сказать по правде, Альк отнюдь не рвался умереть героем. И в особенности - если умирать придется за чужую и ненужную страну, за совершенно посторонних для Свиридова людей и за нелепые для современного цивилизованного человека представления о чести. С другой стороны, он совершенно точно знал, что не оставит ройта одного. Кто знает, может быть, все еще как-то обойдется... Ольгер далеко не в первый раз рискует своей жизнью, но при этом до сих пор остался жив. Так что совсем не обязательно все кончится так плохо, как считает Маркус.
  - Я пойду с вами, - упрямо сказал Свиридов. - Вы ведь сами говорили, что возьмете в горы только добровольцев. Значит, лишний человек не помешает.
  Ольгер смерил Алька долгим взглядом, хмыкнул - и смахнул в ящик стола лежавший перед Альком кошелек.
  
  * * *
  
  Костер развели совсем маленький, хотя гора удачно закрывала их от посторонних взглядов. Растапливали снег и по очереди запивали скудный ужин кипятком из оловянной кружки. Та в одну минуту раскалилась чуть не докрасна - если забыться и взять ее без рукавицы, на руке точно останется волдырь. Ели медленно, почти не разговаривая, целиком уйдя в процесс еды. Порции были маленькими, если будешь отвлекаться на что-то постороннее - вообще не заметишь, что поужинал. Да и сил на разговоры у людей в отряде Ольгера не оставалось никаких. Когда целый день тащишься по горам с неподъемным заплечным мешком, то под конец дня ноги кажутся свинцовыми, а плечи попросту выламывает.
  Ольгер размочил в воде последнюю галету из пайка, стараясь не смотреть на сидевшего напротив Алька. Поначалу Хенрик был уверен, что иномирянин неминуемо расклеится в самые первые часы после их выхода из крепости. Хотя Свиридов больше не напоминал того изнеженного белоручку, о котором стражник в Лотаре сказал, что он в жизни не поднимал ничего тяжелее ложки, Ольгер опасался, что марш-бросок до Зимнего каньона будет юноше не по зубам. По правде говоря, Хенрик почти не сомневался в том, что Альк довольно быстро сдастся и запросится обратно в Браэннворн.
  Однако вышло по-другому. К концу первого дня иномирянин был бледен, как поганка, под глазами у него темнели синяки, но жаловаться Альк так и не начал. Ольгер понял, что и не начнет - будет тащиться вместе с остальными, пока не свалится в глубоком обмороке. Ночью Ольгер потихоньку встал и, мысленно ругая последними словами Алька, белгов и самого себя, ополовинил заплечный мешок Алька, переложив большую часть поклажи в свой. Среди других вещей он вытащил из сумки парня и тяжелый сверток с порохом, завернутым в вощеную коровью кожу, позволяющую уберечь его от сырости. Иномирянин до того отупел от усталости, что поначалу ничего даже не заметил - механическим, бездумным жестом вскинул мешок на спину, поморщился, когда лямки врезались в натертые накануне плечи, и занял свое место среди остальных солдат. Но уже к середине следующего дня на лице Алька появилось выражение недоумения - наверное, почувствовал, что идти стало куда легче, чем вчера.
  Причину этой перемены юноша искал недолго - при всех недостатках Алька, недогадливым иномирянин не был. Он даже попытался возмущаться, но Хенрик кратко - и довольно резко - сообщил, что он предпочитает нести лишнюю поклажу, чем задерживать отряд из-за отставшего или упавшего в какую-нибудь расселину Свиридова. Иномирянин поджал губы и остаток дня избегал даже смотреть в сторону Ольгера. Ройт еще в Браэннворне дал понять, что, если Альк желает присоединиться к добровольцам, отправляющимся в горы, то он должен будет беспрекословно подчиняться Ольгеру или тому, кого Ольгер назначит командиром. По-видимому, парень помнил этот разговор и не считал возможным пререкаться с Ольгером, но всячески старался дать понять, что возмущен его непрошенной -и унизительной, как Альку, видимо, казалось - помощью. Правда, за ночь до Свиридова дошло, что, пока он изображал оскорбленное достоинство, ройт молча нес бОльшую часть его поклажи, так что утром от его подчеркнутого недовольства не осталось и следа - наоборот, вид у иномирянина был почти виноватым. Ольгеру хотелось объяснить Свиридову, что дело тут не персонально в Альке - Хенрик, не задумываясь, сделал бы то же самое для любого новобранца, если бы увидел, что тот не способен выдержать общего темпа. Но Ольгер решительно отверг эту идею, посчитав, что подобный разговор поставит его в дурацкое положение. Начать что-либо объяснять - значит, признать, что ситуация нуждается в каких-то объяснениях. А эта ситуация, по мнению Хенрика Ольгера, не стоила выеденного яйца.
  К концу третьего дня Свиридов так освоился, что даже стал смотреть по сторонам. И не только по сторонам... во всяком случае, теперь ройт Ольгер то и дело ловил на себе его взгляд - совсем такой же, как и в Браэннворне. Обмануться в выражении этого взгляда мог бы разве что слепой, но Альк наверняка считал, что он ведет себя предельно осторожно.
  Ужин был доеден, костер предусмотрительно потушен, и все члены маленького отряда начали готовиться ко сну. Над расчищенной для ночлега площадке натянули низкий тент, и люди стали забиваться под него, плотно прижимаясь друг к другу, чтобы хотя бы так спастись от холода. Обычно на таких ночлегах Альк всегда старался найти себе место где-то с краю, как можно дальше от Хенрика Ольгера. Причина, вероятно, была той же самой, по которой Альк, словно ошпаренный, вылетел вон из его комнаты, когда Ольгер взъерошил ему волосы. Ройт только усмехался про себя - это же надо, они все вот-вот умрут, а Альк еще умудряется переживать из-за подобных глупостей.
  Но на сей раз Свиридов, напротив, замешкался, пока все остальные возились с тентом и устраивались на ночлег. Первая вахта была у Гриса с Томашем, однако Альк задерживался вместе с ними у костра, жертвуя драгоценным отдыхом, как будто впереди были не жалкие четыре часа сна, а вся ночь. Ольгер отдал пустую кружку Грису, встал и забрался под навес, устроив заплечный мешок под головой и завернувшись в плащ. В спину немилосердно дуло, твердая, промерзшая земля казалась еще жестче, чем обычно, но все это были хорошо знакомые и, в общем, незначительные мелочи, к которым он привык еще во время своей службы в приграничье.
  Несмотря на холод, Ольгер вытянулся во весь рост, давая отдых натруженным за день мышцам. Утром тело будет совершенно деревянным, непослушным от усталости и холода... плевать. Ройт вспомнил Квентина с его извечным ревматизмом и придурковатого, но исполнительного Лесли. Мысль была ненужной, лишней - о судьбе слуг он позаботился уже давно, если в то время, когда был простым разведчиком. В случае его смерти Квентин с Лесли получали вольную и ежемесячное содержание. Особняк в Лотаре по завещанию отходил брату и его наследникам, но обязательным условием продажи дома в завещании было обозначена выплата суммы, на которую Квентин сумел бы найти для себя и своего племянника приличное жилье. Словом, причины беспокоиться о своих домочадцах у Хенрика Ольгера как будто не было. Но сейчас он вспомнил их и свой лотарский дом с какой-то странной ностальгией, чего с ним никогда прежде не случалось. Раньше его редкие приезды в этот пустой и, в общем, совершенно безразличный ему дом не вызывали у Ольгера никаких эмоций, а сейчас он с удивлением почувствовал, что был бы рад когда-нибудь вернуться туда снова, еще раз увидеть Квентина с его суетливыми движениями и метелочкой из птичьих перьев, потом выпить кафры на веранде и пройтись по шумной старой гавани.
  Ройт вспомнил предсказание эшшари, встретившейся ему на базаре в самый первый день после приезда в Лотар. Синеглазая эшшари утверждала, что способна читать будущее по линиям руки, и предсказала ему смерть, немало позабавив Ольгера. А еще она говорила, что жизнь похожа на женщину эшшари - она, мол, не любит тех, кто не отвечает ей взаимностью. Если бы это в самом деле было так, то было бы совсем не плохо, но Ольгер успел увериться, что дела обстоят как раз наоборот. Он рисковал собственной жизнью много лет, и большую часть этого времени ни дал бы за нее ломаного гроша, однако оставался жив. Гибли другие люди - счастливые мужья, удачливые офицеры, просто жизнерадостные и открытые ребята вроде ройта Годвина - ну, словом, те, кто дорожил собственной жизнью куда больше Ольгера, и кому в самом деле было, что терять.
  Пожалуй, в том, что он опять начал испытывать вкус к жизни, следовало видеть не приятный, а тревожный знак. Как раз теперь, когда он в первый раз за много лет почувствовал себя вполне счастливым, и - что в некотором смысле еще хуже - стал чего-то ожидать от будущего, удача могла отвернуться от него, как отворачивалась от его товарищей, ценивших свою жизнь больше него.
  Что ж, если так - он ни о чем не собирается жалеть. Последний месяц стоил вереницы тусклых лет, прожитых в Лотаре и в Приграничье... и хватит об этом.
  Хенрик закрыл глаза и приказал себе заснуть. Прошло несколько минут, и Ольгер уже начал забываться - кажется, ему даже снился какой-то сон - когда он ощутил, что кто-то осторожно устраивается рядом с ним. "Альк" - сообразил ройт Ольгер, разом очнувшись ото сна. Нельзя сказать, что в этом был виноват Свиридов - совсем наоборот, парень укладывался очень осторожно, стараясь лишний раз не задеть Ольгера. Но сама эта осторожность резко отличалась от поведения любого другого человека, вынужденного устраиваться на ночлег в таких условиях. Некоторое время Альк вообще не шевелился и, кажется, даже не дышал. Потом, удостоверившись, что он не разбудил соседа, Альк придвинулся поближе - кажется, даже уткнулся носом ему в спину. После чего, наконец, затих по-настоящему - как человек, который собирается спать, а не боится быть застигнутым на месте преступления. Хенрику Ольгеру стало смешно. Устроить настоящие маневры, нарочно засидеться у костра, дождаться, пока Хенрик не "уснет" - и все это ради такой нехитрой, в общем, вещи, как возможность оказаться рядом с ройтом на ночлеге. Разумеется, чисто случайно.
  После появления Свиридова лежать стало значительно теплее - теперь в спину дуло Альку. "Чем ни доказательство того, что жизнь несправедлива?.." - усмехнулся Ольгер про себя. И в первый раз за много месяцев заснул с улыбкой на губах.
  
  Проснувшись - как ни странно, еще до подъема - Ольгер с удивлением почувствовал, что выспался. Во всяком случае, спать ему больше не хотелось. Может, дело было в том, что где-то в глубине сознания сидела мысль о близкой смерти, и было как-то обидно тратить слишком много времени на сон. Его - этого времени - и так осталось слишком мало.
  Осторожно отодвинувшись от Алька, Ольгер встал и выбрался из-под навеса, полной грудью вдыхая холодный предрассветный воздух. Махнул рукой встрепенувшемуся часовому - все в порядке, пусть ребята еще несколько минут поспят.
  Обычно Ольгер редко помнил свои сны, а если даже помнил - то в виде каких-то смутных и обрывочных видений. Но на этот раз он точно помнил, что ему снились Торис и Джулиан Лай - его ближайшие друзья из корпуса. Видеть во сне людей, которых уже нет в живых, считается дурной приметой, но Ольгер точно знал, что этот сон имел совершенно иной смысл. И сейчас, подставив лицо ветру, он с задумчивой улыбкой вспоминал последний день, когда они встретились все втроем.
  Случилось это много лет назад, в Кронморе.
  
  - Говорят, ты собираешься взять отпуск и жениться? - спросил Джулиан, приехавший к друзьям в самый канун Зимнего праздника.
  Ольгер чуть поколебался, но потом решил, что Джулиану Лаю можно сказать правду, которую он пока скрывал от остальных.
  - Скорее всего, я совсем уйду в отставку. Буду управлять поместьем или, может, поступлю на государственную службу. Не хочу, чтобы моя жена видела меня дважды в год.
  - Так что же, ты больше не хочешь служить в армии?
  Хенрик пожал плечами.
  - Белый обелиск можно заслужить где угодно. Кто сказал, что в качестве землевладельца я принесу Инсару меньше пользы, чем в качестве офицера?.. И потом, я тоже человек. Я неожиданно для себя обнаружил, что хочу чуть-чуть пожить спокойной жизнью. С любимой женщиной, с нашими общими детьми... Вот, посмотри!
  Хенрик порывисто снял с шеи медальон, раскрыл его и показал Лаю миниатюрный портрет и локон пепельных волос. Тот осторожно взял раскрытый медальон с ладони Ольгера и положил на стол перед собой.
  - Это моя невеста. Этот портрет рисовали примерно год назад, с тех пор она стала еще красивее, а главное - взрослее. Меня, знаешь ли, немного смущал ее возраст. Я всегда испытывал отвращение к мужчинам, которые специально женятся на совсем юных девочках, чтобы потом вылепить из них таких женщин, которых им заблагорассудится. Как будто серва покупают... - Ольгер перебил сам себя и требовательно спросил Джулиана, продолжавшего рассматривать портрет - Как она тебе?
  - Очень красивая. В особенности эти серые глаза.
  - Ты прав, глаза у нее совершенно потрясающие. Но, по правде говоря, дело даже не в красоте. Красивых девушек на свете много... ими можно любоваться, можно их желать, но это не меняет ничего в тебе самом. А тут совсем другое. Понимаешь, она словно из другого мира. Мы не так уж много времени провели вместе, но я до сих пор не понимаю, как к семнадцати годам ей удалось сохранить такую веру в лучшее в себе и в других людях. Может быть, это прозвучит смешно, но мне хочется сделать так, чтобы ее никогда в жизни не коснулось бы ничто плохое. Чтобы она даже не узнала, что на свете существует зло, которое способно быть сильнее всех наших усилий и надежд. Она смотрит на меня так, как будто в мире не существует ничего, с чем я не мог бы справиться. Это было бы стыдно, если бы я знал, что она ошибается - но когда она рядом, то я словно в самом деле становлюсь тем человеком, которого она во мне видит. Это - словно магия.
  - Так значит, ты влюблен?
  - Клянусь Всевышним оком, да! - с жаром подтвердил Ольгер.
  Лай радостно рассмеялся. Хенрик, давно подметил в глазах друга тот особый лихорадочно-счастливый блеск, который не позволял усомниться - Джулиан находится в точно таком же положении. Точнее, не совсем в таком же. Хенрик жил мечтами о своем будущем счастье, тогда как Джулиан Лай имел вид человека, уже достигшего предела всех своих желаний.
  - Скажи-ка, Лай - ты радуешься за меня просто по дружбе, или потому, что ты и сам влюблен? - с улыбкой спросил Хенрик, ни минуты не сомневаясь в ответе.
  Лицо Джулиана на мгновение застыло, с него пропало то беззаботно-счастливое выражение, которое заметил Ольгер.
  - Да, влюблен, - ответил он после короткой паузы.
  - В кого? - поинтересовался Хенрик, удивленный этой неожиданной заминкой.
  Джулиан, несколько последних секунд смотревший куда-то в сторону, как будто ему не хотелось лишний раз встречаться с Ольгером глазами, внезапно посмотрел на него в упор.
  - В Донелла Лонжди, - тихо, но спокойно сказал он.
  Хенрик едва не вздрогнул. Донелл Лонджи учился в том же кадетском корпусе, что они с Торисом и Лаем, только на один курс младше. С Джулианом Донелл познакомился за год до выпуска, и они быстро стали близкими друзьями. Настолько близкими, что Торис с Ольгером даже, бывало, возмущались, что их старый друг предпочитает их компании мальчишку на год младше. Ради Джулиана они, вероятно, приняли бы Лонджи в их сплоченную компанию, но Донелл с Джулианом предпочитали проводить время вдвоем. Хотя в кадетском корпусе в принципе часто приходилось слышать про "такие" отношения, но до сегодняшнего дня Хенрику Ольгеру и в голову не приходило, что между Лаем и Донеллом могло быть что-то кроме простой дружбы.
  Как будто прочитав эти мысли по лицу Хенрика Ольгера, Джулиан криво усмехнулся.
  - Знаешь, я, наверное, действительно влюбился в него еще в корпусе. Но тогда я думал, что мы просто лучшие друзья. Ну, может быть, какие-то особенные, Настоящие Друзья - каждое слово с большой буквы - которые могут доверить друг другу что угодно. Это уж потом я понял, что друзьями для меня как раз были вы с Торисом, а Донелл успел стать чем-то большим. После выпуска мне его очень не хватало. Мы писали друг другу письма - с каждой почтой, то почти есть каждую неделю. Но я говорил себе, что мне просто нравиться писать, и что здорово иметь человека, который настолько меня понимает. Так прошло целых три года - сперва год до его выпуска, а потом еще два, пока он служил в столичной гвардии. А потом Донелл просто бросил все и добился перевода лейтенантом в мой корпус. Причем со мной он этого не обсуждал - просто однажды объявился здесь, в Кронморе, и поставил меня перед фактом, что теперь будет служить под моим началом. И в первый же месяц мы стали любовниками. Если честно, у меня такое ощущение, как будто бы мы оба с самого начала знали, что это должно произойти.
  Хенрик молчал, не зная, что ответить на подобную тираду.
  - Осуждаешь?.. - прямо спросил Джулиан, поняв, что Ольгер не намерен первым нарушать повисшую в комнате паузу.
  - Нет, - деревянным голосом ответил Ольгер. Он не лгал, он действительно не осуждал старого друга. Просто - не понимал, не мог понять, и - в некотором смысле - ощущал себя загнанным в угол. Неловкость повисла в воздухе, вязкая и густая, как кисель. Словно желая вырваться из этой липкой паутины, Лай внезапно резко сменил тему и заговорил о своих постоянных стычках с интендантом их отряда, не желающим вникать в нужды простых солдат.
  Ройт Ольгер с облегчением смеялся над его рассказами, ответно вспоминал какие-то истории о войсковых чиновниках в Кронморе. Через несколько минут такой беседы их первоначальное и несколько наигранное оживление сменилось той особой, вдумчивой серьезностью, которой всегда отличались разговоры с Джулианом Лаем. Если Годвин лучше всего чувствовал себя в большой компании, веселой, легкомысленной и шумной, то с Лаем лучше всего было разговаривать наедине, в спокойной обстановке, как бы размышляя вслух. Если ройт Годвин перебивал собеседника в тот же момент, когда ему покажется, что он уловил суть его мысли, и тут же принимался развивать его идею, то Джулиан всегда дослушивал другого до конца. С Годвином было важно только то, _что_ ты хотел сказать. Лай обращал внимание на то, _как_ это сказано. Хенрик эгоистично радовался, что Торис сейчас в дозоре и не может превратить их первую беседу с Лаем в шумную попойку с участием половины гарнизонных офицеров.
  - По правде говоря, все начальники, с которыми я сталкивался в своей жизни, вели себя настолько одинаково, что иногда мне кажется, что это - какой-то особый вид людей, - негромко сказал Хенрик. - Их главное свойство - ничего не знать о настоящем положении вещей. Только за счет этого и можно следовать полученным инструкциям или самим писать подобные бумаги. Если человек каждый день видит, как его солдаты тащат на себе такие тяжести, которые я лично постыдился бы взвалить даже на мула - он не решится подписать приказ о прикреплении к каждому корпусу _одной_ обозной лошади вместо необходимых четырех. Но беда в том, что они этого не видят. Зато они видят, что увеличение количества обозных лошадей резко повысит расходы на армию. Бумаги с этими расчетами у них под носом, а те люди, которые сгибаются под непосильным грузом - где-то очень далеко. Клянусь Всевышним оком!.. Я бы отдал что угодно за возможность заставить чиновников из столицы месяц или два пожить в Кронморе, чтобы у них была возможность на собственной шкуре испытать всю прелесть введенных ими же правил.
  - Да ты рехнулся, Хенрик! Месяц или два!.. Готов поспорить, эти неженки издохнут еще до конца первой недели, - улыбнулся Джулиан. - Но в принципе идея хороша... Жаль только, совершенно неосуществима. К сожалению, мы ничего не можем сделать.
  - Ну почему же, что-то можем. Убедившись, что армейские чиновники не станут меня слушать, я стал писать письма. Старшему войсковому интенданту, главе королевской канцелярии и маршалу Бриссаку. Поначалу меня старались выставить смутьяном и доносчиком, так что на меня стали смотреть довольно косо, но потом, когда в результате этих писем устранили кое-какие особо досаждавшие всем нарушения, младшие офицеры целиком и полностью перешли на мою сторону. Гарнизонное начальство бесится, но терпит - что им остается?.. В моих действиях нет никакого нарушения устава, да и ко мне самому придраться трудно. Все, что они могут - это усложнять мне жизнь, надеясь, что я попрошу отставки или перевода в другой корпус. Но - не сочти за бахвальство - я им пока нужен.
  - Может быть, и мне стоит попробовать писать такие письма? - задумчиво произнес Лай. - Сказать по правде, я однажды уже хотел сделать что-нибудь подобное, но Дон... В общем, меня отговорили.
  Хенрик почувствовал стыд. Пока они беседовали о его помолвке, Лай был так же деликатен и внимателен, как и всегда. Почему же потом, когда речь зашла о чем-то важном для самого Джулиана, Ольгер всем видом дал понять, что не желает углубляться в эту тему?.. Лай полчаса расспрашивал старого друга о его невесте, а Хенрик - в ответ на его признание - просто неловко замолчал. И теперь Джулиан, по доброте душевной, еще и старается избавить его от лишних неудобств!
  Ольгер понял, что ситуацию следует исправлять, причем - немедленно. Годвин, не признававший полумер и компромиссов, вероятно, попросту сказал бы Лаю "Извини, старик, я растерялся и повел себя, как полный идиот". Хенрик решил пойти другим путем.
  - Донелл боится, что у тебя будут неприятности?.. - как ни в чем ни бывало, спросил он.
  Лицо Джулиана просветлело.
  - Да, - с готовностью ответил он. - Видишь ли, его дядюшка, старый полковник Лонджи, когда-то пострадал именно из-за этого. Я пытался сказать ему, что там было другое время и другой король, но Донелл убежден, что в этом отношении ничего не меняется. Он говорит, что, стоит мне открыто выступить против существующих порядков, как вышестоящие сделают все возможное, чтобы любым путем заткнуть мне глотку.
  - Ну, вообще - он в чем-то прав. Наверху не желают слышать, что у нас какие-то проблемы, особенно если для их устранения необходимы деньги. Больше всего им нравится решать вопросы, в которых вину можно свалить на низшее звено чиновников, а потом учинить начальственный разнос. Очень удобно: не несешь никаких убытков, наслаждаешься собственной властью, да еще и демонстрируешь, как ты заботишься о благе подчиненных. Тут-то они все - борцы за справедливость. Но как только речь заходит о деньгах, они становятся слепыми и глухими. И очень не любят тех, кто требует от них прозреть, - мрачно сказал ройт Ольгер. - Значит, Донелл уговорил тебя не связываться?
  - Ну, не совсем так. Он долго злился и твердил, что я дурак, но я старался обратить все в шутку и доказывал ему, что он переоценивает риск и путает меня со своим дядюшкой. На это он только пожимал плечами, а потом сказал, что, если мне все-таки хватит глупости заняться этим делом, то он будет участвовать в нем наравне со мной. Если уж пропадать - то вместе. И вот тут мне стало страшно. Потому что я вдруг подумал - что, если он прав и все закончится именно так, как он предсказывал?.. Одно дело - рисковать собой, и совсем другое - втягивать в такие игры человека, который считает всю эту затею никому не нужным сумасбродством, но при этом все равно пойдет на это - исключительно ради меня. Хенрик, я не то чтобы считаю себя храбрецом, но мне всегда хватало хладнокровия и выдержки, чтобы поступать так, как я считаю правильным, и не теряться даже в самых сложных обстоятельствах. И, тем не менее, тогда я струсил, причем самым жалким образом.
  В голосе Джулиана явственно звучала горечь - сдержанная, глубоко запрятанная, но при этом очевидная, как терпкий привкус в северных сортах вина. Хенрик покачал головой.
  - Ты не струсил, Лай. Тревожиться за человека, которого любишь - это что угодно, но не трусость! Не трудись, я знаю, что ты сейчас скажешь... Что любой может использовать подобный аргумент, как отговорку или оправдание - я, мол, не за себя боюсь, поэтому я прав. Но мы ведь говорим не о словах, а о том, как они соотносятся с действительностью.
  - А помнишь, в корпусе мы осуждали тех, кто ничего не делал, пока слуги Теодора высылали и казнили неугодных? - мрачно усмехнулся Джулиан. - А ведь они тоже заботились о своих близких. Потому что, стоило им выступить против творящегося беззакония - все эти близкие попали бы в застенки вместе с ними. Разве этот факт мешал нам называть их трусами?..
  - Нет, не мешал, - признался Хенрик. - Но, в конце концов, нам было по пятнадцать лет, и мы судили в меру своего непонимания. Сейчас я думаю, что мы были не правы, когда мерили всех выживших одной и той же меркой. Это, может быть, и справедливо - в самом общем смысле слова - но как-то бесчеловечно. Кто-то промолчал, поскольку не видел смысла погибать из-за чужих людей. И прожил жизнь в самодовольной убежденности, что он все сделал правильно. А кто-то не пожалел бы самого себя, но был по рукам и ногам связан страхом за своих близких. И такой человек тоже молчал, только при этом мучался, винил себя и всячески старался как-то помочь тем, кто пострадал от Тео. Мы ставили этих людей на одну доску, а на самом деле между ними пролегает пропасть. Ты меня прости, но я сейчас скорее склонен осуждать себя тогдашнего, со своей возмутительной категоричностью, чем тебя с твоим страхом за Лонджи.
  Договаривая эту фразу, Хенрик поймал себя на том, что внутренне принял отношения Лая и Донелла, как нечто естественное и не требующее никаких обоснований. Собственная недавняя растерянность теперь казалась непонятной, будто бы принадлежавшей не ему, а постороннему для него человеку. В сущности, что люди подразумевают, когда речь заходит о любви?.. Ну да, во многом - страсть, но кроме этого - ответственность за другого человека, нежность и самоотверженность. Кто вправе называть "неправильной" любовь, включающую в себя все эти чувства?
  Дверь гулко хлопнула, и в комнату ворвался порыв ледяного ветра. Остановившийся на пороге Годвин - все еще покрытый мелкой снежной пылью после путешествия верхом - патетически-обвинительным жестом указал на Ольгера.
  - Анри, я тебе уже говорил, что ты свинья?.. Я приезжаю в лагерь, и мне первым делом сообщают о приезде Лая. Я бросаюсь искать его по всем караулкам, битый час ношусь туда-сюда, свесив язык, как гончая, а потом выясняется, что ты попросту уволок его к себе! Спасибо, что хоть дверь не запер!.. Мог бы, вообще-то говоря, и обо мне подумать.
  - Прости, но я никак не мог предположить, что ты будешь целый час носиться по Кронмору, прежде чем додумаешься зайти в мою комнату, - невозмутимо возразил ройт Ольгер.
  Торис смешался.
  - Ну, про час я, разумеется, преувеличил... В действительности-то я искал вас минут двадцать, - сказал он, как бы оправдываясь. Но, заметив на лицах друзей едва заметные улыбки, тут же снова рассердился. - Хватит заговаривать мне зубы! Час или там полчаса - это неважно. Я о том, что вам бы следовало меня подождать.
  Джулиан, как обычно, выполнил роль миротворца.
  - Признаю, мы с Хенриком были неправы. Но, на самом деле, это я увел его из караулки. Мне бы не хотелось проводить праздничный вечер в большой компании. Я ехал сюда с надеждой увидеть вас двоих, и не желаю тратить времени ни на кого другого. Я по вам слишком соскучился.
  Судя по лицу Годвина, тот был слегка обескуражен тем, что кто-то может сторониться праздничного застолья, но, при всем при том, речь Джулиана его явно тронула. Он вошел в комнату, закрыв за собой дверь, и крепко обнял вставшего ему навстречу Лая, не преминув, однако, бросить на Хенрика Ольгера испепеляющий взгляд.
  
  Да, кажется, в тот день они - все трое - были счастливы. И каждый полагал, что знает свое собственное будущее... тогда как на самом деле ни один ни мог даже представить, что их ждет. Джулиан Лай впоследствии погиб в приграничье, и его похоронили в одной братской могиле с Лонжди и тремя десятками других солдат. Годвин стал жертвой заговора "пентальеров". А сам Ольгер... что же, Ольгер куда лучше понял чувства Лая, и теперь мог только радоваться, что тогда, двенадцать лет назад, ему хватило ума и такта принять друга и его жизнь такими, какие они есть. Иначе теперь Хенрику пришлось бы со стыда сгореть, припоминая этот разговор и ощущение смутного протеста, которое - из песни слов не выкинешь - все-таки овладело им в первый момент.
  От воспоминаний о беседе с Лаем мысли Ольгера как-то на редкость органично вернулись к настоящему. За самого себя Ольгер почти не беспокоился, но с каждым днем все больше сожалел о том, что поддался на уговоры Алька и позволил ему идти в горы вместе с добровольцами. Парню всего-то девятнадцать лет, и умирать ему определенно рановато.
  Хенрик уже далеко не в первый раз пообещал себе, что сделает все возможное, чтобы сохранить Альку жизнь. И хмуро усмехнулся. Если кто-то мог свести на нет все его усилия, то, пожалуй, даже не белги, а сам же Свиридов - достаточно вспомнить то, как Альк повел себя, когда Хенрик пытался отослать бывшего серва в Лотар.
  Александр - легок на помине - встал и судорожно кутался в свой плащ, пытаясь согреться. Вид у него был сонный, ошалевший и слегка разочарованный - Хенрик подозревал, что последнее обстоятельство вызвано тем, что ройт проснулся раньше.
  Ольгер насмешливо и ласково взглянул на Алька и велел дежурившему у навеса Томашу:
  - Буди всех. Пора идти.
  
  * * *
  
  Тропа круто забирала вверх. Раньше Альк вряд ли смог бы одолеть подобный склон даже шагом, если бы время от времени не останавливался отдохнуть. Теперь - бежал, запрещая себе даже думать о короткой передышке и с ужасом ожидая, что вот-вот услышит грохот взрыва - и поймет, что опоздал. От таких мыслей Альк яростно скалил зубы и пытался бежать еще быстрее, не замечая, что от усталости шатается, словно пьяный. Переставлять отяжелевшие ноги становилось все труднее, и вдобавок Альк почти не мог дышать - при каждом шаге в легкие как будто бы бросали горсть углей. Но, несмотря на это, Свиридов не останавливался.
  Когда они добрались до Зимнего каньона, то впервые увидели внизу отряды белгов. Хенрик ничего не сказал, но по его лицу Альк понял, что ройт Ольгер неприятно поражен. Похоже, он рассчитывал, что белги все еще находятся в предгорье, тогда как на самом деле оказалось, что враги прошли уже, по меньшей мере, полпути до Инис Вальда.
  Томаш - темноглазый, удивительно немногословный парень с оспинами на лице - предложил взять пару добровольцев и спуститься вниз. Ночью они снимут выставленных белгами часовых и перебьют как можно больше спящих белгов. Но Ольгер напомнил, что их главная задача состоит совсем не в том, чтобы совершать подобные вылазки, а в том, чтобы перекрыть белгам путь на Ледяной клинок, а нападение на лагерь белгов только выдаст врагам их присутствие и заставит их быть настороже.
  На следующий день их группа разделилась - одна часть под предводительством того же Томаша направилась к Каменным Садам, другая двинулась форсированным маршем вдоль Зимнего каньона, чтобы опередить белгов и устроить обвал в самой труднопроходимой части этого извилистого, длинного ущелья. Теперь они двигались так быстро, что первые дни в горах могли бы показаться увеселительной прогулкой. Тем не менее, цель была достигнута - до намеченного Ольгером места их отряд добрался раньше белгов, и при первых же лучах рассвета принялись за инженерные работы. К этому моменту Александр чувствовал себя настолько отупевшим от усталости и недосыпа, что даже не пытался вникнуть в смысл того, что они делают, а просто, не задумываясь, выполнял чужие указания. Он помнил, как в Вороньей крепости ройт Ольгер признавался Маркусу в незнании подрывного дела, но сейчас это больше не имело ни малейшего значения. Усталому, голодному и едва не валившемуся с ног Свиридову хотелось только одного - чтобы кто-нибудь говорил ему, что делать, и чтобы не нужно было ничего решать самостоятельно.
  Когда работы были почти закончены, Ольгер сказал, что, по его расчетам, после взрыва неминуемо произойдет такой обвал, что в нем погибнут все, кто по случайности окажется поблизости. Поскольку для того, чтобы поджечь запал, вполне достаточно одного-единственного человека, он не видит смысла жертвовать остальными. "Мы устроим жеребьевку, - сказал Ольгер буднично. - Вытянувший жребий останется здесь, подождет один час, а после этого закончит начатое. Все остальные двинутся отсюда к Снежной голове". Эти слова впервые вывели Свиридова из его усталого оцепенения, и ему стало дурно. Он вдруг явственно представил, как вытягивает _тот самый_ жребий, и как все - включая ройта Ольгера - уходят, оставляя его совершенно одного. Алька прямо-таки затошнило от подобной перспективы. Захотелось схватить ройта за рукав и бросить Хенрику в лицо, что он отказывается участвовать в этой проклятой жеребьевке. Уж кто-кто, но Ольгер точно знает, что он не инсарец, с какой стати ему умирать за их Инсар? Да, разумеется, он присоединился к отряду добровольно, и готов был рисковать наравне с остальными. Наравне!.. А уж никак не отдуваться одному за всех! Так что пусть Ольгер знает - если вдруг его оставят здесь, он все равно не станет поджигать этот фитиль, он, Альк - нормальный человек, а не какой-нибудь самоубийца!
  Пока все эти мысли вихрем проносились в его голове, ройт Ольгер обратился к Гирсу, отрезавшему кусочки от плащей для жребиев (серые - для "пустышек", и один черный - для того, кто должен будет остаться).
  - Почему восемь, а не девять?..
  Гирс вскинул глаза на ройта.
  - Вы не можете участвовать, господин капитан, - почти враждебно сказал он. - Вы командир.
  - Хочешь сказать, что в случае чего вы без меня не доберетесь до Снежной головы? Или не сможете заложить взрывчатку? - хмыкнул Ольгер. - Ты меня пугаешь. Как же тогда Томаш и его ребята в Каменных Садах?
  - Томаш теперь сержант. Вот он пусть и командует, - упрямо сказал Гирс.
  Ольгер пожал плечами.
  - Ладно. Если мне не повезет, считай, что я произвел тебя в сержанты, как и Томаша. Режь девять.
  Гирс вздохнул и сделал еще один жребий.
  Альк даже не знал, что хуже - тянуть жребий раньше остальных или же наблюдать за тем, как остальные - один за другим - благополучно выбывают из игры. В итоге Свиридов не выдержал и полез в шапку Гирса вторым, сказу же после Марека. Вытащил маленький кусочек ткани, разжал влажную ладонь и чуть не заорал от облегчения - лоскуток оказался серым. Альк был так поглощен собственной радостью, что далеко не сразу понял, что процесс жеребьевки остановился. Только через несколько секунд он осознал, что все вокруг пришибленно молчат, а Ольгер, насмешливо улыбаясь, смотрит на черную полоску ткани на своей ладони.
  - А еще говорят, эшшари скверные гадалки! - мрачно усмехнулся он. Странного замечания насчет эшшари Альк не понял, зато понял то, что ройт Ольгер остается.
  Ольгер.
  Остается.
  Поразительно - пока он злился на Хенрика Ольгера и представлял, что скажет ройту, если худший жребий выпадет ему, он как-то совершенно позабыл про то, что и самому Ольгеру тоже может не повезти. Может быть, в этом все и дело? Пару минут назад он говорил себе - плевать, пусть остается кто угодно, лишь бы не он сам. А жизнь, как обычно, вывернула его желание по-своему. Жизнь - вообще на редкость омерзительная штука.
  - По-моему, это неправильно, - набычившись, сказал Гирс. - Вы как хотите, капитан, но лучше я останусь, а вы поведете наших к Снежной голове.
  Ройт Ольгер только покачал головой. Гирс открыл было рот, явно собираясь отстаивать свою позицию, но Хенрик перебил его.
  - Достаточно! Пока что здесь приказываю я. Берите людей и уходите.
  Первую четверть часа отряд двигался в полном молчании. Альк механически переставлял ноги, вспоминая все, что успел пережить с того момента, когда попал в Лотар, и с каждым шагом все острее понимал, что совершает что-то окончательное и непоправимое. Что-то такое, чего не простит себе всю оставшуюся жизнь.
  Наверное, приятнее было бы считать, что он осознанно принял решение вернуться. Но на самом деле никакого "решения", в сущности, и не было. Альк просто остановился, из-за чего идущий следом Марек чуть не налетел на него, и стал резкими, почти судорожными движениями вытаскивать руки из ременных петель своего заплечного мешка.
  - В чем дело? - удивленно спросил Марек.
  Судя по нахмуренному лицу Гирса, тот хотел спросить о том же самом.
  Альк как будто бы со стороны услышал свой собственный голос.
  - Я иду назад.
  Заплечный мешок Алька тяжело упал на обледеневшую тропинку. Без привычной тяжести внезапно стало удивительно легко. Хотя, возможно, дело было и не в этом.
  - Обалдел? - сурово спросил Гирс. - Ройт Ольгер велел идти к Снежной голове. Ты задерживаешь весь отряд. Вернись на свое место.
  Александр обернулся и подробно - причем совершенно нецензурно - разъяснил, что он, Свиридов, думает о ройте Ольгере, Инсаре, белгах и о новоявленном сержанте. Может быть, его товарищи действительно решили, что Свиридов помешался - в любом случае, больше его не останавливали. Пройдя около пятидесяти шагов и осознав, что поднимается наверх гораздо медленнее, чем шел вниз, Альк испугался. Что, если он опоздает, и ройт Ольгер подожжет фитиль до его возвращения?.. Тогда Свиридов перешел на бег. До этого момента он был абсолютно убежден, что у него больше не осталось сил, и все, на что он, в принципе способен - это молча и бездумно выполнять чужие приказания. А если его на минуту предоставят самому себе, то он, скорее всего, просто упадет на камни и заснет. Но это было раньше. А сейчас Свиридов уже больше десяти минут бежал по каменистому, крутому склону, и не только не падал от усталости, а каким-то чудом даже заставлял себя бежать быстрее.
  Когда Ольгер увидел Свиридова, он выругался, но не удивленно, а, скорее, как-то безнадежно, словно с самого начала ожидал чего-нибудь подобного. Альк тяжело дышал, согнувшись в три погибели и чувствуя, что сейчас его просто стошнит от усталости.
  - Где остальные? Уже далеко?.. - отрывисто спросил ройт Ольгер.
  Альк пару секунд подумал над вопросом и покачал головой, продолжая хватать ртом воздух.
  - Жаль, - бесстрастно Ольгер. - Если подойдешь чуть ближе к краю, то увидишь белгов. Они уже совсем рядом. Если произвести взрыв прямо сейчас, то обвал случится прямо у них под носом, но тогда, возможно, пострадают Гирс и остальные. Если подождать, то наши успеют отойти на безопасное расстояние, но тогда этот каменный карниз обрушится прямо на белгов.
  - Ну и что?.. - тупо переспросил Свиридов.
  Ройт поморщился.
  - Ну, знаешь ли... Одно дело - убивать людей в сражении, совсем другое - заживо похоронить их под обвалом. Впрочем, они, кажется, что-то заметили, - перебил себя Ольгер. - Вон, смотри!
  Альк посмотрел в ту сторону, куда указывал ройт Ольгер, и осознал, что Хенрик прав. Белги действительно заметили, что происходит наверху, и правильно истолковали присутствие на повисшем над ущельем "карнизе" двух инсарцев. После короткого замешательства от отряда отделилась небольшая команда, которая начала подниматься наверх.
  - Что теперь делать, ройт? - встревожено спросил Альк.
  Ройт удивленно покосился на него.
  - Как это "что"? Ждать, разумеется. Они, похоже, думают, что мы здесь еще не закончили, и хотят попытаться нас остановить. Спасибо, что хотя бы основной отряд остановился - все-таки их командиры не такие дураки, как это думают у нас.
  - Вы в самом деле рады, что эти белги уцелеют? - удивленно спросил Альк. - Но они же враги Инсара.
  - В долине Тысячи Озер - враги, а здесь... - ройт Ольгер замолчал и выразительно пожал плечами. - Лучше объясни, какого черта ты решил вернуться.
  Альк смешался. Что вообще можно сказать в подобных обстоятельствах?.. По счастью, Хенрика в очередной раз отвлекли.
  Фигурки в синих белгских мундирах начали карабкаться еще быстрее. Один из солдат зацепился за уступ, каким-то чудом ухитрился зарядить свой пистолет, буквально вися над обрывом, и прицелился в их сторону. Альк инстинктивно отшатнулся. Ройт, напротив, даже бровью не повел.
  - Промажет, - уверенно бросил он Свиридову. - Попасть с такого расстояния... и под таким углом просто нельзя.
  Ройт оказался прав. Солдат действительно промазал.
  Ольгер выпрямился, словно бы дразня противников своим спокойствием, и обернулся к Альку, который никак не мог отвести взгляд от подбиравшихся к ним белгов.
  - Интересно, они понимают, что их всех сейчас завалит?.. - поежившись, спросил он у Хенрика.
  Ольгер пожал плечами.
  - Думаю, что да. Надеюсь, клирики не лгут насчет бессмертия души и всего остального. В таком случае, они отправятся к Создателю.
  - Как и мы с вами, - пробормотал Альк. Насчет Создателя он сильно сомневался, но вступать с Хенриком Ольгером в теологические диспуты у него не было ни времени, ни сил.
  - Во всяком случае, не ты, - жестко сказал ройт Ольгер, посмотрев на Свиридова в упор. - Спешить особо некуда. Видишь вон тот уступ? Сейчас ты отойдешь за него, ляжешь на землю и подашь мне знак, что ты на месте. Не могу сказать, что там ты будешь в полной безопасности, но шансов выжить будет куда больше. А потом я подожгу фитиль.
  Альк тупо подумал, что сейчас самое время проникнуться трагичностью момента, но у него, хоть убей, не получалось. Все происходящее казалось Альку нереальным, словно диалог из старой пьесы. Только в книгах люди так спокойно, почти деловито рассуждают о собственной смерти.
  Еще можно было возмутиться тем, что Ольгер отсылает его от себя в решающий момент, как будто бы считает Алька слишком малодушным для того, чтобы остаться здесь до самого конца... но это точно было бы ненужной театральщиной. Он все равно сделает то, что собирался - только без заламывания рук и без дешевых сцен.
  Не помешало бы сказать Хенрику Ольгеру о том, как много тот для него сделал - ведь другой возможности поговорить у них уже наверняка не будет... но во рту у Алька пересохло. Он развернулся и на деревянных ногах двинулся прочь. Добравшись до конца "карниза", Александр обернулся. Ольгер терпеливо ждал, держа в опущенной руке кресало и кремень. Альк понял, что, когда он обогнет указанный Хенриком выступ, то уже не сможет видеть, как ройт Ольгер подожжет фитиль. Это в планы Алька совершенно не входило. Не затем он возвращался к Ольгеру, чтобы теперь оставить его одного.
  Альк нашел место, с которого он мог видеть Хенрика, одновременно оставаясь незамеченным, и крикнул - "Все в порядке, ройт!".
  Свиридов сразу понял, что он зря заботился о том, чтобы не попасться на глаза Хенрику Ольгеру, когда тот обернется. Ольгер даже не подумал оборачиваться. Вниз он тоже не смотрел - казалось, Хенрику плевать на подбирающихся к нему белгов.
  Постояв так несколько секунд, ройт наклонился и поджег фитиль - как показалось Альку, с одного удара кремнем по кресалу, словно Ольгер только тем и занимался, что взрывал горные крепости и поджигал запалы. Впрочем, ройт любое дело делал так, как будто занимался им всю жизнь...
  А в следующую секунду, когда огонек, шипя, пополз по фитилю, ройт Ольгер с силой оттолкнулся от камней и прыгнул - вниз и в сторону, на узенький, заметный ему одному уступ скалы. Похоже, мысль о том, чтобы принять собственную смерть как неизбежность, даже не пытаясь побороться за свое спасение, слишком противоречила характеру Хенрика Ольгера. А ведь в начале их знакомства Альк совсем было решил, что ройт ничуть не держится за жизнь...
  Осознав - уже в который раз - свою непроходимую глупость, Альк метнулся к указанному Ольгеру уступу, но все равно опоздал - огонь добрался до заложенной ими взрывчатки. Взрыв сопровождался звуком такой громкости, что ухо не способно было его воспринять. Альк ощутил этот звук всем телом, как удар исполинского кулака, сваливший его с ног. Падая, он до крови прикусил себе язык - во всяком случае, во рту мгновенно стало солоно.
  
  ...Когда Свиридов, наконец, пришел в себя, он почувствовал под своей щекой холодный камень и сообразил, что лежит на земле. Со всех сторон его окружала ватная тишина. Альк испугался, что оглох. Он произнес несколько слов, но не услышал ничего - у него только сильнее заложило уши.
  Альк подтянул колени к животу и попытался встать. Его мгновенно замутило. Несколько секунд он из последних сил боролся с тошнотой, но потом сдался и согнулся в три погибели, поддавшись очередному мучительному спазму. Учитывая, что последние сутки они почти ничего не ели, в животе у Алька было совершенно пусто, и во рту остался горький привкус желчи. Зато уши почему-то отложило, и он снова начал слышать - правда, приглушенно и не так отчетливо, как раньше, но все-таки _слышать_. Странное дело, раньше ему никогда не приходило в голову, что можно так обрадоваться столь обыденному обстоятельству. Впрочем, радость Алька почти сразу же сменилась озабоченностью.
  Следовало выяснить, что стало с Ольгером.
  Шатаясь, словно пьяный, Альк направился в то место, где над Зимним каньоном прежде нависал широкий каменный карниз. Теперь его больше не существовало - скала оканчивалась почти отвесным обрывом. Последние метры до него Свиридов прополз на животе, не слишком доверяя своей нарушенной координации. Каждым сантиметром тела Александр чувствовал тревожный гул, идущий изнутри горы, как будто в толще камня еще сохранялся отголосок взрыва.
  Он посмотрел вниз, готовясь к тому, что не увидит ничего, кроме лавины рухнувших вниз камней, и вместе с тем отчаянно надеясь, что каким-то чудом все-таки сможет найти Хенрика Ольгера.
  Первым человеком, попавшимся ему на глаза, был не ройт Ольгер, а один из белгов. Взглянув на нелепо выгнутое, изломанное тело в синем, а теперь посеревшим от пыли мундире, Альк поспешно отвел взгляд. Погибший был наполовину погребен под камнями, но даже то, что можно было разглядеть, вызывало ужас - создавалось впечатление, что во всем теле белга не осталось ни единой целой кости. Потом Альк увидел еще одного вражеского солдата. В отличие от первого белга, этот выглядел почти нормально. Его даже не засыпало камнями, и от этого невольно создавалось впечатление, что белг просто прилег немного отдохнуть. Лицо у белга было удивительно спокойным. Широко раскрытые глаза задумчиво смотрели в небо, а из-под затылка расплывалось темное багровое пятно.
  Альк подумал, что - в каком-то смысле - именно он убил этих людей, и по его спине прошел озноб. Но потом он напомнил самому себе, что здесь идет война, и что особенного выбора ни у него, ни у этих злосчастных белгов не было. Либо убить врага, либо погибнуть самому.
  А потом Альк увидел ройта. То, что Хенрик мертв - или, по крайней мере, без сознания - Свиридов понял сразу. В противоположном случае он бы сейчас кричал что было сил. Ноги Хенрика Ольгера придавливала огромная каменная глыба, отколовшаяся от скалы во время взрыва. Возможно, именно она не дала каменной лавине утащить Хенрика Ольгера на дно ущелья, но Альк не знал, стоит ли радоваться этому обстоятельству - или, напротив, ужасаться. Если Ольгер еще жив, то он, скорее всего, еще пожалеет, что не умер сразу.
  Забыв, что он всегда боялся высоты, Альк стал спускаться по крутому склону на площадку, где лежал ройт Ольгер. Камни, за которые он держался, опасно подрагивали под его руками, но Свиридов только крепче сжимал зубы и полз дальше. Добравшись до Хенрика, он с удивлением отметил, что здесь склон становится достаточно надежным. После некоторых колебаний Альк даже решился встать - сперва на четвереньки, а потом и вовсе на ноги. Мелкие камешки предательски посыпались из-под сапог, но нового обвала не случилось.
  Теперь Альк гораздо лучше видел, что произошло с Хенриком Ольгером. Камень раздробил ему правую голень и передавил ступню другой ноги, которая была вывернута в сторону под каким-то немыслимым углом. По серому сукну штанины расплывалось жуткое кровавое пятно. Первым порывом Алька было попытаться отодвинуть камень, но потом он все-таки опомнился и, подняв с земли руку ройта Ольгера, старательно нащупал вену на запястье. Ладонь Хенрика была безжизненно-холодной, так что внутри у Алька все успело сжаться от ужасного предчувствия, но потом он все же нащупал пульс - слабый и очень частый. Альк едва не подскочил от радости. Живой!..
  Впрочем, радоваться было некогда. Искалечивший ройта камень нужно было сдвинуть с места до того, как ройт придет в сознание.
  Свиридов встал. Упавшая с карниза каменная глыба зацепила ройта только самым краем, иначе Хенрика раздавило бы, как муравья. Сначала Альк пытался приподнять край камня, потом столкнуть его в сторону, но пользы не было ни от того, ни от другого. Единственным результатом всех его усилий было то, что Александр взмок и разозлился. Он утер пот со лба и тихо выругался, чувствуя подступающее отчаяние.
  - Нужен рычаг, - негромко сказал кто-то за его спиной.
  Альк развернулся, как ужаленный - и обнаружил, что ройт Ольгер смотрит прямо на него. И без того темные глаза Хенрика Ольгера сейчас казались совершенно черными из-за расширенных зрачков.
  - Вам очень больно? - глупо спросил Альк.
  - Как ни странно, нет. Такое иногда бывает. Шок... потеря ощущений... Через несколько минут это пройдет, - пояснил Ольгер хладнокровно.
  Альк прикусил губу, чувствуя подступающую панику. Рычаг!.. Откуда ему взять рычаг?! Ройт Ольгер просто бредит.
  Он еще раз попытался сдвинуть камень, но на этот раз тот даже не шелохнулся.
  - Ты неправильно прикладываешь силу, - заметил ройт, как будто речь шла о решении какой-нибудь математической задачи. - Встань вот здесь. Да нет, левее! Да, вот так. Ногой упрись в тот камень, который у тебя за спиной. И толкай строго вперед. Давай!
  "Ничего не получится" - мрачно подумал Альк, и навалился на проклятый камень из последних сил.
  Тот дрогнул, все заметнее кренясь вперед... Свиридов яростно оскалил зубы и зажмурился, надавливая на валун изо всех сил - а потом вдруг почувствовал, что тот и в самом деле откатился в сторону.
  - Надо же, получилось, - сказал Ольгер с таким удивлением, что Альк внезапно понял - несмотря на ту уверенность, с которой ройт указывал ему, что делать, он ни на мгновение не верил в то, что из этой затеи выйдет что-нибудь хорошее.
  Альку захотелось грязно выругаться - на себя, на Ольгера и на весь этот мир. Но вместо этого он опустился на колени рядом с Ольгером и заставил себя посмотреть на его ноги.
  - Ну, как? Все совсем плохо?.. - спросил Ольгер с любопытством, показавшимся Свиридову издевкой.
  Альк кивнул. Он чувствовал, что у него не хватит сил ответить вслух.
  Ольгер кивнул, как будто этого и ожидал. Лицо у него посерело, мышцы в углах рта заметно напряглись. Похоже, к Хенрику мало-помалу возвращалась способность чувствовать боль.
  - Ройт Ольгер?.. - беспокойно спросил Альк. - Вам плохо?
  Тот жутковато улыбнулся.
  - Бывало и хуже, - только и ответил он.
  Альк покосился на раздробленную голень ройта и задумался, как выглядело это "хуже".
  - Что вы мне тут голову морочите! - сказал Свиридов грубо. - Вам должно быть адски больно. Неужели обязательно геройствовать и строить из себя не пойми что?.. Лучше бы вы кричали, или... я не знаю! Только не смотрели бы вот так, как будто вам все нипочем.
  Ройт слегка качнул головой.
  - Не лучше, Альк. Когда кто-нибудь поддается боли, он теряет власть над своим телом. А я многократно убеждался в том, что сохранить ее гораздо проще, чем восстановить, когда она уже потеряна.
  Альк отвел взгляд, чувствуя, что вот-вот взорвется. Ольгер был неисправим. Поди ж ты, власть над своим телом!.. Какая может быть власть у человека, который распластан на земле и едва может шевелиться?!
  Нужно идти вниз, в долину, - подумал Свиридов. Оставаться здесь - верная смерть. Если же они доберутся до какой-то из горных деревень, ройт Ольгер, может быть, останется в живых.
  Альк наклонился и попробовал поднять Хенрика Ольгера с земли. Мужчина оказался куда тяжелее, чем рассчитывал Свиридов. Ройт всегда был худощав, а за последние дни осунулся еще сильнее, так что со стороны дело представлялось не таким уж сложным - но Альк совершенно упустил из виду, что Хенрик почти на голову выше него. Не говоря уже о том, что в их последнем путешествии Свиридов исхудал не меньше Ольгера.
  Ройт хмуро рассмеялся.
  - Погоди... Ты что, нести меня собрался?..
  Альк упрямо стиснул зубы. Если он сумел отбросить камень, который не сдвинула бы с места даже лошадь - значит, справиться и с этим!
  - Альк, не майся дурью, - беспощадно сказал Ольгер. - Если даже ты меня поднимешь, как ты думаешь, сколько шагов ты сможешь пройти с такой ношей? Десять? Двадцать?.. Не хочу тебя расстраивать, но до ближайших деревень полдня пути. Можешь позвать на помощь, когда спустишься в долину.
  - Помощь придет не раньше завтрашнего дня. А ночью вы замерзнете здесь насмерть, - возразил Свиридов. - И потом, в долине сейчас белги. Что, если местные жители решат вас выдать?..
  - Белги не потащатся сюда ради одного-единственного пленного. К тому же, им сейчас не до меня. Вторжение в Фергану сорвалось, а армия Бриссака, надо полагать, уже вошла в провинцию. Так что моя смерть в любом случае не будет бесполезной.
  - Да прекратите уже говорить о смерти!.. - рявкнул Альк в бессильной ярости. И, помолчав, добавил уже мягче. - Не волнуйтесь, ройт, я что-нибудь придумаю. Честное слово.
  Несколько секунд Хенрик молча смотрел на Алька. А потом сказал:
  - Похоже, мне придется встать.
  Сначала Альк решил, что он ослышался. Но Ольгер явно не шутил.
  - Найди какого-нибудь белгского солдата и сними с него мундир, - совсем другими голосом распорядился он. - А заодно обшарь его карманы. Если там найдутся деньги и какие-то бумаги - забирай. Ему все это уже ни к чему, а нам не помешает.
  - Вы что, действительно хотите встать? - уточнил Альк. - Но ваши ноги... Вы просто не видите, что там творится, ройт. У вас голень раздроблена, так что кусок кости прямо торчит наружу. И еще правая ступня... даже если я сумею вправить вывих, все равно вы ни за что не сможете идти.
  Ольгер поморщился.
  - Альк, ты невыносим. Сначала добиваешься, чтобы я постарался выжить, а потом нудишь, что это невозможно. Либо делай то, что я сказал, либо оставь меня и ступай вниз. Меня, по правде говоря, устроят оба варианта.
  - Врете, - храбро сказал Альк. Но все же развернулся и пошел наверх - снимать с убитых белгские мундиры.
  
  После ухода Алька Ольгер попытался сесть. В конечном счете, это ему удалось, но потом Хенрик еще несколько минут боролся с приступами дурноты. Где-то под завалом осталась его походная сумка, которую он бросил на камни, прежде чем поджечь фитиль. Среди других вещей в сумке лежал запас сушеного крапчатника, способного ослабить боль. Похоже, что придется обходиться собственными силами. Ольгер не спрашивал себя, сумеет ли он встать - другого выхода у него не было. Это сначала, еще не придя в себя, он уговаривал Свиридова оставить его здесь. Теперь ройт Ольгер осознал, что в одиночку Альк не сможет ни вернуться в Браэннворн, ни добраться до одной из деревень в долине. Вероятнее всего, парень просто заблудится в горах или наткнется на какой-нибудь из белгских отрядов.
  В общем, как ни посмотри, иномирянина никак нельзя было оставить одного.
  Ну и потом... теперь, когда им почти удалось предотвратить вторжение в Долину Ста Озер, и даже не погибнуть под завалом, было бы довольно глупо сдаться и замерзнуть к концу дня.
  Альк пропадал гораздо дольше, чем было необходимо для того, чтобы обыскать убитых белгов и снять с них мундиры. Ольгер уже начал волноваться, не случилось ли с иномирянином какой-нибудь беды, когда Свиридов, наконец, вернулся.
  - Я нашел внизу несколько пистолетов - а еще это ружье, - заявил раскрасневшийся от напряжения Свиридов, нагруженный найденным оружием, вещами и походными сумками убитых белгов, как ишак в базарный день.
  Ольгер поморщился.
  - Я же сказал - только одежду, деньги и бумаги. Зачем было тратить время и тащить сюда весь этот арсенал? Особенно мушкет.
  - Я думал, что он еще может пригодиться, - попытался оправдаться Альк. Хенрик вздохнул.
  - У него треснул ствол, ты что, не видишь? Надо быть самоубийцей, чтобы попытаться из него стрелять.
  Впрочем, мгновение спустя в голове Ольгера уже забрезжила новая мысль.
  - Хотя, если подумать, ты не так уж и не прав, - сказал он приунывшему Свиридову. - Возможно, этот сломанный мушкет нам еще пригодится. Но пока что отложи его в сторону и дай мне эти сумки. Я взгляну, нет ли в них чего-нибудь полезного... Так-так. Галеты, соль, жевательный табак... И, разумеется, ни одного листа крапчатки.
  - Мм?..
  - Это такая местная трава. Немного притупляет боль, - пояснил Ольгер, продолжая рыться в сумках. Кожаная фляжка, обнаруженная им на дне второй котомки, издавала характерный резкий запах. Похоже, часть жидкости вытекла в сумку после взрыва.
  - Водка! - восхитился Ольгер. - То, что нужно...
  Вытащив зубами пробку, он в несколько глотков допил болтавшуюся на дне фляжки жидкость и сказал Свиридову:
  - Тебе придется вправить мне ступню.
  Лицо у Алька вытянулось.
  - Я не смогу, - неуверенно возразил он. - Я же не врач!
  Ольгер заставил себя улыбнуться.
  - Это не сложно. Главное, не трусь. Прежде всего, разрежь сапог.
  Альк опустился на колени, достал нож и стал возиться с сапогом. Каждое его движение причиняло Ольгеру такую боль, что он с трудом удерживался от крика. При мысли о том, что он почувствует, когда иномирянин будет вправлять вывих, Ольгеру почти хотелось взять один из принесенных Альком пистолетов и покончить со всем разом, пустив себе пулю в лоб.
  - Готово, - сиплым голосом сказал Свиридов через несколько минут, когда Ольгер окончательно уверился, что эта пытка будет длиться вечно. - Что теперь?..
  Хенрик украдкой перевел дыхание.
  - Как "что"? Ты себе представляешь, как должна выглядеть ступня в нормальном положении? Вот и поставь ее на место, - сказал он. И, поддаваясь малодушию, добавил - Только постарайся сделать это быстро. Это, безусловно, не смертельно, но я предпочел бы, чтобы ты управился с первой попытки.
  Разумеется, с первого раза Альк не справился. Как, впрочем, и со второго. Силы и решимости иномирянину хватало, но катастрофически недоставало опыта. По счастью, после третьего неуклюжего рывка ройт Ольгер потерял сознание, и остальных попыток - сколько бы их не было - уже не чувствовал. Когда он наконец пришел в себя, бледный до синевы Свиридов плотно бинтовал его ступню. Почувствовав, что Ольгер смотрит на него, Свиридов обернулся.
  - Все готово, - сказал он фальшиво бодрым тоном. - А что будем делать со второй ногой?..
  Хенрик невольно восхитился самообладанием Свиридова. Впрочем, в последние недели Альк не переставал его поражать.
  - Этот проклятый камень так разворотил мне голень, что с этим ты точно ничего не сделаешь, - ответил он. - Нужен пинцет - вытаскивать осколки кости, и какое-нибудь крепкое вино, чтобы не занести заразу... впрочем, я не врач. Пока что обойдемся малым. Просто наложи повязку, чтобы в рану не попала грязь.
  - Вы правда верите, что сможете идти?.. - не глядя Хенрику в глаза, осведомился Альк.
  - Один - определенно не смогу, - признался ройт. - Но, во-первых, ты будешь мне помогать, а во-вторых - этот мушкет, который ты принес, отлично сойдет за костыль. Нам повезло, что ты додумался его забрать... Стой, не так туго, ты меня оставишь без ноги, - одернул он Свиридова. - Кровь не должна застаиваться, не то будет худо. Да, вот так гораздо лучше! Теперь переодевайся. С этого момента, мы с тобой - солдаты Белгмара. Мы пострадали из-за взрыва, устроенного инсарцами, но сумели выбраться из-под завала и пытаемся найти своих. Я - лейтенант Шеано ан-Бриан, а ты - мой ординарец. Твое имя... хммм... Алькаро. Или просто Альк. Для крестьян из местных деревень сгодится, а никого другого нам, боюсь, и так не обмануть.
  
  Этот день казался Альку самым длинным в его жизни. Вопреки всякой очевидности, ройт все же смог подняться, опираясь с одной стороны на Алька, а с другой - на приклад тяжелого мушкета. На крутой, извилистой тропинке, огибавшей склон горы, не всегда хватало места для двоих, так что передвигались они большей частью боком, словно крабы. Временами, когда Альку удавалось на мгновение отвлечься от попутчика и посмотреть по сторонам, ему казалось, что они совсем не продвигаются вперед, а остаются на одном и том же месте. Но постепенно тропа становилась более пологой, и Свиридов смутно сознавал, что несколько часов мучительного спуска все-таки не прошли напрасно - они понемногу приближались к цели. Эта мысль была единственным, что не давало ему впасть в отчаяние и придавало сил идти вперед.
  Когда они наконец оказались в долине, уже начало смеркаться. Ольгер, изучивший эту местность еще в Браэннворне, обещал, что они выйдут к роднику, и оказался прав - здесь в самом деле начинался небольшой ручей. Услышав шум воды, ройт прохрипел - "Привал". Это было первое слово, сказанное им за несколько часов, и Ольгер произнес его по-белгски - очевидно, ни усталость, ни измучившая ройта боль не вынудили Хенрика забыть предложенную им легенду.
  Альк помог мужчине опуститься на сухую хвою под кривой, как будто бы надломленной сосной, а сам прополоскал пустую флягу из-под водки и принес попутчику воды. Напившись и без аппетита съев одну галету, ройт сказал, что нужно идти дальше - место чересчур открытое, они рискуют попасть на глаза кому-нибудь из белгов. Впрочем, при попытке встать он глухо застонал и бессильно откинулся назад. Ольгера била дрожь. Лицо у него было совершенно белым - Альк видел это даже в полумраке.
  - Что ты смотришь на меня, как на картину?.. - раздраженно спросил ройт по-белгски. - Помоги мне встать.
  Альк скрестил руки на груди.
  - Не буду. Вам необходимо отдохнуть.
  - Альк, ты меня вообще слушаешь? - с досадой спросил ройт. - Я ведь сказал - здесь нас легко заметить.
  - Ну и что? Мы точно так же можем сами набрести на белгов, если двинемся куда-то в этой темноте. Но это в любом случае неважно, потому что вы не можете идти. Вам надо хоть чуть-чуть поспать. Нет, если вам во что бы то ни стало хочется себя угробить - поступайте, как хотите. Но я в этом не участвую.
  Ольгер витиевато выругался.
  Впрочем, спустя пару минут он уже погрузился в сон - такой глубокий, что его легко было принять за обморок. Свиридов осторожно накрыл раненого плащом белгского лейтенанта, и пару минут рассматривал осунувшееся лицо Хенрика Ольгера. Альк плохо разбирался в медицине, но даже ему было понятно, что Ольгеру нужен лекарь. А еще - еда, тепло и мягкая постель. Неплохо было бы добавить к этому бокал сухого красного вина или горячего, только что сваренного грога. А вместо этого - тяжелая дорога, холод, неумело перевязанные раны... Альк был рад, что Ольгер спит. По крайней мере, он не мучился от боли.
  Завтра они дойдут до той деревни, которую видели с горы. Если, конечно, ройту хватит сил подняться. Впрочем, за последний день Альк убедился в том, что тот нечеловечески вынослив.
  Если лечь поближе к Ольгеру, они, возможно, не замерзнут, прагматически подумал Альк. Следом за этим ему вспомнился последний привал на пути к Ледяному клинку. Уставшему и отупевшему Свиридову та ночь казалась нереальной, словно сон. Неужели он действительно с таким волнением выгадывал момент, чтобы случайно оказаться рядом с ройтом на ночлеге? Он, наверное, сошел с ума. И еще Браэннворн... при мысли о моменте, когда Ольгер взъерошил ему волосы, Альк даже сейчас почувствовал внезапный жар и острую неловкость.
  Если эти странности и правда означали то, о чем он думал - дело дрянь.
  Альк покосился на бесчувственного Ольгера, и неожиданно подумал, что у него есть отличный шанс проверить свои подозрения на практике. Вполне возможно, что другой такой возможности у него уже не будет.
  С минуту Альк с сомнением разглядывал Хенрика Ольгера, не очень представляя, как подступиться к задуманному "испытанию". Сердце у Алька колотилось так, как будто Ольгер мог вот-вот проснуться и каким-то образом понять, о чем он думает. "Давай!" - скомандовал себе Свиридов, и, поспешно наклонившись над мужчиной, торопливо поцеловал его.
  Это было совершенно не похоже на его прежние поцелуи с Адой или безымянными курсистками-медичками. Какое уж там удовольствие, какая "страсть"!.. Единственным, что Альк испытывал в этот момент, было ощущение чудовищной нелепости происходящего.
  Губы у Ольгера оказались обветренными и жесткими, как хвоя, на которой он лежал. Вблизи от Хенрика заметно пахло потом, порохом и кровью. За последние несколько дней на лице ройта выросла колючая щетина. В результате, хотя Альк предусмотрительно закрыл глаза, он все равно почувствовал себя довольно глупо.
  Отодвинувшись от ройта, Альк открыл глаза и с облегчением вздохнул. Как и следовало ожидать, все - полный бред. И хватит с него этой чуши.
  
  * * *
  
  Проснулся Ольгер рано - несмотря на толстый слой сосновой хвои, ему показалось, что он спит на леднике. На рассвете они отправились дальше, и к полудню все-таки достигли небольшой деревни. К этому моменту Хенрику казалось, что мир вокруг него рябит и искажается, как воздух над огнем. К терзавшей его боли в искалеченных ногах добавился озноб и сильный жар. Мысли у Ольгера мешались, он больше всего боялся, что начнет бредить по-инсарски. Отправляясь в Белгмар в качестве разведчика, Ольгер не раз был ранен, но никогда прежде он не чувствовал себя так же паршиво, как сейчас. Предупредив Свиридова, чтобы тот держал рот на замке, ройт Ольгер успешно убедил заметивших их жителей деревни в том, что он был лейтенантом белгской армии. Впрочем, было похоже, что куда сильнее его слов на жителей деревни повлияло серебро, унаследованное Хенриком от погибших под завалом белгов.
  Хозяйка приютившего их дома оказалась женщиной нелюбопытной. Она постелила ройту чистую постель, показала Альку, где находится колодец, и пообещала приготовить им поесть, после чего оставила их в покое. Ройта колотил озноб. Как в полусне, он отмечал, как Альк помогает ему снять мундир и сапоги и накрывает его одеялом. "Нужно сделать перевязку" - нерешительно сказал Свиридов. Ольгер кивнул, и стиснул угол одеяла зубами, чтобы не орать. Раздробленная голень болела так, как будто ее поливали кипящим маслом. "А стоило ли мучиться?.. - подумал он. - Судя по жару, рана воспалилась. Без врача я все равно умру, а врача нет".
  Странное дело, всего несколько часов назад ему казалось, что самое главное - это добраться до деревни, а потом все будет хорошо. И вот, он наконец-то здесь, лежит на чистой простыне, под крышей, а не на холодной, смерзшейся земле - и думает только о том, а стоило ли так отчаянно сюда стремиться.
  Крестьянка принесла обед. Он состоял из каши, крынки молока и хлеба с маслом. В другое время Ольгер посчитал бы подобную трапезу вполне приличной - особенно после нескольких дней, на протяжении которых они ели исключительно галеты, твердый сыр и вяленое мясо - но сейчас он едва смог заставить себя проглотить несколько ложек. Но в каком-то смысле это все-таки пошло ему на пользу, потому что после еды Ольгер мгновенно провалился в сон.
  Проснулся он от ощущения, что его трясут за плечо. В комнате было сумрачно - наверное, снаружи уже начало смеркаться. Альк сидел возле кровати, и глаза у него были круглые, как два блюдца.
  - Белги, ройт!.. - прошептал он.
  Ольгер подобрался, разом позабыв про слабость и про боль в ноге.
  - Где?
  - В деревне. Я только что видел, как их командир беседовал с нашей хозяйкой. Наверное, она уже успела рассказать ему про нас! Что теперь делать?!
  - Попробуем как-нибудь выпутаться, - чужим голосом ответил Ольгер. Впрочем, он ничуть не верил в то, что из этой затеи что-нибудь получится. Стоит белгам спросить, хотя бы, в какой части и под чьим командованием он служил, как правда тут же выплывет наружу. Если только... Ольгер ухватился за мелькнувшую у него в голове идею, как за последнюю надежду на спасение. Ему казалось, что он уже различает на крыльце чьи-то шаги - впрочем, возможно, от сознания грозившей им опасности слух Ольгера и в самом деле резко обострился. Он напряг все силы, торопливо вспоминая все детали своих разговоров с ан-Брианом.
  Выдать себя за лейтенанта действующей армии он не сумеет, а вот представиться офицером Черного корпуса - совсем другое дело. Большинство инсарцев не подозревает, чем занимается разведка. Он уже присвоил себе имя ан-Бриана, а теперь присвоит его звание. Он скажет, что ему было поручено следить за комендантом Браэннворна, но тот был разоблачен одним из своих младших офицеров, и со страху выболтал инсарцам все подробности вторжения в Фергану. Выяснив, что враги собираются взорвать подходы к Инис Вальду, он склонил на свою сторону одного из солдат Вороньей крепости - надо же как-то объяснить присутствие Свиридова... Они пытались помешать инсарцам, но не справились с этой задачей и чуть не погибли сами.
  "А ведь может и сработать" - почти с удивлением подумал ройт.
  Дверь открылась, пропуская молодого белга в капитанском мундире. В руке он держал свечу, ярко освещавшую его лицо. Ольгер определил, что офицеру вряд ли больше девятнадцати. По белгской моде, капитан носил усы и аккуратную бородку - то есть не сбривал едва заметный темный пух, растущий в тех местах, где полагалось быть усам и бороде. Совсем мальчишка... это обнадеживало. Дослужиться до звания капитана в таком возрасте этот юнец никак не мог - значит, патент наверняка был куплен состоятельными родственниками. Тем лучше.
  Альк застыл на своем табурете, напряженный, как струна. Для белгского солдата его поведение выглядело бы предельно подозрительно, зато как нельзя больше подходило к только что придуманной Хенриком Ольгером легенде. Инсарец, подкупленный разведчиком Черного корпуса и оказавшийся на неприятельской земле, просто обязан нервничать, впервые встретившись с другими белгами.
  - Лейтенант, мне сообщили, что вы были ранены во время взрыва, - сказал молодой офицер, остановившись на пороге. Его взгляд остановился на лице Хенрика Ольгера, и ройту показалось, что глаза белга на мгновение расширились. Ольгер от всей души надеялся, что это просто игра света.
  - Я пришлю вам врача, - медленно сказал белг, не сводя взгляда с Ольгера. - Эта крестьянка не смогла запомнить ваше имя. Набриан?
  - Шеано ан-Бриан, господин капитан.
  Молодой офицер едва заметно качнул головой, как будто удивляясь этому ответу.
  - Вы меня не узнаете, ройт?.. - спросил он неожиданно.
  Альк вздрогнул так, как будто белг прицелился в него из пистолета.
  - Не имею чести вас знать, - устало сказал Ольгер. Судя по тому, что этот человек называл его "ройтом", он его действительно узнал. Но Ольгер был уверен в том, что никогда его не видел. Это парень слишком молод, чтобы допустить, что они могли сталкиваться в Форосе или в Кронморе.
  Юноша как-то странно усмехнулся.
  - У вас плохая память, ройт. Пять лет назад, когда мы виделись в последний раз, вы говорили, что никогда не забудете о том, как я вам помог.
  Ольгер попробовал представить, как его собеседник выглядел пять лет назад - и наконец-то вспомнил, где он его видел.
  - Нори, - сказал Хенрик, пораженный собственной догадкой. Сын его бывшего владельца, который когда-то пытался вынудить Хенрика Ольгера давать ему уроки фехтования, а потом помогал ему сбежать из плена. На одно короткое мгновение Ольгер даже почувствовал досаду - это же надо, изо всей огромной белгской армии столкнуться именно с тем человеком, который знал его в лицо!.. Потом Хенрик вспомнил о предсказании эшшари, и философски подумал, что от судьбы не убежишь.
  - Капитан Иннор Вайс, к вашим услугам, ройт, - поправил белг. И, помолчав, добавил - Знаете, я никогда по-настоящему не верил, что мы с вами еще встретимся. До меня доходили слухи, что вы сделались разведчиком и причиняете нашим отрядам массу неудобств. Признаюсь, каждый раз, когда я это слышал, я вспоминал о том, как помогал вам убежать, и спрашивал себя, сколько вреда нанес своей стране.
  - Не огорчайтесь, у вас есть возможность все исправить, - усмехнулся Ольгер.
  Вайс махнул рукой.
  - Такое не исправишь. Это ведь вы устроили тот взрыв в горах?
  - Да, я, - ответил Ольгер, игнорируя гримасы Алька. - Кстати, раз уж речь зашла об этом. Не пора ли вам позвать ваших товарищей?..
  Вайс смотрел на него, покачиваясь с пятки на носок.
  - Вы полагаете, я прикажу вас расстрелять? Ну нет. Сейчас я приведу врача и прослежу, чтобы вас накормили ужином. А завтра вы расскажете о том, как именно вам удалось узнать о предстоящем нападении.
  
  Вопреки собственным словам Иннора Вайса, он навестил своего пленника не на следующий день, а лишь два дня спустя.
  - Как вы себя чувствуете? - осведомился Вайс, окинув лежавшего в постели Ольгера оценивающим взглядом.
  - Гораздо лучше, капитан, благодарю вас, - сдержанно ответил ройт. На самом деле он чувствовал себя исключительно паршиво. Белгский врач очистил его рану и даже сумел остановить начавшуюся лихорадку, но ройт до сих пор не отошел от перенесенной боли и убийственных доз противовоспалительных, которые - по честному признанию врача - должны были либо убить его, либо остановить начавшееся заражение крови. Ольгера мутило, за последние два дня он не съел ничего, кроме выпитой перед приходом Вайся чашки мутного бульона, и, если судить по скорбным взглядам Алька, выглядел он таким же жалким, каким себя чувствовал.
  - У вас есть силы, чтобы говорить со мной? - вежливо спросил Вайс.
  "Можно подумать, если я отвечу "нет", то вы оставите меня в покое" - с легким раздражением подумал Хенрик. С другой стороны, надо было признать, что до сих пор Вайс относился к пленным с исключительным великодушием. Вместо того, чтобы распорядиться расстрелять обоих инсарцев, он отправил к Ольгеру врача, а Альку приказал не выходить из комнаты, где находился раненый. Правда, ройт Ольгер не верил в чудеса, поэтому подозревал, что ничего хорошего их с Альком все равно не ждет. Вайс, вероятно, рассудил, что мертвый Ольгер уже ничего не скажет, тогда как живой может сообщить разведке Белгмара немало ценных сведений. Ольгер на его месте поступил бы точно так же. Но все равно, поступок Вайса требовал проявить ответную учтивость.
  - Я к вашим услугам, - сухо сказал Ольгер.
  Поставив стул посреди комнаты, капитан Инор Вайс уселся на него, закинув ногу на ногу. Облезлый стул жалобно заскрипел. Хенрик подумал, что на месте Вайса предпочел бы постоять.
  - Рассказывайте, ройт, - предложил капитан. - Я хочу знать, как получилось, что я нашел вас в этой деревне, да еще в мундире нашей армии. Предупреждаю, я хочу услышать всю историю, с начала до конца, так что не упускайте никаких подробностей.
  Пару секунд Ольгер задумчиво смотрел на молодого человека.
  - Ну что ж, я думаю, Инсару мой рассказ никак не повредит, - пожав плечами, сказал он. - Мое участие в этой истории началось с того, что ко мне приехал старый друг, ройт Годвин Торис. Его незадолго до того сделали комендантом Браэннворна, и он справедливо рассудил, что ему стоит окружить себя надежными людьми. Он предложил мне служить под его началом. Как вы знаете, после того, как я был сервом вашего отца и убежал из плена, я вынужден был стать простым разведчиком. Никто в Инсаре не захочет видеть своим командиром человека, который носил невольничий браслет. Предложение Ториса было для меня единственным шансом вернуться к офицерской службе, так что я решил его принять...
  Ольгер говорил неторопливо, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Однако, хотя разговор выматывал его сильнее, чем в другое время - переноска тяжестей, ройт обнаружил, что рассказ действительно помогает ему отвлечься от боли в ране и измучившего его чувства тошноты. Он рассказал о том, как он приехал в Браэннворн через пару недель после приезда Ториса, узнал о гибели полковника и заподозрил, что тот был убит, и как расследование гибели Годвина помогло ему узнать о планах пентальеров и предотвратить вторжение в Долину Ста озер. Когда он замолчал, повисла долгая, томительная пауза. Несмотря на то, что Вайс был еще очень молод, он, по-видимому, хорошо умел держать себя в руках - во всяком случае, Ольгер не мог сказать, какое впечатление на капитана произвел его рассказ.
  - Вы пытаетесь сказать, что наши военачальники находятся в сговоре с вашими "пентальерами"? - осведомился белг, когда молчание уже стало казаться неприличным.
  - Пока это не больше, чем мое предположение. Бумаги, расшифрованные нами в Браэннворне, доказывают только то, что ваш кронпринц Варуз и маршал Дитц последние полгода состояли в переписке с Леффетом и некоторыми другими "пентальерами". Считать это доказательством или нет - решать вам.
  Капитан Вайс досадливо поморщился.
  - Я уважаю вашу щепетильность, ройт, но это куда больше, чем "предположение". Какой позор... Все эти речи об угрозе со стороны Инсара, о притеснениях наших торговцев и о подготовке к будущей войне, которую мы якобы должны предупредить своим вторжением в Долину Ста Озер - все ложь! Серебряный рудник, с ума сойти!.. Нам говорили, что мы сражаемся за безопасность и за процветание Белгмара - а на самом деле нас отправили в Долину Ста озер, чтобы таскать каштаны из огня для нескольких инсарских паразитов.
  - Ну, ваши предводители внакладе тоже не остались бы, - не удержался Ольгер. Вайс скривился, словно проглотил какую-то тухлятину.
  - Да. К сожалению, вы правы. Принц Варуз... Я помню, как он выступал перед выпускниками Королевской академии. Нас было триста человек, но я случайно оказался во втором ряду, в каких-то десяти шагах от принца. Это было потрясающее зрелище. Колонный зал, наследник в ало-золотом плаще, почетный караул из двадцати гвардейцев, и - "Достоинство Белгмара - в его армии!". Хорошенькое получается "достоинство", если нас посылают в Инсар, чтобы помародерствовать и вывезти награбленное до прихода Исенгрима Лея.
  Ольгер удивленно посмотрел на капитана.
  - Вы учились в Королевской академии?.. Я думал, ваш отец не так богат.
  Щеки Вайса слегка порозовели.
  - Меня приняли бесплатно, по итогам ежегодного экзамена.
  - В самом деле?.. Поздравляю! Насколько я знаю, отбирают два-три человека среди пары тысяч претендентов. Это впечатляющее достижение. А я еще думал, как вы стали капитаном в таком юном возрасте.
  - У меня был пример для подражания, - ответил Вайс.
  - Да, это вдохновляет, - согласился Ольгер. - Лет в семнадцать я мечтал сравняться с маршалом Бриссаком. Он в то время был полковником, но уже успел стать героем Гедда и Кронмора.
  Вайс криво усмехнулся и поднялся на ноги.
  - Ну, если ваши соотечественники когда-нибудь узнают, что вы для них сделали, то вы, пожалуй, переплюнете даже Бриссака... Отдыхайте, ройт.
  Ольгер задумчиво проводил его взглядом, а потом перевел взгляд на Алька. Иномирянину хватило ума не вмешиваться в их беседу, но, едва капитан Вайс закрыл за собой дверь, как Альк сейчас же подал голос.
  - Он ушел, - сказал Свиридов тоном человека, не способного поверить очевидному. - Почему, ройт?.. Ведь вы не рассказали ему ничего полезного. Он мог спросить, сколько людей осталось в Браэннворне и куда отправились другие части нашего отряда...
  Ольгер покачал головой.
  - Он знал, что я не стану отвечать. Я понимаю, что ты знаешь белгов только по тому, что о них говорили в Браэннворне, но на самом деле они вовсе не такие кровожадные мерзавцы, как их представляет большинство инсарцев. Думаю, что перспектива допрашивать кого-нибудь под пытками прельщает Вайса так же мало, как меня или тебя - особенно если учесть, что в прошлом мы неплохо ладили. Я думаю, он предпочтет сообщить о моей поимке в Черный корпус, а все остальное предоставит уже им.
  Альк побледнел.
  - Как вы считаете, у нас получится сбежать?.. - поинтересовался он.
  - Не знаю. К сожалению, сейчас я далеко не убегу, так что нам в любом случае придется подождать, - ответил Хенрик, слегка покривив душой.
  Ольгер привык считать себя достаточно выносливым. Природа наделила его замечательным здоровьем, и он не раз выздоравливал после таких ранений, которые наверняка убили бы другого человека. Однако с годами восстанавливаться после очередной раны становилось все труднее. Ройт не строил никаких иллюзий - было очевидно, что ему потребуется несколько недель на то, чтобы он снова смог ходить, как раньше. Глупо было бы надеяться, что у него будет столько времени. Поэтому в те долгие, однообразные часы, пока Ольгер не спал, он занимался тем, что рассказывал Альку все, что может пригодиться ему в Белгмаре - на случай, если его спутнику удастся убежать из плена в одиночку.
  Прошло еще два дня, прежде чем Иннор Вайс пришел опять. Было уже поздно, так что Альк дремал, ссутулившись на стуле, да и Ольгер тоже понемногу начал засыпать. Однако приход белга мигом разбудил обоих. Альк так сильно побледнел, что это было видно даже в тусклом свете от единственной горевшей в комнате лучины, да и ройт почувствовал тревогу - ничего хорошего от нового визита капитана он не ждал.
  - Я зашел попрощаться, ройт, - сказал Иннор Вайс, немного помолчав. - Я получил приказ вести своих людей навстречу полку Таллера. Мы выступаем завтра на рассвете. Врач сказал, что ваша рана больше не опасна. Я, со своей стороны, желаю вам скорейшего выздоровления.
  - Боюсь, я не совсем понял вашу мысль, - хрипло ответил Ольгер, чувствуя, как у него на лбу внезапно выступил холодный пот. Если бы Вайс сказал, что передумал и отдал приказ казнить обоих пленников, это и то, наверное, не потрясло бы Хенрика так сильно, как его последние слова. - Вы оставляете нас здесь?..
  - Да, ройт.
  - Но ведь ваш долг...
  - Если позволите, я буду сам решать, в чем состоит мой долг, - перебил Вайс.
  Ольгер утер испарину со лба.
  - Но ваши командиры...
  - Ничего об этом не узнают, - хладнокровно сказал белг. - О том, что вы с вашим товарищем инсарцы, знаю только я и врач, а он мне кое-чем обязан. Можете не сомневаться, он будет молчать.
  Ольгер покачал головой.
  - Я все равно не понимаю, с какой стати вы решили нам помочь.
  - А с какой стати вы решили драться с ан-Брианом?.. Мне всю жизнь твердили, что я должен жертвовать своими личными желаниями ради процветания моей страны. И я всегда считал, что это правильно. Сначала Белгмар, а потом все остальное. Но после вашего рассказа я впервые задался вопросом, что такое Белгмар. Разве Белгмар - это принц Варуз, которые ведет тайные переговоры с нашими врагами и хочет, чтобы я таскал ему награбленное?..
  - Если это кто-нибудь услышит, вас повесят, - сказал ройт устало.
  - Возможно. Но разве не вы когда-то говорили мне, что истинная честь - это умение не уклоняться от своих решений, как бы трудно тебе ни пришлось?.. Таких врагов, как вы, не убивают, ройт. В конце концов, когда встречаешь человека, который способен сделать тебя лучше, то не так уж важно, кто он - враг или союзник. А я много лет старался стать таким, как вы. Не думаю, что мы еще когда-нибудь увидимся, но я уверен в том, что мы о вас еще услышим.
  - Как и я - о вас, - ответил ройт, протягивая руку.
  Помедлив несколько секунд, капитан Вайс крепко пожал его ладонь.
  
  * * *
  
  Первые числа марта выдались на удивление погожими. Сколько Свиридов не твердил себе, что он не должен оставлять Ольгера одного, соблазн немного прогуляться оказался чересчур велик. Альк мысленно пообещал себе, что обойдет деревню и тотчас же повернет назад, но, опьянев от запахов весны и от прозрачной синевы над головой, прошлялся по округе битых два часа. Вернувшись к дому и стараясь как-то заглушить уколы совести, Свиридов обнаружил, что не только ему одному показалось нестерпимо находиться в четырех стенах. Ройт Ольгер стоял на крыльце, небрежно опираясь о перила, и щурился на солнце. Не считая худобы и бледности, из-за которой белгский мундир висел на нем, словно на вешалке, ройт выглядел почти таким же, как в Вороньей крепости. Спасибо Вайсу, который оставил им не только деньги, но и бритвенные принадлежности.
  Заметив Алька, ройт приветственно махнул рукой и сделал шаг вперед. Свиридов замер, напряженно наблюдая, как ройт преодолевает ведущие к крыльцу ступени, а затем неторопливо, но вполне уверенно идет ему навстречу через двор. "Не может быть", - подумал Альк, борясь с соблазном протереть глаза.
  - Да вы совсем здоровы!.. - радостно воскликнул он. Ройт улыбнулся.
  - Не "совсем". Но, думаю, теперь я выдержу дорогу в Браэннворн, особенно если не будет сырости и сильных холодов.
  "Ну, холода понятно, а вот сырость-то причем? - подумал Альк. - Хотя, в книгах вот тоже часто пишут "раны ныли от плохой погоды". Может, так оно и есть на самом деле? Ольгеру видней". Только потом до Алька, наконец, дошел весь смысл сказанного ройтом. Они возвращаются домой.
  Сердце у Алька радостно забилось. Белгская деревня успела надоесть ему до одури, вдобавок он не мог забыть о том, что здесь они все время подвергаются опасности. Ольгеру, положим, наплевать, он много раз бывал в Беглмаре в качества разведчика, а вот Свиридов чувствовал себя до крайности неловко и буквально обливался потом всякий раз, когда приходилось вступать в разговоры с белгами, даже если речь шла о чем-нибудь совсем простом, вроде того, хотят ли раненый и его "ординарец" ужинать. В Инсаре будет безопаснее. Да и вообще...
  Альк не успел додумать свою мысль. Ольгер внезапно взял его за плечи, слегка наклонился и поцеловал Свиридова - так просто и уверенно, как будто делал это уже далеко не в первый раз. Сердце у Алька подскочило так, что ему на секунду показалось, что оно готово лопнуть. Он поймал себя на том, что отвечает Ольгеру - и тут же резко оттолкнул его.
  - Что вы творите?! - рявкнул он, сжимая кулаки и с трудом сдерживаясь, чтобы не дать Ольгеру по морде. - Я вам не девушка!..
  Альк нервно покосился в сторону крыльца, но дверь была закрыта, а глухая стена дома, выходившая на задний двор, не имела ни одного окна. Никто из белгов ничего не видел. Это обстоятельство немного успокоило Свиридова.
  - Вы что, совсем рехнулись, что ли?.. - процедил он, сверля ройта мрачным взглядом и жалея, что не врезал ему сразу, пока в голову еще не лезли неуместные воспоминания о том, что Ольгер ранен. - Это извращение!
  Ольгер насмешливо приподнял брови, словно удивляясь заявлению Свиридова.
  - А когда ты делал то же самое в горах - это было не извращение?.. - поинтересовался он.
  Кровь бросилась Свиридову в лицо. Так, значит, ройт все помнит... Катастрофа. Хуже просто не придумаешь.
  - Это было совсем не то, - запальчиво ответил Альк. Ройт скрестил руки на груди.
  - Тебе, конечно, лучше знать, хотя я бы сказал... впрочем, не стоит. К счастью, ты не ройт, и вызывать меня на поединок не обязан - иначе мы оба оказались бы в довольно щекотливом положении.
  "Куда уж щекотливее?.." - с тоской подумал Альк, жалея, что не может умереть на месте - только это могло бы успешно разрешить сложившуюся ситуацию. Посмотрев на собеседника, Ольгер вздохнул.
  - Альк, не драматизируй. Через месяц ты над этим посмеешься, а еще через полгода - вообще забудешь. Я, со своей стороны, могу пообещать, что это больше никогда не повторится. Ты мне веришь?
  - Да, - признал Свиридов. Если Ольгер что-то обещает, он, конечно, сдержит слово.
  - Ну и замечательно. Значит, и говорить тут больше не о чем, - спокойно сказал ройт. - Давай лучше подумаем о нашем возвращении. Поскольку, с точки зрения местных крестьян, мы должны идти в противоположном направлении, придется сделать крюк. Но я уже нашел хорошую дорогу. Пошли, покажу тебе на карте Вайса...
  Ольгер говорил что-то еще, но Альк уже не слушал. Даже когда они вернулись в дом, и Ольгер развернул оставленную Вайсом карту, Альк только изображал внимание, тогда как мысли его были заняты совсем другим.
  Свиридов опасался, что хорошая погода кончится так же внезапно, как и началась, но ройт не разделял его тревоги. Когда Альк упомянул про необычное тепло, Ольгер покачал головой - "Разве это тепло?.. Уверен, в Лотаре уже цветут цветы". Альк вытаращил на него глаза, но промолчал. Климат в Инсаре в самом деле был значительно теплее, чем в привычном Альку Петербурге. Дома в это время либо наступает ветренная и сырая "оттепель" со слякотью и ледяными лужами, либо метет самая настоящая метель, а здесь, в предгорье, солнце припекает так, что Ольгер ходит, расстегнув мундир. По земным понятиям, Инсар, наверное, располагается где-то на уровне Италии.
  Узнав, что раненый поправился и собирается вернуться в свой отряд, хозяйка дома пожелала знать, сколько у них осталась денег, и, когда ройт Ольгер назвал сумму, предложила сторговать у ее соседа пару мулов, если только ее постояльцы не побрезгуют подобными животными. Альк чуть не ляпнул, что согласен ехать даже на козлах, но Ольгер сохранил спокойствие и пожелал воочию взглянуть на тех животных, которых им намерены продать. Им показали стойло, где стояли два темно-бурых мула, ростом чуть побольше обыкновенного осла. Они казались не особо чистыми и пахли соответственно, но Альк от всей души надеялся, что Ольгер не откажется приобрести этих животных, даже если это худшие их всех когда-либо существовавших представителей этой породы. Осмотрев копыта мулов и бесцеремонно заглянув им в зубы, ройт заметил, что животные по меньшей мере вдвое старше, чем утверждает их хозяин, но он готов приобрести их за названную цену. Альк едва не подпрыгнул от радости. Как бы ни выглядели эти мулы, путешествовать верхом на них было куда заманчивее, чем пройти весь путь до Браэннворна на своих двоих.
  На рассвете следующего дня они покинули деревню, и, отъехав на такое расстояние, с которого никто уже не мог бы их заметить, повернули в сторону Инсара.
  - Думаю, дней через пять мы будем в Браэннворне, - сказал Ольгер, когда над долиной взошло солнце, и всадники перестали кутаться в плащи. - Что ты намерен делать дальше?
  - То есть как?.. - не понял Альк.
  - Да очень просто. Ты теперь свободный человек, и можешь делать все, что пожелаешь, вот я и решил спросить тебя о твоих планах.
  Альк почувствовал, как по спине пополз противный холодок. А ведь и правда, он теперь свободный человек. Ольгер больше не вправе отдавать ему приказы - но, с другой стороны, кормить его и обеспечивать его жильем он тоже не обязан. Думая о возвращении в Инсар, Альк был уверен в том, что он останется при Ольгере, и только сейчас понял, до чего это нелепо. Ройт ему не родственник, не друг и не хозяин, да и вообще у них довольно мало общего. Наверняка в Инсаре их дороги разойдутся навсегда.
  Альк ошарашенно смотрел перед собой, наматывая на кулак поводья мула. Пожалуй, если не считать первого дня в Инсаре и той злополучной ночи, когда он ударился в бега, он никогда еще не чувствовал такой растерянности. Хотя он провел в Инсаре уже почти восемь месяцев, он должен был признать, что вряд ли сможет выжить здесь без посторонней помощи.
  - Боюсь, ты меня не понял, - сказал ройт, заметив выражение его лица. - Я вовсе не хотел сказать "проваливай на все четыре стороны". Даже совсем наоборот. Ты только что помог предотвратить вторжение в Фергану и, вдобавок, спас мне жизнь. Мне кажется, что будет только справедливо, если я, со своей стороны, помогу тебе добиться твоих целей. Ты ведь, кажется, хотел попасть назад, в свой мир?
  Свиридов натянул уздечку так, что его мул задергал головой и протестующе взревел.
  - Вы правда мне поможете?..
  - Сделаю все, что будет в моих силах, - твердо сказал ройт. - Я много размышлял об этом, пока мне пришлось лежать в постели. Вспомнил твой рассказ про девушку-эшшари, перебросившую тебя в этот мир... Мне кажется, я тоже видел эту девушку. Она встретилась мне в первый же день после приезда в Лотар.
  - И что она вам говорила?!
  - Долго пересказывать, - поморщившись, ответил Ольгер. - Когда мы встретились, я посчитал ее обычной уличной гадалкой - женщины-эшшари знамениты тем, что могут заморочить голову кому угодно. Будь я поумнее, я бы сразу догадался, что та девушка - не то, чем кажется. Она довольно сильно отличалась от других эшшари. Это странное черное платье, словно она в трауре... И темно-синие глаза...
  Альк чуть не подскочил в седле.
  - Это она! Точно она!.. - воскликнул он. - Вы знаете, как нам ее найти?
  Ольгер покачал головой.
  - Если эта девушка - и правда та, о ком я думаю, мы ее не найдем. Ты слышал о Хозяйке Перепутий?.. Говорят, с ней можно встретиться только в том случае, если твоя судьба вконец запуталась и угрожает оборваться раньше времени. Тогда Хозяйка вынудит тебя пойти другим путем - якобы ради твоего же блага и для пользы окружающих.
  - Хорошенькое "благо", оказаться сервом в чужом мире! - разозлился Альк. Этого только не хватало, оказаться жертвой персонажа из инсарского фольклора... - Кто дал этой мерзавке право распоряжаться моей жизнью?!
  - Я не знаю, Альк, - устало сказал ройт. - Раньше я вообще сказал бы, что рассказы о Хозяйке Перепутий - просто сказки для детей. Но, с другой стороны, без твоей помощи мы не сумели бы расшифровать бумаги Эйварта и не предотвратили бы вторжение в Долину Ста Озер...
  - Плевал я на Долину Ста Озер! Вы что, действительно не понимаете?.. Она украла мою жизнь! - перебил Ольгера взбешенный Александр.
  - Я _понимаю_, Альк, - заверил ройт. - Собственно, именно поэтому я и хочу тебе помочь. Но согласись, обидно было бы потратить время на заведомо провальный план... Искать Хозяйку Перепутий бесполезно. Если она пожелает, то она сама тебя найдет, а если нет, мы только даром потеряем время. Думаю, нам следует отправиться в столицу, в Академию наук, и разузнать как можно больше о судьбе других иномирян. Возможно, тогда мы узнаем, как вернуть тебя в твой мир.
  Альк несколько секунд обдумывал услышанное. Он уже почти смирился с тем, что никогда не попадет домой. План Ольгера, хоть и не гарантировал успеха, все-таки давал определенную надежду. Да и мысль о том, что не придется заниматься этим делом в одиночку, безусловно, грела душу. Если Ольгер говорит "нам нужно...", значит, он уже считает цель Свиридова своей. А зная ройта, трудно было усомниться, что он доведет намеченное дело до конца. С помощью Ольгера, прекрасно знающего этот мир и обладающего положением, деньгами и нешуточным упорством, можно справиться почти с любой задачей. Если рассуждать логически, Альк должен был испытывать такое облегчение, как будто бы у него с плеч упал не просто камень, а скала размером с Браэннворн. Но - удивительное дело - он совсем не чувствовал себя довольным. Более того - чем больше Альк пытался разобраться в своих чувствах, тем сильнее становилось его раздражение.
  "Ольгер в своем репертуаре, - думал он, косясь на Хенрика. - Ну как же! Он передо мной в долгу, Инсар передо мной в долгу - как это кстати! Можно снова наплевать на самого себя и "делать все возможное" ради кого-нибудь другого... Лишь бы не позволить самому себе задуматься о том, чего хотелось бы лично ему. Все время долг, долг, долг! Инсар... присяга... слово офицера, тьфу! И как ему не надоело?.. - злился Альк. - Может, не стоило ему мешать тогда, в горах? Умер бы за отечество, получил бы свой треклятый белый обелиск - чего еще для счастья нужно?!"
  - Альк, ты в порядке?.. - спросил Ольгер, который, оказывается, уже какое-то время ехал, развернувшись в седле почти боком, и непонимающе смотрел на своего попутчика. - Я спросил тебя, устраивает ли тебя мой план, но ты так ничего и не ответил.
  - Все нормально, - буркнул Альк, отводя взгляд. - Отличный план.
  Больше они почти не разговаривали, не считая обсуждения вопросов о привалах и о выборе пути. Горные тропы, которые сперва казались Альку очень живописными, в конце концов приелись ему до оскомины, так что Свиридов перестал смотреть по сторонам и большую часть времени бесцельно пялился на острые, стоящие торчком уши своего мула, предаваясь невеселым размышлениям. Первая вспышка раздражения давно прошла, и Альк спросил себя, чего он, собственно, хотел от Ольгера? Чтобы тот попросил его остаться?.. Ну и бред. Нужно было вконец сойти с ума, чтобы представить себе что-нибудь подобное.
  На пятый день их путешествия Альк начал узнавать места, по которым они проезжали. Здесь их маленький отряд прошел в то утро, когда они уходили из Вороньей крепости. Альк проверил свою догадку, поделившись этой мыслью с Ольгером, и ройт кивнул - "Да, мы почти приехали. Скоро увидим Браэннворн". На повороте, за которым уже можно было различить Воронью крепость, всадники наткнулись на высокую белую стеллу, установленную на уступе так, что ее можно было видеть и с дороги, и из крепости. Альк удивленно заморгал - он был готов поклясться, что в то утро, когда они покидали Браэннворн, никакой стеллы здесь в помине не было. Он вопросительно взглянул на своего попутчика, но Ольгер выглядел таким же озадаченным, как и он сам. Подъехав ближе, Альк увидел, что на белом, словно алебастр, камне вырезано несколько инсарских слов.
  - Что там написано?.. - поинтересовался он у Ольгера. Тот несколько секунд молчал, глядя на камень, как на приведение.
  - "Анри Героль д"Эрез", - негромко прочел он, в конце концов. - "Ройт Хенрик Ольгер".
  Альк открыл рот. Потом закрыл его. А потом все-таки спросил:
  - Так что, это и есть ваш Белый обелиск?..
  Ройт Ольгер вздохнул так, что это было слышно даже Альку. Очевидно, благодарность за свое спасение не изменила его мнения об умственных способностях Свиридова.
  - Поехали домой, - устало сказал он.
  
  * * *
  
  Ольгер задумчиво крутил в руках тяжелую серебряную вилку. Хенрику давно уже не приходилось оказываться в таком глупом положении - с одной стороны, ему очень хотелось есть, с другой - он чувствовал, что не сумеет впихнуть в себя больше ни кусочка. После нескольких недель, прожитых на одной овсянке, а потом дорожного пайка из сухарей, желудок словно бы скукожился, и через полчаса после начала праздничного ужина Ольгер почувствовал, что сейчас лопнет. Пришлось пренебречь приличиями, и, откинувшись на спинку кресла, незаметно расстегнуть мундир. Впрочем, это практически не омрачило его настроения. Бурная радость, с которой их встретили солдаты из Вороньей крепости, обрадовала ройта больше, чем он был готов признаться самому себе. Ольгер был счастлив обнаружить среди выживших всех тех, кого отправил к Каменным садам и Снежной голове, и с чувством пожал руки Томашу и Гирсу.
  Чопорный полковник Ростин, назначенный новым комендантом Браэннворна, поначалу страшно растерялся из-за их приезда и смотрел на ройта так, как будто видел не обросшего и (что уж там) довольно грязного мужчину средних лет, а ожившую статую какого-нибудь древнего героя, а вот Маркус Кедеш повел себя неожиданно и крепко обнял сперва Ольгера, а после этого и Алька. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем потрясением, которое испытал Ольгер, когда на двор замка с тихим шелестом выкатилось кресло на колесиках. Сидевший в нем худой старик с седыми волосами, резким профилем и пристальным взглядом темно-серых глаз выглядел совершенно невоенным человеком - вместо формы на нем была какая-то потертая коричневая куртка, ноги были закутаны в клетчатый плед, а на щеках и подбородке оставалось несколько недобритых островков пегой щетины. Но все это не имело ни малейшего значения, поскольку этот человек был живой легендой Северной армии, героем Гедда и Кронмора. Ольгер видел маршала Бриссака всего пару раз за свою жизнь, всегда издалека, и никогда бы не подумал, что им доведется встретиться лицом к лицу. Еще труднее было бы вообразить, что несколько часов спустя они усядутся за один стол, и легендарный маршал станет подливать ему вина и уговаривать попробовать то или иное блюдо. В начале этого застолья общество Бриссака вызывало в Ольгере оцепенение, но красное гернийское вино из личного запаса коменданта Браэннворна быстро растопило лед. Есть ройт уже не мог, но отказаться пить было значительно сложнее - пили за Их Величеств, процветание инсарской армии, за избавление долины Тысячи Озер от нападения, за самого Хенрика Ольгера и его спутников... не поддержать любой из этих тостов было невозможно, так что в голове у Хенрика шумело все сильнее. Отвечая на расспросы маршала Бриссака, Ольгер рассказал соседям по столу о своей неудавшейся попытке притвориться белгским офицером и о встрече с Вайсом. Это потянуло за собой историю о том, как он провел несколько лет в плену у белгов, и впервые в жизни Хенрик рассказал эту историю, не испытав неловкости или досады за самую неприятную страницу своей биографии. Ольгер переживал вершинную, счастливую минуту своей жизни, когда все неудачи и потери кажутся не россыпью упущенных возможностей, а важными шагами, подводившими его к сегодняшнему дню. Это ощущение пьянило больше, чем вино.
  Свиридов, спасший Ольгера в горах, тоже оказался в центре всеобщего внимания. Раскрасневшийся от выпитого Альк пытался уверять, что он не сделал ничего особенного, но ройт Ольгер, усмехнувшись, перебил Свиридова и принялся рассказывать о том, как Альк буквально силой вынудил его подняться и идти в долину, когда сам он был готов махнуть на все рукой. Маркус предложил офицерам выпить за Свиридова. Все поддержали этот толс так же охотно, как и предыдущие. Казалось, атмосфера праздничного вечера стирает все границы между маршалом Бриссаком и вчерашним сервом.
  Дождавшись, пока Маркус с Ростином заговорят о чем-то постороннем, маршал наклонился к Ольгеру и спросил:
  - Что думаете делать дальше, ройт?..
  Ольгер помимо воли подтянулся, выпрямившись в кресле. Несмотря на выпитые за ужином бокалы, голос маршала Бриссака звучал по-деловому, да и взгляд из-под кустистых век казался острым и внимательным.
  - Я собирался отправиться в столицу, - сказал он.
  Маршал едва заметно двинул бровью.
  - Зря. Мой вам совет - не путайтесь в политику. С заговором пентальеров разберутся и без вашей помощи, а вот у вас могут возникнуть неприятности. Вы не придворный человек, ройт Ольгер, и, готов поспорить, не имеете ни малейшего понятия, как следует вести подобные дела. Аудиенцию у Их Величеств вы, конечно же, получите - после того, как вы спасли Фергану от вторжения, вам не решатся отказать - но вряд ли кто-то будет благодарен вам за вашу откровенность. Если вы заговорите о бумагах Френца Эйварта, вы наживете себе множество врагов, а защитить вас будет некому.
  Ольгер нахмурился.
  - Боюсь, что вы меня не поняли. У меня не было намерений влезать в политику. Моя поездка в столицу - исключительно неофициальная. Семейные дела.
  Бриссак пытливо посмотрел ему в глаза, как будто сомневался в том, что собеседник говорит серьезно.
  - Семейные дела?.. - повторил он.
  - Именно так.
  - Советую вам отложить их на потом. О том, что вы едете в столицу, станет известно раньше, чем вы доберетесь до Долины Ста Озер, и ни один из пентальеров, уж конечно, не поверит, что вы не намерены воспользоваться случаем и появиться при дворе. Зачем дразнить гусей?
  Ольгер задумался. В том, что говорил маршал Бриссак, вне всякого сомнения, было рациональное зерно. Но он дал слово Альку... Хенрик покосился на иномирянина, который что-то оживленно объяснял Маркусу Кедешу. Попробовал представить, что тот скажет, если Ольгер неожиданно объявит, что с обещанной поездкой в столицу следует повременить - но быстро сдался, осознав, что не имеет ни малейшего понятия о том, как поведет себя Свиридов. Ольгер вообще не очень понимал, чего от него хочет Альк. Свиридов был в него влюблен - это не вызывало никаких сомнений. В то же время, он настаивал на том, что проявление подобных чувств ляжет на них обоих несмываемым пятном. Это Хенрика Ольгера не удивляло - в Инсаре такая точка зрения тоже была довольно популярной. Если бы дружба с Джулианом Лаем не избавила бы Ольгера от обычных предрассудков на этот счет, он, вероятно, тоже не отнесся бы к собственным чувствам к Альку так легко. Хотя, возможно, свою роль сыграл и возраст - когда Ольгер был ровесником Свиридова, чужое мнение определенно значило для него больше, чем теперь. Так что досаду ройта вызывала вовсе не позиция Свиридова, а совсем другое. Руководствуясь своими представлениями о достойном поведении, Ольгер решил, что ему следует задвинуть собственные чувства и желания на задний план и руководствоваться тем, что будет лучше для Свиридова. Он обещал иномирянину больше не возвращаться к щекотливому вопросу, и не сомневался в том, что сможет справиться с собой и сдержит свое слово. Так что Альку, по всем представлениям Хенрика Ольгера, следовало быть довольным. Но довольным Альк отнюдь не выглядел. Напротив, всю обратную дорогу в Браэннворн иномирянин то взрывался, как во время разговора о Хозяйке Судеб, то отделывался от попутчика угрюмыми, короткими ответами, то застывал с отсутствующим и одновременно скорбным выражением лица, а ройту оставалось лишь гадать, с чем связана эта трагическая мина на лице Свиридова, и что, во имя самого Создателя, он делает не так.
  Негромкий, но настойчивый голос маршала заставил ройта оторваться от собственных мыслей и вспомнить, с чего начался их разговор.
  - Я полагаю, что вам вовсе незачем ехать в столицу - ни сейчас, ни позже, даже когда страсти вокруг пентальеров поутихнут. Люди вроде вас нужны на Севере. Я предпочел бы, чтобы вы остались здесь.
  - В Вороньей крепости?..
  - В Фергане. Я немедленно произвел бы вас в полковники, а через пару месяцев добился бы, чтобы вы получили генеральский чин, и отдал бы вам Северную армию. Что скажете?
  Ольгер почувствовал, как кровь волной хлынула к голове, бешено застучала у него в висках. Сцены вроде этой представлялись ему много лет назад, в кадетском корпусе, когда они с друзьями фантазировали о своем великом будущем. Потом они дразнили его честолюбие в Кронморе, разгоняя кровь перед очередной атакой. Но последние лет десять он не думал ни о чем подобном - с разведчиком, запятнанным пленом у белгов и застрявшим в чине капитана, ничего подобного, конечно же, произойти не может.
  Ольгер медленно поставил свой бокал - ему казалось, что рука сейчас начнет дрожать, или что он раздавит хрупкое стекло.
  - Господин маршал... - хрипло начал он. - Это огромная честь. Но я вынужден отказаться.
  - Почему? - прищурившись, спросил Бриссак. - "Семейные дела"?
  - Можно сказать и так. Я не могу располагать собой, пока не выполню кое-какие обещания.
  Бриссак взглянул на Хенрика с каким-то новым интересом.
  - Вы на редкость любопытный человек, ройт Ольгер, - сказал он. - Но я хотел бы, чтобы вы обдумали мое предложение всерьез и на трезвую голову. Мы побеседуем об этом завтра, а пока давайте пить.
  - Спасибо, но, думаю, на сегодня с меня хватит, - сказал Ольгер, отодвинув от себя полупустой бокал. В действительности, пьяным он себя почти не чувствовал - должно быть, протрезвел от потрясения, когда Бриссак предложил ему генеральский чин. А вот походка Алька, только что вставшего из-за стола и заплетающимся шагом двинувшегося к дверям, Ольгеру очень не понравилась. Когда он догнал Алька в коридоре, тот выписывал такие кренделя, что, по прикидкам Хенрика, без постороннего вмешательства Альк должен был устроиться на ночлег на первой, или, максимум, второй площадке лестницы, поскольку преодолевать ее Свиридову пришлось бы на карачках. Ольгер отодрал иномирянина от стенки, за которую тот пытался держаться, и помог ему встать ровно.
  - Пошли, - сказал он, потянув Алька за собой. - Провожу тебя в твою спальню.
  Альк бормотал что-то насчет того, что он и сам прекрасно справится, но ройт, не слушая его, уже тащил иномирянина вперед по коридору.
  - А что вы обсуждали с м-ршшлом Брр-саком? - неожиданно заинтересовался тот.
  - На редкость скучные дела, - ответил ройт, почувствовав, как глубоко внутри его все же кольнуло сожаление.
  
  Хенрик расстался с ним у двери в его комнату, нейтральным тоном пожелав ему спокойной ночи. Альк не мог сказать, на что он, собственно, рассчитывал, но уход Ольгера погрузил его в глубокое уныние. Ему хотелось, чтобы ройт зашел. Не то чтобы он на что-нибудь рассчитывал - конечно, нет, просто приятно было бы удостовериться, что ройт к нему неравнодушен.
  Всего полчаса назад Свиридов чувствовал себя счастливым, но сейчас будущее представлялось ему в самом мрачном свете. Здесь, в Инсаре, его не ожидает ничего хорошего, но глупо верить в то, что они с Ольгером найдут какой-то способ вернуть его домой. Наверняка сам Ольгер тоже понимает, что эта затея совершенно бесполезна, просто не желает оставаться его должником, еще сильнее растравлял себя Свиридов. Уж конечно, Ольгер никогда не скажет - даже и не намекнет! - что он хотел бы, чтобы Альк остался в этом мире. Да и вообще, вполне возможно, что Хенрику этого совсем не хочется.
  Ну и не надо.
  Спотыкаясь и по-стариковски шаркая ногами, Альк почти добрался до своей кровати, когда неожиданно почувствовал, что в комнате он не один. Подняв глаза, он различил у узкого, высокого окна какой-то светлый силуэт, который в первую секунду показался ему призраком - однако, приглядевшись, Альк сообразил, что перед ним отнюдь не привидение, а женщина в полупрозрачном белом платье.
  Борясь с приступами головокружения, Альк сделал несколько шагов вперед и, наконец-то, разглядел лицо таинственной гостьи.
  - Ты?! - выпалил он, мгновенно протрезвев от изумления и ярости.
  Девушка из квартиры Перегудовых смотрела на него смеющимися синими глазами.
  - Здравствуй, Альк, - приветливо заметила она.
  Челюсть у Алька на мгновение отвисла. Вот так просто? "Здравствуй, Альк"? Как будто не было ни рабского браслета, ни публичной казни Френца Эйварта, ни Ольгера, лежавшего в горах с раздробленной ногой?.. Издав утробное рычание, Альк ухватил "спиритуалку" за худые плечи и встряхнул.
  - Ты немедленно исправишь все, что натворила, слышишь?! - прошипел он сдавленным от злости голосом. - Только попробуй мне сказать, что это невозможно - я...
  - Это возможно, - перебила девушка. К досаде Алька, она совершенно не смутилась и не испугалась, словно с самого начала ожидала от него чего-то в этом роде. Впрочем, если Ольгер прав, эта мерзавка - как там он ее назвал? "Хозяйка Перепутий"?.. - постоянно вмешивается в чужую жизнь. Должно быть, остальные ее жертвы были благодарны ей ничуть не больше, чем Свиридов. - Будь так добр, отпусти меня и сядь, - девушка повела точеным подбородком в сторону кровати.
  В пристальном взгляде темно-синих глаз, должно быть, было что-то магнетическое, потому что Альк послушно разжал руки и присел на край кровати, глядя на "спиритуалку" снизу вверх.
  - Ты хочешь, чтобы я отправила тебя домой?
  - Именно так.
  - Я перед тобой в долгу, поэтому я выполню одно твое желание. Только одно, - с нажимом повторила девушка, пристально глядя на него. - Это серьезное решение. Если тебе необходимо время, чтобы все обдумать...
  - Время?.. - снова разозлился Альк. - Да мне и так придется объяснять, где я болтался целых девять месяцев!
  - Нет, не придется. Я могу вернуть тебя в ту же самую секунду, когда ты покидал свой мир. Никто и не заметит твоего отсутствия.
  Альк ощутил, как его раздражение слабеет. Отец не сходил с ума от беспокойства, Ада не нашла себе другого ухажера, его не успели исключить из Университета... он может вернуться к своей жизни, словно ничего особенного не произошло.
  - Отлично! Я согласен.
  Его собеседница выразительно приподняла тонкую темную бровь.
  - Может быть, подумаешь до завтра?
  - Я хочу домой, - отрезал Альк.
  Ему показалось, что кровать, на которой он сидел, проваливается сквозь пол и падает с огромной высоты. У него захватило дух, от выпитого за ужином вина к горлу подкатила тошнота, но это ощущение исчезло так же внезапно, как и появилось. Александр осознал, что он стоит в темной прихожей Перегудовых. За окном медленно сгущались сонные ноябрьские сумерки, на улице успокоительно горели газовые фонари. Сердце у Алька сжалось от восторга. Он был дома!.. Слитный гул десятка голосов мешал ему сосредоточиться на своих ощущениях. Он чувствовал себя, как человек, который только что увидел увлекательный и очень яркий сон, после которого не так-то просто заново привыкнуть к реальности. Посмотрев на свои руки, Александр убедился, что мозоли, нажитые им за время службы Ольгеру, исчезли без следа. "Спиритуалки" рядом тоже не было - Альк стоял у окна совсем один.
  - Долго вы еще собираетесь торчать в прихожей? Вас все ждут.
  Недовольный голос Ады донесся до него словно издалека.
  Свиридов обернулся. Вероятно, выглядел он странно, потому что Ада озадаченно нахмурилась.
  - Вы нездоровы?
  Альк окинул взглядом ее узкую фигуру, нервное лицо с изящными, но резкими чертами, и почувствовал внезапную неловкость - он помнил, какие отношения когда-то связывали его с Адой, но сейчас ее лицо, всегда казавшееся ему таким привлекательным, было чужим, как лицо совершенно незнакомой женщины.
  - Я... у меня мигрень, - пробормотал Свиридов. - Я, наверное, пойду домой.
  - Вас проводить?
  - Не надо. Я дойду.
  - Ну, как хотите. До свидания, мсье Свиридов, - попрощалась Ада и ушла в гостиную - курить очередную папиросу и вертеть столы.
  Альк вышел из квартиры и спустился вниз по лестнице, ощупывая старые перила так, как будто не был до конца уверен в их реальности. Перила были настоящими - как стертые ступени, и покрашенные мерзкой желтой краской стены. "Может быть, я в самом деле нездоров, и это все мне просто-напросто привиделось? - подумал Альк. - И рабство, и Инсар, и Хенрик Ольгер..." Стоило подумать о Хенрике Ольгере, перед глазами замелькали яркие картинки - Ольгер пьет в гостиной кафру и глядит в раскрытый медальон; Ольгер фехтует с Годвином; Ольгер лежит в постели после поединка с Дриером и поправляет ему волосы... Альк опустился на ступени и зажмурился, спасаясь от последнего воспоминания. Нет, все эти события ему не померещились. Память Свиридова хранила множество вещей, которых он раньше никогда не знал - он помнил, как седлать и чистить лошадь, заряжать старинный длинноствольный пистолет и разводить костер из сырых дров. Ни один человек не может научиться чему-нибудь новому у собственной галлюцинации. А значит, ройт существовал на самом деле. Хотя, разумеется, для Алька он теперь не более реален, чем мираж. Ройт проживет остаток своих дней в Инсаре, и они никогда больше не увидятся. Сердце у Алька защемило от мучительной тоски.
  "Она ведь предлагала мне подумать, - рассердился он, вспомнив Хозяйку Перепутий. - Почему я ее не послушался?.. Почему я всегда сначала что-то делаю, а потом начинаю думать?!" Разумеется, было бы глупо даже на секунду допустить, что, поразмыслив, он бы предпочел остаться в их анахроничном, недоразвитом Инсаре на всю жизнь... Но он бы мог, по крайней мере, попрощаться с Ольгером. Сказать ему, как Альк признателен ему за все, что тот для него сделал, пожалеть ему удачи, может быть, даже обняться на прощание.
  Дойдя до последней мысли, Альк до хруста стиснул зубы, осознав, что, если бы ему и правда предоставилась возможность обнять Ольгера, он бы понял, что не может и не хочет покидать Инсар. Даже ради отца.
  Альк вдруг подумал, что он никогда никого не любил - мелкие увлечения и смешанное с раздражением влечение к Аделаиде в счет не шли. У него просто не было возможности узнать, какие острые, мучительные чувства причиняет расставание. А теперь было уже слишком поздно что-нибудь менять.
  У него было право на одно желание - и он распорядился им совсем не так, как следует.
  Альк медленно поднялся, вышел в темный и промозглый холод петербургской осени и медленно побрел домой. Пройдя пол-улицы, он начал ежиться от холода и вспомнил, что его черный кашемировый шарф остался на вешалке в квартире Перегудовых, но возвращаться за ним не стал, только повыше поднял воротник пальто. С точки зрения редких прохожих, попавшихся ему навстречу, Альк наверняка производил впечатление загулявшего студента, но сам он чувствовал себя глубоким стариком. Ему казалось, что, если он даже проживет еще лет пятьдесят, ничто больше не вызовет у него чувство радости. Добравшись до своей квартиры, Альк невнятно поздоровался с отцом, покачал головой в ответ на настоятельные просьбы выпить чаю и поужинать, дошел до своей комнаты и рухнул на постель, не потрудившись даже снять ботинки.
  Жизнь была кончена.
  Проснувшись, Альк почувствовал, что ему тяжело дышать, и почти сразу понял, почему - он спал, уткнувшись носом в мокрую от слез подушку. Он мгновенно вспомнил все, что с ним случилось накануне, и мрачно подумал, что, по сути, лучше было бы совсем не просыпаться. Мысль о том, чтобы вставать, есть завтрак и тащиться в Университет, не вызывала у измученного Алька ничего, кроме гадливости.
  Он медленно перевернулся на спину, открыл глаза и несколько секунд бездумно созерцал высокий темный потолок. И лишь потом его как будто бы толкнуло изнутри - угрюмый, серый камень, на который он смотрел, нисколько не напоминал беленый потолок в его квартире. Альк кубарем слетел с кровати, налетев на грубую дубовую скамью со сложенной на ней одеждой и разбив себе колено, но ему было плевать. Он понимал только одно - Хозяйка Перепутий все же сжалилась над ним, и выполнила для него еще одно желание.
  - Спасибо, - сказал Альк в пространство, повернувшись к тому месту, где вчера стояла женщина в полупрозрачном белом платье. - Я не знаю, почему ты это сделала, но все равно - спасибо!
  Почему-то он не сомневался в том, что синеглазая "эшшари" его обязательно услышит. Ему даже показалось, что он слышит тихий серебристый смех. Но размышлять об этом было некогда. Альк быстро натянул на себя чистую рубашку и отправился на поиски Хенрика Ольгера. Необходимо было объясниться с ройтом, пока он еще находится под впечатлением от своего чудесного возвращения - иначе он никогда не решится сказать Ольгеру то, что чувствует.
  Ройт Ольгер обнаружился в гостиной, примыкавшей к кабинету коменданта Браэннворна - стоя спиной к двери, ройт ворошил дрова в камине, перед которым стояло массивное резное кресло.
  - Ройт Ольгер! - крикнул Альк, врываясь в комнату. Больше всего ему хотелось броситься Хенрику Ольгеру на шею, но вид ройта - одетого в мундир, застегнутого на все пуговицы и прямого, словно шпага, слегка отрезвил Свиридова.
  Мужчина обернулся и встревожено нахмурился.
  - Альк? Что случи...
  - Ничего не случилось! - выпалил Свиридов. - Я просто хотел сказать... по поводу нашего разговора о Хозяйке Перепутий...
  - Альк, я занят.
  - Я сейчас уйду, - поспешно согласился Александр. - Я только хотел сказать - не надо никуда ехать. И искать ничего не надо! Я хочу остаться с вами, ройт. Я вас...
  - Я не один.
  - ...люблю.
  Ольгер устало потер лоб.
  - Спасибо, Альк, - сказал он обреченно. В первый момент Свиридов удивился, почему тот реагирует так странно, а потом из недр кресла неожиданно раздался еще один голос.
  - Видимо, это и есть причина вашего отказа?.. - спросил сидевший в кресле человек с живейшим любопытством. Альк растерянно взглянул на ройта - лицо Хенрика казалось неподвижным и бесстрастным, словно восковая маска.
  - Да, господин маршал. Я прошу прощения за этот... балаган. Альк, будь любезен, подожди за дверью.
  Альк похолодел, сообразив, что Ольгер разговаривал с Бриссаком, и, пробормотав "мне очень жаль", ретировался в коридор.
  
  Проводив Алька взглядом, Ольгер снова повернулся к маршалу Бриссаку. Хенрик чувствовал, что самым глупым образом краснеет, но все-таки постарался сохранить невозмутимый вид.
  - Теперь вы сами видите, что я не могу принять ваше предложение, - сказал он сухо. - Как только мои... личные обстоятельства станут известны, от меня все отвернутся. Церковь...
  - Церковь осуждает все, помимо брака для деторождения. Если хотите посыпать голову пеплом, повод в любом случае найдется, - фыркнул маршал. - Я не клирик, Ольгер. Ваши отношения с Создателем меня не интересуют. Но я знаю, что из вас получится прекрасный генерал. И, раз уж обстоятельства сложились так удачно, что вы никуда не едете, я бы хотел, чтобы вы перестали говорить о ерунде и избавили меня от утомительной необходимости вас уговаривать. Это, в конце концов, нелепо.
  Ройт поморщился
  - Если вы считаете, что я действительно могу быть вам полезен... несмотря на все, что вы здесь видели... то я согласен.
  - Ну, давно бы так! Присядьте, я буду писать письмо в столицу.
  Ольгер с трудом преодолел порыв еще раз извиниться за поступок Алька, тяжело вздохнул и опустился на свободный стул.

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"